Склонность к дождю

Глава 3

На канале Грибоедова

— На канале Грибоедова ваш отель!

Встречающий Марка убрал паспорт.

— Отлично, — улыбнулся Марк. — Надеюсь на плодотворное сотрудничество, Андрей!

Это был помощник Марка. Его предоставило адвокатское бюро, с которым предстояло сотрудничество. Бюро принадлежало другу шефа. Конечно, сей факт немного напрягал — коситься на него будут, ведь не их попросили о защите… Но шеф только адвокату Кушманцеву мог доверить: необходимо было вытянуть сына шефа из большой проблемы.

Но это всё завтра…

Хотя вряд ли завтра. Сегодня, но чуть позже!

Сейчас же он мог грезить лишь о Софье. Вспоминать и удивляться самому себе. Да, никогда бы Марк не подумал… Но вот случилось! И случилось молниеносно. Но мало того — почувствовал трепет…

Отвлёкся Марк от манящих его мыслей, когда увидел мост с фигурами лошадей и людей.

— Аничков мост?

— Да, — ответил Андрей. — А вон слева — Аничков дворец!

Зрелище за окном автомобиля впечатляло — было ощущение, что двигаются они по огромному музею. И музей этот назывался «Прекрасный город».

С Невского проспекта свернули на улицу с трамвайными путями.

— Это Садовая улица, — пояснил Андрей. — Ещё пара поворотов и будем на месте.

— Здорово у вас!.. — улыбнулся Марк.

Он и не заметил, как предубеждения растворились в солнечных лучах — обещанный всеми знакомыми хмурый Питер встретил Марка ярким днём.

Притормозил Андрей напротив скромной двери.

— Вот ваш отель.

— Благодарю, — кивнул Марк. — Давайте встретимся через пару часов, вы мне передадите материалы, ну и пообщаемся!

— Как скажете, — улыбнулся Андрей

Они обменялись рукопожатием, и вскоре Марк скрылся за дверьми отеля.

…Номер Марку понравился. Без безвкусных изысков, которые он презирал, всё стильно и удобно. Двухкомнатный, чтобы спокойно заниматься работой и, как сказал однажды Марк, не смешивать стили. Здесь было всё, что ему могло понадобиться.

Отправившись в душ, Марк позволил себе подумать о Софье. Мысли о ней обволакивали сердце сладкой истомой — он не думал о чём-то конкретном, просто вереница отрывочных воспоминаний вилась возле него. И на душе становилось всё теплее. Марк был покорён — глаза, руки, улыбка, пальчики, её изящный платочек с красивой вышивкой, выражение лица, когда она смотрела фильм, беззвучные слёзы, стекавшие по лицу. А когда они вместе пошли на выход! Так оказалось приятно, что Софья была рядом!

— А вот от поездки на машине отказалась… Кто сейчас от комфорта отказывается? Единицы.

Главное — обещала позвонить!

Марк вылез из душевой кабинки и подошёл к зеркалу.

— Так… — Марк следил за своей лёгкой небритостью. И сейчас, внимательно посмотрев и проведя рукой по подбородку, решил, что займётся этим завтра.

Он подмигнул своему зеркальному отражению. Улыбнулся. Марк себе нравился. Всего у него было в меру. Единственное, что поскрёбывало на душе, так это воспоминания о той…

— Ты маленького роста! — бросила ему та, что удрала от него недавно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Метр восемьдесят пять — это мало? — поинтересовался тогда Марк.

Она фыркнула. И умчалась в Питер. А Марк думал, что же в нём не так. Но, действительно, не в росте же дело. Он поедом себя ел, разбирая полёт. Вымотался от своих дотошных мыслей. Рассуждал, переосмысливал всё их сосуществование.

— Но секс-то был хороший! — крикнул он сам себе накануне отъезда в Петербург. И тогда его будто вспышка огня озарила. — Секс… А секс — это не любовь! Секс — это дело техники…

И с техникой всё было в порядке. С чувствами была проблема. Главного между ними не было.

— Софья… — Марк снова улыбнулся своему питерскому отражению.

Но вдруг встрепенулся и выбежал из ванной комнаты. Схватил телефон, лежащий на столе, — нет, никаких звонков. Телефон выскользнул из его руки и стукнул по столу.

— Нет, конечно, надо было попросить у неё номер телефона… — но Марк не осмелился. Он хохотнул: — Марк Анатольевич Кушманцев, адвокат по уголовным делам, не осмелился!

Он подошёл к окну. За тонкой тюлевой занавеской проглядывал канал Грибоедова. Поблёскивала вода, по обеим сторонам проезжали автомобили.

— Хорошо здесь! — выдохнул Марк. — Софья… Только ты позвони!..

Нина Даниловна открыла дверь квартиры и пропустила Софью вперёд.

— Пирог с курой? — изумилась Софья, услышав незабываемый аромат из детства.

— Да, — улыбнулась Нина Даниловна. — Знаешь, будто я знала, что ты приедешь, только не понимала этого!

Софья кивнула. Она и сама приехала в Петербург, потому что в жизни её случилась череда событий, подтолкнувшая к этому.

— Только жаль, что я так долго собиралась, — голос Софьи дрогнул.

— Знаешь, ведь всему своё время.

Нина Даниловна обняла племянницу, а Софья уткнулась ей в шею и расплакалась.

…Нина Даниловна не сразу поняла, что ни её открыток, ни писем племянница не получает. Не сразу потому, что каким-то образом Софья рассказывала в своих посланиях именно о том, чем тётя интересовалась.

Но вот когда от Софьи стали приходить совершенно отстранённые послания… А потом только поздравительные открытки с небольшими приписками, содержащими скудную информацию о её жизни, и даже без обратного адреса, Нина Даниловна и поняла — не доходят до племянницы её письма.

Ну что же… Бороться с женщиной, которая привыкла править балом, бесполезно. Только хуже Софье сделаешь. Но вот почему сама не перестала писать в Москву? На этот вопрос у неё было два ответа, один из которых пугал Нину Даниловну, поскольку показывал её слабость. Слабость, в которой она не хотела признаваться даже самой себе. Но и избавиться от неё была не в силах.

Но сейчас мысли эти посторонились — Софья приехала! И надо наслаждаться долгожданным счастьем, а о своих проблемах подумать ещё успеется.

Пока Нина Даниловна накрывала на стол, Софья приняла душ и выглядела теперь воплощённой свежестью. От утренних слёз и тревог не осталась и следа: сначала этот удивительный попутчик — Марк — буквально выдернул её из трясины отчаяния, после — встреча с тётей! Последние капли горечи выплеснулись со слезами… А недавний бодрящий душ послужил освежающим макияжем.

Софья стояла на пороге кухни и улыбалась: тётя Нина не изменила своим привычкам! Стол был сервирован очаровательно, с изысканными деталями.

— Тёть Нин, а помнишь, когда мы у тебя на работе пили чай, все просто пили, а ты салфетку большую на стол стелила! Да тем более самодельную, с вышивкой и мережкой!

Нина Даниловна взгляда от Софьи не могла отвести, и глаза её сияли счастливым светом!

— Тогда на работе все умилялись на тебя — впервые видели такого покладистого и усидчивого ребёнка. Ты то читала, то вышивала, то просто сидела, думая о чём-то…

— А ты меня вышиванием капитально заразила!

— Ты не бросила этого?

Софья озорно улыбнулась. За захлестнувшими их эмоциями, тётя Нина не заметила её сумку.

— Вот это да! — ахнула Нина Даниловна.

Софья, абсолютно довольная, демонстрировала ей свою работу. Вот теперь её оценили по достоинству! И пока тётя Нина рассматривала сумку, Софья вспомнила заинтересованный взгляд Марка, он ведь тоже не обошёл сумку вниманием!

— Тёть Нин, ты мне подарила спасательный круг! В этой жизни вышивание так выручает! А ещё… мысли о тебе!

У Нины Даниловны опять на глаза слёзы навернулись.

— Давай, лапонька моя, покушаем, а потом поговорим…

Софья кивнула и… снова вспомнила о Марке, который сегодня настойчиво накормил её завтраком.

С тех пор, как она переступила порог тётиного дома, о Марке Софья вспомнила уже трижды! Она пообещала себе подумать о Марке чуть позже. А пока…

Они с аппетитом поели. И Софья решилась:

— Тёть Нин, расскажи мне всё по-порядку! Я же толком ничего не знаю, только обрывки разговоров слышала…

— Расскажу… Так нам с тобой легче будет.

— Моя мать, а твоя бабушка, приехала поступать в Ленинградский театральный институт. Родом она из Пскова, там занималась в театральной студии и была лучшей. Но, к сожалению, в Ленинграде провалилась. Как водится, возвращаться домой с неудачей она не захотела. Осталась здесь и устроилась работать на прядильный комбинат, потому что там предоставляли общежитие. И, как сама рассказывала, принялась обтёсываться в Питере.

И соседки по общежитию, и коллеги по прядильному цеху давали массу советов. Главный из которых был — найти себе мужика, да не просто так, а чтобы женился и прописал в ленинградской квартире! Но бабушка твоя поначалу не обращала внимания на эти разговоры, она думать могла только о театре!

В те годы театральным студиям начали давать статус народного театра. Вот в доме культуры на Выборгской стороне был такой народный театр. И она смогла поступить туда в качестве добровольного помощника. Была на подхвате и упивалась этим, потому что делали тот театр истинные таланты.

В ту пору она и познакомилась с моим отцом. Он работал инженером на Кировском заводе. Пришёл на спектакль по билету, которые в обязательном порядке распространяли на всех предприятиях города. Мои будущие родители оказались в соседних креслах — отец тогда не столько смотрел спектакль, сколько наблюдал за девушкой, оказавшейся рядом. Она не только неотрывно смотрела на сцену, она беззвучно произносила все слова, звучащие со сцены, — играла каждую роль!

В антракте отец не упустил случая и познакомился с ней — заговорил, конечно же, о пьесе. Так они и сошлись — на любви к театру.

Со временем бабушка твоя стала проявлять свой талант, и её заметили руководители театра. Попробовали поначалу в маленьких ролях. Оценили.

Но вторая попытка поступить в театральный потерпела фиаско. В то очередное неудачное лето она и вышла замуж. Забеременела. Так она и попала сюда, на канал Грибоедова.

Попала и поняла, что замуж вышла удачно.

— Да… Бабушка до сих пор вспоминает первую свекровь, — кивнула Софья. — Говорит, что исключительная женщина.

— Исключительная… — Нина Даниловна вздохнула. — Эта исключительная женщина меня и вырастила. А невестке предоставила возможность заниматься творчеством. В театре уже оценили её талант и ждали, когда она родит и сможет репетировать. В новой постановке ей предложили роль побольше.

Трудовую книжку её пристроили, раньше ведь привлекали за тунеядство! И она целиком и полностью отдалась народному театру.

Очередное поступление в институт снова не состоялось, но зато на сцене она была уже в главных ролях.

У отца моего карьера удачно складывалась.

А потом в жизни моей матери случился режиссёр из Москвы…

…Звонить нам она начала, когда мне исполнилось пять лет. Видимо, оформила к тому времени отношения со своим режиссёром и играла на публику, в те моменты состоящую из его родственников.

Знаешь, я отчётливо всё это помню. Бабушка моя разговаривала с ней по телефону и говорила, что дом наш для неё открыт, а в ответ слышала — вы не пускаете меня на порог, но хоть голос своей дочери я могу услышать?! Бабушка давала мне трубку, хотя я на её месте послала бы подальше за такие выкрутасы!

Меня расспрашивала, что я ем, чем занимаюсь, не болею ли.

В общем, артистка!

В Москве-то она в театральное поступила. Получила место в театре. В общем, правильное второе замужество.

И родить ей пришлось, хотя говорила, что больше она через этот ад пройти не сможет.

— Мать мою родила, — вздохнула Софья. — Себе подобную. Но… Я потом буду рассказывать.

Тётя Нина кивнула.

— А когда твоей маме исполнилось пять лет, она стала один летний месяц проводить здесь. Чтобы мы, как сёстры, общались, и чтобы ребёнок подышал целебным арктическим воздухом. У нас дача на берегу залива, вот там и… общались.

Мне-то уже пятнадцать было, я даже не представляла, как, что и зачем с этим ребёнком делать. Возилась с ней только чтобы бабушку не нагружать. Мать сестру с няней к нам посылала, но няню мы отпускали. Знаешь, я на свою бабушку до сих пор поражаюсь, она искренне считала, что мы с сестрой должны быть близкими людьми! Да и отец… Он совершенно спокойно на всё это смотрел. Даже как-то безразлично. Отец всю жизнь посвятил выстраиванию карьеры.

В общем, раз в год мы общались. А с матерью я встретилась только в пятый приезд моей сестрички. И знаешь, у меня даже сердце не шелохнулось. Так, будто дальние родственники встретились — знаем, что не чужие, но и общего нет, такое корректное общение.

И у них в Москве я была два раза…

Нина Даниловна вздохнула и подумала, что для начала воспоминаний достаточно.

— Софьюшка, я думаю, тебе отдохнуть не помешает! А потом ещё повспоминаем.

— Хорошо…

Конечно, даже уже узнанного было достаточно, чтобы подумать. И кое-что уже можно было объяснить.

— Соф, мне кажется, ты спать хочешь.

— Да, уже вторые сутки не сплю. Я решила ехать, когда было три ночи. Зашла на сайт РЖД, на пятичасовой «Сапсан» был единственный билет. Я его и купила.

— А как? — удивилась Нина Даниловна. — Кассы же в восемь открываются.

— Он-лайн! У меня мобильный банк же подключен. Билет распечатала — и всё!

— Надо же, единственный билет!

Софья кивнула и снова вспомнила Марка.

— Да! За час собралась и — на вокзал!

Тётя Нина приобняла Софью и повела в комнату. В ту самую, где она жила в те их замечательные три недели.

— Ты попробуй, поспи.

Нина Даниловна смотрела на племянницу — что-то у Софьи случилось помимо непростой ситуации с родными.

— Соф, всё нормально будет!

— Да. Я знаю, — и как-то загадочно улыбнулась. — Теперь — да…

— Вот и подумай об этом и — спи!

Нина Даниловна поцеловала Софью.

Потом, пока прибиралась на кухне, всё думала об улыбке, появившейся на лице Софьи. Такая свежая… Неужели? Ну, когда начинается движение, меняется всё!

Нина Даниловна вернулась к комнате и осторожно приоткрыла дверь. Софья ещё не спала.

— А как его зовут?

Софья смущённо, но охотно улыбнулась:

— Его зовут Марк!