Сколько весит твоя жизнь

3

Хуан Рамирес ненавидел солнце, улицы, на которых никогда не было тени, и необходимость лично заявляться к людям домой, чтобы, отвлекая их от дел, сообщить им, что кого-то из их родни застрелили, зарезали или задушили. Глупая затея, если вдуматься. Это же Сьюдад-Хуарес, в конце концов! Любому ясно, что если человек две ночи подряд не явился домой, значит, его уже нет в живых. О чём сообщать? Тоже мне новость.

Хуже было только если те, с кем ему приходилось говорить, принимались страдать напоказ, чтобы их не обвинили в убийстве. Это представление приходилось досматривать до конца; ужасно на самом деле.

Сеньора Мендес оказалась дома. Хуан воздвигся перед ней, загородив собой дверной проём, страшно недовольный тем, что Пепе Рохас пыхтел ему в спину, пытаясь встать на цыпочки и рассмотреть новоиспечённую вдову.

Молодой ещё, суетится много.

— А, это вы, — устало сказала сеньора Мендес. — Ну, проходите.

— Сеньора, — сказал Хуан, шагнув в крохотную прихожую, — вы, наверное, знаете, зачем мы пришли.

Она посмотрела на него безразлично. Знает, конечно, кто бы не знал? Лицо знакомое, интересно, где он её видел?

— В общем, вашего мужа сегодня нашли мёртвым. Простите. Хоронить будете или передать в службу?

Она поколебалась. Перевела взгляд с него на Пепе, потом обратно.

— Буду. Спасибо, что… сказали, офицер.

— Он когда пропал-то?

— Да позавчера. Вечером, вышел в магазин и всё. Я тогда две смены подряд проработала, устала очень и не заметила, что пива в доме нет. Он сказал, что сам сходит в магазин. Я легла спать, не дождавшись его, а он так и не появился.

Хуан кивнул.

— Ясно. Мы вас отвлекли, да?

Судя по влажным волосам и одному накрашенному глазу, она куда-то собиралась.

— Да не очень, я на работу скоро ухожу. На швейную фабрику. Ничего, время есть ещё. Когда и куда за ним зайти?

— Я вам сейчас запишу всё, адрес, номера… Номер дела, вам понадобится. — Хуан достал блокнот, привычно вырвал листок. — Если будут какие-то вопросы, внизу мой телефон.

— Спасибо, офицер.

— Всего хорошего, — буркнул Хуан и пошёл к выходу.

Уже на улице его догнал Пепе, дёрнул за рукав.

— А почему ты даже не спросил её ни о чём?

— О чём её спрашивать, о отрыжка пьяного матроса?! — простонал Хуан.

— А вдруг это она его убила?

— Нафига?

— Ну посмотри, какая она спокойная! Может, они ругались. Может, он ей надоел давно!

— Ай, не мели чушь. Его застрелили, понимаешь ты, дурная голова? Застрелили! Жёны обычно режут мужей кухонными ножами или забивают толокушкой. Стреляют мужчины.

— А если? Ты же даже не…

— Послушай, Пепе, я её вспомнил. Она приходила ко мне, лепетала что-то про то, что её изнасиловали, а сама целёхонька, платье только в песке извозила. Поеблась с кем-то не тем, потом испугалась, что на работу опоздала да муж заругает, попыталась оправдаться. Ей только на пользу, что мужа грохнули, шлюхой честить не станет. Но сама она… Нет. Слишком труслива для такого. Она ведь даже побоялась мужу сказать, мол, так и так, встретила хорошенького мучачо, а ты бы задницу подкачал, если не хочешь, чтобы твоя жена от тебя налево бегала. А тут всё так славно само разрешилось. Не она это, успокойся.

Пепе приотстал; Хуан слышал, как он что-то ворчит себе под нос. Молодой, глупый, суетится не по делу. Чего суетиться? Жарко, пот градом, и во рту давно ничего не было.

— Ты как хочешь, а я в такерию заверну. Должна же быть хоть какая-то польза от этих прогулок.

— Не, я на работу.

Хуан хохотнул.

— Всё ждёшь, что там что-нибудь серьёзное случится? Ну, жди, жди. Надейся. Детективов ты насмотрелся, вот что.

Солнце припекало всё жарче. Хуан Рамирес чувствовал себя грешником на адской сковороде. Ох, Хесус и Мария, за какие же грехи его поселили в этом пекле?

В такерию, срочно в такерию. Там хоть немного тени есть.

Диане очень хотелось сесть и рассмеяться. Хохотать во всю глотку, как в дешёвом фильме про психов. Они же пришли к ней, пришли, прямо домой! Она уж думала, её поймали, а оказалось, просто нашли Мигеля. Святая Мария Гваделупская хранит её, не иначе.

Всю ночь она стреляла. Это была прекрасная ночь и великолепные сны. Диана снова и снова заходила в автобус, смотрела в лицо водителю, поднимала пистолет… Все места в автобусе были заняты женщинами, и во сне Диана твёрдо знала: среди них нет живых. Они тоже хотели выстрелить, и она отдавала пистолет то одной, то другой.

Это было весело. Все смеялись.

Сон оказался в руку. Есть от чего посмеяться.

Весь день Диана порхала, словно ей снова было семнадцать лет. На работе обсуждали, как вчера убили водителя автобуса, ну, того, вы же понимаете, да? Она присоединилась к говорящим, честно призналась, что не понимает, и на неё обрушилась лавина ужасов.

Как выяснилось, о том, что водители автобусов насилуют женщин, знали многие. Некоторые даже заявляли в полицию, после того, как строители откопали яму с тремя десятками женских тел, несколько водителей арестовали, но вскоре отпустили. А теперь наконец нашёлся кто-то… Об этом говорили шёпотом, и в глазах говоривших горел огонь мрачного удовлетворения.

Она всё сделала правильно. Они радовались; они были почти счастливы.

Диана радовалась вместе с ними. Теперь она точно знала: сама Святая Мария Гваделупская толкнула её в спину, велев купить пистолет. Осталось сделать ещё только одно: рассказать всем женщинам, что убийства не случайны.

Убийства. Теперь она была уверена.

В этот раз ей не попался ни долговязый, ни дёрганый, но назавтра повезло: к остановке, чихая, подъехал автобус с трещиной на двери, тот самый, который ходил редко, потому что у дёрганого, похоже, не было сменщика. Улыбаясь, Диана зашла в первую дверь.

Здесь всё было быстро. Она не стала тратить лишних слов, просто достала пистолет и выстрелила, успев, впрочем, заметить в бегающих глазах непривычное выражение.

Дёрганый её узнал.

Подумать только, запомнил. Наверное, нажалуется Сатане, потому что кому же ещё ему теперь жаловаться. Беззвучно смеясь, Диана выбежала из автобуса и юркнула в тёмную подворотню. Стянула с головы шляпу и парик, быстро сняла кофточку, надетую поверх футболки. Простая белая футболка, джинсы, аккуратный чёрный хвостик — неприметная женщина.

На остановке уже была толпа. Некоторые женщины не подходили — подбегали, и в их глазах Диана видела отблески того же жадного огня, который сейчас сжигал её.

— Убили? — с плохо скрываемым восторгом спросила крашеная блондинка с сильно подведёнными глазами. — Правда, что ли?

Народ гудел.

Диана немного покрутилась на остановке, дождалась, пока подъедет полиция, вздохнула, мол, следующего автобуса, наверное, долго не будет.

— Ничего, — негромко отозвалась одна из её товарок, вместе работали в цехе, — это ничего. Когда ещё увидишь такое…

— И то правда, — согласилась Диана и неспешно пошла прочь.

На почте имелся недорогой интернет.

Письмо она сочиняла долго, хмурясь и стирая строку за строкой. Слова то становились как надо, то вдруг начинали фальшивить, а надо было объяснить так, чтобы все поняли.

Чтобы поверили.

«И я, и другие женщины — мы долго страдали и молчали, но теперь решили, что все, хватит, — писала она. — Мы все были жертвами сексуального насилия со стороны водителей, когда ехали на ночную смену на фабрику. Теперь я решила стать орудием мести за всех этих женщин. Вы думаете, что мы слабые, потому что мы женщины, и нас некому защитить. Что ж, значит, нам придётся своими руками доказать, что это не так. Мы, женщины Сьюдад-Хуареса, — сильные, и пришло время вам узнать об этом».

Выходило сухо и по-газетному, но, в конце концов, она и писала в газеты.

«Мы, женщины, — писала она, — не враги мужчинам. Но если вы насиловали женщин, если убивали после этого, терзали наши тела, зарывали в зловонных ямах, если снова и снова оглядывали салон автобуса в зеркало заднего вида, разыскивая сиськи покрасивее, — знайте: я приду за вами. Ваше время пришло. Вы думаете, что вы такие важные, никто не смеет перечить вам, так вот помните: ваша жизнь легка, как пуля. Девять грамм — вот сколько весит жизнь насильника».

Если они не напечатают её письмо, она пошлёт ещё одно. И ещё. И ещё. В конце концов про убийства заговорят, и кто-нибудь да напечатает.

Наконец настало время подписываться и отправлять, и Диана растерялась. Какую подпись придумать? Ведь её начнут называть этим именем, оно должно быть запоминающимся и вместе с тем настоящим. Имя — ещё одна важная вещь, в которую должны поверить.

Сначала она хотела подписаться Элехида — Избранная. Потом — Пистолера. Но это всё было как-то глупо, по-детски, и она, злясь на себя за скудоумие, написала просто: «Диана». Потом в голову наконец пришла удачная мысль, и она, ухмыляясь, поправила подпись на «Диана-охотница». Когда они с Мигелем были в Сьюдад-де-Чихуахуа, она видела там красивый памятник изящной женщине с луком в руках. Красиво: Диана Ла Касадора! Но это было как-то неконкретно, словно она готова охотиться на всех подряд. Закусив губу и стараясь не думать о том, что длинное имя плохо запоминается, она решительно написала: «Диана, охотница на водителей автобусов». Да, так правильно.

Отправив письмо, Диана отправилась домой, отчаянно надеясь, что ей удастся хоть на минуту привлечь внимание в полуторамиллионном городе, где каждый день происходило множество всего.

Назавтра её изумлению не было предела. Включив утром новости — безо всякой надежды услышать там о себе, просто по привычке, — она с недоумением уставилась на экран, где взволнованный ведущий рассказывал о Диане, охотнице на водителей автобусов.

Её письмо цитировали везде. В газетах, в новостях, даже на радио. «Мы все были жертвами сексуального насилия со стороны водителей, когда ехали на ночную смену на фабрику. Теперь я решила стать орудием мести…» — раз за разом повторяли голоса, мужские и женские, и Диана по-настоящему растерялась. Это правда про неё? Она подняла столько шума? Взволнованный прокурор, путаясь в словах, обещал найти и покарать. Глава полиции города лепетал что-то о том, что в автобусы четвёртого маршрута пошлют копов в штатском. Мужчины волновались, очень волновались.

Ну что ж. Святая Мария Гваделупская определённо на её стороне, раз всё так удачно складывается.

В полицейском участке как граната разорвалась: все бегали, орали, начальства понаехало, сколько с самого основания города не бывало. У Хуана с самого утра маковой росинки во рту не было, и на обеденный перерыв явно не стоило и надеяться.

— Ишь ты, какие эти водители нежные, — бурчал он, когда поблизости не ошивался никто из начальства.

— И то правда, — в тон ему отвечал Бенито, старый напарник, с которым они ещё учились вместе сто лет назад, — как убивают простых парней с бензоколонки или какого-нибудь складского сторожа, так всё в порядке, а чего вы хотели, в Сьюдад-Хуаресе живём. А как двух шофёров стрельнули, так сразу крик подняли: уволимся, сами автобусы будете водить… Хотел бы я посмотреть, как бы мы такое вот попробовали заявить.

— Губернатор, раздери его стая павианов, помешан на общественном транспорте, — вздыхал Хуан. Пару часов ему всё это втолковывал капитан, и теперь он был рад поделиться новым знанием. — Он, видишь ли, гордится тем, что у нас такие хорошие автобусы, ездят вовремя, из любой точки города в любую попасть можно…

— Ну, это он, положим, загнул, — заметил Бенито.

Хуан пожал плечами.

— Губернатор же, чего ты хочешь. Ему из окна его машины лучше видно, как у нас автобусы ходят.

— А, ну это да, это точно.

— Придётся искать эту тётку, — поморщился Хуан. Перспектива шляться в жару по автобусам его совершенно не радовала.

— Придётся, — уныло кивнул Бенито. — Пока мы её не поймаем, от нас не отстанут.

Влетел взмокший капитан.

— Так, орлы, что там у вас было по изнасилованиям за последних месяца два? На шофёров было что-нибудь?

— Да как всегда, сеньор, — Хуан изобразил что-то отдалённо похожее на стойку «смирно», не особо, впрочем, стараясь. — Бабёнки поддаются уговорам, а потом кудахтают: ах, изнасиловали, ах, чести лишили!

Он смешно изобразил бабий заполошный писк, и вокруг заржали.

— Значит, достань эти заявления и изобрази бурную деятельность по ним, понял? И ты, и остальные, слышно меня? — Капитан Луис Монтана выглядел так, как будто его самого только что выебала пара крокодилов, так что спорить с ним вышло бы себе дороже, и Хуан кивнул, краем глаза увидав, как то же самое сделало несколько других полицейских. — Мы должны отчитаться, что вот, несколько дел на водителей есть, мы работаем. Если повезёт, на местах удержимся. Если нет, вас признают некомпетентными и или погонят в шею, или отправят по разным участкам к чёрту на рога, ясно? Будете по полтора часа на работу добираться. Ух, попортила нам эта девка крови за один вечер…

Все старательно закивали, изображая сочувствие.

— И поездите на четвёртом маршруте действительно. Послушайте, что бабы говорят. Вдруг повезёт, и она явится.

— Она, думаете, телевизор не смотрит? — скептически спросил Бенито.

— Думаю, смотрит. И если увидит, что мы и правда ездим, может просто прекратить это вот всё. Нам надо её если не поймать, то спугнуть, понимаете?

Хуан и остальные кивнули. Суть полицейской работы они понимали очень хорошо.

Ночь в Сьюдад-Хуаресе тёмная: на улице мало фонарей. Но окна домов горят, освещая узкие тротуары достаточно, чтобы можно было не опасаться, что к тебе подойдут незаметно. А вот какого цвета на тебе штаны, стар ты или молод и что несёшь в руках, разглядеть уже сложнее. Диана шла по малознакомой улице, рассеянно потряхивая баллончик с краской.

Стены, на которых можно писать, встречались не очень часто, но ей хватало. Заброшенные стройки, огороженные пустыри, дома, в которых давно никто не жил… Она подходила и, прислушиваясь, не идёт ли кто, быстро писала: dianalacazadoradechoferes@hotmail.com. Больше ничего, но тем, кому надо, этого достаточно. На стене побольше она приписала к адресу: «Сестра! Расскажи мне».

Это было рискованно. Но что в жизни не рискованно?

Письма стали приходить сразу. Женщины торопливо и немногословно рассказывали, кто, когда, где, сколько раз. Некоторые добавляли: «Могу выманить его тогда-то туда-то». Этим она предпочитать отвечать: «Не нужно, я сама найду». Понятно же: копы постараются устроить ей встречу. Не могут ведь они не читать, что на стенах написано.

Просьбы встретиться были. От журналистов, клявшихся сохранить анонимность, от женщин, которым ах-так-нужна-была-подруга-выплакаться. На эти письма Диана не отвечала ничего. Раз в неделю она меняла почтовое отделение, с которого выходила в интернет. Потом стала ездить в центр, в интернет-кафе.

Её искали. Это было так смешно. Приметные мужчины в штатском кружили по маршруту, от конечной до конечной, несколько раз она видела их по дороге на работу и с работы. На всех остановках висел её фоторобот — по крайней мере, говорили, что её. Откровенно говоря, похоже было не слишком. Диана смотрела на него и улыбалась.

В автобусах она больше не стреляла. В этом не было нужды — пока. Угрюмые полицейские на передних сидениях, конечно, никого не планировали защищать, но при них водители не распускали руки. На какое-то время они поутихнут, а там…

Женщины писали и писали, и вскоре Диана уже знала про водителей всё. Где живут, где покупают утреннюю газету, куда ходят пропустить стаканчик. Она всегда может найти пустынное местечко, где можно встретить одинокого путника и где, услышав выстрел, соседи лишь погасят свет. Это Сьюдад-Хуарес, в конце концов.

Здесь ведь убивают только бандиты, правда? Много, много бандитов убивают мужчин каждый день. Да с чего вы взяли, что вот этого, этого, этого и вот этого прикончил кто-то другой? Вы забыли, в каком городе живёте?

Хозяин такерии в Пуэрто-дель-Соль умер прямо на рабочем месте. Одно из самых смелых её убийств, если не считать те, в автобусе. На самом деле она не хотела убивать в тот день, просто кружила рядом, разведывая местность, но он так удачно был один… Диана не удержалась. Уже уходя, она увидела, как в окне дома напротив появилась женщина, помахала ей рукой, улыбнулась и опустила штору.

Братья Дельгадо были застрелены поздно вечером в собственном гараже. Они ещё не затащили туда очередную девчонку, но уже приметили её и обсуждали, как подловят юную дурочку, когда она наконец выйдет из кафешки. Но Диана появилась раньше.

Почтенный отец семейства Хорхе де Куэльрас, на которого Диане, не зная друг о друге, пожаловались жена, дочь и приходящая служанка, возвращался домой через пустырь. Неудачное решение, если ты живёшь в Сьюдад-Хуаресе.

Диана читала письма, десятки писем, и очень быстро училась отличать настоящие от фальшивых. Ни один мужчина не в состоянии достоверно изобразить крик женщины, познавшей унижение и боль, женщины, которая так долго не смела открыть рот, что и сама уже не до конца верит, что всё это на самом деле произошло с ней. Которая винит себя, свою короткую юбку, развязный смех, большую грудь… Мужчины не умеют винить себя так искусно, как женщины. Мужчины фальшивят, когда пишут о преступлениях мужчин.

О Диане, охотнице на водителей автобусов, перестали писать уже через пару недель после первого убийства. А зачем? В автобусах она больше не стреляет, писем не пишет, полиция громких заявлений не делает — скучная тема.

Вот когда редактора «Вестника Хуареса» нашли застреленным в собственной постели, об этом трубили все. Строили версии, сошлись на том, что бедолага отказался печатать какой-то материал, нужный бандитам. За принципиальность пострадал, надо же.

Дочь его соседки, четырнадцатилетняяя Кончита, ни словом не обмолвилась, что незадолго до гибели сеньора Мартинеса написала письмо по адресу, который прочитала на стене недалеко от школы.

Полиция отчиталась начальству о том, что безобразия на четвёртом маршруте прекращены, меры возымели успех и Дианы, охотницы на водителей автобусов, можно более не опасаться. Новость об этом стала последним упоминанием о ней в прессе. Намного больше говорили о смерти одного из заместителей мэра, которого нашли застреленным у дверей местного борделя. Мэр оправдывался, вдова несчастного рыдала, и из всего этого получались прекрасные, крайне интересные жителям Сьюдад-Хуареса материалы.

Когда её перестали искать, Диана не удивилась. Вознесла молитву Той, Которая всё видит, и пошла купить ещё патронов. Тот, у кого она их брала, был уверен, что одинокая вдова за небольшую мзду помогает шайке малолеток, живущей по соседству. Так часто бывало, с чего бы ему думать о чём-то другом?

Диана шла по вечернему Сьюдад-Хуаресу, кивала редким прохожим и думала о том, как быстро идёт время. У полиции уже другие заботы, другие преступления на слуху, о двух бедолагах-шофёрах никто уже и не вспоминает. Это ведь Сьюдад-Хуарес, здесь убивают так часто. Бандиты, просто рассадник бандитов этот Сьюдад-Хуарес.

Солнце садилось за горизонт, небо хмурилось лёгкими облачками. Диана шагала по узкому тротуару, и Святая Мария Гваделупская улыбалась, глядя на неё с небес.

В маленьком домике, выкрашенном в зелёный цвет, Рамиро Кордова, скромный торговец книгами, развернул газету и погрузился в чтение новостей. Заканчивался последний день, отпущенный ему на этой земле.