Скрытые долины

ГЛАГОЛ ДВЕНАДЦАТЫЙ. УНА ПОЁТ КОЛЫБЕЛЬНУЮ

Меня разбудил телефонный звонок. Я открыл глаза. Заспанные бабушкины ходики испуганно шептали, что на дворе ещё без десяти шесть утра… Я босиком побежал к телефону. Настырно звонил межгород.

— Слушаю, — сказал я, пытаясь говорить бодро и деловито.

— Сергей Владимирович? — спросил сухой бесцветный голос.

— Да, я…

— Я хотел у вас спросить: не с вами ли сейчас Олег Васильевич Новосёлов?

— Кто-кто? — кажется, я вполне убедительно изобразил удивление.

— Новосёлов, редактор «Сумрака», ваш приятель. Его нет в Петербурге. Он не с вами? Не в Стрельцове?

— Простите, с кем я говорю?.. Нет, Новосёлов не со мной. А в чём дело? Откуда вы знаете мой телефон?

Трубка помолчала внушительно, потом пояснила:

— Мы его ищем. У нас есть важная информация для него. Это касается его журнала, — мы хотим предложить серию статей на очень интересную тему. Вы не могли бы подсказать, где его найти?

— Понятия не имею. Я сам с ним не общаюсь уже год. Как-то попробовал позвонить, но у него номер сменился… А разве дома его нет?

Молчание. Потом трубка осторожно спросила:

— Мы слышали, что вы с ним поссорились?

— Да?.. Слышали? Откуда? Когда поссорились?

— Это всем известно. Он нахамил вам прилюдно, — в Доме журналиста, — вы хотели его ударить, но вас удержали.

— Ах, да… Действительно… Но у нас с ним частенько такое случается… Я и не запоминаю…

— Почему же вы продолжаете с ним общаться?

— А я вот именно не продолжаю. Я уже год, как вы справедливо заметили, порвал с ним все отношения. И сейчас не знаю, где он. И не горю желанием узнать…

— Сергей Владимирович, — а мы как раз горим таким желанием. И если вам станет что-то известно о его нахождении, пожалуйста, потрудитесь сообщить нам. Вот телефон… Это очень важно. Пожалуйста, запишите…

— Хм… Ну, давайте, запишу.

— Мы знаем, что вы с ним постоянно ссоритесь, но с другой стороны — постоянно миритесь…

— Это не я мирюсь: это он всякий раз лезет со своей дружбой.

— Мне кажется, вы догадываетесь, зачем мы звоним… Признайтесь. Вы даже не возмутились столь раннему звонку…

Я подумал и признался:

— Да, я слышал, что Олег кого-то сильно обидел, и теперь его ищут.

— Очень хорошо… Это мы его ищем — и рассматриваем все возможные варианты. Очень невелик шанс, что он укрылся у вас: вряд ли вы станете ему помогать, — но всё-таки такой шанс есть. Возможно, Новосёлов пошёл от противного: решил, что у вас его искать точно не будут. Сергей Владимирович, вы сказали мне правду? Его действительно нет в Стрельцове?

— Нет.

— Ладно. Мужчина отвечает за свои слова. Однако, если он всё-таки появится, — а мы считаем, что это возможно… Если он всё-таки появится, благоволите нам позвонить.

— А вам не кажется… Хм… Я не пылаю любовью к Ньюкантри. Я его терпеть не могу. Я сам бы его убил, честное слово. Но сдавать его кому-то…

— А у вас выхода нет, Сергей Владимирович. Если мы узнаем, что вы его прятали… что вы сейчас его прячете… вам будет так же нехорошо, как ему. А ему будет очень нехорошо. Вы подумайте об этом, Сергей Владимирович. Мы вас не торопим, — дело, в сущности, не горит… Мы пока поищем его в других местах — более вероятных, — а вы пока подумайте… Чего ради вам спасать этот мешок дерьма? Вы ещё не знаете, что он говорил о вас за глаза, какие сплетни про вас распускал…

— Ладно, довольно, довольно! — почти всерьёз рассердился я. — Сейчас его здесь нет! Нет и всё, и говорить не о чем.

— Да, да, мы уже слышали. Не нужно повторяться, это разрушает убедительность.

— Ну, а если он появится, то…

— То вы нам позвоните. Обязательно. И довольно на этом. Можете досматривать свои сны.

Я повесил трубку и сел на стул. Вот радость-то… Вот о чём я мечтал все эти годы: совершить подвиг во имя ближнего… Укрыть друга собственным телом. Чудесно! Пропади пропадом и Воробьёв, и Пирогов! Зачем я заговорил с ними, зачем впустил их, зачем вообще пришёл в редакцию в тот день?.. Я отправил паническую эсэмэску на секретный пироговский номер, и через полчаса Вовка отзвонился мне:

— Не надо истерик, Серый. Мы пустили их по ложному следу, — им придётся проверять эту ниточку не меньше месяца. Поживи с Ньюкантри недельки две, а потом пусть валит на все четыре стороны. Главное, чтобы его никто не видел у тебя, — тогда ты чист. Его ведь никто не видел?

— Да нет, — пока что.

— Ну и отлично! Не выпускай его за порог. А тех парней не бойся. Держи себя с ними понаглее: «не видел, не знаю, не понимаю!» У них сейчас просто возможности не будет приехать в Стрельцов, поверь мне. Это же не ЦРУ, не мафия, не какой-нибудь там разветвлённый бандитский клан, — силы-то их ограничены. И сейчас все эти силы направлены на другое… Они совершенно уверены, что тот путь намного вернее! Намного! Но, с другой стороны, и про Стрельцов не забывают, конечно… Это как у Остапа Бендера: шесть стульев уплыли на пароходе, один остался в Москве, и Бендер бросается за пароходом, — там шансов больше. Но на всякий случай они попытались на тебя надавить: вдруг ты вынесешь им Новосёлова на блюдечке?.. У самих-то руки-то коротки, не дотянуться. Вот и устроили психическую атаку. А ты не поддавайся.

— Слушай, а тебе-то какой резон рисковать за Олежку? Ты, вроде никогда не был его восторженным почитателем…

— Ну, понимаешь… Назвался груздем — полезай в кузов. И потом я, в отличии от тебя, никогда с ним не ссорился.

— Это потому, что вы почти не общались. Кстати, что это за люди? На бандитов, вроде, не похожи: лексикон не тот. Но серьёзные товарищи…

— Вот именно: серьёзные товарищи. Имей это в виду, а большего нам знать и не надо.

Я прошёл в маленькую комнату. Ньюкантри не разбудили звонки межгорода, он спал безмятежно и тихо. Поскольку здесь его храп никому помещать не мог, он и не храпел, — дышал ровно и чисто. Когда-то меня уверяли, будто взглянув на спящего, можно без труда понять его душу. Я пригляделся к белевшему в утреннем сумраке новосёловскому лицу, и с грустью понял, что если эта теория верна, то Олежка наш — ангел во плоти. За такого-то и жертвовать бы жизнью, — но мне почему-то не хотелось.