Глава десятая

Джеймс любил шахматы. Его научил Клайв, один из друзей Питера, и, возможно, из-за того, что Джеймс считал шахматы взрослым занятием, он ими очень увлекся. Так он чувствовал себя большим. У Питера редко хватало терпения играть с ним, но Фелисити Джеймс уже всегда обыгрывал. Она ждала на улице, периодически посматривая на часы. Она сказала ему выйти вовремя, потому что ей нужно было готовить особый ужин, но он все равно вышел из школы последним. «Я должна радоваться, что он такой беспечный», – подумала она.

Всю дорогу домой он говорил об игре, и ей пришлось его перебить, чтобы спросить о студентке, которая приходила посмотреть коттедж.

– Мисс Марш не сказала, хочет ли она у нас пожить? – спросила она, как только они свернули на дорогу, которая вела к их дому.

– Нет, – сказал он так рассеянно, что она поняла, что он все еще думал о другом. – Я ее сегодня не видел.

Она подумала, что на этом, видимо, все и закончится. Жаль. Было бы весело, если бы девушка пожила по соседству пару недель до конца четверти. Тут ей пришлось прижаться к ограде, потому что навстречу ехал «Ленд Ровер», и она забыла об этом.

Фелисити ожидала, что Питер приедет домой пораньше, но он задержался. Она начала немного беспокоиться – дорога из города была темной, на ней часто случались аварии. Но он приехал прежде, чем волнение переросло в настоящую тревогу, и от облегчения в ней проснулась нежность. Она обняла его, поцеловала в шею и веки, пошла за ним наверх и сидела на кровати, пока он переодевался. Затем они услышали, как по дорожке подъезжает машина, и ей пришлось бежать встречать гостей, и холл вдруг наполнился мужскими голосами и смехом. Ей нравилось, что у Питера есть друзья. В университете он ни с кем не общался в свободное время. И ей всегда нравились эти ребята – галантный Сэмюэл, застенчивый Клайв, непутевый Гэри. Ей нравилось смотреть на их спортивные тела, подтянутые от прогулок по холмам, нравилось, что они восхищаются ею. Она знала: они считают, что Питеру с ней повезло. Особенно перед ней преклонялся Клайв. Ей льстило, что он следит за ней взглядом, когда она ходит по комнате. Нравилось, что он краснеет, когда она обращает на него внимание. Но когда они собирались все вчетвером, она чувствовала себя лишней. У них не было ничего общего, кроме интереса к естествознанию, но эта их страсть была всепоглощающей, и она не могла разделить ее.

Они были очень обходительны с ней. Сэмюэл принес рукопись своего последнего рассказа.

– Я подумал, тебе будет интересно. Ты же знаешь, я ценю твое мнение.

Она поцеловала их всех по очереди, наслаждаясь краткими прикосновениями руки к мускулистым плечам, крепким спинам. Когда сухие губы Сэмюэла коснулись ее щеки, она ощутила дрожь возбуждения.

– Проходите в сад, – сказала она. – Я приготовлю вам чай.

Но Питер был в приподнятом настроении и сказал, что они не хотят чая. Им захотелось пива, и они все вместе пошли за ним на кухню, путаясь у нее под ногами и мешая готовить. Питер наслаждался каждой минутой. Фелисити не была уверена насчет Сэмюэла – иногда по нему было сложно сказать, о чем он думает, – но остальные по-настоящему верили в Питера. Они считали его самым умным человеком из всех, что они знали, и верили, что его работу недооценивают из-за интриг. Его записи, которые он отправлял в Комитет по учету редких птиц, отклоняли лишь из мелочной зависти. Это была их возможность показать ему, как они его ценят. Как преданы. И от их внимания он расцвел, стал щедрым и обворожительным. Разливал напитки и толкал речи.

В какой-то момент она отправила их к маяку. Она чувствовала себя пойманной в ловушку, чувствовала, что не может дышать.

– Идите вперед, – сказала она. – Я накрою стол и догоню вас.

Обычно она справлялась с таким количеством гостей, любила принимать их у себя, но сегодня все это было чересчур.

Сэмюэл предложил свою помощь, но она отказалась и теперь стояла у кухонной двери и махала им вслед. Они шли неровной линией, смеялись, сын скакал вокруг них, как дурашливый щенок. Она наблюдала за ними, пока они не перелезли по ступенькам через ограду на поле и не пропали из виду и она не убедилась, что избавилась от них.

Она накрыла стол на террасе, не торопясь, полируя бокалы кухонным полотенцем, хоть в этом и не было нужды, ведь она только вынула их из посудомоечной машины. Солнце еще грело, но свет стал мягче. Она налила большой бокал белого вина из бутылки, оставшейся в холодильнике, села на один из стульев за длинным столом и посмотрела на сад.

Наконец она почувствовала, что нужно присоединиться к ним. Она обещала. Но она не полезет через ограду и не пойдет по краю кукурузного поля. Забрав Джеймса из школы, она переоделась в простое длинное льняное платье без рукавов. С одной стороны был разрез, который позволял ей нормально ходить, но не перелезать через заборы. Она пойдет по дорожке через луг, вдоль берега ручья. Это займет больше времени, но она знала, что, дойдя до маяка, они не сразу пойдут назад. Джеймс захочет поискать крабов в воде среди камней. Взрослые ему не откажут. А сами будут сидеть в мягком вечернем свете и разговаривать. Когда она дойдет до маяка, они как раз будут готовы уходить.

Она пошла в сторону луга, потом вернулась и проверила, заперла ли дом. За коттеджем поле спускалось к ручью. Зимой земля здесь становилась болотистой, и иногда ручей растекался. По противоположному берегу шла тропа, к ней вел простой дощатый мост. Проходя мимо коттеджа, она проверила дверь. Она все еще не могла до конца убедить себя, что появление незваного гостя в доме ей только послышалось. Коттедж был заперт. Ей пришло в голову, что это мог бы быть еще один аргумент в споре с Питером в пользу того, чтобы сдать его Лили, – это помешало бы ворам обосноваться в домике. У ручья трава местами была короче, как будто кто-то ее покосил, хотя она не могла понять, зачем кому-то это делать. На мгновение она задержалась на середине моста, глядя вниз, на воду. Она слышала, что сюда вернулись выдры, и, хотя она понятия не имела, какие признаки их обитания нужно искать, всегда останавливалась здесь в надежде хоть мельком их увидеть.

В этом месте вода в ручье была стоячей и очень тихой. В поле стояли коровы, отпущенные после вечерней дойки. Они вытоптали берег, и ей пришлось сойти с дорожки, чтобы обогнуть грязь. Дальше были маленькие кованые ворота на крючке, а за ними характер местности менялся. Трава, объеденная кроликами. Колючие кусты облепихи и ежевики. Дно ручья было песчаным, мелким и широким, и от него пахло солью. Маяк был прямо перед ней. Хотя она не видела компанию, ей показалось, что она их слышит – взрыв смеха – наверное, Гэри, – и крик Джеймса, привлекающего к себе внимание. Она посмотрела на часы. Половина девятого. Обычно Питер не любил есть поздно, но сегодня он не будет возражать. Она знала, что ему хорошо.

Она обнаружила их на наблюдательной вышке, которая стояла у маяка со стороны моря. Когда-то здесь дежурили спасатели. Сейчас ее использовали орнитологи для наблюдения за морскими птицами. Компания сидела на скамейке в ряд, глядя на залив. Хотя время года для наблюдения за птицами было неподходящее, башня притягивала их. Другие мужчины расслаблялись в пабе, а они чувствовали себя как дома здесь. Поднимаясь по деревянным ступеням, она услышала обрывки разговора. И замерла, прислушиваясь.

– Сегодня наблюдать неинтересно, – сказал Гэри. – Посмотрите, какое на море спокойствие. Прямо какой-то дзен.

Фелисити улыбнулась про себя. Что Гэри знает о дзене? Он знал все о стереосистемах, рок-музыке и акустике. Но не о дзене.

Какое-то время все молчали. Клайв наклонился вперед – что-то на горизонте привлекло его внимание. У него был старый бинокль, который мама подарила ему, когда ему было лет двенадцать, но он славился своим зрением.

Затем заговорил Питер. Педантично, как будто выступал перед аудиторией студентов. Взвешивая каждое слово.

– Все дело в вероятности, не так ли? Вероятность и случайность. Случайная природа вселенной. Мы можем просидеть здесь четыре часа и не увидеть никого, кроме пары буревестников. А потом ветер изменится, сменится погодный фронт. И вдруг налетит столько птиц, что не сосчитать.

Клайв поерзал на своем месте. Опустил бинокль. Фелисити подумала, что он собирается сказать что-нибудь глубокомысленное. Иногда он так делал. Но он лишь указал на двух тупиков, летевших на север, и продолжил вглядываться в море.

Фелисити забралась на вышку. Джеймс спрыгнул со скамейки и подбежал к ней, гримасничая. Она поняла, что ему скучно и не сидится на месте.

– Можно уже пойти домой?

– Иди, погуляй по камням. Только далеко не забегай…

Сэмюэл тоже встал.

– Может, все двинемся назад? Наверное, уже пора ужинать.

Она улыбнулась. Он был таким любезным.

– Вечер замечательный. И у Питера день рождения. Давайте еще посидим.

Когда Джеймс закричал, она в первую очередь подумала, что крик рассердит Питера. Он был в таком хорошем настроении, и ей совсем не хотелось, чтобы оно испортилось. Джеймс любил драматизировать. Наверное, нашел живого краба или медузу, выброшенную на берег.

– Не волнуйтесь, – сказала она. – Я разберусь с ним. А потом, наверное, надо будет возвращаться домой.

Крик не прекращался, и она запаниковала, представив, что случилось какое-то ужасное несчастье, что он поскользнулся и порезался об острый камень, сломал руку или ногу. Она не сразу нашла его. Крик был какой-то бестелесный. Как будто сын растворился в воздухе. И от этого она запаниковала еще сильнее. Фелисити карабкалась по камням и почувствовала, как порвался шов на платье, когда она поскользнулась. Наконец она подбежала к нему, глядя на него сверху вниз. В море уходила глубокая впадина, оставленная отливом, дно которой было едва заполнено водой, и Джеймс стоял там, вроде бы целый и невредимый.

Сначала Фелисити увидела цветы. Они были разбросаны по поверхности воды у самого края впадины, где стоял, застыв с открытым ртом, ее сын. Маки и лютики, маргаритки и розовый клевер. Кто-то, должно быть, спустился вниз и аккуратно разложил их на воде. По крайней мере, так ей это виделось. Ветра не было. Вряд ли цветы доплыли бы сюда, если бы их сбросили с берега. Они были выложены неровным кругом. Затем среди них она увидела синюю ткань юбки и волосы пшеничного цвета. Воды было так мало, что она едва покрывала тело, поднимая тонкую ткань и шевеля волосами. Но сама впадина была глубокой, и вся сцена была в тени. Казалось, будто она смотрит с большого расстояния на какую-то картину.

– Джеймс, – сказала она. – Лезь наверх. Дорогой, иди ко мне.

Она подумала, что вряд ли сможет спуститься к нему, и больше всего ей хотелось, чтобы он перестал кричать. Ее голос будто вывел его из транса, он развернулся и полез обратно к ней. Она обняла его, глядя поверх него на фигуру в воде.

Если бы Лили была одета в то простое платье, что было на ней накануне, Фелисити, может, и узнала бы ее, но сейчас она была убеждена, что не знает этого человека. Она застыла, обхватив сына руками. Она знала, что нужно что-то сделать. Она смотрела медицинские сериалы по телевизору, где врачи давят на грудную клетку и вдыхают в рот. Но все это казалось выше ее сил. В голову приходили мелкие, смешные возражения. Я бы попыталась, если бы на мне были джинсы. Если бы обувь была подходящая.

Затем подошли остальные. Они, казалось, не больше нее были способны что-то сделать. Глядя на них четверых, глядящих вниз, ей вдруг ужасно захотелось рассмеяться. Потом Джеймс отстранился от нее и посмотрел ей в глаза.

– Мама, – сказал он, уже вполне владея голосом, который лишь слегка дрожал, как будто ему было тяжело дышать. – Что мисс Марш делает в пруду?

И тогда она поняла, что это была Лили.

Загрузка...