Скверная жизнь дракона. Книга третья

Глава 1

Я взаперти уже третий месяц. Прошло восемь циклов с очередного скверного небытия. До следующего приступа: сорок восемь дней. Точнее: сорок дней. Ещё точнее: тридцать восемь дней и шестнадцать часов.

Также прошло шесть циклов с последнего раза, как мне скинули очередных мёртвецов. По первой я матерился на орков, но со временем стало безразлично на всё. Даже вчера, когда муж Кагаты пришёл слить мне кровь — я не сильно возмущался. Будто что-то сломалось во мне. Это могло быть чем угодно.

Кроме желания жить. Желания мстить. Злости, ненависти.

Во мне каждый день кипели желания и чувства. То сливаясь воедино, то расщепляясь потоками, погружая сознания в белое озеро воспоминаний. В нём был виден каждый день моей жизни: интонации, с которой говорили со мной, или с которой говорил я; все слова; события; явления. Я часто возвращался к тому времени, когда не мог двигаться: к первому году новой жизни, когда вылупился и лежал в кладке подобно бревну. Тогда я частенько возвращался к прошлому. Но тогда у меня была компания — а сейчас я был одни. Почти один.

Рядом с кадкой, где зелёная жижа покрылась тонкой ледяной коркой, лежала голова козы. Иногда я разговаривал с ней прекрасно понимая, что это лишь желание скоротать время. Жалкая попытка отвлечься от гнетущей действительности. Иногда это помогало. Лог…

Убедившись, что выносливость восстановилась — запустил самолечение, направив всё в ногу. Перелом сращивался уже два месяца, это крайне плохо. Даже мой левый глаз и тот излечился менее, чем за месяц. Орки явно напакостили мне с переломами, и если это правда, то дела мои пло…

Действие умения «Магическое исцеление» прекращено

Я едва не подскочил от неожиданности. В ноге боли уже не было, я даже смог ей немного подвигать, хоть она всё ещё привязана к телу. Пришлось изгоняться гусеницей, чтобы зубами дотянуться до верёвок. Благо, что сломана левая нога и зубы у меня остались тоже на левой стороне морды.

Спустя десяток точных укусов нога получила свободу, больно стукнувшись об землю. Тут же пришло жуткое покалывание в колене и бедре: нервы шипели, в мышцах кололо и крутило так, что хотелось выть. Но онемение вскоре прошло.

Как же это здорово двигать ногой! Я поднимал её и опускал, крутил и всячески болтал. И настроение улучшилось! Хотелось распрямить крылья и полететь далеко, далеко. Внимание привлекла державшая правое крыло верёвка. Выздоровевшей ногой получилось до неё дотянуться и чутка поцарапать когтями. В будущем я разорву её без проблем. Лог… Осталось много маны и выносливости, так что лучше в дальнейшем исцелять сломанное крыло.

Внимание, уровень умения «Магическое исцеление» увеличен

Текущий уровень: 10

Оповестила система, когда подошёл к концу третий сеанс. Сегодня какой-то праздник! Сначала нога восстановилась, теперь это. Что дальше? Муж Кагаты придёт и вложит свою голову мне в пасть?

Закончив с сеансами самолечения, я залез в лог-файл, и немного завис. Всегда после окончания цикла оставалось ровно сто шестьдесят один пункт выносливости — а вот сейчас красовалась цифра в двести сорок четыре пункта. Это было настолько невероятно, что я не сразу осознал произошедшее.

Дождавшись, когда выносливость накопится до двухсот пятидесяти — я активировал самолечение.

Действие умения «Магическое исцеление» прекращено

Мана: 437/1480

Выносливость: 5/3360

Сохранилось пять пунктов выносливости. Эта замечательная новость говорила о многом. О том, что теперь буду чуть быстрее излечиваться. О том, что некоторые умения усиливаются не только каждые двадцать пять уровней.

Обрадованный хорошими новостями, я поспешил уйти в нирвану и опустил голову на маленькую подушечку. Протёртая и покрытая слоем грязи, она была готова порваться в любой момент, но даже так она скрашивала моё существеннее внутри этого проклятого шатра. И напоминала про одну несчастную орчиху.

Шаги выдернули меня из прострации. Одного из приближавшихся разумных я узнал сразу — это был муж Кагаты. Учитывая, какой сегодня был день — походу все мои желания решили сбыться и наконец-то получится этой зелёной твари устроить «кусь» галактического масштаба. Но всё пошло не по плану.

Первый закинутый разумный ударился об землю, издал последний вздох и затих. Но потом, когда ко мне закинули второго — он не умер. Быстро дыша от страха, выпуская едва заметные клубы пара, искалеченный мужик смотрел на меня как кролик в чистом поле на комбайн.

Шла минута, ещё одна. Время текло своим чередом, а мы играли в гляделки. Мужик явно выбирал между двумя крайностями: помереть сейчас или чуть попозже. Я же не мог осмыслить произошедшее: за последние сорок дней это первый закинутый мне разумный, которого я увидел живым.

— Ну, привет, — я пробился в сознание к мужику, того дёрнуло как от удара током. — Мыслеречью умеешь говорить?

— Ты кто?

— Конь в пальто.

— Как, конь? — ошарашенно спросил мужик.

— Ой, дурак, — похоже, страх ему сознание превратил однородное желе. — Ты слепой, не видишь?

— Вижу.

— И кого ты видишь?

— Дракона, — мужик быстро заморгал. Но я никуда не исчез, чем ещё сильнее шокировал бедолагу.

— Ну хоть спасибо, что не древнейшего. Меня тошнит от этого слова.

— Ты кто?

— Конь в пальто!

— Как, конь?

— Ой, дурак. Слушай, может уже хватит, а? Я дракон, а ты, судя по твоим ушам — человек. И, может быть, мы такие разные, но мы вместе в одном шатре.

Я посмотрел на переломанные руки и ноги мужика. Тот с огромным усилием приподнял голову, осмотрев свои переломы и заметно погрустнел. Пришлось похлопать культёй по земле, привлекая к себе внимание.

— И есть другие вещи, что нас объединяют.

Стоило только бедолаге обратить внимание на мои увечья, как тот едва не позеленел. Лишь спустя минуту он сообразил, что происходит и в его глазах засиял огонёк осмысленности.

— Откуда у орков дракон?

— С неба упал.

— Это орки? — тот посмотрел на мои культи.

— Нет.

— Кто? — потерянно спросил мужик.

— Ты не поверишь, но я тоже хочу узнать.

От моего ответа бедолага впал в ступор. Решив, что у него галлюцинации, он расслабился и его голова закономерно устремилась к земле, но затылок уткнулся в мягкое и ещё тёплое тело другого разумного. Почувствовав непривычную мягкость, мужик повернул голову. Его глаза расширились от ужаса, стоило ему увидеть старый шрам на голени мертвеца. Человек развернулся, всмотрелся в лицо трупа и запричитал что-то тихо.

— Значит, именно ты отправишь меня к Таксатону, — сказал тот спокойным голосом, когда закончил причитать. — Этот конец удачней, чем такая смерть. Может быть, в этом есть свой почёт? От одного древнейшего к другому.

— Кто такой Таксатон? Он тоже…

— Не придуривайся, дракон. Ты всё прекрасно знаешь. Заканчи… — мужика передёрнуло. Он натужно задышал, а из уголка рта тонкой струйкой потекла кровь. — Лучше сила моей души достанется тебе, чем этим отступникам.

— Ты о чём сейчас? — я пытался поддержать хоть какой-то диалог и не собирался его убивать: он нужен мне живым. Я должен вытащить из него информацию и неважно какую, мне помогут любые сведенья.

— Что значит, о чём? — ошарашенно посмотрел на меня мужик. — Ты, когда убиваешь кого-то, получаешь силу его души. Когда будет достаточно, то хранители увеличат твой урове… — человек вдруг запнулся и часто заморгал. — А кто древнейшим повышает уровень?

— Повышает уровень? — я прищурил глаз от непонимания, но практически сразу всё понял. — Ты говоришь про опыт?

— Опыт? То есть так вы, древнейшие, называете силу души? — в голосе мужика слышалось чувство прикосновения к некой тайне.

— Да.

— Так забери её. Уж лучше ты, чем эти отступники.

— О ком ты сейчас говоришь? Об орках?

— Забери меня, великий Таксатон, — запричитал несчастный. — Возвысь мою душу на линию твоих глаз и позволь увидеть мудрость мира, доступную тебе. Забери меня, великий Таксатон. Возвысь мою…

— Я вопрос тебе задал! — я постарался вырвать мужика из пучин религиозного бреда.

— Убей меня!

— Ты хочешь умереть?

— А по мне не видно? — от накатившей злости в его левом глазу лопнул сосуд, постепенно окрашивая глаз красным.

— Тогда ответь на мои вопросы, и я убью тебя.

— Что?

— Что слышал. Ты всё равно умрёшь, ибо вас двоих бросили ко мне лишь затем, чтобы я вас сожрал. Как и всех тех, кого бросили до этого.

— Бросили? До этого?

Мужика охватило какое-то безумие, он попытался встать, опираясь на изломанные руки, но порция жуткой боли не позволила этого сделать. Он упал обратно и глубоко задышал, успокаиваясь и приходя в чувства.

— Шарана? Шарана Налиакта! Девушка, тоже из Нутонов. Такая же, как и я, — мужик наклонил голову, прижав ухо к плечу и с мольбой в глазах посмотрел на меня. — Она была… Тут, была?

— Ты хоть понимаешь, что за последние сорок дней кого тут только не было.

— Кристалл, да. Имя, узнать кристаллом… Карие глаза и родинка. Родинка! На правой щеке! Как солнце, круглая и с лучами. Шарана!

— Родинка? — я попытался припомнить лица всех, кого сожрал. — Да, она была здесь. Одной из первых, сорок дней назад.

Мужика затрясло от злости. Он стал медленно подниматься, не обращать внимания на боль.

— Её убили орки, — стоило ему усылать это, как он обмяк как тряпка. — Она твоя знакомая?

— Она, моя невеста, — произнёс мужик отрешённым голосом. — Была невестой.

— Оригинальная идея, вместо медового месяца отправиться к оркам.

— Мы авантюристы. Был охранённый контракт. Караван шёл к Воробьям и обратно. Кто знал, что они отступников укрывают.

— Отступники? Ты о ком сейчас? — понятно дело, что он говорит про соседнее племя Воробья.

— Мне не до шуток, дракон. Или ты разве не знаешь, где находишься? — со злостью проговорил мужик, а в его глаза вспыхнули яростью.

— Я даже выйти отсюда не могу. Я соболезную твоей утрате, но…

— Ты? Соболезнуешь? Да разве подобные тебе способны на такое?

— Ты говоришь с одним мной. Я не знаю, при чём тут другие…

— Не знаешь? — гнев распирал мужика. — Ты, не знаешь о зелёном поветрии? О вихре света? О Куатае⁈

— Это кто вообще?

— Хватит издеваться, убей меня!

Человек оборвал канал мыслеречи и запричитал непонятную тарабарщину на своём языке. Я попытался пробиться ему в сознание, но наткнулся на какую-то стену. Мужик всё причитал и причитал, пока постепенно не успокоился. С каждым вдохом над его лицом проявлялось облачко пара, а сам он иногда вздрагивал от холода.

— Успокоился?

— Убей меня.

— Убью, но сначала ты ответишь на вопросы.

— Ты издеваешься?

— Ты как предпочитаешь сдохнуть: от мороза, побоев или от меня?

Человек молчал. Он долго смотрел на меня полным ненависти взглядом, но сдался и тяжело вздохнул.

— Говори.

— Зелёное поветрие, вихрь света, Куатая: что это такое? Что это означает?

— Ты издеваешься? Ты издевавшееся⁈ — повторяя вопросы, человек практически кричал.

— Нет, я…

— Я умереть хочу не от тупых вопросов, тварь крылатая! Прошу, будь ты хоть немного человечен!

Я поспешил успокоить бедолагу, а то его уже трясло от злости. Того и гляди разговаривать откажется. И тогда его пытать? Я разумных убивал, ел, но ещё не пытал, но учитывая наклонную дорожку, по которой катится моя жизнь — у меня все шансы прийти и к этому.

— Где мы?

— Что зна…

— Я знаю, что мы в племени ороков, поклоняющихся Синему Аисту. Конкретно где? Местность, ориентиры, определение по звёздам. Где мы сейчас?

— Ты не знаешь? Как это…

— Ты попросил не спрашивать про Куатаю, а задавать другие вопросы. И на них ты не хочешь отвечать? Мне нужно понять, где я, и это один из вопросов.

— Мы в ста километрах от Поля Слёз. Знаешь, где это? — ехидно спросил тот.

Я открыл лог-файл и перешёл во вкладку с картой. Сто километров. Это цифра не укладывалась в голове. В моём нынешнем состоянии лететь неделю только до этого чёртового Поля Слёз, а потом ещё до дома… Но это ничего не значит, главное — улететь отсюда, а там уж разберусь.

— Знаю. Ты знаешь огромную гору, что далеко на юге от Поля Слёз?

— Хавргартор?

— Она самая. От Поля Слёз до этой горы каньон проходит.

— Да, на картах видел его. Что с ним?

— С ним? С ним всё в порядке. Я… — я попытался подобрать слова, но мысли путались, а горло сжимала подступившая горечь. — До тебя доходили слухи о тех местах?

— Какие слухи? Там ничего нет, кроме этого каньона, гор и скверного леса.

— Меньше года назад в тех краях должна была пройти битва.

— Чья битва? — даже близость смерти не смогла заглушить такую черту характера, как любопытство.

— Раз ты спрашиваешь, значит ничего не слышал.

— Да что там вообще можно услышать? От Поля Слёз до ближайшей деревни недели пути.

— Это я и так знаю, — я призадумался о следующем вопросе. — Ты говорил, что орки отступники…

— Ты издеваешься? Ты и этого не знаешь?

— Ещё раз перебьёшь и можешь попрощаться с быстрой смертью, — мужик замолчал и громко сглотнул. — Ты говорил, что орки — отступники. У меня для этого слова другой смысл, чем можешь ты вообразить. Что это значит? И как ты понял, что они отступники?

— Как я понял? — взревел человек. — Как я понял? То есть меня тебе недостаточно, чтобы понять? Меня, Шараны, Тонала? — он опустил голову и затылком ударил о живот трупа.

— Что ж, раз таков твой выбор, — я схватил ногу трупа и стал медленно подтаскивать к себе.

— Что ты делаешь? — ошалело спросил человек ощущая, пока из-под его головы медленно вытягивалось тело товарища.

— Я голоден, но живых людей не ем. Я подожду, пока ты сдохнешь. Для меня неделя подобна мгновению.

— Но ведь ты пообещал…

— Убить тебя, если будешь отвечать на вопросы. Вместо этого я слышу лишь истерику.

— Ты… — мужик замер, пристально смотря на меня. Я ответил ему тем же. Тянулись долгие секунды.

— Орки, — наконец заговорил тот. — Они отступники, потому что используют в ритуалах свободных разумных. Они нарушили общее правило всех рас, скреплённое Всеобщей Церковью: не похищать и не использовать жизни свободных разумных. Только рабов. Но мы свободные.

— И ты это понял только очутившись в плену?

— Нет, — с грустью и злостью ответил человек. — Полтора месяца назад мы приехали к Воробьям и увидели Синих Аистов. Если орочье племя покрывается позором, то его берёт под контроль другое племя. Взятое под контроль племя должно носить часть главного племени, пока не очистится. От таких племён можно ждать чего угодно.

— И Синие Аисты что-то носили?

— На правом предплечье у них повязаны кошачьи хвосты.

— Настоящие? — я едва не опешил от услышанного.

— Нет, просто тряпки с мехом. Аистов взяло кошачье племя под контроль, а не они захватили кошаков.

Вот у орков нравы дикарские: живых котиков на хвостики пускать! Изверги, монстры и вообще — нехорошие разумные.

— Понял. Думкаа́д ну Суттаа́к находится в подчинении у думкаа́д ну Руссу́ут.

— А ты говорил, что ничего не знаешь. Как настоящий орк говоришь.

— Ты сказал, что племя должно очиститься. Как?

— Я их традиции не изучал. Лишь знаю, что во время праздника нельзя смотреть на высших преобразившихся, рядом с входом всегда сидит следующий вождь, а рядом с нынешним вождём сидит жена следующего вождя и ей нельзя дарить подарки.

— И вы что-то нарушили, раз оказались здесь?

— Ничего.

— Как вы здесь оказались?

— Нусик, сын старого приятеля Тонала и… Он был тут? Равнинный эльф, с острыми короткими ушами и зелёными глазами. У него левой мочки уха нет, её стрелой зацепило и оторвало полгода назад. И зуба переднего нет, месяц назад выбили в драке.

— Не было такого, — я вытащил образы всех, кто побывал в этом шатре.

— Но Шарана… Дурная моя, зачем ты пожертвовала собой ради остроухой твари?

— Пожертвовала? Что у там произошло?

— Там? У орков? — мужика передёрнуло, он закашлял и задрожал. — О, великий Таксатон, как же холодно. Заканчивай, дракон. Заканчивай.

— Расскажи, что случилось. Как вы попали сюда?

— В один из вечеров Нусик шёл из одного стана в другой и волей богов увидел, как Сакт, чтобы его скверна пожрала… Начальники нашего каравана о чём-то разговаривал с тремя отступниками из Аиста. Они передали ему какой-то чёрный рулон: то ли шерстяное полотно, то ли какая-то кожа…

Меня передёрнуло от носа до кончика несуществующего хвоста.

—… то ли ещё что-то. Но Сакт едва не разорвал улыбкой своё мерзкое рыло, увидев этот рулон. Нусик тогда нам всё рассказал. Мы сразу почувствовали неладное, а когда Тонал сходил да перекинулся пустыми словами с Сактом и вернулся — стало всё понятно. Сакт неумело скрыл алчность: взгляд у него был такой, словно он смотрел на кусок мяса.

— Вас предал караванщик?

— Да. Мы решили выбираться и уходить. Охранный контракт был гильдейским, но только дурак подтвердит его перед богами, когда караван едет к оркам, дворфам или длинноухим.

— Вы решили бежать?

— Да. Мы той же ночью убежали из стана, но эти чёртовы степи бесконечны. Нас догнали на следующий день. До ближайшего леса оставалось идти пару часов, но их у нас не было. Шарана владела навыком карты и могла ориентироваться даже ночью, а Нусик был хорошим охотником и в лесах чувствовал себя… — мужик прервался и громко сглотнул подступивший к горлу ком.

— Вы вдвоём пожертвовали собой, чтобы твоя невеста и равнинный эльф смогли убежать?

— Да. Но… — мужик опять сглотнул, а его голос поломало. — Но раз Шарана была тут, а Нусика не было… Значит, она пожертвовала собой ради него.

— Мне одно непонятно…

— Хватит, прошу.

— Твоя невеста была здесь намного первее тебя, на целых сорок дней, но вас двоих поймали раньше. Как такое возможно?

— Хватит, слышишь! Я хочу умереть, помня Шарану, а не твои вопросы. Хватит, дракон, заканчивай. — мужик приподнял голову и пристально посмотрел мне в глаз, а последнюю фразу он произнёс с твёрдой уверенностью в своих словах.

— Сколько у тебя жизни?

— Чего?

— У меня недостаточно маны, чтобы использовать мощное заклинание и…

— В скверну заклинания засунь! Никакой магии, слышишь. Что хочешь делай, но только не магия.

— Почему?

— Ты хоть знаешь нестерпимую боль от заклинаний? Никакой магии, слышишь!

— Что, мне тебе голову отгрызть?

— Да хоть так, чем магия. Всяко лучше… Только, ты это, прошу, ты сразу, ну, чтоб не мучиться.

— Чтобы не мучался? Как ты себе… Я понял.

Я аккуратно сжал челюстями изломанную ногу и подтащил человека к себе. Тот негромко застонал от боли в переломанных ногах и руках.

— Сейчас зима же, да? — спросил я, когда голова мужика оказалась подомной.

— Что?

— За шатром сейчас зима? Снег идёт?

— Вчера была жуткая метель, ты разве не ощутил её?

— Значит, зима… Я всё сделаю быстро, и без боли. Ответь на последний вопрос: когда в этих краях отмечают праздник Новой Жизни?

— Я не знаю. Это назначают церковники по приметам. В моих родных местах определяли по прилёту грачей, но это намного северней.

— Два или три месяца?

— Что?

— Сколько месяцев до праздника Новой Жизни? Примерно.

— Два с половиной, это если зима будет тёплой. Но осень была тёплой, даже слишком — поэтому все три месяца.

— Понятно. Приготовься, я сделаю всё быстро. Закрой глаза и не открывай их, — мужик поспешил закрыть глаза. Он вздрогнул и сразу успокоился, приготовившись к неизбежному.

— Можешь рассказать мне про Шарану, как вы познакомились?

— Зачем те… — мужик открыл глаза и опешил, увидев, как я открыл пасть.

— Не открывай глаза. Рассказывай.

— Мы… Ну… Спасибо, — на покрытом синяками и ссадинами, измученном лице человека показалась улыбка благодарности.

Ты знаешь, дракон, это было полтора года назад. Мы тогда с Тоналом вдвоём работали, а Нусик ещё был простым деревенским охотником да к нам присоединился через три месяца. Там у него… Ай, неважно…

Мы тогда закончили поход в скверное место, заказ выполнили да пришли в гильдию сдавать. И Шарана там стоит с коротким мечом на поясе, а на рукояти кожаная обмотка да вот стёрлась изрядно. Сразу видно, что девчонка боевая, не первый день меч в руках держит. Да броня такая… Девчачья. Вот вроде обычная кожаная с металлом, да на штанах кожаные платки, да вот нитки пёстрые, разукрашенные, да узор на коже как луговые цветы.

Вот как увидел её, такую прихорошенную, так сразу да влюбился. Даже лица не видел. Да она тогда стояла к нам спиной, да смотрела на доски с заданиями, выбирала какое взять.

Да тут подходят к ней четверо соловков. Такие… Лощённые. Сразу видно, недавно авантюристами стали, да успели лишь первый заказ выполнить. Так они давай к ней тиснуться да уговаривать к ним вступить, пятой стать. Ну, сам знаешь, когда юность дуракам голову чистит и они ведут себя как идиоты. Так те тоже, приставали, приставали. Она отказала раз, на второй — послала. Ну, мы с Тоналом переглянулись и уже хотели помочь, уже и крикнули соловкам, чтобы головы остудили. Да один из них как возьмёт, да как хлестанёт её по заднице. Я уж думал, что голову ему откручу, да не успел.

Шарана его одним ударом вырубила да челюсть сломала, второму — глаз выбила, третьему — колено сломала, а четвёртому, самому напористому, как схватила между ног, да как дёрнула — все в гильдии слышали, как у того яйца оторвались.

Так ты представь, лежат они перед ней, корчатся, кричат, гильдейские работники за головы похвастались, знать не знают, что делать, а она стоит и смотрит на доски с заданиями. У неё потом проблемы были, но мы тогда с главой гильдии в ладах были. Ну, подошли к нему, кой-че шепнули, да за девчонку заступились. Ну, дали долг главе в три задания срочных. И знаешь — недели три прошло, мы уже одно задание выполнили и сидели в гильдии, брагу пили да думали, что делать дальше. Деньги кончались, надо было вновь в поганое место соваться.

Смотрим, идёт она к нам походкой властной от бедра да смотрит на нас пристально, с недоверием, но и с благодарностью. Ну, знаешь же, как женщина смотрит на того, кто ей помог, но и ни слова не сказал об этом. Будто она для него девка малая. Так она шла к нам, а узоры на броне играли на свету, как ветер шуршал цветами. А ещё эта родинка, как солнце, тоже светилась, а глаза! Глаза горели, как факела ночью .

Так она подошла, посмотрела на Тонала, потом на меня. А я ещё тогда сидел, ну, как мелкий пацан и смотрел на неё да рот открыл как дурак какой-то. Так она посмотрела на меня внимательно так, улыбнулась, и сказала: «Место в группе есть? Я на погонь охочусь, но могу и на зверей, и охраной в караван. Я Шарана. Зовут меня так. Шарана Налиа…»

Я сомкнул челюсти. Раздался чавкающий звук и треск костей. Мгновенная смерть, как и было обещано.

Возможно, перед смертью мужик забыл, где находится и единственное, что видел перед собой — улыбающееся лицо его возлюбленной. И хоть смерть — это конец, но я надеюсь, что для авантюриста сорок четвёртого уровня Даира Сакнара такой конец был приемлем.

Избавившись от двух тел и забив живот — я положил голову на подушку и постарался вспомнить всё, что говорил мужик.

В Средневековье моего прошлого мира была распространён обмен заложниками. Когда два враждующих государства хотели прекратить войну, то короли обменивались ближайшими родственниками. Обычно это были вторые сыновья, дочери или даже наследники престола. Это гарантировало, что война не начнётся — иначе разговор с заложником будет коротким.

Кагата явно была связана с тем, что племя Рыси взяло под контроль Аистов. Теперь последним надо как-то отмыть запятнанную честь и подозреваю, что мылом станет моя драгоценная шкурка.

Жить мне осталось, в лучшем случае — три месяца. Через тридцать девять дней, или тридцать пять циклов исцеления, случится приступ скверны. Он продлится ровно шестнадцать дней, и когда я очнусь — останется максимум тридцать циклов, чтобы исцелиться. И то, это крайне оптимистичное заявление. Лучше опираться на цифру в двадцать: так гораздо удобней и запаса дней на перелёт больше будет. В итоге пятьдесят пять циклов, чтобы излечить крылья. Пока что сосредоточусь на сломанном крыле, но верёвку не трону: пусть орки думают, что крыло всё ещё сломано.

Я ещё раз осмотрел себя. Немым укором моей слабости больная нога была скрючена перпендикулярно телу, и чем дольше я на неё смотрел, тем сильнее скреблась в сердце горечь.

Осмотр искорёженного тела закончился тем, что я вновь потрогал роговые отростки на голове: удивительно, что орки их не спилили, пока я был в отключке. Но раз не спилили, то и на том спасибо. Лог…

Сто километров только до Поля Слёз, а потом до дома столько же. Когда я улечу отсюда, то останется два месяца до следующего приступа скверны. Это пугает, потому что до острова нашей спячки лететь очень долго. Настолько, что можно не долететь.

Я совсем забыл про тётю. Ведь мы уже должны были прилететь к тому острову, а Изулиса говорила, что будет ждать нас там. Рано или поздно, она точно полетит к нашей пещере узнать, что случилось. Ведь мы сильно задерживаемся. Надеюсь, что так всё и случится.

Глава 2

Я пристально смотрел на две вещи: на полог шатра и в лог-файл. Лог я мониторил специально, дабы не упустить момент и вовремя запустить излечение — но с пологом шатра всё не так однозначно. Меня крайне беспокоил тот факт, что с Даиром я познакомился девать циклов назад. То есть — практически десять дней и до сих мне не принесли новые тела, а голод уже давал о себе знать. Он ещё был слабым, но уже через три цикла доставит проблем. Лог…

Значение выносливости были максимальны. Не раздумывая, я вновь запустил исцеление зная, что голод усилится. Следовало торопиться: оставалось двадцать шесть циклов до очередного приступа скверны, а перелом в крыле всё ещё не сросся.

На следующий цикл наконец послышались шаги. В этот раз разумные умерли сразу, упав с двухметровой высоты.

После — я вновь погрузился в нирвану, всё время всматриваясь в лог. Меня уже тошнило от такой жизни. Каждый день, час, минуту, секунду и каждый удар сердца — одно и то же. Словно я чей-то нелюбимый сторожевой пёс и место мне не в тёплом доме рядом с горящим очагом, а на цепи в холодной будке. Каждый день я познавал дзен, смотрел в лог-файл и запускал самоизлечение. Каждый день, каждый день, каждый день.

— Вот ты не представляешь, как мне это надоело, — обратился я козьей голове. — Что говоришь? Я хоть могу двигаться, а ты лишь тупая голова? Ну, знаешь ли… Так, а мы ведь с тобой так и не решили, как тебя называть. Ну, что думаешь? Как? Долли? А ничего оригинальной придумать не могла? Кто я? Слушай, иди… далеко.

Я показательно отвернулся и уставился в одну точку. Моя наигранная обида была не долгой и вскоре я вновь посмотрел на голову козы. Её правый глаз лопнул и вытек, а вот левый был на месте. В этом прогладывался некий символизм.

— Ну хорошо, хорошо. Будешь Долли. Довольна? Надо было сразу? Слушай, ну не начинай: мне всего этого и так с головой хватает, а ещё и с тобой разборки. Ну сама подумай, разве дракон будет выяснять отношения с дохлой козьей головой? Кстати, а почему на твой запах мухи не слетелись? Что⁈

Я посмотрел на голову, не веря услышанному. Как этой пустозвонной черепушке могло прийти такое в голову⁈ И мало того, она эту ересь ещё и озвучила… Одним словом: я общаюсь с ополоумевшей пустоголовой козой.

— Какой к чёртовой бабушке парфюм? Чем и когда ты побрызгалась? Ответь мне, тупое ты создание. Я тупой? Я идиот, раз опять забыл про магию? Хочешь сказать… Ай, надоело.

Сегодня я в ударе: шуточный диалог шёл чуть дольше, чем обычно. Вот только мне кажется, что я медленно, но вполне уверенно схожу с ума.

Странно, что мухи не слетелись на запах разлагающейся плоти. Возможно, это из-за сигнального контура, или стенки шатра пропитаны какой-то магией, или что-то ещё, связанное с магией. Хотя, откуда зимой взяться мухам?

Всё же разумным легко живётся в этом мире, любую непонятную фигню можно обозвать магическим явлением и спать спокойно. Чем-то даже напоминает мой старый мир. Только там магии не было, а если человек видел что-то странное, то называл это проделками богов. Неурожай — боги виноваты. Вся твоя семья умерла от кровавого поноса — боги виноваты. Ты напал на другого человека, раскроил ему голову камнем и сожрал мозги — это была воля богов, а ты не виновен. Как говорится: «Идиот найдёт сто причин не вникать в суть происходящего; умному же не нужно и одной, чтобы изучить новое». Правда, нужно учитывать мировоззрение разумного. Если он свято верит, что на том свете его всенепременнейше ждёт божество или что-то близкое к этому, то лучше с таким вот индивидуумом лишний раз не спорить — как пить дать он тебя зарежет и глазом не моргнёт. Ему-то всё равно, его божество поощрит, а вот у тебя жизнь всего одна. Лучше в эти сказки не верить.

Закончив с философскими размышлениями, я положил голову обратно на подушку и занялся в край опостылевшим действием. Считал циклы и вычитал их из оставшихся, словно переворачивая невидимый календарь.

На двадцать третий цикл после знакомства с Даиром, когда голод вновь скрутил живот, когда до приступа скверны оставалось совсем ничего, а из тринадцати сеансов самолечения было израсходовано двенадцать — система оповестила меня.

Действие умения «Магическое исцеление» прекращено

С наркоманской улыбкой на левой части морды я посмотрел на правое крыло. На всякий случай попробовал вновь запустить самолечение. Ничего. Крыло было исцелено, вот только насладиться этим чудесным событием не дал звук шагов. С последнего визита прошло тринадцать дней и это лишь подтверждало теорию, что орки отступили от своих слов.

Скинув второго разумного, муж Кагаты ненадолго задержался, уставившись на откушенную голову козы. Он явно не понимал, зачем она нужна, но спросить так и не решился.

— Мруса донка госока! На-а, на-а! Музас, госока! — снизу раздался голос, когда орки отошли от шатра. Говорило одно из брошенных тел.

Первый из сброшенных не умер после удара об землю, его лишь придавило другим телом. Он даже нашёл в себе силы выражаться на непонятном языке, похожим то ли на язык людей, то ли на равнинных эльфов. Правда, его слова звучали не грозно, а комично: разумный немного шепелявил, и каждое слово присвистывая вылетало из его рта. Из-за этого он больше походил на избитого шпаной уличного бродягу, а левое острое ухо с отсутствующей мочкой лишь добавляло к этому образу изю…

— Нусик? — я пробился эльфу в сознание.

— Ты кто? — в голосе эльфа лишь глухой бы не заметил страха. На меня смотрели зелёные глаза, а в открытом от удивления рту отсутствовал передний зуб. С каждым вдохом изо рта появлялся густой пар из-за сильных зимних морозов.

— Конь в пальто.

— Как, конь?

— Ой, ду… Хватит!

От внезапно накатившей злости я прикрикнул на остроухого, отчего тот испугался и постарался закопаться под тело. Ну а как не злиться, если психологический триллер, которым стала моя жизнь, превращается в тупую комедию?

— Тебя же Нусик зовут? — спросил я эльфа, когда немного остыл. Тот уже прекратил вжимать голову в плечи и смотрел на меня с опаской, граничащей с безумием.

— Откуда ты знаешь? Кто ты?

— А кого ты видишь?

— Дра… Ты дракон?

— Какой догадливый молодой человек.

— Я равнинный эльф, — поправил тот голосом зашуганной канарейки.

— Да ладно? — от моего сарказма эльф едва не потерял сознание. — Спасибо, что поправил, а то я не заметил твоих острых ушей. Ты знаешь таких разумных, как Даир и Тонал

— Это были они? — эльф попытался вскочить от удивления, но смог лишь чуть приподнять голову. — Это были они, да? Я точно видел Тонала, человека, с большим шрамом на голени. Это точно были они, восемнадцать дней назад. Да?

— Какие восемнадцать дней, эльф? — я отказывался верить в услышанное. — Как могло пройти восемнадцать дней, если это было двадцать три цикла назад⁈ Их принесли сюда двадцать семь дней назад!

Сам того не понимая, я вытянул шею и повысил голос. От этого у эльфа едва не разорвалось сердце, и лишь чудом тот сохранил ясность рассудка.

— Восемнадцать, восемнадцать… Я считал! Восемнадцать восходов, восемнадцать закатов. Восемнадцать… Восемнадцать дней… Это же был Тонал? Да?

— Я не верю твоим словам про восемнадцать дней. Тонал и Даир были здесь двадцать семь дней назад.

— Как двадцать семь? Я… — глаза парня забегали, а сам он часто задышал. — Я же… считал⁈

— Что ты считал? Дни?

— Да. Я… Где Тонал? Где он? А… Шарана… Она тоже была здесь?

— Да, эльф. Я видел всех из твоей группы.

— Где… — эльф не успел закончить вопрос, как его зелёные глаза расширились от подступившего ужаса. Он осознал, где находится, с кем говорит и почему на нём лежит труп другого разумного. Точнее, разумной девушки из равнинных эльфов с ладонями, покрытыми мозолями.

— Они все мертвы. Шарану и Тонала убили орки. Даир был ещё жив, когда его скинули ко мне. Он рассказал вашу историю.

— Он…

— Он попросил убить его. Это было его решением, чтобы сила его души досталась мне, а не оркам.

— Я… Мне нельзя умирать! Нет, слышишь! Нельзя! — кричал по мыслеречи Нусик.

— Не ори! — эльф дёрнулся и замолк. — Это было решение Даира. Если ты хочешь, то я не убью тебя.

— Хочу! Мне надо выбраться отсюда! — эльф попытался выбраться из-под трупа, но переломанные ноги и руки отозвались болью. Чтобы не закричать, остроухий стиснул зубы и напрягся, отчего на шеи вздулись вены.

— Успокоился? — спросил я у несчастного, когда тот отдышался и посмотрел на меня осмысленным взглядом. — На шатре установлен сигнальный контур. Стоит тебе выйти, как орки насадят тебя на копьё как свинью на вертел. Да и судя по твоим конечностям — далеко тебе не уйти. Как и мне.

Я поднял одну из культей, а после — показал эльфу обезображенную сторону морды. Увиденное шокировало Нусика. С минуту он лежал неподвижно, не моргая и практически не дыша.

— Но у тебя крылья⁈ — в глазах эльфа блеснул огонёк надежды.

— Ты зря на них рассчитываешь, — я повернулся левой стороной, показал состояние крыла, и эльф окончательно сник. — Ты сказал, что видел Даира и Тонала восемнадцать дней назад. Почему ты так думаешь?

— Потому что это был Тонал. И ты сказал это, — Нусик говорил безжизненным голосом.

— Я про другое: почему ты уверен, что прошло восемнадцать дней? Я насчитал двадцать семь.

— Восемнадцать восходов, восемнадцать завтраков, восемнадцать… — парень запнулся и так стиснул зубы, что те аж затрещали. — Восемнадцать «тренировок», восемнадцать ужинов, восемнадцать заходов. Я считал это, дракон, как советовал Тонал.

— Советовал Тонал? Как, если Даир думал, что ты убежал.

— Я не смог. У них были поисковые птицы. Меня нашли, их было много. Я видел Тонала и Даира. Они были в другой части лагеря. Я… — эльф смотрел с мольбой во взгляде. — Мне нельзя умирать! Прошу, помоги мне! Умоляю. Я сделаю что угодно. Хочешь, сожри меня, но помоги. Умоляю, помоги!

— Интересно, и чем я могу помочь, учитывая моё положение? — мольба эльфа дёрнула за ниточки сострадания. Стало жалко остроухого парня, выглядящего лет на двадцать.

— Помоги мне выбраться, ты ведь древнейший! Ты ведь много умеешь. Помоги выбраться отсюда. Мне надо вернуться, меня ждёт Тайка. Умоляю, она ждёт меня! Если я не вернусь, то её… её… — голос парня задрожал, а глаза увлажнились.

— Твоя возлюбленная?

— Сестра! Помоги, прошу! Если я не вернусь и не выплачу залог, то её продадут в рабство. Нельзя этого, нельзя…

— Твоя…

Я прервался, понимая, что в моих же интересах подбирать слова. Если прямо сказать парню, что тот в ближайшее время умрёт, то я ни черта не услышу. Мне до сих пор непонятно как он насчитал восемнадцать дней, но если он прав, тогда… Но ведь циклы! Я ведь считал количество циклов, и… Ладно, об этом потом: сейчас надо остроухого медленно подвести к мыслям о неизбежном. И ещё эта история про его сестру — она для меня бессмысленна. Но если перед смертью человек хочет услышать, что он прожил жизнь не зря, то это стоит сказать, даже если человек был пустым местом.

— Посмотри на меня внимательно, — обратился я к эльфу, и с каждым моим словом огонь надежды в его глазах затухал. — Мои передние лапы оторваны, а задние сломаны: я не способен ходить. Посмотри на мои крылья: я не способен летать. Посмотри на мою морду и хвост: я не способен сражаться. Моя магия истощена, и я не способен даже постоять за себя, а ты просишь помочь тебе. Я не смогу этого сделать, я не умею лечить других. Мне жаль, но я не способен сохранить твою жизнь.

— О, великий Таксатон, — мысленно причитал остроухий, — молю, возвысь свой взор над нами, поделись своей мудростью с Тайкой и позволь ей избежать рабства. О, великий Таксатон, молю…

— Я не закончил, — эльф резко прервал молитву и вновь уставился на меня с надеждой во взгляде. — Не смотри на меня так, будто я способен исцелить тебя.

— Но тогда что? — с мольбой произнёс тот.

— Скоро ты умрёшь. Неважно, сделает ли это холод или голод, стану ли я твоим палачом или тебя убьют переломы. Ты обречён. Твоя жизнь закончилась тогда, когда орки передали чёрный рулон вашему караванщику.

— Откуда ты знаешь?

— Я ведь говорил, как умер Даир. Он рассказал мне вашу историю.

— Но зачем ты это говоришь мне?

— А затем, что шансов выжить у меня гораздо больше, чем у тебя. И я могу попробовать спасти твою…

— Ксаты! Да, да, — парень окончательно потерял рассудок и стал нести какой-то бред. — Ты же к ксатам полетишь. Да, точно. Сразу лети к ним, сразу лети и скажи, чтобы спасли сестру. Сделай это, дракон, сделай!

— Но что я получу взамен?

— Ты получишь моё тело и сможешь сожрать его! Поклянись великому Таксатону, что спасёшь сестру. Он тоже из древнейших, ты же знаешь.

— Первое: твоё тело и так достанется мне, когда ты умрёшь. А раз Таксатон тоже древнейший, то как я должен ему клятву приносить?

Сказанное эльфом звучало нелепо. Я понимал, что эльф предлагает мне поступить примерно так же, как тогда сделала Кагата, но… Стоп. Лог… Клятва не пропала. А не значит ли это, что Кагата жива? Или клятва сохраняется, если давший её разумный мёртв? И вообще, как эти клятвы работают?

— Древнейший… Да, я… Как?

— Нет возможности принести тебе клятву, и я бы никогда такого не сделал. Ты слишком много о себе возомнил, эльф. Моего слова должно быть достаточно, или я дождусь твоей смерти.

— Умоляю, помоги Тайке! Я что угодно сделаю! Спаси сестрёнку!

— Ты ничего не можешь дать взамен, кроме знаний, — эльф попытался что-то сказать, но я не закончил. — Я буду задавать вопросы, и ты на них ответишь.

— Тайка… — эльфа вдруг передёрнуло, он тяжело задышал. — Великие боги, смиренно прошу вас, раскройте мою душу, — эльф замолк. Он дышал, выдыхая клубы пара, взглядом уставившись в одну точку.

— Нусик?

— Боги говорят, что я… я умираю, дракон, — остроухий посмотрел на меня с мольбой. — Умоляю, спаси Тайку.

— Я даю тебе слово отправится к ней сразу, как только получится это сделать.

— Спасибо. Спасибо… О, великий Таксатон, преисполнись мудростью и не гневайся, что я благодарю дракона, твоего вечного врага.

Так, а это уже интересно. Мало того, что он то же назвал ящеролюдов ксатами, так ещё Таксатон — вечный враг драконов? Это он что, такое же существо, как те пауки и звери? И почему враг? Сколько же всего надо узнать, а время убегает.

— Вместо молитв лучше передай мне карту с тем местом, где живёт Тайка и объясни, как она выглядит.

— Я… Я не смогу. Кристалл нужен. Для карты, чтобы её передать.

— Тогда объясни всё словами, — кажется, что эти кристаллы не такие простые вещи.

Эльф коротко описал, где именно следует искать его сестру. Королевство Калиск, в котором есть Настрайская магическая академия, рядом с городом Трайск расположена деревня Аскиск. Это их родная деревня, они жили недалеко от речки и водяной мельницы.

— Как полностью зовут твою сестру, и как она выглядит?

— Тайка. Она не может взять фамилию, но есть я, её брат, Нусик Айсот. Мы близнецы, у неё тоже зелёные глаза и светлые, русые волосы. Очень светлые, практически золотые.

— Значит, я найду её.

— Спасибо, спасибо тебе дра… — в зелёных глазах блеснул огонёк искренней благодарности. — Как зовут тебя, древнейший? Скажи, я…

— Это неважно. Деревня находится в какой стороне?

— На… На северо-западе, в двадцати днях с торговым караваном. Если на быстрой лошади, то дней пятнадцать.

— Сколько это в километрах? — эльф этого не знал и посмотрел на меня таким взглядом, словно из-за этого я мог забрать свои слова. — Я запомнил, где искать твою сестру. Как появится возможность, то сообщу о ней, либо сам помогу. Она должна денег?

— Мы должны две сотни золотом в монетах торговой республики Сонкта, — эльф вдруг запнулся и стал о чём-то усиленно думать. — Это сто грамм магических камней.

— Всего лишь? — нечаянно вырвалось у меня от удивления.

— Да за эти деньги можно… Точно, ты же дракон. Да, магически камни, ксаты, торговля, — он посмотрел на меня как на спустившегося с небес ангела. — Всего лишь сто грамм магических камней, да.

За эти сто грамм, как сказал Нусик, мог бы купить дом с участком земли до конца жизни, и лошадь и запас сена для неё на пять лет. Сдаётся мне, я недооценил стоимость кристаллов маны, которые тётя перевозила из нашей пещеры на остров ксатов.

— Ты сказал, что видел Даира восемнадцать дней назад. Ты точно в этом уверен?

— Да, я уверен, — голос эльфа был кристально чист. — Это Тонал научил считать дни, когда я был простым охотником. Он сказал, что если считать дни, то жизнь не будет дерьмом и будет цель, чтобы проснуться, не захочется утопиться. И каждый раз проснувшись, я спрашивал сам себя: в силах ли прожить ещё один день? И отвечал, что в силах. Это как игра, только ты играешь сам с собой. И сам себя выигрываешь. Каждый день.

— Ты точно уверен, что это было восемнадцать дней назад?

— Да. Я здесь пятьдесят девять дней. На сорок первый день я увидел, как орки тащили сюда двух голых людей, а у одного из них был шрам на голени.

Кажется, у меня проблемы с головой. Как я умудрился насчитать двадцать три цикла исцеления, раз прошло всего восемнадцать дней? Вряд ли эльф прикалывается надо мной, он не в том положении.

— Между Полем Слёз и Хравтаргором проходит огромная равнина. Слышал ли ты что-нибудь о них в последний год?

— Хавргартор? — переспросил эльф, а я подумал, что пора уже выучить это название. — Там, где большой каньон? Нет, ничего не слышал.

— До весны сколько дней осталось?

— Здесь погода другая, чем в моих местах. Два, даже два с половиной месяца.

— Сколько с тобой было узников?

— Сначала нас было двенадцать, но орки каждые десять дней уводили одного. Эта сука магическая что-то сделала со мной! Я ничего не чувствовал, когда этот госока ломал меня, — я уточнил непонятное слово. — Ублюдочная тварь, которая принесла меня.

— Сколько сейчас осталось узников?

— Семь. Но я не знаю, сколько в других тюрьмах. И сколько у них девушек, — эльф приподнял голову, посмотрел в лицо равнинной эльфийки и сильно опечалился.

— Какие умения и навыки ты знаешь? Сможешь меня им обучить?

— Да. У тебя есть, кристалл? — уставшим голосом спросил эльф. Я ответил отрицательно и задумался. Но спустя секунду вспомнил то, что не давало мне покоя в последние дни.

— Видел ли ты орчиху, похожую на ребёнка, с золотым браслетом на лодыжке.

— Не преобразившуюся? С мордой кошки, на браслете?

— Значит, Кагата жива.

— Кагата? — эльфа затрясло. — Значит, она сдохнет после нас.

— Почему?

— Она… Она… — эльф стал хватать ртом воздух и резко посмотрел на меня. В его глазах отразилось отчаянье, страх и толика надежды. — Тайка. Тайка! Та…

Канал мыслеречи оборвался. Эльф обмяк, зелёные глаза закатились, а изо рта послышался звук последнего выдоха.

— Сука! — я едва не зарычал от злости. Вот как же не вовремя, а! Вот… Ай, ничего уже не сделаешь, да и ругаться на эльфа бесполезно: он явно не выбирал подобную судьбу. И, тем более, подобную смерть.

Что он имел в виду говоря про смерть Кагаты? После них, это после кого? Это как-то связано с её нахождением в племени отступников? Чёрт, ведь есть же способ помочь ей, он должен быть. Но как? Если бы я только мог связать с Кагатой по мыслеречи, но для этого я должен почувствовать магический сосуд орчихи на расстоянии. А для этого надо иметь двадцать пятый уровень в навыке «Чувство магии». Будь у меня с Кагатой родственная связь, как с сестрёнкой — то проблем не возникло бы.

Приняв печальный факт, что с Кагатой больше не увидеться — я схватил труп остроухой эльфийки и подтащил поближе. Если вначале я всматривался в мёртвые лица и пытался представить историю их жизни, то сейчас уже всё равно. Передо мной лежал лишь кусок не столько мяса, а сколько необходимого ресурса для спасения моей жизни. Лог.

Мана: 834/1480

В голове не укладывались слова про восемнадцать дней, но игнорировать их слишком глупо. Единственная возможность проверить их: сверить внутренние часы с тем, как быстро восстанавливается мана и выносливость.

Я начал с маны. Дождавшись, когда цифра четыре сменится на пять — стал считать секунды.

Мана: 836/1480

Выносливость: 199/3360

Шестьдесят три. Мои внутренние часы спешили, что нельзя сказать про ману: она восстанавливалась с обычной скоростью. Настал черёд выносливости. Стоило значению сменится на две сотни, и я повёл отсчёт.

Выносливость: 204/3360

За одну минуту она восполнилась на четыре пункта. Не два, как было до этого.

Я резко повернул голову и уставился на левую ногу, что месяц назад ещё была сломана. Медленно перевёл взгляд на недавно восстановленное крыло. И всё понял. Четыре пункта восстанавливались сейчас, так как излечено два повреждения, а когда познакомился с Даиром — восстанавливалось лишь три пункта.

Как я мог забыть о такой простой вещи, как влияние повреждений на организм? Ведь когда сломал ногу в прошлом мире — выносливость восполнялась медленнее. Врачи тогда сказали, что это нормальная реакция, так как организм тратит ресурсы на залечивание перелома и это отражается на выносливости. Ведь это было самым логи… Нет, не логичным. Когда мне отчекрыжили палец, то на выносливость это никак не повлияло, и ничего не поменялось после восстановления зрения. И не стоит забывать о скверне, да и система не показывает повреждения, хотя должна. Но, учитывая… Лог… В описании «Возгласа страха» крайне занимательная фраза «Статистические наблюдения». Есть одно туманное предположение, но нужно больше информации.

Минут пять я по новой высчитывал сроки, держа в уме подступающий голод от сеансов излечения. Всё же последнее, что мне хотелось — это ползать по шатру, жрать землю и молиться о новой порции человечины. Может быть, я и превратился в какое-то чудовище, но вот от гордости отказываться не собирался.

В итоге я был составлен грамотный план, учитывавший все нюансы. Если бросить всё циклы излечения на искорёженный сустав крыла, то за десять дней я проведу семнадцать циклов, а после мне голод сознание разорвёт. Но если чередовать циклы и каждый третий направлять в язык, то выйдет приемлемый результат. Он не настолько большой и сил потребует мало, а его исцеление отведёт все подозрения, когда сюда придёт Аркат. Надеюсь, что рано или поздно он придёт и я задам ему парочку вопросов об этих несчастных: что-то я не припомню, чтобы разумное существо называли животным.

Ещё раз посчитав в уме циклы излечения — я подвёл черту под этими размышлениями, приступая к новым.

Моя теория о том, что у каждой расы свой бог — дала трещину, ведь у Даира с Нусиком один и тот же бог, и молитвы схожи. Лишь факт существования Всеобщей Церкви удерживал эту расово-божественную теорию от полного краха. В прошлом мире были случаи, когда ритуалы двух соседствующих религий медленно проникали друг в друга. Здесь, скорее всего, произошло что-то похожее. Вот только обидно, что я не успел расспросить Нусика про его богов и про Таксатона.

В голове не укладывается стоимость магически кристаллов. Ну, или камней. Разницы немного, ибо кристалл — это то, что растёт на стене, а стоит его снять — то это уже камень. Всё просто, но непонятка в другом: я сильно преуменьшил ценность магических камней. Теперь то ясно, почему разумные стараются найти пещеры драконов.

И я преуменьшил значимость всевозможных особых кристаллов. С их помощью разумные друг друга за лог-файл трогают, и картами обмениваются, и умениями, и навыками.

Много информации удалось вытянуть из эльфа, но всё равно — её недостаточно. Остаётся надеяться, что кто-то из оставшихся заключённых так же проживёт чуть подольше.

Их осталось семь. Если они все здесь для того, чтобы пройти через «тренировки» и в конце оказаться в моём шатре — то их здесь на три «ужина». Или четыре, если у орков есть ещё тюрьмы.

Буду считать, что после приступа скверны останется один «ужин» перед тем, как… Я не горю желанием узнать, что именно орки планируют сделать со мной. Но я точно хочу узнать, где живёт сестра Нусика. Передай он карту, и найти Тайку не составило бы труда. Не знаю, чем помочь ей, но попробовать стоит. Всё же Тайка живёт на северо-западе отсюда и мне лететь в том же направлении: тот остров тоже находится на северо-западе.

Шаги двух орков послышались после восемнадцатого цикла. Голод был нешуточным, но не настолько сильным, чтобы жрать землю. Две человеческих женщины умерли, стоило им упасть на землю.

— Гра, — я зарычал, когда муж Кагаты скинул вторую женину и уже собирался уйти. Тот от неожиданности принял боевую стойку, завёл руки за спину и схватился за рукоять топора.

Я опёрся на левый локоть и выставил вперёд культю, намекая на очередной слив крови. Орк непонимающе посмотрел на культю и лишь через три секунды его крохотные мозги наконец-то всё поняли. Орк выпрямился и пальцем указал на меня, потом закрыл глаза и так стоял с несколько секунд. Потом вновь показал на меня, а потом раскрыл ладонь и выставил пятерню пальцев.

Пытаясь показать недоумение, я наклонил голову вбок и чуть прищурил глаз. Орк всё повторил, и вновь выставил вперёд пять пальцев. Я замотал головой. Тогда орк добавил ещё одну руку, выставив вперёд уже шесть пальцев — я вновь замотал головой. Когда пальцев стало семь — я задумался.

Предполагалось, что приступ скверны случится через восемь дней, но это как вилами по воде писано. Поэтому я кивнул, подтверждая, что «усну» через семь дней. Орк в ответ тоже кивнул и указал на мою правую культю, затем показал пять пальцев. Процедура кровопускания состоится через пять дней. Я кивнул. Орк в ответ быстро кивнул и вышел из шатра, оставив меня наедине с двумя трупами и собственными мыслями.

Как и было обещано, через пять дней послышались шаги. Я надеялся, что Акрат заявится на слив крови– но этого не произошло. Муж Кагаты пришёл в одиночку, если не считать двух коз. И, как всегда, орк ушёл с ведром, наполненным моей кровью.

В этот раз потеря семи литров крови не сильно отразилась на моё самочувствие. Голова кружилась, а сердце учащённо билось, но слабости было гораздо меньше. Тело постепенно привыкало к этой незамысловатой пытке.

Отделив козам головы и отодвинув к Долли новых подруг — я принялся лакомиться сочным мясом, в сотню раз лучше человеческого или эльфийского. После трапезы я вновь пытался двигать левым крылом: суставу вернулось немного подвижности. Процентов тридцать пять от изначального, но это поправимо, так что…

Завывание ветра отвлекло от размышлений. Снаружи началась метель. Земля по краям шатра давно промёрзла и покрылась ледяной коркой. Сколько я уже здесь? Когда случится ближайший приступ и я проснусь после него — пройдёт сто тридцать два дня.

Четыре с половиной месяца. Хочется выть зверем от осознания пропавшего времени. Треть года. За это время я мог спокойно долететь до острова и воссоединиться с семьёй, или найти остров ящеролюдов, и вернуться обратно. Кстати, а где он? Мама показывала, как прилетела на остров, но я ни черта не помню, где именно он находится. Но и это неважно — сначала я полечу домой.

Через два цикла раздались шаги, сопровождаемые скрипом снега. На этот раз принесли человека и равнинную эльфийку, но муж Кагаты не спешил уходить. Он показал пальцем на меня, потом на свои глаза и закрыл их ладонью. Простояв так с несколько секунд, он выставил вперёд руки с оттопыренными пальцами, показывая цифру десять. Загнул несколько и показал шесть пальцев. Орк явно спрашивал про мой «сон».

Я кивнул, подтверждая, что буду спать шестнадцать дней. Орк показал на трупы, потом вновь повторил манипуляции с пальцами. В этот раз он показал цифру двадцать намекая, что через двадцать дней принесёт новых разумных. И сразу же ушёл, стоило мне кивнуть.

Взглянув на трупы, меня всего передёрнуло: во мне до сих пор находились две козы. Но трупы я съел с мыслями, что уж лучше переедание, чем голод.

Всё же орки не собирались убить меня, пока я буду находиться без сознания, иначе бы не сообщили о следующей партии. К тому же, у них ещё оставалось шесть разумных, если верить Нусику.

Вскоре скверна вернулась, ворвавшись в сознание без стука и без предупреждения. Я лишь успел подумать, что вскоре начнётся самый сложный и самый долгожданный этап. Я даже успел обрадоваться приходу скверны, но ненадолго: разметав моё «я» на микроскопические лоскуты, она погрузила меня в глубокий чёрный омут.

Глава 3

Сковавшая всё тело невозможная слабость, будто на живую вырвали все жилы, оставив лишь кровоточащее мясо и истерзанные лоскуты кожи. Боли не было, но я долго лежал, приходя в норму после приступа скверны.

Девяносто шесть. Тридцать два. Осмысление этих цифр вернуло сознание в норму. Вернулась возможность двигаться, вернулись запахи. Пахло мёрзлой земли, сырой и глинистой; пахло моим телом, на протяжении четырёх месяцев ни разу не мывшимся; пахло перепачканными кровью и грязью стеками шатра. Но не было козьего запаха. Не было козьих голов.

Орки украли Долли, Полли и Молли, дери их черти три вечности подряд! Вот как можно быть настолько бесчувственными, чтобы забрать у меня последнее? Хоть спасибо, что новых повреждений не добавили. Всё было на месте, как и роговые отростки.

В лог-файле по-прежнему пусто, ни одного негативного эффекта. С одной стороны — я не знаю, как влияют на организм те или иные повреждения, с другой стороны — не видно последствий скверных приступов.

Зато понятно, что крыло медленно возвращается в нормальное положение. Думаю, что сеансов тридцать будет достаточно, а это впритык к празднику Новой Жизни. Так что время ещё есть и можно немного расслабится, положив голову на подушку. От неё осталось лишь воспоминание: она порвалась, а служившая набивкой шерсть вываливалась наружу засаленными комками серой массы. Но даже в таком виде подушка была хоть каким-то подобием мебели.

Изношенная подушка; бадья, вода в которой превратилась в тонкую мутно-зелёную ледышку; да табуретка с кружкой, давно упавшей на землю. Вот и всё убранство моей темницы. Одним словом — в шатре творилось запустение и бардак. И я бы мог пошутить, что не убираюсь и не навожу порядок, ведь у меня лапки — да вот только лапок у меня не было.

Из-за нетерпения и нервного возбуждения — время тянулось медленно, даже с учётом нирваны. Считая один цикл за другим — я то и дело прислушивался к шуму в лагере. Со всех сторон доносились звуки мышиной возни, когда хвостатая колония обустраивает убежище, грызя ходы и таская всякий мусор. Что-то похожее происходило в лагере, и мне это не нравилось.

С каждым звуком шагов, кашля или возгласа — моя нервная система распалялась до предела. Хотелось уползти подальше, где меня не найдут, не достанут, не отыщут. Но каждый раз я успокаивающей мантрой повторял слова, что мой единственный шанс спастись: это улететь отсюда. И с каждым циклом я приближался к этому.

На четвёртый день, после пробуждения, орки забросили двух мужчин, умерших от падения. Судя по количеству пленников, у меня осталось двадцать дней — этого должно хватить для полного исцеления крыла.

Я посмотрел на правое крыло, недавно исцелённое от перелома. Оно всё ещё было притянуто верёвкой к туловищу. Вскоре та порвалась с тихим потрескиванием, и крыло упало на землю кожаной тряпкой. Шипящее, покалывающее чувство захватило мышцы и нервы, отдавая в мозг сотнями импульсов.

Постепенно всё прошло, и я смог потихоньку двигать крылом. За последние месяцы мышцы обмякли и практически не слушались, поэтому на протяжении нескольких циклов я только и делал, что шевелил крылом, постепенно возвращая ему былую гибкость.

В следующий раз орк принёс разумных в промежутке между шестнадцатым и семнадцатым циклом. Моё левое крыло было не так сильно искривлено, и пришлось его отогнуть немного в сторону, дабы орк не обратил внимание. Он ушёл, предварительно окинув меня коротким изучающим взглядом. Его лицо было настолько безэмоциональным, что невозможно понять: действительно ли ничего не заметил, или просто не подал вида. Зато удивился я.

Вместо двух мужчин передо мной лежали две девушки. Даже сквозь синяки, ссадины и свежие кровоподтёки было заметно, что им максимум лет двадцать пять. Самый тот возраст для девушки, когда она уже не настолько глупа, чтобы не замечать лапшу на своих ушах, но и не настолько искушена жизнью и всё ещё способна радоваться маленьким подаркам как самая добродушная девчушка. Но не важен их возраст, нежная молодая кожа, широкие бёдра и груди: у одной она была упругой, а у другой немного рыхлой и казалось, что эльфийка несколько месяцев назад прекратила вскармливать своё дитя. Не важны их лица с отпечатанной болью, предсмертной агонией и неугасающей надеждой на то, что они будут жить, что это всё был лишь дурной сон и вот сейчас они проснуться и окажутся дома, в кругу семьи.

Передо мной лежало два трупа, которые были девушками, не мужчинами! Это означало два диаметрально противоположных варианта. Если орки не убили оставшихся мужчин, то в запасе у меня двадцать дней. Но могли и убить. Мне следует пойти ва-банк и всё направлять в сустав крыла.

С каждым днём всё сильнее источался слой льда, сковавший полотно шатра и землю, и с каждым пятым циклом разница становилась всё заметней и заметней, пока в один из дней кусочки льда остались лишь в углах шатра. Близилась весна, если она уже не началась.

Быстро приближавшиеся шаги вывели меня из раздумий. С того дня, как принесли двух девушек — прошло девять циклов. Я уже приготовился к драке, но весь боевой настрой сбило блеянье коз. Муж Кагаты пришёл, чтобы в очередной раз слить мою кровь. Всё прошло быстро и без единого слова. Орк молча смотрел, как красная жидкость медленно наполняла ведро, молча подводил коз, и так же молча и медленно вышел из шатра с ведром полным кровью.

Время тянулось долго, циклы сменялись один за другим, а я всё время только и делал, что излечивал крыло. Пока во время очередного сеанса что-то не щёлкнуло, а сознание затянуло чёрной пеленой. Я тихо зарычал, стараясь не выдать себя. Было настолько больно, что из левого глаза потекли слёзы, а в правой глазнице защипало.

Крыло плотно прижалось к телу. Казалось, оно исцелено, но сустав сочленения крыла и спины распух и пульсировал жаром. Я попробовал подвигать крылом, но новая порция боли советовала отложить это на потом.

На следующий цикл боль в крыле так и не прошла, как и на следующий, и ещё через три цикла. Зато с каждым разом опухоль сходила, даже получилось немного подвигать крылом. Поэтому я сохранял спокойствие, держал голову высоко поднятой и с гордостью смотрел на полог шатра. Неважно, что могло случиться со мной — я не собирался сдаваться без боя.

Так я и погружался в нирвану, готовый в любой момент сразиться за свою жизнь. Пока рядом с задней стенкой шатра не послышались лёгкие шаги.

— Лиас, — едва слышным шёпотом проговорил по-детски писклявый голос.

Я развернулся к стенке шатра и как можно тише прорычал. Не знаю, почему Кагата решалась на подобное, но у этого явно были свои причины.

— Лиас! — шёпотом, но с огромной радостью произнесла орчиха. — Лиас!

Я повторил рык показывая, что крайне рад слышать свою… Наверно, её можно было назвать подругой.

— Новая жизнь, — в голосе Кагаты слышались мольба и боль. Кагата умоляла понять вложенный в эти слова смысл. Я даже не успел зарычать в ответ, как орчиха стала медленно обходить шатёр. Подойдя ко входному пологу, она что-то сказала стоящему там войну, и сразу же ушла.

Мысли джунгарским хомячком носились по черепной коробке. У меня в запасе как минимум ещё две, даже три недели. Кагата говорила, что обязана поехать на праздник, а там неделя на подготовку, неделя на сам праздник и ещё одна на всякие разговоры.

Я повертел головой, осмотрев опухший сустав крыла и выкрученную ногу. Появившееся время следовало потратить на её исцеление, но стоит ли? Может, лучше прям сейчас податься в бега?

Точкой в размышлениях стала попытка встать, используя лишь одну левую ногу и опираясь на локти. Это оказалось несколько проблематичным: стоило оторвать зад от земли, как меня тут же занесло в сторону. Я попытался ещё несколько раз встать, но всё было тщетно. Без хвоста невозможно балансировать и на меня нападут, когда я приземляюсь с истощённой маной — я не смогу ни убежать, ни сражаться. Даже если в запасе лишь две недели — этим временем необходимо воспользоваться.

Но кое-что не давало покоя: расстояние от нашей пещеры до острова спячки. Если я всё правильно оценил, то на полёт потребуется не меньше двух месяцев. Есть все шансы просто не успеть до приступа скверны.

Я уже был готов отказаться от идеи излечить ногу и сразу отправиться в бега — но в голове зажглась лапочка гениальной мысли, я полностью успокоился и погрузился в нирвану, считая циклы. На пятый цикл боль в суставе пропала вместе с возможностью исцелять его: крыло полностью восстановилось. Оставалась нога и все сеансы отправлялись в коленный сустав.

Через шесть циклов, когда крылья были готовы к перелёту — послышались незнакомые шаги. Разумные шли по хлюпающей жиже, в которую прервалась земля после недавнего дождя. Хлопнул полог входного шатра. Я приготовился к битве. Опёрся на локти и как можно сильнее вдавил заднюю лапу в землю, упираясь когтями.

Полог основного шатра распахнулся резко, я едва не активировал «Рывок» вместо «Магического копья» — но бесчувственное тело на зелёном плече заставило повременить. И дело было вовсе не в том, что мне принесли двух мужиков. Их принёс орк с такими же габаритами, как и муж Кагаты, вот только у последнего не торчали из-под губ подпиленные клыки — а у нового орка подобные клыки были.

Стоило орку увидеть, в какой позе я нахожусь — и он тут же потянулся к кинжалу на поясе. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, пока я не сел обратно, посмотрев на орка с явным пренебрежением. Ответив взаимным взглядом, преобразившийся закинул в шатёр второго мужика. Вновь раздались шаги, теперь же они удалялись от шатра.

Меня беспокоило, что незнакомый орк преодолел сигнальный контур, ведь… А что мешало его перенастроить, пока я находился в отключке? Ровным счётом — ничего. Хотелось проверить, действительно ли сигнальный контур всё ещё на месте — но паранойя остановила меня. Я тяжело вздохнул и посмотрел на искалеченную ногу. Если раньше сустав был скрючен так, что между голенью и бедром был прямой угол, то теперь угол уменьшился и составлял примерно градусов семьдесят. Оставалось ещё много работы.

На семнадцатый цикл вновь послышались шаги. Незнакомые. Это был тот же орк. В этот раз всё прошло гораздо быстрее: я встретил орка не в позе боевой каракатицы, а просто сидя на земле, из-за чего тот не задержался ни на секунду.

Закончив с трупами — я опять принялся за исцеление ноги. Сустав практически встал на место, оставалось примерно градусов двадцать и требовалось совсем немного времени — но его могло и не быть.

Пришлось пойти на хитрость и расходовать лишь половину выносливости, уполовинив цикл. Делал я это специально, чтобы количество маны не опускалось ниже тысячи пунктов. В случае нападения лучше дать бой и сбежать, нежели воевать с пустыми резервами и на голом энтузиазме — на нём долго не повоюешь.

Спустя пять циклов сустав вправился, наградив моё сознание порцией жгучей боли. Но я был ей рад настолько, что едва не заплакал от счастья. Оставалось немного: убрать опухоль, чтобы сустав вновь смог двигаться. Оставалось совсем чуть-чуть. Немножко, совсем немножко.

Но через один полный цикл опухоль так и не сошла. Как и ещё через один. И ещё. И ещё один.

С каждым циклом пространство вокруг шатра всё сильнее наполнялось жизнью: кто-то постоянно кого-то звал, слышался деревянный стук, что-то трещало, иногда даже был слышен звук удара металла о металл. В иногда звуков было настолько много, что они сливались в одну сплошную какофонию; в другие же моменты звуки затихали настолько, что редкий крик отчётливо слышался. Шла обычная цикличность дня и ночи.

Когда звуки практически затихли и племя явно готовилось к очередной ночи — недалеко от шатра прошёл табун лошадей. Это поставило точку. Лог.

Мана: 1080/1480

Выносливость: 1655/3360

Больше ждать нельзя. Не известно, сколько ещё потребуется времени для исцеления сустава, но ясно наверняка — племя вернулось с праздника. Надо убираться. К коленному суставу всё ещё не вернулась подвижность, но это уже неважно, ибо…

Боковыми зрением я уловил едва заметное движение. Колыхнулся полога шатра. Приняв боевую стойку, я приготовился накинуться на первого зашедшего орка — но орчиха с розовой кожей не оставила мне и шанса.

Сквозь опухшие синяки едва угадывались черты лица. Под глазами появились синие круги, а в глазах лопнувшие сосуды кровавыми прожилками опутывали зелёную радужку. Дыхание было неровным, словно девушка бежала сюда, а трясущиеся руки удерживали чёрное полотно из валяной шерсти. Кагата была в той же нарядной одежде, в которой праздновала вознесение божественных зверей. Вот только ярко-оранжевое платье покрылось слоем грязи, широких бус не было, пояс потёрся и вышитые рисунки кошки и котят превратились в невнятные кляксы с торчащими во все стороны нитками.

— Здравствуй, Кагата, — я постарался улыбнуться подруге. Я был рад её видеть, но отвечать она не спешила.

— Кагата? — она лишь с доброй, нежной грустью посмотрела на меня. Уголки её глаз заблестели.

— Что случилось? Ты не можешь говорить со мной?

Глубоко вздохнув, Кагата зажмурилась и замахала головой. То ли в ответ, то ли отгоняла слёзы.

Закончив трясти головой, орчиха посмотрела на меня широко открыв глаза. В её взгляде читалась решимость. Она расставила руки в сторону, развернув длинное и широкое полотно, со свисающими верёвками по краям.

На чёрном фоне золотыми нитками вышит дракон, изломанным крылом прикрывавший маленького котёнка. Своей искалеченной мордой он смотрел на дрожащий шерстяной комок и, казалось, что-то говорил ему. Успокаивал, приободрял. Котёнок жался к дракону, пытаясь спрятаться от больших и хищных птиц, кружащих недалеко от них.

Кагата развернула полотно лицевой стороной к себе и медленно приблизилась, хромая на левую ногу. Тусклым красным цветом мерцали края браслета, сковавшего тонкую лодыжку.

Подняв полотно, подруга обернула его вокруг моей шеи и крепко обвязала верёвками, затем выудила из кармана маленькую бутылочку и облила содержимым узлы. Спустя мгновение в них появился глянцевый отблеск. Возможно, это был клей и Кагата не хотела, чтобы закрывавшее две третьих шеи полотно слетело, когда мне будут рубить голову.

Убрав опустевшую бутылочку, Кагата глубоко вздохнула и крепко, до скрежета зубов сжала челюсти. Она показала на восток рукой и описала полукруг, ненадолго остановив руку над головой и потыкав пальцем в один из светильников, потом продолжила и закончила полукруг ровно на западе. Показала один палец. Показала на свой пояс. Показала на мою шею. И едва не упала, из её глаз потекли слёзы, она резко выдохнула и едва не закричала. Её браслет почему-то ярко светился красным. Кагата быстро задышала, пытаясь справится с болью, от которой её детское личико скривилось и больше походило на лицо старухи.

Отдышавшись, орчиха посмотрела на меня с мольбой. Я всё понял без слов: зачем она пришла, что пыталась сообщить, зачем размахивала руками и что означало обёрнутое полотно. Всё было понятно. Я пододвинулся и легонько ткнул носом в по-детски плоскую грудь орчихи. Она тихо заплакала, обхватив мою голову руками.

Нам оставалось жить ровно день. Завтра, когда солнце будет клониться к закату — за нами придут, и вслед за мной убьют Кагату.

Так мы стояли долго, как два старых друга, прощаясь навсегда. Не знаю, каким меня запомнила Кагата, но я запомнил орчиху весело смеющейся и с удовольствием приходящей ко мне каждый вечер.

— Ведь можно по-другому, — я расправил крылья, когда орчиха убрала с моей головы руки. Не полностью, но и этого хватило, чтобы Кагата впала в ступор от удивления.

— Я могу летать. И ты тоже, — я опёрся на левый локоть и протянул к Кагате правую культю, как бы приглашая отправится со мной. Я бы точно смог прижать её к животу двумя культями, и она не упала. Я мог бы обхватить её задними ногами. Да я даже был готов посадить её себе на спину, лишь бы спасти её.

Но вместо того, чтобы принять мою помощь — Кагата сделала шаг назад. Она посмотрела на свою ногу с браслетом и замахала головой. Стоило мне запротестовать, как канал мыслеречи оборвался. Круто развернувшись, Кагата сделала шаг в сторону полога и уже вытянула вперёд руку.

Я негромко зарычал. Этого было достаточно, чтобы Кагата испуганно подскочила на месте и уставилась на меня подобно загнанной в угол крысе. Но я не собирался нападать на неё, даже не думал навредить той, благодаря кому я сохранил жизнь. И не только сохранил, но и с пользой провёл эти месяцы: я узнал много нового об орках, об устройстве мира. И о том, что мама была права.

Мы, драконы, для разумных лишь кусок дорогого мяса, ценный ингредиент и показатель статуса.

Но я не мог бросить Кагату на произвол судьбы, даже если она отказывалась уходить со мной. Не знаю, в чём была причина её решения. Скорее всего, она не могла по своей воле покинуть думкаа́д ну Суттаа́к — ибо, являясь дочерью думкаа́д ну Руссу́ут, была связана договором и выступала заложником. Как и у меня, у Кагаты была своя гордость и она не собиралась от неё отказываться.

Неважно, что именно послужило причиной для орчихи остаться здесь, но я обязан отплатить ей. Она подарила мне шанс на жизнь, и раз части тел драконов так высоко ценятся, то глупо не подарить Кагате шанс выкупить свою жизнь.

Я подогнул под себя левую заднюю ногу, дотянуться мордой до ступни и сомкнул челюсти. Острая боль постучалась в сознание, но я к ней привык и не обращал внимания. Лишь запустил исцеление и направил три сеанса в лапу, дабы остановить кровотечение.

Орчиха шокировано смотрела на меня, приложив ладошки к опухшим щекам. Я пододвинул к ней морду и пристально посмотрел на её маленькие ладони. Кагата не сразу сообразила, что к чему, но всё же выставила перед собой ладошки. В них упал палец с правой задней ноги, со всеми суставами и с самым большим когтем. Этого подарка должно хватить, чтобы выкупить её жизнь. Или отсрочить смерть.

Не веря в произошедшее, глаза Кагаты увлажнились, а руки затряслись. В её взгляде смешалась благодарность и какая-то мольба. Я не понимал этот взгляд, но понимал, что поступил правильно. Кагата сложила в замок ладошки и прижала руки к груди. Она была благодарна.

Ещё раз посмотрев мне в глаз, она показала один палец, намекая на отведённое нам время. Поклонившись, она вновь скривилась от боли и поспешила уйти, браслет на её ноге мерцал ярким цветом.

Я остался один со своими мыслями и тем немногим отведённым временем. Лог.

Мана: 892/1480

Выносливость: 953/3360

Малый запас выносливости был не страшен, она теперь восполняется быстро. Больше всего пугало количество маны: на таких резервах пролететь получится километров пятнадцать, если не меньше, а орки уж точно бросятся в погоню. Но в запасе есть немного времени. Сейчас ночь, а утро настанет лишь через восемь часов: время ещё было.

Всё произошло быстро. Даже слишком быстро.

Сработала моя привычка ждать восполнения резервов до самого конца и запасы маны полностью восполнились ровно к тому моменту, когда рядом с шатром послышались шаги, много шагов. Словно всё племя собралось на громадный пир, где главное блюдо — чёрный дракон по имени Сиалонус.

Вот только орки забыли спросить у меня разрешения, а я крайне против подобного конца собственной жизни. Не самой приятной, короткой и даже скверной — но это моя жизнь. И я не собираюсь отдавать её другим. Я как можно плотнее придвинулся к пологу шатра. Игнорируя на боль, я упёрся задними ногами в землю.

Я приготовился. Я ждал, когда полог входного шатра зашуршит.

Он зашуршал.

Активировано умение «Рывок»

Передние культи стали подобием лап, когда меня с огромной силой выбросило наружу. Раздался оглушительный писк от сигнального контура, но уже плевать.

— Здравствуй, мразь, — промелькнула мысль от вида зеленокожей твари. Он впал в ступор от неожиданности.

Летя на ошарашенного орка, я раскрыл пасть и вцепился тому в бок. Нас вытолкнуло на улицу, где собралась огромная толпа орков всех размеров, цветов и раскрасок.

— Граааа! — зарычал я что есть сил, не выпуская орка из пасти. Рык сработал, толпа испугалась и бросилась наутёк.

Я вновь активировал «Рывок», набирая скорость и тут же раскрыл крылья.

Активировано умение «Полёт»

— Выше! Быстрее! — мысленно кричал я, яростно махая крыльями и унося себя как можно дальше от стана орков.

Десять взмахов. Пятнадцать. Двадцать.

До земли уже больше ста пятидесяти метров. Меня шатало от сильного ветра, а без хвоста тяжело держать равновесие: пришлось выпрямить левую ногу в попытке сделать из неё импровизированный хвост.

Подо мной раскинулось неимоверное количество различных шатров, палаток и вигвамов. Сотни орочьих жилишь смотрели в небо острыми куполами и крышами. Вместе с ними на улетавшего дракона заворожённо смотрели тысячи и тысячи орков.

Посреди всей этой толпы одиноко стоял шатёр, служивший мне тюрьмой на протяжении долгих месяцев. Вдалеке от него стоял ещё один такой же шатёр. Вокруг него не было толпы, но рядом стояла одинокая орчиха. Она что-то сжимала в крошечных ладонях, с надеждой и с радостью смотря в небо.

Я видел, как к зеленокожей твари в моей пасти вернулось самообладание. Орк что-то кричал, пытаясь дотянуться рукой до моего здорового глаза. Продолжая интенсивно работать крыльями, в попытке подняться как можно выше — я поднял голову и резко опустил её. Но не довёл до конца, а дёрнул вверх, когда та прошла половину пути. Спина орка не выдержала высокой нагрузки и хрустнула, а сам орк потерял сознание.

Рядом промчалось несколько огненных шаров, будто пламя вырвали из печки и спрессовали в идеально круглую форму. Гудя пламенем, они умчались в небо. На земле толпа орков под предводительством детектора лжи что-то говорили, смотря точно на меня.

Я резко изменил направление полёта, устремившись к земле. Ветер свистел, награждая моё сердце давно забытым чувством свободы. На земле граница лагеря закончилась, вместо орочьих жилищ теперь простиралось пастбище. На нём мирно паслись лошадки, некоторые из них выделялись: метра два в холке, с огромным крупом, мускулистыми ногами и широкой шеей.

Боковое зрение уловило что-то сзади. Я успел накренить крылья и уйти в сторону, как в метре от меня чего-только не промчалось: огненные шары, фиолетовые сгустки, серебряные колья. Орки планировали убить меня эти, но всё уже кончено.

Я вышел из крутого пике и на огромной скорости летел в пяти метрах над землёй, распугивая ничего не понимающих лошадок. Они в ужасе ржали и разбегались в стороны, но плевать на них: я успел захватить с собой консерву.

Отлетев достаточно от стоянки орков — я поднялся на пятьдесят, а потом и на все сто метров. Чувство направления подсказывало, что я летел на северо-запад, в то время как мой дом находился на юго-востоке. Но пока что улететь подальше от орков — дело первостепенной важности.

Уже через пять минут я оказался в полукилометре над землёй. Хотелось подняться выше, но маны осталось лишь на двадцать взмахов. Следовало сохранить это куцее количество для непредвиденной ситуации. Я выровнялся и прислушался к ощущениям в теле. Ничего не болело, если не считать место укуса на левой ноге и ноющее правое колено. Ветер не мешал лететь, поэтому я чуть выгнул крылья, наклонил их немного вниз и превратился в чёрный дельтаплан.

Медленно снижаясь, я сохранял высокую скорость и за каждый потерянный метр высоты пролетал метров пятьдесят. В этом и состоял мой план: подняться как можно выше и парить как можно дольше. Только так я мог преодолеть огромные расстояния за оставшееся время до нового приступа скверны.

Взгляд привлекло движение на краю горизонта. С северо-востока в сторону лагеря орков что-то надвигалось. В толпе различались такие же большие лошади, как в орочьем племени, а их наездниками… были тоже орки. Огромной толпой они спешили на долгожданный ритуал преображения, но они ещё не знали о поджидающем в лагере сюрпризе.

Снизу что-то блеснуло. На земле стояло три орочьих наездника и заворожённо смотрели на меня. Их нарукавники, казалось, были сделаны из чёрно-белых перьев. Если моё предположение верно и между поклоняющимся разным богам племенами существует вражда, то можно было не бояться, что обо мне сообщат Аистам.

Закончив изучать орков и ещё раз кинув взгляд на бессознательную консерву — я наконец получил возможность немного расслабиться и насладиться полётом. На сердце было так приятно и легко. Я вновь свободен. Ничто не сдерживало меня, не пыталось заковать в темницу, изуродовать, уничтожить.

Но рано праздновать победу.

Проморгавшись и отогнав слёзы — я всмотрелся в окружающее пространство. Голубое небо с белыми барашками облаков простиралось на многие десятки километров в каждую из сторон, а на земле сероватыми пятнами проступали поселения разумных. Не хотелось из одного плена угодить в другой, поэтому я искал свободное от разумных место.

Оно нашлось на западе. В километрах десяти виднелся одинокий лесок без единого серого пятнышка вокруг. Я аккуратно довернул крылья и лёг на курс. Ветер сменил направление и вместо бокового стал попутным, словно понимая меня и стараясь подбодрить. Меня ускорило настолько, что ещё оставалось сотня метров запаса высоты, когда я оказался над выбранным лесом.

Присмотрев небольшую полянку, вполне подходящую по размерам для моих крыльев — я поспешил к ней. Спустя четыре медленных взмаха задние лапы коснулись земли. Правое колено заболело, а отсутствующий палец заныл, но было не до этого.

Следовало не терять и секунды времени и поскорее убраться подальше, размазывая снег и грязную жижу по культям. Глупо надеется, что в ранневесеннем лесу легко спрятаться: деревья без листвы и их голые ветки нисколечко не скрывали мою чёрную тушку. Но уж лучше так, чем валяться посреди поляны.

Зайдя вглубь леса и подобрав подходящее место, я сплюнул орка и внимательно осмотрел себя. Слишком много грязи и снега скопилось в месте отгрызенного пальца, а память о гниющем хвосте ещё свежа. Пришлось потратить несколько минуть, чтобы слизать всё грязь и лесной сор. Лог… Маны хватало лишь два сеанса излечения, но она нужна для другого. Как раз со стороны орка только что раздался вздох.

Подойдя к зелонокожему, я перевернул его на живот и придавил культёй. Тот попытался вырваться и заорал как резаный осознав, что не может пошевелить ногами.

— Эй, — орк сопротивлялся моим попыткам прорваться ему в сознание.

— Ну же, тварь, поговори со мной, — опять не получилось связаться с орком. Лишь только зарычав я смог прокинуть в его сознание канал мыслеречи.

— Ну что, будем знакомиться. Моё имя Неважно-Как, а твоё — Консерва, — орк что-то крикнул. — Ты будешь говорить как нормальный разумный, а? Мыслеречью говори!

В ответ раздалась привычная тарабарщина. Мне это так надоело, что я решил заканчивать: постоянно кричащее существо не добавляло радости в жизни. Да и лишнее внимание не к чему.

— Слышь, как там тебя? Дитя Мкаату́х? Я прав? — стоило произнести имя его богов, как орк притих и посмотрел на меня испуганным взглядом. — Вот так плохие мальчики и должны себя вести: тихо и спокойно. Говорить нормально будешь?

Орк ничего не ответил, но его глаза сверкнули яростью.

— Что ж, — орк напрягся от вида приближающейся изуродованной морды, скривившейся в озлобленном оскале и с огоньком в глазу, жадным до свежей крови. — Неужели ты думал, что я не отомщу за мой бедный хвостик? Неужели ты думал, что я тебя не сожру? — последовала пауза, чтобы орк осмыслил услышанное. — Я тебя сожру!

Я резко укусил того за плечо и спустил откачку жизней. Орк заорал, он пытался выбраться, заламывал руки, бил меня по шее. Но всё было тщетно. Его жизни откачивались в мой откушенный палец.

Минуты через две орк постепенно затух: его движения стали вялыми, а голос едва слышным. Муж Кагаты попытался вновь дёрнуться, но силы окончательно покинули его. Он обмяк.

Действие умения «Магическое исцеление» прекращено

Внимание, уровень умения «Магическое исцеление» увеличен

Текущий уровень: 11

— Как вовремя, — съязвил я и цапнул свежий труп.

Вы вкусили кровь дру…

Я тут же закрыл оповещение. Мне совершенно не интересно, какое имя носила эта тварь при жизни. Сейчас это лишь свежий кусок мяса. Покончив с ним и осознав, что столь тяжёлая пища вызовет несварение — я вздохнул с досады и принялся копаться одновременно и в лог-файле на вкладке с картой, и в закромах памяти, вспоминаия количество циклов излечения.

Осталось ровно сорок шесть дней, чтобы добраться до дома, осмотреть там всё и лететь к острову. Очень мало. Настолько, что могу не успеть до нового приступа скверны. Но нет причины для горести, ибо я поступил правильно, решив излечить больную ногу: не представляю, как бы я сейчас приземлялся. А уж сколько таких приземлений предстоит в будущем — не счесть.

Жалко, что карта не показывает километраж и никак не обозначает расстояния, так пришлось всё рассчитывать на глаз. При самом худшем раскладе и встречном ветре потребуется восемь дней. Если же ветер будет попутным, то я потрачу лишь четыре дня. Я ни в коем случае не полечу на остров, не убедившись, что дома никого нет. Вдруг там мама ждёт меня? Она проводила сестру до острова и вернулась, ожидая своего сына. Да, так могло произойти. Всё могло произойти, мне необходимо учитывать все возможные варианты. Но сперва следовало чуть-чуть отдохнуть.

Я закрыл лог и посмотрел на небо. Мир освещался полуденным, ярким, весенним солнцем. Оно медленно прогревало землю, освобождая её от остатков снежного покрова. То тут, то там в лесу виднелись грозди жёлтых, красных и синих цветов, растущих то на небольших склонах, то на малюсеньких кочках. Шумели голые ветки, раскачиваясь от ветра. Неуверенно чирикали и ухали птицы, осматривая местность вокруг в поисках насекомых. Где-то пищали маленькие мышки, а вдали фыркала лиса.

Течение жизни окружало меня. Каждое живое существо радовалось теплу и старалось согреться в робких лучах весеннего солнца. Жизнь окружала меня со всех сторон. Она кипела, бурлила. Жизнь жила свою жизнь. И я был жив. Жив. Жив!

— Жи-и-ив! — протянул я и зарычал глухо, едва слышимо. В правой глазнице защипало, а из левого глаза по моей морде скатились слёзы. — Жи-и-ив. Жив. Жив!

Меня трясло, из пасти доносился рык, из глаза текли слёзы. Я не мог удержать подступающие чувства, и так и рыдал, повторяя одно и то же слово из раза в раз. Пока не обессилил и не опустил голову на сырую землю. Чувства пропали, испарились, растворились в пустоте и меня незаметно, как в детстве, погрузило в нирвану.

В себя я пришёл лишь когда цвета вокруг потускнели. Солнце опускалось к горизонту, но было рано отправляться в путь. Лишь ночью можно перемещаться, ибо ночь — лучшая спутница. Она скроет меня от посторонних глаз, получится незаметно перелететь леса к лесу. А днём — буду отдыхать, пока мана восполняется.

Я повернул голову в сторону, где находился мой дом: пещера с системой ходов; огромный лес, в котором всегда было чем поживиться; большая равнина за каньоном и скверный лес, где столько всего ужасного и непонятного. Я смотрел туда, где моя семья.

— Я лечу. Мама, сестрёнка, ждите меня. Я лечу!

Глава 4

Звёзды ярко светили на безоблачном небе. Я медленно поднимался к облакам, не боясь быть замеченным. В ближайшие семь дней предстояло добраться до дома. Что-то внутри меня подсказывало, что я поступал опрометчиво, но я не мог иначе. Сердце скручивало узлом от мысли, что семья может ждать меня дома, а я даже не удосужился проведать их.

И всё равно столь сжатые временные сроки — пугали. Оставалось сорок шесть дней до приступа скверны. Катастрофично мало. Приступ мог застать врасплох над океаном или того хуже, над городом разумных. Но у меня был план.

Воздушные массы всегда перемещаются из области высокого давления в область с низким давлением. Высокое давление — это не только горы и возвышенности, но и обогретая солнцем равнинная местность. Нередко зимой ветер дует от океана к центру материка, а летом — наоборот.

Именно поэтому сейчас, в начале весны, ветра дули в северо-западном направлении, к ближайшей прибрежной зоне. А мне нужно лететь в обратном направлении. Именно из-за этого я и ожидал наступление ночи. Была надежда, что ночью ветер ослабнет.

Догадка оказалась верна. Три сотни метров — вот та высота, на которой ветер не мешал лететь в юго-восточном направлении. К центру материка.

Облизнув повреждённым языком искалеченную часть морды — я лёг на курс. Контролируя каждый взмах крыльями и подмечая любые изменения в ветре, я старался за один перелёт преодолеть как можно большее расстояние.

Вскоре запасы маны опустились до трёх сотен. Я преодолел за эту ночь возможный максимум, теперь же следовало подыскать удобный лес для дневного отдыха. Такой был найден, через него текла небольшая речушка как отголосок трёх рек, берущих начало от каскада водопадов Поля Слёз. Завтрашней ночью она станет мне ориентиром, но сегодня пригодится для другого.

До леса оставалось чуть больше пяти километров, когда я с трудом приземлился на открытой местности. Практически все текущие в лесах реки имеют крутые, даже отвесные берега и если в такую упасть, то не сразу получится выбраться. В моём случае могло пройти и вовсе несколько дней. Но на равнинной местности всенепременнейше должен найтись пологий бережок. И он нашёлся. Я поспешил к нему и зашёл в ледяную воду.

Меня передёрнуло, от наслаждения: течение воды смывало с меня все ужасы, произошедшие у орков. Но просто течения воды недостаточно и я, как самый настоящий поросёнок, принялся усердно тереться об илистое дно. Через десять минут упорных трудов я стал похож на болотное чудовище, облепленное комьями грязи и трав — но лучше уж так, чем преследовавший меня запах собственной крови, человечины и тошнотворный аромат старой шерсти.

В итоге водные процедуры заняли чуть больше часа, но для полёта маны было ещё недостаточно. Лишь спустя ещё три часа я приземлился на небольшую лесную полянку, едва не вспоров левое крыло торчащими повсюду ветками.

Настало время дневного отдыха, но я не забывал о предосторожности. Стоило где-то сломаться ветке, затрещав на всю округу; стоило куску дерева с чавкающим звуком упасть в лесную грязь; заголосит потревоженный птичий оркестр; раздастся писк, визг или любой другой звук; произойдёт любое событие, косвенно свидетельствуя о крупном существе — и я тут же поворачивал в ту сторону голову. Вглядываясь вглубь леса и прислушиваясь, я старательно выискивал того, кто посмел посягнуть на мою жизнь. Но всё это было лишь ложной тревогой.

Лишь изредка вдалеке мелькали зайцы и парочка белок перебежала от дерева к дереву. Да одна маленькая наглая рыжая бестия с пушистым хвостом настолько преисполнилась отвагой, что едва не запрыгнула на тёплую чёрную подушку.

Рыжее создание сначала гналось по лесу за мышкой и едва не нагнало её, но когда они выбежали ко мне — лиса от удивления замерла на месте. Чего нельзя было сказать о её добычи. Ошалев от не иллюзорной возможности обрести последнее пристанище в животе дракона, мышка громко пискнула, включила крайнюю передачу и убежала вглубь леса. А вот лисичка так и стояла, замерев и смотря на меня маленькими хитрыми глазками.

Спустя минуту осмотра чёрного дракона, лиса решилась медленно приблизиться. Она боялась огромного и зубастого великана — но я ничего не делал, лишь смотрел на это меховое создание. Видя, что ей не грозит опасность, лиса настолько осмелела, что приблизилась ко мне практически вплотную. Настороженно фыркая, рыжий меховой комочек старательно принюхивался, пытаясь понять: почему дракон пахнет речными лягушками?

Закончив первую фазу знакомства с неизвестным, лиса обежала меня по кругу несколько раз и, вконец обнаглев, попыталась забраться. Вот только мне уже надоело её присутствие, и я негромко зарычал, давая понять, что дракон — это не тёплая постель. К тому же, это место зарезервировано Калисой. Рыжая бестия отскочила в сторону, недовольно фыркнула и убежала в чащу, напоследок взмахнув пушистым хвостом.

Мне кажется, что лисичка явно что-то перепутала. Ведь по сценарию она должна прибежать на выручку несчастной принцессе и помочь ей выбраться из леса, но я не принцесса… Хотя, от помощи бы не отказался.

К началу горного плато я добрался на пятую ночь после высвобождения из орочьего плена. День я провёл около небольшого холмика, где раньше прятались два рыбака.

До дома я добирался две ночи. Сейчас я сидел на горном выступе, уперевшись когтями задних ног в горную породу. От дома меня отделяли тридцать километров, и…

— Суки, — процедил я в сознании. По горному плато, расположенному между нашим домом и нашим лесом — шли фигуры. Невзирая на ночную тьму группа из шести разумных несла на своих плечах жерди с привязанными нашими кабанами. И шли они строго по направлению к нашей пещере.

Всё-таки, мама и сестрёнка улетели на остров, и я зря потерял семь дней. Хотя, нельзя так говорить. Теперь я уж точно мог лететь к ним со спокойным сердцем, ибо полети я сразу на остров, то метался бы как умалишённый, постоянно спрашивая: а правильно ли поступил?

Я переключил внимание с группы разумных на южную линию горизонта, откуда выглядывала белая шапка горного исполина Хавргартора. Недалеко от неё находится заброшенный город дворфов. Можно слетать туда и проверить — но это более, чем бессмысленно. Если мама с сестрой были бы здесь, то избавились бы от разумных, а не прятались в далёких горах. Лог… Маны осталось чуть меньше половины, до рассвета оставалось часа три, а облака плыли на северо-запад.

Бросив короткий взгляд на нашу гору и вход в нашу систему пещер — я перелетел через горный хребет. Аккуратно, но быстро спустился к каньону и нырнул в него, позволив слабым воздушным потокам нести меня в сторону Поля Слёз.

Я успел отлететь с десяток километров от каньона, прежде чем на горизонте задребезжал рассвет. Получилось найти небольшую рощицу, между деревьев которой я спрятался на дневной отдых. Если бы мне требовался сон как обычная, каждодневная физиологическая потребность… не знаю, смог бы я научится спать «вполглаза»?

Открыв лог-файл на вкладке с картой, я вновь мысленно прокладывал курс до острова. Хотелось сдержать своё слово и найти Тайку, сестру авантюриста по имени Нусик. Как помочь ей — я не знаю, но знаю, как найти.

По дорогам всенепременнейше должны ездить караваны, всякие купцы, или одиночные телеги и кареты. А на них будут нападать разбойники. Ну, или разбойники будут нападать и разорять деревни. И вот если я такое где-то увижу, то непременно помогу, если у меня е будут шансы на победу. Но у этого есть свои сроки.

Тридцать девять дней осталось до нового приступа скверны. Из них надо выделить хотя бы день, чтобы немного подлечить правое колено: оно всё ещё болит и плохо гнётся.

Глава 5

Пробираясь сквозь ночной лес, всё ещё наполненный зимней прохладной, я старался не шуметь, от этого многое зависело. Вот только с моими габаритами это сделать сложнее, чем казалось на первый взгляд. А уж если добавить, что приходилось использовать локти вместо передних лап — так вообще чудо, что своими неуклюжими движениями я всю лесную живность не распугал.

Прошло ровно десять, нет — девять дней… ночей… десять условных единиц с того момента, как я побывал рядом с домом. Девять долгих перелётов и одни день, потраченный на излечение колена. За всё это время я так и не увидел ни одного разумного… Вот кто бы мог подумать, что разумные ночью спят?

Правда, один раз я всё же застал нападение разбойников на деревню. Самый финал, когда оборона была преодолена и разбойники упивались своей безнаказанностью, утоляя жажду крови и гася огонь похоти. Даже на высоте в триста метров слышались истощённые крики женщин, стариков и детей, молящих о пощаде.

Будь я сильней; будь у меня больше маны и умений; хотя бы лапы да хвост в порядке — я бы устремился к земле и попытался им помочь. Ватага в двадцать пять разбойничьих рыл не страшна, если действовать грамотно: приземлиться в центре деревни и зарычать, чтобы все обмочились со страха, быстро загрызть ближайших пять или семь уродов и улететь, приготовившись ко второму заходу. Вот только в моём нынешнем состоянии я способен одолеть лишь трёх разбойников, максимум. И то, если нападу первым. И главное — чтобы среди них не было женщин.

Меня до сих пор передёргивает от ужаса, случившегося в той деревне. Разбойницы словно не знали меры в собственной жестокости. Эти три существа за ноги подвесили маленького мальчика к столбу и, весело хохоча на живую сдирали с него кожу. А недалеко от них, пригвождённая копьём к земле, мать несчастного ребёнка из последних сил тянула руки к своему дитя, пытаясь спасти его от мучений, незаслуженных никакими грехами.

Я тогда постарался улететь подальше и не обращал внимания на крики, но запомнил, что любая держащая в руках оружие женщина в ватаге разбойников должна быть убита или первой, или всенепременнейше последней. Иначе оставить такое безумное существо на свободе, значит — быть выпотрошенным в тот же день. Да и мужчины разбойники были не лучше женщин.

Сейчас же я был в лесу, а не рядом с той деревней. Двигался я к едва заметному яркому свету надеясь, что это усталые путники. Такие, что ходят по глухим лесам, старательно избегая лишнего взгляда и тщательно маскируют свой привал, чтобы никто не увидел их со стороны. Но про небо они не подумали. Тусклое фиолетовое свечение едва освещало не только четыре силуэта, но ещё и широкие длинные тряпки, протянутые между деревьями. Протянутые специально, чтобы скрыть свечение от посторонних глаз. А ещё эти четыре фигуры странно расположились на привал.

Один разумный сидел напротив светильника, похожего на светильники из орочьего шатра, только большего размера. Два других разумных лежали недалеко, и спали. Четвёртый силуэт сидел поодаль от остальных. Казалось, что его целенаправленно не пустили к свету и он спал, спиной прислонившись к дереву. Но странность была и в их одеждах. Сидевший рядом с деревом был одет в бесформенное тряпьё, в то время как троица облачена в нормальные одежды и укрывались одеялами, а подле них лежало оружие. Три освещённых фиолетовым светом меча и куча сумок рядом с деревом.

Я приближался к этой странной компании и сильно рисковал, но я уже устал лететь не зная, сколько ещё осталось до океана. Заодно хотелось спросить про Королевство Калиск.

Вскоре показались тряпичные полотна. Кое-как опираясь культями на толстый ствол дерева, я медленно приподнялся и встал на задние ноги. Правое колено всё ещё болело, но уже не так сильно после одного дня лечения. Вытянув шею, я без проблем видел голову разумного, сидящего перед светильником. Минуты две я так и стоял, обнимая дерево, пока не пробился в сознание разумного. Резко, быстро, без промедлений.

— Не двигайся, если хочешь жить. Одно слово или крик — и я разорву вас всех. Понял?

— Д-да, — мужской голос заикался, не то спросонья, не то с испуга.

— Я задам тебе вопросы. Ты ответишь на них. Не будешь отвечать — умрёшь. Понял?

— Д-да.

— Как ты думаешь, кто я?

— Д-д-драк-кон?

— Молодец. Как ты это понял?

— Армахт-т-тон повед-дал, что д-дракон говорит со мной.

— Армахтон? Он твой бог, да?

— Д-да.

Ответы мужика обескураживали. Если каждый разумный с помощью системы может узнать, кто с ним говорит — то прощай конспирация и всякая скрытность.

— Ты правильно сделал, что прислушался к своему богу. Теперь ответь: кто вы, и что делаете в этом лесу.

— М-мы… — мужик запнулся и дёрнул головой. — Мы авантюристы. Идём в Королевство Калиск.

— Мне неважно куда, ибо важно лишь одно: где вы идёте, — я подавил желание закричать от столь удачного совпадения. — Подними руку и покажи куда именно.

Мужик послушно, хоть и медленно поднял руку, показав примерно на северо-восток. В моей груди что-то оборвалось, сдавив сердце. Разочарование, даже больше горечь от осознания, что поиски сестры Нусика придётся оставить либо тёте с мамой, либо ящеролюдам. Я не успею к острову, если полечу на поиски.

— Покажи в сторону океана.

Мужик послушно показал точно на север.

— Знаешь ли ты в Королевстве Калиск город Трайск?

— Да. Он находится на восточной границе.

— Запомни, что я скажу. Рядом с городом Трайск есть деревня Аскиск. В ней живёт равнинная эльфийка по имени Тайка, сестра Нусика Айсота. Ты должен отыскать её и сообщить, что долг их будет погашен с процентами. Ты запомнил, что я тебе сказал?

С памятью у мужика оказалось всё в порядке, и он повторил без единой ошибки.

— Мы оба будем надееться, что твоя память не подведёт. Я запомнил ваши души, и я найду вас. Ты понял меня?

— Да.

— Собирайтесь и идите в путь. Вы на моей территории и живы лишь потому, что я не голоден.

Я оборвал канал мыслеречи. Мужик сразу поднял голову, вращая ей как сова. Спустя минуту тщетных поисков и, кажется, растяжения мышц — авантюрист разбудит товарищей. Судя по их возгласам, они не верили в моё существование.

— Хватит пререкаться. Уходите. Это последнее предупреждение, — я пробился в сознание другому мужику и тут же оборвал канал мыслеречи.

Мужик побледнел, заторопился и прикрикнул на своего товарища и другого разумного, что спал около дерева. Светильник был погашен, как только первый мужик дотронулся до него. Вслед за этим протянутые между деревьями полотна собрали в большой мешок, который четвёртый разумный едва смог поднять и взвалить себе на спину. Пока группа собиралась, я заметил одну довольно интересную деталь.

Три мужика с мечами были равнинными эльфами, а вот четвёртый с огромным рюкзаком и без оружия — был из людей. Его шею полностью закрывал широкий ошейник, практически от ключиц до подбородка. Его не только подгоняли, но и несколько раз ударили за то, что тот посмел пошатнуться.

Закончив сборы, группа двинулась на северо-восток по тёмному лесу. Эльфы всё время что-то говорили, а человек молчал. Спустя несколько минут все четверо скрылись за деревьями.

Подождав немного, я решил дойти до места, где разумные устроились на ночлег. Была слабая надежда, что они что-то случайно обронили второпях и это могло мне пригодиться. Вот только я так ничего и не нашёл.

Зато получилось передать информация про Тайку. Есть вероятность, что они ничего не передадут, но я не могу самостоятельно искать эльфийку. Тот город стоит на восточной границе королевства, деревня там же. На риск не осталось времени. Лог…

За последние дни получилось пролететь около пяти сотен километров, но до острова лететь в разы больше. Оставалось надеяться, что удача останется со мной и я вовремя преодолею оставшееся расстояние.

Вот только белая полоса удачи кончилась, и злоключения посыпались на мою несчастную шкурку как из рога изобилия. В каждый из следующих четырёх дней под вечер начинался ливень с хлёсткими потоками воды и сильным ветром, гнущим деревья. И ветер все время дул в сторону Поля Слёз. За эти четыре ночи я смог пролететь не больше двадцати километров. Приходилось не только бороться со встречным ветром, но ещё и не всегда получалось подгадать время прилёта к лесу, где я собирался остаться на дневной отдых.

В конце пятой ночи, когда дожди наконец прекратились и вновь получилось лететь с привычной скоростью — я едва не угодил в скверное место.

Заметив небольшой лесок, без единой полянки, я уже хотел приземлиться рядом с опушкой и заползти в чащу. Вот только опушка оказалась преддверием скверного места. Притом, это был сам луг. Стоило снизиться до десятка метров, как скрюченные кусты резко выбросили вверх шипастые лианы в попытке поймать меня. Я едва успел взмахнуть крыльями и набрать высоту.

С другой стороны леса было всё в порядке, где я приземлился и, убедившись, что шипастые лианы меня не поцарапали — я поспешил заползти вглубь леса, скрываясь от посторонних глаз. В восьми километрах от леса стояла небольшая деревушка в семь домов. Я боялся, что селяне отправятся в лес за съедобными весенними растениями или валежником. И мои самые худшие опасения подтвердились.

Мне посчастливилось тогда найти укромное местечко: небольшой лесной холм, обильно поросший густым кустарником с медленно распускавшимися листочками. Прекрасное укрытие полностью скрывало меня от посторонних глаз. Ибо когда солнце заняло центральное положение на небе — в ста метрах от холма прошли двое разумных.

В потёртых куртках и с заплатками на штанах, два парня из людей уверенной походкой шли строго к скверному месту. Не переговариваясь, будто совершая привычное для них действие.

Первый нёс на плече толстый тряпичный свёрток длинною в руку, похожий на толстое одеяло, скрученное в рулет и обмотанное кожаными верёвками. Длинные лямки на концах этого «наручника» подтверждали его предназначение. За спиной парня висел рюкзак с кастрюлей на боку и большим молотом.

Второй нёс копьё с двумя длинными наконечниками, загнутыми в разные стороны, больше походившее на рогатину или даже большую вилку для накрутки макарон. За спиной у парня висел крошечный рюкзак и моток толстой, очень длинной верёвки.

На поясе первого висел топор с загнутым полукруглым лезвием и маленький ножик, а у второго меч и короткий кинжал. А на левом запястье у каждого сверкал медным отблеском браслет. Всё это наводило на мысль, что двое парней — авантюристы и охотники на порождения скверны. На те самые кусты.

Когда охотники скрылись за деревьями, я ещё долго смотрел в сторону скверного места. Хотелось посмотреть, как добывают части порождений, но про риск быть замеченным забывать не стоило.

Всё же любопытство взяло вверх и уже через полчаса неспешной прогулки послышался стук, словно что-то вбивали в дерево. Потом послышались глухие удары, словно что-то вбивали в землю. А ещё через тридцать минут — передо мной предстала интересная и причудливая картина.

Оба авантюриста были привязаны друг к другу с помощью длинной верёвки, прихваченной к толстому дереву с помощью железного блока — простого круглого механизма. Прямой линией от дерева к скверному лугу отходили вбитые в землю толстые колышки, отмеряя расстояния в три метра между собой.

Первый парень сидел на корточках рядом с порченым местом, выставив левую руку, обмотанную тряпичным свёртком. В правой руке он сжимал рогатину, направив остриё к земле. Второй же лежал на земле, крепко вцепившись в один из вбитых колышков, и теперь именно на его поясе висел топор.

Первый добытчик что-то сказал второму. Получив ответ, он бросил на землю белый камень и стал тыкать копьём в землю, постепенно уводя остриё дальше от себя. Вскоре он вытянул копьё на всю длину и несколько раз ударил им плашмя по земле. Ничего не произошло и второй полз задом до предыдущего колышка и как можно крепче вцепился в него руками, попутно уперевшись ногами в землю. Натяжение верёвки ослабло, добытчик с копьём приблизился к скверному месту. Он шёл медленно, постоянно озираясь по сторонам и с опаской всматриваясь в гущу искривлённых кустов.

Словно резиновые, с матовой поверхностью, ветки кустов раскачивались от малейшего дуновения ветерка. Каждое их движение сопровождалось звуком, словно в бетономешалку сложили стекло с камнями и запустили на максимально обороты. Сами ветки были похожи на искривлённые ветви кустов роз или даже малины: каждый сантиметр их поверхности усеяли маленькие крючковатые шипы. А листья на ветках словно жили отдельной жизнью и думали, что они головы змей. Рассечённые ровно по центру со рваными заострёнными краями листья постоянно изгибались в сторону ветра.

К этому скоплению абсурдности подходил парень. Медленно, не вставая с корточек и вытягивая обмотанную левую руку. Его движения были хоть и уверенными, подкреплёнными опытом, но немного нервными. Второй охотник всё время смотрел на приятеля, сжимая колышек до дрожи в руках.

Вдруг шипастые лианы взвились в воздух и бросились к первому охотнику. Но он словно ожидал их.

Развернувшись полубоком, он как можно сильнее упёрся ногами в землю, и выбросил вперёд руку с намотанным свёртком.

Мгновение, и практически все лианы упали на землю, не дотянувшись до своей жертвы и втянулись обратно в заросли. Но пять самых длинных лиан всё же дотянулись и обвились вокруг свёртка. Они натянулись, дёрнули парня и попытались утянуть того в самый центр скверного места, где разорвали бы того на куски. Но его напарник, вцепившись руками за колышек, якорем удерживал друга.

Тянулось долгое время напряжённой борьбы, пока в один момент шипастые ветки расслабились. Первый парень крикнул и быстро пошёл в сторону дерева, утаскивал за собой лианы. По пути он воткнул копьё в землю там, где лежал белый камень. Верёвка расслабилась и второй парень, стараясь не отставать от первого поспешил вперёд. Спустя четыре секунды он уже преодолел девять метров, мёртвой хваткой вцепился за третий по счёту колышек и что-то крикнул. Напарник с нарукавником остановился и приготовился к новому раунду борьбы.

Вскоре лианы дёрнулись и мгновенно натянулись с громким хлопком. Парня протащило полметра, оставив на земле вспаханный след от сапог.

Через минуту борьба вновь прекратилась, ветви обмякли, и охотники повторили замысловатую перебежку. И вновь минутная борьба, и вновь перебежка. И так до тех пор, пока второй охотник не схватился за крайний колышек, предварительно положив рядом с собой топор. За всё это время первый авантюрист преодолел практически метров сорок, и лианы теперь напоминали длинные шипастые спагетти.

Первый что-то крикнул второму и побежал со всех ног к дереву, стараясь как можно сильнее вытащить ветви из скверного места. Когда те перестали тянуться, второй схватил топор и помчался к белому камню. Добежав, взял копьё и накрутил на него лианы подобно лапше, взмахнул топором и точным ударом отсёк поражённые ветви.

Обрубки тут же втянулись обратно в скверное место. Второй охотник как можно сильнее вцепился в рукоять копья и вдавил его в землю, попутно прижимая ветви. Первый охотник напрягся. Через две секунды лианы дёрнулись с такой силой, что его подкинуло в воздух. Пролетев несколько метров, он отточенными движениями приземлился набок и, сделав кувырок, с ошарашенным лицом расставил руки в сторону.

Напарник от этого вида заржал во всю глотку. Плюхнувшись на колени, он разводил руки, тыкал пальцами в сторону друга и корчил испуганные гримасы, пародируя товарища. Первый что-то говорил другу, говорил, говорил — и не сдержался да сам залился немного нервным смехом. Целую минуту парни смеялись, выпуская напряжение, пока не успокоились и не приступили к изучению добычи.

Распутав и разложив на земле лианы — парни несколько раз прошли рядом с ними, внимательно изучая каждую. Спустя минуту второй человек показал в противоположную от меня сторону и стал вытаскивать длинные колышки из земли. Потом он отвязал от дерева железный блок и убрал его в большую сумку вместе с колышками и молотком. Закинув рюкзак на плечи, он взял верёвку с топором и направился к следующему месту, где принялся подготавливать местность для новой охоты на порождения.

Всё это время его приятель возился с лианами. Надев толстые перчатки и аккуратно срезая расщеплённые надвое листья, он складывал их в кастрюлю. Лианы же он поочерёдно наматывал на древко копья и, когда практически пятидесятиметровая шипастая ветка наматывалась, спихивал её в один из подготовленных мешков. Закончив, связал верёвкой пять мешков и оставил их на открытом месте. А сам взял кастрюлю, оставшиеся инструменты и направился к другу.

Вскоре охотники закончили третий раунд добычи порождений. Пока один из парней занимался лианами, другой пошёл в лес за хворостом. Уже через полчаса у парней всё было убрано, обед съеден и парни, казалось, были готовы в любой момент отправиться в путь. Но вместо этого они сидели, опершись спинами об дерево, словно специально тянули время. И это явно было связанно с испарением частей порождений.

Через два часа эта догадка повредилась.

На опушке лежало три связки мешков и кастрюля, куда все три раза складывались листья. Внешний вид мешков изменился: они сдулись, словно опустев.

Парни тяжело вздыхали, доставая из них подобие небрежно скрученных мотков блестящей лески. Судя по лицам парней — она была чем-то дешёвым или не сильно нужным. Хоть я и не знал ценность лески, но вот её общая длина равнялась нескольким километрам. Ведь с мешка парни доставали не один, и не два, а четыре и пять мотков, а иногда даже шесть или семь.

Когда парни добрались до кастрюли с листами, то выглядели они, будто насильно съели протухшего мяса. Но стоило им отвязать крышку и открыть кастрюлю — как они тут же закрыли её обратно. Лица парней посветлели, губы сложились в довольной улыбке. Они засмеялись и стали весело хлопать друг друга по плечу. Заодно подняли руки к небу в странном жесте и, в особо пафосной манере, одновременно что-то произнесли. Я смог разобрать только одно слово: «Таксатон».

Закончив радоваться содержимому кастрюли, один из парней остался рядом с кастрюлей, второй же побежал к рюкзаку, достав из него маленький тряпичный свёрток. В нём оказалась стеклянная бутылочка, такая же пробка и крохотная металлическая ложка с серебристым блеском.

Вернувшись, парень медленно и аккуратно черпал содержимое кастрюли и насыпал в бутылку. Через минуту склянка была закупорена. Подняв её высоко над головами, парни радовались содержимому как мелкие дети. Вот только этого то ли жёлтого, то ли зелёного порошка в склянке было на донышке: грамм двадцать, не больше.

Покончив с радостными возгласами и благодарностями своему богу, парни засобирались в путь. Они двинулись в мою сторону, но всё обошлось, и практически сразу авантюристы завернули в лес.

Я бы убил их, заметь они меня. Да, это двулично, ведь с теми четырьмя разумными я вообще ничего не сделал. Вот только есть разница между тем, когда меня не видели и тем, чтобы столкнуться лицом к морде.

С меня и моей семьи хватило моего глупого поведения, приведшего к нашему дому мразей, стрелявших скверной. Нет, я не рискну и не позволю увидевшему меня разумному остаться в живых, ведь тогда за мной вновь придут. Но и просто так убивать разумных тоже не хотелось. Если это не самооборона или не сокрытие собственного присутствия — то лучше обойтись без лишних жертв. Я не какой-то маньяк, и некровожадный убийца.

Глава 6

За тринадцать ночей, прошедших со встречи двух добытчиков лиан — я многое увидел. И сейчас, сидя в лесу недалеко от берега океана, я в который раз задавался одним и тем же вопросом.

Где все драконы?

До сих пор мне не встретился ни один сородич. Где они, ведь мы должны править небом и быть повсюду — но вместо этого в небе лишь я, птицы и несколько летающих монстров.

Встречались твари, похожие на гарпий. Внешне человек с птичьими ногами и крыльями вместо рук, но вот рот больше похож на вывернутого наизнанку морского ежа. И то, как они кричали… Так не умеют кричать ни птицы, ни люди, ни звери — так может кричать лишь порождение хтонического ужаса, выпущенного из самих лабиринтов преисподней. Крик прибрежных чаек и то мелодичней, чем издаваемые шипастой глоткой звуки. Встречались и летающие змеи с крыльями и с кольцеобразной трещоткой на хвосте. Это единственное, что получилось рассмотреть: как и любые другие летающие твари, они скрывались за горизонтом, едва заметив меня.

Вот только меня будоражило не отсутствие драконов, но происходящее на земле. Скверна отходила от снежного сна.

За все эти прошедшие ночи я убедился, что порченные места встречаются гораздо чаще, чем я себе думал. Мне встречались и крохотные клочки скверны метров десять в диаметре, и огромные территории в десятки километров. Притом, скверна проявляла себя по-разному в зависимости от места нахождения: лес или луг, холм или берег озера она. И везде угадывалась некая закономерность. На лугу не появлялись изменённые деревья или тронутые порчей лесные звери, а в лесу не могла заколоситься огромная, трёхметровая луговая трава едко коричневого цвета.

Скверные места пугали и многообразием, и повсеместностью. Иногда между двумя порчеными участками могло быть не больше километра. Я даже видел грунтовую дорогу, проходившую меж двух скверных мест. Буквально в трёх километрах с каждой стороны от дороги было по небольшому порченому лугу с резиновыми кустарниками, высокой травой и какими-то ростками, похожими на нераскрывшиеся бутоны тюльпанов.

И между этими «безобидными» лужайками днём явно ходили разумные, не боясь за свою жизнь. Иногда даже ночью, но я их видел лишь издалека.

Хотя, три раза я всё же столкнулся с разумными практически нос к носу.

В первый раз меня привлекло свечение в глубокой лесной чаще. Сперва я подумал о поселении разумных и жутко обрадовался, что наконец-то получится с ними поговорить, перекинуться парочкой слов, услышать разумный разговор. Я желал простого, обычного общения. Но мои желания уничтожила суровая реальность.

Пульсирующим серо-зелёным цветом густой мох освещал небольшие полянки в глухой чаще. И хаотично разбросанные на них трупы разной степени разложения, и многие без рук, ног, голов. Полу сгнившие или свежие, но без рук, ног или голов.

Там же были огромные явно разумные деревья, внешним видом своим подражавшие человеку. Но из-за древесной структуры тел они отращивали сразу десять ветвистых рук, ног и несколько широких стволов в качестве голов. Энты ходили по полянкам, общаясь между собой шурша листвой, либо же стояли на одном месте, а из их ног по земле стелились сотни мелких щупалец. Эти корни обвивались вокруг ближайших трупов и, пульсируя как клубок змей, старались выжать их досуха.

А между энтами летало что-то светящееся. Вначале казалось, что это обычные насекомые, но вряд ли четверо насекомых могут поднять человеческую голову на семь метров к кроне энта, а после — со всего размаха закинуть внутрь. Стоило напрячь зрение, как стали различимы маленькие ручки, ножки и две пары светящихся крыльев на крохотных человекоподобных телах.

Можно ли этих крылатых назвать феями? На этот риторический вопрос я так и не нашёл ответа, но вот откуда на той поляне столько трупов — узнал в ту же ночь. За полянами в чаще леса виделись сваленные в огромную кучу разбитые и изломанные телеги.

Второй раз я заметил одинокую телегу, за которой гналась стая волков. Охаживая лошадь поводьями, пара равнинных эльфов спасалась от неминуемой погибели. Но как бы сильно лошадь ни перебирала копытами; как бы часто её ни хлестали поводьями; как бы громко ни кричали мужик с женщиной — это никак не избавляло их от настигающей серой оравы.

Как назло, тогда подходил к концу очередной ночной перелёт, как и запасы маны. Я решил как можно быстрее спикировать, приблизиться к волкам и воспользоваться криком, но обезумевшая лошадь соскочила с тракта и помчалась к ближайшему лесу. От резкого заворота мужчину вытолкнуло из телеги, на него тут же набросился волк, а остальные погнались за телегой. Раздался оглушительный треск. Лошадь домчалась до леса и попыталась в нём скрыться, но телега столкнулась с деревьями. Женщину подбросило вверх, она ударилась головой об дерево. Раздался противный треск костей, её на мгновение сплющило.

Мне пришлось улететь под аккомпанемент жадного чавканья дорвавшихся до свежего мяса голодных волков, так и не успев ничего сделать. Но был и третий случай, когда я успел вовремя, вот только…

Палец на правой ноге опять заныл, отвлекая от размышлений. Каким надо быть идиотом, чтобы пытаться отрезать палец своему спасителю? Явно в этом мире высшие разумные называют себя этим словосочетанием лишь из-за раздутого эгоизма, а вот как таковой разум у них отсутствует напрочь.

Пять разумных живьём схватили гоблины. Я точно уверен, что это были гоблины: скрюченные зелёные омерзительные создания, в лохмотьях, со ржавым оружием в руках и выкрикивающих какое-то нечленораздельное покашливание.

Всех пятерых привели к гоблинской пещере. Четверым повезло, их посадили в деревянную клетку, стоявшую на улице и не привязанную к земле или деревьям. Благодаря этому те четверо уже строили планы побега. Под аккомпанемент душераздирающих криков компаньона.

Пятого притащили к площадке перед входом в пещеру. Там его, или её, гоблины раздели догола, обязательно надругались и, перерезав глотку, насадили на огромный вертел, повесили над костром и стали пировать, отрезая по кусочку от ещё недавно живого разумного. Четверо сидящих в клетке смотрели на это и готовились стать следующими, если не произойдёт чудо и они не сбегут, или их не спасут. И чудо произошло.

Прилетел я, шикарный чёрный дракон, немного погрызенный судьбой. Приземлившись спереди клетки, я закричал что было сил, и гоблины зелёными тараканами в страхе разбежались кто куда, а несколько так замертво и попадали с куском эльфятины во рту. Система тогда оповестила о повышении уровня, но было не то того, следовало торопиться: из пещеры выбежали гоблины, не задетые криком.

Я отошёл вплотную к клетке, взмахнул крыльями и постарался взлететь таким образом, чтобы меня отнесло немного назад и получилось зацепить клетку лапами. Уже через секунду я вместе с четырьмя разумными поспешил улететь прочь к безопасному месту. Просто сломать клетку и улететь я не мог, ведь разумные безоружны, и гоблины вновь бы их схватили. Но какой смысл втыкать мне в палец нож? Особенно когда мы поднялись на шестьдесят метров. Ведь когда мы взлетали, я специально связался с самым высоким и сказал, что прилетел их спасти. Но для того сверхразума этого оказалось мало.

Конечно, я разожму хватку от внезапной боли, и клетка закономерно полетит вниз к земле. А вот на что эти придурки ещё рассчитывали, что успеют мне все пальцы отрезать в виде сувенира? Зачем тогда кричать и тянуть ко мне руки, когда уже полетели вниз? Понятно дело, что я не успею среагировать и вскоре услышу звук удара… Идиоты, одним словом.

Да, эти недели оказались для меня не самыми приятным. Одно радовало: я сейчас рядом с берегом океана.Вот только пришлось отложить перелёт на один день: хотелось подлечить повреждённый палец. Ведь нет гарантий, что в открытом океане через каждые десять километров находятся острова, на которых можно отдохнуть. Такое встречается лишь в книгах. Остров в открытом океане — это огромная редкость и практически всегда жерло потухшего вулкана, а вулканы располагаются только в местах соединения тектонических плит или их разломов. Такие места встречаются нечасто.

Глупо рассчитывать на удачу и везенье, так что я поступил благоразумно. Мне ведь придётся барахтаться в солёной воде практически сутки, ожидания восполнения маны. Не хотелось вновь свалиться с заражением, так и не долетев до мамы с сестрой. Осталось совсем немного, и мы наконец встретимся! Только надо будет сразу накричать на сестру, чтобы не бросалась на меня в безумной попытке затискать до смерти. Не для того я прошёл через все эти ужасы, чтобы погибнуть столь нелепой смертью.

За хвост и передние лапы можно не боятся: культи покрылись толстой загрубевшей кожей. Пустая глазница и искалеченная пасть будут изнывать от солёных брызг, но этого сейчас не исправить.

Была ещё одна проблема: сильно истрепались узлы в накидке Кагаты. Хоть они отблескивали чем-то металлическим и выглядели прочными, но места в чёрном полотне, из которых выходили верёвочки — были в плачевном состоянии. Практически все успели изорваться и теперь накидка превратилась в плащ, держась на единственном уцелевшем узле. Не хотелось потерять её во время перелёта, но я утешал себя, что больше никаких деревьев и веток мне не встретиться: именно они царапали узлы, разрушая их. Подарок подруги останется со мной, и я смогу объяснить маме, что не все орки плохие.

За размышлениями и фантазиями о воссоединении с семьёй прошёл день. Когда уже солнце клонилось к закату — я выполз из леса, расправил крылья и направился навстречу океану. Вскоре полоска суши подо мной оборвалась, уступив место запаху соли и бледно-салатовому цвету воды.

Получилось поймать лёгкий ветерок, дувший ровно на северо-запад. Оставалось лишь одно — долететь. И я верил, что справлюсь с этой задачей, ведь у меня было ещё десять дней.

На четвёртый день перелёта уверенность иссякла — я не успевал. За эти жалкие четыре дня было преодолено лишь четверть пути! Зря я полетел к нашей пещере, надо было сразу лететь к острову, но вместо этого я потерял восемь дней. Именно этих дней мне и не хватит.

Я умру. Этот чёртов океан станет моей грёбаной могилой! После всего пережитого, после всех испытаний! И единственное, что не позволяло мне упасть в омут отчаянья — надежда. Мама кружит рядом с островом и обязательно, всенепременнейше увидит меня. Или мимо проплывёт корабль, я возьму его на абордаж, выкину команду за борт — и смогу переждать на палубе дни скверного забвения.

На шестой день на летательной перепонке проступил налёт из соли. Стоило сложить крылья, как перепонка тут же покрывалась мелкими кровоточащими трещинами — но я не мог потратить и толику маны на излечение, всё ещё надеясь заметить небольшой островок прежде, чем скверна придёт за мной.

На седьмой день я вообще не закрывал крылья, а так и болтался на воде, держа их раскрытыми. С каждым часом слой соли утолщался, разъедая кожу. Нещадно чесался живот, и задние лапы, и обрубок хвоста. Иногда зуд был настолько сильным, что я прикусывал язык. Несколько раз — до крови.

Ночью с седьмого на восьмой день ветер усилился, а облака закрыли небо, меняя цвет с белого на серый, потом на тёмно-серый, и в конце на чёрный. Я бы мог радоваться, ведь занимался спасительный шторм, и он добросит меня до острова. Но ветер дул строго на запад, где карта показывала пустоту и неизвестность.

Я всё равно активировал полёт, взмахнул крыльями и взлетел, цепляясь за надежду увидеть где-нибудь островок. Но сколько бы шквальный ветер ни нёс меня строго на запад — я так ничего и не видел. Нельзя было точно сказать, сколько прошло с момента взлёта, но ручей отведённого мне времени источался.

Зато по карте было видно, как быстро меня относило на запад. Расстояние, на преодоление которого ушло прошлые семь дней, теперь было покрыто за сутки.

Да, я радовался, что полученное с повышения уровня очко характеристик вложил в Магию и увеличил ману, а очко навыков за очередного десятка уровней — вложил в поднавык «Направление полёта». Разницы не чувствовалось, но некий самогипноз утешал, что это поможет справиться с порывами безумного ветра.

И я был готов справляться с ним так долго, сколько вообще смогу, покуда силы не покинут меня и мана не иссякнет. Потому что тот момент станет для меня роковым. Одно радовало: практически не требовалось махать крыльями, чтобы поддерживать высоту. Как поднялся на шесть сотен метров, так и продолжал лететь. Лишь сочленение крыльев и спины ныло знакомой болью. Такой же, когда мы с сестрой тренировались перед нашим первым полётом. Мы тогда практически четыре дня простояли с раскрытыми крыльями. И по этой боли я понял, что в воздухе нахожусь примерно день.

Мне оставалось жить ровно сутки, если нигде на горизонте не замаячить хоть мизерный, но клочок суши, за который получится зацепиться. Позади меня бушевал неимоверной силой шторм, а я летел по его краю. Это обнадёживало: если где-то на севере будет остров, то бедствие обойдёт его стороной. Оно шло строго на юго-запад.

Полоска спасительной земли показалась, когда маны осталось всего лишь на сорок взмахов, а боль в суставах сбивала всякую мысль. Я бы всенепременнейше возрадовался, но полоска суши была слишком длинной, проходя линией по всему горизонту. Есть только два свободных от скверны материка, северный и южный, если ветер нёс меня на запад, то…

— Ну давай, — я смотрел на неутомимо приближавшуюся сушу. — У тебя не вышло полгода назад. Так давай! Давай, закончи начатое!

Меня ждал материк, захваченный скверной. Она ждала меня, чтобы завершить начатое.

— Я не дамся тебе, тварь! — я опустил взгляд и пристально посмотрел на воду.

В шести сотнях метров подо мной волны вздымались, стараясь подняться как можно выше. Не известно, какая смерть отвратней: быть растерзанным порождениями скверны или разбиться об воду, став кормом для рыб?

По крайней мере, падение в воду убьёт меня моментально. Уж лучше так, чем меня вынесет в скверное место как жареную утку на блюде в дорогом ресторане, где гости…

Промелькнувшая под толщей воды тень сбила с мысли. Похожее на кита огромное туловище мчалось навстречу суше с ещё большей скоростью, чем я летел по воздуху. Но у китов нет пяти плавников, и нет рога на голове как у нарвала.

Стоило только подумать о происхождении твари, как она выпрыгнула из воды метров на сорок словно объясняя, что чёрный дракон для неё — насекомое. Что именно она — царь и бог этих вод.

Широкое и длинное продолговатое тело с прозрачной кожей, за ней извивались в конвульсиях потроха едкого жёлтого цвета. Сама прозрачная кожа словно была разорвана во многих местах и из открывшихся ран высовывались и всасывались обратно длинные языки. Они как змеиные извивались и пробовали воздух, выискивая добычу.

Пять хвостов оказались чем-то гипертрофированным и изуродованным, словно обычный рыбий хвост увеличили в десять раз и скрутили подобно штопору. И подобно штопору они поочерёдно то медленно скручивались и сжимались, то быстро разжимались. Как гребной винт, но из порченой плоти.

Голова же оказалась полусферическим набалдашником из материала, сверкающим металлом при свете молний. Из головы выходил рог и тянулся на многие метры вперёд.

Всё в виде этой твари говорило, что она создана скверной специально топить корабли. Вынырнув из толщи воды, она огромным колуном упадёт на корабль, пробив его рогом на сквозь. Команду же схватят сотни извилистых языков и втащат их внутрь тела сквозь многочисленные зубастые рты.

— Ну уж нет, — я перевел взгляд с воды на полоску суши. Я не стану обедом для этого скверного недоразумения. Нет, я отказываюсь так просто сдаваться. Уж лучше долететь до суши, осмотреться и попробовать выжить, чем отказаться от борьбы.

— Я переживу тебя, слышишь! — я мысленно закричал на скверну. — Я пережил тебя тогда, у нашего дома. Я пережил орков, пережил все эти ужасы, и я выжил, смог выжить. И теперь мы вновь встретимся, и я вновь выживу. Я выживу! В пятый раз, в десятый, в сотый — неважно. Я буду бороться за свою жизнь.

Окинув взглядом полоску суши — я вызвал лог-файл. Сорок три взмаха крыльями. Слишком мало. Единственно, что оставалось — надеется, что шторм продолжит идти в сторону материка и меня догонят сильные ветра.

Мне повезло и вскоре шторм догнал меня, молнии сверкали в километре от моей бесценной тушки, а от оглушительного грома темнело в глазах. Меня несло вперёд, едва не выкручивая крылья и левая нога, ставшая временным хвостом — не справлялась с возложенной на неё задачей. Пришлось подняться выше и уже через час я летел под облаками, практически в полутора километрах над водой. Порывы ветра уменьшились, я смог сосредоточиться на скверном континенте.

Скверна в нём была неоднородна, она подобно паутине застилала землю. Притом, как паутиной после дождя, когда на тончайшей бесцветной леске проступают капельники воды. Одни совсем мелкие, другие крупные. Вот только вместо воды были участки нормальной земли без единого признака скверны. И каждая такая нетронутая зона соединялась с другой через… дорогу жизни?

Всё остальное пространство материка заполнили разномастные порождения скверны. Одни были похожи на тварей из огромного порченого леса рядом с нашей горой, другие будто пришли из иного мира.

Чего только стоило порождение с десятью короткими лапами, передвигавшееся как лягушка и прыгая вперёд на сорок метров. Сплюснутая голова, больше похожая на выгнутую сковороду, не была приспособлена к пожиранию плоти. Но рот у твари находился снизу вытянутого туловища, чем-то напоминавшее тело божьей коровки: такое же округлое и красное с чёрными крапинками. Вот только чёрные крапинки были длинными волосами, свисавшими водопадами по жёсткому металлическому туловищу. Тварь прыгнула, описала дугу и приземлилась на другое порождение скверны, похожее на порченых кролей из нашего леса. Минуту существо стояло неподвижно, изредка сотрясаясь, а после — запрыгало дальше, оставив на месте кролей лишь пару ошмётков.

Меня до жути всё это пугало, но пока я летел на огромной высоте — мне ничто не угрожало. Только если какая крылатая тварь поднимется в небо и попробует напасть. Но больше тварей меня пугал ветер. Шторм, нёсший меня строго по направлению к порченому материку, словно обладал собственной волей и хотел, чтобы скверна завершила начатое.

Полоска бушующих волн на скалистом берегу стала финишной чертой. Я оказался в ловушке. Крылья изнывали от боли и усталости, а оставшихся трёх с половиной сотен маны не хватит для полноценной битвы. Но если на материке встречались настолько огромные участки, не тронутые порчей, значит — рано или поздно попадётся достаточно обширная зона, на которой можно будет переждать скверный приступ. А там… А там я что-нибудь придумаю.

Подходящее место нашлось впереди по курсу в трёх сотнях километров от меня. Вполне посильное расстояние, с учётом шторма и ветра. Главное — чтобы приступ не начался, а то падать слишком высоко и слишком больно.

Спустя часы борьбы с боковыми ветрами я добрался к предгорью из невысоких холмов и небольших горушек, высотой в несколько сотен метров и покрытых весенней зелёной травой. Настоящие же горы были дальше, они мне нравились: ничего похожего на скверну вокруг них не было видно. Это обнадёживало. Были шансы дотлеть до одного из каменных исполинов, верхушка которого скрывалась за чёрными тучами.

Но словно назло ветер ослаб. Не сразу, но постепенно и вскоре я вылетел из шторма. В запасах оставалось три сотни маны, да и расстояния до земли было порядка семи сотен метров — оставалось только парить дальше и надеяться на удачу.

Я уже давно летел по краю горной цепи, ища на склонах ровную площадку, чтобы приземлиться и отдышаться. Холмистая местность, бывшая началом цепи, осталась позади, а далеко вперёд простирались горы без единой растительности. Горы тянулись прямой линией с востока на запад, их склоны плавно перетекали в покрытое травой и редкими кустарниками зелёное предгорье, а оно плавно уходило в равнину. Усыпанная деревьями и зелёными лужайками равнина спешила отдаться в объятья скверны. В итоге от скверны до гор, с правой стороны склона –примерно километров пятнадцать, и это расстояние соблюдалось на всём протяжении горной цепи. Это выглядело странно, но я не видел, как обстояли дела с противоположной стороны.

Моё внимание привлекла чёрная точка на склоне горы.

Позади сверкнула молния. На мгновение правый край чёрной точки окрасился в тёмно-серо-жёлтый цвет, она стала похожа на края выбоины, или на вход в пещеру. Я наделся на пещеру. Но сперва решил осмотреть левую сторону и убедиться, что поблизости нет тварей. Был риск, что скверный омут придёт раньше, чем получится добраться до вершины — но я всё же взял крен влево, старательно набирая высоту.

— Странно всё это. Но не так уж и плохо, — промелькнула мысль, стоило мне спуститься на пологую верхушку.

С километровой высоты открывался прекрасный вид. С левой стороны гор скверна вела себя так же, как и на правой. Теперь можно было не волноваться, что порождения скверны учуют меня и разорвут, пока моё «я» поглощено чёрной бездной.

Во время спуска я рисковал ещё больше, чем поднимаясь к вершине, но куда опасней было отключится на вершине горы: меня могли заметить летающие твари. А это равноценно смерти.

Я облегчённо выдохнул лишь приземлившись около входа в неглубокую пещеру, но на сердце легче не стало. Было грустно, одиноко, тоскливо. Мне предстояло целый месяц провести в чёрном омуте на скверных землях. Прям настоящий скверный аттракцион: и для тела, и для души. И вот если бы…

Поняв, что опять позволяю отчаянью захватить себя — я мотнул головой и всмотрелся в пещеру. Не больше пяти метров длинной, а в ширине и высоте и двух метров не находилось. Для только что съехавшего от родителей гордого дракона эта квартира-студия слишком мала настолько, что пятая точка торчать наружу будет. А на каждую выставленную жопу всегда надеется свой ботинок.

Вот только я сейчас осматривал входную пещеру. В глубине на левой стене открывался проход длиною практически в метр, но гораздо уже основного входа. В него можно протиснуться, но с огромным трудом в области крыльев и груди. Из любопытства я просунул внутрь голову. Внутренняя пещера оказалась удобней входной. Высотой в метра три, шириной примерно в пять, а длину я вообще боялся предложить, так как дальняя часть загибалась в сторону.

По своему строению пещеры похожи на серп.Ручка — маленькая входная пещера, а полукруглое лезвие — тёплая внутренняя, отчётливо чувствовался лёгкий ветерок. Внутри могло быть логово кобольдов или кого-то хуже, но воздух был свежим и тёплый.

Я долго не решался заползти внутрь, ведь пещера могла обвалиться во время приступа. Но всё же я решил заползти внутрь и проверить конец извилистой пещеры. И вот кто бы мог подумать, что та самая последняя завязка на полотне Кагаты, выдержавшая месячный перелёт через весь континент, пережившая несчётное количество веток, переборовшая солёный воздух океана и выигравшая битву со штормом — обязательно порвётся, когда я буду заползать внутрь.

Мало того, что завязка порвалась и шерстяное полотно спало на каменный пол пещеры — я ещё себе правое бедро пропорол об острый камень. Не сильно, достаточно двух сеансов излечения, но сам факт произошедшего нервировал.

Раздосадованный всем произошедшем, я аккуратно отодвинул шерстяное полотно в сторону. С него на меня смотрел испуганными глазами маленький котёнок. Он напоминал о Кагате, оставшейся одной и без дракона, что своим крылом спасал её на протяжении целого месяца. Каждый день она ходила ко мне, и каждый день могла немного отдохнуть от будничной рутины. Как она, жива? В лог-файле всё ещё отображена клятва, но кто знает, как это всё работает. Я буду надеяться до последнего, что она жива и смогла выкупить свою жизнь с помощью моего пальца.

Следовало сберечь её подарок. В отличие от завязок, ни само полотно, ни золотые рисунки не пострадали. Не было ни торчащих ниток, ни прорех, ни белого пятнышка от солёных океанических брызг. Словно бы Кагата только вчера закончила его. Поэтому была надежда, что полотно выдержит ещё один перелёт, свёрнутое в рулет и зажатое в зубах. Так что я аккуратно свернул его и отодвинул поближе к стене, чтобы его ненароком не снесло порывом ветра.

Стенки пещеры не сужались, пока я полз по выгибающемуся коридору. Но высота потолка постепенно уменьшалась и к концу пути я уже опускал голову, оберегая роговые отростки.

Трещина в самом конце пещеры, из которой шёл тёплый ветерок, оказалась обширной. В неё смог бы протиснуться человек, но какой у меня выбор: или спать на улице, или в пещере. В голове вдруг родилась крайне гениальная идея, даже больше вопрос: мне что, религия запрещает подтолкнуть к трещине разбросанные по пещере валуны?

Сказано — сделано. Не прошло и трёх часов, когда последний камень был поднят и водружён на самый верх импровизированной баррикады. Культи болели, я едва не сорвал с них кожу, но это стоило того. Проход заложен так, что свежий тёплый воздух просачивался в пещеру, но вот кому-то крупнее кошки между камнями не пролезть.

Ещё примерно через час соединявший пещеры туннель был заложен рядом больших камней. И я, удобно расположившись и приготовившись к приходу скверны — нервно выдохнул.

Я не знал, из-за чего моё сердце так бешено колотилось, а паранойя словно взбесилась. Тяжело было настолько, что я глубоко дышал, в надежде отпугнуть столь странное наваждение. Я несколько раз ловил себя на мысли, что стоит выбраться во входную пещеру. Но всё же смог взять себя в лапы, и успокоиться.

Я знал основную причину, по которой нервишки шалили. Прилететь в объятья скверны недостаточно — надо ещё улететь отсюда. Лог…

Стоило посмотреть на количество маны, как вся тревожность улетучилась. Мана полностью восстановилась, пока я размышлял о превратностях судьбы. У меня были целые сутки в запасе! А ведь я мог бы остаться там, в океане, и…

И что бы это изменило? Шторм не оставил мне выбора, а раскачиваться на волнах в ожидании его конца довольно глупая затея: я быстрее бы утонул. Но это уже и неважно. Вот только ману потратить будет нелишним, чтобы следить за временем.

Спустя три секунды в большой камень, лежащий недалеко от стены, полетели два копья и семь стрел. Камень этот был слишком большим и тяжёлым, чтобы использовать его в строительстве баррикады. К тому же, его опоясывала тонкая трещина — но он оказался настолько крепким, что магия отбила от него лишь немного крошки.

Вскоре мана ещё раз полностью восполнилась и я вновь расстрелял ни в чём не повинный булыжник. В этот раз он треснул и раскололся на три части крайне странным образом: две половинки и третья как тонкий блин клиновидной формы.

В мои расчёты закралась ошибка, в запасе у меня было целых два дня! Это ужасно. Но единственное, что я мог сделать — принять позу поудобней. Что я и сделал, опустив голову на каменный пол. И стоило только подумать, что ещё один просчёт в сутки и я сам себя загрызу — как пришла она. Скверна.

Я был рад ей настолько, что захотел улыбнуться — но не успел. Моё сознание разорвало на тысячу ошмётков и раскидало по скверным закоулкам непроглядной тьмы.

Глава 7

Первое, что я почувствовал — всеобъемлющее и всепоглощающее желание сдохнуть. Каждую мышцу и каждую кость словно перекручивало наживую. Всё тело изнывало, глаз невозможно было открыть, а мысли так вообще не сразу родились.

Следовало признать, что в этот раз скверна меня крайне сильно перекрутила. Даже лог-файл, и тот сложно вызвать. Но и не хотелось его вызывать: за эти полгода я так насмотрелся на показатели маны и выносливости, столько раз анализировал прошедшее время, что уже тошнит.

Можно было бы полежать чуть подольше и дождаться, когда слабость спадёт, но терять время на долгую раскачку не хотелось. Я принялся медленно ворочать затёкшим телом.

Сначала прислушался к ощущениям в груди. Когда я только очнулся казалось, что рёбра склеились меж собой, я дышал с трудом. Сейчас же всё это прошло. Я подвигал задними лапами, крыльями, остатками передних лап и как следует потянул шею. И тут же больно ударился об потолок роговыми отростками: по черепу прошла вибрация, будто я чуть его крышку не сорвал.

Прошёлся культёй по отросткам, пытаясь хоть немного заглушить неприятный звон внутри головы. Такое чувство, что скверна мне мозг вытащила, а на его место всунула огромный колокол и пьяного в драбодан звонаря, который всё не унимался, стучал тяжёлым молотом по колоколу да горланил: «Подъём, салага! Вставай!»

Оставалось размять морду и открыть глаз. Я сильно зажмурился, отгоняя последние крохи слабости.

— Откуда… Это… Что за… У меня… Я… У меня что, перхоть?

Меня ровным кольцом опоясывала практически двадцатисантиметровая горка чего-то до боли напоминавшее перхоть, смешанную с золой. Серая, трухлявая и практически невесомая, она разлеталась при малейшем шорохе. Но у меня нет волос, и перхоть появиться не могла. Единственно, когда со мной происходило что-то подобное, это… Нет, этого не может быть. Нет! Нет, нет, нет! ЛОГ!

Параметры:

Имя: Сиалонус

Раса: Чёрный дракон (Осквернён)

Класс: заблокировано

Возраст: 69

К… К-к-как ш… ше… шестьдесят д-д-девять? Ка… Как? П-п-почему? Н-нет, нет! С-с-сорок ч-четыре. Сорок ч-четыре же? Лог.

Возраст: 69

Нет, система, здесь ошибка какая-то. Какой шестьдесят девять? Ну, ты чего, совсем забыла, да? Сорок четыре же. Сорок четыре. Ну. Лог.

Возраст: 69

Нет, нет, нет, нет, нет. Сорок четыре, слышишь меня⁈ А, система, слышишь меня⁈ Сорок четыре! Лог.

Возраст: 69

Сорок четыре, сука! Сорок четыре! Лог.

Возраст: 69

— Грааааааа!

Нет, нет! Бежать. Бежать! Нет. Выход, где это чёртова хрень с проходом? Завален, моя работа, но ничего, сейчас. Давайте, чёртовы камни, двигайтесь! Давай. Во, проход. Давай. Ну же, выпусти меня! Выпусти!

— Грааааа! Грааа! — кричал я от ужаса, застряв в проходе между внутренней и внешней пещерой. Даже грудь, и та не пролазила.

— Грааа! — продолжал я орать, полностью забыв себя. В приступе безумного страха я пытался вырваться из каменной западни. Но это было невозможно.

Окончательно обезумев, я подался назад, поцарапавшись об острые камни. Как пойманная в ловушку крыса я пополз в противоположный конец пещеры, где была трещина в горной породе и дул тёплый ветер. Но больно ударился носом о потолок.

Я не смог идти дальше, было слишком узко. Я прижался как можно плотнее к полу надеясь, что только так смогу протиснуться к трещине. Но всё равно не смог дотянуться до заложенного прохода. Я попятился обратно к выходу. И вновь не смог выбраться. Как бешеный зверь я метался по пещере, толкая камни в безумной надежде, что это какая-то головоломка. Их надо правильно расставить, проход расшириться, и я буду свободен.

А после я очнулся посреди пещеры. Без сил, физических, моральных. Отрешено смотря на проход между пещерами. В глотке болело от постоянных криков, пустая глазница побаливала от скопившейся соли.

И повсюду кровь, размазанными пятнами на полу и на стенах и каплями на потолке. Но мои царапины и ссадины успели запечься алой коркой. Окровавлены были культи передних лап, содранные в безумных попытках двигать огромные камни, а по плечам проходил отчётливый след от края прохода — кожа была практически содрана. А ещё шрамы на груди болели, словно в них воткнули иглы. Те самые шрамы от падения с водопадов — я так и не успел их вылечить.

Но это всё меркло с тем, что мыслей не было. Вообще. По привычке я потрогал роговые отростки на голове. Крайне удивительно, что они на месте. Наверно, следовало полечить раны, но какой в этом смысл?

Я сдохну в этой триждепроклятой пещере! От голода сдохну быстрее, чем успею проковырять магией проход. Чем мне вообще ковырять твёрдую каменную породу толщиною в метр? Стрелами, или копьями?

— Что, нельзя было подождать? — сквозь стенки пещеры я обратился к скверне. — Подождать, пока я долечу до семьи? Пока воссоединюсь с мамой, с сестрёнкой. Что, нельзя было, да? Подождать, пока не передам ящеролю…

От родившейся мысли голову пробило кувалдой. Заболело так сильно, что в глазе потемнело. Мысли шумели водопадом: ящеролюды, образ ящеролюда, перевоплотиться, выбраться, воплотиться обратно. Улететь.

План действий выстроился за микросекунду, и я едва не бросился его исполнять — но успокоился и взял себя в лапы. Я уже и так дал волю эмоциям, теперь же следовало действовать не сердцем, но головой: сперва думать, потом действовать.

Во-первых: я не знаю, как воплощаться в ящеролюда. Во-вторых: я не знаю, как воплощаться обратно. Третье: я не знаю, что для этого требуется. И сильно сомневаюсь, что без затрат маны, выносливости или здоровья можно обойтись.

Сначала я решил успокоиться и расчистил от камней проход между пещерами. А когда он вместе с разумом очистился — открыл лог-файл и убедился, что скверна всё-таки добралась до меня. Что означает это «Осквернён», и какие последствия? Не знаю. А кто вообще знает? Наверно, мама знает.

Стоило только вспомнить маму, как на сердце заскребло — но я тут же погасил это чувство. Я не позволю эмоциям вновь взять верх, пока не воссоединюсь с семьёй.

Осмотрев вкладку лог-файла с параметрами и придя к выводу, что ничего нового не узнаю — я полез в характеристики и навыки.

Свободных очков характеристик: 125

Свободных очков навыков: 25

Кроме этих двух строк ничего не изменилось. Столько свободных очков согревало сердце, заодно воскресило мистера Пушистика с мистером Красавчиком. Хотя, сейчас эти очки бесполезны.

Во вкладке умений всё было по-старому.

В достижениях кое-что поменялось.

Достижения:

«Возглас страха», «Двуединый», «???», «???»

Я бы хотел спросить у неба о «Двуедином», но лучше промолчу. Интуиция подсказывала, что достижение связано с воплощением в ящеролюда. Вот только была одна проблема. Даже проблемка. Совсем малюсенькая деталь, от которой в районе хвоста похолодело.

Мама рассказывала, что из-за особого достижения она превращается в ящеролюда не так, как все остальные драконы. Эта особенность могла передаться нам с сестрой, а могла обойти стороной. И если это так, то…

Высунув язык, я облизнул правую часть морды, удостоверившись в его длине. Если я не смогу воплотиться в ящеролюда, то язык в трахею и дело с концом. Хотелось бы подивиться, что я так спокойно рассуждаю о таких ужасных вещах, но либо эмоции, либо прагматизм.

Дальнейший осмотр лог-файла ничего нового не дал. Лишь на вкладке с клятвами я ненадолго задержался, вспомнив про Кагату. Жива она или нет — я это не узнаю. Но со мной её клятва. И полотно. Все эти годы оно пролежало в одном месте и даже не истлело.

Когда мама воплощалась обратно в дракона, её тело покрылось светом. И когда она полетела к уродам на равнине, её крылья тоже светились. Возможно, тот свет — олицетворение её маны, и она полностью пропитывала себя ею? Может быть, и мне следует так сделать?

Сев поудобней, сначала мысленно активировал достижение. Итог оказался предсказуемым, так что я начал работать с маной.

Спустя несколько часов я упёрся в одну маленькую проблему.Не чувствовался тот огонь, олицетворявший мою ману. Саму ману я ощущал — она была во мне, пропитывала кости, наполняла мышцы, текла с кровью по перекрёсткам жил. Но это был не тот огонь, и не его тепло.

Теперь это бездонный колодец, да краёв заполненный чёрной, смолянистой жидкостью. Она не грела, не остужала. Казалось, она абсолютно нейтральна. Это явно отголосок «Осквернения», но плевать, главное — чтобы работало. Для проверки я запустил «Магическую стрелу» в дальнюю стену пещеры. Отличие было в одном: раньше чувствовалось лёгкое тепло, а теперь же не чувствовалось вообще ничего. Или чувствовалась некая пустота? Сколько бы я ни пытался понять — так и не смог.

Дальше я приступил к главному и попытался напитать маной каждую клеточку тела, начиная когтями задних лап и заканчивая роговыми отростками на голове. Это было архисложно сделать: всё время что-то сбивалось, или какой-то части тела просто недоставало маны.

Не знаю, сколько дней я провёл за этим весьма муторным занятием, пока наконец система не обрадовала меня.

Внимание, невозможно воспользоваться основным свойством достижение «Двуединый»

▪ Недостаточное количество магической энергии

▪ Зафиксированы кровоточащие повреждения организма

Внимание, следующая активация достижения «Двуединый» возможно через 168 часов

Что ж. Это гораздо лучше, чем гадать, получится или нет. Получится! Ведь не написало, что требуется что-то ещё.

Осталось только решить задачку из разряда: «Заставьте двигаться со скоростью света тело, имеющее массу». Вот только это сделать невозможно, так как противоречит физике, логике и здравому смыслу. Как и невозможно понять строчки в сообщение. Особенно про это «основное свойство» — что, есть дополнительные? И сколько надо магической энергии? Понятно, что подразумевается мана, но если нужно иметь пять тысяч пунктов, то моя песенка спета: свободных очков не хватит. Но буду надеяться на лучшее. Лог…

Сначала я довёл значение Магии до двух сотен, а оставшиеся очки решил приберечь на потом. Всё же на меня жалобно смотрел маленькими глазками-бусинками мистер Пушистик. Своим дрожащим тельцем он прикрывал очки характеристик — но его хомячной натуре резко поплохело, когда я докинул ещё пятьдесят очков сверху.

В магии теперь было больше двух сотен очков, а значит впредь мана будет восполняться по два пункта в минуту.

Оставался вопрос про повреждения организма. И раз они кровоточили — то вывод напрашивался сам собой. Главное, чтобы голод не появился. Есть риск, что он помешает воплотиться и тогда придётся отгрызть и сожрать заднюю ногу, или даже обе. Хотелось бы избежать столь неприятного развития событий.

Повторная активация «Двуединый» доступна через 00:05:32

Совсем немного. Хоть я и провёл всю эту неделю в нирване и время пролетело за мгновения — но я нервничал. Настолько сильно, что скрежетал зубами, а обрубком хвоста едва не настукивал по полу.

Вдруг не получится и я зря вложил столько очков в магию? Вдруг там надо, чтобы в Силе было больше очков? Или даже в Ловкости, ведь меня сожмёт в десятки раз. Там не то, что ловкость — необходима неимовернейше высокая Выносливость. Или Интеллект, чтобы не свихнуться ненароком.

Повторная активация «Двуединый» доступна через 00:02:11

Чёрт, а вдруг не сработает и это достижение не такое, как у мамы? Вдруг оно требует навыки, помимо характеристик, навыки? Как же страшно! Да я на своём первом свидании не нервничал так сильно, как сейчас. Даже месяцы в плену у орков прошли спокойнее, чем эти чёртовы пять минут.

Повторная активация «Двуединый» доступна через 00:00:03

Строчка исчезла. Пора прекращать шелестеть крыльями и приниматься за дело. Всё равно, пока не попробую — не узнаю, что там дальше будет.

Внимание, Вы пытаетесь воспользоваться основным свойством достижение «Двуединый»

Внимание, Вы пытаетесь изменить форму Вашего тела

Желаете изменить форму Вашего тела?

Всё было готово. Я удобно сидел, а заранее очистив пол от крупных камней: не хотелось порезаться, когда перевоплощусь. Глубоко вздохнул, собрал волю в лапки и подтвердил.

Сознание вытянуло в трубочку, отдалив от точки зрения на десятки и сотни километров. Вдали виднелась точка жёлто-серого цвета, бывшая моим взглядом на пол пещеры из моих же глаз. Стенки трубки серого цвета облепило чем-то чёрным, склизким и маслянистым.

Потом добавилась боль. Всеобъемлющая. Она была и всюду, и нигде, и разрывала каждую мысль на миллионы клочков, и вновь скалывала их воедино в неправильном порядке.

Потом пришла тьма.

Потом пустота.

Потом ничто.

Всё стало откатываться назад. В пустоту вернулась тьма, чтобы уступить место боли. Она сформировала из себя стенки трубки, облепленные чёрной смолой. Вдали показалась точка жёлто-серого цвета, она быстро приближалась.

— Ха-а-а, — я вдохнул. В сформировавшиеся лёгкие поступил воздух. Слышалось биение сердце. Кожа чувствовала тепло. Глаза смотрели на серо-жёлтый пол пещеры.

Я осознал себя в новом теле. Я чувствовал новое тело.

Взгляд поплыл, погружаясь во тьму.

Внимание, изменение формы Вашего тела завершено

Внимание, благодаря достижению «???» сокращено время до повторного использования основного свойства достижения «Двуединый»

Время до повторного использования:

365 дней

364:23:59:59

364:23:59:58

— Как, год? — было последним и единственным, что я успел подумать, прежде чем сознание покинуло меня.

Глава 8

Сколько я бессознательно валялся в пещере — сложно сказать. Голова болела, распираемая чем-то изнутри. А ещё было такое противное чувство, словно я находился не в своём теле. Будто моё «я» выгрузили из тела как компьютерную программу, а потом впихнули в кучу навоза — по-другому я себя не ощущал. Где мои лапы, крылья, хвост? И ещё это зрение: хоть и чёткое, и даже из двух глаз, но я не видел своего носа.

Я попытался вздохнуть, но боль в боку обожгла сознание. Похоже, я упал на острый камень и сломал ребро, но не мог подвигаться и проверить это.

Стоило почмокать губами и провести языком во рту по зубам — как меня чуть не вырвало. Какая же это гадость, не иметь вытянутой морды и без клыков. Обычные зубы — это… мерзость. Я подвигал челюстью, и меня вновь чуть не стошнило, ведь маленькая челюсть — это крайне неудобно. Ей же не напиться, даже если утопиться.

Попытка пошевелить хотя бы пальцами не увенчалась успехом. Пришлось начать с малого — с век. Глаза пересохли, будто в них высыпали ведро песка, и лишь спустя минут пять резь и сухость исчезли.

Постепенно слабость медленно отступала. Я смог двигать шеей и попытался поджать голову, явно лысиной чувствуя неровный пол пещеры. И было что-то ещё, непонятное. Словно на голове остался роговой отросток, он шкрябал по камням, отчего вибрация давила на мозг и меня укачало. Пришлось закрыть глаза и отдышаться. Стоило их открыть, как степень отвращения к самому себе унеслась в космос.

Я стал морской губкой. Морщинистой морской губкой. Сухой морщинистой морской губкой. Старой сухой морщинистой морской губкой… Гадость, мерзость, фу-фу-фу!

Кожу рук покрывали морщины, а сама кожа приобрела противный цвет: то ли розово-серый, то ли морковно-серый. С такой внешностью собрать гарем выйдет лишь в доме престарелых, но с условием, что там дедушек не будет, иначе меня затмит своим неотразимым видом даже самый дряблый маразматик.

Всё же одна причина для радости нашлась: на внутренней стороне ладоней не было морщин. Но… Ну нет морщин и нет, чему тут радоваться?

Постепенно сжимая и разжимая пальцы, получилось вернуть подвижность сначала ладоням и кистям, потом локтям, затем пошли плечи, и уже через минуту я двигал верхней частью тела. В этот момент я был похож на приколотую к столу гусеницу — но плевать.

Следующими я размял ноги, и уже хотел было встать. Но понял — я забыл, как вообще пользоваться двуногим телом. Надо же выпрямиться на двух ногах, притом без хвоста или другого баланса. Не, эволюция точно пошла по кривой дорожке. С четырьмя ногами же проще… но и быть кентавром тоже не самое приятное удовольствие.

Наконец, более-менее составив план действий — я приготовился перевернуться на живот, а потом встать на четвереньки. И стоило перевернуться, как моя догадка подтвердилась наполовину: я действительно упал рёбрами на небольшой камень. Спасибо, что обошлось без перелома.

— О-о-о! — протянул я ртом от удивления. — О-о, у-у-у! У-у, у-у-у, у-у-о-о!

Я старательно изображал неандертальца не зная, как ещё выразить распиравшие меня эмоции. Сложно говорить ртом тому, кто привык общаться лишь мыслеречью. Да и вопрос «Как говорить» сам по себе вполне непраздный.

— Хо-о, — протянул я, придя к окончательному выводу. Многими испытаниями грозило мне будущее: как неприятными и грозными, так удобными и даже счастливыми.

Действительно, мне было о чём думать и чему удивляться. Ведь когда я наконец опёрся на ладони и смог немного подогнуть колени — голова невольно опустилась, чтобы осмотреть живот. И я видел «это». Что-то, что своими размерами явно не принадлежало миру сему. Огромная палка докторской колбасы, которой впору дрова колоть. Нефритовый не стержень, а карданный вал от самосвала. Просто широченная труба от теплоцентрали, доходящая мне чуть ли не до колен.

Вдоволь налюбовавшись срамным удом — я стал постепенно выпрямляться, но вестибулярный аппарат то и дело вёл сознание в сторону. Пришлось сначала сесть на колени, и только тогда получилось выпрямить спину и немного отсмотреть себя.

Всё тело покрывали морщины. Они были везде: живот, бока, ноги, руки, спина. А вот на голове было что-то странное, но это не острые уши как у равнинного эльфа. Казалось, мои роговые отростки уменьшились, всё также идя по голове тремя рядами: один ото лба к затылку по центру и по бокам ещё по ряду. Я насчитал шесть отростков в каждом: намного меньше, чем было раньше. На всякий случай потрогал шею и спину — там отростков не было, как и волос на голове. И это странно, так как у мамы волосы-то были. Может быть, они ещё отрастут и превратятся в шикарную и густую шевелюру.

После третьей попытки встать на обе ноги я понял, что быстрее кожу на ладонях рассеку от постоянных падений. Следовало поступить мудрее, и вскоре я подполз на четвереньках к стене. Колени болели нещадно. Пол в пещере хоть и был ровным относительно горизонта, но вот сама поверхность очень даже ребристая. Частенько попадались острые выступы и лишь чудом повезло обойтись без царапин, но рано или поздно я точно изуродую себе ноги.

Зато сейчас, стоя на коленях лицом к стене и упершись в неё руками — я чувствовал, что смогу многое. Я даже не упал, когда поднялся во весь рост. Но моё сознание всё равно хотело улететь в трубу: меня шатало и укачивало, а точка зрения в единожды вообще перевернулась, поменяв местами верх и низ.

Вскоре всё пришло в норму. Придерживаясь обеими руками за стену, я медленно направился к выходу. Практически не поднимая ступней и старательно распинывая камни с пути, добрался до лежащего недалеко от прохода чёрного полотна. Когда в припадке носился по пещере — не посмотрел, какая на улице погода. Полотно уж точно пригодиться, а уж если там зима, то… что-нибудь придумаю.

Когда я добрался до полотна с вышитым золотым рисунком и накинул его на плечи как плащ — то понял, что зря охал, ахал и угукал. Всё решала точка зрения и расположение тела. Карданный вал уже не казался огромным, а лишь достигал половины бедра. С одной стороны — обидно, а с другой — спасибо большое, всяко легче будет.

Придерживая левой рукой импровизированный плащ, а правой держась за стену — я медленно направился к метровому тоннелю между пещерами и входной пещере, выход из которой ярко освещался солнцем, утопая в белом цвете непроглядной стеной. Сквозь неё я не видел, пока не встал на порог, границу, между пещерой и склоном горы.

— Нэ-эм, — я медленно спустился на колени, а потом и вовсе сел на пятую точку, завернувшись в полотно и прячась от ветров. Даже пришлось зажмуриться, пока новые глаза не привыкли к солнечному свету. Чтобы как следует осмотреться.

Позади меня двойная пещера, и если на половину заложить камнями вход в первой пещере — то получится оградиться от вечно дующих ветров. К тому же, внутренняя пещера тёплая, если останется такой на зиму, то это уже великая удача.

Склон горы не сильно крутой, но лучше не пытаться идти напрямую: высок риск спуститься кубарем со сломанной шеей. Зато по правую руку виднелся боковой пологий спуск, усыпанный мелкими камнями. Очистить и можно будет пользоваться. К тому же, эта горная тропа в самом низу вклинивается в практически ровное плато, покрытое травой и редкими кустарниками. Плато идёт пять километров, переходя в равнину, а за ним начинается скверна.

В итоге до плато спускаться примерно три сотни метров. Потом само плато в километров пять длинной, а дальше широкая десятикилометровая равнина. И даже если сухопутным порождениям скверны до меня не добраться, а от воздушных можно укрыться в пещере — то положение у меня всё равно не самое лучшее. Даже крайне пло…

Взгляд зацепился за свободные от порчи участки земли. Я могу поклясться, что они изменились и даже передвинулись. Раньше на месте огромного участка на севере — была скверна. А вот ближе ко мне, наоборот — была свободная земля.

Чем больше я вглядывался, тем больше находил несоответствий. И понимал, что моя ситуация под стать этим свободным участкам — рано или поздно и меня кто-то пожрёт. Или это будет голод, жажда, или природа, или порождения скверны, или сама скверна.

Да, всё это скверно. Крайне скверно. Крайне, крайне и ещё раз крайне скверно. Но без боя я не сдамся.

— Слышишь меня? — я мысленно говорил с самой скверной. — Я выживу. Я не для того прошёл через все эти испытания, чтобы смиренно сложить лапки на груди и жать неминуемой участи. Ты меня слышишь? Я покорю тебя, сучья скверна. Покорю. И выживу.

Немного успокоившись, я глубоко вздохнул и стал думать о тактике и стратегии выживания. Сейчас не чувствовалось ни голода, ни жажды. Но это явно ненадолго.

Сколько человек может жить без воды? Если не двигаться, то где-то неделю, а так максимум четыре дня, потом последует помутнение рассудка и медленное угасание. Насчёт еды чуть проще — практически месяц в одном случае и полторы недели в другом.

Воду можно найти, где-то в горах всяко должен быть родник, может быть он в том небольшом леску по правую руку от пещеры — но вряд ли в этих выжженных скверной землях сохранилось хоть какое-то существо, которое можно есть. Так что вся надежда на земляных червей, или кузнечиков и прочих насекомых. Подобный опыт мне в новинку, но, если выбирать между голодной смертью и копошащейся едой — то я выберу еду.

Можно попробовать поискать грибы. Я всё ещё мог вспомнить как выглядят съедобные виды, и как их правильно обрабатывать. В прошлом мире я не раз выбирался в лес по грибы с родителями и…

Я опустил взгляд на руку. На тонкую кожаную мембрану между большим и указательным пальцем, где в прошлой жизни был шрам. Сейчас его не было, но это тело новое и не основное. И в этом содержится ключевая, самая главная проблема.

Даже если поблизости есть неограниченный источник воды и еды, но стоит стереть ноги в кровь и можно с чистой совестью выкапывать могилу. Самоисцеление поглощает внутренние запасы организма, усиливая голод. И постоянное излечение ног однозначно приблизит смерть.

Обувь нужна первостепенно. Судя по зелёной траве, температуре воздуха и яркости солнца — сейчас или середина лета, или первый месяц. Можно обойтись лишь обувью, плюс, есть чёрная накидка. Рвать её на части не стоит, лучше использовать как плащ или как покрывало. Всё же кусок ткани в полтора на два метра — явно полезная в хозяйстве вещь. Жалко, что завязки полностью истлели, а так была бы небольшая верёвка. Остаётся только…

Рядом с нормальным леском на правой стороне что-то зашевелилось. Из маленькой чащи в небо поднялась птица, медленно заворачивая в сторону скверного леса. Её перья играли солнечным светом, словно сделанные из мутного фиолетового стекла.

Я долго смотрел вслед пернатому созданию, не понимая, как вообще птица здесь оказалась. Непонимания стало больше, когда она пролетела через порченый лес до большой равнины, незанятой скверной. Покружилась там, и спикировала к земле.

— Подёргай чёрт меня за хвост, — я уже был готов прыгнуть в объятья скверны, чтобы та растерзала меня.

Поднявшись обратно, птица полетела дальше, а к ей силуэту книзу теперь добавился шарик. Вряд ли это деревяшка или кусок земли, так что остаётся или порождение скверны, или… другое животное⁈

Я ещё раз внимательнейшим образом осмотрел округу, но никого поблизости не было. Возможно, причина в расположении пещеры: она расположена недалеко от начала горной цепи. На западе скверна окружала цепь гор лишь с севера и юга — но в начале цепи скверна окружала ещё и с восточной стороны. Вот живность и убралась отсюда. Но всё равно удивительно, что на такой крошечной территории кто-то выжил. Здесь же кормовая база пра…

Я вовремя остановил мысль. Сейчас эта информация не важна, главное — здесь есть живность. Это в корне меняло если не всё, то многое. Но сперва следовало научиться уверенно стоять на ногах.

Медленно встав и опираясь рукой о стенку — я направился во внутреннюю пещеру, подошёл к самому отвесному участку стены и опёрся об него лбом, опустив руки. Хотелось таким нехитрым способом потренировать чувство равновесия. Заодно наконец решился посмотреть в лог-файл, хоть и побаивался неизвестного. Лог…

Понятно. А если закрыть и открыть вновь? Лог…

Снова всё понятно. А если вновь закрыть, и немного подождать? Лог…

Как же всё понятно, а⁈ Наверно, надо подождать чуть подольше. Пару часиков, например, а то лог-файл сломался: он простыл, ему нужен отдых.

Пока что я решил воплотить в жизнь старую пословицу: не разбрасывать камни, а их собирать. Не понимаю, что это означает, но раз в пещере так много камней на полу валяется — то не грешно и время скоротать. Как раз лог-файлу полегчает, да и я чуть потренируюсь: уже получается стоять на двух ногах, не опираясь о стену.

Собирание камней оказалось не самым простым занятием. Меня постоянно раскачивало, как во время шторма. Так что сначала пришлось медленно ходить по небольшому участку пещеры, где раньше лежал в своей истинной форме: там практически не было камней, и я не боялся поранить ноги. Лишь спустя час я смог наклониться, и распрямится обратно. И даже не упасть при этом. Это было огромным достижением, так что я с радостью разминался дальше, подбирая мелкие и средние камни и складывая их в двух разных кучах. В этом не было потаённого смысла — просто хотелось хоть что-то привести к логичному виду и систематизировать.

Спустя час начала ныть спина от постоянного разгибания и сгибания, но пещера была очищена от камней. Лишь у стен остались крупные валуны, но их так просто не сдвинуть. Заодно нашёл место, где можно расположиться на ночь. Недалеко от заваленной трещины есть ровный участок пола. Если там накидать травы и сверху положить чёрное полотно с золотым узором, то получится вполне царская постель.

Закончив с разминкой, я уже было хотел направиться к выходу, но кое-что вспомнил и поспешил к расколовшемуся камню, в который давным-давно запустил магией. Настало время его тонкой третьей части. Похожая на блин, она могла послужить как подставка или как поднос — но меня интересовала отколовшаяся от неё часть, подходящая под гордое звание «каменный нож».

После таскания камней в спине чувствовалось небольшая усталость, а ноги иногда подкашивались с непривычки — но я не хотел терять драгоценное время. Требовалось всенепременнейше хоть один раз спустится к плато, пока солнце ярко светит: сильно сомневаюсь, что ящеролюды видят в темноте также, как драконы.

Спускавшуюся по правую руку от пещеры дорожку полностью усыпали камни. Мелкие и большие, с острыми краями или практически плоские. Один неверных шаг мог рассечь ступню, вывихнуть лодыжку, или я мог вовсе поскользнусь и кубарём полететь вниз. Поэтому я спускался медленно, держа в левой руке скрученное в рулет полотно и каменный нож, а правую вытянув в сторону склона горы — тем самым я контролировал равновесие. Медленно, аккуратно, маленькими шажками, заодно спихивая с пути камни. Они с гулким стуком скатывались по склону, утаскивая за собой другие камни, создавая настоящий камнепад, ритмичным перестуком достигавший конца пути. Но не все камни летели вниз, а только круглые или неровные. Если же попадались плоские, то заботливо отодвигались в сторону.

И хоть спускался я медленно, но всё равно частенько останавливался: ноги с непривычки болели. Но если учесть, что буквально полдня назад этих ног не существовало — то оставалось лишь дивиться собственной выносливости. Но сильнее всего болели ступни. Совсем уж крошечные камни не получалось отпихнуть в сторону или же они вовсе не замечались, и я частенько наступал на острый край то пяткой, то пальцем. Из-за этого я три раза чуть сам не стал причиной камнепада. А ещё холодный ветер налетал с такой силой, что приходилось притворяться неподвижной статуей и ждать его конца.

Одно радовало, что в ближайшее время простыть вряд ли получится. Солнце по-летнему прогревало землю. Но ночь лучше проводить пещере.

Спустя два часа утомительного спуска — я наконец добрался к началу плато с короткими стебельками зелёной травы и сразу отправился дальше, предварительно отыскав плоский камень. Трава острыми краями покалывала и щекотала ступни. Иногда настолько сильно, что я невольно щурился и кривил рот от непонятного, чем-то будоражащего ощущения. Кожа на ступнях ещё нежная и странно реагировала на прикосновения. Но чем дальше я отходил от горы, тем длиннее становилась трава, иногда поднимаясь выше щиколотки, и прикосновения казались не такими противными.

Трава стала доходить до лодыжки, когда я порядком отошёл от горного склона. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что приятно идти. Чувствовалась холодная и немного сырая земля, словно несколько дней назад лил дождь, но трава прогрелась солнцем и когда та приминалась к земле — чувствовалась тёплая влага. Она залечивала воспалённые от длительного спуска ноги. Я даже разок остановился и присел на полотно, чтобы перевести дух и немного отдохнуть, но уже спустя минуту продолжил путь. Солнце перевалило за полуденную отметку, а ещё требовалось вернуться в пещеру. И кто его знает, сколько на подъём потребуется времени, и сил.

Наконец я достиг нужного места. И хоть путь от начала плато занял практически два часа — оно того стоило. Трава доходила практически до колен, а в сотне метров виднелись чахлые и низкорослые кусты. В скором времени мне пригодится даже тщедушная веточка от жалкого куста. Мне вообще всё пригодится.

Расстелив чёрное полотно и придавив его плоским камнем, я принялся методично срезать длинные стебли травы каменным недо-ножом. Страшно представить те потраченные силы, чтобы руками вырвать из земли траву и обломать ей стебли. Зато теперь она собиралась удобными пучками, укладывалась на чёрное полотно и придавливалась камнем.

План прост: нарвать как можно больше высокой травы и уложить её на полотно слоями так, чтобы они были поперёк друг дружке, а внутрь натыкать палок, скрепляя слои между собой. Края полотна я оставил пустыми, чтобы скрутить его в длинную колбаску с пустыми краями. Их я поджал друг к другу и связал вместе самыми длинными ветками, которые только смог найти.

Получился эдакий вытянутый бублик, который я тут же примерил на шею. Давя на плечи весом нескольких килограмм, при порыве ветра он мог спокойно перевесить и скинуть меня вниз. Но если перекинуть через плечо, то получится дойти до пещеры ни разу не споткнувшись.

Приготовившись идти назад, я на секунду остановился и посмотрел на восток, к началу горной цепи. Там виднелись кроны нормальных деревьев маленького леса, из которого выпорхнула птица с фиолетовыми перьями.

До конца дня оставалось не так уж много времени. Четыре, или даже три часа и подниматься к пещере я буду на ощупь в кромешной тьме. Но меня всё равно манило в лес. Если моя догадка верна, то получится решить главную проблему. Я бы с удовольствием сходил в лес сейчас, вот только там же и заночую, а по ночам в горах очень холодно.

Когда я вернулся к началу тропы, в горле уже чувствовалась небольшая сухость. Даже глотая слюну, не получалось освежить глотку. Хотелось бы узнать, откуда в недавно созданном теле запасы влаги и тонкий слой подкожного жира — но вряд ли ответ будет получен.

Через полчаса подъёма мне вспомнились собственные мысли. Я тогда думал, что буду подниматься на четвереньках во тьме, если не потороплюсь. Но мои ноги оказались иного мнения, и на четвереньках я поднимался при свете дня: болело абсолютно всё. А ещё через полчаса добавилась боль в руках, и я частенько останавливаться на отдых.

Когда ладонь левой руки упёрлась на порог входной пещеры — я едва передвигался от усталости. Болела каждая мышца, а перед глазами летали чёрные мушки. Хотелось доползти до тёплой пещеры и завалиться спать — но я не мог потерять светлое время суток. Следовало работать, но сперва передохнув. Как раз время заглянуть в лог-файл: вдруг он оклемался. Лог.

Лог-Лист (Форма Кта’сат)

Параметры:

Имя: (Не назначено)

Раса: Кта’сат (Осквернён)

Класс: отсутствует (не выполнены условия получения)

Возраст: 24

Уровень: 0

Опыт: 0/1000

Жизнь: 100/100

Мана: 0/0 + [2500/2500]

Выносливость: 100/100

Как же мне всё понятно. Вот смотрю, и всё понимаю: и смысл жизни, и как пнуть бабочку так, чтобы на другой стороне планеты случился ураган. Какого лешего происходит с лог-файлом? Система, что, заболела и ей нужен покой? Нет, если плохо системе, значит — плохо вообще всему мирозданию. И судя по увиденному — так и есть. Но я не буду паниковать, а попробую разобраться в четырёх вещах: всё, что ниже возраста оставлю на потом, как и сам возраст.

Что с моим именем, кто его не назначил? Оно у меня есть и было назначено при… «при перерождении» говорить неуместно. При нарождении мама дала мне имя и она же, по логике — назначила его. Я — Сиалонус. Дитя мёртвой луны, ведь я родился изначально мёртвым, а по небу плыла полная луна.

Думаю, это из-за формы тела. Даже приписка появилась, что сейчас я в теле Кта’сат. Звучит сложно. Другое дело ящеролюд, а то язык сломаешь, пока этот Кта’сат произнесёшь. Хотя, тот равнинный эльф их называл по-другому, и проще… Точно — ксатами.

И вообще: почему Кта’сат, а не ящеролюд? Возможно, драконы прозвали своих последователей ящеролюдами из-за того, что превращались в их тела. Раз дракон — это большая ящерица, то и воплотившись в двуногого он всё равно останется ящерицей. В принципе — логично.

Про класс мама немного рассказывала, хотя в прошлом мире подобного не было. Она говорила, что у каждого разумного может быть класс, но слабый телом не может быть воином, а слабый духом — магом. Скорее всего, это и есть те самые условия получения.

И, конечно же — я осквернён. Кто бы мог подумать, что это передастся и на форму ящеролюда? Вот неожиданность. Надеюсь, что ничего плохого не случилось и изменился только внешний вид источника маны.

Отвлекаясь от раздумий, я провёл рукой по груди. Когда воплотился думал, что шрамы лишь последствия воплощения и вскоре исчезнут. Но они всё ещё на месте. Практически вся грудь покрыта рваными шрамами, похожими на шрамы моей истинной формы. Вот отметина от падения с водопада, вот от удара об камень. Вся грудь покрыта ими, и ключицы, и плечи, и даже нижняя часть шеи. Но если шрамы передались форме ящеролюда, то почему руки целы?

Много непонятного, но следует отложить размышления — я немного отдохнул, так что пора приступить к работе.

Я ещё сегодня днём понял, что обувь нужна непременно. Не только для спуска к плато, но и подняться к вершине горы и осмотреть южный склон. Того маленького леса не существовало двадцать пять лет назад, когда я прилетел сюда, и есть надежда на такие же изменения с противоположной стороны горы.

Необходимо сплести обувь. И хоть я не знаю, как плести корзины или что-то ещё, но у меня есть знания о фабричном плетении огромных канатов из стальной проволоки. Взять пучок травы, толщиной в фалангу и длинной от щиколотки до колена — и связать в кольцо. Расположив узел по центру, прокручивать один край кольца по часовой стрелке, а другой — против. Через тридцать витков получится скрученная травяная верёвка длиной примерно в ладонь.

Солнце практически село, когда я закончил с нехитрым производством. Сделанных травяных скручёнок хватало на подошвы сандалий для обеих ног, но сделать их я уже не мог — света не хватало. Мир виделся в вечерних полутонах, а от усталости частенько подступала зевота. Пришлось отложить всё на завтра.

Стоило зайти в тёплую пещеру — и я замер, не понимая происходящего. Тьмы не было. Во внутренней пещере, как и во входной, у камней и стен потускнели цвета, но очертания были видны. Без труда определялось, где стена переходила в пол, а где лежал тот или иной камень.

Меня настолько шокировало увиденное, что минут десять я стоял неподвижно, как голый маньяк-эксгибиционист, с чёрным плащом на плечах, каменным ножом в одной руке и стопкой травяных скручёнок в другой. Лишь потом осознал, что пещера сама себя освещает. И без разницы, что в пещере вообще ничего не светилось: нечего забивать голову вопросами, на которые не найти ответа.

Но уснуть я не смог. Сон не шёл, несмотря на постоянную зевоту и усталость во всём теле. Тепло с трещины не убаюкивало.

Я забыл, как спать. Казалось бы, что может быть естественней, чем закрыть глаза и уснуть? Да что угодно, только не в моей ситуации.

Пришлось встать с расстеленного полотна и дойти до входной пещеры, в попытке успокоиться. Эффект оказался обратным — я ещё больше разнервничался. Вместо кромешной тьмы на улице был вечер с его приглушёнными тонами. Вот только не может быть вечер, когда по небу плывёт полумесяц в окружении бесчисленно мерцающих звёзд.

К лежанке я вернулся в ещё большем смятении. Не зная, что думать и как вообще понимать происходящее — я медленно лёг и прикрыл лицо морщинистыми руками. И глубоко задышал.

Старательно удерживаемые в течение целого дня чувства они накатывались на меня огромными волнами. Ком встал в горле, глаза увлажнились. Я как мог держался повторяя, что эмоции убьют меня раньше, чем закончится этот чёртов год. Убьют раньше, чем я воплощусь обратно в истинную форму и воссоединюсь с сестрёнкой и мамой.

Эти два светлых образа тараном пробили все перегородки. Слёзы покатились по щекам, я крепко сжал зубы, чтобы не заорать. Лишь лежал, прикрыв лицо руками и думая о семье.

Я думал о маме и о том, как она ждала меня всё это время. Как извела себя, не находя места и всё летала вокруг острова в ожидании, что вот сейчас на горизонте появится силуэт её дитя, что прилетит её сын и семья воссоединится и навсегда будет вместе. И те годы, пока я провёл в спячке — как они отразились на Ликуре? Что чувствовало её материнское сердце, когда прошли все сроки, а я так и не появился? Что она думала? Она уже похоронила меня, или всё тешит себя надеждой?

Я думал о сестрёнке и о том, как она не находила себе места и каждый день доставала маму одними и теми же вопросами: где братик; его уже видно; это он летит; поищем его? Как Калиса всё время предлагала маме полететь туда-то или туда-то, или поискать меня там-то и там-то, а если сестрёнка меня не найдёт — то поищет ещё раз, но только внимательно. Что она думала, когда проснулась и не обнаружила меня? Ждёт ли она меня и надеется, что я вернусь и мы воссоединимся?

И теперь, целый год, что они будут делать? Полетят к ящеролюдам в надежде, что именно они нашли меня? Отправятся к нам в пещеру надеясь, что я где-то там, в нашей пещере или в заброшенном городе? Останутся на острове, лелея надежду на моё скорое возвращение?

Утро наступило так же внезапно, как и накативший сон. В горле першило, в уголках глаз покалывало от кристалликов соли, а голова казалась дырявым горшком. С огромным трудом я заставил себя встать и пройтись до входной пещеры. Пропитанный утренней прохладой воздух разбудил сонный мозг.

Оказалось, что у меня нещадно болели ноги. Так сильно свело мышцы, что пришлось облокотиться об стену. Руки мелко дрожали, а из поясницы словно вырвали кусок мяса.

Вчерашний день стал для меня настоящим испытанием. Как физическим, так и моральным.

С первым я справился на отлично.

Второе — провалил.

Но это единичный случай: вчера была стрессовая ситуация и она уже закончилась. Точнее, она закончится только через год. Обязательно закончится и всё будет хорошо, а до тех пор — надо быть сильным, и не отрекаться от своей гордости.

Солнце только недавно взошло и не успело прогреть воздух после ночи, так что я приступил к работе. Потребовалось два часа, чтобы изготовить простецкие травяные сандалии. Я даже гордился собой, ведь смастерил их по наитию. Подошва из травяных скручёнок, которые нанизаны на палки, и лямки из травы. Всё это было простым и недолговечным, но без хлопот чинилось из подручных материалов.

Казалось бы, это лишь простецкая защита для ног, но для меня они значили это нечто большее. Эти травяные сандалии — символ, что я всенепременнейше преодолею любые невзгоды и обязательно выстою. И эта обувь лишь начало пути длиною в год. И именно сегодня путь лежал к маленькому леску. Маленький, буквально триста метров в диаметре и с невысокими деревьями, он появился не так давно. Но появился практически на пустом месте, где мало земли, а под ней много камней. Это внушало оптимизм.

На спуск с горы сегодня было потрачено гораздо больше сил, чем вчера, а во время десятикилометрового похода до леса я вообще останавливался каждые десять минут, чтобы отдохнуть. Во время этих остановок я наконец-то услышал какофонию насекомых. Вчера их не было, когда срезал траву, но сейчас слышалось щёлканье кузнечиков, стрекот сверчков, всюду виднелись различные насекомые, перелетавшие от травинки к травинке.

— Если есть насекомые, должны быть и те, кто их ест, — промелькнула мысль, когда я едва не провалился куда-то пяткой.

Чёрной выбоиной в земле зиял вход в чью-то норку размером с кулак. Мышка — это не только весёлая игрушка, за которой раньше с превеликим азартом носилось одно маленькое и озорное изумрудное создание. Мышка — это хоть и крошечное, но мясо. А ещё природа не терпит пустоты и застоя. И если есть мышь, значит есть кто-то крупнее: рыжая лиса или волк. Как минимум ещё есть птицы, которые не только охотятся на мышей, но и любят отдыхать среди крон деревьев, пережидая дневной в прохладном воздухе.

Вот только прохлада просто так не появляется, даже в небольшом лесу. Дождя не было как минимум дня три, но в маленьком лесу воздух полнился освежающей прохладой. Я всем сердцем надеялся, что…

Внезапный шорох и дикий писк заставил меня подпрыгнуть от испуга. Я резко попятился назад, выставив вперёд импровизированный каменный нож.

— Вертел твой рот наоборот! — я выругался вслед юркнувшему в траве лысому хвосту. Вот мало того, что мышка сама испугалась, так ещё и меня напугала до инфаркта. А если бы я запустил в неё ножиком? Она же бы не пережила подобной гнусности. А если бы маги…

Ну да, зачем в непонятной ситуации проверять, что там с маной и могу ли я вообще пользоваться магией, ведь я сейчас на милой прогулке где-то недалеко от самого безопасного места на свете. Здесь со мной вообще ничего не случится.

Стоило закончить ругаться, как стало неприятно находиться в лесу. Меня громом накрыла простая мысль: встреча даже с одним волком смертельна, потому что кто-то забыл проверить магию. Теперь даже как-то боязно идти дальше, но следовало продолжить путь. Хотелось дойти до места, откуда слышалось некое журчание и убедиться, что получится утолить нарастающую жажду.

Улыбка ещё очень долго не сходила с моего лица, даже когда я выбрался из леса обратно на плато, а горло прекратило болеть, зубы стучать друг об друга, и к онемевшей от холода левой ладони вернулась чувствительность. Вот как может быть настолько вкусной обычная вода, бегущая из небольшого ключа маленьким ручейком? Ответ я вряд ли найду, но так что в будущем лучше сделать какое-то подобие резервуара. Слишком неудобно вычерпывать воду из тонюсенького ручейка одной лишь левой рукой. Дно у ручья в сантиметре от поверхности, и вначале я больше наелся грязи, чем напился воды.

Решив приходить к лесу раз в день, напиваться как следует и притаскивать немного плоских камней — я направился обратно к пещере. Стоящее в зените солнце припекало голову, так что я перекинул плащ на голову, прикрывая её. Нужно будет сделать хоть какой-то головной убор. И определиться с едой.

Вот бы найти нетронутую скверной поляну, где животные не ведают страха и плодятся как из принтера. Они плодятся и плодятся, а вверх растёт гора живых тел: зайцы, олени, кабаны, лоси, косули, козлы, и даже лисы и прочее зверьё. Они ничего не боятся и лишь ждут, пока я схвачу их и поджарю на костре. Их мех, шкура, кожа, кости и потроха — всё это пойдёт в дело. И перво-наперво я изготовлю перчатки и наколенники, потому что каждый день на четвереньках подниматься в гору — это непосильное испытание. А вот если бы…

Где-то сверху послышался одинокий стук. Спустя секунду он превратился в игривый перестук. Через три секунды он слился в единый гул лавинного потока. Десятки камней летели вниз, отбивая по склону похоронный марш. Край камнепада был едва ли в десяти метрах от меня.

Меня даже стукнуло маленьким камушком по лбу, отчего глаза невольно закрылись. Но были сразу же открыты. Ни в коем случае нельзя было упустить из виду десятки килограмм мяса, кило костей, многие метры кишок, загнутые и полые внутри рога, сероватую шкура, испещрённая кривыми и витиеватыми полосками цвета охры.

Карие глаза с горизонтальными прямоугольными зрачками моргнули и невероятное чудо природы поспешило скрыться за противоположной стороной горы. Лишь на прощание козёл стукнул копытами и заблеял, словно в насмешке.

Не существует ни одной причины, чтобы не попытаться выследить этого козла. И пусть он будет хоть десять раз редчайшим животным, находящимся на грани вымирания — нас таких животных двое. Мы с ним на разных чашах весов, и даже если жизнь этого странного козла по стоимости сопоставима с целым королевством — моя чаша весов перевесит. Всегда перевесит.

Зайдя в тёплую пещеру и подготавливая место для сушки травы — я в памяти раз за разом прокручивал образ козла. Меня будоражил тот факт, что на порченых землях живут не только порождения скверны.

Мама говорила, что после пришествия скверны жизнь исчезла на двух материках и одном большом острове. Исчезли не только высшие разумные, но и звери, птицы, насекомые. Мама говорила, что две тысячи лет назад драконы осматривали эти земли. И никого не нашли. Но теперь выясняется, что здесь есть жизнь. Скверные земли явно не так просты, как кажется на первый взгляд. Может быть…

Рука невольно потянулась к груди, а в голове промелькнула мысль: эти животные как я?

— Бред какой-то! — мелькнула другая мысль, и я тут же одёрнулся. В последнее время я слишком много думаю о всяких ненужных вещах.

Вскоре нужное место было подготовлено. Хотелось просушить траву перед тем, как плести новые сандалии. И что может быть лучше, чем тёплый и сухой воздух в пещере: ну не палящее же солнце? Ведь трава должна сохнуть медленно, а не быстро. Или наоборот?

Вот есть вопрос: как правильно высушить траву. Казалось бы, чего тут думать, берёшь и сушишь. Но нет. Из нынешних уже торчат рваные травинки: ещё день, и они развалятся. Вот именно поэтому нужна сухая трава: она прочнее, чем свежая. По крайней мере, я так думаю. Но не только на сандалии пригодится трава.

Я мозжечком чувствовал, что можно сделать верёвку. Обычную верёвку любой длины, какой только захочу. Не так, как скручивал траву до этого, а… Вот вроде и понимаю, что можно верёвку сплести, но как именно — хоть стучись головой о камень, но не знаю.

До конца дня ещё оставалось часов пять. Было время спуститься и осмотреть округу на предмет чего-нибудь съестного, вновь сходит к лесу, пройтись дальше на восток или отправится на запад. Но сперва следовало разобраться с магией. Лог.

Характеристики:

Сила: 0

Выносливость: 0

Ловкость: 0

Интеллект: 0

Магия: 0 + [250]

Воля: 111

Удача: 24

Свободных очков характеристик: 24 [14]

Спустя пять минут мощнейшего мыслительного процесса получилось прийти к неким логическим, но очень туманным выводам, которые я решил отложить в сторону.

Список навыков не изменился, кроме составного навыка «Полёт» — он в этой форме не отображался. Но вот список умений преобразился до неузнаваемости. Лог.

Умения:

Мыслеречь: без уровня

Фреска времени: без уровня

Всё же моё предположение не лишено смысла, но противоречит логике! То есть характеристика Интеллект не… Вот опять сбился с мысли и теперь вообще ничего не понимаю.

Допустим, что характеристики у двух тел разные: Сила, Выносливость, Ловкость и Интеллект у каждой из форм свои. Эти четыре характеристики — «Физического типа». А Воля и Удача — они… Даже не знаю, какое слово подобрать для этого мира. В прошлом мире их называли характеристиками «Разумного типа». Но ведь и Интеллект — это характеристика «Разумного типа»!

И что означают эти дополнительные значения в Магии, она соединена между двумя телами? И как быть с тем, что в форме ящеролюда пропали все умения, кроме мыслеречи и фрески памяти? Ведь практически каждое умения в этом мире требуют ману, а если она перекинута между двумя формами, то почему исчезли умения? Про навык «Полёт» и так всё понятно — у ящеролюдов крыльев нет, вот и…

Взгляд зацепился за значения свободных очков характеристик и навыков. Крайне странно, что в форме ящеролюда показано количество свободных очков истинной формы. А раз есть эти значения, то ест возможность посмотреть и в основной лог-файл.

Стоило только подумать, как отображение в лог-файле изменилось, показав вкладку истинной формы. Все характеристики, навыки и умения были на месте, но заблокированы. Я даже попытался распределить свободные очки навыков, но это оказалось бесполезным действием. Знай, что так всё сложиться, и я бы всё заранее распределил. Спасибо, что хоть навыки остались, вместе с «Чувством магии».

Именно благодаря этому навыку я чувствую внутри себя источник маны, который из яркого костра с прекрасными языками пламени и тёплым успокаивающим чувством теперь превратился в бездонный колодец с чёрными стенками. В нём самом мана не чувствовалась, зато ощущалась рядом с ним будто в бочке. Колодец пуст по одной причине — в Магии сейчас ноль пунктов, а я не спешил раскидывать свободные очки характеристик.

Для начала я попробовал сформировать магическую стрелу, используя ману из бочки — но сколько бы ни пытался, так и не смог выкачать хоть немного.

Стоило закинуть в магию одно очко, как в колодце появилась вода, а к бочке словно присоединили шланг и опустили в колодец. Недолго думая, я прицелился в один из больших камней и уже привычным делом сконцентрировал ману.

Освоено умение «Магическая стрела»

— Так, запоминаем на будущее, стрелять только из пальца! — подумал я, когда резь в глазах прошла, но фраза от системы всё ещё маячила перед глазами как солнечный зайчик от взгляда на солнце.

Проморгавшись, я выставил вперёд руку с вытянутым указательным пальцем. Рядом с его кончиком сформировалась стрела и умчалась к валуну, отколов немного каменной крошки.

Одна из самых глупых вещей, которую вообще только можно сделать — по привычке сформировать магию рядом с носом. Я ещё легко отделался, раз пять минут стоял и орал как резаная свинья. Благо всё обошлось, а ведь могло глаза выжечь. Так что с сегодняшнего дня я, находясь в теле ящеролюда — с гордостью впадаю в детство.

— Сдохни, мерзкий камень, — я прицелился указательным пальцем в огромный валун. — Пиу-Пиу-Пиу!

Магию я не запустил, так как предстояло выяснить один очень важный момент. Лог.

Мана: 10/10 + [2420/2500]

Почему-то стрела расходует пятьдесят маны, а не семьдесят. Скорее всего, причина в новом облике. Есть ещё одна странность, и чтобы её проверить — нужно подождать. Я решил спуститься на плато, пройтись на запад и нарвать ещё немного травы. И когда спустился, открыл лог-файл. Лог.

Мана: 10/10 + [2432/2500]

В облике ящеролюда мана восполняется на два пункта в минуту, но скрытые резервы восполняются примерно на два пункта каждые десять минут. Странно, конечно, но это не так важно. Главное, что я могу использовать магию и теперь следует распределить очки. Попозже, когда всё обдумаю как следует. Ведь мне нужны разные умения, кроме копья или исцеления. Тот же «Рывок», «Удар» или другие, которые получится вспомнить.

Придерживаясь плана — я направился на запад вдоль цепи гор. За час поисков удалось найти несколько мышиных нор, так что завтрашний день можно провести в отлове грызунов. А сейчас я вернулся обратно и принялся методично срезать и укладывать пучки травы на шерстяное полотно. Постепенно строился план на завтрашний день.

Завтра утром сразу пойду в небольшой лесок. Грибы, ягоды, насекомые или какая живность, мне всё подойдёт, главное хорошенько пожарить: умереть от отравления ещё глупее, чем от голода. Ещё нужна палка, чтобы опереться или отмахнуться от внезапного нападения. Не мешало бы собрать дров и приготовить место для костра.

И надо усиленно думать мысль о верёвке. Повесится я всегда успею, но вот сама по себе верёвка — вещь крайне нужная. Можно траву связывать в тюки и за один заход носить до пещеры в два или три раза больше. Или полотно сложить пополам и обвязать вокруг пояса как юбку. Или поэкспериментировать и придумать ловушки для мышей, расставив их рядом с норами. Или можно… Да не счесть верёвке применений.

Но сперва следовало подняться обратно в пещеру. И судя по дрожи в ногах — на четвереньках.

Глава 9

— Э, брат, не дури, — я напряг сознание в попытке предотвратить невозвратное. — Ну ты чего? Зачем это делать, а? Подумай, куда ведёт твой поступок.

Уже второй день мои руки дрожали не только от каждодневной рутины и усталости, но и от голода. Он резал желудок лоскутами, а зрение покрывалось рябью.

— Слушай, я понимаю, что всякое в жизни случается, но давай будем благоразумны, — я вновь напряг сознание надеясь справиться. — Вот зачем делать что-то такое, о чём потом будешь сожалеть, а? Да, ты получишь сиюминутную выгоду, но ведь потом жизнь превратится в сплошную пытку.

Я дышал через раз, боясь пошевелиться. В висках барабанила кровь, сердце едва справлялось со взятым темпом. Чувствовалось, как ступни покрылись испариной. Колени сгибались от слабости.

— Давай ты не будешь этого делать, хорошо? Послушай, ведь…

Живот скрутил спазм. В глазах потемнело. Тело сложило пополам. Я рухнул на колени, схватившись руками за живот. Лбом ударился о землю и завалился набок. Дрожь пробила тело, мышцы окаменели.

Я попытался закричать, но смог лишь беззвучно открыть рот. Язык что-то почувствовал и челюсти непроизвольно сжались, стараясь перетереть зубами неведомый объект. Кислый привкус тронул рецепторы. Я раскрыл рот и постарался выплюнуть пережёванную траву. Все эти десять дней в моём животе ничего не было, кроме воды и редких насекомых, и трава со стопроцентной вероятностью убьёт меня.

С трудом получилось раскрыть глаза. В сотне метров впереди маячил силуэт с охровыми полосками на серой шкуре и с загнутыми рогами. Один на миллионный шанс на моё выживание смотрел, как меня скрутило от голода. Я мог только надеяться, что в этом создании проснётся интерес и оно решит осмотреть меня поближе, а я наброшусь на него, вгрызусь в тёплую, мягкую, сочную плоть и утолю голод.

Но первее свой голод утолит скверна.

Козёл стоял в десятке метров от скверного леса, рядом с окопавшимся древнем. Обычным, а не стреляющим на триста метров ветками. За линией скверного леса стоял изменённый кабан, а в глубине порченого места виднелся огонёк двух фиолетовых глаз. Козёл развернулся и гордо зашагал навстречу самой ужасной смерти с высоко поднятой головой, на прощанье махнув хвостом.

— Су… стой, — я пересилил слабость и предпринял отчаянную попытку в последней раз пробиться в сознание козла. Тщетно. Он зашёл в порченый лес, прошёл в трёх метрах от древня, чуть не задел рогами скверного кабана. Пройдя ещё метров пять — развернулся и посмотрел на меня как на наитупейшее существо.

Скверный кабан словно не видел козла и шёл к древню. Стоило мощным веткам обвиться вокруг порченой свиньи и поднять её воздух — как со стороны фиолетовых глаз что-то выстрелило. Болезненно-розового цвета с зеленоватым оттенком и больше похожее на кнут, оно моментально обвило переднюю часть кабана и попыталось вырвать добычу у древня.

Перетягивая визжащую тушу, два порождения скверны не обращали внимания на серое существо с охровыми полосками на шкуре. Козёл меланхолично посмотрел сначала на древня, потом за спину, затем на меня, медленно развернулся — и отправился в глубины скверного леса, будто скверны и вовсе не существует.

В глубине леса что-то рявкнуло. Проявился обладатель розового кнута. Эта тварь бы выиграла соревнование «Самая уродливая хтонь».

Покрытые серо-зелёными костяными пластинами три пары тигриных ног заканчивались огромными когтями на лапах. Всё это «великолепие» крепилось к длинному, непропорционально вытянутому телу, словно кто-то взял таксу и вытянул собачку ещё сильнее. На четырёхметровом теле золотым отблеском переливалась длинная лоснящаяся шкура, а в конце хвост — короткий и крайне гибкий, с острым шипом на конце как жало скорпиона. Голова же от обычной кошки, но морда запаяна: не было рта, а глаза выдавлены из орбит и на коротких крабьих антеннах поднимались над головой. Развороченный лоб напоминал цветок гвоздики болотного цвета, а из его центра брал начало розовый кнут или, скорее всего, язык твари. А на спине по центру тела было что-то, похожее одновременно и на сомкнутые зубы, и на торчащие в разные стороны осколки рёбер.

Чавкающий звук чего-то рвущегося наполнил пространство, визг сменился писком. Кабана разорвало на две части: дереву досталась нижняя половина, а кошке верхняя. Но кошаку этого было мало. Резко выпустив добычу, он хлёстким мгновенным ударом языка отсёк часть веток. Всё произошло настолько быстро, что ветви не успели остановиться и по инерции туша отправилась в полёт, описав дугу в мою сторону.

Древень словно только и ждал этого момента. Оставшимися гибкими ветвями он накрутил язык кошака как макаронину: быстро, резко, за секунду. Шестиногое порождение подняло воздух, а длинная ветка пронзила его под углом в сорок пять градусов с левого боку и порождение тут же обмякло. Торжествующие ветви подтянули тушу к раскрывшемуся зёву, чтобы…

Недалеко что-то ударилось о землю. Плюхающий звук. Что-то попало на лицо и глаза невольно зажмурились; попало на губы и язык непроизвольно облизал их. Меня передёрнуло от приторно-сладкого вкуса концентрированного яблочного сока. В нос ударил запах болотной жижи и гнилых грибов.

В десяти метрах от меня лежала нижняя половина скверного кабана. Из склизких внутренностей вытекал фиолетовый ихор. Подул ветерок, принёс новую порцию запаха. Мой живот скрутило.

Вдруг всё прекратилось. Запахи пропали. Рот наполнился слюной, взгляд зафиксировался на внутренностях. Меня словно отрубило от управления собственным телом. Я не осознавал происходящего, медленно полз к туше. Сантиметр за сантиметром, едва отталкиваясь ослабевшими от голода ногами.

Руки задрожали, когда пальцы почувствовали тепло и влагу вязкой слизи. На глазах навернулись слёзы, а рот широко открылся…

— Где? Где я? Что… что произошло? — ошарашенно прокручивались вопросы в голове.

Я сидел в лесу и солнце то скрывалось за ветвями деревьев, то светило вновь. Рот вязало чем-то тягучим, в глотке стоял приторно-сладкий привкус концентрированного яблочного сока, а в зубах что-то застряло. Верх груди и низ шеи горели, будто прижгли калёным железом. По рукам текла и капала с локтей фиолетовая жижа, а ладони сжимали нечто тёплое и склизкое.

За секунду осознание произошедшего выбило всё хладнокровие: руки задрожали, взгляд испуганно забегал. И застыл на развороченной верхней половине осквернённого кабана, с отскоблённым от рёбер мясом.

Окончательно осознав произошедшее — я попытался вскочить на ноги и убраться подальше. Вместо этого запнулся на ровном месте и упал, неприятно ударившись задницей о какую-то палку. Боль привела меня в чувства: страх отступил, хладнокровие завладевало рассудком. Наконец получилось осмотреть себя полностью, залезть грязными пальцами в рот и отковырять от зубов остатки мяса. Начинало тошнить. Следовало срочно встать, иначе голод вновь свернёт меня в три погибели. Но сил не было, поэтому я опёрся рукой об дерево.

Кожей ладони я чувствовал что-то тёплое, влажное и шершавое, похожее на древесную кору. И ещё какая-то выбоина. Меня пробил озноб. Я медленно поднял взгляд от земли и чем выше смотрел, тем реже дышал.

Рука лежала на глубокой вертикальной выбоине с сочащейся густой жижей бледно-оранжевого цвета. Начинаясь в десятках сантиметров от земли, выбоина шла вверх по стволу, не доходя до размашистых ветвей, метавшихся из стороны в сторону в попытке поймать ветер. Под испещрённой тёмно-коричневой корой чувствовалось движение внутренностей.

Не знаю, как долго я стоял посреди скверного леса, подпирая рукой порченое дерево и мысленно прощаясь с мамой и сестрёнкой. В норму меня привёл мощный порыв ветра. Он принёс влажный воздух, а небо из серого превращалось в чёрное. Начиналась буря.

Я собрался с духом и убрал руку со ствола. Ничего не произошло. Древень игнорировал меня, как того козла.

Не веря в происходящее, я с какого-то дуру решил вновь дотронуться до коры, но одёрнулся: паранойя так громко заорала, что моя тщедушная душонка чуть в пятки не ушла. Но паранойю заткнула любознательность, я дотронулся до древня. Реакции не последовало. Я вновь убрал руку, и вновь дотронулся. И вновь, и вновь — пока окончательно не надоело.

Сегодняшний день ничем хорошим мне не грозил, следовало поскорее убраться из скверно леса. В ста метрах лежало чёрное шерстяное полотно, а рядом с ним — задняя часть скверного кабана… без внутренностей.

Стоило шагнуть за пределы скверны по направлению к полотну, как в ногах появилась слабость, руки задрожали, взгляд поплыл. Я рухнул на колени. Сердце вновь учащённо забилось, лоб покрылся испариной. Обезумев от страха, я как можно быстрее вполз обратно в скверный лес. Где всё признаки голода испарились.

На макушку с задорным стуком упала капля дождя. Добраться до пещеры раньше, чем хлынет ливень — невозможно. Она в двадцати километрах и добираться до неё минимум часа четыре. Это если меня не будет крутить от голода, как сегодня: когда я едва не полетел вниз по склону с горы; пока я шёл на запад надеясь найти хоть что-нибудь съестное; когда я практически полз за козлом и всё время думал, почему рогатая скотина игнорирует меня. И вот ответ: я для него не больше, чем суетящееся порождение скверны.

Я выругался в сердцах. Вот если бы стрелы в новом облике не были такими бесполезными. Пятьдесят метров, пятьдесят метров и всё, «Магическая стрела» растворяется в воздухе. Но ведь в моей истинной форме рабочее расстояние у стрел порядка восьми сотен метров. Восемьсот против пятидесяти. Именно поэтому я вообще ничего и не смог сделать, лишь плёлся за козлом. Думал, что он остановиться травку пожевать, но вместо этого он предпочёл прогуляться по скверному лесу.

Теперь оказалось, что я сам как порождение скверны: она на меня вообще не реагирует. И пропавшее чувство голода, и усталость. Да я мыслю нормально, а не как биоробот односложными командами: нужно попить; нужно спуститься; аккуратно; пить воду; вода — вкусно; козлик — вкуснее; согласен на мышку; надо поесть; пойду туда; и так далее. Придётся ночь провести со скверной в обнимку, раз меня не выкручивает от голода. Но следует забрать полотно: хоть от дождя укроюсь.

Добраться до полотна оказалось не самой простой задачей. Стоило выйти за пределы скверны, как голод вновь сковал тело. Пересиливая боль, я полз к намеченной цели. С меня стекала тонкими струйками дождевая вода, когда полотно наконец сжали пальцы.

Дождь перешёл в ливень, когда я заполз в скверный лес, присел на корточки и кое-как укутался в полотно. Несказанно радовало, что подарок Кагаты оказался ещё и непромокаемым: капли дождя барабанили, скатываясь ручейками на землю. Звонкий перестук смешивался со звуком ветра и скрежетом ветвей поражённых скверной деревьев. Получилась настолько прекрасная мелодия, что сон забрал меня в мгновение, невзирая на жар и боль в верхней части груди и в нижней части шеи. Последние три дня из-за сильного голода я не спал, но мечтал об этом.

Пробудившись, я не сразу понял почему меня окружает что-то чёрное. Вначале я подумал, что скверна сожрала меня — но потом вспомнил про полотно. Стало чуть легче, ведь я ещё жив.

— Вот тварь, а, — мысленно выругавшись, я припомнил ещё раз всё произошедшее и пришёл к выводу, что дела мои плохи. К тому же пропал правый сандаль. Просто взял и пропал, испарился, исчез, как сквозь землю провалился, будто его скверна поглати…

Я за секунду пробежал тридцать метров и кубарем вылетел из скверного леса, рухнув животом на нормальную землю, с выставленными вперёд руками, сжимая в них чёрную шерстяную ткань с вышитым золотым узором.

Минуту я смотрел на полотно, пытаясь определить: исчезнет? Даже когда живот вновь скрутило — я всё смотрел, не отводя взгляд. Было страшно до седой шкурки, что по собственной глупости я чуть не лишился самой важной вещи для моего выживания. Но шли минуты, а в руки всё так же сжимали шерстяную ткань.

Устало выдохнув, я расслабился и уткнулся лицом в землю. Последние дни явно запомнятся мне на всю оставшуюся жизнь. Но нет худа без добра: голод немного отступил. Руки не так сильно дрожали, взгляд практически не плыл. Можно потихоньку отправляться к пещере. Было бы неплохо дойти до небольшого леса и отмыть с тела засохший ихор — но хватит ли сил? Ведь ещё в пещеру подниматься, и сандалии новые сплести.

Стоило вспомнить про утерянный сандаль, как захотелось закинуть в порченый лес оставшийся, чтобы скверна подавилась. Но я решил поступить мудрее и провести эксперимент: посмотреть, как быстро скверна поглотит ту или иную вещь. Пусть будет пучок травы, ветка, камень, сандаль и скручёнка. Есть подозрение, что скверна не успела сожрать второй сандаль лишь потому, что в его подошве на две скручёнки больше.

Спустя два часа пути, когда пришло время очередного привала — я чуть не распрощался с рассудком. Застывший ихор на моих руках с едва заметной дымкой испарился. Но между зубов ещё оставались маленькие кусочки склизкого мяса. Я отковырял один, поместил между пальцев и сжал их в кулак. Спустя два часа аккуратно разжал кулак. Пусто. Кусочек мяса испарился, не оставив и следа, подтверждая самую отвратную мысль.

— Выкуси, — я посмотрел на искорёженные деревья. — Я никогда не буду твоей частью, хоть десять тысяч раз оскверни меня!

Сплюнув, я продолжил идти по краю преддверья скверного места. За всё время получилось заметить лишь два вида порождений: древни и кролики. И даже не смотря инстинкт самосохранения и орущую благим матом паранойю — мозг самостоятельно строил планы насчёт кроликов.

Родилась самоубийственная идея — завалить кролика, распотрошить и надеяться, что после испарения останутся острые когти. Но пятьдесят жалких метров кроль преодолеет за считанные секунды, а учитывая их стадный инстинкт и кучкование в группы по трое — меня первым разорвут. Да, древень не реагировал на меня, как и остальные порождения не реагировали на козла. Скорее всего, кролики тоже не заметят дракона в облике голого ящеролюда. Но если проявить агрессию, что тогда? Пока это не выясню — рисковать не буду. Вот только выяснить получится лишь на скверном кабане. Он хоть и зараза толстокожая и жизней у него явно больше, чем у тех же кроликов или волков — но в нём опасны только бритвенно-острые клыки.

День подошёл к концу, когда я наконец добрался до плато рядом с пещерой. Ноги изнывали от усталости, пришлось эксперименты со скверной оставить на завтра, когда немного отдохну и наберусь сил. Они были нужны уже сейчас, для подъёма в гору. В пещеру же я забрался глубокой ночью, и сразу завалился спать.

Но сон не шёл, хоть я и удобно расположился на шерстяном полотне. Я даже подложил под голову оставшийся сандаль в качестве подушки. Меня тошнило. Лишь под утро получилось ненадолго заснуть. И то, из-за тошноты пришлось встать и приниматься за работу.

Путь ко входной пещере пролегал мимо высушенной травы, сваленной в небольшой стог. Такую простую вещь, как верёвка, и ту сделать не могу! Стоит ли вообще заикаться о глиняной посуде или примитивных орудиях?

Спазм вновь скрутил живот, когда ноги встали на горную тропу. Мысли о предстоящем морально давили на меня. С трудом сглотнув подступивший ком, стараясь не обращать внимания на тошноту и усталость — я сделал первый шаг по горной тропе.

План прост. Закончить спуск и оставить полотно около тропы, придавив камнем. Потом пойти в лесок и напиться воды, заодно отнеся немного плоских камней. Потом я…

Меня передёрнуло. Мне предстояло найти порченого кабана, убить и… Жрать порождение скверны явно не самая удачная идея. Но выбора у меня нет.

И это скверно.

«„----“„----“„----“»

Конец восьмой арки