Скверные девчонки. Книга 2

Глава двадцатая

Джулия оглядела мастерскую. Все стены были увешаны подлинниками и копиями работ трех молодых художников, деливших эту «голубятню», но вокруг не было никаких других предметов, обычно сопутствующих этому виду деятельности. Зато стояли чертежные доски, распылители красок и ящики для бумаг, а за терминалом компьютера сидел парень в очень опрятных рабочих брюках из грубой бумажной ткани. Это чистое помещение скорее напоминало отдел искусств какого-нибудь крупного журнала, подумала Джулия.

— Мне нравится этот материал, — сказала Джулия. — Мне уже надоели цветы и бисер.

Парень поднял голову.

— Да. Все это быстро выгорает.

Она еще раз медленно обошла комнату, осматривая рисунки. Те, которые ее особенно заинтересовали, бросались в глаза своей необычностью; там были изображены проигрыватели-автоматы, автомобили с радиаторами в виде зубов акулы, девушки с утрированными грудями в облегающих платьях, особенно подчеркивающих выпуклость бедер. Они были как настоящие, лоснящиеся и бесстыдные. В них не было ничего мягкого, манящего и красивого. Джулия удовлетворенно улыбнулась; она уже ясно представляла, насколько это может оказаться ходким товаром.

Среди сюрреалистических рисунков космического века попадалась компьютерная графика, в которой кружки и точки поэтапно превращались в прыгающего леопарда, а затем опять распадались на кружки. Таким же образом бутылка кока-колы превращалась в космический корабль «Аполлон», который как раз в эти дни с Армстронгом и Олдрином находился на Луне.

Это была восхитительная неделя, проведенная в Америке.

— А эти, — сказала Джулия, — эти изумительны! Есть что-нибудь такое, чего вы не можете делать на компьютере?

— Такого нет, — парень откинулся на спинку стула. — По крайней мере, немного.

Джулия достала записную книжку, открутила авторучку с золотым пером и наполнила ее чернилами. Мэтти подарила ее Джулии на Рождество.

— Шариковые ручки не подходят к шелковой блузке и кожаным сумочкам, — пояснила тогда Мэтти. Вспомнив это, Джулия улыбнулась.

— Я бы, конечно, хотела купить кое-что из ваших работ, — размышляла она, — но для моего рынка не годится штучный товар. У меня в Англии несколько магазинов, а не картинная галерея.

— Торговля?

— Именно.

Парень зевнул.

— Ну что ж, не думаю, чтобы этот вопрос нельзя было решить, если сойдемся в цене. Вам следует обсудить это с моим агентом.

Джулия решительно насадила на ручку колпачок. Она любила вести дела с агентами и наслаждалась самим характером условий соглашений. С ними всегда есть возможность заключить сделку, а она умела добиваться того, чего хотела. Она знала, что все эти «понтиаки» 50-х годов и бутылки в виде космических кораблей будут хорошо смотреться на стенах «Чеснока и сапфиров» и могут быть сразу же проданы.

— Спасибо за то, что показали мне вашу работу. Я позвоню агенту в полдень. Можно мне пригласить вас куда-нибудь на ланч?

Художник взглянул на нее из-под длинных ресниц.

— Разумеется, — пробормотал он. — Давайте пойдем прямо сейчас.

Они вышли на улицу, и Джулия почувствовала, как горячее солнце стало печь ей голову. В студии работал кондиционер, и там было довольно прохладно, а шум городского транспорта, казалось, с удвоенной силой обрушился на них после тишины мастерской. Постоянные контрасты города будоражили ее кровь. Она вынуждена была делать большие усилия, чтобы не бросаться во все стороны, восхищаясь и восклицая как маленькая девочка.

— Куда пойдем? — спросила она. Жара от асфальта проникала через туфли-лодочки, раскаляя ступни ног.

— Я знаю одно место.

Они поехали в бар-ресторан под названием «Олс». Внутри было прохладно и сумрачно, и Джулия невольно заморгала от очередного контраста. Когда ее глаза адаптировались к свету, она с любопытством огляделась. Интерьер представлял собой пещеру в стиле тридцатых годов, и сразу невозможно было определить, действительно ли это старина или только искусная подделка. Стены были покрашены в персиковый цвет и освещены лампами в виде вентиляторов, диванчики и стулья у стойки обтянуты желтой и кремовой кожей, и картину довершало белое пианино с пианистом-негром, наигрывавшим мелодии Коля Портера.

Вся обстановка была одновременно и строгой, и помпезной, и в то же время такой современной, что Джулия громко рассмеялась.

— О, палочки-амулеты, пакеты с бобами, где вы теперь? Мне следовало бы надеть кремовое крепдешиновое платье для чая с множеством складок и сделать горячую завивку. Мой вид никак не вяжется с интерьером. — Она похлопала по рукавам своего желтого костюма. Ее компаньон смеялся вместе с ней, засунув большие пальцы за подтяжки рабочих брюк.

— И мне не помешал бы белый смокинг. Но кто подаст меню? Давайте-ка пока что-нибудь выпьем.

Пока они шли к бару, он поздоровался с десятком людей. Наконец они уселись на высокие желтые стулья у стойки бара. Им предложили меню коктейлей с затейливым тиснением и силуэтом причудливо изогнувшейся танцующей пары. Джулия задумалась, что бы ей выбрать.

— Не попробовать ли «Манхэттен»?

Бармен смешал им коктейли в серебряном шейкере и разлил по бокалам на черных ножках, с покрытыми как бы инеем краями. Джулия сказала:

— Мне кажется, я бы все здесь взяла: и шейкер, и эти стаканы, и лампы, и пепельницы, и эти высокие стулья — и немедленно отправила в «Чеснок и сапфиры». Чтобы порвать со стариной и перейти к новому.

Художник, преисполненный восхищения, поднял свой бокал, чтобы сказать тост.

— Англичане считаются холодными людьми. Но когда вы чего-то хотите, вы идете и добиваетесь своего. За ваш энтузиазм!

— А я в восторге от вашей графики. — Джулия подняла свой бокал с ответным тостом. Покрытые инеем края при прикосновении издавали слабый писк. Художник посмотрел на нее из-под длинных ресниц.

— А я в восторге от вас.

«О, Нью-Йорк, — подумала Джулия, — ты мне подходишь».

Здесь она почувствовала себя опять молодой и изголодавшейся, чего давно с ней не было. Они выпили еще по коктейлю, съели по гамбургеру, болтая о «Вархоле» и космонавтах.

Пока они ели, к ним присоединились два или три приятеля художника, и один из них сказал, что в этот вечер будет вечеринка и, мол, почему бы им обоим не пойти туда? Художник вопросительно приподнял густую черную бровь в сторону Джулии, и она сказала «да», что прозвучало очень забавно. Вечером она надела платье от «Осси Кларк» из цветного крепа с лентами, складками и широкими рукавами и взяла такси, чтобы ехать в другую голубятню.

Там, расхаживая между огромными блестящими металлическими скульптурами, она познакомилась с другими художниками, а также мастерами гончарного дела, поэтами и друзьями этих людей от искусства, являвшимися директорами телевизионных передач, помощниками редакторов и издателями газет. Это были приветливые, интересные люди; она рассказывала им о своих магазинах, и в ее сумочке собралась небольшая кучка визиток и адресов. Тут были и новые дизайнеры, и художники, и люди, с которыми ей рекомендовали познакомиться и поговорить, так как их продукция была весьма своеобразной.

Джулия пила белое вино, выкурила одну или две сигареты с марихуаной, и в конце вечера ее приятель-художник не слишком удивился, когда она сказала, что будет лучше, если она просто тихонько вернется в свой отель и ляжет спать.

— Ну что ж, до встречи, детка, — сказал он.

В своей комнате в «Алгонкине» Джулия сняла платье и аккуратно повесила в шкаф. Она чувствовала усталость, опьянение и полное удовлетворение от поездки. Несколько имен, которые она отобрала с помощью своих друзей в Лондоне, оказались подобны камешкам, брошенным в воду: они, словно расходящиеся по поверхности круги, еще больше расширили круг ее знакомств. Она увидела множество предметов, которые хотела бы купить, но не могла даже надеяться отправить их домой, зато поняла, какое направление следует взять «Чесноку и сапфирам» в семидесятых годах. Да, эта поездка была очень удачной.

Джулия слетала в Торонто и вернулась обратно на Побережье. Но по сравнению с Нью-Йорком Канада показалась ей очень провинциальной, а Сан-Франциско все еще был охвачен движением хиппи. Она возвратилась на Восточное Побережье с чувством облегчения и новым приливом энергии, горя желанием заключить напоследок две-три сделки до отъезда домой. Она уже хотела увидеть Лили, а увидеть Лили — значит встретиться с Александром. Но она знала, что еще не готова ехать, не совсем готова. У нее было мало времени и достаточно денег, и она была в той же стране, где…

Лежа на спине в своей постели и уставясь невидящим взглядом на платье, висящее в открытом шкафу, Джулия позвонила и заказала Информационную телефонную службу, через минуту записала нужный номер в блокнот, лежавший рядом с телефоном. Она не стала сразу набирать этот номер. Встала и подошла к окну. Минуту смотрела вниз на улицу. Казалось, наэлектризованность города передавалась и ей. Она сделала быстрый вдох и выпрямилась, как будто шнурки от белья туго сдавили ей тело.

Затем она вернулась к постели, взяла телефон и набрала номер. Какое-то время она прислушивалась к гудкам и уже подумала: «Его нет дома», как вдруг он ответил:

— Джош Флад слушает.

— Джош, это Джулия.

Пауза, а потом раздался смех. Тот же ленивый, мягкий смех, который она помнила с прежних времен.

— Как ты узнала?! Когда мы можем увидеться?

И это было так похоже на Джоша! Никаких: «как поживаешь?» или «где ты сейчас?». Никакого упоминания о том, сколько лет прошло или как сильно он скучал по ней. Просто «Привет, вот и ты». Только этот, настоящий момент имел для него какое-то значение, только этот момент.

Но теперь, имея такие тылы, как успех и свобода, Джулия наконец-то почувствовала, что может играть с ним на равных. Она улыбнулась.

— Завтра, если я смогу взять билет на самолет.

— Из Лондона?

— Из Нью-Йорка.

— В таком случае, я тебя жду. Не представляешь, как я рад услышать твой голос, со мной давно уже такого не бывало.

— О, Джош!

— Джулия Блисс!

— Джулия Смит. Мы с Александром разошлись.

Он не дал ей договорить.

— Ничего не говори больше. Прибереги до завтра, когда я смогу слушать, глядя на тебя.

— Буду ждать этого с нетерпением.

— Я тоже. Джулия, я рад, что ты позвонила.

На следующий день Джулия полетела в Денвер.

Джош встретил ее в аэропорту. Он стоял у барьера, ожидая, пока она подойдет, и хотя сразу увидел ее в толпе, вынужден был взглянуть еще раз, чтобы убедиться, что это действительно Джулия.

И вот она, улыбающаяся, стояла перед ним, выжидательно склонив голову набок. Джош протянул руки, и она шагнула в его объятия. Они долго стояли обнявшись, он немного отстранился, чтобы снова поглядеть на нее.

Джулия уже рассталась со своими мини-юбками, хотя лишь год назад клялась, что никогда от них не откажется. Теперь на ней был песочного цвета костюм с элегантной прямой юбкой ниже колена, простая белая блузка и жемчужные серьги в ушах. Ее короткая стрижка давным-давно отросла, и теперь волосы густыми волнами обрамляли лицо, как и в те времена, когда Джош впервые увидел ее «У Леони». Лицо немного похудело, но казалось, оно светилось каким-то новым светом. Видно было, что она стала старше. Она была все так же красива, как и прежде, и все-таки немного другая, и это новое заставило его опять взглянуть на нее, чтобы убедиться, что он не ошибся. Если бы ему пришлось выбирать какой-нибудь комплимент для Джулии, подумал Джош, задача была бы не из легких.

Они стояли держась за руки, пока вокруг них не поредела толпа прибывших пассажиров.

Итак, я решилась на это, думала Джулия. Я опять вторглась в жизнь Джоша, вместо того, чтобы заниматься своей. Я по-прежнему проявляю инициативу. А Джош тот же, разве что чуть-чуть потускнел блеск его прекрасных волос да прибавилось несколько почти невидимых глазу морщинок на загорелой коже в уголках глаз, а в общем — та же стройная, мускулистая и подвижная фигура, как и прежде. Даже одежда такая же: джинсы на толстом кожаном ремне и хлопчатобумажная рабочая рубашка. Он казался крепким и симпатичным, так же перемежал свою речь легким добродушным юмором.

Она пригнула рукой его голову, чтобы поцеловать уголки его губ. Он полузакрыл глаза, и она увидела выгоревшие края его ресниц. Ток, который прежде пробегал по их телам, никуда не исчез, он пронзил их с той же силой.

— Пойдем, — сказал Джош. — Там ждет машина. Дай мне твои сумки.

Он поднял ее изящный небольшой багаж, и Джулия последовала за ним.

У самого входа стоял небрежно припаркованный белый «мерседес». Джулия даже свистнула при виде его, а Джош самодовольно ухмыльнулся.

— Изящная машина, не правда ли?

Она села на обтянутое кожей сиденье и вздохнула.

— Какие мы стали важные! Автомашины, собственные дома, собственный бизнес.

Джош негодующе взглянул на нее.

— Не ставь мою машину в один ряд со всеми этими штуками. Это все равно что реактивный самолет. Вот увидишь.

Они выбрались из сутолоки уличного движения в районе аэропорта. Длинный белый нос автомобиля вырвался на автостраду, и Джош прибавил скорости. Они обогнали грузовик, затем другой и с ревом промчались мимо целой шеренги «седанов». Джулия почувствовала, как ее прижало к спинке сиденья. Ветер, проникавший через щель приспущенного окна, бил по лицу словно иголками, сгоняя улыбку и выдавливая слезы. Волосы падали на лицо, и она подняла руку, чтобы отбросить их назад, закрутив в узел. Джош тоже улыбался. Ветер развевал его волосы, а глаза прищурились, пристально следя за дорогой. Джулия вспомнила, что вот так же он выглядел, когда на лыжах летел с гор. Отрешенный и ликующий.

Они поехали еще быстрей. Рев мотора заглушал все остальные звуки вселенной, а виды за окном сливались в сплошное расплывчатое пятно. Внезапно Джулия подумала: «Он как мальчишка, хвастающий своей машиной перед девчонкой. Если бы мы оказались в самолете, он стал бы выписывать мертвые петли. Разве уже один раз он не делал этого?» Это воспоминание тронуло ее до глубины души, и ей захотелось смеяться, но все это настораживало. Она загнала свои чувства внутрь, чтобы потом, на досуге, обо всем подумать. Наконец тронула его за руку.

— Джош! Извини! — закричала она. — Прости меня за то, что сравнивала твою машину с прочим хламом средневековья. Она мчится быстрее реактивного самолета, и в ней страшнее, чем на горных лыжах. А теперь ты, может быть, сбросишь эту дьявольскую скорость?

Она взглянула на спидометр. Стрелка стояла на одном уровне, где-то за отметкой 100. Джош снял ногу с педали, и красный указатель послушно пополз в обратную сторону.

— Ты очутилась в средневековье, моя бедная Джулия?

— Похоже на то, — сухо сказала она.

— В таком случае, я прощаю тебе все.

Когда скорость упала до шестидесяти миль в час, Джулия смогла оглядеться. Они находились за городом, где был необыкновенно чистый, сверкающий, прозрачный воздух. В промежутках между рекламными щитами, расположенными в ряд над автострадой, замелькали горы. Даже сейчас, в середине лета, казалось, что их вершины покрыты снегом.

— Это Скалистые горы? — спросила она.

Насвистывая, Джош кивнул, лениво скрестив руки на рулевом колесе.

— Куда мы едем? В Вэйл?

Все эти годы, и летом и зимой, она почему-то представляла его на лыжне в сверкающем снегу какого-нибудь огромного горного ущелья.

— Нет. Я стараюсь держаться подальше от него, хотя бы часть лета. У меня здесь неподалеку есть одно местечко, хотя я нечасто им пользуюсь. Как ты узнала мой номер телефона?

— Я его не знала. Этот номер мне дали в отделе информации, только и всего.

Он опять взглянул на нее, на этот раз открытым задумчивым взглядом.

— В таком случае, это, должно быть, судьба, — тихо сказал он.

И Джулия почувствовала, как внутри у нее что-то оборвалось. Этот летчик неизменно вызывал у нее желание. Не прилагая никаких усилий, он обезоруживал ее, и она была бессильна бороться с этим. «Но я приехала сюда не защищаться от него, — подумала Джулия. — Я приехала, чтобы удовлетворить свой каприз, потому что хотела Джоша. Потому что я достаточно взрослая, чтобы понимать, что если чего-то хочешь, нужно определить, насколько сильно ты этого хочешь, а затем устремиться к своей цели. Разумеется, мы оба знаем, почему я здесь. После столь долгой разлуки нам незачем притворяться». Она чувствовала, как вспыхнуло и запылало краской ее лицо, и стала пристально смотреть на зеленые, голубые и серые горные ущелья.

Они свернули с автострады и поехали по более узкой дороге, минуя разбросанные тут и там мотели и вагончики-рестораны, соединенные черными линиями телеграфных проводов, что напоминало фартуки с тесемками. Они медленно поднимались вверх. Миновали маленький городок и заправочную станцию, возле которой стояли два грузовика. Повыше вдоль дороги стояло несколько построек. Они миновали фургоны фермеров и грузовики с лесоматериалами, и водитель одного из них поднял руку и помахал Джошу.

— Почти приехали, — сказал Джош.

Они опять свернули с дороги на изрезанный проселочный путь. По бокам его росли деревья, тяжелым зеленым пологом сходившиеся над головой. Джош сбавил скорость, и теперь они продвигались очень медленно, время от времени ударяясь о травянистые склоны горы. Позади них отражалось эхо двигателя, и еще Джулия слышала пение птиц и плеск воды.

Джош крутнул руль, и автомобиль почти врезался носом в грубо сколоченные деревянные ворота. Он проехал еще немного, а затем остановился.

Прямо перед собой Джулия увидела стену бревенчатой хижины.

Джош обошел машину, открыл дверцу и помог ей выйти. Она стояла среди зеленого уединения, потягиваясь и потряхивая затекшими после длительной езды ногами. Джош взял ее руки в свои.

— Вот мы и приехали, — нежно сказал он.

Обнявшись, они пошли по крутой тропинке. Низкая темная стена хижины казалась мрачной на фоне яркой зелени. Каблук Джулии попал в ямку, и она споткнулась.

— Туфли для города, — пояснила она.

— И девушка для города, — поддразнивая ее, сказал Джош.

Они подошли к стене хижины и обогнули ее; Джош пошел впереди, указывая дорогу. Джулия тяжело дышала после крутого подъема. По пути Джош отводил в сторону ветки, чтобы они не зацепились за одежду Джулии. Затем они завернули за угол. Джулия посмотрела вверх, и у нее перехватило дыхание. Летний домик Джоша был построен на маленьком плато у самой горы. С двух его сторон, сзади и над ним, росли деревья. Но перед хижиной была расчищенная площадка, с которой открывались великолепные виды прямо у них под ногами.

Джулия подошла к краю расчищенной площадки и посмотрела вниз на сплошной шатер из крон деревьев, падавших серебряных нитей водопада, на желто-зеленые пятна лужаек, убегающих за отдаленный пригорок маленького городка. Краски были другими, а воздух свежее и резче, но чувства, разбуженные воспоминаниями, были все те же. Все это напоминало Монтебелле, и она уже повернулась к Джошу, чтобы сказать об этом, как вдруг ощутила его теплое дыхание на своей шее.

— Я знаю, — сказал он, словно читая ее мысли. — Мне это напоминает то же самое.

— Не хватает только той старухи в черном платье и привязанного козла, — задумчиво сказала Джулия. — А также надтреснутых колоколов, отзванивающих каждый час.

Джош тронул ее за руку.

— Входи, — сказал он.

Джулия последовала за ним. Под покатой, покрытой кровельной дранкой крышей было крыльцо, открытое на три стороны. На нем стояло плетеное кресло. Джош вынужден был нагнуться, чтобы пройти под низкой притолокой двери. Внутренняя часть хижины была разделена на две комнаты. В большей по размеру комнате стояли стол и пара прямых стульев, два кресла, несколько полок и печка, отапливаемая дровами. Через открытую дверь сбоку Джулия увидела кровать с откинутым одеялом и кое-что из одежды Джоша, аккуратно сложенной на стуле. В углу стояли две рыболовные удочки и охотничье ружье. На полках было множество книг в бумажных обложках, радиоприемник и телефон, довольно нелепый даже здесь, тяжелый, черный и старомодный. Больше почти ничего не было. Никакого намека на ценные приобретения — ни картин, ни фотографий или сувениров, ничего такого, что украшало бы стены.

Джулия вспомнила свой маленький дом на канале. Он был полон предметов, связанных с какими-то дорогими воспоминаниями, или приобретений, служащих целям удовольствия, что все вместе создавало атмосферу столь необходимой стабильности. Но у Джоша ничего этого не было. Его хижина, прилепившаяся к склону горы, была такой же, как тот коттедж в уголке Кентских лесов, обезличенное место, где можно просто переспать, а затем уйти, не оглядываясь.

— Это все, что здесь есть? — спросила она и тут же смутилась. — То есть, я не имела в виду конкретно…

Он широко улыбнулся.

— В задней части дома есть кухня и очень удобная ванная, если ты не слишком привередлива. Вода из колодца, а он пересыхает только во время засухи. Есть и электричество, газовый баллон для приготовления пищи и, как тебе уже известно, телефон. Что еще нужно человеку?

— Чем же ты здесь занимаешься, Джош?

— Ловлю рыбу, немного охочусь, выслеживаю дичь, пью пиво. Вот, пожалуй, и все.

Джулия тщетно пыталась представить себя в подобной самоизоляции.

— И ты не чувствуешь себя одиноким?

Он рассмеялся.

— Ты всегда любила находиться среди людей.

«Чтобы уходить от себя самой», — подумала Джулия.

— Нет, я не одинок. Мой ближайший сосед живет всего в четверти мили вверх по дороге. А в этих местах полно отдыхающих, жаждущих избавиться друг от друга и найти уединение. Если у меня возникает необходимость в обществе, я могу поехать на Медовый ручей, посидеть в баре и поболтать о бейсболе.

Медовым ручьем назывался, вероятно, тот маленький городок с грузовиками и открытыми навесами. Представляя все это и Джоша, сидящего в баре с фермерами и лесорубами, Джулия прошла через комнату. Она погрузила носок своей городской туфли в пепел, скопившийся у походной печки.

— А как выглядит твой постоянный дом? — спросила она. — В Вэйле?

— О, это вполне современная квартира. Если ты имеешь в виду, есть ли там картины на стенах и украшения на обшивке, то нет, там этого нет.

Она опять подошла к нему и прикоснулась пальцами.

— Неужели тебе никогда не хотелось осесть, пустить где-нибудь свои корни?

Джош внимательно посмотрел на нее. Она подумала, что впервые видит его лицо, не прикрытое добродушным юмором или непроизвольным желанием очаровывать. Ей пришла в голову мысль, что она никогда не знала настоящего Джоша.

— Я так долго уклонялся от всего этого, — сказал он, — что теперь вряд ли имею представление, с чего начать.

— Ты совсем один? — повторила она свой вопрос.

На этот раз он подумал, прежде чем ответить, а затем спокойно сказал:

— Не всегда. И даже не большую часть времени. — Он, помолчав, добавил: — Я обрадовался, когда ты позвонила. — Прикоснувшись указательным пальцем к кончику ее носа, он опять стал прежним, подтрунивающим Джошем. — Но я что-то плохо тебя принимаю. Моя хижина не столь примитивна, как ты думаешь. Правда, здесь нет английского чая или тостов с анчоусами…

— Не думаешь ли ты, что я провожу всю свою жизнь, сидя на холмистых лужайках, потягивая высокосортные чаи и грызя тосты?

— Здесь есть холодное пиво и кофе. Чему отдашь предпочтение?

Он уклонился от взятого ею тона, и она не стала продолжать. Для Джоша и такая доза откровенности была необычна.

— Я бы предпочла пиво.

— Давай устроимся на крыльце.

Он принес из кухни две банки охлажденного пива и усадил Джулию в кресло. Себе он притащил один из стульев с прямой спинкой и сел, задрав ноги на перила.

Солнечный свет угасал, переходя из голубого в сизо-серый, и шум водопада где-то внизу, казалось, стал громче отдаваться в неподвижной вечерней тишине.

Джулия смотрела, как сгущаются сумерки, и вздыхала от удовольствия.

— Кажется, что находишься далеко от Нью-Йорка.

Джош не сводил глаз с ее лица.

— Расскажи мне об этом. Расскажи обо всем, чем ты занимаешься. И о крошке Лили. И о Мэтти. Я видел один из ее фильмов. Девушка, с которой я был тогда, не поверила, когда я сказал, что знаком с ней.

Джулия сделала большой глоток.

— За это время произошло много всего, — сказала она. — Хотя, с другой стороны, вряд ли что-нибудь изменилось вообще.

И вот в этих сумерках, когда казалось, будто темнота выползает из-под густых ветвей деревьев, она рассказала ему о Лили и Александре, о Леди-Хилле, о Мэтти и Крис, о «Чесноке и сапфирах» и Томасе Три, а также о доме у Регентс-канала.

Джош слушал и кивал, а когда они допили пиво, он принес с кухни еще две банки.

Небо над ними утратило последний розовато-серый отсвет, и Джош зажег лампу, стоявшую на окне хижины. Свет от нее падал на старые доски у них под ногами, и большие бледные мотыльки налетели откуда-то из темноты и стали биться о стекло.

— Сколько прошло времени, — сказала под конец Джулия.

Джош встал. Он перешел к перилам за ее спиной, при этом старые доски заскрипели у него под ногами. Склонившись над ней, он поцеловал Джулию в макушку.

— А что теперь? — спросил он.

— Не знаю, — тихо ответила она, но про себя подумала: «Теперь-то я знаю». Ей хотелось уехать домой, к Лили и Александру. Мысль о них, находящихся вместе в Леди-Хилле, пронзила ее острой болью. И даже мысль о самом Александре приобрела теперь особое значение. Казалось, она вызревала в ее сознании, требуя все большего внимания, хотя из чувства суеверия она старалась не задерживаться на ней. Эта мысль засела у нее в голове еще в Нью-Йорке, и незримое присутствие Александра ощущалось все больше теперь, когда рядом с ней на перилах крыльца сидел Джош. Она мечтала приехать сюда, опять увидеть Джоша, но с особо обостренным чувством размышляла над тем, сможет ли избавиться от необходимости связывать свободные концы. Выстроить свою линию, освободить себя. Так, чтобы она смогла опять встретиться с Александром. Она не надеялась, что он скажет или сделает что-нибудь такое, что отличалось бы от его обычных поступков. Она уже достаточно хорошо знала его мягкую, сухую, истинно английскую манеру поведения. Но неожиданно поняла, что наконец-то готова поехать в Леди-Хилл, не испытывая чувства страха и застарелого ужаса.

Ей хотелось бы навестить их, увидеть вместе. Лили и Александра, счастливых, в этом старинном доме.

Но она не сумела признаться Джошу в том, что теперь уже не смогла бы сказать Александру, что ездила искать своего книжного героя.

«Все это отговорки, — внезапно подумала Джулия. — Я устала от них. Я хочу, чтобы все было просто». Она повернулась, чтобы взглянуть в лицо Джошу в желтом свете лампы.

Джош был здесь, с ней. Это был все тот же летчик, и она чувствовала силу былого влечения. Оно так долго преследовало ее словно тень, но сейчас она обладала властью, могла устранить эту тень, засунуть ее в ящик стола вместе с заплесневелыми реликвиями далекого прошлого, чтобы потом вытаскивать их оттуда и пересматривать на досуге ради удовольствия.

Осознание этой силы пробудило в ней эротическое возбуждение.

Она потянулась к нему и прижалась ртом к его губам. На какое-то мгновение она замерла, а затем опять откинулась назад.

Для каждого из них это было дополнительным удовольствием, как будто забавляться моментом, прежде чем желание полностью захватит их. Теперь они были достаточно зрелыми, чтобы откладывать подобные вещи и усиливать удовольствие. А когда-то они упали в объятия друг друга, неспособные сдерживать страсть.

— Ты помнишь «Лебединый отель»? — весело спросила Джулия.

— И пансионат «Флора». И эту синьору в соседней комнате, которая, должно быть, все слышала. — Он прикоснулся пальцами к ее щеке. — Давай я приготовлю тебе обед.

Откладывание, игра воображения, воспоминания — все это тонкие ухищрения зрелости.

— Да, пожалуйста, — сказала Джулия.

В пустой кухне Джош приготовил еду, а Джулия смотрела на него, облокотясь о косяк двери и потягивая из стакана красное вино, которое он ей налил. Он умело, без суеты и лишних движений, двигался в этом ограниченном пространстве, и Джулии нравилось смотреть на движения его рук и повороты загорелой шеи.

Они сели за маленький столик друг против друга, беседуя, откинувшись на спинки поскрипывающих стульев. Снаружи, из темноты налетела мошкара и теперь билась о стекла окон. Пообедав, они отнесли тарелки на кухню. Джулия мыла посуду, а Джош ее вытирал и аккуратно ставил на место. Она вспомнила, как эта домовитость больно ранила ее в пустом белом домике в Лондоне, и теперь она с удивлением обнаружила, что эта боль исчезла. Она поняла, что сети страсти и желаний, которыми она себя опутала, упали и она стала свободна.

Джулия была рада встрече с Джошем. Она испытывала и то волнение, какое испытывает молоденькая девушка, и удовольствие зрелой женщины от их близости, но большего она не ждала и не хотела. Больше этого быть не могло. Она чувствовала то же, что, должно быть, и Джош в Венгене, Монтебелле и впоследствии. И все это время она боролась против его равнодушия к будущему так же безнадежно, как и эти большие бледные мотыльки бьются об оконное стекло.

Теперь, думала Джулия, не то чтобы она сама стала равнодушной к будущему, но просто поняла, что ждет от него чего-то другого.

Наконец она прозрела в своей слепоте, и простота этого прозрения на какое-то мгновение ослепила ее. И чувство радости, последовавшее за этим, сделало ее удовольствие еще полнее от осознания своей свободы и силы.

Джош неотрывно смотрел на нее. Он взял ее за руку, переплетая свои пальцы с ее, и поцеловал нежную кожу запястья.

— Я люблю тебя, — сказал он.

— Я тоже люблю тебя, — ответила она и впервые подумала, что начинает понимать, что любовь бывает разной: и тонкой, и безграничной, и изменчивой.

Они вышли на крыльцо, и мошкара тотчас закружилась у них над головой, стремясь к желтым пятнам света. Темнота была такой плотной, что Джулии казалось, будто ее можно потрогать рукой; она обволакивала ее прохладной, поднимающейся от земли пеленой, растревожив какие-то невообразимые существа, зашевелившиеся под невидимыми деревьями. Прислушиваясь к этим звукам, она вздрогнула от вечерней прохлады.

Джош резко обернулся и обнял ее за плечи.

Сквозь ткань одежды они ощущали тепло своих тел.

Спальня в хижине была так мала, что там едва хватало места для кровати, одного стула, на который Джош складывал свою одежду, и шаткого комодика с выдвижными ящиками. В нетерпеливом пылу вспыхнувшего желания Джош то и дело натыкался на комод и нечаянно толкнул стоявшую на нем лампу. Свет погас, оставив их в совершенной темноте. Джош выругался, но Джулия прижала ладонь в его губам.

— Оставь. Мне нравится эта темнота.

Он протянул к ней руки и нежно прикоснулся пальцами к шее; поглаживая шелковистую кожу, они скользнули вниз к вырезу блузки. Он расстегнул и снял ее. Белая ткань, тускло сверкнув, упала к их ногам. От нетерпения движения его были неловкими. Он шептал ее имя, и она помогала ему освободиться от своей одежды; едва ощутимые комочки нижнего белья из шелка и кружева падали на пол один за другим.

Они опрокинулись на постель, не разнимая тел и возбуждаясь от прикосновений невидимой плоти.

Джулия помнила запах и форму тела Джоша так явственно, как будто они были вместе только вчера, а не несколько лет назад, в том грустном маленьком белом домике. Но прежний Джош был властелином над ней, он вынуждал ее идти за ним покорно, не задавая вопросов, и она радостно отдавала ему всю себя. Это было как бы частью их интимного соглашения, которое воспламеняло еще больше. Нынешний Джош был совсем другим, более опытным. С необычной нежностью его руки прикасались к ее бедрам, а кончики пальцев гладили тонкую кожу. Было такое чувство, будто он боялся, что она может не ответить на его ласку.

А прежде не было и намека на какое-то сомнение.

Не отрывая своего рта от его губ, она прошептала:

— Джош, я здесь.

Его руки крепче обняли ее. Слово, которое он прошептал в ответ, было только одно: «Останься». Джулия улыбнулась. Она приподнялась, держа его за руку. Едва ощутимыми прикосновениями она целовала его щеки и уголки рта, вьющиеся волосы на груди. Она вытянулась, и их ступни соприкоснулись, губы слились в новом безрассудном желании. Джулия села и одним движением овладела им. Их обоих охватило неописуемое блаженство. На какое-то мгновение она припала к нему и замерла, наслаждаясь обладанием. Она вспомнила другое время — в «Лебедином отеле», под крики и смех на снегу у них под окном, потом в пансионате «Флора», когда она жаждала овладеть им, не понимая, что уже сделала это. Вспоминала Лондон и свою тоску там, и все последующие годы.

Руки Джоша схватили ее за талию и торжествующе приподняли, держа на весу, прежде чем он вновь оказался сверху и овладел ею.

И тотчас исчезла всякая опытность.

Джулия уступила ему, как она делала всегда.

Наконец, когда по ней пробежала острая волна наслаждения, а глаза открылись, ничего не видя в темноте, в ее сознании остался только Джош. Она называла его по имени и слышала его ответ, их шепот сменялся криками — интимный голос любви, который она уже забыла. Все закончилось очень быстро.

«Нет оснований печалиться», — сказала она себе.

Потом они лежали, расслабленные, прижавшись головами, глядя на темный квадрат окна в конце крошечной комнатки. Неизвестные животные на деревьях, казалось, возились громче и ближе. Послышался крик какой-то птицы, возможно, совы, а затем высокий жуткий звук, не похожий ни на лай, ни на визг.

— Кто это? — спросила Джулия.

Она почувствовала на своей щеке улыбку Джоша.

— Олень. А может быть, койот.

— А не волки?

— Нет, любовь моя. Не волки.

— А ты не боишься?

— Диких зверей?

— Я хотела сказать, тебе не бывает страшно?

Он помолчал, раздумывая.

— Иногда. Но я уже привык. А чего ты боишься, Джулия?

— Я думаю, что боюсь наделать ошибок. — Ей казалось, что она наделала их слишком много. Она удивлялась, почему, получив горький урок, она не избавилась от последующих ошибок. Если бы у нее осталась хоть какая-нибудь возможность, она бы поставила все на свои места.

«Александр, — думала она. — Лили. Если бы только я смогла приехать домой. Просто чтобы повидать вас там, в Леди-Хилле».

Джош положил ее голову поудобнее и натянул ей на плечи одеяло.

— Ты в безопасности в моей хижине в лесу, — сказал он. — В большей безопасности, чем в Лондоне или Нью-Йорке.

— Я знаю, — ответила Джулия, радостно закрывая глаза. — Я не боюсь волков.

Ожидая, пока сон смежит ей глаза, она прислушивалась к шуму деревьев за бревенчатыми стенами. Между этими местами не было никакого сходства и их разделяли тысячи миль, но завывание ветра и царапанье веток, неожиданные таинственные крики зверей напоминали ей Леди-Хилл. Да, она боялась жить в Леди-Хилле. Даже до того, как случился пожар. Она вновь представила себя хозяйкой поместья, занимающейся перестановкой мебели и убранством дома к тому фантастическому Рождеству, но в действительности этот дом одолел ее. Она была слишком молода, слишком глупа и слишком нетерпелива для такой роли.

— Теперь я не боюсь, — повторила она.

Джулия пробыла с Джошем в его лесной хижине три дня.

В универсальном магазине Медового ручья она купила джинсы «Левис» и пару ботинок, чтобы удобнее было прогуливаться в горах.

— Для того, чтобы карабкаться по склонам, — сказала Джулия, следуя за Джошем вверх по крутым лесным тропинкам и с трудом переводя дыхание, — я уже слишком стара.

Джош протянул ей руку.

— Я бы этого не сказал.

Невзирая на свои чисто городские привычки, Джулия наслаждалась уединением и абсолютным бездельем. Она никогда не проводила так много времени на открытом воздухе. Ее лицо и руки покрылись легким золотистым загаром. Она связывала волосы сзади лентой в пучок и носила джинсы и потертые рубашки Джоша.

— Ты выглядишь на неполных семнадцать, — сказал он.

— Надеюсь, что нет, — спокойно возразила Джулия.

По вечерам, когда солнце клонилось к закату, Джош уходил на рыбалку. Ручьи и водопады, низвергавшиеся с гор, сливались в широкое озеро с зеркальной поверхностью. Джулия сидела на берегу рядом с Джошем, наблюдая за водной рябью, которая медленно расходилась кругами вокруг поплавка. Ее удивляла способность Джоша погружаться в свои мысли и подолгу сидеть в полной неподвижности.

В ее представлении тот Джош, которого она знала на протяжении ряда лет, был всегда непоседой. Она помнила его во время гонок в Инферно, когда, проносясь мимо, он резко поворачивался лицом к зрителям, и того Джоша, который сидел за рычагами управления в «Остер Аутокрет», летящем над аккуратно нарезанными зелеными и коричневыми лоскутами английских полей. Но она не помнила, чтобы он когда-нибудь был таким, как сейчас. Он всегда был подобен сжатой пружине; и она влюбилась в него именно благодаря этой неиссякаемой энергии. Ей по-прежнему нравилась эта его черта, но сейчас у нее было такое чувство, как будто чистота горного воздуха дала ей возможность увидеть то, что она в нем раньше проглядела.

Сидя у мерцающей поверхности воды, положив подбородок на подтянутые колени, Джулия пыталась распутать этот клубок противоречий. Но он был запутан так давно, что распутать его казалось нелегкой задачей, однако она заставляла себя делать это, методично вытягивая нить за нитью.

Разумеется, она любила Джоша. Любила его всегда, с самого начала, с первой ночи. Она влюбилась под действием его натиска и невероятной силы, но она хотела этого.

В тот день Бетти приехала в квартиру на площади. Джулия и сейчас как будто видела ее руки, нервно теребящие ручки старой дамской сумочки, и коричневую фетровую шляпку, плотно натянутую на бесцветные волосы.

«Маленькая потаскушка», — были ее первые слова.

Джулия вздернула подбородок и сделала вид, что не обратила на это внимания. Притворилась даже, что ей все нипочем. И в тот же вечер она убежала, захватив пять фунтов Джесси, чтобы пообедать со своими дружками.

И там был Джош.

Она перенесла всю свою любовь на светловолосого американского летчика. Он купил ей бутылку розового шампанского, сводил в ночной клуб и был очень добр с ней. Он всегда был добр с ней, в его собственном понимании доброты.

Она повернула голову, чтобы взглянуть на Джоша.

Он неподвижно следил за поплавком, время от времени бросая быстрый взгляд на темнеющую линию горизонта. Его лицо было наполовину скрыто козырьком кепки, но она все равно знала каждую черточку. За пятнадцать лет они немного заострились, но только и всего.

Джулия вздохнула, вспоминая себя в шестнадцать лет. Она влюбилась в него в течение часа и заставила его нести бремя своей любви все эти годы, так как чувство оказалось слишком большим и пустило слишком глубокие корни, чтобы его можно было вырвать из сердца.

Она опять отвернулась и уставилась на воду. Она чувствовала себя виноватой из-за ответственности, которую навязала ему. Джош не мог нести ответственности. Он без конца говорил ей об этом, но она как будто не слышала.

Джулия вспомнила то, несколько неприятное, чувство узнавания, которое испытала, мчась с ним на «мерседесе» по направлению к Медовому ручью. Джош был все тот же мальчишка, хвастающий перед своей девчонкой новым автомобилем. Он всегда и во всем был таким. Невзрослеющим юнцом. Как сказал о нем Александр: «Герой твоего романа из серии комиксов».

Джош был классическим героем для шестнадцатилетних девочек. Неудивительно, что она полюбила его тогда; беда была в том, что она превратила свою любовь в некий фетиш.

Но теперь ей уже был тридцать один год, в таком возрасте не ищут героев.

Джулия распутывала свой клубок, из которого вырисовывался, к сожалению, далеко не симпатичный ее собственный образ.

Она цеплялась за романтический идеал свой любви к Джошу с пылом школьницы и верила, что это чувство будет длиться вечно, чего бы ей это ни стоило. Она позволила ему сделать себя несчастной, упиваясь собственной страстью.

И теперь она поняла, что это стоило ей замужества.

И не из-за этого ли она потеряла Лили?

Джулия крепче обхватила колени, стараясь сдержаться. Она не могла вскочить и побежать в Леди-Хилл, все еще не могла. Запутанный клубок еще не был окончательно распутан так, чтобы он не запутался вновь.

Разница была в том, что Александр всегда был взрослым. И он не был никаким героем, просто был самим собой, за исключением тех случаев, когда необходимо было проявить героизм. Во время пожара он бросился назад в дом, в огонь и дым. При этом воспоминании она закрыла глаза. Когда она их опять открыла, уже померк последний луч света. Зеркальная поверхность озера стала похожа на лист холодного черного стекла.

Неужели ей потребовалось столько времени, чтобы повзрослеть? Эта мысль вызывала чувство стыда, но в то же время и ободряла ее.

Ей необходима была борьба ради собственной независимости и успеха «Чеснока и сапфиров». Прежняя неугомонность прошла. Только вот от всего этого пострадала Лили. Думая о ней, Джулия улыбнулась. Лили была почти такой же жизнерадостной, как и Джош.

Возможно, даже вспышка сексуального влечения, которое овладело ею в Нью-Йорке, была необходима. Она думала, что таким образом избавится от своих мечтаний о Джоше и от напрасных ожиданий — как говаривала умная, острая на язычок Мэтти, — а вместо этого приехала искать его. И случилось так, что именно здесь, в этой хижине под деревьями, она смогла понять, какой дорогой ей следует идти.

Если она сможет пойти по ней, проделать весь путь обратно в Леди-Хилл и найти там Александра и Лили, этого будет достаточно. Она не знала, может ли надеяться на что-то большее. Джулия медленно разжала руки. Встала, чувствуя, что у нее одеревенели ноги от долгого сидения, и тронула Джоша за плечо.

— Уже темно, — сказала она.

Джош, должно быть, погрузился в собственные размышления. Он вздрогнул, а затем сжал ее холодные пальцы.

— Пора сматываться. — Он начал быстро скручивать удочку, издававшую при этом громкий тикающий звук. Джош казался сейчас еще более похожим на мальчишку, чем обычно, когда вот так сосредоточенно хмурился над своей работой.

«Незачем чувствовать себя виноватой», — предупредила она себя. Механизмы самозащиты Джоша теперь, должно быть, достаточно сильны.

Она наклонилась, чтобы помочь ему собрать в сумку разбросанные предметы рыбной ловли. Джош поднял сумку и протянул Джулии руку. Она взяла ее, и они пошли рядом по накатанной дороге туда, где в вечерней дымке белел нос «мерседеса».

Даже поздним вечером они предпочитали сидеть на крыльце. Джош положил в сторонку рыболовные снасти и вынес два стакана с джином. Джулия взяла стакан, продолжая смотреть в сгущающуюся под деревьями темноту. Звуки, так напугавшие ее в первую ночь, были теперь ей знакомы. Ей казалось, что она уже давно здесь и стоит на распутье. Путь, который высветился ей у озера, стал еще яснее и манил ее.

— Джош, я собираюсь скоро возвратиться домой.

Он ответил не сразу. Встал и, опершись о перила крыльца, стал пристально вглядываться в темноту, как будто мог увидеть что-то такое, чего Джулия не могла. Когда он опять повернулся к ней, ей было видно лицо в луче света, падавшем из хижины.

— А ты не могла бы остаться еще на какое-то время? — тихо попросил он.

Не те ли самые слова сказал он ей в первую ночь по приезде, когда они лежали в объятиях друг друга?

— Я имею в виду не здесь, — сказал Джош, указывая рукой на хижину и горы позади нее. — Может, ты поедешь со мной в Вэйл? Ведь тебе нужны менеджеры для твоих магазинов, верно? И Лили могла бы приехать туда. Мы бы научили ее кататься на лыжах, пока она не стала еще слишком старой для чемпио…

— Джош, — перебила его Джулия. — О чем ты меня просишь?

— Ну… — Еще один неопределенный жест рукой. На сей раз он как бы охватил и хижину, этот голый кров, под которым была пустота. Джулия поняла, что такой же жест он сделал бы и в своей квартире, где, по его словам, нет ни картин на стенах, ни украшений на панелях.

— Я говорил тебе, — сказал он, — что если когда-нибудь мне потребуется одна женщина, то ею будешь ты.

Джулия чуть не расхохоталась. Ирония была такой очевидной и такой неожиданной. Но на смену ей тут же пришла горечь, и легкий смешок застрял в горле.

Она не хотела нарушать уединение Джоша, во всяком случае не теперь, так как знала, что не сможет рассеять его. Интересно, на что он рассчитывал, задавая этот вопрос? Уравновешенный Джош, который предстал перед ее глазами здесь, в горах, не принадлежал ей, не был «ее летчиком».

Она поспешила уклониться от вопросов. Пусть это эгоистично. Она почувствовала горечь во рту.

— Джош, — повторила она, — я собираюсь вернуться домой.

Она встала и, положив руки ему на плечи, заглянула в лицо.

— В Лондон?

— В Леди-Хилл.

Он нехотя кивнул. Джулия ощутила пощипывание в глазах и прищурилась, злясь на себя.

— Лили это понравится, — сказал он. — А ты… а ты уже знаешь, что будешь делать, когда вернешься туда?

— Нет. Я ничего не знаю.

Он поднял руки и ладонями сжал ее лицо.

— Спасибо за то, что приехала.

— Спасибо, что пригласил. Я рада, что увидела тебя.

Он поцеловал уголки ее рта, поцеловал очень нежно, и она положила голову ему на плечо. Она чувствовала неизменную силу привязанности и невозможность что-либо изменить.

«Как много потребовалось времени, чтобы все понять», — подумала она. Джош опять поцеловал ее. Она понимала, как и всегда, что страстно желает его.

— Пойдем спать, — скомандовал Джош. — Завтра я отвезу тебя в Денвер. — И это снова был прежний Джош.

— Я возвращаюсь, — сказала Джулия.

Утром Джулия сняла с крюков на двери спальни свою одежду и уложила в дорожную сумку. Это еще больше подчеркнуло пустоту маленьких комнаток, когда она оглядывала их в последний раз. Джош стоял, наблюдая за ней, с нелепо повисшими руками. Джулия опустилась на колени, чтобы закрыть замки, затем поднялась. Теперь, когда пришло время, она чувствовала себя как бы на распутье, и та ясность, которую она, казалось, обрела, опять покинула ее.

«Ничего не понимаю, — подумала она. — Почему я не могу разобраться в своих чувствах через столько лет?»

Ей любопытно было бы узнать, не испытывал ли и Джош подобного чувства при их расставании в прошлом, когда она цеплялась за него.

Нет, решила она. Наверно, нет. У него был слишком развит инстинкт самосохранения. Она не была так уверена в этом сейчас и опять ощутила иронию круговорота жизни. Она могла бы сделать шаг и взять одну из его безвольно повисших рук, но не сделала этого. Вместо этого ухватилась за ручку чемодана, примеряясь к его весу.

Даже это легкое прикосновение будет слишком болезненным, подумала она. Не только для меня и Джоша, но для всех нас. В какой-то момент ее охватила такая грусть, что реальный груз в ее руке показался перышком по сравнению с этим моральным грузом.

Джош взглянул на ручные часы. И неожиданно для себя самого сказал:

— Если мы хотим успеть на самолет, нужно отправляться немедленно.

В прошлом Джош никогда не беспокоился об ее отъездах. Джулия знала, что он заполняет паузу обычными словами, но все же она заметила в нем перемену, которая ей не понравилась.

— Я готова, — спокойно сказала она.

Он взял у нее из рук сумку и понес в машину. «Мерседес» медленно заскользил по дорожке, и хижина скрылась за деревьями. Джулия даже не оглянулась. Она не хотела думать об этом опустевшем доме. Сосредоточив все внимание на дороге, поворотах и спусках, она смотрела на Медовый ручей, опять показавшийся внизу, пока они не выехали на автостраду. Она думала о расстоянии до Денвера, а потом до Нью-Йорка, и о деревне в низкой зеленой английской местности.

И лишь когда они приехали в аэропорт и узнали, что уже идет посадка на нью-йоркский самолет, Джош сказал:

— Я рад, что ты приехала. Я уже говорил тебе это. — И неожиданно добавил: — Я не буду просить тебя остаться. Или надеяться, что ты могла бы сделать это. Ведь это не входило в часть нашего контракта, не так ли?

— Нет, думаю, что нет, — ответила Джулия.

— Надеюсь, я выполнил условия контракта, — Джош улыбнулся, вызвав у нее желание броситься к нему на шею.

— Да, — сказала она. — Мы выполнили их, более или менее.

«А как насчет других контрактов? — подумала она. — С Александром и Лили? И даже Бетти и Верноном? Эти будет труднее выполнить. Потому что они реальны. То, что я воображала с Джошем, никогда не было реальным. Сплошная иллюзия. И за этим я гналась всю жизнь!» Осознание этого вызвало на ее лице слабую болезненную улыбку.

— Пора идти. — Джош взял ее руки и поцеловал загорелые локти, а затем повернул ее к выходу на взлетную полосу.

— Приезжай повидаться в Лондон, — сказала Джулия.

— Обязательно приеду.

Они поцеловались по-приятельски в щеку. — «Контракт дружбы, — подумала Джулия. — Такой же, как у нас с Мэтти. Только такие и оправдывают себя. Возможно, сейчас мы с Джошем пришли к этому. Возможно…»

Она пошла от него, роясь в своей сумочке в поисках билета, слыша деловой стук своих высоких каблуков и глядя на сверкающую, уходящую вдаль полосу. Когда она оглянулась, прежде чем завернуть за угол, она увидела плывущую над всеми голову Джоша. Он выглядел так же, как тогда, «У Леони», когда шел через комнату, а она была маленькой полупьяной дрянной девчонкой шестнадцати лет.

Джош поднял руку и помахал ей.

Джулия завернула за угол, сопровождаемая стуком своих каблуков.

Она прилетела обратно в Нью-Йорк и взяла билет на ближайший рейс в Лондон. Едва оказавшись на борту самолета, она почувствовала, как ее охватило нетерпение. Она наклонялась всем корпусом вперед, как будто это могло заставить самолет лететь быстрее. В Лондон Джулия прилетела серым утром на рассвете. К тому времени, когда она поднялась на пять ступенек собственного дома, солнце уже освещало всю улицу. Лондон приветливо встретил ее; кроны деревьев были такие густые и было так много уютных уголков. Но Джулия едва ли замечала все это. Комнаты в доме выглядели очень привлекательно и были непривычно чистыми и опрятными, но она не остановилась даже полюбоваться этим. Отнесла содержимое чемоданов в свою спальню на втором этаже, намереваясь все аккуратно разложить, но, не успев начать, почувствовала такое нетерпение, что свалила все пакеты в угол. Спустившись вниз и бегло просмотрев почту, которую Мэрилин стопкой сложила на сосновом столе, и не найдя ничего интересного, она опять поднялась наверх и наполнила ванну водой с ароматической пеной.

Лежа в воде и глядя сквозь легкий пар на коралловые ветки и раковины, расставленные на полочках у нее над головой, Джулия подумала: «Я не смогу сейчас спать, даже если бы и хотела. Я сейчас же отправлюсь в Леди-Хилл».

Она резко села, расплескав на пол воду. Часом позже, с еще мокрыми прядями волос, Джулия выруливала на своем алом «витессе» в поток уличного движения. Она не позвонила. «Это будет сюрприз, — подумала она. — Как обрадуется Лили!»

Она давно не ездила в Дорсет, но дорогу вспомнила без всякого труда. Она сознавала, что утомлена, но дорога, казалось, сама разворачивалась перед ней, завораживая своей неизменностью. Когда Лондон остался позади и перед ней по обе стороны раскинулись, сверкая золотом, поля с кое-где торчащими купами деревьев и разбросанными небольшими группами домов, похожих на кукольные после небоскребов Америки, Джулия засмеялась, крепче сжимая рулевое колесо. Чтобы не задремать, она запела отрывки из песенки, которую напевала Лили в подобных поездках: «Лютик Джо». Она сама удивлялась, откуда девочка могла знать подобные песенки? Разве Бетти или Вернон когда-нибудь пели ей?

«Я свеж, как маргаритка, которая растет в лугах, и зовут меня лютиком».

Помнит ли еще Лили эти слова? Они могут спеть эту песенку Александру. Это рассмешит его.

Она уже приближалась к месту назначения.

— Мы уже почти дома, — обычно говорил Александр всегда на одном и том же отрезке дороги. Джулия вспомнила, как это выражение удовольствия тогда раздражало ее. «Почему я была такой ревнивой?» — удивилась она, потирая глаза от усталости, и зевнула. Оглядываясь вокруг, она, казалось, понимала теперь ту радость, которую испытывал Александр, приближаясь к дому. Этот уголок Англии был необычайно красив. Небольшие холмы и открытые луга, лесистые равнины, где в каждой долине был свой ручеек. Деревни с низенькими коттеджами сонно грелись на солнышке. Как могли головокружительные просторы горных склонов Джоша напоминать ей это?

Джулия знала, что до Леди-Хилла оставалось всего две мили. Она только что миновала указатель, который находился возле самой деревни. Впереди появился трактор, и она сбавила скорость. Насколько она помнила, эта дорога была прямой и открытой, упиравшейся прямо в каменные столбы ворот особняка.

Джулия нажала на передачу, и автомобиль рванул вперед, чтобы объехать трактор. Дорога была гладкой, она хорошо это помнила. Рев мотора врывался через открытое окошко, и она уловила запах сена, нагруженного на трактор. И в тот же момент перед ней возникла опасность, так не вязавшаяся с мирной сельской картиной и этим запахом сена. Это был большой серый автомобиль, выскочивший из-за откоса дороги, про который она совершенно забыла. Он стремительно летел на нее, словно серебряная пуля. Она знала, что не сможет достаточно резко затормозить, чтобы остаться позади трактора, огромные колеса которого были у нее уже почти над головой.

Джулия с силой нажала на зажигание. Машина взвыла, как бы протестуя, но прыгнула вперед. Казалось, трактор приклеился к ней. Она крутанула руль, и автомобиль затрясся под ней, вывернувшись на свою сторону дороги. Серый лимузин промчался мимо в ослепительном блеске фар, оглушительно сигналя. Джулия успела заметить красное разгневанное и испуганное лицо водителя. Он проехал мимо; они разминулись на расстоянии менее ярда.

Джулия поехала дальше, вцепившись в руль влажными дрожащими руками; пот струйками стекал по спине. Она старалась расслабиться, но ноги были ватными, а голова такой тяжелой, что она едва держала ее на плечах. Она устала и поэтому ехала беспечно, но ей повезло. Прямо перед ней были каменные ворота Леди-Хилла.

Неожиданно она воспрянула духом и поняла ценность жизни, которая чудом сохранилась. Она должна беречь, дорожить ею прямо сейчас, начиная с этого момента.

Тень от деревьев, нависавших над аллеей, падала ей на лицо. Она сбавила скорость и выпрямилась, стараясь успокоиться. Повернув за угол, она увидела перед собой дом. В ее голове хранилось множество различных представлений о Леди-Хилле, но ни одно не соответствовало действительности. Казалось, будто она знала, но никогда раньше не осознавала, как он прекрасен.

Джулия отвела машину на стоянку и пошла к дому, не сводя с него глаз. Серый камень золотился под лучами солнца, а кирпичи были теплого кораллового оттенка. Теперь она увидела и то крыло, где начался пожар. Черные пятна на нем были вычищены, окна заново освинцованы и мелкие переплеты стекол ярко сверкали на солнце. Никаких следов опустошения не было заметно.

Покрывало дыма и страха исчезло.

Шаги Джулии гулко отдавались по гравию. Она подошла к мощеному дворику, образованному двумя выступами дома. По серым стенам вились побеги лаванды. Парадная дверь под козырьком в центре Е-образного строения была приветливо открыта.

Джулия пыталась угадать, где могли находиться Лили и Александр.

На пороге она заколебалась. Она не была здесь с тех пор, как убежала с Лили на руках.

Права ли она сейчас, проходя мимо жужжащих в цветах лаванды пчел в загадочную тишину дома?

Джулия огляделась. Прямо над ее головой, над дверью находилась каменная плита с высеченным на ней девизом, состоявшим из единственного слова «Бессмертие».

Она неуверенно протянула руку, как будто нащупывая путь в темноте. Тяжелая, нагревшаяся на солнце дверь легко повернулась. Джулия вошла в устланный каменными плитами холл. С удивлением огляделась. Стены были побелены под слоновую кость, что делало помещение средоточием света в доме. Солнечные лучи проникали сквозь новые стекла высокого окна лестничной клетки, падая косоугольниками на чистые каменные плиты и дубовые ступени. На стенах было несколько новых картин, пейзажей. Два прекрасных готических кресла стояли друг против друга с противоположной от входной двери стороны.

«Значит, Александр сделал это, — подумала она. — Он отделал заново Леди-Хилл, который стал еще красивее, еще совершеннее, чем когда-либо прежде».

Джулия сделала несколько шагов вперед, наступая на квадраты света на полу. Всю эту картину совершенства нарушала одна неуместная деталь, один маленький пустяк. У подножия лестницы Джулия наклонилась и подняла его.

Это была золотистая сандалета на высоком каблуке. Не из чистого золота, правда. Подделка. Довольно безвкусная работа, подумала Джулия.

Но откуда здесь эта вещь?

Она тут же нашла ответ. Должно быть, это сандалета Лили, ее маскарадные туфли. На школьных распродажах Лили всегда покупала поношенные комнатные туфли, а затем, шатаясь, бродила по дому, нацепив на себя шифоновые шарфы, широкополую шляпу и бусы.

Подняв сандалету за ремешок, Джулия пошла по дому. Скорее всего, Лили и Александр где-нибудь вне дома, греются на солнышке. Сидят в саду, возле белой летней беседки.

Задняя дверь была перемещена. В ней теперь было шесть стекол, сквозь которые проникали лучи солнца, освещая когда-то темное помещение садовника с огромной каменной раковиной и висящими на стене садовыми халатами и соломенными шляпами.

Джулия увидела их через стеклянный переплет двери.

Александр сидел в кресле и читал, а Лили лежала на животе неподалеку от него, делая зарисовки в блокноте. Она старательно выводила что-то, высунув кончик языка. И тут Джулия вспомнила, что Лили перестала играть в переодевания уже несколько лет назад.

Возле кресла Александра на траве сидела Мэтти. Вторая золотистая сандалета, так же небрежно сброшенная с ноги, валялась рядом. И пока Джулия смотрела на них, Александр оторвался от книги и положил руку на плечо Мэтти. Его пальцы коснулись скрученного в узел тяжелого пучка волос.

В этот момент Джулия все поняла.

Она стояла словно скованная льдом, по-прежнему держась за щеколду двери. В следующее мгновение ее растерянный, полный ужаса взгляд привлек их внимание, и уютно устроившееся на траве трио увидело ее.

Джулия повернулась и побежала прочь.

Не соображая, куда бежит, она стремительно поднималась по лестнице, шаги гулко отдавались под высокими сводами. Она побежала по галерее к большой спальне, которую делила с Александром, когда они только поженились. Александр говорил, что, когда был мальчиком, эта комната служила спальней его родителям.

Сейчас она выглядела иначе. Первым, что Джулия увидела, был новый туалетный столик овальной формы, с резным бордюром, обтянутый необыкновенно красивым ситцем. «Это работа Феликса», — машинально подумала она. Верхняя поверхность столика была покрыта толстым стеклом, на котором виднелась рассыпанная пудра. Джулия провела по поверхности рукой и посмотрела на розово-белый налет по краям ладони.

Эта рассыпанная пудра подсказала ей то, что она уже поняла и так. Здесь были и другие вещи: еще одна пара сандалет на высоком каблуке, отделанная кружевами комбинация, вывернутая наизнанку и брошенная на стул вместе с одной из хорошо знакомых Джулии рубашек Александра. Но достаточно было одной этой пудры.

Джулия обернулась и увидела Мэтти, которая прибежала вслед за ней. Ее щеки покрывал неестественный румянец, а волосы растрепались.

Стоя в дверях и видя побледневшее лицо Джулии и ее горящие гневом глаза, Мэтти сказала:

— Почему ты не сообщила, что приедешь?

Джулию бил озноб. Она чувствовала дрожь, оторопь и слабость от обиды и гнева.

— А почему ты ничего не сказала мне? Я считала тебя своим другом, Мэтти. То есть ты была им.

— Я и сейчас твой друг.

Рука Джулии непроизвольно поднялась, но в следующее мгновение она с удивлением посмотрела на нее, не понимая своего жеста, как будто рука не принадлежала ей.

— Нет. Ты мне не друг. Как ты можешь им быть после всего?

И тут они обе услышали, что Лили и Александр тоже идут сюда.

Мэтти стала поспешно объяснять:

— Джулия, я хочу…

Но Джулия резко повернулась к ней.

— Наплевать, что ты хочешь! Как ты могла это сделать, Мэтт? Здесь. С Александром. После… после всего…

— Но это ничего не значит, — слабо возразила Мэтти. — Это чисто по-дружески. — Отразившийся на лице Джулии гнев испугал ее.

— Не смей говорить, что это ничего не значит! — взорвалась Джулия.

Она услышала голосок Лили:

— Мамочка, мамочка, где ты? Куда вы убежали?

— Я здесь, — отозвалась Джулия, не отводя пылающего взора от лица Мэтти. — Я здесь, Лили.

В следующее мгновение из-за спины Мэтти показалась Лили. Она подросла. Загорелые ноги, отмеченные кое-где царапинами, казались длиннее и тоньше, чем раньше. Джулия почувствовала чудовищный наплыв ревности и разверзшуюся пропасть между ними. Ей захотелось броситься в эту пропасть головой вперед.

— Мама, почему ты здесь? У тебя все в порядке? — спрашивала с удивлением Лили. Она ничуть не была встревожена.

Джулия сказала:

— Кажется, я вас всех удивила, не так ли?

Она почувствовала ужасную усталость. Сказалось нервное потрясение во время дороги и унижение здесь, в доме. Она еле передвигала ноги. Лили подбежала и обняла ее. Но Джулии показалось, что это было небрежное, поверхностное приветствие — только чтобы отделаться.

— Потрясающий сюрприз! Не правда ли, Мэтти?

— Да, дорогая, — сказала Мэтти. Джулия избегала ее взгляда. Они слышали, как по галерее к ним приближается Александр.