В то утро на Голливудском шоссе была пробка, и Дэн пропустил начало суда над обвиняемым в убийстве Мьюнозом. К тому времени, как он прибыл в Судебную Коллегию по уголовным делам, обвинение уже собиралось вызвать жертву для дачи показаний.
Поскольку Дэн опаздывал, он решил припарковаться на одной из частных стоянок, расположенных в деловом центре города, вместо того чтобы искать предназначенный для должностных лиц гараж. Бюро было в состоянии оплатить четырнадцать долларов издержки. Однако он пожалел о своем выборе, не успев пройти и полквартала, – рубашка под курткой взмокла от пота.
Несмотря на тягостный зной, вход в зал суда был окружен толпой зевак и сотрудников телевидения, которых сдерживал кордон одетых в форму охранников из офиса шерифа. Фиолка должна была сегодня занять место свидетеля – событие чрезвычайно редкое, достойное появления на первой полосе. Обычно просто угроза того, что фиолка будет давать показания, помогала прийти к заключению, однако Гектор Мьюноз продолжал настаивать на своей невиновности и требовал решения вопроса в суде.
Дэн протиснулся сквозь толпу к огороженному веревкой пространству возле входа и показал пропуск офицеру в бежевой рубашке, после чего тот махнул рукой на дверь. Мужчина еще раз предъявил удостоверение Бюро на контрольном пункте безопасности у входа в вестибюль, предвкушая прохладу фойе.
– Так, агент... Этуотер. – Охранник в белой рубашке, крепкий испанец, прочитал надпись на удостоверении и протянул его обратно. – Если хотите, могу подержать ваше оружие, пока вы проходите сквозь детектор...
Дэн натянуто улыбнулся.
– Нет необходимости. Я не ношу. – Он выложил содержимое карманов в деревянную коробку и прошел сквозь прямоугольную будку. Сигнализация молчала.
– В таком случае, удачного дня! – улыбнулся охранник.
Дэн отсалютовал по-бойскаутски, дотронувшись двумя пальцами до лба, и забрал выложенную мелочь вместе с ключами от машины.
Плакат за лифтами предупреждал: «На 9-м этаже будет произведен обыск всех входящих», и Дэн понял, что даже удостоверение Бюро не спасет его от дальнейшей задержки. Однако он не возражал. От фиолов его бросало в дрожь, а в последующие дни предстоит провести достаточно много времени с этой конкретной фиолкой. Нет нужды ускорять события.
Помещение Верховного Суда 9-101 дохнуло холодным сквозняком кондиционеров, когда Дэн распахнул одну из двойных дверей и ступил внутрь. Зал был заполнен почти до отказа, но агент умудрился найти место в конце галереи, пока судья заканчивала давать указания присяжным.
– Когда вы вынесете свой вердикт, показания жертвы должны быть учтены столь же внимательно и с таким же скептицизмом, как и показания любого другого свидетеля. – Почтенное правосудие черными глазами смотрело на присяжных сквозь очки, морщинистое лицо выражало строгость. – Вы должны сравнить показания покойной с другими доказательствами, предоставленными как защитой, так и обвинением, чтобы определить для себя истину. Вы правильно поняли ваши обязанности?
Присяжные выразили согласие, хотя некоторые из них казались очень взволнованными. Нервно барабаня пальцами по столу обвинения, Гектор Мьюноз подвинул стул и, нагнувшись, что-то прошептал своему адвокату. В ответ женщина с бледным лицом только покачала головой.
– Очень хорошо. – Судья кивнула помощнику окружного прокурора, высокому аккуратному человеку с безукоризненно уложенными черными волосами. – Мистер Якобс, можете вызвать следующего свидетеля.
– Благодарю, ваша честь. – Якобс поднялся со стула. – Бейлиф, будьте добры, пригласите мисс Линдстром.
Коренастый мужчина в форме открыл дверь слева от скамьи присяжных и пригласил в зал изможденную, бледную молодую женщину с обритой головой. Дэн вытянул шею, чтобы лучше разглядеть фиолку, с которой ему предстоит жить следующие несколько недель.
Она была одета в рубаху с длинными рукавами и широкие спортивные брюки; и то, и другое, казалось, было слишком велико ей, делая хрупкой в свете флюоресцентных ламп зала. Несмотря на это, когда судебный пристав приводил ее к присяге, в тихом голосе свидетельницы слышалась скрытая сила.
Откидывающееся, с высокой спинкой, кресло для дачи показаний разместили на месте свидетеля. Тяжелые нейлоновые ремни свисали с его спинки и ножек.
– Пожалуйста, назовите свое имя для протокола, – приказал женщине Якобс, как только она заняла место.
– Натали Линдстром.
– Вы являетесь зарегистрированным членом Североамериканской Корпорации Загробных Связей?
– Верно.
– Согласны ли вы говорить только правду и приложить все усилия, чтобы помочь правосудию?
– Согласна.
Якобс повернулся к дородному мужчине в очках, стоящему справа от свидетеля.
– Мистер Бертон, будьте добры подготовить контактера для дачи показаний.
Вытащив световую указку из внутреннего кармана пиджака, Бертон посветил в каждый глаз Линдстром по отдельности, чтобы убедиться, что она не носит цветных контактных линз. Хотя существовали более изощренные методы проверки подлинности контактера, этот метод стал традицией, поскольку, как подразумевало их прозвище, все фиолы рождались с фиолетовыми радужками.
Бертон подкатил тележку со сканером души к месту свидетеля и присоединил устройство к Линдстром, прикрепив хирургической лентой несколько электродов к ее бритой голове. Как и у большинства фиолов, у Натали было двенадцать контактных точек, вытатуированных на черепе в виде плеяды крошечных голубоватых пятен.
Якобс объяснил присяжным, каким образом этот сложный электроэнцефалограф определяет электромагнитное присутствие души жертвы по мере того, как она заполняет мозг контактера.
– Вы сможете точно отметить для себя момент вселения, – сказал он, указав на большой зеленоватый монитор, закрепленный на стене над креслом Линдстром.
Дэн отметил, что Якобс не объяснил функции большой красной кнопки на панели сканера души. Известная как «кнопка паники», она должна была посылать сильный электрический разряд по проводам к голове фиола и силой изгонять душу, пришедшую в неистовство или отказавшуюся оставить тело контактера.
Опытные фиолы обычно могли изгнать неуправляемую душу в любой момент путем строгой ментальной дисциплины, но «кнопка паники» оставалась на крайний случай, потому что мертвые всегда были непредсказуемы.
Бертон отступил от места свидетеля, оставив Линдстром в зарослях проводов, тянущихся от ее лба. Эти провода скручивались в похожий на веревку пучок, скользящий вниз к порту на корпусе сканера души. Бертон включил аппарат, и на мониторе появилась серия зеленых линий. Небольшие ритмичные зигзаги трех верхних линий представляли альфа-волны сознательной мысли Линдстром. Три нижних линии оставались ровными, ожидая вселения иной сущности.
– Вы готовы, мисс Линдстром? – спросил Якобс.
– Да. – Она откинулась на спинку стула и закрыла глаза, в то время как Бертон завязал нейлоновые ремни вокруг ее ног и торса и связал запястья гибким пластиковым шнуром.
Это для ее собственной безопасности, подумал Дэн, но не смог убедить себя. Путы причиняли боль, но скоро Линдстром будет страдать еще больше.
Якобс распечатал один из прозрачных пластиковых пакетов для улик и вынул детский нагрудник, разукрашенный плюшевыми мишками. Он показал его присяжным, а затем положил нагрудник в руки Линдстром.
Дэн скривился и потряс головой. Этот окружной прокурор был просто бесцеремонным. Он мог взять практически любой предмет, до которого дотрагивалась или который носила жертва, в качестве «камня преткновения»[1]. Расческу, ключ от дома, водительские права – все эти вещи создали бы слабую квантовую связь с мертвой женщиной и с быстротой молнии привели бы ее электромагнитную сущность к контактеру. Однако Якобс вместо этого решил использовать одежду ее ребенка, чтобы эмоционально воздействовать на жюри. Дэн не мог понять, почему Мьюноз захотел пройти через пытку свидетельства фиолки. Посмотреть в эти глаза и увидеть, как жизнь, которую ты отнял, смотрит на тебя...
Линдстром беззвучно пошевелила губами, и альфа-волны, колеблющиеся в верхней части монитора сканера души, стали более определенными и ровными. Скоро она должна была уйти в подсознание и перестать контролировать собственное тело.
Якобс через плечо оглянулся на толпу в галерее.
– Пожалуйста, соблюдайте тишину, – напомнил он. Однако об этом не стоило беспокоиться. В зале стояла такая тишина, словно все перестали дышать.
Несколько минут Линдстром сидела абсолютно спокойно, зажав нагрудник между ладонями. Напряжение в зале суда спадало по мере того, как людям надоедало ждать. Шаркали ноги, скрипели стулья. Кто-то кашлял. Только Мьюноз замер на своем месте, впившись глазами в женщину на месте свидетеля.
В проветриваемой комнате пот высох, и кожа Дэна стала липкой, потеряв тепло. К минуте, когда в нижней части монитора сканера души появились первые всплески, он и так дрожал. Волосы на голове встали дыбом, и он представил, что весь зал заряжен электричеством мертвых душ.
Тело Линдстром отвердело, спина изогнулась дугой, в живот впились ремни, удерживавшие женщину на кресле. Костлявые руки фиолки сжали нагрудник, она дергалась и выгибалась с яростью эпилептика.
Это плохо, подумал Дэн. Если «камень преткновения» притягивал больше одной души, контактеру приходилось насильно отгонять нежелательные сущности, чтобы тот, кто нужен, мог вселиться в нее.
Бывали случаи, когда во время таких припадков неопытные фиолы откусывали себе языки. Мотая головой из стороны в сторону, Линдстром издала страшный, грубый крик, и Дэн заметил, что некоторые присяжные побледнели, без сомнения, многие из них видели фиолов только в фильмах или в телевизионных передачах про копов. В реальности все выглядело совсем по-другому. За свою карьеру Дэн видел фиолов, наверное, раз пятьдесят или больше, и каждая такая встреча казалась хуже предыдущей. Особенно за последние два года.
Глаза Линдстром распахнулись, и она стала озираться вокруг, словно кролик, оказавшийся в волчьем логове. Не изменяясь физиологически, мускулы ее лица сформировали новое выражение, хмуря брови, вытягивая подбородок, надувая щеки. Она захныкала и попыталась вывернуться из ремней. Затем ее взгляд упал на Гектора Мьюноза, и она замолчала, уставившись на него.
Мьюноз вцепился в колени дрожащими руками, не в силах отвести взгляд.
– Роза...
Якобс выступил вперед, чтобы обратиться к женщине, сидевшей на месте свидетеля.
– Вы меня помните? – спросил он.
Она взглянула на него и кивнула. Без сомнения, обвинение уже вызывало жертву, чтобы допросить ее.
– Пожалуйста, назовите себя, – сказал Якобс.
– Роза Мьюноз. – Она произнесла имя с испанским акцентом, и мягкое сопрано ее голоса перешло в грубый альт.
– Запишите, что свидетельница определила себя как жертву. – Якобс постарался вновь установить с ней зрительный контакт. – Вы знаете, где находитесь?
Не отрывая взгляда от Мьюноза, она покачала головой.
– Узнаете ли вы еще кого-нибудь из присутствующих здесь?
Женщина в теле Натали Линдстром не ответила – она смотрела на нагрудник, который был в ее руках.
– О боже, Педрито!
– Педрито... он был вашим сыном, не так ли? – подсказал Якобс. – Расскажите нам о Педрито.
– Он убил его. Мой бессердечный муж. – Свидетельница протянула связанные руки вперед в попытке указать на Мьюноза. – Он убил моего малыша!
Мьюноз сполз по столу защиты, словно его застрелили. Адвокат молча потрепала его по плечу.
Якобс повернулся к присяжным.
– Запишите, что свидетельница опознала обвиняемого.
– Все ты и твоя богом проклятая спешка! – трясясь от горя и ярости, женщина на месте свидетеля свирепо смотрела на Мьюноза бездонными фиолетовыми глазами Линдстром, ее лицо скривилось от презрения. – Вечно эта проклятая спешка. И Педрито плачет, действует тебе на нервы. «Заткнись! Заткнись!» – Она всплеснула руками. – Да, ты заставил его заткнуться, не так ли, Гектор?..
Мьюноз не поднимал глаз.
– А что случилось потом? – спросил Якобс.
– Потом я начала кричать. Называла Гектора убийцей, которым он и был. Последнее, что я помню – он схватил меня за горло и стал орать: «Тише, сука! Они услышат тебя!» – Женщина прижала нагрудничек к лицу и, содрогнувшись, закрыла глаза. – Мой малыш следует за мной повсюду. Я – единственная, кого он там знает, и он следует за мной повсюду. Ты знаешь, каково это, Гектор? Только мы вдвоем, плачущие в темноте.
Гектор Мьюноз поднял голову, его лицо испещряли дорожки слез.
– О Господи, Роза, lo siento, lo siento!
Прежде чем адвокат смогла остановить его, он перелез через стол защиты и помчался к месту свидетеля, в мольбе простирая руки к мертвой жене. Два охранника подались вперед, схватив его раньше, чем он достиг цели.
– Perdoneme! Perdoneme! – рыдал Мьюноз, когда они повалили его на пол.
Он все это время знал, что не может выиграть, осознал Дэн. Мьюноз добивался суда просто потому, что это был единственный шанс вымолить прощение у задушенной им жены.
Женщина на месте свидетеля резко подалась вперед, и Дэн услышал, что нейлоновые ремни натянулись до предела.
– Никогда, – проскрежетала она. Ее голос повысился до крика, и воздух завибрировал от ненависти. – Слышишь меня, Гектор? НИКОГДА!
Гладкие, определенные волны дремлющего сознания Линдстром на мониторе сканера души стали острыми и неравномерными. Черты ее лица исказились.
Обеспокоенный Якобс дотянулся до кнопки паники.
Углы рта фиалки широко растянулись, обнажив сжатые зубы, как будто на ней была слишком туго натянутая маска. Затем ее дрожащее тело впало в состояние меланхоличного спокойствия, и Линдстром вытянулась на стуле, глубоко дыша.
Бертон махнул протянутой рукой. Якобс кивнул ему, и ассистент начал освобождать тело Линдстром от ремней и проводов. Охранники надели наручники на безутешно стенающего Гектора Мьюноза и вывели его из зала. Его адвокат, временная общественная защитница, назначенная штатом, очевидно, предвидела такой исход с самого начала, спокойно попросив о перерыве для пересмотра защиты своего клиента в свете последних событий. Хотя обвинение возражало против задержки, судья удовлетворила просьбу. Бейлиф помог измученной Линдстром проковылять сквозь боковую дверь зала суда.
Когда люди вокруг него начали вставать и уходить, Дэн понял, что его глаза стали сухими от столь долгого созерцания. Язык, казалось, обернули марлей, и он положил в рот альтоид, чтобы выработать немного слюны. Последнее слово Розы Мьюноз все еще отдавалось в его голове.
НИКОГДА...
Он бесцельно болтался в зале суда еще минут пять, прежде чем почувствовал себя готовым ко встрече с Натали Линдстром.
Пока она не дотронется до меня...
Поправив галстук, Дэн направился к боковой двери и предъявил стоявшему там охраннику удостоверение. Пройдя в частную комнату ожидания, он нашел Линдстром, которая растянулась на диване, прикрыв глаза рукой. Ее запястья покраснели в местах, где пластиковые шнуры натерли кожу. Согласованное напряжение щек и лба все еще несло отпечаток выражения Розы Мьюноз, будто двойная фотоэкспозиция.
– Мисс Линдстром?
Она вздрогнула и села, наградив его полным недоверия взглядом.
– Извините, что побеспокоил вас. – Он чуть было не протянул ей руку, но вместо этого сунул ее в карман. – Специальный агент Дэн Этуотер, ФБР, отдел поддержки расследований. Это... было довольно впечатляюще.
Женщина откинулась обратно на кушетку.
– Ну, если вы так считаете...
Он присел на корточки, оказавшись почти на уровне ее глаз.
– Я знаю, вы, должно быть, устали, но нам действительно нужна ваша помощь в одном из последних дел. Когда услышите подробности, думаю, вы согласитесь...
– Мне известны подробности. – Линдстром подняла глаза и встретилась с ним взглядом. – Они мне рассказали.