Впервые в жизни я сомневалась, правильно ли поступила.
Логика твердила, что заблуждаюсь, решаясь на побег. И что меня всё равно найдут даже по немного подпорченной кодировке на руке.
Привычка вяло отвечала, что так нам будет комфортнее и не придется приспосабливаться к неожиданным поворотам в судьбе. К тому же еще не факт, что положительным. Зная-то Илиска и нашу с ним предысторию!..
А интуиция вопила, что я совершила самую большую, необратимую, бессмысленную ошибку в своей жизни!
И еще полбеды, если бы я просто смылась из самого охраняемого, глубоко засекреченного объекта Тазрнов. Тогда у меня бы еще оставалась опция вернуться к Илиску с повинной. Чего бы я, конечно, не сделала. Но теоретически, такой вариант у меня бы был в запасе.
Однако для этого желательно быть целехонькой и хоть частично невредимой. А я сунулась прям вот совсем туда, куда категорически не следовало!
Мне вздумалось самостоятельно раздобыть доказательства вины Бнэфилла. Оказывается, этому подонку ничего не стоит уйти от ответственности! Вернее, всё, что только можно было Тазрны ему предъявили. И с должности в тот же день сняли. Еще и на имущество умудрились в течение часа арест наложить. А также все ценности изъять, и накопления на счет государства перевести!
Но вот конкретно дело бедных деточек с искалеченными первыми годами жизни Тазрны намеревались закрыть. А самого Бнэфилла со временем отпустить на свободу, после «отработки во благо страны».
Илиск еще и гримасу такую мраморную при этих словах состроил! Поди разбери уязвляет ли подобный исход самолюбие начальника тайной полиции? Или он реально негодует из-за того, что мерзавец останется безнаказанным?..
Этот разговор между мной и Илиском произошел за пару дней до моего фееричного побега. Я тогда еще спросила, как именно Бнэвилл будет всего лишь «отрабатывать» свои подлости. Но раскрывать мне подробности отказались.
Хотя у Илиска, сидевшего с многозначительно взлетевшими вверх полупрозрачными бровями, была возможность оценить богатство лично моей фантазии. Это когда я описала ему, что бы хотела сотворить с Бнэфиллом за его злодеяния. Причем то еще была короткая версия!
— Крайне любопытно было познакомиться со столь эмоциональными видами наказаний, — резюмировал Илиск моё нервозное выступление. — Но по закону, чтобы кого-то судить за нанесение вреда здоровью, пострадавший или кто-то из его близких должен выдвинуть против Бнэфилла обвинения, — пояснил мне ситуацию Илиск. — А у нас пока нет никого, кто бы решился на это.
— Выходит, убей Тазрн бездомного, ему за это ничего не будет?! — негодовала я, впервые настолько вдаваясь в основы нынешней юриспруденции.
— Ты уверена, что не пребывала в спячке последние десятилетия? — поинтересовался в ответ на это Илиск. — Может, тебе тоже что-то вкалывали незаметно. А-то я никак не пойму, как ты изловчилась так глобально пропустить все основы деспотизма, которыми мы вас угнетали в прошедшие годы.
— Ух ты! У робота-полицейского проснулось чувство юмора! — наигранно восхитилась я.
— То, что я сейчас говорил, больше подходит под определение «сарказм», — прочли мне мини-лекцию. — Я точно знаю. Долго копал в этом направлении, чтобы выяснить, почему я временами говорю и действую не так, как рекомендовано Тазрну.
— И к чему пришел? — действительно стало мне жутко интересно, как Илиск сам себя изучал и в конце концов охарактеризовал.
— У меня, очевидно, повреждение мозгового функционала, отвечающего за сугубо реалистичное восприятие окружающей действительности, — поделился Тазрн своей «поломкой». — Мой разум, анализируя факты, добавляет в них альтернативные варианты, которые вы именуете «шутками».
— А вы как «именуете»? — подперев щеку кулаком, изобразила я сострадание.
— Так же. Само понятие нам тоже не чуждо, — ответил он. — Только по статистике Тазрны применяют «шутки» во много раз реже, чем люди. А вот мои показатели приближаются к общечеловеческим.
— Тебе бы гордиться этим, — усмехнулась я. — Знаешь, еще бы полдюжины таких неисправностей, и из тебя бы вышел вполне сносный собеседник! — подколола я его.