Сквозь стену

Глава пятнадцатая

Когда Ричард Каннингем ушел вниз по дороге, ведущей в Фарн, в той части сердца Мэриан, что принадлежала только Инне, появилась нарастающая тревога. Было почти семь часов. Она и не замечала, что уже так поздно, пока Ричард не взглянул на часы. Он охнул, и она прекрасно знала, что он хотел бы задержаться, но не предложила ему этого. Потом было торопливое прощание, холодное дуновение страха, который не нужно было объяснять какими-то особенными причинами. Это было, как если бы они просто сидели на солнце, но вот оно ушло, и стало холодно. Она проводила его до ворот, и он спросил:

— Когда я увижу вас снова?

— Я не знаю. Не желаете ли навестить нас завтра?

— Вы же знаете, что желаю. В какое время?

Она сказала:

— Ланч, если вас это устроит.

Они попрощались, и она постояла какое-то время у ворот, наблюдая за тем, как он идет по дороге, а затем вернулась к дому и к осознанию того, что она определенно беспокоится об Инне.

Мэриан была только на полпути вверх по лестнице, когда услышала, как на втором этаже кто-то расхаживает из угла в угол. Она вышла на лестничную площадку и увидела, что дверь одной из спален открыта, и Инна стоит там в ожидании. Она выглядела бледной и усталой. Когда Мэриан к ней подошла, она сказала жалобным голосом:

— Тебя не было целую вечность.

— Но я не знала, что ты дома. Я волновалась.

— Было непохоже, что ты волновалась. Я была у себя в комнате и слышала, как ты и тот мужчина разговаривали. Ты просто соловьем разливалась и не могла остановиться — я думала, он никогда не соберется уйти. Полагаю, это был Ричард Каннингем?

— Да.

Инна задержала дыхание.

— Я слышала твой разговор по телефону, — она вдруг обняла Мэриан. — О, дорогая, я просто свинья! Ты хорошо провела время? Я очень надеюсь, что да. Я видела, как он уходил, и подумала, что он выглядит чертовски мило. Он придет снова? Я с ним увижусь? Я хотела спуститься, но боялась, что расплачусь прямо у вас на глазах.

Мэриан спросила:

— Почему ты могла расплакаться?

Она, безусловно, знала почему. Инна, всхлипнув, отстранилась от нее.

— Я так несчастна!

— Ты встречалась с Сирилом?

— Да. Он позвонил, когда вы с Элизой были на кухне. Я ходила в Фарн, чтобы увидеться с ним.

— Почему ты мне не сказала?

Инна потерла глаза.

— Отчасти потому, что не хотела испортить тебе день. Я открыла дверь в кабинет, когда ты разговаривала по телефону с Ричардом Каннингемом, так что я знала, что он придет. В конце концов, я и не думала, что это может быть кто-то еще.

Мэриан сказала:

— Я бы хотела, чтобы ты с ним познакомилась.

— Я встречалась с Сирилом.

— И чего хочет Сирил? — тон Мэриан был сухим.

— У него нет денег. Он хочет приехать сюда.

Мэриан подумала: «Ну, вот мы и добрались до сути дела. Деньги — вот что всегда приводит его обратно, но Инна никогда не решалась посмотреть правде в глаза. Бедная Инна!»

Она увидела, как краска залила лицо Инны.

— Мэриан...

— Когда он хочет приехать?

— Сейчас, сегодня вечером на ужин. Я сказала ему подождать до этого времени. У него совеем нет денег. Он рассчитывал получить немного, но не вышло. Он... он... просил сказать тебе, что извиняется... за все, что наговорил. Он не хотел. Все говорят то, чего на самом деле не думают, когда разозлятся, и я тоже.

Это была неубедительная и спотыкающаяся на каждом слове речь. В голосе Инны не было уверенности. Она смотрела куда угодно, но только не на сестру. Мэриан не могла этого вынести. Видеть, как страдает ее сестра, всегда было выше ее сил. Она сказала настолько безмятежно, насколько могла:

— Все в порядке. Конечно, пусть приходит, и мы обо всем поговорим. Но он должен постараться найти работу.

Инна кивнула.

— Он сказал, что найдет, — она резко отвернулась к окну.

Только теперь Мэриан заметила, что комнату уже подготовили для гостя. На умывальнике лежало мыло, и на вешалке висели два свежих полотенца. Графин был наполнен, и постель заправлена.

Глядя в окно и повернувшись к сестре спиной, Инна сказала:

— Он будет жить в этой комнате.

Сирил прибыл с пятнадцатиминутным опозданием, и с заискивающим «моя дорогая» для свояченицы, и с солнечной улыбкой для жены. За восемь лет Мэриан научилась смотреть сквозь пальцы на тот факт, что эти проявления любви, на самом деле, ничего не означают. Может быть, Сирил и не самый хороший актер на сцене, но в обычной жизни он мог сыграть любую роль с легкостью и обаянием, да так убедительно, что и сам не на шутку увлекшись, начинал в это верить. В настоящее время он со всей искренностью изображал беззаботного парня, у которого язык без костей, но сердце глубоко спрятано. Он не пытался скрыть, что переигрывает с братской привязанностью к Мэриан и преданностью своей жене. Ему не понравилась скромная спальня, но он и виду не показал и приложил все усилия, чтобы быть душой компании за ужином. I

Пенни, приглашенная зайти и выпить кофе, получила, что называется, анонс от Элизы Коттон, которая заходила к ним с благой целью — ужин холодный стоял на столе.

— Язык что помело, ля-ля-ля, но толку от него никакого. Дорогая то, дорогая сё!..

— Он не такой!

— По мне, так именно такой, — она выдержала зловещую паузу — Пока еще не такой. Но я не сомневаюсь, он себя еще покажет. Дорогая или милая, или обе сразу, он так и сыплет этими словечками. И за плечи ее обнимает и вообще всячески втирается в доверие, прямо голова кружится. И на Мактавише опробовал свой приемчик — назвал его «киской», что тот ненавидит пуще всякого яда — а кому бы понравилось? — и протянул к нему свои пальцы.

— И что сделал Мактавиш?

— Даже не показал вида, что заметил его присутствие — взмахнул хвостом и выпрыгнул в окно. И если бы он до него дотронулся, то получил бы пару царапин.

Глаза Пенни округлились и посерьезнели.

— Бедная Инна! Элиза, ты уверена? Может, он просто не разбирается в котах.

— Никогда в своей жизни не была ни в чем более уверена. Встречала я такого, как он, в долине Бери, где мы с тетей однажды останавливались. Джим Хоскинс его звали — кудрявые волосы и голубые глаза, и все девчонки за ним бегали. Шутил со всеми подряд, целовался больше, чем разговаривал, и женился потом на той бедняжечке, у которой был самый толстый кошелек. Она ни разу об этом не пожалела, только однажды, но это уж было разочарование навсегда. Скоро все узнали о том, что деньги испарились и он тоже, а она нанялась прачкой, чтобы прокормить его ребятишек-близнецов. Вот так-то.

Пенни хихикнула.

— Ну, у Инны ведь нет близнецов.

— Пока нет, — сказала Элиза и удалилась, источая неодобрение.

Впоследствии Пенни задумывалась, интересно, очаровал бы ее Сирил, если бы Элиза не успела первой сделать свое ужасное предостережение.

Может, да, а может, и нет, она не знала. Она видела, что ни Инна, ни Мэриан очарованы не были. Мэриан была сдержанна и задумчива, и Инна под ее взором была подавлена. Обе почти не разговаривали, но не Сирил, и, чем больше он говорил, чем больше обаяния излучал, тем меньше он нравился Пенни. У Феликса, может, и самые худшие манеры в мире, но он никогда не подлизывался. Он не говорил «дорогая», если не имел этого в виду, и, если он делал это не очень часто, так это потому, что он был отчаянно несчастен, ягненочек. Бе, бе, паршивая овца, а у тебя есть шерсть?

Феликс был подстрижен до основания. Детская считалочка странным образом вызвала в памяти пословицу, которую говаривала Элиза. Что-то насчет похода за шерстью и возвращения домой подстриженным. Надо бы вспомнить ее попозже.