Шотландские сказки и легенды

Из оксфордского издания Барбары Кер Уилсон, из двухтомника «Британские сказки» Эмейбл Уильямс-Эллис и сборника Аллана Стюарта

Я-сам!

Жил на свете мальчик по имени Перси. И, как все мальчики и девочки, он ни за что не хотел вовремя ложиться спать.

Хижина, где он жил с матерью, была небольшая, из грубого камня, какого много в тех местах, и стояла как раз на границе между Англией и Шотландией. И хотя они были люди бедные, по вечерам, когда в очаге ярко горел торф и приветливо мигала свеча, их дом казался на редкость уютным.

Перси очень любил греться у огня и слушать старинные сказки, какие ему рассказывала мама, или же просто дремать, любуясь причудливыми тенями от пылающего очага. Наконец мать говорила:

— Ну, Перси, пора спать!

Но Перси всегда казалось, что еще слишком рано, и он спорил с ней и препирался, прежде чем уйти, а стоило ему лечь в свою деревянную кроватку и положить голову на подушку, как он тут же засыпал крепким сном.

И вот как-то вечером Перси так долго спорил с мамой, что у нее лопнуло терпение, и, взяв свечу, она ушла спать, оставив его одного возле пылающего очага.

— Сиди, сиди тут один у огня! — уходя, сказала она Перси. — Вот придет старая злая фея и утащит тебя за то, что мать не слушаешься!

«Подумаешь! Не боюсь я злых старых фей!» — подумал Перси и остался греться у огня.

А в те далекие времена в каждой фермерской усадьбе, в каждой хижине водился свой малютка брауни, который каждую ночь спускался по каминной трубе и наводил в доме порядок, начищал все и отмывал. Мама Перси оставляла ему у двери целый кувшинчик козьих сливок — в благодарность за его работу, — и утром кувшинчик всегда оказывался пустым.

Эти малютки брауни были добродушными и приветливыми домовыми, только уж очень легко они обижались чуть что. И горе той хозяйке, которая забывала оставить им кувшинчик со сливками! На другое утро все в ее доме бывало перевернуто вверх дном, мало того, обидевшись, брауни больше и носу к ней не казали.

А вот брауни, который приходил помогать маме Перси, всегда-всегда находил кувшинчик со сливками, и потому ни разу не ушел из их дома, не прибрав все хорошенько, пока Перси и его мама крепко спали. Но у него была очень злая и сердитая мать. Эта старая злая фея терпеть не могла людей. О ней-то и вспомнила мама Перси, уходя спать.

Сначала Перси был очень доволен, что настоял на своем и остался греться у огня. Но когда огонь начал постепенно угасать, ему сделалось как-то не по себе и захотелось скорей в теплую постель. Он уж собрался было встать и уйти, как вдруг услышал шорох и шуршанье в каминной трубе, и тут же в комнату спрыгнул маленький брауни.

Перси от неожиданности вздрогнул, а брауни очень удивился, застав Перси еще не в постели. Уставившись на длинноногого брауни с острыми ушками, Перси спросил:

— Как тебя зовут?

— Сам! — ответил брауни, скорчив смешную рожицу. — А тебя?

Перси решил, что брауни пошутил, и захотел его перехитрить.

— Я-сам! — ответил он.

— Лови меня, Я-сам! — крикнул брауни и отскочил в сторону.

Перси и брауни принялись играть у огня. Брауни был очень проворный и шустрый бесенок: он так ловко перепрыгивал с деревянного буфета на стол — ну точно кошка, и скакал, и кувыркался по комнате. Перси глаз не мог от него оторвать.

Но вот огонь в очаге почти совсем погас, и Перси взял кочергу, чтобы помешать торф, да, на беду, один горящий уголек упал прямо на ногу малютке брауни. И бедняжка брауни так громко завопил, что старая фея услышала его и крикнула в каминную трубу:

— Кто тебя обидел? Вот я сейчас спущусь вниз, тогда ему не поздоровится!

Испугавшись, Перси шмыгнул за дверь в соседнюю комнату, где стояла его деревянная кровать, и забрался с головой под одеяло.

— Это Я-сам! — ответил брауни.

— Тогда чего же ты вопишь и мешаешь мне спать? — рассердилась старая злая фея. — Сам себя и ругай!

И следом за этим из трубы высунулась длинная, костлявая рука с острыми когтями, схватила за шиворот малютку брауни и подняла его вверх.

Наутро мама Перси нашла кувшинчик со сливками на том же месте у двери, где она оставила его накануне. И больше малютка брауни в ее доме не появлялся. Но хоть она и огорчилась, что потеряла своего маленького помощника, зато была очень довольна, что с этого вечера ей больше не приходилось дважды напоминать Перси, что пора идти спать.

Крошка-Малышка

Жил-был мальчишка по имени Крошка-Малышка. И была у него корова по имени Рогатая-Бодатая.

Вот однажды утром Крошка-Малышка пошел доить Рогатую-Бодатую и говорит ей:

Стой, коровка, мой дружок,

Стой, моя Рогатая,

Подарю тебе рожок,

Ты моя Бодатая.

Он, конечно, имел в виду «пирожок», сами понимаете. Но корова не хотела пирожка и не стояла смирно.

— Фу-ты, ну-ты! — рассердился Крошка-Малышка и говорит ей опять:

Стой, коровка, моя Рогатая,

Дай молочка, моя Бодатая.

Будь умная, послушная,

Дам тебе пампушку я.

Но корова не захотела стоять смирно.

Что было делать Крошке-бедняжке

С такой Рогатой, с такой Бодатой?

Пошел Крошка-Малышка домой к маме.

— Мама, мама! Не хочет Рогатая-Бодатая стоять смирно, не может Крошка-Малышка подоить ее!

— Фу-ты, ну-ты! — говорит мама. — Сломай хворостину, побей непослушную скотину.

Пошел Крошка-Малышка к дереву за хворостиной и говорит ему:

Дай мне хворостину,

А я тебе дам холстину!

Но дерево не хотело холстины и не дало мальчику хворостины.

Пошел Крошка-Малышка опять домой к маме.

— Мама, мама! Не дает дерево хворостины, не хочет Рогатая-Бодатая стоять смирно, не может Крошка-Малышка ее подоить!

— Фу-ты, ну-ты! — говорит мама. — Пойди к мяснику, пусть зарежет корову.

Пошел Крошка-Малышка к мяснику и говорит ему:

Наша Бодатая-Рогатая молочка нам не дает,

Пусть мясник нашу Рогатую-Бодатую убьет!

Но мясник не захотел убивать корову без серебряного пенни. И Крошка-Малышка опять пошел домой к маме.

— Мама, мама! Не хочет мясник убивать корову без серебряного пенни, не дает дерево хворостины, не хочет Рогатая-Бодатая стоять смирно, не может Крошка-Малышка ее подоить.

— Ай, ай, ай, — говорит мама. — Пойди к нашей Рогатой, к нашей Бодатой и скажи ей, что маленькая девочка с голубыми глазками горько-горько плачет по чашке молока.

Вот пошел Крошка-Малышка опять к Рогатой-Бодатой и сказал ей, что маленькая девочка с голубыми глазками горько-горько плачет по чашке молока.

И корова тут же стала смирно и позволила мальчику себя подоить.

И маленькая девочка с голубыми глазками перестала плакать.

И все обошлось как нельзя лучше.

Что не к худшему, то всегда к лучшему.

Петух и Лиса

Однажды Лиса-хитрые-глаза-пушистый-хвост прокралась потихоньку в фермерскую усадьбу и утащила жирненького, рябенького Петушка.

Тут поднялась страшная суматоха, и все бросились в погоню за воровкой.

Пришлось Лисе удирать что было духу, однако Петушка из зубов она не выпустила.

Но Петушок-красный-гребешок-громкий-голосок совсем не хотел попасть Лисе на обед. И пока она бежала к своей норе, он все думал да придумывал, как бы ему заставить Лису-воровку разжать зубы. Вот он и заговорил с ней так ласково, так вкрадчиво:

— Ну и глупы же люди, что хотят поймать тебя, Лиса! Куда им, разве угнаться за тобой!

Лисе понравились такие речи: ведь она была не только хитра, но и тщеславна. А Петушок-красный-гребешок-сладкий-голосок продолжал:

— А все-таки хоть им тебя и не поймать, не так уж это, наверное, приятно, когда за тобой гонятся да еще кричат: «Держи вора! Держи вора!» Я бы на твоем месте сам крикнул им: «Это мой петушок, а совсем не тот, которого украли!» И люди отстанут, а ты спокойно побежишь домой.

Тут Лиса не выдержала, разжала зубы, задрала вверх голову и закричала:

— Этомойпетушок!

А Петушок-красный-гребешок-хитрый-голосок времени зря не терял и бросился наутек. Только его Лиса и видела.

Лиса и Пустельга

Пустельга грелась на солнышке, сидя на теплых камнях у реки, и не заметила, как к ней подкралась рыжая Лиса. Раз! — и одним прыжком Лиса очутилась возле задремавшей птички и схватила ее в свои когти.

— Не ешь меня, Лиса! — взмолилась Пустельга. — Отпусти меня, и я тебе знаешь какое яйцо снесу — больше твоей головы!

Лиса решила, что поймала не простую птицу, а особенную, и так ей захотелось получить необыкновенное яйцо, что она выпустила маленькую птичку.

А Пустельга взлетела на дерево и, почувствовав себя в безопасности, принялась поддразнивать глупую Лису:

— Не снесу я тебе яйцо больше твоей головы, не могу я снести такое яйцо! Но зато могу дать тебе три совета. Запомни их, они тебе пригодятся. Мой первый совет: пустым басням не верь! Второй: из мухи не сделаешь слона. И третий… — Пустельга поглядела на голодную Лису и закончила: — Поймала, так держи!

Там Лин

Легенда

Прекрасная Дже́нет жила в замке своего отца, славного графа Марча.

Вместе с другими девушками она проводила дни в высокой башне замка — они там шили и вышивали шелковые одеяния. Только Дженет не очень внимательно следила, чтобы шов у нее получался прямой и ровный. Она больше любила глядеть в окошко.

А за окном виднелись деревья Картехо́гского леса, куда девушкам из за́мка ходить строго-настрого запрещалось. В этом лесу, как говорили, охотились рыцари королевы эльфов, и горе той девушке, которая пошла бы туда гулять и повстречала одного из них!

Но Дженет не хотела этого слушать. И в один прекрасный день шитье было отброшено в сторону, иголка очутилась на полу, а сама девушка в зеленом лесу.

Гуляя по лесу, Дженет увидела на поляне белого коня, привязанного к дереву. Конь был белее молока, а сбруя на нем сверкала чистым золотом. Дженет пошла дальше и пришла к поляне, усыпанной розами. Не успела она сорвать один цветок, как вдруг перед ней словно из-под земли вырос юноша.

— Зачем ты сорвала белую розу, прекрасная Дженет? — спросил он. — Кто тебе позволил? И как ты посмела прийти в Картехогский лес без моего разрешения?

— Где хочу, там и рву цветы! — ответила Дженет. — А просить у тебя разрешения и не подумаю.

Услышав такой дерзкий ответ, юноша рассмеялся, отчего все семь колокольчиков на его поясе весело зазвенели. Потом сорвал красную розу и, протянув ее Дженет, сказал:

— Не сердись, я пошутил. Для такой красивой девушки я бы не пожалел даже всех роз Картехогского леса!

Весь день Дженет и Там Лин (так звали юношу) гуляли по лесу и танцевали на лужайках под волшебную музыку и нежное пение.

Но вот Дженет заметила, что солнце клонится к закату, и поняла, что пора домой, если она хочет попасть в замок до того, как отец заметит ее отсутствие.

Бедная Дженет так спешила, что почти всю дорогу бежала и очень устала. Когда она, бледная и усталая, вошла в большие ворота замка, придворные дамы, игравшие во дворе перед замком в мяч, спросили ее:

— Что такое увидела ты в лесу, прекрасная Дженет, отчего так устала и побледнела?

Но Дженет им ничего не ответила.

На другой день придворные дамы играли в большом зале в шахматы, а девушки сидели опять в башне и шили. Но Дженет осталась одна. Она смотрела в окошко и думала: хорошо бы сейчас гулять в лесу с молодым рыцарем, танцевать под волшебную музыку и слушать нежное пение…

Задумавшись, она не заметила, как к ней подошел старый лорд, друг ее отца, славного графа Марча.

— Отчего ты грустишь, прекрасная Дженет? — спросил он. — Сдается мне, ты вчера побывала в зеленой стране эльфов. Если только наш граф узнает об этом, нам всем несдобровать.

— Ах, оставьте меня в покое! — рассердилась Дженет.

В ответе ее звучала дерзость, а сердцем она чувствовала, что старый лорд прав: Там Лин был не простой смертный, а рыцарь королевы эльфов. И горе той девушке, что полюбит рыцаря из волшебной страны эльфов. Так говорили все.

Но Дженет не хотела этого слушать. И в один прекрасный день опять убежала в лес. Долго она блуждала среди деревьев, но ни белого коня, ни его молодого хозяина так и не встретила. Она хотела идти уж домой и сорвала зеленую ветку — чтобы унести ее с собой на память, — как вдруг перед ней словно из-под земли вырос Там Лин.

— Скажи мне, скажи скорей, Там Лин, кто ты? — спросила Дженет.

— Я страж этого леса! — ответил юноша.

— Значит, ты и вправду рыцарь королевы эльфов? — печально сказала Дженет.

— Так меня называют, — ответил Там Лин, — но я родился и вырос среди людей. Меня воспитывал мой дедушка граф Ро́ксбургский, потому что родители мои умерли, когда я был еще ребенком. С тех пор я жил в его замке. Однажды во время охоты вот в этом самом лесу с севера налетел страшный ветер. Граф Роксбургский со своей свитой поскакал домой, а меня одолел какой-то странный сон, и я упал с коня. Проснулся я уже в стране эльфов — это их королева нарочно наслала на нас злой северный ветер, чтобы унести меня к зеленым холмам, в Страну Вечной Юности.

Вспомнив про зеленые холмы, Там Лин замолк, опустил голову и о чем-то задумался. Потом опять заговорил с грустью:

— И с тех пор на мне заклинание королевы эльфов: днем я должен сторожить Картехогский лес, а ночью возвращаться в страну эльфов. Там всегда весело и тепло. Я там в большом почете. Но если бы ты знала, Дженет, как мне хочется разрушить волшебные чары и вернуться к людям!

— Я помогу тебе! — воскликнула Дженет, но тут же добавила тихо: — Если ты хочешь.

Там Лин нежно взял ее руку в свои и вот что сказал:

— Есть только одна ночь в году, когда можно разрушить злые чары королевы эльфов, — это ночь на первое ноября, в канун праздника всех святых. На эту ночь все эльфы и их королева покидают свои зеленые холмы. И я еду с ними. Сегодня как раз такая ночь. Но освободить меня не легко. Отважишься ли ты на это, милая Дженет?

В ответ Дженет лишь спросила, что она должна сделать. И Там Лин сказал:

— Когда пробьет полночь, жди меня у перекрестка четырех дорог. Сначала ты увидишь рыцарей королевы эльфов на вороных конях. Пропусти их и не сходи с места. Потом проскачут всадники на буланых конях. Ты пропусти их. И наконец появятся всадники на белых конях. Я буду среди них. Чтобы ты узнала меня, я сниму с одной руки перчатку. Ты подойди к моему коню, возьми его за золотую уздечку и вырви повод из моих рук. Как только ты отнимешь у меня повод, я упаду с коня, и королева эльфов воскликнет: «Верного Там Лина похитили!» Вот тогда будет самое трудное. Ты должна обнять меня крепко и не отпускать, что бы со мной ни делали, в кого бы меня ни превращали. Только так можно снять с меня заклинание и победить королеву эльфов.

Страшно было бедной Дженет оставаться одной ночью в лесу. Но она помнила, что сказал ей Там Лин, и исполнила все, как он просил. Она схватила его белого коня за золотую уздечку и вырвала повод из его рук, и когда он упал на землю, она обняла его крепко-крепко.

— Верного Там Лина похитили! — воскликнула королева эльфов.

Но Дженет не испугалась и только еще крепче обняла его. Тогда королева, прошептав заклинание, превратила Там Лина в зеленую ящерицу. Дженет прижала ящерицу к сердцу, но тут ящерица превратилась в холодную змею, которая обвилась вокруг ее шеи. Дженет смело схватила змею, тогда змея обернулась в брусок раскаленного железа. Из глаз у Дженет полились слезы, ей было так больно, но Там Лина она все равно из рук не выпустила.

И королева эльфов тогда поняла, что Там Лин потерян для нее навсегда. Она вернула ему его прежний облик и сказала:

— Прощай, Там Лин! Прощай! Лучшего рыцаря потеряла страна эльфов. Если бы знала я вчера то, что узнала сегодня, я бы превратила твое нежное сердце в камень!

И с этими словами королева эльфов исчезла в зеленом лесу. А прекрасная Дженет взяла Там Лина за руку и отвела в замок своего отца, славного графа Марча.

Сэр Майкл Скотт

Сэр Майкл Скотт из Ба́лвери был самым великим магом, или, как еще говорят, волшебником, каких только знала Шотландия.

Рассказывают, что верными слугами его были духи преисподней, причем одного из них подарил Скотту сам сатана в обмен на его тень. И с тех пор сэр Майкл и вправду перестал отбрасывать тень.

Даже вороной скакун сэра Майкла был не простой, а волшебный.

Случилось однажды, что король Шотландии Александр III послал сэра Майкла ко двору французского короля с важным поручением: добиться кое-каких уступок, на которые король Франции не хотел соглашаться.

— Я бы посоветовал вашему величеству пересмотреть ваши требования, — строго сказал сэр Майкл французскому королю.

Но король Франции ничего не знал о великой силе сэра Майкла Скотта и нисколько не испугался угрозы, прозвучавшей в его голосе. Он только покачал головой.

— Даю вам несколько минут на раздумье, пока мой вороной конь не ударит трижды копытом у ворот вашего замка, — сказал сэр Майкл.

Король и его приближенные так и прыснули со смеху от слов этого заморского выскочки. Однако смех их потонул в громком эхе — это вороной конь сэра Майкла ударил копытом по каменной мостовой перед воротами замка.

И тут же в ответ зазвонили колокола по всей Франции. Большие колокола громко бухали, маленькие тоненько перезванивались. Честные люди, разбуженные колокольным звоном, повскакали со своих постелей, разбойники с большой дороги все попрятались, а пирующие, не успевшие пригубить вино, так и застыли с кубками в руках. Даже птицы попадали из своих гнезд. Все разговоры в стране смолкли: невозможно было расслышать ни слова в таком звоне и грохоте.

Колокола перестали звонить, только когда вороной конь сэра Майкла во второй раз ударил копытом по каменной мостовой.

От второго удара попадали высокие башни королевского замка.

— Довольно! — вскричал король. — Я передумал! Скажи своему господину, что я на все согласен.

В ответ сэр Майкл низко поклонился французскому королю, чтобы спрятать торжествующую улыбку на своих губах.

Что и говорить, король Александр имел все основания быть тысячу и тысячу раз благодарным своему посланнику.

И вообще, лучше было не сердить сэра Майкла Скотта. Он умел доставлять большие неприятности тем, кто чем-либо раздосадовал его или вызвал его гнев, в чем однажды на собственном опыте убедилась жена одного фермера.

Случилось как-то, что, охотясь в лесу, сэр Майкл вдруг почувствовал сильный голод и, увидев невдалеке фермерскую хижину, отправил своего слугу попросить для себя кусок хлеба.

Слуга постучался в дверь и, когда хозяйка открыла ему, попросил у нее ломоть хлеба для своего хозяина.

— Нет у меня хлеба, — грубо ответила фермерша.

Слуга принюхался и явственно услышал запах свежего хлеба, а заглянув в дверь, увидел пылающий очаг и железные сковороды, на которых пекут хлеб.

С этим он и вернулся к сэру Майклу.

— Хозяйка говорит, что нет у нее хлеба, — сообщил он, — но она неправду говорит. Когда она отворила мне дверь, я сразу услышал запах свежего хлеба.

Сэра Майкла Скотта очень разгневало такое сообщение. Он вытащил из кармана костяшку, или, как еще называют в тех местах, чертов палец, и велел своему слуге вернуться в хижину и незаметно спрятать эту штуку в щель за дверной притолокой.

Не успел слуга выполнить приказ своего господина, как волшебные чары уже начали действовать. Как раз в эту минуту фермерша наклонилась над очагом, чтобы снять с огня последние хлебы, и вдруг ни с того ни с сего ей ужасно захотелось плясать. Она закружилась по кухне, притопывая и разводя руками, и при этом еще запела:

С чем слуга сэра Майкла пришел,

С тем и ушел, с тем и ушел…

А муж фермерши с самого утра работал в поле. И вот он подумал: чего это жена так долго не несет ему обед? Стояла самая жаркая пора — сбор урожая, фермер устал и проголодался. Его помощнику дочка давно уже принесла кувшин с пивом и хлеб, а фермерша все не шла. И фермер попросил девушку, чтобы на обратном пути домой она заглянула к его жене и напомнила про обед.

Девушка вернулась в деревню и постучала в дверь фермерской хижины, но никто ей не ответил, хотя она слышала там шум и топот. Судя по всему, фермерша была в приподнятом настроении, потому что она весело распевала во весь голос.

— Послушай-ка, хозяйка! — крикнула девушка. — Твой муж просил узнать, не забыла ли ты про обед. И велел тебе поскорей нести его в поле!

Шум и пение в хижине продолжались, но ответа девушка так и не получила. А потому она сама открыла дверь и вошла в кухню. Не успела она переступить через порог хижины, как ее тоже охватило желание поплясать, и она вместе с фермерской женой закружилась в бурном шотландском флине.

Прошел час, но ни девушки с каким-нибудь известием, ни жены с обедом фермер так и не дождался и решил сам пойти узнать, что стряслось. Подойдя к дому, он не вошел сразу в кухню, а сначала заглянул в окно.

Что же он увидел?

Его жена вместе с девушкой как безумные скакали по кухне.

— Хватит дурака валять! — закричал фермер. — Где мой обед? Сейчас не время веселиться.

Он в сердцах распахнул дверь и шагнул на кухню. Но не успел он опомниться, как уже плясал вместе с двумя женщинами, стараясь лишь не отставать от них и не сбиваться с такта. Таким образом вместо соло, а потом дуэта теперь в хижине уже отплясывало бурное трио.

Негостеприимная фермерша осипшим голосом продолжала петь:

С чем слуга сэра Майкла пришел,

С тем и ушел, с тем и ушел…

Весь этот день сэр Майкл Скотт охотился в лесу, а когда спустились сумерки, слуга напомнил ему:

— Интересно, как она там пляшет, эта фермерша?

— Ты, верно, хотел сказать, как они там пляшут, эта славная троица? — поправил его сэр Майкл, у которого был свой способ узнавать, где что делается. — Что ж, думаю, она уже получила свое. Теперь можешь вернуться и вынуть чертов палец из-за дверной рамы.

Слуга выполнил все в точности, вытащил чертов палец из-за притолоки, и пляшущая троица тут же упала без сил на пол и проспала, одни говорят — семь дней, а другие — целую неделю.

Как Майкл Скотт в Рим ходил

Вот вам еще одна история про Майкла Скотта, знаменитого волшебника, который прославился своими чудесами; того самого, что расколол пополам Эйлдонские горы. По старинному обычаю, принятому среди просвещенных и благочестивых людей Шотландии, каждый год в Рим к папе римскому отправляли посланника, чтобы тот узнал у его святейшества, на какое точно число падает первый день масленицы.

Людям было очень важно знать точный день, потому что от этого зависело, когда справлять все остальные церковные праздники в году. Сразу после масленицы шел великий пост, а через семь недель наступала пасха. И так далее, один праздник за другим в течение всех двенадцати месяцев.

Случилось однажды, что эта честь идти в Рим выпала на долю Майкла Скотта. А так как он в это время был слишком занят, то совершенно запамятовал, какое святое дело ему поручили, и протянул со своим путешествием до самого сретенья, то есть до последнего праздника перед масленой.

Нельзя было терять ни секунды. Если бы кому-нибудь из простых смертных предложили совершить путешествие в Рим и обратно за такой ничтожный срок, он бы ответил, что только безумный на это согласится, а он еще в здравом уме. Но для Майкла Скотта это было сущим пустяком.

Он встал пораньше и отправился на зеленый лужок, где паслись волшебные скакуны, — во лбу у каждого горела белая звезда, а большущие глаза их блестели почище золота.

— С какой скоростью ты можешь мчаться? — спросил Майкл Скотт у первого скакуна на зеленой лужайке.

— Со скоростью ветра!

— Не подойдет, — сказал Майкл и задал тот же вопрос второму скакуну.

— Быстрее ветра! — ответил тот.

— Для меня это медленно! — сказал Майкл.

— А я лечу как мартовский вихрь! — сказал третий скакун.

— Слишком медленно! — сказал Майкл и подошел к последнему скакуну. — Ну, а ты быстро бегаешь? — спросил он его.

— Быстрее, чем хорошенькая девушка меняет возлюбленных! — ответил скакун.

— Вот это мне подходит! — обрадовался Майкл и без лишних слов вскочил на коня, и они отправились в Рим.

Они летели как на крыльях через сушу и моря. Цок-цок, цок-цок, только искры летели из-под копыт — по белым гребням волн, по снежным вершинам гор, по зеленым холмам. Цок-цок, цок-цок! Быстрее времени! И вот уже серые скалы и бурные моря остались позади, и Майкл Скотт на золотых крыльях раннего утра опустился на площадь перед дворцом папы в Риме.

Не мешкая Майкл передал папе весточку, что некий шотландец ожидает его у дверей, и папа римский тут же принял его в своем приемном зале.

— Я посланец верных тебе шотландцев, которые просили узнать, пока еще не миновало сретенье, когда в этот год начнется масленица, — сказал ему Майкл.

— Ты поздновато пришел, — сказал папа. — Теперь тебе никак не успеть вернуться в Шотландию до того, как пройдет сретенье.

— О, у меня еще уйма времени, — возразил Майкл. — Всего несколько минут назад я был в моей родной Шотландии. И вот я здесь. Стало быть, и назад вернусь так же быстро.

— «Всего несколько минут назад»! — воскликнул папа римский. — Никогда не поверю! Чем ты это докажешь?

Тут Майкл и протяни папе свой берет, который он снял из почтения к его святейшеству.

— Видите снег на нем? — говорит он. — Это снег с шотландских гор, где еще стоит зима.

— Тогда это просто чудо! — воскликнул папа. — И хотя я не верю в чудеса, я все-таки дам тебе ответ на вопрос, за которым ты сюда пришел. Масленица всегда начинается в первый понедельник первого лунного месяца по весне.

Майкл был просто в восторге от такого ответа. Раньше посланцы приносили из Рима только один ответ: масленица в этот год начнется точно в такой-то день. А Майклу удалось узнать секрет, как папа определяет этот день, — вот удача!

— Благодарю вас, ваше святейшество, — сказал Майкл и тут же отправился восвояси.

Вскочив на волшебного скакуна, он добрался до Шотландии так же быстро, как из Шотландии в Рим, и сообщил свою новость землякам.

Два скрипача из Стратспи

Эла́стер и Джон — так звали двух скрипачей, живших в Стра́тспи. Бедняки из бедняков были эти двое. До того не везло им в последнее время, что решили они податься в Инвернесс. И, уж конечно, в путь они отправились пешком, а не в золоченой карете. А по дороге заходили в деревни и там играли: иногда за несколько пенсов, а случалось, лишь за ужин или за ночлег.

— Надеюсь, в Инвернессе нам больше повезет, — сказал Эластер, когда они были уже близко к цели.

— Во всяком случае, хуже не будет, — сказал Джон, глядя с грустью на свои лохмотья и на большой палец ноги, выглядывавший из башмака.

Но, к сожалению, в Инвернессе их не ждала удача. Когда они добрались наконец до города, наступила зима, и земля спряталась под высокими сугробами снега. Скрипачи достали из футляров свои скрипки и заиграли веселую джигу. Но на улице не было ни души, и некому было их слушать. Добрые жители Инвернесса попрятались по домам и грелись у своих очагов.

— Мы зря стараемся, — вздохнул Джон. — Скрипки в сторону, и поищем-ка лучше, где бы укрыться от этого злющего ветра.

В это время из темноты пустынной улицы вынырнул какой-то старик.

— Добрый вечер, джентльмены, — скрипучим голосом произнес он. — А вы, никак, музыканты?

— Они самые, — ответил Эластер. — Да только в такую ночь вся наша музыка на ветер.

— И в карманах ветер, и в желудке ветер, — подхватил Джон. — Одно слово: горе мы скрипачи.

— Если согласитесь играть для меня, я наполню и ваши желудки, и ваши карманы, — сказал старик.

Не успел он закончить, как Джон и Эластер вскинули скрипки под подбородки и…

О такой удачной встрече они и не мечтали!

— Нет, нет, — остановил их старик, кладя руку Эластеру на плечо. — Не здесь. Пойдемте за мной.

— Странный старик, — успел шепнуть на ухо своему приятелю Джон.

— Э-э, за ним так за ним, — ответил Эластер.

И старик двинулся в путь, а скрипачи за ним. Так они добрались до Тонаури́чского холма. Поднявшись до середины холма, старик остановился перед большим домом. С улицы казалось, что в доме ни души. Света не было, стояла мертвая тишина. Старик поднялся по ступеням к массивной двери, и, хотя он не успел постучать, дверь перед ним бесшумно растворилась.

Скрипачи замерли на месте и в изумлении поглядели друг на друга. Джону стало не по себе, и он готов был бежать без оглядки, если бы Эластер не напомнил ему, что здесь их ждет тепло и хороший ужин.

Раздосадованный задержкой, старик обернулся к двум друзьям и сердито сказал, чтобы они поспешили, если не надумали нарушить уговор. И только скрипачи переступили порог странного дома, как дверь за ними бесшумно затворилась. Тут они, наконец, увидели свет и услышали шум, крики и смех. Старик провел их еще через одну дверь, и они очутились в роскошном бальном зале невиданной красоты.

В углу стоял длинный стол, заставленный диковинными яствами. От одного их вида у Джона и Эластера слюнки потекли.

За столом сидели прекрасные дамы и кавалеры, разодетые в шелк и атлас, все в кружевах и в украшениях.

— Присаживайтесь к столу и ешьте не стесняясь, — пригласил друзей гостеприимный старик.

Но скрипачи не нуждались в особом приглашении. Давненько им не доводилось так поесть и столько выпить! И когда они уже наелись и напились вдосталь, Джон вдруг заметил, что старик куда-то исчез. Он сказал об этом своему другу, на что тот ответил:

— По правде говоря, как он выходил из зала, я не видел, но в этом странном доме меня ничто не может удивить. Вставай, Джон, бери-ка свою скрипку, и давай сыграем в благодарность за такой прекрасный ужин.

Скрипачи заиграли, а нарядные кавалеры и дамы пошли танцевать. И чем быстрей мелькали в воздухе смычки, тем быстрей кружились танцоры. Никто и не думал об усталости. Эластеру и Джону показалось, что они играют всего полчаса, когда вдруг в зале опять появился тот старик, так же неожиданно, как исчез.

— Довольно играть! — приказал он. — Скоро рассвет. И вам пора в путь.

С этими словами он вручил скрипачам по мешку с золотом.

— Но мы играли совсем недолго и даже не устали, за что же нам столько денег? — спросил честный Джон.

— Берите и ступайте, — коротко ответил старик.

Молодые люди послушно взяли деньги и ушли, очень довольные своей удачей.


Первым странную перемену в окружающем заметил Эластер, когда они были уже близко от города.

— Откуда здесь эти новые дома? — подивился он. — Ручаюсь, вчера вечером на этом месте был пустырь.

— Вечером было темно, — отвечал Джон, — ты мог их не заметить. К тому же эти дома мне вовсе не кажутся такими уж новыми.

— А этот мост ты вчера видел? — спросил Эластер.

— Точно не помню, — ответил неуверенно Джон.

— Если б он был вчера, мы бы по нему прошли, ведь верно?

Джона начало разбирать сомнение. Все теперь казалось ему не таким, как вчера. Он решил обратиться к прохожему и выяснить, там ли они находятся, где предполагают. Но первый, кого они встретили, оказался очень странно одетый господин, и когда Джон спросил его про мост и дома́, он со смехом ответил, что они стоят на этом месте уже давным-давно. Прощаясь с ними, он опять рассмеялся, заметив:

— Ну и чудная вы парочка! С костюмированного бала, что ли, вы идете в этом смешном старомодном платье?

Конечно, новым их платье назвать было нельзя, но что в этом смешного? И Джон с Эластером подумали, что невежливо смеяться над их платьем, когда сам прохожий одет так нелепо. Однако, оказавшись на улицах города, они заметили, что все мужчины, женщины и дети одеты так же нелепо и странно. И в магазинах была выставлена странная, незнакомая одежда. И даже разговаривали все с каким-то странным, незнакомым акцентом. А самих скрипачей поднимали на смех, когда они обращались к кому-нибудь с вопросами. И все почему-то удивленно таращили на них глаза.

— Давай лучше вернемся в Стратспи, — предложил Эластер.

— Что ж, здесь нас больше ничто не держит, — согласился Джон. — Да и люди здесь мне не очень нравятся. Они обращаются с нами как с какими-то шутами.

И друзья повернули назад, в Стратспи. На этот раз они уж путешествовали верхом — денег у них было вволю, они могли заплатить и за постой, и за обед с вином.

А на скрипке они играли теперь только для собственного удовольствия.

Но, добравшись до родного города, они едва узнали его. Здесь тоже все переменилось: и улицы, и дома, и мосты, и люди — решительно все.

Они зашли к фермеру за молоком, а оказалось, у того уже новая жена. Во всяком случае, ни они ее не узнали, ни она их. И дети, игравшие перед школой, не поздоровались с ними и не подбежали к ним, как делали это обычно. Да и сама школа изменилась, будто стала больше и крышу ей перекрасили.

Тогда они поспешили к своему лучшему другу Джеймсу, местному кузнецу, чтобы рассказать ему, какая им выпала удача, а заодно и спросить, с чего это вдруг все так переменилось в их родном Стратспи и как поживают их общие друзья.

Однако и кузнец оказался совсем незнакомым человеком, какого прежде они и не видели, а про их друзей он и слыхом не слыхал.

Не на шутку встревоженные молодые люди направились к церкви, надеясь там повидать кого-нибудь из знакомых и у них разузнать, что же такое стряслось. Но церковь тоже оказалась уже не той маленькой скромной церквушкой, какую они помнили, а стала больше, богаче, только кладбище рядом с ней не изменилось.

Они отворили калитку и пошли по дорожке между могилами. Вдруг Эластер схватил Джона за рукав.

— Ничего странного, что мы не застали кузнеца Джеймса дома! — воскликнул он. — Вот его могила.

Не веря глазам своим, Джон внимательно прочел надпись на могильной плите.

— Но это же невероятно! — сказал он. — Когда три недели назад мы покидали Стратспи, Джеймсу было всего двадцать лет с небольшим, точно как нам, а здесь написано, что он умер девяносто трех лет от роду.

Друзья-скрипачи окинули взглядом другие могилы. Все их знакомые оказались уже похороненными здесь.

— Теперь я все понял! — воскликнул Эластер. — Тогда, в Инвернессе, мы играли для прекрасных фей и их веселых кавалеров, а тот старик, наверное, был сам их король! — и добавил с грустью: — Эх, долго же мы там играли. Слишком долго…

Да, вот так и бывает: кажется, провел в стране эльфов всего полчаса, а вернулся в родные места и никого не узнаешь: кто состарился, а кого уже и на свете нет.

Как на крыльях летит время в этой веселой, вечно юной волшебной стране.

Русалка и неверный Эндрью

А вот вам история про молодого Эндрью, которого полюбила русалка.

Эндрью жил на самом севере шотландского берега. Как-то утром, проходя доро́гой вдоль моря, он услышал чье-то пение. Было еще очень рано, и Эндрью никак не ожидал встретить кого-нибудь на берегу.

Сначала он подумал, что это шум прибоя. Он остановился, прислушался и опять услышал пение. Но, оглядевшись по сторонам, увидел только белых моржей, резвящихся в море. Однако, пройдя еще немного, он заметил, что на скале в самом дальнем конце залива кто-то сидит.

А подойдя совсем близко, он, к своему удивлению, обнаружил, что это русалка.

Она расчесывала перламутровым гребнем длинные волосы и пела. Голос ее разливался ну точно соловьиный! Волосы золотились ярче цветов желтого лютика. Кожа у нее была белее морской пены, а глаза зеленее морской пучины.

Эндрью увидел ее лицо в зеркальце, которое она держала в руке. Он потихоньку подкрался сзади и крепко обнял ее. Она вскрикнула, выронила перламутровый гребень и зеркальце и обернулась к Эндрью.

С этой минуты они полюбили друг друга.

Русалка пообещала Эндрью на другой день опять приплыть на это место и, взмахнув хвостом, исчезла в морской пучине.

На другое утро, вынырнув из моря, она протянула Эндрью, как он подумал было, полную горсть разноцветных стеклышек.

— На, возьми, — сказала она ему. — Это тебе от меня подарок, чтобы ты знал, как я тебя люблю.

Эндрью поглядел, что она ему дала, — это оказались настоящие аметисты и рубины, которые так и играли, и горели в лучах утреннего солнца.

— Откуда ты взяла их? — спросил Эндрью.

— Я нашла их, когда проплывала мимо потонувших кораблей, что лежат на дне Пе́нтленд-Фе́ртского пролива, — отвечала русалка.

Через несколько дней Эндрью отправился в соседний город и продал там все драгоценные камни. А соседи только дивились, что это он вдруг зажил совсем по-новому. Купил новый дом побольше, стал одеваться в богатое платье, баловать себя дорогой едой и заморскими винами.

С русалкой он встречался почти каждый день, и она все больше к нему привязывалась. Но он вел слишком расточительный образ жизни, и его богатство растаяло так же быстро, как появилось.

— Мне нужны еще драгоценные камни, — сказал он русалке. — Осталось там что-нибудь в Пентленд-Фертском проливе?

Она поклялась ему, что камней там так же много, как блестящих чешуек на ее хвосте, и в день их следующей встречи она высыпала ему на колени топазы, горевшие словно глаза у тигра, сапфиры, синее глаз сиамских котов, и изумруды, зеленее глаз ее сестер-русалок.

— Какая ты щедрая! — изумился Эндрью. — И какая ты красивая! — добавил он, нежно ее обнимая.

Однако чем богаче становился Эндрью, тем больше он проводил времени с друзьями и соседями за выпивкой и тем меньше — со своей любимой, русалкой.

Однажды она принесла ему целую пригоршню бриллиантов.

— Просто не знаю, как и благодарить тебя! — сказал восхищенный Эндрью. — Они прозрачны, словно капли росы!

— Нет, — покачала головой русалка. — Словно слезы, какие я пролью, если ты меня разлюбишь, — печально сказала она.

У Эндрью и так было много денег, которые он выручил на продаже драгоценных камней, поэтому бриллианты он решил приберечь. Только несколько камней подарил прекрасным дамам, чтобы завоевать их расположение. Они заказали из этих бриллиантов броши, кольца и серьги и хвастали ими друг перед другом.

И когда Эндрью в следующий раз встретился с русалкой, она упрекнула его в неверности.

— Ах, Эндрью! — с укором сказала она. — Зачем же ты отдаешь мои подарки другим дамам?

Эндрью горячо отрицал это, однако в тот же вечер подарил самый крупный бриллиант самой красивой даме в округе.

Русалка за это его опять упрекнула, и они поссорились. Русалке было очень обидно. Сначала она горевала, но потом решила: нет, не позволит она своим земным соперницам отнять у нее Эндрью.

И вот однажды, когда в назначенный день Эндрью пришел на берег моря, он увидел пустую скалу — на этот раз русалка не ждала его, как обычно. Эндрью сам сел на скалу и долго сидел, думая, что она вот-вот покажется.

Вдруг он увидел, что с запада к нему плывет нарядная лодка. Она легко разрезала гладкую поверхность воды, словно острые ножницы шелк, и быстро приближалась к нему. На носу ее сидела русалка. Она окликнула Эндрью, он прыгнул со скалы в море, подплыл к лодке и взобрался на борт.

— Раньше ты без лодки приплывала ко мне, — сказал Эндрью.

— Я хочу увезти тебя с собой, — сказала на это русалка.

— Спасибо, но я не уверен, что хочу уехать с тобой, — сказал Эндрью; он был вполне доволен теперешней своей богатой жизнью.

— Я бы отвезла тебя к мысу Дункансби-Хед, — пообещала русалка.

— Не хочу я в Дункансби-Хед, — сказал Эндрью.

— Там, в пещере, — продолжала русалка, не обращая внимания на нелюбезность своего возлюбленного, — я храню все сокровища, которые я нашла когда-то в Пентленд-Фертском проливе. Те драгоценные камни, что я приносила тебе, лишь отблеск этих несметных сокровищ, и все они хранятся в пещере у мыса Дункансби-Хед.

— А ты правду говоришь? — не поверил Эндрью. — Может, ты мне сказки рассказываешь, чтобы заманить меня?

Русалка уверила его, что ничего не придумала, а сказала чистую правду. Рассказ о несметных сокровищах совсем вскружил голову молодому человеку, и Эндрью согласился поехать с ней.

Хотя на лодке не было ни парусов, ни весел, она летела вперед словно по волшебству, и очень скоро они приплыли к огромной пещере. Русалка бросила серебряный якорь и предложила Эндрью сойти с лодки и спуститься в мрачную пещеру.

Эндрью вдруг начало клонить ко сну, и, войдя в пещеру, он лег на песчаный пол, положил голову на камень и заснул. Сколько он проспал, он сам не знал, но когда проснулся, лунная дорожка уже легла от входа через всю пещеру, осветив сверкающие груды драгоценных камней, сваленных в дальнем углу.

Эндрью тут же вскочил на ноги и кинулся в тот угол, уже прикидывая в уме, сколько камней он сможет унести с собой. Однако когда он погрузил руки в груду холодных, горящих бриллиантов, он вдруг заметил, что кисти его рук схвачены тонкой, но прочной золотой цепью, достаточно длинной, чтобы он мог дотянуться до драгоценностей, но не настолько длинной, чтобы он мог выйти из пещеры.

В отчаянье он огляделся, ища глазами русалку. Она сидела на толстом бревне, увитом морскими водорослями, у входа в пещеру.

— Зачем ты приковала меня цепью? — спросил ее Эндрью. — Ты пошутила?

Русалка покачала головой.

— Больше я тебе не верю, — сказала она. — Ты разорвал невидимую цепь нашей любви. Но эту золотую цепь не разорвешь. Теперь ты навсегда мой…

Вот как наказала русалка молодого Эндрью за неверность.

Отважный охотник Финлей

В далекие-далекие времена в диких горах на самом севере Шотландии жил со своей юной сестрой отважный охотник по имени Фи́нлей.

Каждое утро Финлей уходил с собаками на охоту — за благородным оленем, за куропаткой или за горным зайцем, а сестру оставлял дома. И каждый раз, уходя из дому, он наказывал ей поддерживать огонь в очаге и не открывать окошко, что смотрит на север.

Там, на севере, за снежной вершиной горы в глубокой пещере жили злые великаны. Эти великаны очень любили холодный северный ветер и терпеть не могли жаркий огонь в очаге.

Самой злой и хитрой в семье великанов была старая Кэ́йллих.

Ходил слух, что в горной пещере великанов хранятся огромные сокровища и даже волшебные предметы, однако никто еще не отважился подняться за ними туда.

А надо вам сказать, что сестра Финлея была очень безрассудная девушка. Ей никогда не приходилось видеть не только самих великанов, но даже их следов. А что она не могла увидеть собственными глазами, в то она не хотела верить. И потому, уходя из дому, она даже не думала подбросить торфа в огонь, а если дымил очаг, она, нимало не смущаясь, открывала настежь окошко, глядящее на север, чтобы выпустить дым.

И однажды она сделала и то и другое — как раз что брат просил ее не делать: она открыла окно на север и забыла подбросить торфа в огонь, и очаг погас. А выйдя из дома, она увидела на приступке незнакомого красивого юношу. Он ласково приветствовал ее, заговорил о том о сем, и в конце концов она пригласила его зайти в дом.

А надо вам сказать, что этот красивый юноша был не кто иной, как младший из великанов, живших в той самой пещере. А чтобы его не узнали, он принял облик человека. Он попросил девушку дать обещание, что она не скажет брату, кто приходил к ней.

Глупая девушка — лучше бы она не соглашалась на это! Но она поспешила дать юноше обещание. А ему только того и надо было. Теперь он мог так околдовать ее, чтобы она влюбилась в него без памяти.

Он совсем заговорил бедняжку, и наконец она даже согласилась покинуть дом брата и бежать с незнакомым юношей. Хуже того, он взял с нее клятву, что, если брат помешает ей и вступит с ним в бой, она не станет помогать родному брату.

С этим молодой великан покинул дом Финлея.

Настал вечер. Усталый Финлей возвращался после охоты с собаками домой и, не заметив как, забрел в незнакомую ложбину. Его это тем более удивило, что он считал, будто хорошо знает все ложбины и ложбинки в своих горах. Там, в тени рябин и елей, возле прозрачного ручья он увидел хижину. За хижиной вверх по склону холма тянулось вспаханное поле. На нем уже зеленели всходы, хотя весна в этих суровых горных краях только-только начиналась.

Финлей приказал собакам лежать смирно и ждать, а сам подошел к хижине и постучал в дверь. Ему открыла хорошенькая девушка, и он увидел в хижине старушку.

— Здравствуй, Финлей! — сказала старушка.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут? — удивился Финлей. — И откуда вы взялись здесь, в наших горах, и ты, и эта хорошенькая девушка, и ваш дом, и рябины, и все такое прочее?

— Зови меня просто Доброй Волшебницей, — сказала старушка. — Эта девушка — моя дочка. Мы здесь, чтобы спасти тебя, Финлей! Хоть ты и отважный охотник, но, случается, и отважного не мешает предупредить об опасности. Знаешь ли ты, что сегодня в твоем доме побывал младший из великанов? И твоя сестра пригласила его в дом, и ему удалось опутать ее злыми чарами. Завтра он придет опять, чтобы убить тебя заколдованным голубым мечом.

— Мне горько слышать это! — сказал Финлей.

— Только ни о чем не спрашивай сестру, — предупредила старушка. — Помни, она теперь во власти злых чар.

Финлей вернулся с собаками домой и ни о чем не спросил сестру.

Наутро он, как всегда, собрался на охоту, но далеко не ушел, а спрятался. И как только на дороге появился великан — ну, тот самый, что притворился красивым юношей и опутал злыми чарами сестру Финлея, — он напустил на него своих собак. Великан так удивился, что даже забыл о волшебном голубом мече, которым хотел убить Финлея.

Да, на беду, собаки подняли громкий лай, и девушка вышла из дома посмотреть, что случилось. Тут великан схватил ее за руку, и они убежали.

Финлей остался один.

Но он знал, что это ненадолго. Скоро к нему в гости пожалуют великаны, чтобы отомстить за своего младшего брата. Он заложил дверь поленом, потом подбросил побольше торфа в очаг, и вскоре посреди хижины уже пылал яркий огонь. Но все равно Финлея пробирала дрожь.

Вдруг он услышал страшный шум, словно гром в горах. Это посыпались большие камни из-под ног великана, спускавшегося с горы.

Великан подошел к дому Финлея и закричал-зарычал-заревел:

— Фи! Фо! Фу! Кто посмел закрыть дверь? Стыд и позор тому, кто не пускает усталого путника в дом!

И он надавил плечом на дверь, вышиб ее и ворвался в хижину. Но Финлей его уже ждал. Он стоял под прикрытием пылающего очага с луком и стрелами наготове. И как только великан ворвался в хижину, он выпустил первую стрелу. Но она лишь ранила великана. Он взревел от боли и бросился на Финлея.

Неизвестно, что сталось бы с отважным Финлеем, если бы не его верные псы. Они накинулись на великана, и пока он от них отбивался, Финлей успел выпустить из лука вторую стрелу и убил чудовище.

Утром Финлей поспешил в знакомую ложбину к Доброй Волшебнице, прихватив с собой голову великана.

— Ты храбрый юноша! — похвалила его старушка. — Как это тебе удалось?

И Финлей рассказал ей все, как было: как собаки помогли ему одолеть страшного великана.

— Ну, эта битва еще не битва, — сказала Добрая Волшебница. — Битва будет впереди. Береги своих собак!

И эту ночь Финлей был в хижине один, ведь сестра его убежала с молодым великаном. Посреди ночи он опять услыхал страшный шум, словно раскаты грома в горах, и даже еще страшней, чем накануне. Опять по склону горы покатились тяжелые камни и раздался громкий стук в дверь хижины.

— Фи! Фо! Фу! — заревел-зарычал великан. — Ты убил моего сына, но меня тебе не убить!

И великан вышиб дверь и ворвался в хижину. Но Финлей его уже ждал. В свете очага он увидел, что этот великан о пяти головах, одна страшней другой. Разгорелась жаркая битва, и несдобровать бы Финлею, если бы не его верные псы. Они хватали и кусали великана, и пока он от них отбивался, Финлей выхватил свой меч и вонзил его чудовищу прямо в сердце.

А утром Финлей опять пошел к Доброй Волшебнице и сказал ей:

— Мне опять помогли собаки. Без них был бы конец!

— Нет, — сказала старушка, — эта битва еще не битва. Битва будет впереди! Слушай меня внимательно, отважный охотник. Сегодня ночью к тебе придет сама старая Кэйллих, чтобы отомстить за мужа и за старшего сына. Но она придет без шума и грома, а тихо и незаметно. Она заговорит с тобой сладким голосом и попросит впустить ее в дом. Но помни: она придет, чтобы отнять у тебя жизнь! Поступай точно, как я скажу тебе, и все кончится хорошо.

И Добрая Волшебница научила отважного Финлея, что ему следует делать, а чего не следует.

Когда пришла ночь, Финлей опять сидел в хижине один и прислушивался к тишине. В очаге горел жаркий огонь. Собаки лежали рядом и грелись.

Вдруг раздался легкий шорох, словно мертвый лист зашуршал на ветру, и Финлей услышал за дверью слабый, дрожащий голос:

— Впустите усталую бедную старушку погреться у очага! Откройте дверь!

Финлей крикнул ей:

— Я впущу тебя в дом, старая, если ты пообещаешь вести себя тихо и никому не причинишь в моем доме вреда.

Старуха пообещала.

И Финлей впустил ее в дом. Она и в самом деле оказалась совсем дряхлой, сгорбленной старушонкой. Поклонившись Финлею, она села возле очага с одной стороны, а он — с другой. Собаки беспокойно сновали по хижине, скаля зубы и глухо ворча.

— Какие страшные у тебя собаки! — дрожащим голосом прошамкала старушонка. — Лучше уж привяжи их!

— Собаки никогда не тронут добрую старую женщину, — сказал Финлей.

— Привяжи их, очень прошу тебя. Я так боюсь злых собак!

— Да мне нечем и привязать их, — сказал он.

— Я дам тебе три волоса с моей головы. Они такие крепкие, что можно сплести из них якорную цепь для большого корабля.

Финлей взял три волоса и притворился, что привязывает собак. На самом же деле он просто приказал им сидеть смирно в углу.

— Ты уже привязал их? — спросила старуха.

— Сама видишь, как они смирно лежат, — ответил он.

Старуха посмотрела на собак и успокоилась. Не говоря больше ни слова, они продолжали сидеть у очага, и Финлею вдруг показалось, что старуха начала расти.

— Что с тобой? — спросил он. — Ты как будто растешь?

— Ну что ты! — сказала старуха. — Это холодная ночь виновата. Я замерзла и сжалась в комок, а сейчас отогрелась у твоего очага.

Они опять помолчали. Финлей не спускал глаз со старухи и наконец сказал:

— Ну конечно, ты растешь на глазах! И не отпирайся!

Старуха нахмурилась и сказала сердито:

— Да, расту! А ты убил моего мужа и моего старшего сына!

С этими словами она вскочила и уперлась головой в потолок, так что хижина вся затряслась. Финлей тоже вскочил на ноги, но великанша успела схватить его за волосы. Хорошо еще, что она не могла нарушить свое обещание и напасть на него в его доме. Но она потащила его за порог. Тогда псы вскочили со своих мест и бросились на нее.

Финлей не на жизнь, а на смерть схватился с великаншей. Они катались по земле, дубася друг друга, и, конечно, она одолела бы Финлея, если бы не собаки. Они хватали и кусали ее, и потому Финлею удалось повергнуть ее на землю и приставить к горлу меч.

Тут она как будто смирилась и стала сулить отважному охотнику любые богатства, только бы он отпустил ее.

— Я отдам тебе все сокровища из нашей пещеры! — говорила великанша.

— Нет! — отвечал охотник.

— Ты получишь заколдованный меч, который разит без промаха человека и зверя!

— Нет! — отвечал охотник.

— Я дам тебе волшебную палочку, которая может превратить каменный столб в славного воина и славного воина в каменный столб!

— Нет! — ответил охотник и вонзил свой меч великанше прямо в сердце.

Так велела ему Добрая Волшебница.

Потом он приложил красный мох, сфагнум, к своим ранам и наутро был уже здоров. Он отправился к хижине Доброй Волшебницы и рассказал ей все, как было, как собаки помогли ему одолеть старую Кэйллих.

— Теперь ты герой, Финлей! — сказала Добрая Волшебница. — Вот это была битва так битва! — И она погладила собак.

— Скажи, — спросил Финлей Добрую Волшебницу, — а как раздобыть сокровища великанов и заколдованный меч, разящий без промаха?

— Сегодня ночью мы с дочкой так и так собирались пойти в пещеру великанов, чтобы забрать у них мою волшебную палочку, — сказала Добрая Волшебница. — Если хочешь, можешь пойти вместе с нами.

Отважный Финлей с радостью согласился. И когда вышла луна, все трое пустились в путь к пещере великанов. Добрая Волшебница велела дочке и Финлею набрать побольше сухого вереска. Этот вереск она сложила у входа в пещеру и разожгла костер.

— Великаны не любят огня, — сказала она, — и мы их выкурим из пещеры.

Так оно все и вышло. Дым от горящего вереска пошел в пещеру, и вскоре оттуда высунулась голова молодого великана. Глаза у него слезились от дыма, он чихал и совсем задыхался.

— Только не стреляй в него! — крикнула Финлею Добрая Волшебница, увидев, что он целится в великана из лука. — Я лучше превращу его в каменный столб, как только найду свою волшебную палочку.

Но молодой великан уже смекнул, в чем дело. Вернувшись в пещеру, он схватил за руку сестру Финлея и выскочил с нею из пещеры. Потом что было силы дунул на огонь и, укрывшись за дымовой завесой, исчез из глаз…

Не прошло и недели, как Финлей женился на хорошенькой дочке Доброй Волшебницы. Они зажили вполне счастливо. Нужды они не знали — ведь все сокровища великанов достались им. И бояться никого не боялись — ведь их охраняли верные псы Финлея.

Кошель золота за пару штанов

Скрестив ноги, портной сидел на столе и дошивал парчовый камзол, когда к нему заглянул сам лорд, владелец замка Сэддл с его окрестностями.

— С добрым утром, портной, — приветствовал его лорд. — Вижу, ты все еще трудишься над моим камзолом.

— Отличная материя, милорд, — ответил портной, не отрывая глаз от работы. — Одно удовольствие шить из такой.

Спешить лорду было некуда, и, не зная, чем себя занять, он прислонился к двери и стал смотреть, как портной шьет.

— Ты слышал, он опять появился на монастырском кладбище? — продолжал разговорчивый лорд.

Портной кивнул.

— Сам дьявол, — добавил лорд.

Портной опять кивнул.

Эх, шел бы лорд своей дорогой и дал бы спокойно поработать. Ему бы только языком чесать, этому лорду!

Так подумал портной. Но вслух, конечно, ничего не сказал.

— Да, уж такого смельчака не сыскать, который отважился бы провести ночь на кладбище, — не унимался лорд.

Портной промычал что-то.

— Ты согласен со мной? — продолжал лорд.

— Право, не знаю, сэр, — ответил портной.

Тут лорд достал из кармана увесистый кошель с золотыми монетами и потряс им в воздухе.

— Хочешь, побьемся об заклад? — предложил он. — А то все сидишь да строчишь. Спорим на этот кошель золота: не просидеть тебе ночь на кладбище за работой и чтоб к утру были готовы новые штаны!

Портной ничего не ответил, он откусывал в это время нитку.

— Ну, что скажешь, портной? — не отступал лорд. — Поспорим?

Портной поднял голову и поглядел прямо на лорда.

— Если вы сейчас уйдете и дадите мне спокойно дошить камзол, поспорим!

Его ответ, казалось, прозвучал спокойно, однако портной не на шутку взволновался.

Он был человеком бедным и привык трудиться за гроши. Подумаешь, велика забота — просидеть ночь на кладбище! А вот получить за одну пару штанов целый кошель золота — это да! Тут есть из-за чего поволноваться.

В тот же вечер бедняга портной, сунув под мышку кусок материи — такой, чтоб хватило на пару штанов, — и рассовав по карманам ножницы, нитки, иголки и наперсток, отправился на кладбище.

Ночь была темная, тихая. Вокруг ни души. Но это не пугало портного, он и сам был человеком темным, тихим. И привык к одиночеству.

Добравшись до кладбища, он с трудом отворил скрипучие железные ворота, которые потом с грохотом затворились за ним. С таким грохотом, что мертвому впору проснуться, однако и тут портной ничуть не испугался.

Он нашел удобную, широкую могильную плиту и сел по-портновски, скрестив ноги. Рядом поставил зажженную свечу и, не теряя времени, принялся за шитье.

Он очень спешил и ни разу даже головы не поднял от штанов, а потому не видел, что делается вокруг. Вполне возможно, что духи и ведьмы с самим дьяволом во главе устроили вокруг него свою пляску, потому что время от времени пламя свечи колебалось и приседало.

Но портному некогда было глядеть по сторонам. И некогда было пугаться.

В первый раз он поднял голову, когда сделал последний шов и откусил последнюю нитку. Он задул свечу, сунул штаны под мышку, ножницы, нитки, иголки и наперсток рассовал по карманам, поднялся с трудом на ноги — они совсем затекли от долгого сидения на твердом камне — и поспешил в замок Сэддл.

В замке его встретили не очень приветливо.

— Лорд спит, — сказали ему.

— Все равно разбудите его, — велел портной. — Я принес ему новые штаны.

Лорд очень удивился, увидев портного целым и невредимым, да еще с новыми штанами под мышкой.

Уговор есть уговор! Только лорду не очень-то хотелось выполнять этот уговор. И он сказал:

— Согласен, согласен, штаны получились недурны. Но откуда я знаю, что ты их сшил именно этой ночью, сидя на кладбище?

Портной смекнул, куда лорд гнет, и сказал:

— А вы ступайте к воротам замка, милорд, и сами увидите там дьявола. Он гнался за мной по пятам от самого кладбища, я еле успел захлопнуть перед его носом ваши ворота. Слышите, как он шумит там?

А это шумел сильный ветер. Но лорду не захотелось идти к воротам, он предпочел поверить портному на слово.

— Молодец! — похвалил он портного. Что же еще ему оставалось делать?

И вручил портному увесистый кошель золота в обмен на пару штанов.

Фермер Джеймс Грэй и великанша Клэншид

В диких зарослях Бе́ншира жил великан. Он был злой и жестокий великан и очень плохо обращался со своей женой — великаншей Клэ́ншид.

Только подумайте: он каждую ночь бил-колотил ее чем попало. То она пещеру не так вымыла, то обед не так приготовила, а то просто у него руки чесались, и он не мог уснуть, пока не поколотит ее.

И каждую ночь над лесами и холмами Беншира разносились вопли бедной великанши. Хуже всех приходилось Джеймсу Грэю, ферма которого стояла неподалеку от тех мест.

Одну ночь за другой ни он, ни вся его семья глаз не могли сомкнуть, и потому днем вместо работы Джеймс Грэй клевал носом в поле, его жена — на кухне, а их дети — над уроками. Все дела стояли, и ферме грозило разорение.

И вот однажды, когда Джеймс Грэй чинил изгородь на границе своей земли — хотя глаза у него, честно говоря, совсем слипались, — он вдруг услышал громкие раскаты грома. Чудо, да и только! И небо ясное, ни облачка, и солнце светит, откуда ж гром гремит?

А это, оказывается, великанша Клэншид вышла поискать чего-нибудь на обед своему мужу.

— Вот удача! — обрадовался Джеймс Грэй. — Давно я ждал этой встречи.

И он закричал что было мочи, подзывая Клэншид, голова которой виднелась где-то высоко над деревьями ближнего леса.

Великанша тут же направилась к нему, раздвигая в стороны высоченные деревья, словно то были жалкие кустики ежевики.

— Добрый день, человек! — прогремел ее голос. — Что тебе от меня надо?

— Хочу пожаловаться! — крикнул Джеймс. — Из-за тебя ни я, ни моя семья не знаем ни сна, ни покоя!

Клэншид ответила, что очень сожалеет, и спросила, чем она потревожила их.

— Ты такой шум поднимаешь каждую ночь, — сказал Джеймс, — что совершенно не даешь нам спать. Неужели нельзя хоть ночку одну не вопить и не орать? В ушах такой звон стоит, словно тысяча злых духов оглашает воздух своими криками. Так продолжаться не может!

Но Клэншид объяснила ему, почему она кричит и вопит каждую ночь, и Джеймсу даже жалко ее стало.

— Ужасный человек мой муж, — вздохнула великанша. — Я бы так хотела от него избавиться.

— Вы правы, сударыня, — с радостью подхватил он. — Хорошо бы вам от него избавиться. Нам бы всем тогда спокойней стало.

Слово за слово, и великанша с фермером расстались добрыми друзьями.

В эту же ночь, как только выплыла полная луна, Клэншид пришла на ферму. Она постучала легонько в дверь, от чего весь дом так и затрясся. Джеймс Грэй сразу догадался, что за ночной гость пожаловал к нему.

— Что тебе? — спросил он, отворяя дверь. — К сожалению, в дом я тебя не могу пригласить: ты в нем не поместишься.

— И не надо, — сказала великанша. — Пойдем, помоги мне убить моего мужа! Я слышала, ты хороший стрелок. А если ты убьешь его, он уже не сможет меня колотить и вы тогда будете спать спокойно.

— Смешная ты женщина, — сказал Джеймс Грэй. — Как же я убью его? Это все равно что сказать муравью: убей слона!

— Ах, ты ничего не знаешь, — сказала великанша. — У моего мужа над сердцем есть родинка. Если попасть в нее, он сразу умрет.

Джеймс Грэй согласился. На его месте и вы бы согласились: подумать только, сколько ночей не спал он по вине этого самого великана!

И вот, прихватив лук и стрелы и сев верхом на плечи великанши Клэншид, Джеймс Грэй отправился к пещере великана.

А великан уже встречал их, поджидая у входа в пещеру и потрясая в воздухе кулачищами.

Грэй достал стрелу, вложил ее в лук, натянул тетиву покрепче, прицелился — что ж, это было не так уж трудно сделать, потому что родинка над сердцем великана была величиной, наверное, с шотландскую шапочку, — и выстрелил.

Великан охнул и растворился в воздухе.

Тут Клэншид на радостях пустилась в пляс и так притопывала и кружилась, что Джеймс Грэй взмолился, чтобы она перестала: не очень-то удобно сидеть на плечах танцующей великанши.

Клэншид опустила Джеймса на землю и молвила:

— Ты оказал мне великую услугу, Джеймс Грэй! Отныне можешь располагать мной и моим временем как тебе вздумается. Скажи скорей: что я могу для тебя сделать?

Но Джеймсу меньше всего хотелось в ту минуту пользоваться услугами великанши. Единственное, о чем мечтал он, — это хорошенько выспаться! И, желая поскорее отделаться от услужливой великанши, он сказал, показывая на стадо оленей, пробегавших в это время по лесу:

— Видишь, это мои кони вырвались из конюшни. Собери их и загони назад в стойла!

Доверчивая и не очень-то умная Клэншид бросилась выполнять его задание, а Джеймс Грэй вернулся домой и лег спать.

Но не успел он и голову положить на подушку, как — тук! тук! тук! — дом его так и затрясся от знакомого стука.

Усталый, измученный Джеймс спустился вниз и открыл дверь. Там стояла улыбающаяся во весь рот Клэншид.

— Я загнала твоих коней в стойла, — сказала она. — Хотя это было не так-то легко: кони оказались ужасно непослушные. Ну, а теперь что?..

Но мы не знаем, ни что ответил ей Джеймс Грэй, ни когда, наконец, этому бедняге удалось хоть одну ночь проспать спокойно!

Синяя шапочка

Жил на полуострове Ки́нтайр в Арделве рыбак по имени Эйн Ма́крэй. В один зимний денек, когда надежд на удачный улов не было никаких, потому как на море гулял шторм, Эйн надумал запасти для своей лодки новый киль и отправился в лес, что лежит между Тотэ́гом и Глене́лгом, надеясь там найти дерево как раз нужной ему длины.

Но только он присмотрел подходящее дерево, как с гор спустился густой туман и в лесу стало темно, хоть глаз выколи. Место это, куда забрел Эйн, было далеко от его дома, и как только туман спустился, первым желанием незадачливого рыбака было поскорее вернуться назад. Ему совсем не хотелось заблудиться в незнакомом лесу и провести холодную зимнюю ночь под открытым небом.

И он пошел по тропинке, которую едва мог различать, думая, что это та самая, по какой он пришел в лес, и что она уж наверное доведет его до Арделва. Но очень скоро он понял, что ошибся, так как тропинка вывела его из леса на какое-то незнакомое место у подножия холма, и к тому времени, когда сгустились сумерки, он окончательно сбился с пути.

Бедняга хотел уж закутаться поплотнее в плед и провести остаток ночи, спрятавшись в вересковых зарослях, как вдруг заметил вдали мерцающий огонек. Он поспешил на огонек и, подойдя поближе, увидел, что это горит свет в окошке полуразвалившейся каменной хижины, какими пользуются пастухи, когда выгоняют скотину на летнее пастбище.

«Кажется, мне повезло, — подумал Эйн. — Здесь можно будет и переночевать, и у горящего очага погреться».

И он громко постучал в покосившуюся дверь.

К его удивлению, никто не ответил.

«Кто-нибудь же там должен быть, — рассуждал Эйн. — Ведь сама по себе свеча не горит».

И он еще раз постучал в дверь. И опять ему никто не ответил, хотя на этот раз он явственно расслышал в хижине чьи-то приглушенные голоса.

Тут Эйн рассердился и крикнул:

— Что вы за люди, коли не хотите впустить усталого путника погреться у очага в такую холодную ночь?

В доме послышались шаркающие шаги, дверь приоткрылась — ровно настолько, чтобы пропустить кота, — и высунулась голова дряхлой старушонки, которая внимательно оглядела рыбака.

— Так и быть, можешь остаться здесь на ночь, — пробурчала она недовольно. — Поблизости нет другого жилья. Заходи и устраивайся у огня.

Она пошире открыла дверь, впустила Эйна, а потом захлопнула за ним покрепче. Посреди тесной хижины в очаге жарко горел торф, а по обе стороны от огня сидели еще две старухи. Старухи ни слова не сказали Эйну. Та, которая открыла ему дверь, показала рукой на очаг, и он, закутавшись в плед, лег у огня.

Однако заснуть Эйн не мог. Что-то странное почудилось ему в самом воздухе этого убогого дома, и он решил, что, пожалуй, здесь надо держать ухо востро.

Немного погодя старухи поглядели на него и, видно, решив, что их незваный гость уснул, остались очень довольны. Одна старуха поднялась тогда и направилась к большому деревянному сундуку, стоявшему в углу хижины. Эйн лежал не шелохнувшись и смотрел, как старуха приподняла тяжелую крышку сундука, достала из него синюю шапочку и очень торжественно надела ее себе на голову. А затем проквакала скрипучим голосом:

— В Карлайл!

И прямо на глазах у изумленного рыбака исчезла, словно ее и не было.

Следом за ней и другие две старухи подошли к сундуку, достали каждая по синей шапочке, надели их себе на голову, прокричали:

— В Карлайл! — и были таковы.

Не успела третья старуха исчезнуть, как Эйн вскочил со своего жесткого ложа и тоже подошел к сундуку. Приподняв крышку, он увидел на дне еще одну синюю шапочку. Легко представить себе, как разбирало бедного рыбака любопытство. Ему до смерти захотелось узнать, куда же девались три старые ведьмы. Поэтому нет ничего удивительного, что он тоже напялил себе на макушку синюю шапочку и смело крикнул, точно как три старухи:

— В Карлайл!

И тут же каменные стены убогой хижины словно раздвинулись, и его закрутило, завертело и понесло как на крыльях с неописуемой быстротой. А затем он плюхнулся — ну, куда бы вы думали? — на пол! И, оглядевшись, увидел, что очутился в огромном винном погребе рядом с тремя старыми ведьмами, которые тоже сидели на полу и потягивали из бутылок винцо.

Однако, как только старухи заметили его, они побросали свои бутылки, вскочили и, прокаркав: «Домой, домой, в Кентрой!» — тут же исчезли.

На этот раз Эйну почему-то не захотелось последовать за ними. Он тщательно обследовал все бочки и бочонки в погребе, все бутылки и бутыли, пробуя тут и там по глоточку, а потом прилег в уголке и заснул крепчайшим сном.

А погреб этот, куда судьба таким странным способом забросила Эйна, принадлежал самому епископу Карлайлскому и находился под его замком в Англии. Утром слуги епископа спустились в погреб за вином и пришли в ужас от того беспорядка, какой там нашли: повсюду валялись пустые бутылки, а из некоторых бочек вино лилось прямо на пол.

— Я давно замечаю, что пропадают бутылки с вином, — заявил главный эконом замка, — но такого наглого воровства я еще не встречал.

Тут один из слуг увидел спящего в углу Эйна в синей шапочке на макушке.

— Вот вор! Вот вор! — закричали все.

Эйн проснулся и почувствовал, что руки и ноги у него крепко связаны.

Беднягу повели к епископу, сорвав предварительно с его головы синюю шапочку, потому что, как сами понимаете, было бы непочтительно предстать перед его преосвященством с покрытой головой.

Несчастного Эйна судили и приговорили к сожжению на костре за воровство. И вот посреди базарной площади в Карлайле вбили высокий деревянный столб, набросали вокруг него побольше сухого хвороста и привязали приговоренного к столбу. Народу на площади собралось больше, чем в базарный день под праздник.

Эйн совсем уж смирился с горькой судьбой и готовился героически встретить свой последний час, как вдруг в голову ему пришла счастливая мысль.

— Последнее желание! Последнее желание! — закричал он. — Я желаю отправиться на тот свет в синей шапочке!

Последнее желание узника, как полагается, было исполнено. Но только Эйну надели на голову его синюю шапочку, как он смело крикнул:

— Домой, домой, в Кентрой!

И, к великому изумлению честных жителей Карлайла, в тот же миг и узник, и столб, к которому он был привязан, исчезли. Больше их в Англии никогда и не видели.

Когда Эйн очнулся, он обнаружил, что лежит на склоне холма у опушки леса, что тянется между Тотэгом и Гленелгом. Однако никакой хижины трех старых ведьм не было и в помине. Туманная ночь давно сменилась ясным солнечным днем. Эйн увидел невдалеке старого пастуха и окликнул его:

— Будь добр, помоги мне отвязаться от этого проклятого столба!

Пастух подошел и помог Эйну освободиться.

— Кто же это привязал тебя? — спросил пастух.

Эйн бросил печальный взгляд на столб и тут только заметил, что это прекрасный ствол дерева, совершенно прямой и крепкий, и тогда он вспомнил, зачем он забрел в этот лес, так далеко от своего дома.

— Видишь ли, я давно ищу подходящий гладкий ствол, чтобы сделать новый киль для моей лодки. И наконец нашел. Мне его сам епископ Карлайлский подарил! А вчера был туман, и, чтобы не потерять его, я привязал его к себе. Понимаешь?

Пастух объяснил Эйну, как найти дорогу на Арделв, и Эйн, насвистывая веселую песенку, отправился домой.

Рыжий Эттин

Жила-была на свете вдова, возделывала клочок земли, да и тот не свой, а чужой, и растила двух сыновей. И вот настало время отправить сыновей искать по свету счастья.

Как-то раз мать велела старшему сыну взять кувшин и принести воды из источника: она хотела замесить тесто, чтобы испечь сыну на дорогу пирог. Пирог мог получиться большой или маленький — смотря по тому, сколько воды принес бы сын. А кроме этого пирога, ей нечего было дать ему с собой.

Отправился юноша с кувшином к колодцу и набрал воды. Но кувшин оказался с трещиной, и почти вся вода вытекла, прежде чем он вернулся домой. Вот пирог и получился совсем маленький.

На прощанье мать спросила сына:

— Может, возьмешь только половину пирога? Тогда получишь мое благословение в придачу. А если возьмешь целый, я тебя прокляну.

Сын подумал, что идти ему придется далеко, а где и как доставать еду, неизвестно, и ответил, что хочет получить целый пирог. Пусть даже с материнским проклятьем в придачу, а там будь что будет. И мать дала ему целый пирог и прокляла его.

Тогда он отозвал в сторону младшего брата, отдал ему свой нож и попросил хранить его.

— Каждое утро смотри на него, — наказал он брату. — Если клинок будет чистый, значит, я жив-здоров. А если он потускнеет и заржавеет, знай, что я попал в беду.

И вот отправился старший брат счастья по свету искать. Шел он весь день и еще день, а к концу третьего дня увидел пастуха, который пас стадо овец. Юноша подошел к пастуху и спросил, чьи это овцы. Пастух ответил:

— Откуда ты, юноша, что не знаешь, кто владелец этих земель? — И поведал ему:

Кровавый, страшный Эттин,

Эттин из Ирландии

Увез к себе на север

Дочь короля Шотландии.

Играть и петь ей не дает,

За смех хвостатой плеткой бьет.

Он угрожает ей мечом,

Лишь поведет она плечом.

Как Юлий Цезарь, он бесстрашен,

Но трехголовый лик его

Уродлив и ужасен.

Еще не знают, кто герой,

Но час его придет,

И Эттина Кровавого

Недрогнувшей рукой

С земли ирландской без помех

Он смело уберет.

И еще пастух сказал юноше, что скоро ему повстречаются такие звери, каких он в жизни не видывал, — так пусть остерегается их!

Пошел юноша дальше и вскоре увидел стадо страшных двухголовых зверей с четырьмя рогами на каждой голове. Он насмерть перепугался и со всех ног кинулся бежать. И как же он обрадовался, когда добежал, наконец, до замка на невысоком холме!

Ворота замка были открыты. Юноша бросился во двор, потом в комнаты и увидел старую женщину у очага. Он спросил ее, нельзя ли ему здесь переночевать, — ведь он долго шел пешком и очень устал.

Старуха ответила, что переночевать он может, но лучше ему не оставаться здесь — ведь это замок Рыжего Эттина, страшного трехголового чудовища, которое не щадит никого, кто попадет ему в лапы.

Юноша хотел было уйти, да побоялся зверей, что бродили вокруг замка, и упросил старуху спрятать его хорошенько и не выдавать Рыжему Эттину. «Только бы как-нибудь переночевать, — думал он, — а утром, может, удастся ускользнуть от зверей». Но едва он успел спрятаться в укромном местечке, как вернулся домой страшный Эттин. И только вошел, тут же заревел:

Я не слеп, я не глуп,

Дух британца чую тут.

Выходи, коли храбрец, —

Тут придет тебе конец.

Эттин сразу нашел бедного юношу и вытащил его из тайника. А потом сказал, что пощадит его, если тот разгадает три загадки. И вот первая голова чудовища спросила:

— У чего нет конца?

Юноша не сумел ответить.

Тогда вторая голова спросила:

— Чем у́же, тем опаснее. Что это?

Но юноша и тут не сумел ответить.

Наконец третья голова спросила:

— Мертвый живого несет. Отгадай, что это?

Но юноша опять не отгадал. Тогда Рыжий Эттин схватил деревянный молоток, ударил им юношу по голове, и тот превратился в каменный столб.

А наутро его младший брат достал нож, взглянул на него и опечалился — весь клинок побурел от ржавчины. Тогда он сказал матери, что пора и ему отправиться в путь. Мать попросила его взять кувшин и сходить к колодцу за водой, чтобы замесить тесто и испечь для него пирог. И вот, когда сын нес воду домой, над его головой пролетел ворон и каркнул:

— Погляди на кувшин! Вода вытекает.

Юноша был сметлив, увидел, что вода и впрямь вытекает, поднял кусочек глины и замазал трещины. Домой он принес столько воды, что хватило на большой пирог.

На прощанье мать сказала сыну, что если он хочет получить ее благословение в придачу, то пусть берет только половину пирога. И сын решил, что лучше взять половину, но с материнским благословением, чем целый, но с проклятьем.

Вот отправился младший брат в путь и уже забрел далеко, как вдруг повстречалась ему старушка. Она попросила у него кусочек пирога, и он ответил:

— На, ешь на здоровье! — и отломил ей кусок.

Старушка дала ему за это волшебную палочку и сказала, что палочка ему пригодится, если он будет правильно с ней обращаться. Старушка эта была фея. Она предсказала юноше все, что с ним случится, и научила его, что надо делать, а потом сразу исчезла.

Юноша все шел и шел, пока не увидел старика, который пас овец, а когда спросил его, чьи это овцы, услышал в ответ:

Кровавый, страшный Эттин,

Эттин из Ирландии

Увез к себе на север

Дочь короля Шотландии.

Играть и петь ей не дает,

За смех хвостатой плеткой бьет.

Он угрожает ей мечом,

Лишь поведет она плечом.

Как Юлий Цезарь, он бесстрашен,

Но трехголовый лик его

Уродлив и ужасен.

Однако пробил час, и наконец

Эттину Кровавому

На радость всем придет конец.

Привет тебе, герой.

Как победишь злодея ты,

Владей его землей!

Наконец юноша подошел к тому месту, где паслись рогатые чудовища. Но он не останавливался, не побежал прочь, а смело прошел среди них, — так научила его добрая фея. Один зверь с ревом ринулся было на юношу, разинув пасть, чтобы его сожрать. Но юноша ударил зверя волшебной палочкой, и в тот же миг чудовище мертвым упало к его ногам.

И вот юноша дошел до замка Рыжего Эттина, постучал в дверь, и его впустили. У огня сидела старуха. Она рассказала юноше о том, что случилось с его старшим братом, но юноша не испугался.

Вскоре вернулся Эттин и заревел:

Я не слеп, я не глуп,

Дух британца чую тут.

Выходи, коли храбрец, —

Тут придет тебе конец.

Эттин увидел юношу, велел ему подойти поближе и сказал, что загадает ему три загадки.

Вот первая голова Рыжего Эттина спросила:

— У чего нет конца?

— У кольца, — ответил юноша.

Тогда вторая голова спросила:

— Чем у́же, тем опаснее. Что это?

— Мост, — сразу ответил он.

Наконец третья голова спросила:

— Мертвый несет живого. Отгадай, что это?

И юноша не задумываясь сказал:

— Корабль в море, а на корабле люди.

Услышал Эттин его ответы и понял, что пришел конец его власти. А юноша поднял топор и снес чудовищу все три головы. Потом попросил старуху показать ему, где спрятана дочь короля Шотландии, и старуха повела его в верхние покои.

Она открывала перед ним одну дверь за другой, и из каждой комнаты выходили красавицы. Все они были пленницы Рыжего Эттина, и среди них оказалась королевская дочь.

Наконец старуха отвела юношу в подземелье, где стоял каменный столб. Юноша прикоснулся к нему своей палочкой, и брат его ожил.

Пленницы радовались и благодарили своего освободителя. На другой день все они, радуясь и веселясь, отправились к самому королю, и он выдал свою дочь за младшего брата, а старшему тоже нашел знатную невесту, и братья жили счастливо до конца своих дней и свою старушку мать тоже не забывали.

Вилли и поросенок

В благодарность за добрую услугу один прихожанин подарил молодому священнику из Да́нфермлика поросенка.

Сначала священник был в восторге от подарка, но поросенок быстро рос и прокормить его становилось все трудней. Вот священник и решил: «Пошлю-ка я его своему приятелю в Кэрнихилл. Пусть попасется там на воле: стоить это мне ведь ничего не будет».

А у священника был слуга, по имени Вилли, парень неплохой, но малость придурковатый.

— Вилли! — позвал его хозяин. — Сунь-ка поросенка в мешок и снеси в Кэрнихилл к моему приятелю, я уж с ним сговорился.

Но поросенок был хитрый, и Вилли пришлось повозиться, прежде чем он сумел поймать его и засунуть в мешок.

На дорогу священник сделал Вилли строгое напутствие. Он знал, что его верного слугу ничего не стоит сбить с толку, из-за чего самое пустячное дело частенько оборачивалось для Вилли самым сложным. Так вот что он ему сказал:

— Смотри же, Вилли, нигде не проговорись, к кому ты идешь и зачем. Только сам помни: тебе надо в Кэрнихилл. Отдашь там поросенка и тут же назад.

— Будьте спокойны, хозяин, — отвечал Вилли. — Вы же меня знаете! Все сделаю, как велите.

— То-то и оно-то, что я тебя хорошо знаю! — сказал священник.

И Вилли, взвалив драгоценную ношу на спину, отправился в путь. На полдороге к Кэрнихиллу он повстречал трех своих приятелей, окликнувших его с порога трактира.

— Привет, Вилли! — сказал один.

— Куда собрался в такой погожий денек, Вилли? — спросил второй.

— Что это ты тащишь в мешке, Вилли? — крикнул третий.

Вилли очень взволновала эта встреча.

— П-привет, друзья! — запинаясь, ответил он. — Я-я не могу вам сказать, куда я иду. Хозяин не велел мне говорить, куда я иду. А что у меня в мешке, я могу сказать: не кошка и не собака!

Друзья рассмеялись и тут же поспешили заверить Вилли, что не станут его ни о чем спрашивать. Один из них хлопнул Вилли по плечу и предложил:

— Заходи, Вилли, выпей с нами по стаканчику. Должно быть, ты устал с дальней дороги, да еще с тяжелой ношей на спине.

— Нет, мне нельзя, — отказался Вилли, бросая в то же время жадный взгляд на открытую дверь трактира, за которой, судя по всему, было так прохладно. — Уж коли хозяин доверил мне своего поросенка, пить мне никак нельзя!

Друзья перемигнулись, однако и виду не показали, что смекнули насчет поросенка.

— Да чего там, Вилли, заходи! Глоток вина никогда не повредит. А мешок оставь здесь у порога.

Больше уговаривать Вилли не пришлось. Он положил мешок с поросенком на землю и вошел в трактир. Тогда один из дружков, не теряя времени, развязал мешок, выпустил поросенка и посадил вместо него первую попавшуюся дворнягу.

Ничего не подозревающий честный слуга выпил стаканчик, взвалил опять на спину мешок и веселый пошел дальше. Добравшись до Кэрнихилла, он передал, как было велено, привет от своего хозяина его приятелю и вручил ему мешок.

— Спасибо тебе, Вилли, спасибо, — поблагодарил его приятель хозяина. — Не поможешь ли теперь развязать мешок и отвести поросенка в хлев?

Вилли развязал мешок, но вместо поросенка с розовым пятачком оттуда выскочила черная собачонка.

— Спасите! Спасите! — закричал бедный Вилли. — Не иначе, сам дьявол сыграл со мной злую шутку.

Друг священника сильно удивился, однако не очень-то поверил насчет дьявольской шутки. А зная хорошо Вилли, подумал, что скорей всего кто-нибудь над ним по-дружески подшутил.

— Не стоит так волноваться, Вилли, — сказал он. — Можешь забрать свою собаку и отнести ее хозяину.

— Да это же не собака, сэр! — воскликнул Вилли, дрожа от страха. — Это поросенок! Клянусь вам — поросенок! Только дьявол поменял ему цвет: вместо белого сделал черным.

Но делать было нечего, и, засунув собаку в мешок, Вилли пустился в обратный путь. Добравшись до трактира, он опять увидел там трех своих приятелей, которые как ни в чем не бывало сидели за столом и с невинным видом потягивали вино.

— Никак, это Вилли! — сказал один. — И опять с мешком на спине?

— Ой-ой-ой, со мной случилось такое несчастье, — сказал, входя, Вилли. — Дьявол подменил моего поросенка собакой! Что я теперь скажу хозяину?

— Вот так штука! — воскликнул второй, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. — Вы слыхали что-нибудь подобное?

— Садись, дружище, тебе надо выпить после сильных переживаний, — сказал третий.

На этот раз Вилли совсем не пришлось уговаривать: ему действительно не мешало выпить. Он это заслужил.

Мешок он оставил на земле у входа в трактир и сел к столу. Ему налили — он выпил, а за это время один из шутников незаметно вышел и подменил собаку поросенком.

Через час-другой ничего не подозревающий Вилли уже шагал со своей ношей домой. В голове у него от выпивки и от всего пережитого царил полный кавардак. Он с ходу выложил свою жуткую историю хозяину, но тот так толком ничего и не понял.

— Не могу уразуметь, о чем ты говоришь, — сказал хозяин. — Какой дьявол? Какая собака? Развязывай скорей мешок и гони поросенка в хлев. Завтра понесешь его в Кэрнихилл.

— Да это же не поросенок, сэр! — воскликнул Вилли. — Это собака! Клянусь вам — собака! Вот, смотрите!

С этими словами Вилли развязал мешок, и оттуда выскочил поросенок. Вилли просто-таки завопил от ужаса:

— Как? Поросенок, а не собака?!

И бедный Вилли решил, что дьявол опять сыграл с ним злую шутку. А его хозяин…

А хозяин если раньше и сомневался в уме своего честного слуги, то теперь у него сомнений никаких не осталось.

А у вас?

Серебряная дудочка Маккримонса

Легенда

Эйн Ог Маккри́монс сидел на холме возле своего дома в Бо́ррере́ге, что на западе острова Скай. Сидел, сидел да так тяжко вздохнул, что трава полегла у его ног. Уже назначили день, когда в замке Да́нвеган состоится состязание волынщиков, где выберут лучшего из лучших, чтобы объявить его наследным волынщиком Макле́ода из рода Макле́од.

Эйн тоже играл на волынке, да только не очень хорошо, и даже мечтать не мог, чтобы участвовать в состязании. Потому-то он и вздохнул. Его вздох услышала фея и пожалела Эйна Ог Маккримонса.

Она подлетела к нему и спросила, отчего он так печален. А когда он рассказал отчего, она молвила:

— Я слышала, как ты играешь, и нахожу, что совсем недурно. К тому же ты красив и нравишься мне. Я хочу тебе помочь.

Эйн прекрасно знал, что феям ничего не стоит превратить прозрачную воду источника в лучшее вино, или выткать из паутины пушистый шотландский плед, или заставить простую тростниковую дудочку исполнить нежную колыбельную.

Словом, Эйн понял, что настала решающая минута в его жизни.

Он с чувством поблагодарил фею; оставалось только ждать, что дальше будет. Фея протянула ему серебряную дудочку с круглыми дырками для пальцев.

— Вот, возьми, — сказала она Эйну. — Вставь ее в свою волынку, и стоит тебе прикоснуться к ней пальцами, она послушно исполнит сладчайшую музыку. И твоим сыновьям она будет повиноваться, как тебе, и сыновьям твоих сыновей, и их сыновьям, и так всем продолжателям рода Маккримонсов. Только помни: к этой серебряной дудочке вы должны относиться бережно и с любовью, потому что она не простая, а волшебная. Если случится, что кто-нибудь из Маккримонсов обидит или оскорбит ее чем-нибудь, ваш род навсегда потеряет свой музыкальный дар.

Эйн Ог взял волшебную дудочку и поспешил в Данвеган.

Там уже собрались все знаменитые волынщики горной Шотландии. Они один за другим исполняли на своих волынках те же мелодии, что играли их отцы и деды. И каждый новый волынщик, казалось, играет еще с большим мастерством, чем предыдущий.

Когда подошла очередь Эйна Ога, он вставил волшебную дудочку в свою волынку и заиграл.

Все слушали затаив дыхание. Никогда еще им не приходилось слушать такого волынщика.

И волынка была волшебная, и музыка лилась волшебная.

Сомнений не оставалось — вот кто достоин быть наследным волынщиком Маклеода из рода Маклеод.

Так все решили, и все так и вышло.

Судьи все, как один, заявили, что еще никогда не случалось им слушать такого волшебного музыканта.

С того дня Маккримонсы с острова Скай, поколение за поколением, оставались знаменитыми волынщиками и композиторами. Они основали в родном Борререге школу волынщиков, в которую стекались ученики со всех концов Шотландии и Ирландии.

Курс обучения в этой школе был не маленький: семь лет, чтобы стать просто волынщиком. Прослыть же хорошим волынщиком мог только тот, у кого в роду уже сменилось семь поколений волынщиков.

Прошли века, а Маккримонсы так и оставались волынщиками у Маклеодов, пока не настал день, который оказался роковым в их славной истории.

Глава рода Маклеод возвращался с соседнего острова Ра́сей домой. Место волынщика было на носу его галеры, и занимал его один из Маккримонсов.

День выдался ветреный, и на море была сильная качка. Легкое судно так и швыряло вверх и вниз, вверх и вниз на вспененных волнах.

— Сыграй нам, Маккримонс, чтобы поднять наш дух, — попросил Маклеод.

Маккримонс прикоснулся пальцами к серебряной дудочке. Однако сильная качка мешала ему играть, пальцы то и дело соскальзывали, когда галеру бросало туда и сюда.

Буря разыгралась нешуточная. Накатившая волна обдала Маккримонса с ног до головы, брызги затуманили ему глаза, и он невольно взял несколько фальшивых нот.

Еще ни один волынщик из рода Маккримонсов не брал фальшивых нот на волшебной волынке!

И вот этот несчастный бросил в сердцах свою волынку, позабыв совсем о наказе доброй феи, подарившей серебряную дудочку Эйн Огу, хотя отец не раз рассказывал ему эту историю.

— Ах эта жалкая дудка! — воскликнул он в злую минуту. — Разве можно выжать из нее хоть одну правильную ноту!

Не успел он сказать это, как уже пожалел о своих словах. Про себя-то он знал, что они несправедливы.

Да было поздно.

Серебряная дудочка выскользнула из его рук и упала за борт в бушующее зеленое море.

Волшебные чары распались.

Ни сам Маккримонс, ни его сын, ни сын его сына не могли уже больше так хорошо играть на волынке. И слава знаменитой школы Маккримонсов вскоре угасла, а сама школа пришла в упадок.

Джон Рид и русалка

Джон Рид был купцом и судовладельцем. Нагрузив свой большой шлюп товаром, он шел по морю в любую погоду от берегов северной Шотландии в Голландию и обратно.

Дела его процветали, он быстро разбогател и чувствовал бы себя совсем счастливым, если бы…

Если бы не несчастная любовь.

Он влюбился в красавицу Эллен Стюарт, но боялся ей в этом признаться. Ему казалось, что она его все равно никогда не полюбит.

И вот однажды, вернувшись в конце апреля из плавания, он страстно захотел хотя бы издали взглянуть на Эллен Стюарт. А он знал, что на первое мая она пойдет со своими подружками собирать майскую росу — таков был в их местах обычай.

В этот день он встал пораньше и, не зная куда себя деть, пошел побродить вдоль берега моря.

Одна за другой погасли ночные звезды, взошло солнце, отбросив огненную дорожку на воду. Но Джон Рид ничего не замечал вокруг и не видел, как красив восход. Он думал о красавице Эллен, и только она стояла у него перед глазами.

Взбираясь на высокую скалу, он вдруг услышал чье-то пение. Джон Рид кинул взгляд на море, думая, может, это одинокий рыбак веселит себя ранней песней.

Нет, море было пустынно, только мокрая голова тюленя высунулась из воды и замерла, словно тюлень тоже заслушался песней.

Только когда Джон Рид обогнул наконец скалу, он увидел, кто это пел. Юная девушка. Она сидела на камне, опустив ноги в воду. Ее белые плечи и спину скрывали густые длинные волосы. Но вот она поднялась с камня, и тут Джону Риду пришлось прикрыть глаза рукой — так заблестел на солнце ее чешуйчатый хвост.

«Да это русалка!» — догадался Джон Рид.

И он хотел было, не тревожа ее, уйти незамеченным, как вдруг вспомнил, что русалки владеют волшебным даром исполнять желания смертных. Может, она согласится подарить ему любовь Эллен Стюарт?

Тихо и незаметно Джон Рид подкрался к русалке, но тут она обернулась и, увидев человека, громко вскрикнула. Ах, еще мгновение, и она соскользнула бы в воду, а тогда прощай все его мечты и надежды.

Но Джон Рид успел ее крепко обнять, и хотя русалка вырывалась из его рук с силой, не меньшей, чем у тюленя, он не выпускал ее из объятий. От напряжения у него заболели руки, и в конце концов русалка вырвалась бы от него, да только мысль о прекрасной Эллен прибавила ему силы, и он не сдался.

Русалка устала бороться и спросила:

— Что ты от меня хочешь, человек?

И в ее слабом голосе прозвучали одновременно и нежность птицы-певуньи, и холод морских пучин.

— Исполнения трех желаний! — ответил быстро Джон Рид, вспомнив, что именно так следует отвечать на этот вопрос.

— Назови их, — сказала русалка.

— Мой отец, — начал Джон, — был таким же моряком, как и я. Но он утонул в море. Так вот, первое мое желание: чтобы никто из моих друзей, ни я сам не узнали такого конца. Второе мое желание: чтобы дела мои процветали и дальше. А третье: чтобы Эллен Стюарт, которую я нежно люблю, ответила мне любовью.

— Отпусти меня, и все будет исполнено, — сказала русалка.

Джон Рид разжал руки, и русалка, лишь взметнув блестящим хвостом, исчезла в море. Он вытер морские брызги с лица и, окрыленный надеждой, взобрался на вершину зеленого холма, где надеялся встретить прекрасную Эллен.

И — о чудо! — она уже была там и сидела на траве со своей подружкой как раз у того места, которое, кстати или некстати, звалось Прыжком Влюбленного.

Ну что ж, кажется, судьба начала улыбаться отважному моряку.

— Да это Джон Рид! Вот удачная встреча! — воскликнула подружка Эллен. — А Эллен только что рассказала мне, какой сон ей приснился нынче ночью. Представьте, ей приснилось, что она собирает майскую росу, но трава и кусты совсем высохли, и она собрала всего несколько капель, как вдруг услышала, кто-то поет на берегу, вон там, за скалами. Она спустилась вниз и увидела на берегу у самого моря вас, спящего, а рядом прекрасную деву. Эллен испугалась, что вас унесет прибой, но тут вы проснулись, поднялись и стали вместе с ней собирать росу. Она хотела получше разглядеть прекрасную деву, но та была уже далеко в море, качаясь на волнах, словно белая чайка. И тут Эллен вдруг услышала: кап-кап-кап — это роса падала с куста, который вы трясли, прямо в ее ведерко.

— Все так и было, — подтвердила Эллен. — Но самое странное не это, а когда мы сегодня утром проходили мимо этих скал, мы слышали точно такую же песню, как я во сне. И теперь вам только остается наполнить мое ведерко росой!

И она рассмеялась, а Джон Рид вместе с ней.

— Поверьте, то была волшебная песня, — сказал он. — И я знаю, кто ее пел. Русалка! Я говорил с нею.

— Говорили с русалкой? — в ужасе воскликнула подружка Эллен. — О несчастный! Да знаете ли вы, что в последний раз у нашего берега ее видел ваш отец перед той страшной бурей, в которой он утонул.

Джон заметил, как побледнела Эллен при этих словах подруги, и тут же сказал:

— За меня не бойтесь! Русалка мне не страшна. Я покорил ее, и она дала обещание исполнить моих три желания.

И он все рассказал им. Правда, не совсем все: какое было третье желание, он утаил. Но по огоньку в глазах Эллен он увидел, что она догадывается. Она слушала его и восхищалась, представляя себе, какой опасности он подвергался ради нее, и в сердце ее закралась любовь.

Домой они возвращались вместе, рука об руку.

А на следующий праздник мая Эллен и Джон сыграли свою свадьбу.

Черный Родерик

Черный Родерик был главой славного рода Макне́йлов с острова Ба́рра и победителем на многих рыцарских турнирах. Он бы мог даже считаться первым мечом Шотландии, если бы не еще один славный воин — Роб Рой Макгре́гор.

Когда до Черного Родерика впервые дошла весть, что есть в Шотландии люди, которые считают лучшим из лучших воинов Роб Роя, он воскликнул:

— Я вызову на бой этого Макгрегора! Тогда посмотрим, кто из нас лучше владеет мечом. Только скажите: где мне найти его?

Один из оруженосцев Черного Родерика сказал ему, что Роб Рой живет возле озера Лох-Ло́монд. И в тот же день Черный Родерик покинул Гебридские острова и отправился со своими рыцарями на юг.

Прибыв в Лох-Ломонд, он спросил первого встречного, где он может найти Роб Роя, и получил ответ: на ярмарке в Ки́лларни.

— В Килларни! — крикнул Черный Родерик, пришпоривая коня.

Не доезжая Килларни, они встретили группу всадников. Черный Родерик осадил коня и обратился к ним:

— Приветствую вас, славные рыцари! Скажите, вы случайно не с ярмарки в Килларни едете?

— Вы угадали! — ответил один из рыцарей. — В этом году ярмарка удалась на славу. Верно я говорю, друзья? — обратился он к своим спутникам, и те в один голос шумно с ним согласились. — Советую и вам туда съездить!

— А видели вы там рыцаря по имени Роб Рой Макгрегор? — спросил Черный Родерик.

— Он был там, — ответил все тот же рыцарь, улыбнувшись.

— Был? Значит, сейчас его там уже нет? — сердито и разочарованно проговорил Черный Родерик.

Друзья рыцаря рассмеялись.

— Сейчас там его нет, — сказал рыцарь, все так же улыбаясь. — Сейчас он здесь, перед вами. Я — Роб Рой Макгрегор. Чем могу служить?

— Я правитель Барры! — заявил Черный Родерик. — Мне сказали, что ты считаешь себя более искусным бойцом на мечах, чем я. И я пришел сюда, чтобы доказать в честном бою, что это не так!

— Но я с тобой не ссорился, к чему же нам биться? — сказал Роб Рой.

— Ссорились или нет, я все равно вызываю тебя на бой! — сказал Черный Родерик, слезая с коня.

— Не люблю я драться без серьезной причины, — сказал Роб Рой, однако, тоже слезая с коня. — Но я принимаю твой вызов, и ты еще проклянешь тот день, когда бросил мне его.

Был только один случай, когда Роб Рой отказался принять вызов на поединок. Это случилось, когда его вызвал на бой Дональд Бэйн. Роб Рой отказался с ним биться, потому что Дональд Бэйн был не благородного происхождения.

И вот расчистили для поединка место, и два рыцаря сошлись на мечах. У Роб Роя были очень длинные и сильные руки, поэтому ему легко было держать противника на расстоянии от себя. Никому еще не удавалось хотя бы дотронуться до него мечом. Не прошло и нескольких минут, как Черный Родерик понял, что ему далеко до Роб Роя в искусстве боя на мечах.

И еще он понял, что лучше бы ему оставаться дома, на Гебридах.

Роб Рой взялся обеими руками за палаш и со всей силой ударил им Черного Родерика по той руке, в которой тот держал меч.

— Сдаюсь! — с трудом произнес правитель Барры. — Сдаюсь…

Роб Рой вложил меч в ножны и подал знак людям Черного Родерика, чтобы они помогли своему господину сесть на коня.

— Надеюсь, это отобьет у тебя охоту лезть в драку с тем, кто не желает тебе зла, — сказал Роб Рой своему побежденному противнику.

И поскакал со своими рыцарями прочь.

Но Черный Родерик и его спутники не могли уехать далеко: им пришлось остаться на несколько месяцев в деревушке Килларни, пока не зажили его раны. И больше он никогда не тревожил славного Роб Роя.

Однако такой уж у него был нрав, что ему не терпелось с кем-нибудь задраться. И, вернувшись к себе на остров, он не успокоился, пока не нашел, на ком бы сорвать зло.

Был среди воинов Черного Родерика один бесстрашный молодой всадник, сын вдовы. За то, что был он молод, красив и отважен, невзлюбил его Черный Родерик и задумал коварный план, чтобы погубить юношу.

— Мы отправляемся в Шетландию! — объявил он однажды своим воинам. — Чтобы потребовать дань с правителя Шетландских островов.

Была снаряжена восьмивесельная галера, и Черный Родерик поплыл со своими воинами к Шетландским островам.

Без препятствий в пути и без всякого сопротивления они высадились в Шетландии. Сам шетландский лорд спустился на берег приветствовать главу рода Макнейлов.

— Вы пришли с миром? — спросил он Макнейла.

— Нет! — отвечал Черный Родерик. — Мы явились за данью и требуем от вас денег, коней и скота!

— Не видать вам дани, пока не одолеешь меня в битве! — вскричал шетландский лорд. — Вызываю тебя на поединок!

Черный Родерик, конечно, согласился: для этого он и приехал на Шетландские острова. А перед началом поединка он отозвал в сторону сына вдовы и сказал ему:

— Когда ты увидишь, что я отступил на шаг от противника, знай: я теряю силы. Когда я оглянусь на тебя в первый раз — значит, я проигрываю битву. Когда же я оглянусь во второй раз — значит, силы совсем оставляют меня и ты должен занять мое место. И если ты победишь, мы разделим с тобой всю добычу. Согласен?

Юному воину ничего не оставалось, как подчиниться своему господину.

И вот глава рода Макнейлов и шетландский правитель начали поединок. Они кружили по берегу, издавая воинственные кличи и гремя палашами. Казалось сначала, что наступает Черный Родерик. Но вот он сделал шаг назад, и правитель Шетландии обрушился на него с утроенной силой. Черный Родерик оглянулся на сына вдовы, но тут противник прижал его к скалам. И Черный Родерик оглянулся на сына вдовы во второй раз, и тот ринулся в битву вместо своего господина.

Черный Родерик надеялся, что шетландский правитель быстро разделается с юношей, а за это время он успеет передохнуть и тогда с новыми силами продолжит поединок. Вот как он рассчитывал избавиться от двух ненавистных ему врагов сразу.

Однако сын вдовы оказался прекрасным воином, и вскоре стало ясно, что шетландский правитель ему уступает.

И тут Черный Родерик, словно забыв о своих тайных планах, закричал:

— Убей, убей его! Он заслужил смерть!

И в то же мгновение голова правителя Шетландских островов упала на песчаный берег. Только тогда сын вдовы вдруг опомнился. Ему стал отвратителен поступок, который он совершил в пылу боя. Он совсем не хотел убивать своего благородного противника: он собирался только ранить его в честном поединке.

В гневе обернулся он к своему господину.

— О низкий Макнейл! — воскликнул он. — Смотри, что ты заставил меня совершить! Это твоя вина, что я убил невинного человека. Убирайся отсюда, или, даю слово, я убью тебя! Теперь я шетландский лорд, и ты не получишь с моих островов ни пенни, ни травинки, ни самой худой овцы!

Черный Родерик обратился было за помощью к своим воинам, но те тоже отступились от него. И ему не оставалось ничего больше, как бежать к своей галере. Вот как опозорил он славное имя Макнейлов.

Из древних легенд о фьанах

I. Путешествие Финна в Лохланн

Шотландия издавна славилась своими героями. О самом отважном из них — о Финне Мак Ху́мале — слагались легенды, которые передавались от поколения к поколению.

Финн предводительствовал отрядом из девяти тысяч воинов. Назывался этот отряд Воинством Фьанов; он объединял Ирландию и Шотландию, или, как говорили древние, Эри́н и Альбу.

Вряд ли найдется хоть клочок земли в этих двух странах, где бы не сохранилась память об этом герое и его подвигах.

Воинство Фьанов родилось в ту пору, когда лохланна́хи, или, как их потом стали звать, норвежцы, совершали набеги на берега Эрина и Альбы. И верховный король Эрина созвал большой совет, чтобы решить, как одолеть могущественного врага. Совет мужей предложил выбрать сто лучших юношей и девушек и поженить их, чтобы их дети и внуки слились в могучее воинство, которое победит пришельцев из Лохланна.

Вот как родилось в Эрине племя славных воинов. Под предводительством Финна они прогнали врагов с родной земли и больше не пускали их на Британские острова.

Предание говорит, что Финн был не самым могучим воином в Воинстве Фьанов. Не силой прославился он, но мудростью и великодушием, защитой слабых и незапятнанной честью. Говорили: «Никогда Финн не предаст друга».

Мы вам поведаем, как Финн ходил однажды в Лохланн.

Вскоре после того как Воинство Фьанов прогнало пришельцев из Лохланна, Финн и его воины охотились в горах на оленя и увидели незнакомца, приветствовавшего их на чужом языке.

— Откуда ты и что тебе здесь надо? — спросил Финн.

— Издалека. Я ищу себе господина, — ответил незнакомец.

— Мне как раз нужен слуга, — сказал Финн. — А что ты попросишь, если прослужишь у меня один день и один год?

— Совсем немного, — ответил незнакомец, — а именно вот что: когда кончится моя служба, обещай пойти со мной на праздничный ночной пир во дворец лохланнахского короля. Только пойдешь ты один, никто не должен тебя сопровождать — ни собака, ни человек, ни теленок, ни дитя. И без оружия!

Финн хлопнул незнакомца по плечу, да так, что тот скатился вниз до середины горы. И сказал:

— Твои условия мне по душе! Они сулят приключения. Прослужи у меня один день и один год, и я пойду с тобой на ночной пир в Лохланн.

Один день и один год незнакомец преданно нес свою службу, а когда вышел срок, явился к Финну и напомнил об условии.

Тогда Финн призвал к себе все девять тысяч своих воинов и сказал им:

— Я должен выполнить уговор с этим юношей, и сейчас я ухожу от вас. Когда вернусь, я не знаю. Но если через один год и один день я не приду, значит, меня убили в Лохланне. Коли это случится, пусть все, как один — кто с острым мечом, кто с тугим луком, — ступят на берег Лохланна, чтобы отомстить за меня в великой битве.

И Финн покинул свой дом, а его шут крикнул ему вдогонку:

— О, Финн, первый среди людей, не побрезгуй моим советом, ибо случается, что мудрость короля застревает в башке у дурака.

— А каков твой совет? — спросил его Финн.

— Послушай меня, возьми с собой золотой ошейник Брана. (Бран был верным и самым сильным гончим псом Финна.) Ведь ошейник — не пес, не человек, не теленок, не дитя и не оружие, однако может сослужить тебе великую службу.

— Послушаю и возьму, — ответил ему Финн.

Он положил в карман ошейник Брана и покинул своих людей в сопровождении юноши, который прослужил у него один день и один год.

Финн был быстр на ногу и подвижен, однако он с трудом поспевал за своим спутником — тот летел словно на крыльях. Финн лишь старался не упускать его из виду, когда они пробирались сквозь заросли и извилистые ущелья, переходили вброд реки, огибали озера.

Если же юноша пропадал где-нибудь впереди за высокой горой, Финн еще прибавлял шагу и огибал гору с другой стороны, чтобы скорей увидеть его и не сбиться с пути.

Путешествие кончилось, когда они достигли королевского замка лохланнахов.

Зловещий, мрачный, стоял он на самом берегу моря, где пенистые волны с ревом разбивались об острые скалы.

Измученный и усталый после трудного путешествия, Финн вошел в замок и опустился в кресло, чтобы отдохнуть, а затем принять участие в пире. Он хорошо помнил уговор с незнакомцем.

Но не пир ждал Финна Мак Хумала в за́мке короля лохланнахов.

Сам король и хмурые вожди кланов, а также все лучшие воины Лохланна собрались в тот день, чтобы решить сообща, какой смерти предать героя фьанов. С той минуты как Финн вступил в этот замок, он стал их пленником и знал, что пощады здесь не увидит.

— Повесить его! — сказал один.

— Сжечь!

— Утопить в самом глубоком озере!

Советы следовали один за другим, как удары тупого меча.

— Нет, пусть Финн Мак Хумал умрет позорной смертью! — сказал воин с самым темным, свирепым лицом. — Пустим его в Большое Ущелье, где живет Серый Пес. И Пес его растерзает. Нет смерти позорней, чем смерть от зубов собаки!

Эти слова вызвали восторг и громкое одобрение у собравшихся: кто станет спорить, что нет хуже смерти, чем от клыков и когтей свирепого Серого Пса, стерегущего мрачное Большое Ущелье, куда даже самый отчаянный воин вот уже сколько лет не смел заходить.

Не мешкая более, воины отвели Финна в Большое Ущелье и оставили там среди колючих зарослей и неприступных скал, овеянных едкой, сырой мглой, одного. Только протяжный вой Серого Пса разрывал тишину.

Остаться в Большом Ущелье или бежать — конец для Финна был бы один: смерть.

Но уж лучше пасть жертвой страшного Пса, чем от руки предателей, хитростью заманивших его в свой замок, — так решил Финн и остался.

Вдруг где-то во мгле перед ним вырос Серый Пес, и невольно у героя задрожали колени и страх сжал горло. Пес был ростом не меньше Брана — любимой гончей Финна. Шерсть встала дыбом у него на спине. Пасть разинулась, обнажив острые, длинные зубы и красный язык. Из ноздрей с такой силой вырывалось дыхание, что разметало все вокруг на три мили, не меньше.

У Финна похолодела спина, оцепенело сердце.

И тут он вспомнил, что в кармане у него лежит золотой ошейник Брана, который он прихватил из дома по совету своего дурака. И вспыхнула искра надежды.

Он вынул ошейник и помахал им в воздухе. И вот словно свершилось чудо. Серый Пес замер, перестал злобно рычать и завилял хвостом. Потом подполз на брюхе к Финну и лизнул его сначала в руку, потом в лицо, шею, ноги. Он зализал Финну все царапины и болячки от колючих кустов и острых камней.

Финн надел Серому Псу на шею золотой ошейник Брана и вывел из Ущелья этого страшного укрощенного зверя.

Воины и друзья устроили пир в честь возвращения Финна.

Но чудом было не то, что Финн невредимым вернулся домой — все верили в его ум, находчивость и отвагу, — а встреча Серого Пса с Браном. Правда, секрет этой дружеской встречи оказался простой: Серый Пес и Бран были братья.

II. Смерть Дирмеда

Пришло время, и Финн решил взять себе жену. Много прекрасных девушек с радостью согласились бы стать женой Финна Мак Хумала, но он хотел выбрать ту, которая славилась бы не только красотой, но и сообразительностью и мудростью. Чтобы проверить ум будущей жены, Финн придумал шесть вопросов и, когда шел к ней в гости, задавал их. Та, которая ответит на все шесть вопросов, и будет его женой, объявил он.

Так вот, у славного воина Уллина была дочь, звали ее Грэйн, и красотой своей она славилась на всю округу. Стройная, темноволосая, с живыми прекрасными глазами. Именно она нашла ответы на все шесть вопросов, когда Финн пришел в гости к ее отцу.

— Чего больше, чем травинок на земле? — спросил ее Финн.

— Капель росы, — ответила Грэйн, — ведь на каждой травинке не одна, а много росинок.

— А что белее снега? — спросил Финн.

— Истина, — ответила Грэйн.

— А что чернее воронова крыла? — спросил он.

— Смерть, — отвечала она.

— А что краснее крови?

— Лицо достойного человека, когда ему нечем угостить нежданного гостя.

— А что острее меча?

— Упрек врага в трусости.

— А что быстрее ветра?

— Мысли женщины, что летят от одного мужчины к другому.

Так отвечала Грэйн, ни секунды не задумываясь. И Финн взял ее обе руки в свои и сказал:

— Воистину, Грэйн, красота твоя ослепляет, а ум пронзает сердце. Никто не сравнится с тобой. Ты согласна стать моей женой?

— Стать женой Финна Мак Хумала для меня честь, — ответила она.

И в большом зале уллинского дома стали готовить пышную свадьбу. Все девять тысяч героев славного Воинства Фьанов пришли, чтобы повеселиться на свадьбе их славного предводителя. Стропила дома дрожали от раскатов их громового смеха, стены сотрясались от звона их кубков. Пир длился семь дней.

Среди девяти тысяч воинов был Дирмед, племянник Финна. После самого Финна и его сына Осгара Дирмед был третьим в могучем воинстве фьанов. Но красотой светловолосый герой превосходил всех. На левой щеке его, у глаза, было родимое пятно, которое он всегда прикрывал прядью волос. То было не простое родимое пятно, а метка любви. Стоило женщине бросить взгляд на эту метку, и тут же в ее сердце зажигалась любовь к Дирмеду.

Так вот, в самый разгар пира две белых гончих невесты Грэйн, лежавших у ее кресла, сцепились из-за кости, которая упала под стол. Первым вскочил Дирмед, чтобы разнять их. Пустяк, и однако с этого пустяка начались все его бедствия в тот день. А все потому, что, когда он опустился на колени, чтобы разнять собак, прядь волос, закрывавшая метку любви, упала, и Грэйн увидела ее, а увидев, тут же воспылала любовью к Дирмеду.

«Финн, отважный предводитель Воинства Фьанов, оказал мне великую честь, предложив стать его женой. Но Дирмед самый красивый юноша, какого я видела, и в глазах его горит сама молодость. Нет, я люблю Дирмеда», — сказала она сама себе.

И позднее, когда Финн отяжелел от выпитого вина и задремал, склонив голову на грудь, Грэйн наклонилась к Дирмеду и призналась ему в любви.

— Убежим отсюда вместе! — попросила она Дирмеда. — Увези меня прямо сейчас, и мы спрячемся так, что Финн нас никогда не найдет.

Красота Грэйн оказалась не слабее метки любви на щеке Дирмеда, и она покорила его сердце. Ее слова вызвали у него сильное искушение, он готов был увезти Грэйн, но разве мог он предать своего друга и предводителя фьанов, которому поклялся в вечной верности?

— Неужели ты хочешь, чтобы меня назвали самым бесчестным среди фьанов? — спросил он Грэйн.

— А я накладываю на тебя гисан, и отныне ты не можешь со мной расстаться, — ответила она.

Услышав это, Дирмед тяжело вздохнул, потому что в те далекие-далекие времена существовал закон — если женщина накладывает на мужчину гисан, то есть обет послушания, он должен выполнять все ее желания. Дирмед задумался, как бы ему, не обижая Грэйн, все-таки не нарушить слова верности Финну, и сказал:

— О, любовь моя, Грэйн, тяжела ноша, которую ты хочешь возложить на меня. Но я исполню твое желание и увезу тебя отсюда. Только при условиях, какие сам назначу. Я увезу тебя не из дома и не со двора. Ты же явишься ко мне не верхом на коне и не пешком. Если тебе удастся выполнить эти условия, мы уедем.

С этими словами Дирмед встал из-за стола и ушел из пиршественного зала дома Уллина в соседний дом, где и остался на ночь.

А утром Грэйн явилась к нему с двумя белыми гончими и сказала:

— Пойдем, Дирмед. Видишь, я выполнила все твои условия.

Дирмед вышел к ней и убедился, как ловко она выполнила их: она явилась к нему не верхом на коне и не пешком, а верхом на козле. И остановилась не на улице и не в доме, а на пороге.

— Воистину Финн был прав, найдя тебя самой сообразительной и самой прекрасной из женщин! — воскликнул Дирмед. — Что ж, нам пора ехать. И все-таки тревога не покидает меня. Боюсь, куда бы мы ни уехали, Финн всюду нас найдет. Знаешь, почему? Потому что стоит ему приложить указательный палец левой руки к зубу мудрости, и ему тут же станет известно, где мы. И тогда ярость обуяет его, он не успокоится, пока не отомстит нам.

Грэйн слезла с козла, и в сопровождении белых гончих они поспешили уйти и не давали отдых ногам, пока не пересекли множество зеленых холмов и долин, лежавших между домом Уллина и гостеприимными лесами Кинтейла на полуострове Кинтайр. Однако, хотя летели они, как птицы, погоня оказалась проворней. Как только Финну стало известно, что Дирмед сбежал с его невестой, он дотронулся пальцем до заветного зуба, и тут же узнал, что беглецы укрылись в Кинтейлском лесу. Тогда он вместе со всем Воинством Фьанов покинул дом Уллина и отправился туда, а гнев и ярость подгоняли их.

— Вот никогда не думал, что Дирмед — радость сердца моего — так низко, вероломно обманет меня, — говорил Финн, и толстые вены вздувались на его шее от гнева.

Фьаны очень быстро достигли вершины самого высокого холма, с которого неохватные леса Кинтейла были видны как на ладони. Тут Финн отстегнул свой охотничий рог и громко затрубил. Трубные звуки разнеслись по всему полуострову с юга на север и с запада на восток.

А надо вам сказать, что среди Воинства Фьанов было правило, когда звучит фогхед, то есть охотничий призыв Финна, каждый должен на него ответить. Услышав фогхед, Дирмед понял, что должен подчиниться непреложному закону фьанов.

— Ничего не поделаешь, любовь моя, — сказал он Грэйн. — Долг повелевает мне ответить на фогхед. Я должен предстать перед Финном.

Увидев, что Дирмед собрался идти, Грэйн сказала:

— Я иду с тобой, любимый. И если Финн готовит тебе смерть, я встречу ее вместе с тобой.

И они поднялись на вершину холма и встретились там с Финном, с его сыновьями Осгаром и Осианом и с другими героями Воинства. Когда Финн увидел Дирмеда и Грэйн, рука об руку приближавшихся к нему, гнев чуть смягчился в его сердце.

«Дирмед еще так молод, рано ему умирать», — подумал он. Но тут он вспомнил, что племянник обманул его, и ярость с новой силой охватила его. «Нет, он должен умереть», — решил Финн.

Но он содрогнулся от мысли, что Дирмед падет от его руки, и придумал иной план, как отомстить Дирмеду.

В Кинтейлском лесу жила старуха по имени Мейла Лли, что означает «Седая Бровь». Она держала стадо свиней, вожаком у них был свирепый кабан, прямо дикий вепрь. Уже много героев охотились на него, но ни один не вернулся назад живым. Этот вепрь умел нападать и защищаться. Вот Финну и пришло на ум послать Дирмеда охотиться на кабана. Так племянник его будет обречен на смерть, а сам он будет отомщен, решил Финн.

Он встретил Дирмеда и приказал ему пойти в лес и убить кабана. Понимая, что его ждет неминуемая гибель, Дирмед попрощался с Осгаром и Осианом, своими двоюродными братьями и друзьями молодости, и с тяжким сердцем покинул Фьанов. Последней, с кем он перед расставанием обменялся словом, была прекрасная возлюбленная Грэйн. Подхватив копье, Дирмед спустился с холма и скрылся в чаще леса.

Прошло сколько-то времени, и все ожидавшие на вершине холма поняли, что Дирмед уже встретился с кабаном — до них донеслись звуки битвы. Они слышали, как трещат и ломаются ветви в лесу, как громко сопит и хрипит разъяренный зверь. Потом вдруг наступила тишина, а вслед за ней раздался торжествующий крик человека. Дирмед убил вепря.

Финн с сыновьями тут же бросились в лес. Там они увидели Дирмеда, целого и невредимого. Он отдыхал после битвы, сидя рядом с бездыханным кабаном, у которого из сотни копьеносных ран текла черная кровь.

— Не зря называют тебя Дирмед Надежный Щит, — сказал Финн своему племяннику. Однако за этой похвалой крылось глухое раздражение, что план его не удался.

На спине у кабана была ядовитая щетина. Достаточно наколоться хотя бы на один волосок — и человек мертв. Финн это знал и потому сказал:

— А теперь измерь-ка свою добычу, племянник. Пройдись по его хребту и скажи нам, сколько футов от загривка до хвоста.

Не чуя беды, Дирмед прошелся босиком по спине кабана, чтобы измерить его, как приказал Финн. И вот удача! Ни один ядовитый волосок не вонзился ему в ступню.

— Ровно шестнадцать футов, — объявил Дирмед.

— Измерь еще раз, — приказал Финн, — может, ты ошибся.

И Дирмед во второй раз прошелся по широкой спине кабана. Но на полдороге ядовитый волос впился ему в родинку на правой пятке. И тут же смертельный яд проник в его тело, и Дирмед замертво упал на землю.

Угрызения совести вдруг проснулись в Финне, и он воскликнул:

— О, Дирмед! Скажи, что может исцелить тебя?

— Глоток воды из ладоней Финна.

Финн бросился к ручью, протекавшему меж деревьев, и зачерпнул полные горсти воды. Но тут он вспомнил, что ведь Дирмед увел у него невесту, и он с гневом раскрыл ладони, чтобы вода убежала сквозь пальцы на землю.

И все-таки он во второй раз набрал в ладони воды. Но снова борьба в его сердце между прежней любовью к племяннику и гневом, когда он узнал о его измене, развела его ладони, и вода опять утекла.

Когда же Финн, наконец, одолев себя, принес племяннику воды, Дирмед был уже мертв.

— Я убил моего родного племянника, сына моей родной сестры, ради женщины, которая больше не любит меня, — с горестью корил себя Финн. — Доблестного героя, третьего в славном Воинстве Фьанов, я погубил своей волей.

Осгар и Осиан, Голл Богатырь и псарь Конен — все, кто рос вместе с Дирмедом и провел с ним свою юность, оплакивали его.

Когда Грэйн узнала, что Дирмеда больше нет в живых, сердце ее остановилось от боли, и она тоже умерла.

Дирмеда вместе с Грэйн похоронили со всеми почестями на берегу тихого светлого озера Лох-Дуг. Их опустили в длинную ладью. Рядом положили боевое копье Дирмеда, острый меч и знаменитый щит, а также прочие вещи, к которым он привык. А в ногах у Грэйн положили ее белых гончих, потому что, не вынеся тоски по хозяйке, они тоже скончались.

Потом над их могилой насыпали высокий курган. Его и до сего дня называют Дирмед.

Легенда о Макбете

Году так в 1033 Шотландией правил добрый старый король Дункан. У него было два сына — Малькольм и Дональбейн. В ту пору Шотландия страдала от набегов воинственных датчан. Датские воины, высадившись на британском берегу, крушили все, что ни попадет под руку. Сжигали дома и замки, даже церкви, забирали награбленное, садились снова на свои парусные ладьи и улетали прочь.

И вот в который раз многочисленный флот датчан причалил к берегам Шотландии и высадился в окрестностях Файфа. Против чужеземцев шотландцы собрали могучую армию, но так как король Дункан был уже слишком стар, а сыновья его слишком юны, армию повел, по веленью короля, его ближайший родственник Макбет.

Макбет был сыном тана гламисского. Тана — значит владельца земель в Гламиссе. Макбета все считали храбрым воином. Во главе армии шотландцев, вместе с верным Банко, таном лохаберским, он дал отпор датчанам. Шотландцы выиграли великую битву, они разбили датчан и заставили их отступить к своим ладьям, бросив раненых и не похоронив убитых.

Прогнав датчан, Макбет с победоносной армией вернулся на север Шотландии в Форрес.

Поговаривали, что в Форресе жили три вещуньи — три старухи, умевшие колдовать и предсказывать судьбу. Даже такие бесстрашные воины, как Макбет, верили тогда в колдуний.

Три вещуньи схоронились на болоте у дороги и стали поджидать Макбета. Когда он появился во главе своей армии, первая вещунья не побоялась, вышла к нему и сказала:

— Привет, тебе, Макбет, привет тебе, о славный тан гламисский!

За ней вышла вторая вещунья и сказала:

— Привет тебе, Макбет, привет тебе, о славный тан кавдорский!

А третья вещунья вышла и воскликнула:

— Привет Макбету, которому грядет стать королем Шотландии!

Не успел Макбет прийти в себя от изумления, как появился на коне гонец, который сообщил, что отец Макбета скончался. А значит, Макбет и в самом деле стал теперь таном гламисским.

Вслед за первым гонцом вскоре появился и второй. Он принес добрые вести от короля Дункана. Король благодарил Макбета за победу и сообщал, что тан кавдорский восстал против него, и потому все его земли теперь принадлежат победителю Макбету. А значит, Макбет отныне стал и таном кавдорским.

Выходит, уже два предсказания старых колдуний сбылись. И Макбет задумался, что предпринять, чтобы сбылось и третье, — как стать королем.

А надо вам сказать, что у Макбета была жена, женщина коварная и очень честолюбивая. Она воспользовалась своей властью над ним и уговорами, укорами и угрозами заставила его поверить, что он овладеет короной, если убьет старого, доброго короля. Макбет очень долго сопротивлялся ее уговорам. Ему совсем не хотелось убивать старого короля, своего доброго друга. Но чего не добьется коварная, честолюбивая женщина! Да к тому же предсказанье вещуньи… И Макбет уступил. И замыслил, как убить короля.

Он пригласил короля Дункана к себе в гости, в свой замок близ Инвернесса. Вместе с женой он радушно принял короля и всю его свиту, устроив им пышный пир.

Уже глубокой ночью королю захотелось покинуть пирующих и уйти спать. Макбет проводил его в роскошные покои, приготовленные заранее.

В те далекие, дикие времена был обычай, что у дверей опочивальни, где спит король, несли стражу два бравых воина. Леди Макбет знала, кто назначен стражами в ту ночь, и заранее напоила их вином, в которое подмешала снотворное зелье. И когда король удалился в свои покои и лег спать, стражники тут же свалились в мертвом сне у его дверей. Теперь их не добудилась бы даже военная труба.

Всю эту ночь шумела буря, но ни вой ветра, ни удары грома не нарушили сон короля, потому что он был уже стар и слишком устал после долгой дороги и богатого пира.

Само собой, и стражники не пробудились.

Только один Макбет не ложился, сон не шел к нему. Его терзали сомненья, стоило ли затевать столь опасную игру. Ведь если королю суждено умереть, все должно свершиться в эту же ночь. Леди Макбет была рядом.

— Стыдитесь, — говорила она, — вас тревожит не совесть, а трусость! Будьте мужчиной! Если мужество вам изменило, я, слабая женщина, сама свершу это.

Макбет не мог больше слушать позорящие его речи и направился длинными переходами замка в покои короля.

Он выхватил из ножен кинжалы, висевшие на поясе спящих стражников, и, ворвавшись в покои короля, всадил их прямо в сердце старого Дункана. После этого Макбет вложил обагренные кровью клинки в руки воинов и вымазал им лицо кровью, чтоб все подумали, что это они убили доброго короля.

Наутро в большом зале замка собрались все знатные лорды и дворяне, входившие в свиту короля. И оба его сына — Малькольм и Дональбейн. Ожидая выхода Дункана, они толковали о страшной буре, что бушевала ночью.

— Вы слышали, как завывал ветер? Словно запели все черти ада.

— Метались тени, скрипели ставни, а где-то недалеко ухала сова.

— И лаяли собаки. А кони короля Дункана вырвались на волю и перегрызли друг друга. Верно, взбесились.

— Не к добру это.

— Не к добру…

Король все не выходил из своих покоев, и встревоженные вельможи послали к нему одного из знатных дворян. Со всем почтением приблизился он к покоям короля, раскрыл двери и — о, ужас! — перед ним лежал Дункан, мертв и неподвижен. А рядом — два стражника с кровавыми кинжалами в руках.

Забил тревожно колокол, горестные стенания огласили покои замка, когда вельможи и друзья увидели содеянное зло. Казалось, более всех был разгневан сам хозяин замка, Макбет. Никто не успел опомниться, как он своим мечом пронзил спящих стражников.

— Всем ясно, что они убийцы! — воскликнул он. — И заслужили кару.

Но сыновьям Дункана, Малькольму и Дональбейну, показалось странным это убийство. И они поспешили покинуть зловещий замок Макбета в Инвернессе. Дональбейн направился в Ирландию, а Малькольм ко двору английского короля, чтобы попросить у него поддержки и восстановить закон, по которому он, Малькольм, должен наследовать трон своего отца Дункана.

Макбет стал королем шотландским, как и предсказывали вещуньи. Казалось, все сбылось, но он не знал ни радости, ни счастья. Покоя не давали ему навязчивые думы о своем злодеянии. Страх проник в душу: а что, если такой же честолюбец, как он, и с ним поступит точно так же?

Но кто?

Растревоженная совесть не молчала, и подозрение пало на Банко. Банко, вот кто теперь опасен! — решил Макбет и подослал к нему убийцу.

Но и это не принесло ему ни счастья, ни покоя. Он заметил, что кое-кто стал подозревать его. И он боялся, что кто-то отомстит ему. А нет, тогда Малькольм найдет поддержку у короля английского и пойдет на него войной.

И вот Макбет решил снова отправиться в Форрес к вещуньям. Разве не они заронили в нем мечту стать королем Шотландии? Ему не терпелось узнать свою судьбу и дальше.

— Ты непобедим и не отдашь корону, пока зеленый лес, зовут его Бирнамским, не придет сам в неприступный замок Дунсинейн, — поведали вещуньи.

В Дунсинейне теперь обычно держал свой двор Макбет. А Бирнамский лес был в добрых двенадцати милях от Дунсинейна.

— Сказки, бред, деревья сами по себе не ходят, — успокаивал себя Макбет. — Я в замке в полной безопасности.

И все-таки после ночной встречи с колдуньями Макбет велел укрепить свой замок на холме у Дунсинейна. А по сему заставил знать свою и благородных танов прислать ему камней и бревен, которые на холм должны были поднять могучие волы.

Среди благородных танов, которым приказал Макбет доставить в замок Дунсинейн камни, бревна и все такое прочее, был Макдуф из Файфа. Макбет давно подозревал, что, если когда-нибудь в Шотландию прибудет принц Малькольм с подмогой от короля английского, Макдуф его поддержит. И Макбет боялся и ненавидел Макдуфа за это.

В замке Дунсинейн собрались все таны, все шотландские дворяне — так повелел Макбет. Среди них и тан файфский, отважный Макдуф, который в другое время старался быть при дворе Макбета как можно реже.

Однажды, в ясный день, король Макбет выехал со свитой за укрепления замка поглядеть, как справляются волы со своим грузом. Он увидел, что многие с трудом тащат наверх камень и бревна — слишком тяжела ноша, слишком знойный день и слишком крут подъем.

И тут Макбет заметил, что одна пара волов так выбилась из сил, что опустилась на землю отдохнуть. Король впал в ярость и потребовал узнать, кто посмел прислать ему таких ленивых волов, которые не желают на него работать. Ответ был:

— Владелец их Макдуф, тан файфский.

— Пусть тогда тан файфский сам, — сказал король в великом гневе, — вместо своих ленивых волов впряжется в повозку с драгоценным грузом.

В свите короля был друг Макдуфа. Незаметно он ушел с холма и поспешил к Макдуфу. Тот находился в зале замка, где шли приготовления к обеду. Услышав, что сказал король, Макдуф сразу понял, что медлить нельзя.

Попрощавшись с другом и прихватив со стола один круглый хлеб, Макдуф покликал своих коней и слуг и поскакал скорее в родной Файф. Он спешил туда добраться до того, как Макбет придет к обеду в свой замок.

Кони Макдуфа летели быстрее ветра. Но вот беда! — он так спешил убраться поскорей из замка коварного Макбета, что не успел взять с собою денег. И когда он прискакал к большой переправе через реку Тэй, ему нечем было заплатить лодочнику. Что ж, лодочник согласился взять круглый хлеб за переправу.

И с тех пор эта переправа так и зовется Хлебная.

Наконец Макдуф прибыл в свой замок Кенновей неподалеку от Файфа. Первым делом он обнял жену и своих детей, потом велел стражникам закрыть ворота замка, поднять разводной мост и не впускать к себе ни короля Макбета, ни кого другого из его свиты. Затем направился в небольшую гавань рядом с замком и велел побыстрее оснастить парусник. Попрощавшись с женой и дав ей строгие наказы, Макдуф готов был к бегству от Макбета.

Но Макбет и сам не медлил. Со своими воинами он был у ворот замка Кенновей раньше, чем Макдуф успел отплыть. Король призвал леди Макдуф открыть ему ворота и выдать мужа. Однако леди Макдуф, будучи женщиной не только храброй, но и мудрой, постаралась найти столько извинений и предлогов, что их хватило слугам-морякам, чтобы выйти в море.

Только тогда она поднялась на стену замка и смело заявила королю:

— Ты видишь в море белоснежный парус? То муж мой, Макдуф, плывет к королю Англии. Ты не увидишь его, пока он не вернется с принцем Малькольмом, чтобы свергнуть тебя с трона и предать смерти. Злись и беснуйся, но тебе так и не удастся накинуть воловье ярмо на шею благородного Макдуфа, тана Файфского.

И в самом деле, Макдуф благополучно доплыл до английских берегов и явился ко двору короля, чтобы присоединиться к свите принца Малькольма, сына доброго Дункана. Он убедил принца, что шотландцы уже устали от жестокости Макбета и будут только рады примкнуть к рядам Малькольма, если он поспешит вернуться в родные места. Не мешкая король английский дал армию отважных воинов, которых повел великий Сивард, граф Нортумберленский, чтобы помочь Малькольму, наследнику убитого Дункана, вернуть себе корону.

И все случилось так, как предсказал Макдуф. Таны Шотландии и прочие дворяне оставили Макбета и перешли к Малькольму и Макдуфу. Макбет остался лишь с небольшой свитой тех, кто поклялся не покидать его. И заперся в укрепленном замке Дунсинейн. Он не пал духом и не страшился ничего, веря в предсказание вещуний.

Наконец армия Малькольма и Макдуфа вступила в Бирнамский лес. Наутро по велению Макдуфа каждый воин отломил себе большую ветку дерева и под ее прикрытием двинулся на Дунсинейн. Ветки скрывали воинов, и враг не мог увидеть, какая армия, большая или маленькая, движется на замок.

Макбету сообщили, что противник расположился лагерем в лесу. Но и тогда сердце его не дрогнуло, он считал, что остается в безопасности. Однако ближе к полудню часовой, стоявший на крепостной стене, заметил, что на замок Дунсинейн плавно, не спеша идет сам Бирнамский лес. Он бросился с известием к королю. Грозный Макбет сначала не хотел этому верить и даже пригрозил повесить испуганного вестника.

Он сам поднялся на крепостной вал и, увидев то, что он увидел, понял, что пробил его час.

Но храбрость и отвага не покинули его. С горсткой таких же храбрецов он вышел за ворота замка и кинулся навстречу судьбе. Он погиб в сраженье, скрестив мечи с самим Макдуфом.

На трон Шотландии взошел Малькольм. Он правил долго и успешно. Макдуфа он щедро наградил и повелел, что отныне Макдуф и все его потомки всегда будут идти во главе шотландской армии — большая честь. И будут возлагать корону на будущих шотландских королей — честь и доверие.

Томас-Рифмач

Легенда

Знаете деревушку, что прячется в тени Эйлдонских холмов? Вот тут когда-то давным-давно-предавно жил один славный человек по имени Томас Лермонт. Ничем особенным он не отличался от своих соседей, разве только чудо как хорошо играл на лютне. Да умел сочинять стихи. Собственно, как все бродячие певцы-барды в ту пору.

В один прекрасный денек Томас захлопнул за собой дверь своей хижины и отправился с лютней под мышкой навестить одного фермера, жившего на склоне холма.

«Если взять хороший шаг, эта прогулка не отнимет у меня много времени», — подумал Томас.

Но денек выдался такой ясный, такой жаркий, что когда он достиг берега ручья Хантли, сбегавшего с Эйлдонских холмов, он уже так уморился, что ему захотелось поскорее спрятаться от солнца в густой тени раскидистого дуба и отдохнуть.

Перед ним лежал небольшой лесок, по которому в разные стороны разбегались тропинки, скрытые зеленью. Он загляделся на прохладную сень, рассеянно перебирая струны лютни, как вдруг поверх собственной музыки услышал отдаленные звуки, словно звон горного ручья.

Но что это? Он в великом изумлении вскочил на ноги — на одной из таинственных лесных тропинок появилась верхом на коне прекрасная леди. Прекраснее свет не видывал.

На ней было платье из зеленого, как трава, шелка и зеленый бархатный плащ. Светлые волосы ниспадали на плечи. Белоснежный конь под ней грациозно ступал меж деревьев, и Томас увидел, что каждая прядь его гривы заканчивается крошечным серебряным колокольчиком. Ну конечно, звон этих колокольчиков он и принял за журчанье горного ручья.

Он сорвал с головы шапку и упал перед прекрасной всадницей на одно колено. Но она, натянув поводья белого коня, остановилась и повелела Томасу встать.

— Я королева эльфов, — молвила она, — и прискакала сюда, чтобы встретиться с тобой, Томас из Эрсилдурна.

Она ласково улыбнулась и протянула ему тонкую руку, чтобы он помог ей спешиться. Томас привязал коня к колючему кусту и повел даму в тень раскидистого дерева, зачарованный ее нежной, неземной красотой.

— Сыграй мне на лютне, Томас, — попросила она. — Хорошая музыка и лесная прохлада верные союзники, разве не так?

Томас послушно взялся за свой инструмент и начал играть. Никогда прежде не играл он так нежно и весело. Он кончил, и королева эльфов не стала скрывать своего восторга.

— Мне хотелось бы наградить тебя, Томас, — произнесла она. — Проси о любой милости, я тебя одарю ею.

Томас взял обе ее белые ручки в свои и осмелился произнести:

— Позволь мне поцеловать тебя, прекрасная королева.

Королева не отняла у него рук, а лишь улыбнулась и сказала:

— Запомни, Томас, если ты поцелуешь меня, тебе придется, на горе иль на радость, отслужить мне семь долгих лет. Согласен?

— Что значат семь лет! — воскликнул Томас. — Я с радостью расплачусь.

И он прикоснулся к устам королевы эльфов.

Королева быстро встала, и тут Томас вдруг почувствовал, что отныне он будет всюду послушно следовать за ней. Однако чары любви были так сильны, что он ничуть не сожалел о своем дерзком поступке. Ну и пусть, он подарит королеве семь лет своей земной жизни.

Королева эльфов села верхом на белоснежного коня, а Томасу велела сесть позади нее, и под ласковый звон серебряных колокольчиков они полетели через зеленые ложбины и вересковые холмы быстрее всех ветров небесных. Наконец они прибыли в какое-то очень странное место. Королева соскочила с коня и сказала Томасу, что они отдохнут здесь недолго.

Томас с великим любопытством оглядывался по сторонам: он понял, что очутился на земле не для простых смертных. Позади остались непроходимые кущи вьющегося орляка. А вперед от этой бесплодной земли убегали три дороги.

Одна дорога, узкая и крутая, густо заросла по обеим сторонам колючим кустарником и диким шиповником. Над головой кусты встречались, образуя длинный темный тоннель.

Другая дорога была широкая и прямая, по ней плясали солнечные зайчики, перепрыгивая на лужайки зеленого бархата, расшитого, словно драгоценными камнями, пестрыми цветами. Третья же дорога вилась вверх, сквозь заросли папоротника. Ее устилал мягкий мох, а венчала, словно высоким куполом, зеленая листва, которая дарила путнику прохладу.

Проследив за удивленным взглядом Томаса, королева эльфов сказала:

— Узкая, тернистая тропа — это Дорога праведников. Редкий путник отважится идти этой дорогой. Широкая прямая дорога, ведущая мимо цветущих долин, зовется Дорогой порока, хоть и кажется такой светлой, такой нарядной. А третья прекрасная дорога, что вьется вдоль живой изгороди из вечнозеленого папоротника, — дорога в страну эльфов. По ней мы и поскачем этой ночью в Эльфландию.

Она подошла к коню, который прядал головой и бил копытом в нетерпенье скорей вступить на эту зеленую тропу. Но прежде чем отправиться в путь, королева сказала Томасу:

— Если ты послушаешься моего совета, Томас, и будешь нем все время, что проведешь в Эльфландии, что бы ты ни услышал и ни увидел там, то по истечении семи лет ты вернешься в страну людей. Но если ты произнесешь хоть слово, ты упустишь свое счастье и будешь приговорен на вечное скитание по бесплодной пустыне, что лежит между прекрасной Эльфландией и землей людей.

Они поскакали по третьей тропе, и скакали очень долго, прежде чем достигли владений королевы. Через холмы, долины, болота и равнины. По ночам над ними чернело небо, а днем блестели золотом облака на солнце. Случалось им переходить вброд стремительные реки, наполненные красной кровью. Королева подбирала шлейф своей зеленой мантии, а на белоснежных боках ее коня оставались кроваво-красные пятна. Ибо вся кровь, пролитая когда-либо на земле, собиралась здесь в ручьи, которые орошали эти странные места.

Но вот, наконец, они достигли ворот Эльфландии. Тысячи волшебных труб возвестили об их прибытии. Под приветственные звуки и въехал Томас в зачарованную страну, залитую чудесным светом.

А где-то далеко, на земле простых смертных, жители Эрсилдурна шепотом передавали друг другу таинственную весть, что их сосед Томас Лермонт одним прекрасным летним днем взял да и пропал. И след его простыл.


Пока Томас оставался в Эльфландии, он не посмел ни словом ни с кем перемолвиться о тех чудесах, какие ему удалось увидеть или услышать. Семь лет пролетели, как три дня, и, когда вышел срок его службы у королевы эльфов, настал миг расставания. Королева сама проводила Томаса за ворота волшебной страны в залитый солнцем сад, который лежал по ту сторону ворот. Там росли изящные лилии и все самые прекрасные цветы земли, а под ними прогуливались изящные кроткие единороги.

Королева протянула руку, сорвала с дерева яблоко и дала его Томасу.

— Ну вот, наконец, ты можешь заговорить, Томас, — молвила она. — А в награду за семь лет верной службы мне возьми себе это яблоко. Оно волшебное и наградит тебя даром говорить всегда только правду, истинную правду, одну только правду.

Но Томас был малый смышленый и сразу смекнул, что этот дар говорить только правду и ничего, кроме правды, не великое счастье в той стране, куда он возвращается. И он попытался объяснить это королеве эльфов.

— Когда живешь среди людей, — сказал он, — иногда приходится кое-что приукрасить, когда, например, ухаживаешь за девушкой. Или если хочешь заключить выгодную сделку с соседом. Без красноречия тут никак не обойдешься.

Но королева только улыбнулась (в который раз!) и сказала:

— Откинь все волненья, Томас! И береги мой дар — он дается не каждому. Он принесет тебе славу, о какой ты и не мечтал. Навеки запомнят имя Лермонта, пока есть на земле страна Шотландия. А теперь ты должен возвратиться, Томас. Только сперва внемли моим словам. Настанет день, я снова призову тебя к себе. Так поклянись послушаться моего приказа, где б он ни застал тебя. Я за тобой пришлю моих посланцев. Их будет двое. Ты сразу их узнаешь — они прибудут из другого мира, не из твоего…

Томас заглянул в глубокие глаза прекрасной королевы, словно в омут, и понял, что чары любви, лежавшие на нем семь долгих лет, так никогда его и не отпустят. Но он был только рад дать королеве клятву, что выполнит ее приказ.

Не успели слова клятвы слететь с его уст, как Томас вдруг погрузился в глубокий сон. Зеленый сад, цветы, кроткие единороги — все растворилось вмиг в молочной дымке, что опустилась из облаков на землю, припорошенную опавшим белым цветом яблонь.

Когда Томас проснулся, он увидел, что лежит под большим дубом, что рос на самом берегу ручья Хантли. Все еще в сомненьи, он пристально вгляделся в пустынные тропинки леса, тщетно надеясь уловить звуки серебряных колокольчиков. Путешествие в Эльфландию, которое затянулось на семь долгих лет, показалось ему теперь коротким послеполуденным сном.

Томас крикнул:

— Я еще вернусь!

И, подхватив лютню, зашагал в свой Эрсилдурн. Очень захотелось ему узнать, что там произошло за эти семь лет. Но еще больше Томасу хотелось проверить, сбудется ли обещание, которое подарила ему королева эльфов: неужто и впрямь отныне он будет говорить только правду?

— Боюсь, я только рассержу своих соседей, — рассуждал сам с собою Томас, — если не сумею им сказать ничего, кроме правды. Ведь они услышат не такой уж лестный отзыв, на какой рассчитывали. Да и не тот совет получат, какой ждали.

Не успел он появиться на улицах своей деревни, как услышал крик и вопли. Какой-то бедный старик решил, что Томас восстал из мертвых и вернулся в родную деревню с того света. Однако Томас быстро доказал всем, что он живой и здоровый, и добрые жители Эрсилдурна больше не удивлялись, что снова видят его. Но они не переставали удивляться, охать и ахать, когда он поведал им о своем путешествии в Эльфландию. Дети постоянно крутились у его ног, взбирались к нему на колени, чтобы еще и еще раз послушать его чудесную историю о том, как веселятся в той волшебной стране. А старики покачивали головой и тихо толковали меж собой про тех, кого вот так же увлекла за собой королева эльфов. Только они-то не пришли назад.

Но никому, никому не рассказал Томас о своем обещании вернуться к королеве, как только она пришлет за ним двух посланцев.

Со своей стороны, и Томас не мог не удивиться, что ничто не изменилось в Эрсилдурне, словно он отсутствовал не семь лет, а три дня. Конечно, надо было подправить свой дом, потому как от дождей кое-где прохудилась тростниковая крыша, а в стенах ветер пробил дырки и надо было вставить на их место камни покрепче. У соседей на лице прибавилось морщин, а в волосах — седины. Семь жарких лет, семь урожаев, семь морозных зим, семь полных солнцем весен пролетели, а все осталось на своих местах.

С того дня, как Томас вернулся, он все ждал: сбудется — не сбудется обещание королевы эльфов. Неужто он и впрямь будет теперь говорить одну только правду?

Однако он, как и прежде, спокойно любезничал с дочкой фермера. И мог без труда уговорить соседа купить у него корову или там овцу.

Но вот в один прекрасный день на деревенской сходке, когда обсуждали страшное бедствие — падеж скота во всех окрестных деревнях, Томас вдруг почувствовал, что должен встать и что-то сказать. И, к своему собственному изумлению, взял да предсказал, что мор падет на все деревни, кроме Эрсилдурна. Очень удивились односельчане такому странному предсказанию, но в глубине души поверили. Что-то в его словах внушило им доверие еще до того, как предсказание Томаса сбылось. Чудо, но и впрямь ни одна корова, ни лошадь, ни овца не заболели в Эрсилдурне.

После этого Томас часто делал верные предсказания. А так как он умел с легкостью рифмовать, он говорил их стихами. Поэтому они быстро запоминались и стали гулять по свету. Но самое важное — все они сбывались, и слава Томаса-Рифмача, Томаса-Прорицателя вскоре облетела всю Шотландию. А все-таки, хоть он и стал знаменит и его приглашали во все концы страны, свой родной Эрсилдурн он не покинул. Разбогатев, он построил замок рядом и принимал там и всех соседей, и знаменитых воинов, и именитых лордов и графов. Он очень огорчился, когда сбылось его предсказание:

Пока поют в терновнике дрозды,

У Эрсилдурна не отнять его казны.

И впрямь, в одну злую весну не пели, как всегда, дрозды в колючих кустах вокруг Эрсилдурна. Лето выдалось дождливое, холодное. Урожай собрали бедный, и почти все жители деревни разорились, и пришлось им заложить свои земли богатым лендлордам.

Но самое удивительное предсказание Томас сделал 18 марта 1285 года. На шотландском троне в ту пору сидел мудрый король Александр III. На другой день граф Марч собирался на охоту и послал за Томасом, чтобы тот предсказал ему погоду.

Назавтра в полдень буря взовьется.

Ведать не ведала ране Шотландия,

Что столько крови прольется, —

предсказал Томас.

И граф Марч не рискнул отправиться на охоту.

Назавтра, ближе к полудню, он снова призвал к себе Томаса.

— Ну, где ж твоя зловещая буря? — упрекнул он прорицателя.

— Полдень еще не пробило, — ответил спокойно Томас.

В этот миг в покои графа ворвался испуганный вестник. Он поведал, что великий король скончался. Он ненароком упал на крутой горной тропе с коня и более не встал.

— Увы, эта весть и означает бурю, которая нанесет жестокий урон нашей Шотландии, — произнес Томас.

На горе и печаль всех честных шотландцев, предсказание его сбылось.

Но людская молва повторяла и те его предсказания, каким еще только дано будет сбыться. Вот одно из них:

Когда Коровы Га́ури выплывут на сушу,

Настанет судный день по наши души.

А надо вам сказать, что Коровами Гаури называют два гигантских валуна, стоящих за чертой полного прилива в заливе Тэй, что позади Ивергаури. И каждый год они на дюйм приближаются к земле, потому как море отступает.

Еще одному предсказанию Томаса только предстоит сбыться:

Йорк был, Лондон есть, Эдинбургу быть —

Самым славным, самым главным из трех прослыть.

А вот какую легенду сложили про Томаса сами шотландцы.

Прошло дважды семь лет с тех пор, как Томас-Рифмач вернулся от королевы эльфов, когда Шотландию втянули в тяжкую войну. Английский король после победы над Джоном Бальолем при Данбаре одолел Шотландию. Но доблестный рыцарь Уильям Уоллес поднял шотландцев, чтобы отбиться.

Так случилось, что армия бравых шотландцев стояла лагерем близ замка Томаса. И Томас решил устроить великий пир для славных воинов. Такого великого праздника еще не знал замок Эрсилдурн. Гости заполнили большой зал замка — благородные рыцари в тонких кольчугах, прекрасные дамы в шелестящих шелках. Вино лилось рекой, деревянные кубки то и дело наполнялись веселым шотландским элем.

Музыканты услаждали слух важных гостей, сказители развлекали историями о подвигах войны и охоты. Но главное ждало гостей впереди. Когда пир был закончен, сам хозяин замка Томас велел принести его любимую лютню и запел. Затаив дыхание, не проронив ни слова, слушали гости его песни о славном прошлом британской земли.

Он пел о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола. Об отважном Говэйне и волшебнике Мёрлине, о печальной любви Тристана и Изольды. И все, кто слушал его, думал и чувствовал, что такого барда им больше не услышать никогда.

Они оказались правы.

В эту ночь, когда гости разошлись и над рекой спустился туман, воин, дежуривший в палатке на склоне холма, проснулся от странного топота легких копыт по сохлой траве.

Он выглянул из палатки и увидел необычайное зрелище.

В свете яркой августовской луны по тропе к нему приближались белоснежные олень и олениха. Они ступали величественно и гордо. Воин позвал друзей, все окружили необыкновенную пару, но они продолжали идти вперед, не обращая ни на кого внимания.

— Надо разбудить Томаса Лермонта, — предложил кто-то. — Может быть, он нам скажет, что это значит.

— Верно, надо послать за Томасом-Прорицателем! — закричали все и отправили в замок маленького пажа разбудить Томаса Лермонта.

Услышав весть, Томас тут же вскочил с постели и быстро оделся. Он был бледен, даже руки у него дрожали. Ни один дикий зверь никогда прежде не покидал леса и не появлялся на улицах деревни. И потом, разве кто когда-нибудь слышал про белых оленей? Нет. Значит, это посланцы за ним, Томасом-Рифмачом, от королевы эльфов. Он и обрадовался: вскоре он снова увидит прекрасную королеву, но и загрустил — оборвалась нить его земной жизни.

Прихватив свою лютню, Томас вышел из замка и, с белым оленем по правую руку, с белой оленихой по левую, прошел по улицам деревни, освещенным серебристой луной, и скрылся в лесу, покинув родной Эрсилдурн навсегда.

Загрузка...