Сладкое поражение

Эпилог

Часовня при Стэнбрукском аббатстве

Семь лет спустя…

— Где Мэдлин? — спросил Филипп, оглядываясь в поисках своей старшей дочери.

— Она со мной, — ответила леди Палмерстон. Филипп на всякий случай обернулся, чтобы убедиться, что дама не успела устроить помолвку его дочери, которой всего шесть лет от роду. А вот и дочь, названная в честь его матери, роется в ридикюле леди Палмерстон, пытаясь найти там мятные конфеты.

— Мэдлин, я все вижу.

Вот к чему все пришло — бывший отъявленный повеса воспитывает прелестную дочь, которая пытается стащить сладости. Она посмотрела на него, хлопая длинными ресницами. Как говорили все знакомые, у нее были очень красивые лучистые глаза — такие же, как у него и его матери. Он готов был отдать ей все мятные конфеты в мире и даже больше. И она это знала.

— Ты должна делать это поаккуратнее, дорогуша, — шепотом проговорил он, — чтобы мама не заметила.

Она кивнула и засунула в рот мятную конфетку.

— А где Кэтрин? — спросил Филипп о младшей дочери.

— Успокойся, Филипп. Все дети под присмотром, — ответила леди Кэтрин, державшая за руку свою тезку, пятилетнюю девочку, унаследовавшую светлые волосы своей матери. Она была такого примерного поведения, что Филипп мог бы усомниться в своем отцовстве, хотя полностью доверял Анджеле, да и сам все прекрасно знал. Кэтрин, безусловно, его, потому что он очень хорошо помнил ту ночь, когда она была зачата… Конечно, не следует думать о таких вещах в церкви в присутствии детей, но горбатого могила исправит.

— Двое из трех, — сказал Филипп с облегчением. — А где Джеймс?

— Он со мной, — ответила Анджела. — Какой же ты паникер, Филипп!

Он взял сына на руки.

Этот малыш, названный Джеймсом в честь отца Анджелы, уже доставлял немало хлопот. Он унаследовал глаза Анджелы и сейчас смотрел на него, словно спрашивая: «Папочка, ты отдаешь себе отчет в том, что ты делаешь?» Но Филипп прекрасно понимал, что он делает. И именно это он сказал своему сыну. И малыш зевнул, словно отвечая: «Как знаешь».

— Вот именно, я-то знаю, — прошептал Филипп.

— Ну, так мы готовы? — спросила Анджела.

Они все собрались в часовне в Стэнбрукском аббатстве, чтобы крестить своего третьего ребенка. Следуя традиции, они зажгли свечу и поставили ее у статуи Девы Марии и младенца Христа.

На лице Анджелы часто появлялась улыбка Девы Марии — спокойная и довольная.

После завершения обряда крещения, убедившись в том, что их дети находятся под присмотром многочисленных родственников и друзей, Филипп и Анджела улучили момент для себя.

— Я тебе никогда это не показывала, — сказала Анджела, открывая дверь.

Филипп вошел и огляделся по сторонам — каменные стены, узкая кровать, стол и стул.

— Это была моя комната, — сказала Анджела.

— Как ты можешь определить? — спросил он.

Эта комната была очень похожа на ту, в которой он лежал раненый.

— Ну, я точно не знаю, но очень похожа.

Филипп рассмеялся.

— Знаешь, именно здесь я молилась о том, чтобы мне встретился порядочный человек, которого я могла бы полюбить.

— И тут появился я.

— Ты был мало похож на спасителя, должна признать.

— Думаю, что это больше твоя роль.

— Разве это имеет особое значение?

На самом деле главное, что они теперь вместе. Филипп обнял Анджелу, и уже в который раз сказал, что любит ее. Анджела поцеловала мужа долгим спокойным поцелуем и тоже сказала, что любит его. Они оба готовы были говорить друг другу об этом вновь и вновь. А затем, поскольку Филипп, по сути, все-таки оставался повесой, он не удержался и заметил, что он мужчина и находится наедине с красивой женщиной в комнате, где есть кровать… Ну, чем еще здесь можно заняться? Анджела попыталась возмутиться, но быстро сдалась, и Филипп сделал именно то, что нужно было сделать, — запер дверь и занялся любовью со своей женой.