След пираньи

Глава четвертая Новые сюрпризы

Кацуба сделал еще парочку кругов, проверяясь на предмет возможного хвоста, и, не обнаружив такового, погнал с предельно дозволенной скоростью по проспекту Авиаторов, свернул влево. Вскоре они подъехали к высоким зеленым воротам военного городка, привольно угнездившегося чуть ли не в центре Шантарска. Мазур здесь бывал лишь единожды, но, когда их после недолгой проверки документов пропустили, по сторонам глазеть не стал – все было насквозь привычно и знакомо.

Попетляв меж складов, они оказались у высокой бетонной стены с такими же зелеными воротами, на которых, как во множестве других военных городков, еще сохранились по старой памяти красные звезды. Здесь проверка была посерьезнее – хмурые автоматчики, заметно превосходившие по возрасту солдат-срочников, заставили выйти из машины, и Кацуба предъявил им сразу два пропуска, в двух экземплярах каждый – на себя и на Мазура. Впрочем, Мазуру и это было знакомо до скуки.

За воротами он точно так же не узрел ничего интересного – те же склады и казармы, разве что в окруженном стеной «городке в городке» заметно чище, чем снаружи.

Самая обычная на вид казарма. Еще одна проверка документов – каковую на сей раз осуществили двое прапорщиков с автоматами «Кипарис». Может, и впрямь прапорщики, а может, и нет. Они стали подниматься по лестнице, и Мазур машинально отметил, что выходящие на нее двери все, как одна, железные, с кодовыми замками. А здесь, несомненно, – замаскированная амбразура, где-то должна быть вторая, под пару, чтобы устроить перекрестный огонь… ага, вон она.

На третьем, последнем этаже Кацуба остановился, свернул к правой двери и сноровисто набрал код. Распахнул, пропуская вперед Мазура. Внутри, у самой двери, сидел за столом еще один хмурый прапорщик – на сей раз, должно быть, для разнообразия, без автомата. По крайней мере, ни на шее, ни рядом автомата не видно, что опять-таки ни о чем не говорило. Столы в военном ведомстве бывают всякие, попадаются и хитрые, способные при нужде шарахнуть из нескольких стволов, что твой взвод…

Тихий коридор, два ряда дверей. Никакой приемной не было – Кацуба постучал и, дождавшись, когда над косяком вспыхнет зеленая лампочка, потянул дверь на себя. Вновь пропустил вперед Мазура. Вошли. Ни отдавать честь, ни вытягиваться по стойке «смирно» не стали, оба были в цивильном.

О генерале Глаголеве Мазур был самую чуточку наслышан – точно, белокурая бестия. Повыше Мазура на голову, верзила с холодными голубыми глазами викинга. Помещать в одну комнатушку с гремучей змеей категорически не рекомендуется – змейку жалко… Примерно так его Мазуру рекомендовали.

Однако смотрел на Мазура он вполне дружелюбно, и на столе не имелось ничего, напоминавшего щипцы для выдирания ногтей, – ну, такие штуки и в ящике стола прекрасно умещаются до поры…

– Садитесь, – сказал Глаголев, легким движением указательного пальца определив Мазуру место напротив своей персоны, а Кацубе – у стены. – Чувствуйте себя непринужденно, Кирилл Степанович. Наслышан о вас. А вы обо мне?

Мазур хотел пожать плечами, но благоразумно воздержался. Хитрый вопросик, не знаешь, как и ответить, как будет воспринято твое «нет» или «да»… Посему он вежливо промолчал, изобразив лицом нечто вроде озабоченного внимания.

– Вот, кстати, – словно не заметив заминки, сказал Глаголев. – У меня есть тут для вас экзотический сюрприз, под пивко. Готов поспорить, не едали…

Он остановил жестом привставшего Кацубу, сам ловко застелил пустой стол белой салфеткой, выставил из холодильника, скрывавшегося за полированной деревянной дверцей стеллажа, несколько банок пива. Бережно положил рядом сверток в белой плотной бумаге, несколько театрально развернул.

Мазур посмотрел с любопытством. Три мастерски закопченные коричнево-золотистые рыбы, но какие-то странные, хотя, несомненно, где-то виденные – величиной с небольшую селедку, но гораздо шире, с огромными головами, зубастые…

– Прошу, – радушно сказал Глаголев, указывая на рыб. – Ровно три, по числу присутствующих… Копчененькая пиранья под пивко – сроду не пробовал, а вы? Ну вот и испробуем. Пиранья, как говорится, аутентичная. Один мой знакомый ездил в Перу, посмотреть, как там наша техника палила по эквадорцам. Ну, выдалось свободное время, любит русский человек экзотических зверюшек, да и кулинарные эксперименты… Взял да наловил, попутно обучив перуанцев глушить рыбу гранатами. Они, хоть народ и горячий, до такого как-то не додумались. Очень, говорит, благодарили за науку. Вот и привез вязочку пираньи. Хотел для развлечения живых довезти, да воду вовремя не поменял, передохли… Ну, угощайтесь. Вы, кстати, к перуанско-эквадорскому конфликту как в свое время отнеслись?

– Нейтрально, – сказал Мазур.

– И правильно, как к нему относиться? – Глаголев, подавая пример, принялся вдумчиво обдирать шкуру со своей рыбины. – Вы смотрите, получается, что твоя вобла…

– А они, случайно, каким-нибудь перуанцем не завтракали? – спросил Мазур, повертев в руках пиранью, пахнувшую, надо сказать, столь же аппетитно, как и вобла.

– Мы с вами, по крайней мере, их за этим занятием не видели… – усмехнулся генерал. – В конце концов, русскому ли человеку пугаться позавтракавшей перуанцем рыбки? Мы что хошь сожрем… Ну, господа?

Он дернул колечко пивной банки и, подавая пример, отважно отправил в рот длинное перышко темно-коричневого мясца, глядя в потолок, прожевал, запил пивком и заключил:

– В общем, бывает и хуже…

Мазур тоже решился отпробовать хищный деликатес – в самом деле, бывает и хуже, рыбка как рыбка…

– Хорошо сидим, – сказал Глаголев прямо-таки растроганно. – Ну, так уж у меня заведено – если ты ко мне пришел, а я пью пиво, садись со мной пить пиво, вот такой я командир. Слуга царю, отец солдатам. Царек у нас, правда, малость недоделанный, зато солдаты еще остались – солдат что таракан, его так просто не выморишь… Ударяйте по пивку, Кирила Степаныч. Жалко вот, гармошку не догадался прихватить. Кацуба на гармошке наяривает, словно какой-нибудь Мстислав Растопырьевич на контрабасе. У него особенно великолепно получается «Ich hatte einen Kameraden»[5]. Та самая мелодия, на которую наши положили пресловутый шлягер: «Средь нас был юный барабанщик…» Знаете эту историю?

– Знаю, – сказал Мазур.

– Музыка в точности та же, слова, конечно, другие. Но Кацуба хвастается, что знает канонические немецкие слова. Знаешь, Кацуба?

– Так точно, – браво отчеканил Кацуба.

– Споешь?

– Как же без гармошки?

– Без гармошки, действительно, не в цвет… – согласился Глаголев. – Отставить пение, Кацуба.

– Есть отставить пение.

Мазур прекрасно понимал, что с ним играют, словно с мышкой. Многолетний армейский опыт учит нехитрым житейским истинам: плохо, когда на тебя орет свой генерал, но еще хуже, когда зачем-то обхаживает чужой, да еще из такого заведения. Ничего хорошего из таких посиделок еще не получалось – особенно если учесть все странности вокруг базы…

Но деваться было некуда – приказ от непосредственного начальства самый недвусмысленный. И он прихлебывал пивко, отдирал с костей клочки мяса, старательно помалкивая или отделываясь короткими репликами, все более неловко чувствуя себя под прицелом светлых варяжских глаз. Генерал словно бы не замечал в происходящем ни малейшего оттенка сюрреализма, можно подумать, каждый день попивал тут пивко с посторонними морскими офицерами. Кацуба вообще казался тенью, по недосмотру проникшей в материалистический мир. За все это время ни разу не зазвонил телефон, не постучали в дверь.

– А хорошо, – мечтательно сказал генерал, отставив пустую банку. – Сейчас бы водочки, да в баньку, да сосок в ассортименте… Ну, перейдем к грубой прозе жизни? Майор, бардак ликвидируй.

Кацуба моментально собрал в пластиковый пакет остатки импровизированного банкета, отправил пакет в урну и раздал им бумажные салфетки. Мазур внутренне подобрался – начинались танцы с волками…

– Ситуация, конечно, неприятная, – сказал Глаголев. – Столько лет существовала база – и жила она без всяких хлопот, а стоило вам появиться…

– Ко мне есть претензии? – спросил Мазур.

– Претензии, если покопаться, отыщутся к любому, – уклончиво ответил генерал. – К вам пока что есть вопросы… Кацуба, снимки. Вы как профессионал вполне можете сформулировать авторитетное мнение насчет ночного взрыва. Осмотрелись вчера утром?

– Конечно.

– Ну и?

– Кумулятивный заряд, – сказал Мазур. – Направленный строго вертикально. Вниз. Не самая модерновая конструкция, по-моему, но достаточно эффективная. Первые образцы появились еще во Вторую мировую, уже тогда эффект был недурной – полукилограммовая авиабомбочка прожигала танковую башню. Хотя… Несомненно, в комбинации с зарядом использовалось что-то зажигательное. Я бы сказал, нечто вроде «БД-19» или диверсионной «Иглы», вариант для подрыва емкостей с горючим. Не могу сказать точно, облегченный или стандартный – представления не имею, установили его там заранее или доставили.

– А как бы вы доставили «Иглу»?

– Самый надежный вариант – на воздушном шарике, – сказал Мазур. – Тут пошли варианты: шарик либо надут горячим воздухом и потому теряет высоту самостоятельно и быстро – неплохо для применения против объекта большой площади, когда точность не нужна, – либо наполнен газом, тогда по радиосигналу подвесной груз отсекается от тросика над заданной точкой. В общем-то, ювелирной точностью попадания и здесь похвастаться нельзя, ветер – штука капризная, но все зависит от целей, которые перед собой ставит диверсант…

– Великолепно, – сказал Глаголев. – Как будто вы сами бомбочку и подкинули. Ну, я шучу, понятно. Взгляните.

На нескольких снимках – покореженные, обгоревшие детальки с непременной масштабной линейкой в углу каждой фотографии. На последнем – какая-то черная тряпка, аккуратно расправленная, с полосой дырок.

– Все верно, – сказал Глаголев. – Остатки отсекателя и направляющей полусферы, ребятки исползали на брюхе окрестности. А это – бренные останки шара. Часовой, молодец, заметил, прежде чем он улетел к воде, снял из автомата – видите пробоины?

– То-то пальба началась сразу же… – сказал Мазур.

– С военной точки зрения ущерб ничтожен – выгорели две жилые комнаты, один человек убит, двое ранены, плюс четыре сторожевые собаки. Песики, очень похоже, заметили шар, когда он летел не столь уж высоко над крышами, – Кацуба говорит, их тренировали и на непонятные летающие объекты. Сбежались туда, тут и рвануло… Да, наши определили, что шарик был наполнен гелием, но, судя по расчетам, летел грузновато и невысоко, то ли специально подобрали такой объем, то ли другого под рукой не оказалось, тут пока неизвестно… Вернемся к ущербу. Цинично говоря, он крайне ничтожен. Хамская демонстрация. Однако люди, располагающие подобной техникой, впустую не хулиганят. Даже при нынешнем бардаке такой заряд трудновато раздобыть– «список три», не вам объяснять, что это такое. Отсюда проистекает, что развлекался человек серьезный, чью принадлежность пока что невозможно определить… Что касается мотивов, с ними еще сложнее. Один из моих мальчиков на безрыбье выдвинул версию, будто базу пытаются оттуда выжить определенные элементы, присмотревшие райское местечко под коттеджи, – но сейчас не девяносто первый год, любой элемент понимает, что может получить от меня по рогам так, что мало не покажется… В хитрого психопата мне тоже отчего-то не верится. Посему, как ни печально такое говорить, у меня в качестве побудительного мотива остается лишь ваше присутствие… Я не садист, нервы вам мотать не собираюсь, скажу сразу: пока неизвестно, что именно вызвало вчерашний сюрприз, – ваше присутствие на базе или ваша дружеская критика по отношению к покойному владельцу фирмы «Синильга», выраженная крайне эмоционально и крайне профессионально. Поэтому никто не собирается запихивать ваши пальчики в машинку для выдирания ногтей. Пока что, – уточнил он с приятной улыбкой сытого людоеда. – Я не собираюсь читать вам мораль, да и Кацубе не велел – что тут скажешь, если сами загнали себя в ситуацию, когда можно огрести такие неприятности…

– Если бы на меня заимели зуб друзья и коллеги покойного, у них была масса времени и возможностей вульгарно меня хлопнуть, – сказал Мазур.

– Резонно. Признаюсь, именно такие умозаключения меня пока и удерживают от того, чтобы смахнуть пыль с машинки для выдирания ногтей…

– Вам удалось хоть что-то выяснить?

– Немногое, – сказал Глаголев. – Этот чертов магазинчик и квартира на Свободной прошли через столько рук, что концов пока не найти…

– Вопрос можно?

– Конечно.

– Почему вы упорно не рассматриваете самую простую версию? – спросил Мазур. – Лежащую на поверхности? Я – нежелательный свидетель. Возможно, единственный человек со стороны, знающий о таежных охотничьих забавах. Логично предположить, что отсюда все и вытекает…

Глаголев ответил, практически не раздумывая:

– Свидетели, знаете ли, имеют тенденцию делиться на опасных и неопасных. Мне кажется, вы давно уже понимаете сами, что относитесь к последним. Во-первых, уличить их невозможно. Во-вторых, во время бегства вы натворили кое-что, не позволяющее вам сейчас появляться принародно в белых сияющих одеждах и требовать справедливости. В-третьих, гораздо прагматичнее было бы убрать вас без лишнего шума, нежели по-дурацки баловаться со специфической подрывной техникой, рискуя впутаться в чреватый крайне серьезными последствиями конфликт с крайне серьезным ведомством. Согласен, и происшедшее на кладбище, и это ковбойское похищение идеально ложатся в гипотезу о том, что вашу личность устанавливали. В спешке, не считаясь с последствиями и затратами. Случившееся на кладбище может иметь только одну-единственную цель: сравнить отпечатки пальцев вашей жены с некими, уже имеющимися. А интересовать это может опять-таки ваших таежных приятелей. Снова возникает вопрос: почему вас не прикончили, если ими двигало желание отомстить? А другого желания у них быть не может, они-то прекрасно понимают, что вы не опасны в качестве свидетеля… Вы сами только что, буквально две-три минуты назад, признали, что прикончить вас могли давно.

– Кажется, положение у меня самое идиотское, – сказал Мазур. – Даже не оправдаться нужно – сообразить, в чем следует оправдываться… Будь это месть за Прохора, меня давно убили бы. Где-нибудь в городе. Так что, возможно, взрыв на базе с моими… прегрешениями и не связан? И все шло бы своим чередом независимо от моих поступков? Для чего-то же вам понадобилась моя скромная персона? Вы же не военная прокуратура, в конце-то концов… Чтобы залить мне сала за шкуру, не было нужды привлекать постороннее ведомство – свои ремней из спины нарезали бы столь же изящно и непреклонно.

– Непугливый клиент пошел, а, Кацуба? – усмехнулся Глаголев. – В старые времена у него зуб на зуб не попадал бы…

– Он нынче незаменимый, – в тон начальству поддакнул Кацуба.

– А это как посмотреть. За подобные художества могут и по головке не погладить. В особенности если у него дублеры имеются. Он не хамит, Кацуба, он уверен, что его шалости на ход событий нисколечко не влияли…

Где-то справа от Мазура мелодично мяукнуло. Генерал с Кацубой молниеносно обменялись взглядами, потом Глаголев прошел к двери, вышел в коридор. И вернулся буквально через минуту, с бумагой в руке. Мимоходом показал ее Кацубе – и тот прямо-таки расплылся в непритворной радости.

Генерал изменился мгновенно – хищно-упругие движения зверя, ни единого лишнего жеста.

– Все, – сказал он отрывисто. – Начали работать.

«Господи, – подумал Мазур, – неужели они всего лишь тянули время? Чрезвычайно похоже… Что за игры идут?»

– Бортко проявляет интерес к базе отдыха «Синильги» «Северная заимка»? – спросил Глаголев.

Мазур кивнул на Кацубу:

– Должна быть запись…

– Записи меня не интересуют, поскольку видеосъемки не велось. Меня интересуют ваши личные впечатления от встречи.

– Я бы сказал, «Заимка» его крайне интересует, – ответил Мазур. – Он, конечно, хитрован, но все же рискнул бы сказать, что его прямо-таки припекало…

– Все сходится, – бесстрастно сказал Глаголев. – Вчера вечером в него стреляли. История темная, но эксперт клянется, что это не покушавшиеся со стороны. В полковника стрелял человек, сидевший за рулем его собственной служебной машины, когда Бортко в нее садился. Только Ведмедь успел отклониться и, в свою очередь, шарахнул почти в упор. Не исключаю, ждал чего-то подобного. Кстати, его шофер исчез.

– У него, должно быть, недоброжелателей… – сказал Мазур.

– С недоброжелателями у него давно установилось нечто вроде вооруженного нейтралитета, – сказал Глаголев. – В том смысле, что враждующие стороны воздерживаются от покушений на, если можно так выразиться, полководцев противника. Там свои правила игры, продиктованные житейской необходимостью. Между прочим, после покушения Бортко не предпринял ровным счетом никаких репрессий против подопечного элемента, что на него совершенно не похоже. Когда в прошлом году подстрелили его лейтенанта, город сутки стоял на ушах… Нет, он прекрасно знает, с какой стороны целили.

– А вы знаете? – спросил Мазур.

– Не знаю пока, – сказал Глаголев. – Ясно только, что вокруг вашей «Заимки» замельтешила масса народа, а «Заимка», надо понимать, сопротивляется… Элегантно, я бы сказал, отбивается. Вы шантарские газеты читаете?

– Каюсь, и не заглядываю.

– Кацуба, продемонстрируй.

Майор вытянул из лежавшей с ним рядом папочки довольно толстую газету – цветные фотографии, заголовки в три краски, название «Шантарский скандалист» выполнено вычурными буквами и пониже, шрифтом помельче, но столь же заковыристым, продублировано на английском.

– Новый бульварный орган, – прокомментировал Кацуба. – Второй номер – точнее, третий, потому что две недели назад был нулевой. Ознакомься. Сегодняшний. Тираж еще не отшлепали, ребята его из типографии увели… Данный номерок, конечно, не тираж.

Мазур бегло проглядел заголовки: «Инопланетяне над Елкином!», «Спит ли губернатор с Зоенькой Клименко?», «Милиционер-вампир!», «Студентки ударили ножом восемнадцать раз!».

– На четвертой странице полюбопытствуй, – хмуро сказал Кацуба. – Где заголовочек «Спецназ почти не виден».

Мазур зашуршал плотными страницами. На четвертой и на пятой, под растянувшимся во всю ширь развернутой газеты помянутым заголовком (выполненным готическим шрифтом с истекающими кровью буквами) в глаза прежде всего бросались яркие фотографии – зверские морды, перекошенные в крике и размалеванные черными полосами, устрашающего вида штык-ножи, блистающие во всей красе на переднем плане, дюжие молодцы в пятнистых комбинезонах старательно лупят друг друга по челюсти толстенными подошвами ботинок, выкручивают конечности, резвятся на полосе препятствий, старательно минируют какую-то стену…

Мазур присмотрелся:

– Туфта. Вот это вообще никакой не спецназ – голландские мотострелки на учениях. А это – стандартный штык к «Стэнам» и винтовке номер четыре, в спецназе из-за громоздкости и полной устарелости не используется…

– Это мы сами знаем, – поморщился Глаголев. – Вчитайтесь в текст, это гораздо любопытнее…

– Пожалуй… – сквозь зубы сказал Мазур, пробежав первые же абзацы.

Автор, именовавшийся с крестьянской простотой Арчибальд Икс, пространно повествовал о некоем засекреченном объекте, в самые что ни на есть застойные времена бесцеремонно возведенном в живописнейшем местечке, в тайге, на берегу Шантарского водохранилища, где следовало бы устроить детский сад или иное заведение, служившее бы народу, однако коварные партократы и здесь показали свой волчий норов, оттягав у трудового народа угодья и передав их медноголовой военщине, тут же поспешившей приспособить подарок для самых низменных целей и бесповоротно нанеся ущерб окружающей среде, вплоть до реликтовых сосен, на которых пьяные военные вырезали штыками сначала похабные, а впоследствии и антиперестроечные лозунги. Полунамеками и звучными фразами рассказывалось о таинственных, крохотных подводных лодках, замеченных в прилегающих водах, о неназванных по фамилиям мирных рыболовах, чью лодочку, дрейфовавшую в полукилометре от берега, перевернуло взрывом, о бедных старшеклассницах, обманом завлеченных на базу и злодейски загнанных в сауну к похотливым генералам. Словом, смесь сенсационной болтовни и душевной боли за прекрасные угодья, оскверненные военщиной. В самом конце Арчибальд Икс недвусмысленно намекал, что на базе, вполне возможно, хранится ядерное оружие, и миллионному городу следовало бы всерьез обеспокоиться столь страшной и явной опасностью, нависшей над Шантарском. В качестве доказательств похотливости генералов прилагалось фото женской задницы, украшенной то ли татуировкой, то ли просто надписью: «Слава Советской армии», а байка о ядерном оружии подкреплялась снимком некой смутно различимой, но внушительной цистерны, покоившейся на прицепе «Урагана».

– Впечатления? – с любопытством спросил Глаголев.

Мазур пожал плечами:

– Может, я чего-то в гражданской жизни недопонимаю, но это, по-моему, чересчур… Должна же быть какая-то цензура?

– Где сейчас цензура… – вздохнул Глаголев.

– И все равно, есть же какие-то правила насчет разглашения секретов?

– А как же. Только засунуть хвост в мясорубку этой газетке и персонально Арчибальду будет крайне затруднительно. Я уже кое с кем советовался… Никаких реальных деталей о базе этот скот не дает, обратили внимание? Ядерного оружия там не было отроду. Сауна, правда, есть, сами прекрасно знаете, но девиц на улицах для нее не хватали… И никакую лодку взрывом не переворачивало в указанные даты. Гораздо интереснее вот эта фразочка: «Не удивлюсь, если у них там при такой жизни завтра чего-нибудь шумно подорвется – и дай-то бог, чтобы не атомная бомба…» Приятное совпаденьице, а? В следующем номере вполне можно давать взволнованное письмо читателя Кособрюхова из близлежащей деревеньки Драчевка о загадочном ночном взрыве. О нем, кстати, слухи по городу уже пошли – поблизости, по другую сторону сопок, и в самом деле пара деревень, дачные поселки, зверосовхоз, фейерверк могли наблюдать и слышать непосвященные люди… Вот интересно, Арчибальд у нас экстрасенс или нет? Случайно он про грядущий взрыв ляпнул или как? Для всего окружающего мира там испокон веку была локаторная станция, а речь идет о намеренной утечке, зуб даю…

– Адрес редакции… – Мазур заглянул на последнюю страницу. – Абонентский ящик. Но ведь можно же доискаться? И взять в разработку? Я в такие совпадения тоже не верю…

– Воспрянули духом? – усмехнулся Глаголев. – Есть основания, признаться. Нападки на базу – это уже не нападки на вас персонально, устраивать подобные забавы с многокрасочной печатью только для того, чтобы сделать вам пакость, в первую очередь непрактично… Ни один серьезный человек на это не пойдет. А против нас играют люди серьезные, если набрались нахальства задираться с нашей конторой…

– Значит, с той стороны – тоже контора? – тихо спросил Мазур.

Глаголев молча разглядывал его с непонятным выражением лица, потом усмехнулся:

– У вас есть какие-нибудь предположения насчет того, зачем серьезной конторе ваша «Заимка»? Если есть, поделитесь. Право, любопытно послушать.

– Нет у меня никаких соображений, – подумав, признался Мазур. – Все, что я там видел, толкуется однозначно – наглый, зажравшийся криминал…

– Вот видите. В общем, я вас запрягу, уж не посетуйте. Придется поработать. Главная тяжесть ляжет на хрупкие плечи Кацубы, а вы будете внушительно возвышаться на заднем плане и подыгрывать, смотря по ситуации. Как хор в греческой трагедии. Сначала съездите к одному весьма любопытному субъекту, Кацуба его знает, – а там, если договоритесь и он вам сдаст издателя «Скандалиста», двинете к нему…

Мазур уловил краем глаза, что Кацуба едва заметно дернулся, словно собираясь вставить реплику, но не посмел, похоже.

– Если договоритесь, вдвоем поедете к издателю, – повторил Глаголев явно для своего верного адъютанта. – Впервые видите, как планы меняются на ходу? Ты, Кацуба, и есть зам по хозчасти, про которого столь живописно изложено, как он ловил старшеклассниц для генеральских утех. Обидно тебе стало, волосы на голове дыбом встали, как только представил, что будет, если женушка прочтет. Ревнивая она у тебя и к печатному слову до сих пор доверие питает. Зам в статейке оставлен анонимным, вот пусть тебе Арчибальд и докажет, что не тебя имел в виду… А этот дядя, – он кивнул на Мазура, – твой двоюродный брат, который тоже в морду залезть не дурак. Словом, бутафорьте по обстановке, люди опытные, не учить же вас? Мне нужно, чтобы вы его посмотрели в привычной обстановке, налетев неожиданно. Водочкой, что ли, галстуки сбрызните, чтобы от вас припахивало… Если покажется, что того требуют интересы дела, и в самом деле навешайте по чавке, только не увлекайся, Кацуба, душевно тебя прошу, а то ты в Южной Америке ихнего менталитета нахватался… Позвонишь отсюда, от Володи. Шагом марш. Ступайте, господин капитан первого ранга, и впредь не грешите… А то ноги повыдергаю прежде, чем успеете в адмиралы проскочить, – и он улыбнулся столь простецки-хищно, что Мазур даже не сумел толком обидеться.

В коридоре, когда они подошли к двери, Кацуба жестом велел ему обождать, а сам без стука юркнул в ближайшую дверь. Мазур переминался с ноги на ногу, чувствуя себя чуточку глупо – хмурый прапорщик то и дело бдительно косился на него, а Кацуба что-то задержался.

На столе у прапорщика загудел зуммер. Страж глянул на маленький экран видеомонитора и вдруг явственно заерзал, то бросая на Мазура отчаянные взгляды, то порываясь нажать на большую синюю кнопку непонятного назначения. Полное впечатление, что Мазур ему чертовски мешает своим присутствием, но и куда девать постороннего, прапорщик не представляет. Глядя на него без всякого сочувствия, Мазур демонстративно отвернулся – пусть сами решают свои проблемы.

Решившись, должно быть, прапорщик встал и отпер дверь своими руками, хотя она, несомненно, была снабжена и магнитным замком, – когда нагрянули Кацуба с Мазуром, прапор остался за столом…

Краешком глаза Мазур смотрел, как входят трое – двое высоких крепких мужиков в штатском и темноволосая молодая женщина в бордовом брючном костюме. Прапорщик истово отдал честь, отступив на шаг, и троица прошла мимо, держа курс на глаголевский кабинет. Точно, так и есть – шагавший первым уверенно постучал и вошел едва ли не раньше, чем мигнула зеленая лампочка.

Прапорщик уселся, делая вид, будто ничего не произошло, но за этой мизансценой, Мазур нюхом чуял, что-то такое крылось. Ну и черт с ними, пусть играются в свои игры…

Вышел Кацуба, мотнул головой:

– Двинули.

– Ох, и лялечки у вас тут ходят, – задержавшись из чистой вредности, сказал Мазур. – Видел бы ты, какая крошка без тебя к генералу протопала…

Прапорщик воззрился на него с нескрываемым ужасом – положительно, о крутой секрет Мазур мимоходом потерся, – вскочил и шепнул что-то Кацубе на ухо. Тот еще больше посмурнел:

– Пошли, некогда.

…Когда перед ними стали медленно раздвигаться зеленые внешние ворота, Кацуба бросил:

– Пристегнись.

– Что, опять гонку устраивать будешь?

– Если на базу ведет одна-единственная дорога, сюда тоже только по Крупской проехать можно…

– Ага, – сказал Мазур. – Но это ж означает, что они не только меня, но и тебя в лицо знают? Следовательно, не в моих грехах дело?

– Умный больно, – сквозь зубы сказал Кацуба, выехал за ворота и свернул влево.

– Ну, это даже мне ясно, – сказал Мазур, глядя в боковое зеркальце. – Во-он, от обочины синий опелек за нами вывернул…

– Наблюдательный ты, Степаныч, – с кривой ухмылкой откликнулся Кацуба. – Хороший был опелек, новенький, блестящий такой… Ну, ты пристегнулся?

Он привычно перебросил рычаг, машина рванулась вперед. В зеркальце Мазур видел, что и «опель» с двумя пассажирами прибавил газу, держась метрах в тридцати. Справа был пустырь с широкой полоской чахлого газона, полузадушенного выхлопными газами, слева тянулись трехэтажные кирпичные домики сталинской постройки, закопченные по самые крыши.

Кацуба вдруг дал длинный сигнал, еще прибавил. Почти сразу же сзади раздался жуткий грохот, лязг, Кацуба понесся еще быстрее. Мазур оглянулся – сзади, полностью перегородив неширокую дорогу, стоял ЗИЛ-130, обшарпанный самосвал, в который, надо полагать, «опель» весьма неосмотрительно и врезался.

– Вот так, – сказал Кацуба, круто сворачивая на проспект Авиаторов. – А то обнаглели, скоро под окнами шататься будут…

– Кто это? – спросил Мазур без особой надежды получить ответ.

– Я так понимаю, хвосты, – усмехнулся Кацуба. – Которые следует тяпками рубить…