Глава шестая А вас, Штирлиц, попрошу остаться…

Скромные труженики специфических профессий еще во времена становления ремесла, в эпохи, не обремененные электроникой и писаными документами, открыли простую житейскую истину: попасть на допрос к своим – не в пример хуже, нежели к противнику. И дело тут не в перечне грядущих неприятностей – порой свои тебе нарежут ремней из шкуры в ситуации, когда чужие ограничились бы парочкой оплеух…

Все дело в нешуточной психологической плюхе. Человек мгновенно изымается из прежних отношений, из прежней системы и переходит в иное качество: окружающие остаются на своем месте, а он словно бы уже чужой

Невесть откуда взявшаяся троица отконвоировала Мазура в штаб, а там, в комнате, куда Мазур прежде как-то не захаживал, обнаружился еще один пехотный капитан – согласно форме. Содержание оказалось несколько иное: капитан предъявил документы, из которых явствовало, что он вообще-то в миру – капитан третьего ранга и имеет честь состоять в контрразведке флота. Того самого, к которому был приписан и Мазур всю свою сознательную военную жизнь. Легко догадаться, что неожиданная встреча сослуживцев протекала отнюдь не в теплой и дружественной обстановке. По голове, правда, не били – контрразведчик, исполненный свойственной его ремеслу бюрократической загадочности, вдумчиво проверил документы Мазура, хмуро сличил фотографии с оригиналом, а потом непринужденно упрятал документы в стол.

Дальше все было предельно просто. Внутреннее расследование. Домашний арест. Стопка чистой бумаги в палец толщиной, заботливо врученная авторучка с запасным стержнем. Обосновавшийся в коридоре, под дверью его комнаты, ряженый сержант. Телефон отключен. Жратву, правда, принесли в обед, согласно распорядку, даже одарили блоком сигарет (зато свои, что лежали в комнате, исчезли, определенно на предмет проверки. Вообще Мазур без труда обнаружил, что комнату в его отсутствие весьма профессионально обшарили). Приказ-пожелание контрразведчика, высказанный столь же бюрократически сухо, был недвусмысленным: как можно более подробно и обстоятельно описать все, что Мазур делал с того момента, как отчалил на плоту из Курумана, – и до той минуты, как вышел на перрон шантарского вокзала.

Время не лимитировано – лишь бы подробнее и обстоятельнее… Как водится, на прощание особист использовал на нем часть их всегдашнего арсенала: якобы всезнающие взгляды типа «советую-не-запираться-нам-все-известно», туманные намеки на то, что вскоре прибудет некто облеченный полномочиями, который Мазуром и «займется всерьез», а также непременное пожелание «подумать как следует». Сточки зрения психиатрии все это именуется «ложная многозначительность» и служит неопровержимым симптомом иных расстройств – но тогда лишь, когда речь идет о гражданах цивильных. Для особистов же всех времен, стран и народов подобное поведение, наоборот, служит признаком их полнейшего служебного соответствия и ничего тут не поделаешь, аминь…

Эмоции пришлось временно отложить в долгий ящик – что бы Мазур ни чувствовал и какие бы слова про себя ни произносил, он был армейской косточкой, офицером от плоти и крови, а потому не собирался заламывать руки подобно истеричной гимназистке. В конце концов, во времена развитого социализма после каждого возвращения из забугорных странствий отписываться приходилось не менее обильно. Сплошь и рядом индивидуумы, подобные хмурому капитану третьего ранга, таращились на вернувшихся ничуть не дружелюбнее, словно априорно подозревали в измене, лжи и вероломстве и были уверены, что «морские дьяволы» по своей собственной инициативе проникали за рубеж, проползши на брюхе мимо погранцов, а чужих профессионалов резали ножиками опять-таки по извращенной страсти к садизму. Скромные труженики специфических профессий смолоду осознают, что их жизнь будет четко делиться на две половины – работа и отписыванье… И не стоит сваливать все на систему – по достоверной информации, на той стороне то же самое, не зря же еще полсотни лет назад там родился милейший эвфемизм «поездка в Канаду»[6]

Словом, у него был большой опыт отписываться – укладывать самые невероятные и драматические события в косноязычные канцелярские абзацы, от которых человеку непосвященному (и посвященному, впрочем, тоже) неудержимо хочется блевать. И то, что речь на сей раз шла о нем и о жене, ничего, если подумать, не меняло: бывает, смерть лучших друзей приходится описывать корявыми оборотами, способными повергнуть нормального человека в брезгливый ужас…

Однако все это еще не означает, что дело идет легко. В особенности когда приходится подробно формулировать, почему ты посчитал целесообразным убить одну женщину, чтобы спасти другую. Или описывать, как жена собственным телом выкупала вашу свободу у трех подонков. Или объяснять, как ты решился подмогнуть одному гангстеру ограбить другого. Сразу по возвращении ему уже пришлось составлять подробный отчет, но это не меняет дела – от механического повторения на душе ничуть не легче, наоборот…

И все же он был профессионалом и потому старался, как мог. Засиделся до темноты, перенося каждую фразу на бумагу не раньше, чем обкатавши ее в уме до полной и законченной казенщины. С темнотой под окном (его комната была на первом этаже одной из серопанельных трехэтажек) обосновался часовой, расхаживавший с идиотским упрямством автомата. Обычный часовой, при автомате. Мазур мельком оскорбился – и перестал об этом думать, с головой уйдя в писанину.

Потом девчонка-сержант из офицерской столовой принесла ужин. Как и в прошлый раз, караульный пропустил ее беспрепятственно, даже не попытавшись проверить прикрытые крышками судки на предмет веревочных лестниц и напильников – вообще-то ребята-«контрики» должны прекрасно понимать, что оружием «морскому дьяволу» (а равно и средством самоубийства) может послужить практически любой бытовой предмет, начиная от авторучки и кончая электролампочкой, так что, если смотреть с этой точки зрения, у Мазура в комнате и так целый арсенал, равно пригодный и для харакири, и для ближнего боя…

Прикрыв чистым листком стопку исписанных, Мазур хмуро ждал, когда она расставит судки и уйдет. Девица что-то медлила, украдкой поглядывая на него не без почтительного ужаса – вряд ли на базе часто случались такие представления… Мазур не выдержал, поднял голову и уставился на нее вовсе уж неприязненно – и обнаружил, что она, должно быть, уже давненько, делает отчаянные гримасы, пытаясь даже шевелить носом, указывая на один из судков, с умыслом поставленный на особицу.

Мазур поднял алюминиевую крышку. Меж котлетой и стенкой судка обнаружилась туго свернутая в трубочку бумажка. Он кивнул, девица-сержант с облегченным вздохом привела мордашку в нормальный вид и покинула комнату.

Когда дверь затворилась, Мазур развернул нежданный «грипс». Две строчки машинописи в один интервал: «О всех наших делах и базарах – полное молчание. Тогда вытащим. Будешь болтать – поможем утопить. Вася Щербак».

Мазур задумчиво сжег бумажку в пепельнице. Вася Щербак – это, естественно, Кацуба, тут и гадать нечего. Хуже нет – замешаться в веселые межведомственные интриги, а с ним это, похоже, как раз и произошло. Вот и думай теперь: то ли поступать, как советуют, то ли нет…

К полуночи он покончил с писаниной. Бегло пролистал записи, чуя нараставшее беспокойство, и, отложив последний листок, уже мог с уверенностью сказать, что его тревожит.

Все это – исключительно словеса. Доказать, что он написал чистую правду, что он действительно все это пережил, решительно невозможно. Ольга на кладбище, Прохор мертв. Крест растворился на российских просторах, домик паромщика сгорел, лесные пожарники неизвестно где, полковник Бортко может заявить, что он о них в жизни не слышал, не говоря уж о том, чтобы приглашать на опознание. Обитатели «Заимки», честно глядя в глаза, могут до скончания века заверять, что видят Мазура впервые и все его россказни – следствие неумеренного потребления неразведенного спирта…

Зачем глаголевские орлы спалили домик паромщика? И что стоит за посланием Кацубы?

Так и не найдя ответов, Мазур приоткрыл дверь, отдал бумаги бдительно вскочившему со стула сержанту. Тот зачем-то взвесил пачку в руке, как ни в чем не бывало кивнул:

– Можете спать. Если понадобитесь, завтра вам сообщат.

Глупо было бы задираться с ним или задавать вопросы. Мазур вернулся в комнату, разделся и лег. Под окном тихо бродил часовой. При мазуровской выучке ничего не стоило бы обрушиться ему на голову вместе с выбитой ради экономии времени и пущей неожиданности оконной рамой – вот только зачем?

Несмотря на вполне понятную тревогу и некоторый нервный раздрай, он понемногу погружался в сон – в старинной военной мудрости «солдат спит, а служба идет» гораздо больше сермяжной истины, чем может показаться некоторым штатским…


…Вопреки расхожим штампам, кошмары его не мучили. Сны были самые обычные. И проснулся в половине восьмого, как обычно. В восемь появилась сержантесса с завтраком, но на сей раз никаких знаков в стиле Марселя Марсо не подавала. Часовой все еще торчал под окном. Вполне возможно, это был уже другой, не вчерашний. Обитатели базы, народ к загадочным сложностям военной жизни насквозь привычный, старательно обходили стороной дорожку, по которой он прохаживался, притворяясь, будто ничего не видят и никакого автоматчика там вовсе нет, – хотя в том месте, где охранять на первый взгляд совершенно нечего, часовой выглядел столь же нелепо, как коммерческий киоск на взлетно-посадочной полосе авианосца…

Его не беспокоили до самого обеда. С доставкой такового вновь начались мимические сюрпризы: сержантесса, указав взглядом на судки, сделала тремя пальцами жест, словно загоняла себе что-то в вену невидимым шприцем. Мазур понял – и к еде не прикоснулся. Особисты любят такие штучки: запросто подмешают нечто, в общем, легонькое, но надежно парализующее волю и способное вызвать на нешуточную откровенность…

В час дня за ним пришли. Без кандалов и примкнутых штыков, правда. Давешний капитан без стука распахнул дверь и с самым безразличным выражением лица пригласил:

– Пройдемте. Вас ждут.

Ждали его в кабинете без таблички на двери, явно принадлежавшем местному особисту: на обоих окнах – выкрашенная в белый цвет затейливая решетка, в углу – солидный сейф, да и телефонов для скромного кабинета что-то многовато. Все уже было готово для теплой и душевной беседы: в красном углу восседал человек, которого Мазур впервые в жизни видел в штатском, – контр-адмирал Самарин, фигура номер два в контрразведке флота. Капитан третьего ранга по фамилии Крайко скромненько сидел сбоку, а в углу за хлипким журнальным столиком примостился сутулый тип в затемненных очках – несомненно, сто раз проверенный стенографист. Магнитофона Мазур нигде не увидел, но это, понятно, не означало, что его не было.

Настроение, честно признаться, было аховое. Среди своих адмирал Самарин давно уже получил вполне заслуженную кличку Лаврик – как легко догадаться, данную по ассоциации с известным в истории носителем пенсне. Злые языки шептали, что Самарин, будучи слегка близорук, вместо очков носил пенсне как раз потому, что давно прослышал про кличку, и она его самолюбию весьма польстила. Пенсне, правда, напоминало скорее чеховское, но потаенное общественное мнение пришло к выводу, что это проделано для отвода глаз, дабы избегнуть чересчур уж явных ассоциаций. Если отвлечься от фольклора и естественной неприязни строевиков к особистам, следует признать, что Лаврик был неплохим профессионалом, но это лишь усугубляло ситуацию, поскольку крутой профессионал сплошь и рядом может поломать кому-то жизнь и карьеру не в пример искуснее и эффективнее, нежели тупой службист. Каковое умение Лаврик не единожды и показывал. Будь ты хоть светочем гуманизма и рыцарем без страха и упрека, но коли служить тебе выпало в особистах, очень быстро поймешь, что твоя карьера зависит от того, скольких шпионов ты усердно изловил и скольких потенциальных «слабых звеньев» успешно профилактировал… Это вовсе не означает, будто Самарин лепил дутые дела, – но всему флоту известно, что Лаврику лучше не попадаться, если у тебя за душой отыщутся мелкие грешки…

Мазур сел и выжидательно замолчал. От предложенной адмиралом, согласно извечной традиции, сигареты отказался, вытащив свои, – черт его знает, что там могло быть подмешано в Лавриковы сигареты, тем более что сам-то он сигаретку вытащил не из предложенной Мазуру пачки, а из знаменитого серебряного портсигара дореволюционной работы, с золотыми накладками в виде охотничьих собак, подковок и загадочных монограмм…

Мягко шумел кондиционер. Стенографист навис над столиком с видом оголодавшего стервятника.

Держа сигарету, по своему обыкновению, меж большим и средним пальцами, адмирал разглядывал Мазура с хорошо рассчитанным сладострастием сексуального маньяка из импортных ужастиков, прекрасно понимающего, что загнанной в угол растрепанной блондиночке бежать уже некуда. Пенсне придавало ему весьма интеллигентный вид, так и казалось, что сейчас изречет что-нибудь вроде: «А печень у вас, батенька, пошаливает определенно…»

– Капитан, вы ведь профессионал? – спросил Самарин вдруг.

– Пожалуй, – осторожно сказал Мазур.

– Ну, не прибедняйтесь… Скажите мне по совести: если бы вам, окажись вы на моем месте, кто-нибудь изложил столь занимательную историю, какую вы тут так ярко изобразили, – он с легкой брезгливостью коснулся стопочки исписанных листков, в которой Мазур издали опознал свой рапорт, – что пришло бы вам в голову прежде всего?

– Но ведь не все занимательные истории – чистая выдумка? – спросил Мазур, стараясь не заводиться с первых реплик. – Помните операцию «Туман»? Очень многие со спокойной совестью ее бы зачислили по ведомству самой необузданной беллетристики…

– Логично, – согласился адмирал что-то уж подозрительно мягко. – И «Туман», и «Всплеск», да мало ли примеров… Только позвольте вам напомнить, что, в отличие от ваших увлекательных приключений, «Туман» был с самого начала подкреплен конкретными доказательствами. Другое дело, что не всем они казались убедительными – да ведь были доказательства, а?

– Были, – вынужден был кивнуть Мазур.

– Вот видите? А меж тем у вас – одни словеса. Свидетели, которые могли бы подтвердить ключевые моменты, точнее, те, кого вы среди таковых свидетелей перечислили, либо мертвы, либо рисуют картину, полностью отличную от вашей. Разумеется, их можно заподозрить в злонамеренном искажении истины, но вот в чем загвоздка: самые разные люди, коих трудно заподозрить в сговоре, дают показания, решительно расходящиеся с вашими… Все напоминает известную присказку о роте, идущей не в ногу. Вашу «Заимку» проверили с участием госбезопасности – и не нашли никаких улик…

– А вы что же, думали, там на видном месте вывешены некие правила охоты? – вздернул голову Мазур.

– Ну что вы, вовсе не думал… Но как прикажете поступать, когда нет и косвенных доказательств? Домик паромщика сгорел. Местонахождение лесных пожарных, да и саму их личность, установить не удалось. Экологический заповедник и в самом деле располагает вертолетом, приданным группе военизированной охраны, но ни один из членов группы не напоминает описанных вами людей. Изволите убедиться? – Он выложил перед Мазуром веер цветных фотографий. – Может быть, найдете кого-то знакомого?

Минуты через две Мазур отложил фотографии, мотнул головой:

– Абсолютно незнакомые физиономии.

– На «Заимке», кстати, тоже не оказалось описанных вами людей…

– Не удивительно.

– Заговор? – прищурился адмирал.

– Нужно же быть идиотом, чтобы не предвидеть проверки – после того, как мне удалось вырваться.

– Возможно… – адмирал играл портсигаром. – Продолжим? По милицейским данным, ни одного своего сотрудника они не отправляли в засаду на дороге. У пижманской милиции нет данных о трупах, оказавшихся в приблизительно указанном вами месте. Никто никаких трупов в тех местах не находил.

– Я же забрал у одного удостоверение, оно приобщено к моему рапорту…

– Есть такое удостоверение, поддельное, кстати. Не хватает мелочи: доказательств, что вы его действительно забрали у человека, убитого вами. Нет, кстати, доказательств, что вы и в самом деле убили кого-то… Что, вас это не утешает? Вовсе даже наоборот? – Он усмехнулся. – Интересные дела, впервые вижу человека, удрученного тем, что нет доказательств совершенного им убийства… Пойдем далее. Шишигин Павел Матвеевич, рулевой-моторист суденышка под наименованием «Таймень», вас со всей уверенностью не опознал. Хозяйка описанного вами дома помнит лишь «мужчину с милицейскими корочками» и «какую-то женщину». Других свидетелей, по-моему, в вашем списке нет?

– Интересно, а убийства двух прапорщиков тоже не было?

– Имело место, имело, – легко согласился адмирал. – Я и не говорю, будто в названных вами населенных пунктах вообще ничего не происходило. Были убиты паромщик с женой. Были убиты два прапорщика из охраны колонии. Были убиты в Пижмане инспектор уголовного розыска Сомов, капитан роты ГАИ Зыкин, заместитель начальника горотдела майор Завражнов, а также четверо граждан, если можно так выразиться, с обратным знаком – имевших прямое отношение к организованной преступности, а с ними местная проститутка, список прилагается… – он щелкнул пальцем по одной из лежавших перед ним бумажек. – Только опять-таки нет никаких доказательств вашей причастности к череде сих гробовых забав. Это может выгодно свидетельствовать о вашем профессионализме, а может и служить доказательством вашего вранья… Честно признаться, я склоняюсь ко второму варианту. Вы, легко понять, предпочитаете первый. Что ж, каждому свое…

– А как насчет сомнения, толкующегося в пользу обвиняемого? – рискнул Мазур сделать намек на атакующее движение, легонький выпад.

– Мы не в трибунале, – отрезал Лаврик. – Процедура внутреннего расследования вам известна. – Он наклонился вперед: – А еще тебе, несомненно, известно, что своими ножками ты до трибунала можешь и не дойти – непропеченная буханка хлеба на голову упадет из окна столовой или поганка в гарнире к котлетам замешается… Известно это тебе?!

Он не притворялся – глаза за чистейшими стеклами чеховского пенсне горели лютой злобой, до поры скрывавшейся. Мазура поневоле передернуло. Даже делая все возможные поправки на должность Лаврика, его личность и характер, никак нельзя было ждать столь хамского обращения.

И только теперь Мазур сообразил, что за неприметная деталь его подсознательно беспокоила – перед Крайко, под листом машинописи, лежал пистолет. Когда Лаврик клал на стол фотографии, одна задела уголком лист, тот чуть сдвинулся, и очертания пистолета четко обозначились… Это уже не просто хреново – архихреново, как выразился бы Владимир Ильич.

– Я бы попросил… – сказал Мазур разведки ради.

– Пистолета с одним патроном ты у меня, проблядь, все равно не допросишься, – отрезал Лаврик. – Не старые времена.

Наступил тот кристально просветленный миг, когда человек прекрасно понимает, что хуже ему все равно не будет, а потому лучше умереть стоя, чем жить на коленях…

– Извольте объясниться, – сказал Мазур звенящим от ярости голосом. – Пока пенсне целое.

Как ни странно, Лаврик остался спокоен. С улыбочкой открыл портсигар, постучал по крышке сигареткой, выдерживая классическую эффектную паузу:

– Будем объясняться? Или еще повозмущаетесь? Вы, мол, ножиком вражьих супостатов резали, пока я на безопасном берегу штаны просиживал? В таком ключе?

– А почему бы и нет? – сказал Мазур.

– Сигаретку в рот суньте табачком, вы ж ее фильтром пихаете…

Видимо, Мазур сделал излишне резкое движение – лист бумаги мгновенно отлетел в сторону, и в руках у Крайко оказался пистолет со взведенным курком.

– Бросьте ковбойщину, – поморщился адмирал. – Он же профессионал, прекрасно понимает, что деваться некуда…

– А может, ему в голову лезут всякие глупости насчет заложников и торга, – бросил Крайко, опустив, впрочем, пистолет.

– Ну что ему это даст? Нереально… – Лаврик поправил пенсне и нехорошо улыбнулся: – Хорошо, начнем разбор полетов. И начнем мы его с клеветнических измышлений растленной буржуазной прессы, процветающей в мире загнивающего капитала благодаря паразитированию на нездоровых сенсациях, большей частью вымышленных… Вы, насколько я помню, на данном языке читаете? Газетка довольно свежая, позавчерашняя, не угодно ли?

Мазур взял у него газетную вырезку под броским красным заголовком: «Русская акула по-прежнему голодна!» Он и в самом деле владел этим языком настолько, чтобы читать свободно, – но лучше бы не владел…

С первых строчек становилось ясно, что все рухнуло – и не только его гипотетические адмиральские погоны, речь шла о вещах посерьезнее… Рухнула сама операция «Меч-рыба», засекреченная и отработанная с учетом всех возможных мелочей, – кроме подобного сюрприза, о котором речь и не шла. В статье подробно и смачно повествовалось, как доблестной контрразведкой заинтересованной державы был вовремя вскрыт злодейский замысел русских, коварно намеревавшихся выбросить в район испытаний группу боевых пловцов с хитрой аппаратурой. Естественно, те, кто готовил испытания сверхсовременного подводного аппарата, намерены теперь перенести их в другое место и до предела ужесточить меры безопасности с учетом горького опыта. Подробно перечислялись абсолютно достоверные детали: «океанографическое» судно «Азов», которому предстояло в нейтральных водах, неподалеку от острова Икс выпустить аквалангистов, рыболовный траулер «Зубатка», которому предстояло, имитировав кораблекрушение, отвлечь судно охранения и дать возможность пловцам установить аппаратуру. В довершение всего, там красовались фамилии куратора операции контр-адмирала Триколенко (сиречь Морского Змея) и непосредственного руководителя группы капитана первого ранга Мазура. В качестве иллюстрации был даже приложен предполагаемый маршрут «Азова» – насколько знал Мазур, совпадавший с реально намеченным. Это был провал – звонкий, оглушительный, безоговорочный. Всякому, кто хоть чуточку разбирался в таких вещах, ясно было: вскорости полетят погоны, свистя, словно бумеранги, звездопад начнется такой, словно Земля вновь пересекает очередной метеорный поток… Как водится, граница меж правыми и виноватыми будет чисто условной, пальба пойдет по площадям…

– Впечатления? – вежливо спросил адмирал.

– Паршивые впечатления, – честно признался Мазур.

– Отрадно слышать. Постараюсь сделать вам восприятие окружающей действительности еще более паршивым… Только вот что – я плохо верю, что вы попытаетесь устраивать танцы с саблями, но все же постарайтесь без резких движений, вы же профессионал и должны трезво взвешивать шансы… – он вытянул очередной листок и скучным голосом стал читать: – «Согласно установочным данным, поступившим по линии госбезопасности, в Эрлангене местными контрразведывательными органами задержан по подозрению в шпионаже в пользу иностранного государства подданный данной страны Герхард Скуле, в течение последних трех месяцев имевший регулярные контакты с гражданином России Ярополовым, под прикрытием коммерческой деятельности ведущим активную разведывательную работу. По сообщению источника Петер, через восемь часов после задержания Скуле к начальнику отдела 111-Б обратился представитель Ай-Ди-Эй в стране, установленный нами Реджинальд, заявивший, что Скуле в действительности выполнял для Ай-Ди-Эй функцию почтового ящика, а Ярополов является агентом Ай-Ди-Эй, передающим информацию от источника Фрегат. Данное заявление подтверждается показаниями самого Скуле, данными им во время первого допроса. После соответствующих консультаций руководства двух служб Скуле был выпущен, обвинения сняты. Ориентированные на установление личности Фрегата источники из окружения Реджинальда к конкретным выводам пока что не пришли, однако имевшиеся на данный момент сведения позволяют заключить: Фрегат – кадровый офицер ВМС, в звании предположительно капитана второго или третьего ранга, женатый на женщине значительно моложе себя, в отношении которой в последнее время испытывает определенные подозрения и не исключает ее связи с российскими контрразведывательными органами, в связи с чем нервничает и вновь повторяет просьбу о нелегальной переброске его за рубеж. По непроверенным данным, Фрегат – либо рядовой сотрудник, либо заместитель командира группы, носящей официальное шифронаименование Мурена, предположительное место вербовки – Эль-Бахлак. Дальнейшая разработка проводится форсированными темпами».

– Вот так, сокол мой, – сказал Лаврик. – В вопросы и ответы не поиграем ли? Кто из нас двоих заместитель контр-адмирала Триколенко? Каперанг Мазур вроде бы? У кого единственного в «Мурене» жена была значительно моложе его? Опять-таки у каперанга Мазура. Кто видел из купе, когда следом за ним несли два трупа – супруги и вышеупомянутого гражданина Ярополова? – Он показал Мазуру четкую цветную фотографию субъекта, больше известного тому как Ибрагим-оглы. – Я умолчу о детальках вроде Эль-Бахлака… Да на вас лица нет, милый мой? Водички дать?

Стенографист упоенно работал остро заточенным карандашом. Крайко поглаживал пистолет кончиками пальцев, глядя на Мазура глазами хорошо выдрессированной собаки.

Мазуру нестерпимо хотелось проснуться. Однако вокруг была самая доподлинная реальность, обернувшаяся кошмаром.

– Давайте сопоставим даты? – как ни в чем не бывало продолжал Лаврик. – Инцидент со Скуле произошел – обратите внимание на даты – в те дни, когда вы, если вам верить, романтически странствовали по лесам. Ярополов прилетел из Эрлангена за день до вашей роковой встречи в поезде. Между прочим, «соседи» заверяют, что Ярополов, по их данным, перекачивал сведения за бугор с ведома, благословения и поручения своего босса, хозяина АО «Синильга», несколько дней назад ликвидированного заодно с женой и двумя охранниками – в хорошем стиле, поневоле заставляющем вспомнить о тактике спецназа. И если супругу с охранниками убили прямо на даче, то самого хозяина предварительно отвезли подальше и, прежде чем отправить в мир иной, такое впечатление, душевно с ним беседовали… Интересно получается, Кирилл Степанович? Существуют две версии, ваша и, скажем так, «соседская». Но если ваша ничем не подтверждается, другая, наоборот, твердо подкреплена…

Косвенными данными, – сказал Мазур, чувствуя, как язык становится толстым и шершавым. – Сплошь косвенными…

– Возможно, – кивнул Лаврик. – Но вы же не ребенок и много раз сталкивались с ситуациями, когда количество косвенных данных переходит в качество, а? Случалось? Вот видите… Вы, конечно, звучно бия себя в грудь, будете уверять, что вас подставили, на вас отоспались – и тому подобное… Вообще-то вполне приемлемый вариант… не будь кое-каких коварных подробностей. Безоглядно полагаться на информацию от «соседей» никто у нас не собирается – и никогда не собирался. Независимо от них «эрлангенское дело» проверял «Аквариум». И пришел к тем же выводам. По крайней мере, все так и происходило – существует незадачливый Скуле, работавший на американцев под носом у родной контрразведки, как водится, не посвященной в такие сложности, его в самом деле арестовали сгоряча, и давно известный «Аквариуму» Реджинальд его в самом деле вытаскивал. А это означает, что они в то время не намеревались прекращать операцию, рассчитывали и дальше качать информацию от нашего таинственного Фрегата. Местным они о Фрегате, разумеется, ничего не сообщали – лишь в самых общих деталях. Но в окружении Реджинальда и в самом деле циркулирует именно такая информация о Фрегате, более того– «аквариумные» докопались, что Фрегат, помимо всего прочего, всерьез подумывал о ликвидации собственной супруги… – Он осклабился. – Кстати, мой дорогой, – когда безутешный вдовец буквально через пару дней после похорон начинает драть маменьку своей благоверной, пусть даже еще вполне сексапильную, это не в его пользу играет, в особенности если и так собрано о нем масса неприглядного… Согласны кратенько охарактеризовать ситуацию?

– Бред, – сказал Мазур.

– Или – провал. Что-то не сладилось. Произошел какой-то сбой. И нашему Фрегату пришлось импровизировать на ходу, уже в силу обстоятельств не заботясь о минимуме достоверности, – не давала ему жизнь такой возможности… Отсюда все нестыковки, несообразности и фантастика самого дурного пошиба. Так оно с импровизациями всегда и бывает. Я, конечно, не надеюсь на чудо, но, быть может, выслушаем чистосердечное признание? Простите за пошлую фразу, но ведь и в самом деле может повлиять на вашу участь…

– Бред, – повторил Мазур. – Не в чем мне признаваться. Вам не приходит в голову самый простой вариант?

– Что всеми странностями, нагроможденными вокруг вас, некто отвлекает внимание от истинного виновника? И «крот»– кто-то другой? – Лаврик устало улыбнулся. – Вы что, считаете меня приготовишкой? Ну естественно, в первую голову мы подумали именно об этом. Стандартный вариант, и не столь уж редкий. Но против такого варианта есть серьезные возражения. Во-первых, я давно уже питаю стойкое доверие к перекрестной информации, сиречь полученной из двух независимых источников, каковые в данном случае испытывают, мягко говоря, страсть к некоторой конкуренции. Эрлангенская информация полностью отвечает этим критериям, не правда ли? Во-вторых… Во-вторых, даже если предположить, что вас хотели подставить, никто не стал бы разыгрывать столь громоздкую операцию, всецело зависящую от множества неожиданностей… Давайте на секунду поверим, что все так и было, как вы живописно преподносите: вы в самом деле столкнулись с некими нехорошими людьми, которые вас долго и увлеченно гоняли по тайге… Интересно, вы отдаете себе отчет в том, что вариант «спятившего купца Калашникова», если разобраться вдумчиво, вовсе не спасает вас от обвинения в шпионаже? Человек такого пошиба, вздумавший ликвидировать опасного свидетеля своих охотничьих забав, вас попросту убрал бы, не обинуясь. Скажем, на похоронах. Или во время ваших разъездов по городу. Это, простите за цинизм, было бы неизмеримо практичнее, нежели затевать сложнейшую операцию по вашей компрометации через заграницу, – а я не верю, что у рядового, в общем-то, коммерсанта были столь обширные возможности.

– У него там бывали иностранцы, – сказал Мазур. – Черт их знает, кто они такие и сколько весят у себя дома… Такая забава, мне сдается, по плечу только богатеньким, и очень.

– Это все ваши домыслы, – отрезал Лаврик. – Ничем не подкрепленные. Повторяю, вас неизмеримо практичнее было бы попросту убрать, а не затевать грандиозную акцию со втягиванием парочки импортных спецслужб. Чересчур уж быстро, если принять ваш вариант, вас смогли установить… Для коммерсанта, пусть разжиревшего на дурной сверхприбыли, сроки все-таки фантастические. Вы еще бегали по тайге, а в Эрлангене уже полным ходом разворачивалась операция по вашей компрометации? Да мать вашу, каким чудом ваш коммерсант ухитрился прознать про операцию «Меч-рыба»? Что, я вам должен объяснять насчет круга посвященных?

– Вот и поискали бы среди посвященных… – огрызнулся Мазур чисто инстинктивно, тут же почувствовав, что вышло прямо-таки по-детски.

Лаврик поднял брови:

– Ну, капитан… Вам не кажется, что это уже попахивает паранойей? По некоему зловещему совпадению некий «крот» в больших звездах оказался добрым знакомцем хозяина «Заимки», где вы изволили проводить отпуск? И они быстренько договорились уничтожить вашу репутацию? Вы сами-то в такие совпадения верите? Хоть немножечко? – Он поиграл портсигаром. – Лично мне гораздо более соответствующим истине представляется другой вариант. Фрегат – это вы. И работали вы в тесном контакте с обоими покойничками из «Синильги» – Ярополовым и его боссом. Вполне возможно, вы и в самом деле побывали на «Заимке». И что-то у вас там не сложилось, что-то пошло наперекор вашим ожиданиям. Скажем, вы нервничали и рвались за бугор. А там решили, что вы в принципе и не нужны более, что «Меч-рыбу» по каким-то их соображениям гораздо выгоднее провалить с шумом и плясками… И пешки вроде тех двоих больше не нужны. Не такая уж редкость в практике разведки. Тут опять что-то произошло. По чести говоря, я готов допустить еще, что вы запаниковали, ударились в бега, вы как-никак битый волк, рыбка пиранья, и ухлопать вас отнюдь не просто… И начались ковбойские приключения. С этого момента ваши показания истине, очень может быть, более или менее соответствуют… Хоть и далеко не во всем. Как насчет такой гипотезы, дружище Фрегат?

Мазур сидел, сгорбившись, устало смотрел на него. Не было сил шумно протестовать, бить себя в грудь. Он понимал, что идет ко дну, как оброненный за борт колун, но решительно не представлял, что можно сказать или сделать. Не находил лазеек в хитро сплетенной сети обвинения, куда можно просунуть хотя бы голову. Лазеек…

– Постойте, – сказал он. – А нападение на трассе, по дороге в Ермолаево? Это что, мне тоже привиделось? И похищение, и все прочее? Есть три свидетеля, помимо меня…

У него упало сердце, когда адмирал, даже не дослушав, ухмыльнулся с таким видом, словно только и ждал этой реплики:

– А я-то ломаю голову, когда вы сошлетесь на этот триллерочек… Будем его углубленно разрабатывать? Ну давайте… Только потом, чур, не хныкать. Договорились? – он повернулся к Крайко, так и молчавшему все время разговора. – Пригласите коллегу, давненько ждет, сердешный…

Загрузка...