Следопыт. Пионеры.

Послесловие к романам «СЛЕДОПЫТ» и «ПИОНЕРЫ»

После того как мы закрыли замечательную книгу Купера «Последний из могикан», в нашей памяти остался образ глубоко опечаленного Соколиного Глаза и убитого горем Великого Змея, потерявшего любимого сына — юного Ункаса. Его унесла длившаяся десятилетиями воина между французскими и английскими колонизаторами за захват американских земель.

В только что прочитанной книге, где продолжено описание этой войны, перед читателями вновь возникает Натаниэль Бампо. Следопыт и разведчик английской армии, он и здесь, как всегда, отважен, находчив, благороден, полон ненависти к ненужным жестокостям, мечтает о мирном и чистом существовании людей, осуждает расовое высокомерие колонизаторов.

Совсем немного времени прошло с тех пор, как погибли Ункас и Кора, быть может, год или два. Все, что совершается на страницах «Следопыта», относится к самому концу 50-х годов XVIII века.

Опасные и трагические приключения героев «Следопыта» связаны прежде всего с войной. На водах и острог вах огромного озера Онтарио пролилась кровь французов, англичан, индейцев, осиротела благородная Мэйбл, потеряв своего отца, сержанта Дунхема, убит лукавый индеец Разящая Стрела, перешедший на сторону французов, погиб предатель квартирмейстер Мюр и многие другие.

Уверены ли те, кто рискует своей жизнью и отдает ее за английские интересы, что война, которую они ведут, справедлива? Над этим не задумывается ни сержант Дунхем, честный вояка, ни старый моряк Кэп, с появлением которого на страницах романа повеяло соленым воздухом морей и безбрежных океанов... Ворчун Кэп, с его презрением к пресным водам, с его склонностью определять все только терминами морского словаря, вносит струю грубоватого, но доброго юмора в иной раз печальные и жестокие эпизоды романа.

Страницы, на которых оживает образ старого моряка, невольно заставляют вспомнить самого Купера, который в молодости увлекся романтикой морских плаваний, бежал из дома и прослужил несколько лет во флоте. Как раз на озере Онтарио молодой моряк Купер задолго до того, как он написал свой роман, строил с другими американскими моряками военный бриг. Тема моря навсегда осталась ему близка...

Итак, Дунхем и Кэп не сомневаются в том, что они делают справедливое дело. В «Последнем из могикан», написанном за четырнадцать лет до «Следопыта» (этот роман появился в 1840 году), Купер и сам был недостаточно объективен в решении этого вопроса. Мы помним, какими черными красками он рисовал именно французского командира Манкольма и тех индейцев, которые поддерживали его. В «Следопыте» автор начинает по-новому оценивать некоторые явления. И те герои книги, в которых Купер воплотил черты душевной чистоты и честности; уже понимают, что между жестокими и коварными методами ведения войны, да и между целями ее у англичан и французов разницы нет. Так, Следопыт поддерживает Мэйбл Дунхем, когда она, осуждая обман и подкуп индейцев, говорит: «Не понимаю, почему то, что справедливо для короля Георга, не должно считаться справедливым и для короля Людовика», и: «Если французы поступают дурно, подкупая туземцев, чтобы они воевали с их врагами, то, казалось бы, это одинаково не благородно и со стороны англичан».

Мэйбл, так же как и Следопыт и, конечно же, как сам автор, по достоинству оценивает жестокость колонизаторов, победно шествующих по землям, которыми столетиями владели индейские племена. «Ингизы очень жадный, — говорит Июньская Роса, — отнимай лес, охота, гони шесть племя туда, где солнце сядет; злой король, злой люди.

Бледнолицый — «ух как плохо!». «Мэйбл знала, — добавляет автор, — что в словах индианки много горькой правды ...чтобы пытаться возразить...»

Благородный Следопыт, участвуя в этой войне как необычайно меткий стрелок и сообразительный разведчик, оказывается в положении человека, который помогает жестокому уничтожению людей. И человечный, добрый Натти мечтает о мире, «чтобы по-прежнему можно было бродить по лесам, не встречая никаких врагов, кроме зверей и рыб».

Следопыт находит отзвук своим чувствам и мыслям в Мэйбл Дунхем, с ее добрым отношением к людям, независимо от их цвета кожи (вспомним ее трогательную дружбу с Июньской Росой), с ее стремлением к справедливости, с ее искренностью и непосредственностью. Мэйбл становится для Следопыта воплощением его идеала женщины: в ней гармонически сочетается то ценное, что несет с собой цивилизация, — образованность, широкий умственный кругозор, начитанность, душевная чистота, прямота и неиспорченность, которые всегда казались Следопыту связанными с жизнью, далекой от цивилизации. Он очень остро начинает ощущать свое невежество, свою оторванность от того мира культуры, в котором Мэйбл чувствует себя свободно. Это ощущение особенно мучительно для уже зрелого годами Следопыта, потому что он нежно полюбил эту действительно умную и добрую девушку. И здесь писатель вводит нас, пожалуй единственный раз, в мир интимных, личных чувств и отношений своего героя — отношений, которые занимают много места в этом романе.

Мы, читатели, воспринимаем любовь Натти Бампо с грустью и жалостью к нему. Ведь, когда Натти еще полон надежд, хотя и терзается сомнениями, мы уже знаем волею автора, что избранником Мэйбл будет не Следопыт, к которому она питает чувства, близкие к дочерним, а молодой, не менее благородный, чем Натти, Джаспер.

Рисуя мир интимных чувств Следопыта, Купер делает его образ более многогранным, помогает нам еще ярче и реальнее воспринять весь его облик. Мы узнаем его не только как отважного разведчика, благородного противника, чуждого эгоистическим, корыстным целям. Теперь мы уверены в том, что в любых своих проявлениях Натти Бампо чист душою и способен на самопожертвование. И, хотя он неуклюж в выражении своих чувств, наивен в своих надеждах, он бесконечно трогателен в своей любви к Мэйбл. Эго чувство так глубоко и бескорыстно, так лишено какого бы то ни было оттенка грубости и эгоизма, что вполне понятной и закономерной становится та большая жертва, которую Натти принес ради счастья Мэйбл, добровольно отказавшись от нее. Когда читаешь страницы, посвященные непростым отношениям, которые сложились у Натти, Мэйбл и Джаспера, трудно решить, кто же из них честнее и благороднее. Все они вызывают нашу любовь и уважение.

В «Следопыте» мы вновь находим все то, что восхищало нас в уже прочитанных нами романах о Кожаном Чулке: богатое воображение автора, необыкновенно живо воссоздавшего события, «воздух» Америки XVIII века, его уважение к людям «красной кожи», сочувствие к истребляемым индейским племенам; правдивость, с которой писатель рассказывает о жестокостях и кровопролитиях, сопровождавших колонизацию американских земель.

Описания природы в «Следопыте» приводили в восторг великого французского писателя Бальзака, современника Купера. «Эта волшебная проза, — писал он, — не только показывает реку и берега, леса и деревья, но ей удается дать одновременно и мельчайшие детали и целое... Когда дух безлюдия заговорит с вами, когда вас очарует свежее спокойствие этой вечной тени, когда вы окинете взором мощную растительность, сердце ваше придет в волнение... Вы перевоплощаетесь в страну; она входит в вас или вы в нее, — не угадаешь, как происходит эта метаморфоза, вызванная гением; но вы не в состоянии отделить почву, растительность, воды, их ширь и очертания от волнующих вас интересов».

В «Следопыте» Купер показал нам и свое уменье раскрывать сложные человеческие чувства героев, и рисовать их с необычайной простотой и непосредственностью. Сложен душевный мир не только как будто простых и ясных Натти, Джаспера, Мэйбл; сложны и противоречивы отношения Мэйбл и Июньской Росы, женщины, воспитанной в традициях племени; она преклоняется перед своим вероломным мужем — врагом англичан и в то же время глубоко предана Мэйбл, чья человечность и доброта восхищают ее.

Эти душевные конфликты не могут оставить читателя равнодушным, и он с еще большим волнением читает эту книгу.

Нам становится грустно, когда на последних страницах «Следопыта» исчезает в лесах одинокий Натти Бампо, испытав всю боль неразделенных чувств и не осуществившихся надежд. Но Натти не только поэтому становится все более и более одиноким: границы девственных лесов и нетронутой природы быстро отодвигаются к западу. И, как бы ни старался Натти Бампо перегнать ее, непонятная и враждебная ему цивилизация неотвратимо вторгается в его «владения».

Через много лет после встречи Следопыта и Мэйбл ей однажды рассказали о знаменитом охотнике, который известен как «человек редкой душевной чистоты и большой оригинал» и которого в этой стране у берегов Мохока называют Кожаным Чулком...»

Под этим прозвищем он и появляется в следующем романе о Натаниэле Бампо — «Пионеры».

Роман «Пионеры» вышел в 1823 году. Это была первая книга Купера о Кожаном Чулке. В ней Натаниэль Бампо — доживающий свой век семидесятилетний чудак-охотник, а Чингачгук — спившийся старый индеец Джон Могиканин.

Между приключениями, о которых рассказано в «Следопыте», и жестокими испытаниями, выпавшими на долю Кожаного Чулка в «Пионерах», прошло более тридцати лет. За это время совершились события огромного исторического значения: североамериканские английские колонии восстали против английской монархии, произошла война за независимость (1776—1783), в которой американцы победили и создали буржуазно-демократическую республику — Соединенные Штаты Америки. Это была победа буржуазного строя и буржуазного образа жизни. Характерные черты этого жизненного уклада возникают перед нами в романе «Пионеры», где они определяют главный конфликт.

Судья Мармадьюк Темпл, в поместье которого у берегов знакомого нам озера Отсего ютится обветшалая хижина старого Кожаного Чулка, стоит на страже законности, защищающей буржуазную собственность. Война за независимость принесла ему власть и богатство. Ему достались земли деда и отца Оливера Эффингема, поместье, которое было конфисковано у них как у врагов американской революции, сохранивших верность английскому королю. Купер представил судью честным человеком, возвратившим деньги, которые были переданы ему на сохранение отцом Оливера. Однако он совершает этот поступок не по доброте, а лишь потому, что не хочет нарушать никаких обязательств. На формальных правах и законах, по его мнению, держится вся жизнь. Соблюдение самого священного для него закона частной собственности и делает его в романе наиболее типичным представителем утверждающейся буржуазной Америки. Когда Купер создавал образ Мармадьюка Темпла, он бесспорно думал о своем отце, судье Купере, многие черты которого он воплотил во владельце Темплтона.

Мы с интересом читали о тех сложных отношениях, которыми были связаны Элизабет Темпл и скрывавший свое настоящее имя Оливер Эффингем. Мы не могли не сочувствовать их любви, так долго доставлявшей им лишь одни страдания. Честность и ум Элизабет, гордость и самообладание Оливера, уважение, которое оба они питали к Кожаному Чулку и старому Джону Могиканину, вызывают наши симпатии к ним.

Но щемящее чувство жалости неизбежно охватывает читателя, когда в растерянном старом чудаке он узнает героя ранее прочитанных книг — Натаниэля Бампо. Мы давно уже поняли, что та жизнь свободного охотника на незанятых землях, которую когда-то вел Зверобой, уже становится невозможной. Жизнь против него, и читатель невольно задается вопросом: а справедлив ли такой строй жизни? И разве можно не посочувствовать печальной судьбе наивного, но гордого и внутренне независимого Кожаного Чулка? Он не понимает всего значения огромных перемен, которые совершились на его глазах с тех пор, как он охотился в непроходимых лесах у берегов Отсего. Он и сейчас ясивет и охотится в тех же местах, но все чаще вместо густых лесов, где ему была знакома кажддя тропинка, он встречает вырубленные участки, застроенные колонистами или превращенные в пашни. Он, следопыт и разведчик, теряется в дебрях новых законов и отношений между людьми. Кожаный Чулок хочет жить обычаями ушедшего прошлого и вместе с Джоном Могиканином предается воспоминаниям о невозвратных временах, когда царили простые нравы и личное мужество было выше хитросплетений формальных законов.

Таким впервые и возник в воображении писателя Кожаный Чулок, обрисованный Купером в романе «Пионеры». И, как бы желая понять и объяснить эту тоску старого Натти Бампо о прошлом, Купер в дальнейшем обратился к тем временам, когда Зверобой, Длинный Карабин, Следопыт был в расцвете своих сил, хотя и в тревоге наблюдал уже начало наступающих перемен, что и было описано им в романах «Зверобой», «Последний из могикан» и «Следопыт».

Откуда писатель узнал все это? Индейских вождей — «последних из могикан», старых пионеров — Купер еще застал в своем детстве и мог слушать их в чем-то достоверные, в чем-то фантастические рассказы. Биографы Купера даже называют фамилию некоего Шипмена, который, по-видимому, послужил прообразом Кожаного Чулка...

В романе «Пионеры» много внимания уделено семье и окружению Темпла... Поместье, поселок, складывающиеся традиции и нравы американских колонистов после завоевания независимости писатель воссоздает в картинах, полных теплоты жизни и юмора. И здесь воображение писателя опиралось на впечатдеция молодости.,Темплтон многими чертами иохбж на его родной Куперстаун.

Судьба Кожаного Чулка, его отчаянные попытки противопоставить себя закону, который кажется ему ненужным и нелепым, его единоборство с властью и судом и, наконец, бегство старика на Запад, в еще нетронутые леса, — все это полно настоящего драматизма.

Лесные дебри, в которых искал спасения старый Натти, не стали для него надежным прибежищем. О его последних скитаниях читатель узнает в романе «Прерия», заключающем знаменитую историю Кожаного Чулка.

Н. Эйшискина