Следы на песке

4

Все закончилось тем же, чем всегда.

Когда от второй бутылки виски оставалось на четыре глотка и они переговорили обо всем на свете, Ингрид сказала, что ужасно хочет спать и ей надо немедленно лечь в постель.

– Я подвезу тебя в Монтелузу, ты совершенно не в состоянии вести машину.

– Ты, что ли, в состоянии?

И правда, у комиссара немного кружилась голова.

– Ингрид, мне только умыться, и я готов.

– А я думаю, что пойду в душ и лягу в кровать.

– Мою?

– А сколько здесь еще кроватей? Я быстро, – продолжила она сонным голосом.

– Послушай, Ингрид, я не…

– Ладно тебе, Сальво. Что на тебя нашло? Это ведь не в первый раз. И потом, ты ведь знаешь, мне нравится спать рядом с тобой невинным сном.

Невинным сном, хрена лысого! Он слишком хорошо знал цену этой невинности: бессонница, вскакивание в ночи, обливания ледяным душем…

– Да, но…

– Это так эротично!

– Ингрид, я ведь не святой!

– На это и расчет, – со смехом отозвалась Ингрид, сползая с дивана.

На следующее утро он проснулся поздно, голова гудела. Порядком набрался накануне. На простыне и подушке остался аромат ее кожи.

Взглянул на часы: почти полдесятого. Наверно, у Ингрид дела в Монтелузе и она не стала его будить. Что-то Аделина задерживается…

Потом вспомнил: сегодня суббота, домработница по субботам приходит к полудню, а с утра закупается продуктами на неделю.

Встал, отправился на кухню заварить крепкого кофе, прошел в гостиную, открыл балконную дверь и вышел на террасу.

Денек как с открытки. Ветер стих, все застыло под палящим солнцем, не оставившим нигде ни клочка тени. Даже море не шелохнется.

Он вернулся в дом и вдруг заметил свой пистолет на журнальном столике.

Странно. Что он тут делает?..

Ему разом припомнился вчерашний вечер, рассказ перепуганной Ингрид про двух чужаков, забравшихся в дом, когда он отлучился за виски.

Монтальбано вспомнил, что в ящике комода хранится конверт с заначкой в 200 или 300 евро (деньги на текущие расходы он снимал в банкомате и держал в кармане). Проверил: конверт на месте, деньги целы.

Кофе сварился, он выпил одну за другой две чашки и продолжил обход дома, проверяя, не пропало ли чего.

Спустя полчаса убедился: на первый взгляд, ничего не пропало. Но лишь на первый взгляд. В голове вертелась неприятная мысль: что-то исчезло, а он проглядел.

Отправился в ванную принять душ и побриться, оделся. Взял пистолет, запер дверь, открыл машину, сел, положил пистолет в бардачок, завел мотор и… не тронулся с места.

Он вспомнил, чего не хватает. Решил проверить. Вернулся в дом, прошел в спальню, снова выдвинул ящик комода. Воры украли отцовские золотые часы и не тронули лежавший сверху конверт – видимо, не поняли, что в нем деньги. Больше ничего украсть не успели, потому что услышали, как пришла Ингрид.

И тогда он испытал два противоположных чувства. Гнев и облегчение. Гнев – потому что он дорожил этими часами, одной из немногих оставшихся у него памятных вещей. Облегчение – потому что это означало: те, кто забрался к нему, дилетанты и наверняка даже не знали, что влезли в дом комиссара полиции.

Утром в конторе особых дел не было, так что он сбегал в книжную лавку за новой порцией детективов.

На кассе обратил внимание, что все авторы – шведы: Энквист, Шевалль и Вале, Манкелль. Неосознанный жест симпатии в отношении Ингрид? Потом вспомнил, что ему нужны хотя бы две новые рубашки. Да и лишняя пара трусов не помешает. Пошел в магазин.

Когда вернулся в участок, был почти полдень.

– Ай, синьор комиссар, синьор комиссар!

– Что стряслось, Катарелла?

– Звонил я вам, синьор комиссар!

– Зачем?

– Вас все не видать было, вот я и растревожился, вдруг вы приболели.

– Я в полном порядке, Катарелла. Есть новости?

– Никак нет, синьор комиссар. Но комиссар Ауджелло, который вот прямо сей момент явился, так он мне сказал, чтобы я его упредил, как только если вы, значится, вернетесь в присутствие.

– Скажи ему, я уже тут.

Зевая, вошел Мими.

– В сон тянет? Небось проспал и забыл съездить в деревню Колумба…

Ауджелло поднял руку, чтобы его остановить, снова звучно зевнул и сел.

– Малыш сегодня глаз не дал сомкнуть, ну и…

– Мими, меня эта история уже порядком достала. Сейчас позвоню Бебе и спрошу у нее.

– И сядешь в лужу. Беба все подтвердит. Дай договорить…

– Говори.

– Сегодня в пять утра – раз все равно не спится – дай, думаю, съезжу в деревню Колумба. Наверняка там начинают работать рано. Конюшню найти непросто. Ехать туда по шоссе в направлении Монтелузы. Километра через три идет налево грунтовая дорога через частные владения, она ведет к конюшне, огороженной забором. Проезд закрыт шлагбаумом, сбоку на столбе кнопка. Сперва хотел перемахнуть через шлагбаум.

– Дебилизм.

– Потом нажал на кнопку, из дощатого сарая вышел какой-то тип и спросил, кто я такой.

– А ты?

– Да у него манеры как у пещерного человека. Разговорами от него толку не добьешься. Тогда я сказал: «Полиция». Командным тоном. И он меня сразу впустил.

– Так не годится. Мы не уполномочены…

– Да ладно, он ни о чем не спрашивал! Даже не знает, как меня зовут. Был готов ответить на все мои вопросы, потому что решил, что я из полицейского управления в Монтелузе.

– Но ведь Эстерман не заявляла о краже, как же ты…

– Сейчас дойду. Мы из всей истории знаем от силы половину. Похоже, сам Ло Дука и подал заявление в полицейское управление Монтелузы, так что за всем этим явно кроется не столь простая история.

– Почему в Монтелузу?

– Конюшня наполовину на нашей территории, а наполовину – на территории Монтелузы.

– А что за история?

– Погоди, сначала я объясню, как устроена конюшня. Так вот, проходишь за шлагбаум, слева два дощатых сарая, один побольше, другой поменьше, и сеновал. В первом живет сторож, а во втором держат упряжь и все, что нужно для ухода за лошадьми. Справа в ряд – десять стойл для лошадей. Дальше – выход в огромный манеж.

– Лошади всегда там?

– Нет, их выводят пастись на луга Воскуцца во владениях Ло Дуки.

– Так ты узнал, как все было?

– Еще бы! Тот троглодит, его зовут… Погоди-ка. – Он достал листок из кармана и нацепил очки.

Монтальбано похолодел:

– Мими! – Это был почти крик.

Ауджелло взглянул на него удивленно:

– Что такое?

– Ты… ты…

– О господи, да что я натворил?

– Ты носишь очки?!

– Ну да.

– С каких пор?

– Вчера вечером получил и сегодня надел. Если раздражают, сниму.

– Матерь божья, ты так странно выглядишь в очках!

– Странно или нет, а очки мне нужны. Хочешь совет? Пойди и ты проверься.

– Да у меня отличное зрение!

– Как скажешь. А я вот заметил, что с некоторых пор ты, когда читаешь, отставляешь руку с листком.

– И что это значит?

– Что у тебя дальнозоркость. И не надо делать такое лицо! Пара очков – еще не конец света!

Может, и не конец света, но явно конец расцвета сил. Надеть очки означает смириться со старостью, сдаться ей без малейшего сопротивления.

– И как зовут троглодита? – резко сменил тему комиссар.

– Фирруцца Антонио, он уборщик, временно подменяет сторожа, которого зовут Ипполито Варио.

– А где сторож?

– В больнице.

– В ночь похищения сторожил Фирруцца?

– Нет, Ипполито.

– Так Варио – это фамилия?

Он никак не мог не пялиться на Ауджелло в очках. Это отвлекало.

– Нет, Варио – это имя.

– Я уже ничего не понимаю.

– Сальво, если ты не прекратишь постоянно меня перебивать, я и сам запутаюсь. Что будем делать?

– Ладно, говори.

– Так вот, той ночью, часа в два, сторожа Ипполито разбудил входной звонок.

– Он живет один?

– Господи, ну и занудство! Ты дашь мне договорить? Да, он живет один.

– Извини. А может, тебе стоило выбрать оправу полегче?

– Бебе нравится эта. Я могу продолжать?

– Да-да.

– Ипполито подумал, что это Ло Дука: вернулся из своих разъездов, и приспичило увидеть лошадей. Такое с ним уже бывало. Сторож взял фонарь и пошел к шлагбауму. Темень была – хоть глаз выколи. Подошел поближе к типу, что ждал у входа, и видит: не Ло Дука. Спросил, что тому надо, а вместо ответа на него наставили револьвер. Ипполито пришлось открыть замок на шлагбауме, тот тип забрал у него ключи, а потом оглушил его рукояткой револьвера.

– Значит, больше сторож ничего не видел. Кстати, сколько у тебя диоптрий?

Мими возмущенно вскочил со стула.

– Ты куда?

– Ухожу. Вернусь, когда перестанешь цепляться к моим очкам.

– Ладно, садись. Клянусь, про очки больше ни слова.

Мими сел:

– На чем мы остановились?

– Сторож раньше видел напавшего на него типа?

– Никогда. Сторожа обнаружили Фирруцца и еще двое конюхов. Тот лежал связанный, с кляпом во рту и с сотрясением мозга.

– Значит, Ипполито никак не мог позвонить Эстерман, чтобы сообщить о краже.

– Ясное дело.

– Может, это был Фирруцца?

– Этот? Исключено.

– Тогда кто?

– По-твоему, это важно? Я могу продолжать?

– Прости.

– Фирруцца и остальные сразу заметили два пустых стойла и поняли, что увели двух лошадей.

– Как двух? – опешил Монтальбано.

– Именно. Двух. Коня синьоры Эстерман и коня Ло Дуки – они похожи.

– Ты хочешь сказать, что они никак не могли выбрать и на всякий случай увели обеих лошадей?

– Я спросил у Пиньятаро, и он…

– Кто такой Пиньятаро?

– Один из конюхов. Маттео Пиньятаро и Филиппо Сиркья. Пиньятаро утверждает, что из тех четверых или пятерых конокрадов хотя бы один разбирается в лошадях. Он заметил, что из сарая забрали упряжь, включая седла, для двух лошадей. Так что вряд ли воры действовали наугад – скорее всего, они знали, что делают.

– Как их вывезли?

– В специальном фургоне. Местами еще видны следы шин.

– Кто известил Ло Дуку?

– Пиньятаро. Он и скорую для Ипполито вызвал.

– Значит, это Ло Дука велел Пиньятаро позвонить Эстерман.

– Вот приспичило тебе выяснять, кто ей звонил! Можно хоть узнать почему?

– Да я и сам не знаю. Что еще?

– Это все. Тебе что, мало?

– Да нет. Ты неплохо справился.

– Спасибо, маэстро, за столь щедрую похвалу. Тронут до глубины души.

– Мими, иди ты знаешь куда!

– И как нам себя вести?

– С кем?

– Сальво, у нас не автономная республика. Наш участок подчиняется полицейскому управлению Монтелузы. Или ты забыл?

– И что?

– Расследование ведется в Монтелузе. Разве нам не надо поставить их в известность о том, как и где была убита лошадь синьоры Эстерман?

– Мими, ты сам подумай. Наши коллеги ведут расследование, и рано или поздно они допросят синьору Эстерман. Верно?

– Верно.

– А синьора Эстерман наверняка передаст им слово в слово то, что узнала от меня о своем коне. Верно?

– Верно.

– Тогда-то коллеги из Монтелузы и прибегут к нам с расспросами. А мы им должным образом ответим – тогда, но не прежде. Верно?

– Верно. Но почему сумма всех этих верных вещей дает неверный результат?

– В каком смысле?

– В том смысле, что наши коллеги могут спросить, почему мы сами не сообщили им…

– О, мадонна! Мими, у нас нет заявления от потерпевшей, а они не известили нас о краже лошадей. Счет равный, ноль-ноль.

– Тебе виднее.

– Вернемся к теме. Когда ты пришел на конюшню, сколько лошадей было в стойлах?

– Четыре.

– Значит, когда явились конокрады, лошадей было шесть.

– Да, но к чему эти подсчеты?

– Это не подсчеты. Я пытаюсь понять, почему конокрады, раз уж они проникли на конюшню, не увели всех лошадей.

– Может, им фургонов не хватило.

– Ты ведь шутишь, да?

– А ты сомневаешься? Знаешь что? На сегодня я сказал достаточно. Бывай.

Он встал.

– Мими, пусть не кардинально другую оправу, раз Бебе именно такие нравятся, но хотя бы немного посветлее…

Мими чертыхнулся и вышел, хлопнув дверью.

Что означает вся эта история с лошадьми? Куда ни кинь, везде что-нибудь да не сходится. Например: коня Эстерман похитили, чтобы убить. Но почему его не убили на месте, а довезли до пляжа в Маринелле? А лошадь Ло Дуки – ее тоже украли, чтобы убить? Где они этим занялись? На пляже в Сантоли или недалеко от конюшни? И если одну лошадь убили, а другую – нет, то что это должно означать?

Зазвонил телефон.

– Синьор комиссар, тут до вас вроде как синьора Стрёмстрём.

А Ингрид что понадобилось?

– По телефону?

– Так точно, синьор комиссар.

– Переключи.

– Привет, Сальво. Прости, что утром не попрощалась, но я вспомнила об одном деле.

– Ерунда.

– Слушай, мне звонила Ракеле из Фьякки – вчера осталась там ночевать. Она согласилась выступить на лошади Ло Дуки, сегодня днем будет ее объезжать, поэтому снова заночует во Фьякке. Несколько раз повторила, что будет рада, если ты приедешь на нее посмотреть.

– А ты все равно бы поехала, даже без меня?

– Поехала бы, хоть и с камнем на сердце. Всегда езжу смотреть, как выступает Ракеле.

Он прикинул так и эдак. Конечно, тамошняя надутая публика невероятно действует ему на нервы, но, с другой стороны, это отличная возможность получше разобраться в друзьях и возможных недругах синьоры Эстерман.

– А в котором часу скачки?

– Завтра в пять. Если ты согласен, я заеду за тобой в три.

Значит, ехать сразу после обеда, на сытый желудок.

– Ты что, два часа добираешься из Вигаты до Фьякки?

– Нет, но лучше приехать хотя бы за час. Невежливо являться, когда дают старт.

– Ладно.

– Да? Видишь, я была права!

– Ты о чем?

– Ты запал на мою подругу.

– Что ты, я согласился, чтобы лишний час побыть с тобой.

– Какой ты жуткий лгун… Хуже, чем…

– Да погоди! Что мне следует надеть?

– Поезжай голышом. Нагота тебе к лицу.