Следы невиданных зверей

Гигантские карлики

Сколько видов слонов существует на свете? Вот простой, казалось бы, вопрос, на который зоологам, однако, нелегко дать ответ.

До конца прошлого века думали, что на земле живут лишь два вида слонов — индийский и африканский. В ту пору в Европу и Америку слонов привозили только из Восточной Африки, и поэтому европейские натуралисты не имели случая познакомиться со всем разнообразием африканских слонов.

До сих пор еще в учебниках и популярных сочинениях по зоологии пишут, что на земле обитает два вида слонов. Если же мы заглянем в более специальную литературу, то найдем там иные сведения.

Еще в конце прошлого века немецкий зоолог Пауль Мачи открыл в Африке (в Камеруне) новый вид слонов. Он описал его в 1900 году под названием круглоухого слона (Elephas cyclotis, теперь — Loxodonta cyclotis). У этой разновидности в отличие от типичного африканского, или длинноухого, слона (Loxodonta africapa) уши небольшие, менее угловатые, более округлой формы. Сам Пауль Мачи считал, что круглоухие слоны — жители западных стран Африки, а длинноухие — ее восточных территорий. Но дальнейшие исследования показали, что это не совсем так. Оказалось, что длинноухие слоны обитают и на востоке и на западе Африки, но всегда в открытых пространствах — в степях, камышовых зарослях по берегам больших рек и озер и в саваннах. Круглоухие слоны отличаются иными привычками: они предпочитают жить в густых лесах.

Сначала круглоухих и длинноухих слонов считали разными подвидами одного вида — африканского слона. Но потом были замечены у них столь несовместимые особенности, которые заставили зоологов выделить круглоухих и длинноухих слонов в отдельные виды. Эти слоны значительно отличаются друг от друга не только образом жизни, но и своей анатомией. Прежде всего длинноухие, или, как их теперь называют, степные, слоны выделяются более крупным, чем у круглоухих, или лесных, слонов ростом. Взрослый самец степного слона может достигать в высоту 3,5 и даже 3,75 метра, тогда как лесной слон не бывает выше трех метров, обычный же его рост около 2,5 метров.

Лесной слон темнее окрашен и кожа его менее морщинистая, чем у степного слона. Бивни у степных слонов отличаются огромной величиной и весом (до 200 фунтов) и направлены косо вперед, так как слоны этого вида носят голову высоко поднятой.

У лесных слонов сравнительно небольшие бивни (20–40 фунтов весом) более темного, голубовато-серого оттенка. И направлены они почти вертикально вниз: лесные слоны низко опускают голову. Вообще они выглядят, так сказать, более «сутулыми»; задняя часть тела (крестец) у них выше передней. У степных слонов холка выше крестца.

Слоны саванн неутомимые ходоки, они совершают длинные и регулярные кочевки с одного пастбища на другое. Лесные слоны не любят длинных путешествий.

Но самое главное отличие длинноухих и круглоухих слонов — в числе пальцев на ногах. У длинноухого африканского слона на передних ногах по четыре, а на задних только по три пальца. У лесного же слона на каждой ноге на один палец больше. Интересно, что у эмбрионов степных слонов число пальцев на ногах такое же, как у взрослых лесных слонов. Поэтому И. Крумбигель считает, что степные слоны произошли от лесных.

«Удивительно, почему столь резкие отличия между двумя видами африканских слонов, — пишет американский зоолог Г. Аллен, — долго не замечались охотниками и натуралистами!»

Действительно, очень странно. Тем более, что не однажды и до открытия П. Мачи в научной литературе поднимался вопрос о существовании в Африке второго, более мелкого вида слонов. Знаменитый французский натуралист Бюффон писал, например: «…самые крупные слоны Индии и восточного побережья Африки достигают в высоту 14 футов, а мелкие слоны, которые водятся в Сенегале и других странах Западной Африки, имеют, рост только в 10–11 футов. Один упомянутый уже слон из Конго в 18 лет был ростом лишь в 7,5 фута».

А путешественник и натуралист Бюттикофер в 1890 году прямо заявил, что в «Либерии обитают карликовые слоны». Но прошло много лет, прежде чем эти слоны получили официальное признание.

Итак, мы познакомились еще с одним, третьим, видом слонов. Но семья толстокожих гигантов не ограничивается только этими тремя представителями.

Давно уже из Африки приходят сообщения о слонах-карликах, которые якобы водятся в глубине ее девственных лесов. Эти «игрушечные» животные еще мельче круглоухих слонов. Говорят, что ростом они не больше коровы. В Либерии слонов-карликов называют «сумби», в Габоне «ассала».

Палеонтологи установили, что на островах Средиземного моря — на Мальте, Кипре, Сицилии и Сардинии — миллионы лет назад действительно жили слоны-карлики. Но нигде в Африке никому из натуралистов не удавалось обнаружить живых карликовых слонов, и поэтому считалось, что рассказы африканцев о слонах ростом не больше носорога относятся к области мифов.

Но вот в 1906 году в зоологическом журнале «Зоологише Анцейгер» появилась статья немецкого зоолога Теодора Ноака, в которой он описывал новый изученный им вид африканских слонов — Loxodonta pumilio, что значит в переводе с латинского — «слон-карлик».

Ноак исследовал слона-карлика по кличке «Конго», пойманного в лесах Огове (Габон) и привезенного в Берлинский зоопарк. Конго отлично перенес морское путешествие и жил в неволе очень долго, (умер он в 1915 году).

Позднее звероловы не раз привозили карликовых слонов в зоопарки Европы и Америки (например, в Берлинский, Антверпенский и Нью-йоркский). Странные животные жили в неволе годами, и никогда даже в самом зрелом возрасте рост этих слонов не превышал двух метров.

В 1922 году в Нью-йоркский зоопарк прибыла слониха Тини, несколько позднее другая — Жозефина, которая детально была изучена зоологом Г. Алленом. За год она вырастала на 10 сантиметров и в возрасте 15 лет достигала в высоту лишь 211 сантиметров. В 1926 году и Берлинский зоопарк обзавелся своим карликовым слоном по кличке «Мампе». Этот слон на весь мир прославился как искусный… живописец. У него была странная привычка: Мампе брал в хобот палку и, тыча ею в землю, выводил на песке замысловатые фигуры. Конечно, слон «рисовал» совершенно бессознательно, но это не помешало владельцам зоопарка создать Мампе большую рекламу. С разных концов мира съезжались люди посмотреть на слона-живописца.

Все дивились мнимому искусству слона и гадали, кто в глуши диких джунглей мог обучить его лучшим традициям абстрактной живописи? Между тем настоящую загадку представляла не мазня толстокожего «живописца», а его происхождение. Ведь до сих пор, по правде говоря, наукой не решено, существуют ли на свете карликовые слоны.

То есть как — существуют ли? Разве Мампе и слоны-карлики из других зоопарков — подделки?

Нет, конечно, это «стопроцентные» карлики, без всякой подделки. Но дело в том, что и Мампе и его низкорослые собратья из других зверинцев могли ведь и не принадлежать к особому виду слонов-пигмеев: где гарантия, что этих «недоразвитых уродцев» не произвели на свет обычные высокорослые слоны. Ведь никто не присутствовал при их рождении. Этот вопрос и сейчас задают многие зоологи. А раньше такое мнение было почти единодушным.

Чтобы доказать, что карликовые слоны представляют особую разновидность, нужно было установить, существуют ли в Африке отдельные и самостоятельные стада этих животных, или они рождаются от обычных слонов и пасутся вместе с ними в одной компании.

В 1913 году такое наблюдение удалось сделать одному из самых неутомимых путешественников Гансу Шомбургку. В течение более чем тридцати лет этот зверолов и натуралист исколесил всю центральную и южную Африку. В конце 1911 и начале 1912 года Ганс Шомбургк охотился в Либерии на карликовых гиппопотамов и неожиданно нос к носу встретился в лесу с другими еще более удивительными карликами — с таинственными сумби.

«Однажды утром, — пишет Шомбургк, — мы напали на свежие следы слонов, а вскоре увидели целое их стадо. Разделившись на две группы, слоны паслись, медленна переходя с места на место и не обращая никакого внимания на шум, который мы производили, ломая ветки. Когда мы, наконец, пробрались сквозь цепкие заросли, то увидели… карликовых слонов!

Их было около двадцати. Они походили на обычных слонов ростом не больше коровы. Мне удалось очень хорошо рассмотреть их. Без всякого сомнения, передо мной были карликовые слоны сумби».

Казалось бы, свидетельство такого прославленного исследователя, как Ганс Шомбургк, должно было наконец рассеять всякие сомнения. Но дело осложнилось новой загадкой. Путешественники по Конго привезли в Европу рассказы о вака-вака — водяных слонах, которые невелики ростом и живут якобы в воде, как гиппопотамы, но внешне они почти не отличаются от обычных слонов.

— Это уж слишком! — возмутились зоологи, — для полной коллекции фантастических монстров не хватает только жирафа-норокопателя и летающего носорога!

Между тем вскоре пришло известие, что невероятных «водяных слонов» видели и европейцы. Близ озера Леопольда II (Конго) заметили пять странных слонов, которые, испугавшись людей, бросились в реку и поплыли, выставив над водой лишь хоботы. Впрочем, и обыкновенные слоны таким же способом — подняв над водой конец хобота, точно водолазный шланг, — переходят вброд глубокие реки.

Однако некто Лепти утверждал, что «водяные слоны» отличаются от обычных. Он заметил будто бы у «водяных слонов» небольшие уши, короткие хоботы и необычно длинные шеи.

Мало кто обратил внимание на это не очень-то вразумительное сообщение. Но нашлись и энтузиасты, загоревшиеся желанием поймать «водяного слона». Бельгийский офицер лейтенант Франссен дал клятву во что бы то ни стало разыскать в дебрях Конго «водяного слона». «Если только это животное существует, — заявил он, — то я вернусь с ним или не вернусь вообще».

Франссен вернулся и… привез шкуру вака-вака. Бернар Эйвельманс пишет, что бесстрашный охотник провел много мучительных дней в глуши тропических дебрей, выслеживая фантастических животных. Наконец, когда счастье ему улыбнулось, он, подстерегая на болоте «водяных слонов», просидел в воде 36 часов, прежде чем ему удалось подстрелить «самого крупного самца в стаде».

Добытый им трофей исследовал в 1914 году доктор Анри Шутеден, директор бельгийского Музея Конго. Рост слона не превышал 1 метра 66 сантиметров. Однако бивни у него были значительно крупнее, чем у обычных карликовых слонов: 65 сантиметров в длину и весом в 43 фунта. А. Шутеден решил, что имеет дело с новым видом слонов, приспособившихся к жизни в топких болотах сырых тропических лесов. Он дал новому виду название Loxodonta fransseni, в честь отважного охотника, ценою своей жизни добывшего редкое животное (вскоре по возвращении в Европу Франссен умер от истощения и тропической лихорадки).

Позднее американец Иване застрелил в лесах Конго еще двух «водяных слонов», одного из которых британские зоологи отнесли тоже к виду Loxodonta fransseni.

Это, следовательно, уже пятый вид слонов. Но и он не последний. В разное время и в разных местностях Африки было обнаружено еще 12 видов и подвидов слонов. Разбираться в этой невероятной путанице круглоухих, длинноухих, лесных, болотных, водяных, южных, северных и прочих слонов стало не под силу и искушенным специалистам.

Нужна была серьезная, как говорят зоологи, ревизия (то есть пересмотр) всех описанных видов.

Инго Крумбигель в монографии об африканских слонах, изданной в 1943 году, доказал, что в Африке существует лишь два вида слонов — слон степной (длинноухий) и слон лесной (круглоухий).

А как же слоны-карлики?

Крумбигель считает их подвидами лесного слона. В западных и восточных районах зоны тропических лесов Африки образовалось два высокорослых и два карликовых подвида лесных слонов.

Еще один толстокожий карлик

Ганс Шомбургк доказал реальное существование двух гигантских лесных карликов — сумби и нигбве.

Сумби — карликовые слоны, он встретил их случайно, когда охотился в лесах Либерии на нигбве. Нигбве, поместному, бегемот-карлик. Ганс Шомбургк первым из европейцев увидел и поймал живых карликовых гиппопотамов.

Карликовый бегемот был открыт еще в 1849 году. Американский натуралист доктор С. Мортон получил от своего друга, вернувшегося из путешествия по Африке, несколько черепов млекопитающих животных. Среди них был череп миниатюрного бегемота.

С. Мортон описал на основании этого черепа новый вид гиппопотамов, который он назвал Hippopotamus liberiensis (позднее карликового бегемота переименовали в Choeropsis liberiensis).

Однако коллеги Мортона, зоологи прошлого столетия, почему-то решили, что он ошибся в своем определении, и карликовый бегемот долго числился в списках несуществующих видов. Было распространено мнение, поддержанное такими крупными авторитетами в зоологической науке XIX века, как английский палеонтолог профессор Р. Оуэн и французский ученый М. Бленвиль, что карликовый гиппопотам, описанный доктором Мортоном, лишь недоразвитый обычный бегемот.

Этот ошибочный взгляд продержался в научных кругах до самого начала XX века. К тому времени в разных музеях Европы и Америки, по словам Бернера Эйвельманса, были уже собраны остатки 20 карликовых бегемотов. Но никто не хотел их внимательно изучить. Кости и черепа карликового бегемота обычно числились в музейных каталогах под рубрикой молодого обыкновенного бегемота, либо уродливой карликовой формы этого вида, либо, что еще более странно, ископаемого карликового гиппопотама.

И вот при таких обстоятельствах Ганс Шомбургк получил довольно странное предложение — поймать «несуществующего» бегемота-карлика.

В книге «Биение пульса в лесной чаще» он пишет:

«— Хотите поехать в Западную Африку и поймать там животное, которого не видел ни один европеец? — спросил меня Карл Гагенбек осенью 1910 года.

Ехать вам придется в Либерию, а о каком животном идет речь, я скажу лишь после того, как вы дадите согласие на поездку в эту почти не исследованную страну с нездоровым климатом.

Я согласился, но когда этот известный специалист по импорту редких животных сказал, что предстоит поймать живого, ставшего легендарным карликового гиппопотама, я сильно усомнился в возможности выполнения этой задачи. Все же 25 апреля 1911 года я выехал из Гамбурга, запасшись рекомендательными письмами к правительству Либерии».

С первых же шагов своей экспедиции Ганс Шомбургк столкнулся с большими трудностями. Когда он прибыл в Либерию, то сначала никто не соглашался сопровождать его в дебри тропического леса: дело было в мае, то есть в начале дождливого сезона. Наконец он набрал нужное число проводников и носильщиков. Но когда эти люди узнали, с какой целью он сюда прибыл, предприятие опять совсем было расстроилось. И не потому, что никто не верил в возможность осуществления этой бредовой, по мнению европейских зоологов, затеи — поймать «мифического» зверя. Оказалось, что здесь все, кроме чиновников и туристов, верят в существование нигбве. Дело осложнялось тем, что толстокожего карлика местные охотники считали очень свирепым и опасным зверем. Когда немецкий путешественник рассказал о своем намерении старосте лесной деревушки, из которой решил начать свои поиски, тот недоверчиво улыбнулся. «Он перевел мои слова своим землякам, заулыбались и они. Нужно же придумать такое — поймать живого нигбве»!

В первую экспедицию Шомбургку не повезло. Он не поймал карликового гиппопотама, но увидел его! А это уже немало. Он был первым европейцем, который встретил в лесной чаще легендарного нигбве. Вот как это произошло.

«Начинало смеркаться, и мы уже подумывали о возвращении из леса, как вдруг метрах в двухстах среди деревьев мелькнула какая-то черная тень, как мне показалось буйвола или большого крокодила. Но вот животное вышло на берег, и я увидел, что это был нигбве — гиппопотам, ради которого я приехал в Либерию!

Нам удалось приблизиться к нему на лодке метров на пятьдесят и хорошенько рассмотреть. Гиппопотам был около метра в длину и сантиметров 60 в высоту. Морда у него значительно острее, чем у обычных гиппопотамов, шкура черная, как сажа, с розовым пятном на брюхе».

Шомбургк был вне себя от радости: он собственными глазами увидел животное, которое считалось давно вымершим. Но нечего было и думать о том, чтобы поймать его до окончания дождливого сезона: лес стал совершенно непроходимым. Шомбургк вернулся в Европу. Здесь его рассказ о встрече с карликовым бегемотом вызвал всеобщее недоверие и даже насмешки. Решили, что утомленный бессмысленными поисками прославленный исследователь стал жертвой галлюцинаций. Желаемое в его воображении приняло формы действительного!

В декабре 1911 года Ганс Шомбургк снова выехал в Либерию.

С самого начала все сулило удачу.

Пробираясь через джунгли от одной лесной деревни до другой, Шомбургк вскоре убедился, что «мифическое» животное, которое в течение столетий ни разу не попалось на глаза ни одному из европейских путешественников, как это ни странно, довольно часто встречается в здешних лесах. Он нередко находил следы карликовых бегемотов и в один из первых же походов в лес увидел сразу нескольких живых нигбве.

«Первая моя экскурсия была к реке Лоффе. Уже на другой день путешествия шагах в тридцати от реки я заметил в воде что-то черное.

— Мве-мве[40], — шепнул один из проводников.

Действительно, это был карликовый гиппопотам. Я схватил ружье, но гиппопотам нырнул, и я увидел его уже на другом берегу в густой чаще кустарников. Через несколько дней мы встретили другого гиппопотама, и он тоже ушел в лес. Это было для меня неожиданным открытием, так как обычно гиппопотамы в случае опасности стремятся поскорее спрятаться в воде».

Вскоре Шомбургк познакомился с еще более странными привычками четвероногих карликов. Один из негров показал ему небольшую пещерку, выкопанную у самой воды в обрывистом берегу. Он уверял, что это жилище мве-мве.

«Мы просмотрели много таких пещерок-тоннелей с выходами к реке и в лес. Почти везде наталкивались мы на следы карликовых гиппопотамов, но их самих ни разу не видели. Поэтому я не особенно верил тому, что эти пещерки служат им убежищем, но все же решил попытать здесь счастья.

Мои спутники стали тыкать в отверстие палками, послышался шорох, и вдруг… показался желанный карликовый гиппопотам. Мы легко могли бы взять его живым, если бы закрыли оба выхода и построили вокруг тоннеля крепкую ограду. Но я был так взволнован, что не сообразил и выстрелил…»

Так, после 60 лет неверия, последовавшего за первым открытием, был добыт наконец карликовый гиппопотам — не бесплотный образ охотничьих мифов, а взрослый, вполне натуральный самец из мяса и костей, этакая упитанная туша пудов на двенадцать весом!

Шомбургк, правда, очень сожалел, что не взял его живьем. Но через два дня из лесной деревни Тиндоа пришла радостная весть: в ловчую яму попал живой мве-мве!

«Наконец-то цель была достигнута! Для этого понадобился целый год трудной борьбы с лесом, москитами, лихорадкой, дождями и зноем, голодом и холодом…»

Шомбургк поспешил в Тиндоа, где в глубокой яме, заваленной сверху толстыми бревнами, его ждал дорогой пленник.

«Против обыкновения, гиппопотам вел себя очень спокойно и добродушно посматривал на всех маленькими глазками. Я поднес к его носу корень кассавы, наколотый на острую палку, ожидая, что животное яростно набросится на палку. Но произошло чудо; словно обычная домашняя корова, гиппопотам спокойно обнюхал предложенное угощение и стал уплетать его. Наш пленник съел всю кассаву, заготовленную на ужин охотниками. Точно камень с плеч свалился, когда я увидел это спокойствие.

Весь день вокруг ловушки строили высокую ограду. Затем яма была расширена, и в нее наклонно положены доски, чтобы гиппопотаму удобно было выйти. Он очень быстро нашел выход и осмотрел свое новое жилище. Увидев корни кассавы и сочную ботву бататов, он поел, вернулся в свою яму и заснул».

Пленник оказался очень забавным животным с миролюбивым и доверчивым нравом.

Между тем и из других деревень, где были расставлены ловушки на гиппопотамов, стали поступать сообщения о новых мве-мве, попавших в плен. Среди них оказалась очень злая и кусачая самка, два молодых гиппопотамчика и один старый, полный собственного достоинства самец.

Для пленников соорудили из бамбука клетки, привязали их к шестам, и нагруженная бегемотами экспедиция отправилась через джунгли обратно к берегу моря. Нелегкий это был путь.

Чтобы протащить через лес громоздкие клетки, приходилось прорубать в чаще широкую дорогу.

Наконец утомленные путешественники добрались до прибрежного селенья Кап-Моунт. Кончились лесные приключения. Но дорожные мытарства еще только начинались. Океанские пароходы не заходили в Кап-Моунт, но ради пяти лесных карликов, путешествующих в Европу, было сделано исключение. Большой пароход встал на рейде напротив деревушки, где в бамбуковых клетках дожидались погрузки карликовые гиппопотамы. Без особых приключений их подняли на палубу.

«Но волнения на этом не кончились. За животными, чтобы они не погибли в пути, требовался постоянный уход: дважды в день их смазывали жиром и поливали водой. В Бискайском заливе пароход попал в шторм. Канаты, которыми были привязаны ящики с гиппопотамами, лопнули, и животных едва не смыло в море. Их удалось спасти лишь в последний момент».

Судьба была милостива к удачливому охотнику. Ганс Шомбургк с триумфом привез в Гамбург целыми и невредимыми пять живых доказательств того, что карликовый бегемот не миф, а симпатичное существо с привычками, весьма необычными для родственника «речной лошади»[41].

В противоположность своему большому родичу, бегемот-карлик не водное, а сухопутное животное. Образом жизни он напоминает диких свиней. Живет в густых зарослях по берегам рек, питается кореньями и клубнями, а в воду заходит лишь за тем, чтобы напиться или искупаться.

Весь день карликовые бегемоты спят в своих норах и лишь в сумерках выходят на поиски корма.

По сравнению с огромным бегемотом это животное — действительно карлик: нигбве весит в десять раз меньше «Старика Кибокко» — речного гиппопотама. В длину он обычно не превышает 1 метра 80 сантиметров, а в высоту 75 сантиметров. Ростом он, следовательно, не больше лесной свиньи и повадками похож на нее. Не мудрено, что первые исследователи Африки принимали его за дикого кабана, и, может быть, поэтому карликовый бегемот так долго сохранял свое инкогнито.

«Новый бык»

Еще в начале тридцатых годов до Европы дошли слухи, что в лесах Индокитая обитает совсем неизвестный науке дикий бык, еще более крупный, чем гаур — могучий бык индийских джунглей. Но мало кто верил этим рассказам. Местные же охотники могли назвать все приметы загадочного быка. Они называли его «коу-прей», то есть «серый бык».

Их спрашивали:

— Этот бык — бантенг?[42]

— Нет, — отвечали они, — мы зовем его коу-прей. Он куда больше бантенга! Это бык-великан: он выше самого высокого человека!

— Может быть, это гаур?

— Нет, это не гаур. Это другой бык. У гаура нет подгрудка, а у коу-прея — большой подгрудок. Это безгорбый бык. У всех диких быков на спине горб. У коу-прея он едва-едва выдается.

И вот в 1937 году настоящий живой коу-прей попал в Европу. Он произвел шумный переполох в Парижском зоопарке, куда его привезли. Еще бы! Природа опять бросала вызов науке: в такой, казалось бы, хорошо исследованной стране, как Камбоджа, вдруг поймали неведомого ученым очень крупного зверя — дикого быка! Посмотреть его спешили и малосведущие в зоологии посетители, и ученые-специалисты, знатоки диких быков. Драгоценный экспонат — молодой бычок — был подвергнут тщательному осмотру.

А все началось с того, что проф. А. Урбен, директор Венсенского зоопарка в Париже, путешествуя по Индокитаю, увидел в доме местного ветеринара, в котором он остановился, великолепные бычьи рога. А. Урбен сразу понял, что перед ним рога еще неизвестного науке животного. По просьбе ученого его любезный хозяин, ветеринар Р. Совель, организовал охоту на диких быков. Поймали молодого «серого» бычка и застрелили взрослого быка. Исследовав трофей, А. Урбен нашел, что «серый бык» отличается от всех известных до сих пор быков. Он назвал открытый им новый вид — Bos (Bibos) sauveli в честь Р. Совеля, благодаря энергии которого было сделано это открытие.

Но на этом история «серого быка» не кончается. Чешский зоолог Ян Ганзак пишет, что молодой коу-прей, привезенный в Парижский зоопарк, погиб во время второй мировой войны. В оккупационной неразберихе были потеряны бесценные для науки кости и шкура коу-прея. Несмотря на самые тщательные поиски, разыскать их не удалось.

Но теперь ученые твердо знали, что таинственный лесной бык существует. На охоту за ним в горные леса Бирмы и Индокитая еще в начале войны отправились новые энтузиасты, В 1940 году в Камбодже добыли еще одного коу-прея. Его кости и череп, вновь основательно изученные специалистами, хранятся теперь в Гарвардском музее сравнительной зоологии. Американский зоолог Дж. Кулидж в обширной работе заново описал все признаки коу-прея. Он отнес его не только к особому виду, но даже совершенно новому роду копытных животных. Novibos, то есть «новый бык», — такое имя получил теперь коу-прей. Впрочем, до сих пор еще продолжаются споры о его родственных связях с другими представителями бычьей породы.

Даже среди быков коу-прей выглядит очень крупным. Он выше азиатского буйвола, бантенга и других быков своей родины. Ведь рост в холке коу-прея достигает 1 метра 90 сантиметров! У него длинные лировидные рога и высокие стройные ноги.

Шерсть у коу-прея атласная, черного цвета, а ноги от копыт до колен белые. Почему же его называют «серым быком»?

Среди коу-преев серые только самки и молодые животные. Но стада диких быков состоят преимущественно из самок и подрастающего поколения, лишь один-два черных как смоль матерых самца сопровождают эту «серую компанию». Естественно, что чаще всего именно серые, а не черные животные обращают на себя внимание наблюдателей.

Живут коу-прей в негустых лесах по склонам гор Камбоджи, Лаоса и, по-видимому, других соседних стран.

Великорослые викуньи

До того как европейцы появились в Америке, здесь существовали индейские государства с высокоразвитой культурой. Испанские конкистадоры истребили племена инков, майя, ацтеков. С ними погибла весьма самобытная цивилизация доиспанской Мексики и Перу.

Лама и альпака — небольшие, безгорбые родичи верблюдов — были, пожалуй, самыми ценными домашними животными в стране инков. Лам разводили на мясо. Перевозили на них и грузы. Длинные вереницы навьюченных и связанных гуськом друг за другом лам тянулись по горным тропам Кордильер. Ламы — единственные транспортные животные, прирученные человеком в Америке. Дикий предок лам — гуанако и сейчас еще обитает в андских высокогорьях.

У индейцев Перу было еще одно домашнее животное из родни верблюдов — альпака. Альпаки заменяли индейцам овец: с них настригали первоклассную шерсть. Альпаки происходят от викуней — прелестнейших созданий, удивительно подвижных и грациозных. На груди и плечах у викуней растет белоснежная грива. Ростом викуньи не больше европейской косули. Живут они высоко в горах, поднимаясь до самых ледников. Боливия, Эквадор и Перу — единственные страны, где, как считалось до недавнего времени, обитают эти животные.

Но вот незадолго перед второй мировой войной Лоренц Гагенбек привез из Аргентины в Гамбург несколько викуней, которые вызвали удивление у зоологов. Поражал прежде всего рост странных викуней: они были настолько же крупней своих собратьев, насколько олень больше косули. И окраска у них другая: не блеклая желто-бурая, а яркая, красновато-коричневая. Вместо пышной гривы на груди росло ее жалкое подобие из редких, немного удлиненных волос.

Крумбигель описал в 1944 году североаргентинских высокорослых викуней как новый подвид обыкновенной викуньи — Lama vicugna elfridae.

В последнее время некоторые страны пытаются развести у себя этих ценных высокогорных «мериносов» Америки. Крупные викуньи Аргентины представляют для них особый интерес.

Аргентинские викуньи — очевидно, не последний сюрприз для зоологов, который приберегла напоследок природа. Предстоит исследовать еще загадочных копытных животных.

В 1928 году в одной сиамской газете была помещена фотография убитого охотниками гигантского горала. Горал — некрупная (ростом с козу) горная антилопа, родич серны. Обитает он в горах Азии, встречается и у нас на Дальнем Востоке. Жители Сиама рассказывают, что в их стране живет особенный горал, гораздо более крупный, чем обычный. С его фотографией в 1928 году познакомились некоторые специалисты, но само животное, к сожалению, не попало в руки ученых.

В 1938–1939 годах зоолог Эрнст Шефер обнаружил в пограничных районах Тибета и Сиккима новый, по его мнению, вид дикого козла — совершенно черного тара. Тибетцы называют его «шапи» и боятся, как черта. «Черт» — шапи ни живым, ни мертвым не попадал еще в руки ученых.

Несколькими годами раньше Э. Шефер сообщил о новой карликовой разновидности горных баранов Тибета, еще никем не изученной.

Шкура совершенно неизвестной карликовой антилопы была привезена однажды также и из Африки.

В 1819 году «отец палеонтологии» — французский ученый Жорж Кювье опрометчиво заявил, что уже все крупные животные открыты на Земле.

А через несколько лет ему пришлось post scriptum добавить в свою «Естественную историю» описание нового вида — чепрачного тапира. Зверь этот, несколько похожий на свинью, родич лошади, ростом немного уступает носорогу. Его совершенно неожиданно обнаружили в Индии, а позднее на островах Борнео и Суматра. До этого открытия считалось, что тапиры обитают только в Южной Америке. Американские тапиры окрашены в однотонный бурый или черный цвет, а у индийского тапира на спине большое белое пятно — словно белоснежный чепрак накинут на черного зверя.

Чепрачный тапир, неожиданным появлением сконфузивший великого палеонтолога, и сейчас еще задает ученым загадки.

Давно ходят слухи, будто на Суматре обитают некрупные тапиры, совершенно черные, без единого белого пятна на спине. Сравнительно недавно получены сообщения о нескольких таких тапирах, обнаруженных в округе Палембанг.

Новый ли это вид тапиров? Или местная раса? Может быть, просто случайная изменчивость окраски?

Науке это еще неизвестно. А пока, чтобы не оставлять пустого места там, где можно поставить несколько латинских слов, голландский зоолог Куипер обозначил одноцветного тапира Суматры как особую разновидность чепрачного тапира — Rhinochoerus indicus var. brevetianus.

Олень — свидетель великого оледенения

Теперь я расскажу еще об одном загадочном копытном звере. Он не карлик и не великан, но тем не менее животное, интересное уже тем, что, как утверждают местные охотники, водится у нас в Саянских горах.

В 1937 году советский ученый профессор А. А. Машковцев обследовал район Саянского государственного заповедника. Экспедиция работала в Восточном Саяне, в верховьях рек Агул и Гутара. Во время посещения одной фермы северных оленей ученый обратил внимание на необычных телят, которые паслись в колхозном стаде вместе с матками домашних оленей. Его поразила окраска некоторых телят — светло-желтая с рыжеватым оттенком и с беловатыми пятнами на боках. Пятна располагались в два продольных ряда. В верхнем ряду 12 больших овальных, в нижнем — 7 более мелких и округлых пятен. Другие телята в стаде были нормально окрашенные, рыжевато-бурые, без пятен, как обычные неблюи — двух-шестимесячные телята северного оленя.

А. А. Машковцев заинтересовался пятнистыми телятами. Тафалары, местные оленеводы-охотники, объяснили ему, что осенью прошлого года дикие северные олени угнали стадо домашних самок в тайгу.

Не скоро беглянок вернули обратно на ферму. А когда наступило лето следующего года, работники фермы не были удивлены, увидев среди новорожденных телят пятнистых гибридов.

— Но позвольте, — возразил А. Машковцев, — все-таки непонятно, почему у гибридов появились пятна на рыже-желтой шкуре: ведь телята дикого северного оленя окрашены почти так же, как и домашнего?

— В наших лесах, — ответили тафалары, — живут особые северные олени. Телята у них рождаются палевыми и пятнистыми, долго сохраняют свои пятна, иногда даже в течение всей жизни.

И действительно, позднее профессор А. Машковцев увидел нескольких взрослых самок северного оленя с неясными пятнами на боках. Тафалары объяснили ему также, что у этих оленей самки почти всегда комолые или с недоразвитыми «штыкообразными» рогами (без отростков) высотой всего в 5—30 сантиметров, как у четырех-пятимесячных телят обыкновенного северного оленя. Лишь очень редко на рогах у самок местных оленей развиваются два-три коротких (6–8 сантиметров длиной) отростка.

Это сообщение совершенно поразило ученого. Дело в том, что именно так сотни тысяч лет назад должны были выглядеть предки северных оленей, переселившиеся в ледниковое время из Северной Америки в Сибирь и Европу. Современные северные олени представляют исключение среди других своих собратьев: большие развесистые рога у них носят на голове и самцы и самки. У всех других оленей, которых во всем мире насчитывается 48 различных видов, самки совершенно не имеют рогов.

Северный олень — один из самых молодых видов животных и, бесспорно, самый «молодой» из оленей. Он начал свое развитие в одно время с человеком. Северные олени около миллиона лет назад произошли от американских оленей, среди которых были виды, приспособившиеся к жизни на зыбкой почве болот. До сих пор еще в заболоченных лесах Бразилии живет «двоюродный брат» северного оленя. Болотный бразильский олень целым рядом признаков напоминает своего северного собрата, особенно строением копыт, приспособленных для ходьбы по болотной трясине.

Похожие на него олени обитали в доледниковое время в Северной Америке. Когда с севера материка поползли гигантские ледники, уничтожая на своем пути роскошные леса и сминая холмы и горы, северная заболоченная тундра, сопутствуя ледникам, завоевала огромные пространства и на юге североамериканского континента. Оленям — типичным лесным животным — пришлось привыкать к новым условиям. Лучше всех это удалось сделать болотным оленям, которые уже были приспособлены к жизни на зыбкой почве лесных болот. Они постепенно превратились в настоящих обитателей тундры — северных оленей. Но еще долго сохраняли признаки своих предков: безрогость самок и пятнистость телят.

Когда ледники отступили на север, в полярные страны, за ними ушли и северные олени, для которых тундра стала теперь настоящей родиной. С Аляски они проникли на Чукотку и расселились дальше по всей Сибири. Северные олени заселяли новые для них страны и с запада: через Гренландию попали в Исландию, на Шпицберген и дальше в Западную Европу, где в ледниковое время они водились почти всюду, за исключением лишь Испании, Италии и Балканского полуострова.

Давно зоологов соблазняла мысль найти где-нибудь на земле разновидность оленей, которые по своим признакам занимали бы среднее положение между северными и значительно отличающимися от них другими оленями. Но это «missing link»[43] так и не было найдено среди живых представителей оленьего рода.

Можно представить себе, какое впечатление произвели рассказы тафаларов на озадаченного профессора. Северные олени с комолыми самками и пятнистыми телятами — это же те рогатые завоеватели тундры, которые в стародавние времена, перебравшись из Аляски на Чукотку, расселились по всей Сибири.

Неужели в глуши Саянских гор, в междуречье Агула и Гутары, уцелели стада древних северных оленей, сохранивших почти без изменений свои примитивные признаки?

Нужно было проверить, все ли телята местных диких оленей пятнисты, а самки комолы. Дело в том, что и у обычных северных оленей иногда рождаются пятнистые детеныши и изредка попадаются безрогие самки. Это атавистические признаки, указывающие на происхождение северных оленей от пятнистых предков, самки которых были безроги. Но пятнистость у телят северного оленя встречается очень редко и с возрастом быстро пропадает. А здесь идет речь о пятнистых телятах (а иногда и взрослых оленях) и самках с недоразвитыми рогами как о нормальных признаках вида! Это совсем другое дело. Если тафалары не преувеличивают, ошибочно принимая за типичный изредка проявляющийся у диких оленей признак, то, бесспорно, в Саянских горах обитает разновидность северных оленей, сохранившая примитивные особенности своих древних предков — свидетелей великого оледенения. Профессор А. Машковцев предложил назвать этих оленей — Rangifer tarandus relictus, то есть «реликтовый[44] северный олень».

Конечно, охотники-тафалары могли и ошибиться. Однако еще в 1914–1915 годах небольшое стадо безрогих северных оленей наблюдал в Саянах и другой русский ученый — профессор В. В. Васнецов. Дело было в начале осени, и олени в это время еще не сбрасывают рога. Значит, увиденные им олени были безрогими от рождения.

Все это обещало интересные открытия. В 1940 году А. А. Машковцев опубликовал небольшую работу о своих наблюдениях и рассчитывал в дальнейшем продолжить свои исследования. Но начало Отечественной войны расстроило его планы.

С тех пор никаких новых сообщений о «реликтовом» олене Саянских гор не поступало.

Возможно, что тафалары ошиблись, приняв за характерные особенности всего вида признаки, свойственные лишь отдельным животным.

Сверхгигантский кенгуру

«Я задремал, наверное, когда сидел у костра, дожидаясь Джигга. Джигг проверял участок выше по Сухой реке. Я очнулся и увидел его. Не Джигга, а эту тварь.

Мне показалось, что от горы отделилась скала и прыгнула ко мне. Я протер глаза и вижу «скала» уже рядом. Уши торчком, передние лапки маленькие, задние огромные и хвост длинный — словом, все, как у кенгуру. Но рост! Рост больше слона! Что слон — эта зверюга была повыше подъемного крана, который загружает силосную башню на ферме у Джексона!

Она скакнула еще раз и застыла как вкопанная. Я уже посматривал, в какую бы сторону податься. Вдруг вижу — идет Джигг. Тут и он заметил чудовище, бросил лоток и пустился наутек.

Он вопил так, словно сто чертей за ним гнались. А кенгуру-слон от его рева подскочил и… задал стрекоча в обратную сторону.

Я животики надорвал, глядя, как они удирают друг от друга. Кенгуру каждым прыжком отмеривал ярдов двадцать, а Джигг летел еще быстрее. На другой день я нашел его в шести милях к востоку. Джигг и сейчас дрожит, когда вспоминает о кенгуру с Сухой речки».

Историю эту рассказал один австралийский золотоискатель. То был не первый случай, когда золотоискатели и бродяги, осмелившиеся проникнуть в бесплодные земли австралийского Запада, возвращались оттуда с совершенно расстроенным воображением: они рассказывали бредовые истории о кенгуру величиной со слона и кроликах ростом с носорога.

Слухи об этих фантастических существах, обитающих якобы в каменистых пустынях Центральной и Западной Австралии, очень упорные. Некоторые ученые, чтобы как-то объяснить их, предполагают следующее: возможно, говорят они, что в почти неисследованных зарослях колючих кустарников Центральной Австралии еще живут вымершие всюду сумчатые «грызуны» — гиганты дипротодонты. Только они могли послужить основанием для сказок о кроликах ростом с носорога, потому что действительно были таких размеров, а строением своих зубов и губ напоминали кроликов.

История поисков дипротодонтов связана с именем немецкого исследователя и натуралиста Людвига Лейхгардта.

В 1844 году Людвиг Лейхгардт по поручению правительства Нового Южного Уэльса исследовал совершенно неизвестные европейцам области северо-восточной Австралии, которые позднее получили название Квинсленда. За 14,5 месяца он проделал путь в 4800 километров и пересек австралийский континент от самой крайне-восточной точки до северной у залива Ван-Димен.

В 1846 году он решил пройти весь материк с востока на запад, но из-за недостатка съестных припасов экспедиция с полпути вернулась обратно.

Во время путешествий по ненаселенным землям Австралии Лейхгардт сделал наблюдения, которые убедили его, что не все еще дипротодонты вымерли. В декабре 1847 года Лейхгардт повторил свою попытку пересечь австралийский материк с востока на запад с тайной надеждой обнаружить в пустынных равнинах Запада этих необычных животных.

Он рассчитывал, чад его смелое предприятие займет три года. «Экспедиция прошла через долину Дарлинга до реки Барку, — пишет советский географ И. П. Магидович, — откуда Лейхгардт послал последнее известие (получено 3 апреля 1848 года).

Затем вся экспедиция пропала без вести. Тревожиться в Сиднее начали только через четыре года, в 1852 году. В течение семнадцати лет, до 1869 года, на поиски Лейхгардта и его спутников посылался ряд экспедиций, но никаких достоверных следов погибших путешественников не было найдено».

Следы неизвестных животных, замечает Бернар Эйвельманс, часто ведут в … «преисподнюю».

Отважный исследователь унес с собой в неизвестность и те наблюдения, которые убедили его в существованья дипротодонтов. Обычно считают, что этих гигантских сумчатых погубила засуха, которая неожиданно обрушилась на Австралию несколько тысячелетий назад. Если бы они могли найти на иссушенной солнцем родине достаточное количество влаги и зеленой растительности, то благополучно дожили бы до нашего времени.

Однако, как показали последние исследования, на западе и в центре Австралии имеется гораздо больше запасов воды, зеленых зарослей и пастбищ, чем предполагали раньше. Еще в 1928 году экспедиция Маккая, исследовавшая «забытые области» на юге Северной Территории, совершенно неожиданно обнаружила здесь во многих местах обилие воды и даже массивы низкорослого леса. Истинный бич здешних мест не столько засуха, сколько кролики, невероятно расплодившиеся в стране, лишенной хищников. Бесчисленные грызуны грозят уничтожить последние остатки зеленой растительности.

Значит, колоссальные и совершенно незаселенные колонистами пространства австралийского Запада не представляют сплошь безводную пустыню!

Это неожиданное открытие окрыляет надежды энтузиастов, рассчитывающих найти в выжженных солнцем равнинах пугливых гигантов, которые представлялись золотоискателям в их бредовых видениях. То могут быть, говорят они, избежавшие гибели дипротодонты, либо сверхгигантские кенгуру, куда более крупные, чем все известные зоологам виды этих животных. Золотоискатели рассказывают, что «гигантские кролики», испугавшись людей, удирают с невероятной быстротой и через мгновение буквально растворяются в пыли». Едва ли неуклюжие дипротодонты могут бегать так резво. Некоторые рассказчики прямо говорят не о каких-то там «кроликах», а о «кенгуру высотой в четыре метра».

Но, возможно ли подобное?

Вообще говоря, великаны время от времени появляются среди самых разнообразных представителей животного царства. Известны, например, восемнадцатиметровые моллюски, тридцатиметровые черви, четырехметровые ящерицы, трехметровые крабы, голуби величиной с индюка. Когда-то на земле обитали почти метровые стрекозы-гиганты, страусы высотой в четыре, а носороги высотой в пять метров.

Сто миллионов лет назад над землей парил «живой аэроплан» — ящер птеранодон, его кожистые крылья достигали в размахе семи метров, а в озерах Африки жило ящерообразное чудовище, которое, слегка вытянув шею, свободно могло заглянуть в окно четвертого этажа!

Конечно, гиганты возможны и среди кенгуру. И. Крумбигель пишет, например, что на одном из австралийских островов доживают свой век вымирающие крупные кенгуру. В силу определенных биологических законов, животные, обитающие на островах, бывают всегда значительно мельче, чем родственные им виды на материках[45]. Если на каком-нибудь острове живет очень крупное животное, то почти всегда оказывается, что на близлежащем континенте у него есть еще более крупный живой или уже вымерший родич.

Поэтому И. Крумбигель предполагает, что когда-то на австралийском материке, должно быть, обитали кенгуру еще более крупные, чем все известные в настоящее время виды.

И все-таки предполагаемый «сверхкенгуру» мог быть лишь немного больше гигантского рыжего кенгуру, который, когда вытянется на кончиках пальцев, достигает в высоту двух метров.

Дело в том, что слишком большое животное, как бы придавленное весом своего чудовищного тела, становится неуклюжим и медлительным.

Кенгуру — житель безводных степей, чтобы не умереть с голоду, должен быть подвижным, быстроногим животным. В поисках скудной пищи ему приходится постоянно менять местожительство, совершая большие переходы. Еще английский палеонтолог прошлого столетия Ричард Оуэн указывал, что в Австралии, как и в саваннах Африки, в силу характера местной растительности, все травоядные животные должны обладать способностью к быстрому передвижению. Поэтому излишний рост и вес обитателю пустынных равнин может служить только помехой. Едва ли развитие вида, которого от голодной смерти спасает лишь подвижность, пойдет по пути чрезмерного гигантизма.

Вот почему с биологической точки зрения четырехметровый кенгуру — невозможная химера. Однако это не значит, что в пустынных просторах австралийского Запада не могут существовать просто крупные, а не сверхгигантские четырехметровые кенгуру неизвестного еще вида или другие, похожие на них животные.

«Есть надежда, — пишет И. Крумбигель, — найти в Австралии или на близлежащих мелких островах еще неизвестные науке виды кенгуру. На острове Флиндер сравнительно недавно закончила свое существование весьма своеобразная разновидность желтых кенгуру. Животные были истреблены раньше, чем их успели изучить зоологи. По-видимому, более крупная материковая раса этого безымянного вида вымерла на австралийском континенте еще раньше. У некоторых фермеров-колонистов или у аборигенов-охотников можно, наверное, отыскать шкуры неизвестных сумчатых».

Большая панда

Несколько лет назад один малоизвестный обитатель бамбуковых лесов Китая стал жертвой империалистической политики США.

Руководители Чикагского зоопарка давно мечтали приобрести редчайший экспонат — большую панду, или бамбукового медведя. Можно пересчитать по пальцам всех больших панд, побывавших в зоопарках мира. Наконец, пришло известие, что панда поймана. Ее владелец ждет только разрешения на ввоз зверя в США.

Но, увы, такого разрешения ему не дали: ведь панда поймана в Китае — значит, это «товар из коммунистических стран», на который власти США наложили эмбарго.

И взбешенный владелец «коммунистического товара» пустился в турне по Европе. Он и не ожидал, что его «отверженный» пленник будет встречен здесь с таким почетом. Посетители толпами стекались в зоопарки, где останавливался на недолгое жительство юный Чи-чи. В Берлинский зоопарк, например, пришло небывалое количество посетителей — 400 000 человек за три недели!

5 ноября 1958 года Чи-чи отбыл в Англию и там произвел не меньшую сенсацию.

У многих репортеров интерес, проявленный широкой публикой к почти никому не известному зверю, вызвал некоторое недоумение. Однако, если бы журналисты более внимательно следили за развитием общественного мнения, им не пришлось бы задавать недоуменных вопросов. Мы переживаем время, когда, в сознании человека совершается знаменательный перелом. Люди начинают понимать, что нельзя так бесконтрольно, как прежде, расточать природные ресурсы. Это приведет к печальному финалу. Даже на Западе все больше и больше энтузиастов вступает в ряды бойцов, решивших выиграть великую битву — оградить богатства природы от всепожирающей алчности бизнеса.

Вот почему растет с каждым годом интерес к редким исчезающим животным.

Возможно, что популярности Чи-чи способствовала также и романтическая история, началом и концом которой была поимка первой панды.

Случилось это в 1937 году. Большая панда, или «бей-шунг», по-китайски — «белый медведь»[46], была открыта в 1869 году, а поймана впервые лишь через 68 лет. Одно время она считалась даже вымершей. Проходили годы, а охотники и натуралисты, направлявшиеся в Южный Китай на ее поиски, возвращались ни с чем.

В 1936 году американцы Ф. Смитт и В. Харкнесс поклялись поймать неуловимого бей-шунга. Они снарядили большую экспедицию в Китай. Но В. Харкнесс внезапно умер в Шанхае.

Предприятие расстроилось, и Ф. Смит вернулся в Америку.

Тогда вдова Харкнесса решает довести дело мужа до конца. Руфь Харкнесс проявляет удивительную твердость и выдержку. Многие месяцы провела она в диких джунглях, предпринимая отчаянные попытки выследить редкостного зверя. Жители провинции Сычуань, восхищенные мужеством женщины, помогли ей добыть юную самочку бей-шунга.

Первую панду, попавшую в плен к человеку, звали Су-линь. Она недолго жила в неволе и умерла в марте 1938 года. Тогда Руфь Харкнесс вновь возвращается в джунгли. Теперь у нее больше опыта, и вскоре она привозит в Америку еще одну юную панду — Мей-мей.

В том же году Ф. Смит, воодушевленный удачами вдовы своего друга, отправляется в Китай. Он привез оттуда сразу пять бей-шунгов. Три из них стали достоянием лондонского Риджент-парка.

Большая панда — редчайший зоологический экспонат. Но москвичи могут видеть его в любое время. В Московском зоопарке живет сейчас парочка бамбуковых медведей — Ань-ань и Пинь-пинь. Оба присланы нам из Пекина в подарок от китайских друзей.

Почти сто лет ученые решают заданную природой головоломку, пытаясь установить происхождение большой панды. Обладая признаками медведей, енотов, кошек и куниц, она не принадлежит, по-видимому, ни к тем, ни к другим.

Исследовав первые четыре шкуры бей-шунгов, добытые в Китае еще в конце прошлого века, ученые решили было, что большая панда — это особая разновидность растительноядных медведей. Зверь получил название бамбукового медведя. Одно время бей-шунга считали даже древнейшим представителем медвежьего рода, чуть ли ни предком современных медведей.

Но в 1936 году американский специалист по сравнительной анатомии животных, профессор Вильям Грегори, после тщательных исследований пришел к выводу, что большая панда — не медведь, а гигантский енот. Он нашел у нее много анатомических признаков, свойственных американским енотам-полоскунам.

Миллионы лет назад предки енотов переселились из Северной Америки, своей родины, в Азию. Звери прошли по перешейку, который в те времена соединял Аляску и Чукотку. Расселяясь далее по лесам Азии и Европы, некоторые древние еноты (предки малой панды, о которой речь будет ниже) проникли даже в Англию. Позднее они здесь вымерли, но в горах Тибета и в Гималаях два близких к енотам вида животных дожили до наших дней. Это большая и малая панды[47].

У специалистов никогда не вызывало сомнения, что малая панда — рыжий, похожий на кошку зверек — представляет собой азиатский вариант енота. Большая панда, по мнению профессора В. Грегори, гигантский потомок (в эволюционном смысле) малой панды.

Впрочем, вопрос о происхождении большой панды не решен окончательно. Бельгийский зоолог доктор Фрешкоп предлагает выделить панд в особое семейство, родственное, по его мнению, с одной стороны, медведям, а с другой — кошкам. Наконец, совсем недавно два ученых, Лиэн и Виен, исследовали реакцию организма большой панды на введение чужеродных белков. «Оказалось, что белки из тканей медведей более родственны по своей биохимической природе организму панды, чем белки других хищников.

Зоологам будущего предстоит еще раз внимательно изучить все «анкетные данные» большой панды, чтобы решить наконец, кто она — медведь, енот или другое, совсем особое существо.