Следы остаются

КЛЮЧ НАХОДИТ СВОЮ ДВЕРЬ

Еще вечером того же дня вся группа собралась в маленьком квартальном скверике, чтобы принять решения по ответственнейшим вопросам. К их несчастью ночь выдалась совсем ясной, лунной, и они забрались в сиреневые кусты, чтобы не обращать на себя внимания случайных прохожих. В тишине по безлюдным аллеям проходили одинокие собаки, мимоходом обнюхивали кусты и уходили куда-то с поблескивающими во мраке глазами. Сквер был совсем пустым — только на одной дальней скамье сидела молодая пара, но оба они были так увлечены разговором, что ни на кого и ни на что не обращали внимания. Единственным свидетелем ночного разговора была луна, бледная и бесстрастная, светившая среди ветвей.

Первым взял слово Пешо. Медленно и методично, не пропуская ни мельчайшей подробности, он рассказал все, что случилось в эти решительные послеполуденные часы. Выложив факты, он высказал свои предположения и по-своему объяснил все то, что до сих пор казалось им таким загадочным и необъяснимым. Мальчики слушали, затаив дыхание, не шушукаясь, ни разу не прерывая его, и только их напряженные лица говорили о том, с каким необыкновенным вниманием они слушали интересный рассказ.

— Нет никакого сомнения, что в квартире инженера Дончева скрываются шпионы или диверсанты, — кончил Пешо. — Инженер оставил свой ключ Тороманову, чтобы тот снабжал их продуктами и всем необходимым… По-моему, эти факты достоверны!

— Не абсолютно достоверны, — отозвался тихо Веселин. — Они были бы абсолютно достоверными, если бы мы проверили ключ…

Пешо взглянул на Веселина, но не ответил сразу. Хотя он и говорил своим друзьям так уверенно, в глубине души он чуть-чуть сомневался. А если Тороманов вошел в другую квартиру? А если инженер Дончев случайно дома и что-то делает с электричеством? Действительно, только проверка ключом могла бы рассеять всякое сомнение.

— Это невозможно, — сказал Пешо. — Дверь может скрипнуть, люди в квартире услышат.

— Верно, — согласился Костя.

Пешо первым предложил сообщить в милицию о своих открытиях, и все единодушно согласились с этим предложением. Хотя преследование Тороманова было самым увлекательным приключением, пережитым ими когда бы то ни было, мальчики все же ясно сознавали, что они должны уже проститься с ним. Дальше они сами ничего не могли сделать, а как будто и не оставалось ничего, как арестовать злоумышленников. Однако, по вопросу, кого точно уведомить, появились противоречия. Костя предложил тут же пойти в ближайшее отделение милиции, но Пешо энергично возразил.

— Это не для отделения милиции, — заявил он решительно. — Они занимаются мелочами, а это опасное и большое дело. По-моему, надо уведомить органы Государственной безопасности!

В конце концов, все согласились с Пешо, но здесь возникло новое затруднение: где находится эта самая Государственная безопасность? Этого никто не знал, а и спросить было не у кого. Наконец решили пойти в Министерство внутренних дел и попросить, чтобы их пустили к какому-нибудь из больших начальников, который бы связал их с самой Государственной безопасностью.

— А когда это будет? — недовольно спросил Костя.

— Завтра, конечно! — твердо ответил Пешо.

— До завтра птички могут упорхнуть… Если будете предупреждать милицию, лучше сделайте это сейчас!

— Поздно, — уклончиво ответил Веселин. — Кого найдешь там в полночь?

— Не может быть, чтобы не было дежурных, — упорствовал Костя. — Лучше идите сейчас.

— Пойдем завтра! — заявил решительно Пешо. — Ничего ночью не случится! Тороманов отнес им пищу на несколько дней, ясно, что они не собираются бежать.

Это показалось всем разумным, и ребята согласились. Решено было рано утром поставить посты перед Торомановым и перед домом инженера Дончева, а в это время Пешо и Веселин пойдут в Министерство внутренних дел.

На этом собрание закончилось, и мальчики стали расходиться. Луна уже скрылась за крышами больших домов, сквер опустел. Что-то грустное было в этом последнем расставании — с завтрашнего дня начиналась обычная жизнь с обычными мальчишескими играми… Ничего, ведь они исполнили свой долг! Осенью, когда начнется новый учебный год, вся школа и вся пионерская организация узнают, как ловко справились они с трудной задачей, сколько проницательности и сообразительности настоящих разведчиков проявили они.

Пешо, Веселин и Юлия пошли вместе. После мрака в кустах сквера, улица казалась им совсем светлой, и это немного ободрило их.

Все же, они шли молча, мальчишки — засунув руки в карманы, думая о своей трудной завтрашней миссии, Юлия — затаив вздох в груди. Наконец она не выдержала, беспокойство, охватившее ее, взяло верх, и она тихо проговорила:

— А сейчас вы будете играть со мной, раз все кончилось?

— Будем, — рассеянно ответил Пешо.

Его тон уколол ее в самое сердце.

— Вы обещаете, а… потом опять начнете скрываться…

— Не будем скрываться, — успокоил ее Веселин. — Зачем скрываться?

— Откуда знать почему? Не хочется вам играть с девочками!

Ребята не ответили.

— А видите, как я вам помогла! — огорченно сказала Юлия. — Скажите, разве я вам не помогла?

— Ну помогла, помогла! — немного нетерпеливо прервал ее Пешо.

— Конечно! Кто открыл дом зубного врача? Ведь я его открыла! Да и вчера если бы я не познакомилась с этой… Живкой, как бы вы открыли диверсантов? Все сторонитесь девочек, а без них ничего не выходит…

— Верно! — сказал Веселин. — Эта Живка очень нам помогла.

— Умной девочкой оказалась она, — сразу согласился Пешо.

Юлия почувствовала, как что-то кольнуло ее в сердце.

— Умная? — спросила она с еле уловимой горечью.

— Умная и сообразительная! — добавил Пешо, не предполагая, как отзываются его слова в сердце девочки. — Вот с такой девочкой можно играть!

Спазма сжала горло Юлии.

— А я глупая, да?

— Не-ет, — протянул Пешо. — Почему глупая?

— А какая?

— Ты… ты просто симпатичная!

В первое мгновение Юлия не могла понять — лучше это или хуже? Она посмотрела на него. Пешо улыбнулся так сердечно, что Юлия вдруг почувствовала себя вознагражденной за все свои огорчения.

— Значит, что? Я все же не умная…

— Конечно, ты умная! — на этот раз убежденно сказал Пешо.

Разве можно сказать большее? Юлия и не заметила, как начала прыгать на одной ножке, точно как маленькие девочки, когда им от чего-нибудь становится весело. Перед тем, как разойтись по домам, Пешо задумчиво сказал:

— Все же, Веселин, ты был прав.

— В чем? — не понял Веселин.

— Да насчет проверки!.. Все было бы по-другому, если бы мы проверили ключом! Тогда мы могли бы пойти в милицию с чистой совестью!

— Нет, не стоит! — ответил Веселин. — Это рискованно, а сейчас рисковать не стоит!

Юлия почувствовала, как сердце ее забилось скорее. Что опять придумал Пешо?

— Верно, что рискованно, — со вздохом согласился он. — И все же на душе у меня скребет, как бы не оконфузились. Может быть, мы заблуждаемся?

— Нет, мы не заблуждаемся! — горячо возразила Юлия. — Послушайте меня, мы совсем не заблуждаемся! Все это так, как мы думаем!

— Конечно так! — тряхнул головой Пешо, словно хотел сам себя убедить: — Не может быть иначе! До свиданья!

Пешо пошел один, засунув руки в карманы. Дома его встретили немного сердито, еще у дверей мать отчитала. Даже отец, никогда не делавший ему замечаний за позднее возвращение, на этот раз многозначительно погрозил ему пальцем.

— Ты начинаешь перебарщивать! — сказал он серьезно. — С некоторых пор ты последним приходишь домой!

Пешо только пожал плечами и молча сел за стол.

— Да разве можно так увлекаться своими играми! — недовольно ворчала его мать. — Ты уже не ребенок, посмотри только, как вырос.

— А я и не играл! — резко и сухо ответил Пешо.

— Ого! А что же делал?

— Был занят…

Хотя мать и отец старались быть серьезными, они не выдержали и одновременно рассмеялись. Строгое, усталое лицо отца, словно помолодело, глаза его весело заблестели.

— Ну, и нельзя ли нам узнать, чем это был занят? — спросил он шутя.

— Придет время — узнаете! — надувшись, обиженно сказал Пешо. — И тогда может… может быть вы пожалеете, что насмехались надо мной…

— Извини, извини, мы не насмехаемся! Как можно насмехаться над своим первородным сыном?

— Вот видишь, насмехаешься!

— Ты скажешь, почему так поздно пришел?

— Не скажу! — решительно заявил Пешо.

— Воспитанные мальчики так не отвечают.

— Завтра вы и так узнаете… Сейчас я ничего не могу вам сказать.

— А почему?

— Потому что обещал… и дал честное пионерское слово!

Отец молча посмотрел на него.

— Хорошо! — сказал он наконец. — Человек всегда и при всех обстоятельствах должен сдерживать свое слово… Кто не поступает так, тот просто не чела век, с ним даже и говорить не стоит…

— Конечно! — горячо согласился Пешо.

— Раз так, я хочу, чтобы ты дал и мне слово, — серьезно сказал ему отец. — Я ничего не буду спрашивать у тебя о твоих делах, но ты обещай мне, что не будешь делать ничего такого, которое заставило бы меня и тебя потом стыдиться.

— Такое слово я могу тебе дать сейчас же!

— Очень быстро даешь! — сказал недовольно отец. — Когда человек дает слово, он должен много и серьезно подумать… Его назад не воротишь.

— Я знаю! — сказал коротко Пешо, него красивые темные глаза заблестели.

На этом разговор кончился. Скоро Пешо лег, но хотя он и устал от этого дня, полного тревоги и напряжения, уснуть долго не мог. Уже несколько лет он спал в гостиной на диване один и был очень доволен этим, по его мнению, привилегированным положением. Когда все уходили спать, он мог читать сколько ему угодно (за что, впрочем, никто на него не сердился) или просто так лежать и думать, мечтать о тысячах интересных вещей, о том, как он становится героем тысячи подвигов, которые в жизни никогда не могли бы сбыться. Это были прекрасные часы, его часы.

Но на этот раз его мысли были неспокойными. Завтра все кончится и, кто знает почему, этот конец не радовал его, казался ему неестественным. Они сами обнаружили преступников, пошли по их следам, раскрыли их планы и теперь, когда они должны были поставить преступников на колени, это сделает другой! Если бы их вызвали хотя бы при аресте, если бы нуждались и в их помощи! Нет, они не сделают этого! Они скажут: «Это опасно, это не для вас!» А разве не было опасным то, что они сделали до сих пор? Разве и это было не их делом? Нет, конечно! Все, что относится к благу родины, одинаково касается и взрослых, и детей, и стариков.

Но в эту ночь его больше всего беспокоила мысль о тайной квартире диверсантов. Несмотря ни на что, сомнение грызло его сердце. Действительно ли Тороманов ходил в квартиру инженера Дончева? Были ли действительно в этой квартире диверсанты? А если они обманулись? А, может быть, какая-нибудь обыкновенная глупая старушка приехала в пустую квартиру по неизвестным причинам и играет электричеством? Разве не может инженер Дончев оставить ключ от своей квартиры какому-нибудь обыкновенному честному человеку, чтобы он пользовался ей в его отсутствие? Хотя это и не было совсем вероятным, но все же было возможным! И, может быть, они просто-напросто приняли за чистую монету все то, что им так горячо хотелось? Тогда как быть? Завтра сообщат в Министерство, сделают проверку, и какой-нибудь начальник улыбнется добродушно, но насмешливо: «Благодарим, мол, за ваши добрые намерения, но вот видите, все оказалось пустым делом, там просто какая-то старушка что-то ковыряла…»

Только при одной этой мысли Пешо почувствовал, как весь вспыхивает и мелкий холодный пот орошает его лоб. Нет, такой обиды он не мог бы вынести!

Конечно, никаких колебаний не было бы, если бы он проверил квартиру брошенным Торомановым ключом. Если дверь откроется ключом, значит Тороманов ходил туда. А зачем он ходит туда, почему задерживается там, зачем носит туда кучи романов и продукты? Честные люди не скрываются, они сами покупают себе продукты, зажигают свет, проветривают комнаты. Нет, не было бы никакого сомнения, если бы ключ Тороманова открыл квартиру инженера!

Тогда… тогда почему бы не попытаться? Эта мысль приходила к нему не в первый раз, но он всегда отбрасывал ее. Нет, он не боялся за себя, он опасался как бы преступники не почувствовали, что за ними следят, и не удрали бы в последнюю минуту. Тогда, кто его простит, кто его оправдает? Да уже и поздно, нельзя предпринять решительно ничего без согласия своих товарищей. Выходило, что нужно проститься с этой последней возможностью!

Но он не простился с ней, сон бежал от него.

В таком состоянии его застала полночь. Стенные часы в кабинете отца мелодично отсчитали двенадцать глухих, медных ударов. Пешо прислушался. В комнате было совсем тихо, мрак между предметами сгустился и сделал их совсем невидимыми. В глухой тишине скреблось какое-то существо, может быть, древесный червь, но сейчас и этот едва уловимый шум казался Пешо тревожным.

А почему бы в конце концов не проверить? В час или два бандиты непременно уснут, ведь не будут же они бодрствовать всю ночь? Разве уж так трудно и опасно пробраться ночью бесшумно по лестнице, так же бесшумно сунуть ключ в скважину, тихонько, ну совсем тихонько проверить действует ли и так же бесшумно вернуться назад? Кто может узнать, что он совершил запрещенную ночную экскурсию? Никто! Зато с каким легким и свободным сердцем он пойдет завтра в Министерство, каким уверенным топом он доложит обо всем, что случилось!

Нужно только стиснуть зубы и принять решение! Но он не мог этого сделать, колебался, вертелся в постели.

Пробило час. Тогда внезапно, так ничего и не решив, он встал с постели. Лампу зажигать не следует! Совсем бесшумно, не затронув никакого предмета, Пешо оделся и опять в нерешительности остановился перед окном. Улица была совсем безлюдной, спокойно и как-то мертво горели в ночи уличные фонари.

Идти?

Дверь чуть слышно скрипнула, он оказался в прихожей. В углу, за дверью, как безмолвно вытянувшиеся люди, висела на вешалке одежда.

Нет, нет пути назад!

Через полминуты он уже был на улице. Сначала шел медленно, как бы колеблясь, но с каждой минутой он прибавлял шаг. По дороге он нигде не встретил людей, даже милиционеров не было на углах улиц — ничего кроме звука его собственных шагов. Только пересекая трамвайную линию, он увидел рабочих аварийно-ремонтной службы, которые стучали по рельсам, и перед его глазами засверкала ослепительная молния электросварки.

Вот и улица, где жили бандиты, вот и большой темный массив здания. На всем фасаде не светилось ни одного окна, здание казалось ослепшим. Окна в квартире инженера Дончева были по-прежнему закрыты и облеплены плотно старыми газетами. Пешо пересек улицу и, остановившись у входной двери, легко нажал на ручку.

Дверь была закрыта. Тогда он вынул ключ, который дала ему Живка, и осторожно открыл дверь. Он заколебался на мгновение, потом нажал на кнопку автомата-выключателя. Белый, неожиданно сильный свет залил все — и мозаичную лестницу, и потемневшие, давно не беленные стены. Пешо опять запер дверь, чтобы кто-нибудь, поднимающийся снизу, не застал врасплох его, и осторожно ступая на носки своих резиновых кет, стал подыматься. Второй этаж был недалеко, и он скоро оказался на площадке перед квартирой инженера Дончева. Вместо ручки на коричневой двери был шар. Чтобы войти, человеку нужно было задержать ключ в положении «открыто» и нажать на дверь.

Обо всем этом Пешо думал еще, когда шел сюда, но сейчас он стоял перед закрытой дверью и все еще колебался, хотя в этот момент не испытывал никакого страха. А если там есть люди, которые не спят? В конце концов, если они даже и не уснули, они не могли бы слышать бесшумного входа ключа в замок и еще более бесшумного повертывания. Если ключ работает, даже и не нужно нажимать на дверь, все будет и так ясно.

Пешо сунул руку в карман и вынул ключ Тороманова. Только в эту секунду его охватил страх, сердце усиленно забилось. А если за дверьми стоит человек? Если он стоит там на посту? Именно этот страх толкнул его к действию. Пристыженный внезапно прорвавшимся чувством, он шагнул к дверям и осторожно засунул ключ в скважину.

В это мгновение погасла лампа.

Пешо вздрогнул, но усилием воли поборол волнение, которое заставляло дрожать его руку. Сейчас, больше чем когда бы то ни было нужно было спокойствие. Еще только всовывая ключ, он почувствовал, что тот вошел тяжело, как не в свой замок. Страшное подозрение, которое мучило его весь вечер, просто подкосило его ноги, но он быстро овладел собой. В конце концов, ключ был совсем новым, еще не испробованным и ничего нет удивительного в том, что не входит легко.

Немного успокоившись, Пешо решительно нажал на ключ, чтобы повернуть и снова похолодел. Ключ не поворачивался.

Черт возьми, что все это значит? Может быть, оправдались все его сомнения? Не пропало ли все самым глупым образом? В отчаянии, он надавил еще сильнее и на этот раз почувствовал, что ключ стал медленно, как-то мучительно повертываться.

Послышался легкий щелк, дверь открылась. Это щелканье он не предвидел, думая, что дверь только закрыта, но не заперта на ключ. Ничего! Было важно, что ключ работал, что все оказалось так, как должно было быть. Радость счастливого открытия просто залила его сердце и заставила его забыть обо всем. Что делать сейчас, открыть дверь? Нет, нет никакого смысла! Самое разумное закрыть ее опять, на этот раз немного задержав ключ, чтобы не щелкнул замок, а потом бесшумно вытащить его и так же бесшумно исчезнуть вниз по лестнице.

В это мгновение за дверью послышался сильный треск, она отворилась со страшной силой, ключ просто вылетел из его руки.

Пешо почувствовал волну рассеченного воздуха, перед ним мелькнула какая-то неясная черная фигура, потом мощная рука схватила его и, как перышко, втащила внутрь. Пешо упал на колени на цементный пол, сильно ударился лбом об что-то острое и потерял сознание.

Стук закрываемой двери и резкий щелк замка привели его в себя. Первой его мыслью было отчаянно закричать изо всех сил, звать на помощь.

Но он не закричал! Чувство стыда и гордости взяло верх даже в этот страшный миг, он стиснул зубы, готовый бороться не на жизнь, а на смерть, кусаться, царапаться — не сдаваться преступникам без жестокого боя.

Внезапно сильный электрический свет залил прихожую.