Слепое солнце

Глава 12

…Будильник — мокрый нос — недовольная Мэва — кофе — уличный воздух влажен и ознобен — Цезарь игриво порыкивает, дёргает за штанину брюк…

Хочется спать и еще одну чашку кофе. На улице очень уж неприятная погода. Осень, чего вы хотели. Осень проплакалась дождями, отсырела листвой, вздрогнула под порывами ветров, прочавкала грязью и замерла в ожидании. Через морось сегодня пахло снегом. Цезарь принес откуда-то грязную ветку с отмочаленными в лужах листьями, поспешил поделиться находкой с хозяином. Испачкал руки, брюки и куртку, радостно обгавкал и унесся за новой порцией «подарков». Ветка пахла бензином и прелой древесиной.

Квартира на первом этаже окнами на проезжую часть. Духота и парфюмерия, и на лестничной площадке — мяуканье кота пана Дрожко. Тот самый кошак, что любит по ночам поорать или устроить шумную свару. Что характерно, после одной неудачной попытки спровоцировать Цезаря больше интереса к псу не проявляет. Самого Дрожко вчера только выписали, досталось старичку крепко. Мэва гремит и грохочет на кухне.

…«Ну и извазюкались!» — «Да, давай чаю, и салат буду, спасибо» — «Гауф звонил… Что говорит?» — «Мэв, если меня не будет достаточно долго… Не паникуй раньше времени! И не каркай!» — «Здравствуйте, пан Рагеньский. Вы готовы?»…

Вполне. И позавтракал, и глотнул из флакончика Кшиштофа, и даже опять баловался с файерами. Магическим огоньком активно заинтересовался Цез, сунулся было, да чуть не опалил морду, зарычал раздраженно. От хозяина такой подлянки он точно не ожидал.

Пришедший точно в половине девятого Поверху золотист, устал и неприятно снисходителен.

— Тогда идёмте.

…Пустой запах чистоты, ослепительная серебристая частоячеистая сетка стен, отсутствие эха, Цез волнуется — лапы скользят на гладких плитках пола, и стерильность. Спокойно, Цез, без нервов. Уж ты тут точно в безопасности. Секретарь за столом в приемной. Секретарь — женщина в возрасте, сиреневая, пахнет навязчивым «бабским» парфюмом, поблескивает озабоченностью….

— Пан велел сразу вести в кабинет.

— Замечательно. Пан Рагеньский, сюда, пожалуйста. Пан Рафал, ваш посетитель…

Сердце забилось чаще, мандраж, которого с утра и не наблюдалось, тут как тут. Сейчас и поговорим, пан Рафал. Вы не понимаете всей важности… так?

— Здравствуйте, пан Джозеф.

О, голос этот Джош теперь припомнил со всей отчетливостью. А человек у далекого стола оказался совсем не таким, как Джош себе нафантазировал. Он не казался опасным, угрожающим, не полыхал Поверху алым гневом или серой яростью, он был… никаким. То есть — совсем.

Словно и не живое существо, облокотясь о стол, замерло в ожидании, а машина, только вид имеющая человеческий, а суть — пустая железка. Напряженно закусил губу, пытаясь понять, что вот эта монотонная серость может означать, когда ни единой искорки живой не проскользнет. Только серый, жемчуга плохого качества, перелив.

— Проходите, не стойте на пороге, — без тени дружелюбия потребовал иерарх. За спиной хищно клацнула, плотно закрываясь за секретарем, дверь. В кабине стало настолько неестественно тихо, что Джош неприятно догадался — звукоизоляционный барьер. Так как Джозеф пока не решался двинуться с места, Верхний коротко приказал. — Проходите, садитесь в кресло.

Прямо как на приеме у дантиста. Спорить Джош не видел необходимости и смысла. Дернул замершего в ожидании Цезаря, собранного и серьезного, «при исполнении» важного своей ролью. Вероятно, под креслом подразумевалось нечто, выделяющееся черным пятном на фоне зеленоватого плетения… стола, очевидно? Неуверенно дотронулся, и точно, кресло — кожаная обшивка под пальцами, спинка высокая, подлокотники неудобные, деревянные, а само — твердое, неуютное. Последнее выяснилось, когда в молчании сел. Цезарь пристроился рядом с левым коленом, замер — чернильно-черный, штрихованный. Тишина сделалась гнетущей, вдруг закололо губы и кончик носа, как при кислородном голодании. Потряс головой, прошло. Наконец, иерарх изволил сообщить:

— Очаровательно. Значит, Поверху ты видишь. Не знаю, что с тобой делали, но медиумом ты быть перестал.

— Эээ… что?! Как вы…

— Кресло нашел самостоятельно, но собака с тобой. Движения по-прежнему не совсем уверенные, значит, мир ты видишь иначе, чем обычный человек. Да и не могло к тебе обычное зрение возвратиться. Ну а коль пользуешься Верхним, ты теперь теперь не медиум. Медиумы не обладают зрением Поверху. Логично? Тем более, я просканировал твою ауру, — скучно поведал Рафал.

Ого, уже на «ты»… Познакомились, значит.

— Значит, знали, что я медиум. Давно?

— Начал догадываться, как только увидел тебя у Кшиштофа. А полностью убедился после третьего блока. Думаю, отчет ты читал. Точную дату уже не помню.

— Почему мне не сказали?

— Зачем? Всё равно в твоем возрасте медиумов уже не обучают, разве что заблокировать способности можно. А они у тебя и так латентные были.

— Я имел право знать.

Весь год считал себя обыкновенным простецом! Пользы, конечно, от медиумических качеств в латентном состоянии чуть, но… Сторонился бывших приятелей еще и потому, что стыдно было — они маги, а Джош теперь уже… собственного говоря, никто. Думал, презирают. В лучшем случае сочувствуют, считая неполноценным калекой еще и в смысле отсутствия Способностей.

— Полагаю, не имел.

— Что бы вы понимали! — сообразил, что кресло действительно похоже на стоматологическое — подлокотники словно созданы для того, чтобы в них вцепляться с испугу и от боли, пока во рту крошат зуб.

— Исключительно то, что идет на пользу Свету.

— Разумеется. Только о благе Света и печётесь.

— А твоя ирония неуместна. Я разговариваю с тобой только потому, что ты попросили о встрече. Ты пришёл ответить на вопросы. Вот и займемся делом. У меня не так много времени.

— Сначала ответьте мне на пару вопросов. Так сказать, некоторые гарантии…

Впервые за разговор голос собеседника потерял монотонность. Легкое оживление.

— За напарницу собрался просить? Тут все просто — при твоей максимальной искренности и готовности помочь расследованию панну Коваль привлекать к ответственности не будут. Думаю, ты это понял. Хотя, кажется, на этот раз пан Марцин несколько переборщил…

Воистину, переборщил. Но не будем показывать пальцем, кто — тоже, помнится, любитель перегнуть палку. И в том, что несмотря на явные перегибы коллеги Марцина Рафал не преминет воспользоваться «нажимом» в форме безвинноЙ панны Коваль, Джош никаких сомнений не имел. Впрочем, ничего неожиданного. Зато в рукаве имеется один козырь… Погладил заскучавшего Цеза.

— Что вы понимаете под готовностью помочь?

— Прежде всего честные ответы на вопросы. Если сведений окажется недостаточно…

— На сканирование не соглашусь. Больше вам не удастся заставить меня подписать бумаги.

— Категорично. Впрочем, твое мнение может и измениться…

О, дошли до самого главного. А Джош всё думал — когда же?

— Вы мне угрожаете? — поинтересовался Джозеф, заново переживая ощущение стоматологического кресла под задницей.

Подлокотники таких вот кресел некоторые особо чувствительные граждане начала двадцатого века выламывали «с мясом» от «полноты ощущений». Ну, тогда бормашинки были вылитые звери, да обезболивания не было. Кажется, так?

— Ну что ты. Никаких угроз. Просто взглядам свойственно меняться. Только лишь.

— А… ситуации, в которых мои взгляды могут поменяться?

Многозначительная тишина. Пан Верхний поднялся из кресла — серое размытое пятно — и неторопливо поплыл в сторону сияющей сетки стены. Козырь пока держим при себе.

— Так что за ситуации? — тихо, Цез, тихо. Посиди спокойно, разговор начинает приобретать интересные очертания. Погладил пса, полюбовался черной колючестью абриса. — Вы в курсе, что это ваше сканирование очень вредная штука? Что оно мне противопоказано категорически? Вот, даже пан Кшиштоф заключение написал…

— А этому вообще запретили соваться не в свои дела, — с раздражением перебил. Напористо сообщил. — Это вопрос Баланса, а Кшиштоф не входит ни в одну из комиссий.

— В справке черным по белому… Впрочем, вы и сами прекрасно всё прекрасно понимаете. В прошлом году по вашей вине я ослеп. В этот раз решили свести с ума? Или даже убить?

— О, значит, память возвратилась? Замечательно. Возможно, сканирование и не потребуется. Так чего ты так нервничаешь?

— Зато вы не нервничаете совсем… Мне вот все интересно, вас хоть совесть мучила, когда вы со мной… так вот? Или ничего, нормально всё? За что вы меня так?

Размытое серое пятно пошло рябью синевы, местами даже с фиолетовыми разводами. Иерарх изволит гневаться? И все равно — никакой он, даже в гневе. Рябь сходит на нет, опять серость и монотонность. Наверно, кривит губы:

— Мальчишка.

А может и не кривит, раз уж такой равнодушный.

— Понабрали мальчишек. Чуть чего, сразу начинаются стенания и сопли — «За что, за что?» Еще бывает: «Почему я?». Потому, что клятву давал. Только лишь. И еще за глупость, разумеется. Раньше на службу отбирали одного из сотни, сейчас кого угодно, любого голодранца с улицы берут. И вот результат. Да за такой вопрос я тебя еще лет пятьдесят назад без разговоров от Света бы отлучил! За что?.. Твоя жизнь принадлежит Кругу и лично мне, как его нынешнему главе. Всё ясно?

— Я больше не состою в отделе. Списан как непригодный к службе.

— Ты давал клятву. Поэтому сейчас ответишь на все вопросы, а если этого окажется недостаточно…

А вот сейчас — пора.

— Я всё вспомнил. И записал воспоминания на кассету. С этой кассеты сделали две копии. Оригинал и копии я отдал друзьям, а те — своим друзьям. Или, может, прохожим на улице. Я не знаю, кому именно и куда они их дели. На кассетах содержится информация о ваших методах дознания и о самом обряде. Думаю, она вызовет большой интерес у общественности, даже фурор в случае обнародования. Так вот, если со мной что-нибудь случится…. Уследить сразу за тремя кассетами вы не успеете. Я не знаю, у кого и где они теперь. Так что выбирайте — вы можете узнать про этот ваш Источник. Но только вместе с обычными магами и даже простецами.

— Ловко придумано. Три кассеты… С самого начала знал, что от тебя будут одни неприятности. Говорил это Кругу. Без толку.

Неприятное место. Окон нет совершенно точно — ровные решетки барьеров, прутики их белые с сероватым налетом, старые. То же частое, местами неровное, латаное переплетение под ногами, от чего кажется, что вокруг зыбкое, ненадежное болото, что провалиться — раз плюнуть. В дальней правой стене, почти в углу, бьется нечто зеленое, кляксой. Очевидно, какой-то источник энергии.

— И что же вы предлагали Кругу для предотвращения неприятностей?

Вместо потолка — давящий алый купол, тоже бьющийся в такт неведомому сердцу.

— А как ты думаешь?

…Рафал, вы с ума сошли!.. Кшиштоф, не лезь, куда не просят! Делай свое дело! Молча… Он может не выдержать!.. Я не идиот, знаю! Делай… Рафал, я буду жаловаться….А ты, Ирена, вообще только год назад сан приняла…Всё, тихо. Тихо, тишину. Рафал прав, это единственный шанс узнать. Придется им воспользоваться. Поверьте, мне тоже неприятно…

— Проще всего было меня убить. Тем более моя смерть выглядела бы вполне естественной. Ребята видели, в каком я был состоянии.

Джош даже улыбнулся — или подумал, что улыбнулся. Растянул резиново губы. Не очень умный, но старательный ученик, отвечающий урок.

— Верно, это было удобней всего. Это было правильней всего. Оставаясь в живых, ты представлял бы собой вечную угрозу существующему порядку. Вот я и пытался… естественным путём.

— Что я Врата, вы тоже знали?

Цезарю надоело до невозможности сидеть неподвижно и изображать примерного пса. Ботинок хозяина грызть он бы не стал ни при каких обстоятельствах — слишком хорошо выучен, обувь неприятного собеседника Джоша находилась в удручающей недосягаемости. Бегать, даже если бы отцепили шлейку, по такому скользкому полу удовольствие маленькое. И вообще псу здесь было некомфортно. Цез печально вздохнул и сложил голову Джозефу на колени. Заскулил, жалуясь на судьбу. Он, Цезарь Гай Юлий, патриций от песьего племени и примерный «служака», не понимал, зачем они с обожаемым хозяином здесь находятся.

— Предлагаю в своем роде сделку — вопрос на вопрос. И помни, я по-прежнему могу засадить твою подругу.

— Кассета.

— Чёртов мальчишка! Доберусь я еще до ваших кассет. Так и? Вопрос на вопрос? Только честный, имей ввиду, я чувствую, когда мне лгут.

Да уж, напугали ежа голым профилем. Впрочем, Джош даже и вида делать не стал, что обдумывает «за» и «против».

— Согласен. Только и я могу Поверху вашу искренность оценить, — это блеф в некотором роде. Джош знал, что от лжи цвет ауры меняется. Не знал — в какую сторону. Темнеет или светлеет? Или пятнами идёт? Оперативников основам псионики не обучают. — Мой вопрос первый. Вы знали, что я именно Врата?

— Догадывался. Уверен быть не мог, никогда раньше не видел. Знал, что ты медиум с непонятными мне свойствами. Думал, просто латентный «проводник». Теперь мой вопрос — тебе известен порядок всего обряда целиком?

— Да.

— Откуда?

— Погодите, сейчас мой вопрос. Для чего вы назначили начальником в наш отдел Беккера? Какое задание дали? Вообще расскажите про него.

Джош ощущал себя неопытным рыбаком, которому на удочку вместо обычного ожидаемого пескаря попалась вдруг диковинная акула. И большая, и опасная, и вряд ли вытянешь, но и отпустить жалко. Так и здесь — крупная рыбка Иерарх, и ведет себя — точь-в-точь акула на крючке, вдруг согласившаяся выполнить три любых желания.

— Хм… Три вопроса под видом одного. Отвечу на последний. Хотя, полагаю, его биография тебе без надобности. Пан Владимир Беккер не женат, на службе с семьдесят пятого года, окончил колледж, начинал службу низовым координатором в артефактной комиссии. Уже тогда проявил себя амбициозным и напористым, подавал надежды. Курировал лично я, поэтому помню хорошо. Направил на обучение, потом приставил помощником к одному из членов комиссий Баланса. Предполагал, что лет через тридцать-сорок дозреет до младшего члена комиссии. На большее он вряд ли был способен. К сожалению, мальчишка был слишком тороплив, хотел всего и сразу. Хотел пробиться наверх, стать Иерархом. И он был груб. Некоторые его методы Круг возмутили, хотя с моей точки зрения были довольно действенны и не лишены остроумия. Мне он даже нравился. Оригинальный подход… Круг отказал ему в праве сдачи экзамена на принятие сана на ближайшие двадцать лет. Срок истек в две тысячи пятом. Владимир попытался сдать экзамен, но опять воспользовался сомнительными методами. Был понижен и потерял право на повторную сдачу. Работал в низовой комиссии начальником, пока я не перебросил его к вам в отдел — очень уж просился. Теперь понимаю, что он уже тогда что-то разнюхал. Беккер должен был раскрыть твое дело. Мне казалось, что тут требуется нестандартный подход. И в целом он меня не разочаровал. Дело сделал. Как именно, меня мало волнует. Впрочем, ты мне расскажешь…

Куда уж нестандартнее — приставить к пострадавшему оперативнику бывшую напарницу в качестве шпионки, а самого оперативника, как выяснилось, использовать в качестве наживки. Ну и по мелочам — наркотики там, жучки в кроссовках. Что, Цез, скучно тебе? А вот Джошу становилось все веселей и веселей, аж животики со смеху надорвешь.

— Понятно. Карьерист. Хотел власти. Интересных подчиненных вы себе подбираете, пан Рафал.

— Мой вопрос.

Не без труда припомнил.

— Откуда я знаю последовательность обряда, вы спрашивали. Пожалуй, так просто и не объяснишь. Особенно того, чего я и сам не понял. Как-то получилось, что я «выпил» магов, проводивших обряд. Или не выпил, а… пропустил их энергию куда-то в другое место… Не понимаю сам, я ж говорю. Вы Иерарх, вы и разбирайтесь. Ощущение было, ка-будто через меня что-то льётся. Так что будьте уверены, знаю я более чем достаточно.

— Но мне не расскажете.

Вопросов в голове роилось — тьма, только и надежды поймать хоть одну занимательную мысль за хвост и не упускать. А то эта игра — ответ за ответ — начинала Джоша напрягать. Ну не рассчитывал он такую милую беседу! Думал, Иерарх будет рвать и метать, а Рагеньскому останется только глупо втягивать голову в плечи и пытаться хотя бы Мэву выгородить и самому не влипнуть. А тут игра. Нечто несолидное и даже пошловатое, как вдруг подумалось. Как если бы на заседании в Круге вдруг занялись стряпней песочных куличей. Нет, детских игр в «вопрос-ответ» никак не ожидал. И таким макаром придется с любознательным паном Верхним поделиться информацией весьма и весьма ощутимо. Но пора уже подойти к беседе со всей серьезностью. Методично и последовательно, не позволяя сбивать себя с мысли разномастными вопросами, и отвечать со всей возможной краткостью. Собраться и не нервничать без повода. Сегодня Джош пришел закончить историю, чтобы жить дальше.

— Мой черед. Когда вы поняли, что кто-то пытается открыть Источник нейтральной энергии?

— Раньше, чем узнал про тебя. За полгода примерно. Почувствовал. Кто еще кроме тебя знает про порядок обряда?

А пан Рафал тоже сделался на изумление краток.

— Никто.

Скорее всего. Исключительно теоретически Мэва с Гауфом могли прослушать доверенные им кассеты, но даже и в компроматах Джош о многом умолчал. Да и не стали бы товарищи любопытствовать — нынче чем меньше знаешь, тем больше шансов остаться в живых и на свободе. И вообще — Джош напарнице доверял. А уж Гауфу…

— А про нейтральные Источники в целом?

— Не ваша очередь, но ладно. Только Гауф и Мэва. Они будут молчать.

Хмыкает нехорошо:

— А куда денутся? Твой вопрос.

— Мои два вопроса. Почему вы так легко прекратили расследование и закрыли дело в декабре прошлого года? И почему вдруг засуетились месяц назад? То я вам не нужен весь год, а то…

— Дело не закрывали. Повысили уровень допуска. Просто мы… наблюдали. Ждали развития событий. Если помнишь из отчетов, ориентировок на преступников мы так и не получили. Так что ты нам был очень нужен…

— Приманка. Беззащитный слепой, к тому же Врата, к тому же списан со службы — приходи, налетай? И даже не предупредили. Я бы в случае чего и защититься не смог! — вспомнил те первые месяцы в новой квартире. Но тот первый беспомощный страх давно сменился злостью. Злость — хорошее чувство. Иногда она помогает выжить. И она уж куда лучше робости и ощущения собственной ничтожности.

— Приманка. А не предупредили — чтоб ты от каждого шороха не шарахался. Это неестественно. Тем более за тобой присматривали. Работники твоего отдела.

— Значит, ходили по списку…

Якоб по средам, Эжен по пятницам… А уверяли — исключительно из сострадания и заботы. А им еще небось приплачивали. Что-то вроде за каждый час сверхурочно — в двойном объеме. У нас в отделе всё по-честному. У нас всё в соответствии с трудовым законодательством.

— И не только ходили. А засуетились только месяц назад потому, что выжидали. Я был уверен, что готовиться они начнут заранее, всё ждал, когда же за тебя возьмутся. Так что как только появились данные о странных всплесках, я понял, что пора. Обряд обязательно предполагает человеческие жертвы?

— А что, повторить так и тянет, да рук пачкать неохота? А пан Беккер вон сразу согласился. Без зазрений совести, — это злость. Или еще немного страха? Врёшь, не возьмешь. Кассеты у нас. — Впрочем, вы спросили… Обязательно. Человеческие жертвы обязательны. А я вот уже вам не сгожусь, к сожалению. Не медиум.

Притворно вздохнул. Одернул себя — не переигрывать.

— Значит, Беккер… Панна Коваль говорила, что он пытался вас убить. В обряде участвуют четыре мага. Темные — некромант, стихийник, боевой. Ну, судя по заключениям экспертов, возившихся с трупами. Четвертый маг Светлый, наверно, направляет или гармонизирует. Этого Светлого ты пристрелил. В принципе, правильно. Это должно было прервать ритуал. А тут подвернулся пан Владимир. Как он тебя нашел? «Жучки»-«маячки»? В его репертуаре. Молодец. И панна Коваль… Замечательно. У них остались сообщники? Ты говоришь, что знаешь более чем достаточно.

— Нет. Сообщников не осталось, иначе бы я сразу сообщил в отдел. Мой вопрос. Значит, вы обнаружили всплески, назначили пана Беккера начальником отдела. Насчет Мэвы чья идея была?

— Беккера, но я одобрил. Он докладывал о каждом своем шаге. Обряд должен быть привязан к определенной географической точке, или может быть проведен в любом месте земного шара?

Напряжение, ранее не замечаемое, проявило себя в трепещущей сетке стен. Или это действие состава к концу подходит?

— В любом. Значит, наркотики вы тоже одобряли. Знали вы про наркотики? — пятно придвинулось. Наверно, пан Верхний пытливо вглядывается лицо нахального собеседника.

— Не совсем наркотик. Мнемосредство. Но привыкание вызывает, да. Я знал. Любые четыре мага со средними способностями могут провести ритуал?

— Думаю, да. Вы хотели из меня наркомана сделать? Не убить, так хоть так? — и стены вокруг сереют, перестают отдавать жемчужностью.

— Отчасти. Не скажу, что это было моей целью. Но такую возможность я предполагал. Ты можешь участвовать в ритуале в качестве Светлого направляющего? — темп. Темп слишком торопливый, Джош и подумать не успел, прежде чем ответить.

— Да. Что вы думали сделать со мной после окончания дела?

— Ничего. По моим расчетам ты бы вряд ли дожил до окончания дела. Могут ли Врата самостоятельно открыть источник?

— Что… Не могут…. Рассчитывали на мою смерть? Очаровательно! А как же Свет, который «любит своих детей»?!

— Свет любить Баланс, а ты его чуть не нарушил! Могут ли свойства Врат быть скованы? Стать латентными? или исчезают окончательно? Ты можешь выступить Вратами еще раз?

Каков напор!

— Я говорил — нет! И не стану направлять ритуал! Что вы сделаете с Мэвой?

— Ничего. Пусть дальше работает. Только на повышение она может и не рассчитывать. Простец может воспользоваться нейтральной энергией?

— Да. Что…

— Являются ли ее запасы ограниченными?

— Нет.

— Любой простец может получить доступ к нейтральной энергии?

— Да. Если знает, как.

Напор и темп. Про «вопрос на вопрос» Джош забыл. Да Иерарх и не у него спрашивал. Он спрашивал у кого-то другого, у тех, кто сидел внутри, кто теперь занимает изрядную долю памяти, у чужих, проникших в мозги ни в чем не повинного Джоша. А чужие же были уже сплошь мертвыми.

— Ты знаешь?

— Да.

Темп — аллегро или даже престо. От этого голова идет кругом и трудно сосредоточиться.

— Могут ли обряд проводить протецы?

— Нет, скорее всего. Разве что помогут спонтанные всплески, как недавно.

… Я здорово поработал. Даже Маль хвалил, лис старый….

— Отвратительно! Можно ли закрыть уже проделанную пробоину?

Раньше Джош про пробоины не знал, а теперь вспомнил. Сетка стен стала алой и пульсировала в такт биению крови в ушах. Цезарь скулил где-то далеко, чуть не на другом конце земного шара…Необратим. Маль говорил, обряд необратим. Говорил, если начали, то нужно заканчивать. Поэтому визжал как поросенок над тем щенком. Пэтому и пришлось его ликвидировать…

— Не уверен. Возможно, кровь Врат могла бы…

— Ритуальные животные, простецы? Ими можно заменить жертву?

Разговор с мертвыми невозможен. Там ничего нет. Так говорят. А Рафал пытается.

— Нет.

— Сколько времени длится обряд?

— Пять часов. Примерно.

— Расскажи мне про обряд. Этапы. Расскажи про этапы.

Пульсация стен грозила перевернуть мир. Цезарь вскочил и зарычал. Но опять далеко, и руки не протянешь, чтобы успокоить вздыбленные штрихи шерсти.

— Подготовка начинается за месяц до самого обряда. Начинается с размягчения границы миров. Маль требовал, чтобы мы еще раньше начали…

— Рассказывай, Джозеф…

— Маль говорил, что тогда будет легче и проще пробить…

— Сделать пробоину? Легче, если заранее?

— Да. Маль говорил, что в это время можно подбирать жертву, но мы долго не могли подобрать достаточно здорового и сильного…

— Джозеф Рагеньский? Его долго подбирали?

Пульсация становилась невыносимой. Светло-серое пятно надвигалось, ширилось и росло, и грозило затопить целиком. Внутри заспорили, перебивая друг друга, перекликаясь те, кто мертв, но кого растревожили и разбудили… Думаешь, он подойдет? У него Способности так себе… Зато здоров как бык, я тебе говорю. Нам подойдет. Тем более оперативник… Тем более?! Да ты в своем ли уме?! Оперативник! его же в первую очередь хватятся!.. Когда хватятся, будет поздно. А этот зеленый еще, сопляк. Он ни о чем и не догадается и ничего не заметит!.. Ладно, только в качестве запасного все-таки того продавца в лавчонке… Жаркие тени наплывали. Запахло чабрецом и полынью.

— Да, не сразу обратили внимание… Что вы со мной…

— Второй этап? Расскажи про второй этап.

— Подготовка места и определение времени… Прекратите! Я не буду отвечать на ваши вопросы! Что вы со мной делаете?!

Это точно не гипноз… Гипноза не может быть. Тогда что?

— Расскажи, Джозеф. Этапы ритуала.

Потолок зазеленел и заблестел фейерверками. Фейерверки отдавали всполохами в голове.

… Сложно всё это. Надеюсь, Маль разберется. А то подыхать от магического отката ой как не хочется!.. Рассказать? Почему бы и нет? Рассказать, и голоса из головы уйдут упокоятся. Рассказать бы… И с размаху лбом — в стену! И вмиг протрезвел. Аж зазвенело в ушах.

— Не. ет. Не расскажу, прекращайте ваши психоделические штучки! Зачем вам знать про обряд?!

— Так нужно. Мне нужно убедиться, что никто его больше не повторит… Давай, Джозеф, поднапрягись.

Алые стены густеют в бордовые, угрожающая амеба фигуры иерарха нависает над креслом. Кресло всё больше напоминает стоматологическое, или даже…

— У меня… кассеты…

— Помню. Второй этап, Джозеф? Расскажи про обряд и свободен!

Та стена. Глухая. Про второй этап Джош знал от и до. Только сказать не мог. Нет, если постараться… Только сейчас не нужно. Цезарь подсунулся под руку, взъерошенный Поверху сердитыми уголками, ёж, а не пёс. И зарычал — тихо, утробно. Лабрадор очень миролюбивая собака, когда дело не касается её хозяина.

— Убери пса! Собаку свою убери!

— Зачем вам знать про обряд? Что вы с этим знанием будете делать? Мало вам власти? Еще захотели?

Что бывает, когда алый туман наплывает на кирпичную кладку стены? Наверно, ничего не должно случиться, только в голове — скрежет и вой, и ворочаются тяжелые валуны, металлически звенит и трещит, словно на стену обрушился град. И Цез рычал на этот град. И Цез казался — Джош не верил себе — черной тенью, ощетинившейся шипами. И от шипов загривка в алой обволакивавшей массе поползли прорехи… А стена держится, хоть это сложно. Свет, знали бы, как…

— Убери собаку! — Джош знал, что теперь уже невозможно. Теперь уже Цеза не остановить, пока сам не успокоится. Теперь, когда алый туман начал редеть до сетки, рваться в клочья… — Да не нужен мне твой обряд! Мне нужно быть уверенным, что никто больше его не повторит! Что я смогу в нужный момент предотвратить! Что я буду знать, с чем имею дело, если вдруг! Светом клянусь! Я обязан защищать власть Круга! Обязан! Любой ценой! Порядок должен сохраняться! Ты хоть понимаешь?! Пустоголовые идиоты…

Алый туман исчез, растворивших во вновь жемчужной сетке стены, стало легче дышать. Цезарь примолк, но загривок по-прежнему ершился ежиными колючками. Джош поднялся, чтобы быть с теперь уже слабой тенью — Рафалом наравне, погладил, успокаивая, Цезаря.

— Я рассказал вам достаточно. А если будете сомневаться, вы всегда сможете спросить у меня. И не забывайте про кассеты. Не следовало бы… действовать так грубо. Научились у подчиненного?

Сетка стен неприятно выгибалась и колыхалась. Джош ощущал себя изрядно хмельным, хотя ничего крепче кофе с утра не пил.

— Не забывайся, мальчишка…

Цезарь опять зарычал.

— Уходи. Я узнал необходимое. И уверился, что твои ментальные щиты достаточно крепки. Помимо твоей воли эту тайну не узнает никто. Уходи, и чтоб я больше о тебе не слышал. Чтобы в оперативную работу соваться даже не смел! Возвращайся в лавку, где работал и больше не суйся никуда. Если у меня возникнут хоть какие-то подозрения… Кассеты тебя не спасут. Сам, лично… Поскольку это будет уже твой осознанный выбор.

— Верю. Значит, уволен? — Джош поймал себя опять на неуместной, наверно, туповатой ухмылке. Усилием воли загнал ее под маску сердитой сосредоточенности. — А что с Мэвой Коваль?

— Дело закроем, обвинения снимем. Хотя зря она так с Беккером. И по трупам стрельба — как минимум две статьи.

Автоматически всплыло — «Сокрытие важной для следствия информации» — до трех лет, а вторая какая? «Надругательство над телами умерших»? А что, подходит.

— …Вот оставил бы тела в покое, тебе же проще бы было. Так вот, насчет панны Коваль. Или пусть в отделе пока остается, или обратно уезжает, откуда вызвали. Только болтовни я не потерплю. Никакой огласки. Принесёте клятву, все трое. А сейчас уходи. И больше не попадайся мне на глаза. В отделе не появляйся. Никаких оперативных и административных должностей. Иди.

Сетка перед глазами блекла и выцветала, теперь уже почти неразличимо подрагивая в наползающей темноте. Кажется, подаренные Кшиштофом два часа зрячести подошли к концу.

Куда идти и где дверь, Джош забыл. Потянул Цезаря за шлейку, мысленно поблагодарил за защиту. Растерянно замер, но сообразил, что помощи и подсказки не дождется. Ощущение крепкого опьянения не исчезало, зато навалилась усталость. Больше делать нечего, история закончилась. А новой больше не будет. Всего лишь долгие годы в лавке.

Сетка уже почти исчезла, исчез навязчивый звон Силы. Тогда Джош вспомнил, что слышал — слепые «прыгать» не могут. Да тут еще и купол защитный наверняка. Припомнил еще кое-что, обернулся теперь уже не к серой расплывчатой амёбе, а к темному провалу, кивнул:

— Да, еще. Власть круга — не аргумент. Если бы хоть что-то про людей сказали, про возможные жертвы…

Скорее угадал, чем расслышал:

— Баланс…

Оказалось, «прыгать» слепые умеют.

— Джош, ты… Уже всё? Все нормально?

— Да, нормально. Всё просто замечательно.

— Вы поговорили? Почему так долго? Я уже Гауфу хотела звонить. Слушай, погоди… Ты что это, пьян?

— Нет. Меня, знаешь, уволили. Сказали, что оперативником мне не быть больше никогда. Не позволят.

— Что? Ооо…

— Нет, все нормально. Я же действительно… ну, лишний. И без меня ребят хватает. А с тебя все обвинения снимут. Дело закроют. Но, слушай, мне так жаль… Рафал сказал, что ты повышений по службе можешь не ждать.

— Я должна буду возвратиться в Колодень?

— Он предложил выбор. Или здесь остаешься, или уезжаешь.

— Ясно. А что же ты?

— Буду продолжать работать в лавке, конечно. Там в общем неплохо, только скучно. Или… Есть одна идея. Но я еще подумаю.

— Так просто? Я имею ввиду…

— Дело завершено. Теперь всё хорошо и никто не умрет и не сядет в тюрьму. Вот что, это следует отметить.

— Да, наверно. Сходим куда-нибудь? В ресторан? Или здесь посидим?

— Как хочешь. Гауфа позовем?

— Позовем. Но позже. Сегодня…

— Сегодня вдвоем. Слушай, а ты… как дальше? Уедешь? Или останешься?

Молчала так долго, что Джошу стало неуютно. Только он не мог понять, отчего. Наверно, уедет… Впрочем, есть Цезарь. И работа. А если хорошенько кое-что обмозговать, то можно даже будет сделать работу интересной. Так почему же тоскливо?

— Уеду или останусь? Не знаю… В Колодне спокойней. И там безопасно. Там меня любят. Вчера звонила подруге, она очень хочет, чтобы я возвращалась поскорей. Скучает.

— Понимаю…

— Тут ко мне пока относятся как к чужой. У меня друзей в Познани не осталось.

— Да, наверно… Так уедешь? Так будет правильнее, я понимаю.

— Знаешь… Это глупо, но… Останусь. Как же ты без меня? Ты даже кофе толком сварить не умеешь. Останусь. Пригляжу… Хотя бы первое время, а там посмотрим.

Джош присел на край кровати. Подумал, что кофе варить научился. И еще много чему под чутким руководством Мэвы научился. Определять свежесть продукта по запаху, например. Так что больше, наверно, в пригляде подруги не нуждается. Только женщины… Им вечно нужно за кем-то приглядывать и о ком-то заботиться. Инстинкт. И еще — когда старая история оканчивается, обязательно начинается новая. Так что, может быть…

— Хорошо. Я рад. Ты…

И пахло кофе, который Джош заваривать уже научился, но Мэва умеет гораздо лучше. Привычная темнота уже не казалась враждебной, а только уютной. И довольный Цезарь долго шумно возился в углу, долго устраивался поудобней на своем коврике. Потом заснул и во сне поскуливал, иногда радостно повизгивал. Мэва гремела посудой. А потом плюнула на всё, сказала, что сегодня готовить обед ей лень. Заказали еду по телефону. И еще куда-то позвонила. Вечером они пойдут слушать какого-то ван дер Хайдена. Что-то начнется. Наверно, новая жизнь.