Слепой с пистолетом [Кассеты Андерсона. Слепой с пистолетом. Друзья Эдди Койла]

От автора

История преступления, имевшего место в ночь с 31 августа на 1 сентября 1968 года в г. Нью-Йорке, воссоздана с помощью следующих источников.

Показания свидетелей — как данные непосредственно автору, так и полученные им из официальных источников (магнитофонные записи, стенограммы и т. д.).

Архивы судов, пенитенциарных учреждений и детективных агентств.

Магнитофонные записи и стенограммы — результаты электронного прослушивания, осуществляемого различными правоохранительными службами Нью-Йорка, штата Нью-Йорк, правительства США, а также частными детективными бюро.

Частная переписка, речи, прочие документы из архивов частных лиц, предоставленные ими в распоряжение автора.

Газетные статьи и заметки.

Официальные отчеты и свидетельства (в том числе признания на смертном одре), не носящие секретного характера.

Личные впечатления автора.

Вряд ли стоит называть поименно всех официальных и частных лиц, оказавших автору помощь и содействие. Однако я хотел бы выразить особую признательность Луису Дж. Джирарди, заместителю главного редактора газеты «Постледжер» (Ньюарк, штат Нью-Джерси), который любезно предоставил отпуск своему сотруднику отдела уголовной хроники с тем, чтобы тот мог целиком посвятить все свое время воссозданию картины одного преступления, что, в свою очередь, явилось частью расследования того, как государственные и частные организации используют в своей деятельности современные средства электронного наблюдения.

1

Дом на Восточной 73-й улице Нью-Йорка был построен в 1912 году как городская резиденция торговца с Манхэттена Эрвина К. Бартольда, владельца фирмы «Бартольд Инк.», поставлявшей деготь, канаты, провиант и оснащение для кораблей. Мистер Бартольд умер в 1931 году. Его жена Эдвина и сын Эрвин Бартольд-младший прожили там до 1943 года. Военный летчик Эрвин Бартольд погиб во время авианалета на Бремен. В этом немецком городе, кстати сказать, родился его отец. Через полгода скончалась от рака матки и миссис Бартольд.

После этого особняк на 73-й улице перешел к брату первого владельца Эмилю Бартольду, жителю города Палм-Бич, штат Флорида. Вскоре после того как завещание вступило в силу, он продал дом (16 февраля 1946 года) компании «Бакстер энд Бейли» (Парк-авеню, 7456, Нью-Йорк).

Новые владельцы перестроили здание, превратив его в восьмиквартирный жилой дом, на первом этаже которого было отведено помещение под две конторы. Были установлены лифт и кондиционер. Затем квартиры и конторские помещения были проданы по ценам от 46 768 до 92359 долларов.

Это красивое здание серого камня выстроено в стиле французского замка и зарегистрировано в Нью-Йоркском архитектурном обществе. Наружная отделка отличается строгостью, крыша — из потемневшей меди. Вестибюль украшен стенами серого в прожилках мрамора и старинными зеркалами. Кроме парадного входа, имеется еще и служебный, к которому ведет с улицы узкая аллея. За дверью начинается широкая лестница с бетонными ступенями. Две квартиры на верхнем этаже имеют небольшие веранды. В подвальном этаже расположена крохотная квартирка техника-смотрителя. Здание находится в ведении компании «Шови энд Уайт» (Мэдисон-авеню, 1324, Нью-Йорк).

В течение нескольких лет квартиру З-б дома 535 по Восточной 73-й улице занимала женатая бездетная пара — Агнес и Дэвид Эверли. Где-то примерно 1 сентября 1967 года они разъехались — миссис Эверли осталась в квартире З-б, а ее муж переехал в Симеон-клуб (угол 23-й улицы и Мэдисон-авеню).

Есть основания полагать, что примерно 1 марта 1968 года Дэвид Эверли обратился в частное детективное агентство «Мир и покой» по адресу: Западная 42-я улица, Нью-Йорк. С помощью Дэвида Эверли (предположение, основанное на том, что он имел ключ к квартире и являлся ее официальным владельцем) в телефоне квартиры З-б было установлено подслушивающее приспособление. Это был микрофон-передатчик (модель МТ-246-В), способный принимать и передавать как телефонные разговоры, так и голоса в квартире. 25 долларов выплачивалось ежемесячно детективным агентством «Мир и покой» технику-смотрителю дома напротив (№ 534) за то, что на третьем этаже в помещении, где хранился инвентарь, находился магнитофон.

Это избавляло агентство от необходимости использовать для наблюдения за квартирой детектива. Магнитофон, включавшийся от звука человеческого голоса, записывал все разговоры и переговоры по телефону, имевшие место в квартире З-б. Каждое утро сотрудник детективного агентства вынимал старую кассету и вставлял новую.

Магнитофонные записи стали поводом для дела о разводе, возбужденного Дэвидом Эверли (Верховный суд штата Нью-Йорк) по обвинению супруги в адюльтере (дело Эверли против Эверли, NYSC/148532). Поскольку содержание записей стало достоянием гласности, это позволило мне опубликовать здесь выдержки из них. Любопытно, что решение суда, вынесенное в пользу Дэвида Эверли, было затем опротестовано адвокатами миссис Эверли на том основании, что ее муж не имел официального разрешения на установление подслушивающей аппаратуры и тем самым получил записи незаконным путем, несмотря на то, что квартира З-б являлась его собственностью.

Предполагается, что тяжба будет длиться очень долго и окончательное разрешение получит, только в Верховном суде Соединенных Штатов. Этот орган вынесет эпохальный вердикт и создаст тем самым прецедент, на который затем будут долго ссылаться во всех американских судах.

Ниже приводится отрывок из стенограммы магнитофонной записи, сделанной агентством «Мир и покой» в ночь на 24 марта 1968 года (время примерно 1.55).

Кассета POM-24-3-68-EVERLEIGH. Присутствуют миссис Агнес Эверли и Джон Андерсон. (Голоса обоих идентифицированы сопоставлением образцов звукозаписей, а также по показаниям свидетелей.)

(Звук отпираемой и закрываемой двери.)

Миссис Эверли. Вот мы и пришли… Будь как дома. Брось куда-нибудь свой плащ.

Андерсон. Почему это в таком шикарном доме нет швейцара?

Миссис Эверли. Швейцар-то у нас есть, только сейчас он, наверное, засел внизу у техника-смотрителя, угощается небось мускатом. Они оба пьяницы.

Андерсон. Вот как.

(Пауза в 7 секунд.)

Андерсон. Приятная квартирка.

Миссис Эверли. Я рада, что тебе нравится. Сделай-ка что-нибудь выпить. Бутылки вон там. Лед на кухне.

Андерсон. Ты что пьешь?

Миссис Эверли. Виски со льдом. И немножко содовой. А ты чего хочешь?

Андерсон. Коньяк есть? Или бренди?

Миссис Эверли. «Мартель» устроит?

Андерсон. Вполне.

(Пауза в 42 секунды.)

Андерсон. Прошу.

Миссис Эверли. Будем здоровы!

Андерсон. Угу!

(Пауза в 6 секунд.)

Миссис Эверли. Отдохни, расслабься. А я пока сниму свою сбрую.

Андерсон. Ладно.

(Пауза в 2 минуты 46 секунд.)

Миссис Эверли. Господи, как хорошо!

Андерсон. В этом доме все квартиры такие?

Миссис Эверли. Почти все они побольше, чем эта. А что?

Андерсон. Ничего. Просто мне нравится. Первый класс!

Миссис Эверли. Первый класс? Господи, с тобой не соскучишься! А что ты вообще делаешь?

Андерсон. Работаю в типографии. Печатаем газетку для супермаркете. Выходит каждый день. Реклама и все такое прочее.

Миссис Эверли. А тебе не интересно, чем я занимаюсь?

Андерсон. Неужели ты чем-то занимаешься?

Миссис Эверли. Какой ты смешной! Квартира принадлежит мужу, но мы с ним не живем. Он не дает мне ни цента. Но я не жалуюсь. Я закупаю товары для магазинов женского белья.

Андерсон. Очень интересно.

Миссис Эверли. Да ну тебя к черту!

Андерсон. Ты пьяная?

Миссис Эверли. Немножко. Не сильно.

(Пауза в 17 секунд.)

Миссис Эверли. Надеюсь, ты не подумал, что у меня такая привычка — подбирать мужиков на улице?

Андерсон. Тогда почему я здесь?

Миссис Эверли. Ты такой чистый, хорошо одетый. Если не считать галстука. Боже, какой жуткий галстук! Ты женат?

Андерсон. Нет.

Миссис Эверли. И не был женат?

Андерсон. Нет.

Миссис Эверли. Господи! Я даже не знаю твоего имени. Как тебя зовут?

Андерсон. Еще налить?

Миссис Эверли. Конечно.

(Пауза в 34 секунды.)

Миссис Эверли. Спасибо. Так как же все-таки тебя зовут?

Андерсон. Джон Андерсон.

Миссис Эверли. Какое приятное, чистое, хорошее имя! А меня — Агнес Эверли, миссис Дэвид Эверли. Как мне тебя звать — Джек, да?

Андерсон. Вообще-то меня зовут Граф.

Миссис Эверли. Граф? Ты, значит, аристократ?.. Господи, как спать хочется…

(Пауза в 4 минуты 13 секунд. Предположение: пока миссис Эверли дремала, Андерсон, скорее всего, осматривал квартиру. Оглядел домофон, связанный с вестибюлем. Изучил задвижки на окнах и замок на входной двери.)

Миссис Эверли. Что ты делаешь?

Андерсон. Устал сидеть на одном месте.

Миссис Эверли. Хочешь остаться до утра?

Андерсон. Нет, но пока я еще побуду.

Миссис Эверли. Огромное спасибо, хам!

(Звук увесистого шлепка.)

Миссис Эверли (с возмущением). Это… что такое?

Андерсон. То, что ты очень хотела, а?

Миссис Эверли. Как ты догадался?

Андерсон. Полная, крупная, деловая женщина… Как тут не догадаться!

Миссис Эверли. Разве это так бросается в глаза?

Андерсон. Не очень. Но если это доставляет тебе удовольствие… Постегать тебя ремнем?

Миссис Эверли. Давай…

Далее излагается гипотеза, отчасти подтвержденная показаниями свидетелей.

Покинув квартиру З-б в 3.04 утра, Джон Андерсон в течение нескольких минут изучал замок на двери квартиры 3-а, расположенной напротив. Затем он поднялся в лифте на пятый этаж, изучил замки на дверях тамошних квартир и стал медленно спускаться вниз, поочередно осматривая замки на всех этажах. Ни у одной из квартир не было дверных глазков.

Когда Андерсон вышел из вестибюля (швейцара по-прежнему не было), он смог беспрепятственно осмотреть систему сигнализации на входной двери. Затем на углу Восточной 73-й и Йорк-авеню он поймал такси и поехал к себе в Бруклин. Домой он приехал в 4.26, а свет в его квартире, как показал свидетель, погас в 4.43.

2

В среду 17 апреля 1968 года в 14.35 на северной стороне 59-й улицы (между Пятой авеню и авеню Америки) стоял черный кадиллак «Эльдорадо», 1966 года выпуска, снабженный кондиционером и принадлежавший компании «Бенефикс реалти» (Пятая авеню, 6501, Нью-Йорк). Номер машины — HGR-45-9159.

Рядом прогуливался шофер. Как выяснилось впоследствии, это был Леонард Грант (возраст 42 года, адрес: Грант-паркуэй, 19778, Бронкс, Нью-Йорк).

На заднем сиденье находился единственный пассажир — Фредерик Симонс, вице-президент «Бенефикс реалти». Возраст — 53 года, рост (примерно) — 5 футов 7 дюймов, вес — 190 фунтов. Усы и волосы седые, одет в двубортное твидовое пальто, на голове черный котелок. Окончил юридический колледж Ролинса (г. Эрскин, штат Виргиния). Дипломированный бухгалтер (лицензия № 41-65-1943). Криминальное досье отсутствует, хотя дважды допрашивался — окружным прокурором Нью-Йорка (южное управление) и большим жюри при Верховном суде Манхэттена — в ходе расследования связей компании «Бенефикс реалти» с преступным синдикатом, а также по подозрению в том, что эта компания неоднократно нарушала закон при выдаче лицензий на продажу спиртных напитков ряду кафе и ресторанов Нью-Йорка и Буффало (штат Нью-Йорк).

Примерно за пять месяцев до описываемых событий (14 ноября 1967 года) отдел расследований при Налоговом управлении Нью-Йорка получил от судебных органов разрешение на установление подслушивающего электронного устройства в указанном автомобиле (ордер МСС-В-189 М16). Микрофон-передатчик Gregory MI1466B был спрятан за приборной доской автомобиля. Операция была проделана в гараже, где обслуживались машины компании «Бенефикс».

В среду, 17 апреля 1968 года, примерно в 14.38, к машине подошел человек, впоследствии опознанный свидетелем, а также идентифицированный при сличении образцов звукозаписей.

Джон (Граф) Андерсон. Возраст — 37 лет, адрес — Харрар-стрит, Бруклин, Нью-Йорк. Рост — 5 футов 11 дюймов, вес —178 фунтов. Волосы каштановые, глаза карие, одевается опрятно, говорит с легким южным акцентом. Вор-профессионал. 21 января 1966 года был осужден уголовным судом Манхэттена за кражу со взломом. Отбыл 23 месяца в тюрьме Синг-Синг (заключенный № 5682491), освобожден за четыре месяца до описываемых событий. Ранее судимостей не имел, хотя до этого дважды арестовывался в штате Нью-Йорк — однажды за грабеж, в другой раз — за словесное оскорбление и угрозу действием. В обоих случаях до суда дело не дошло.

Кассета NYSITB-FD-17- 4- 68-106-ІА.

Симонс. Граф! Господи, как я рад тебя видеть! Садись в машину. Рядом со мной.

Андерсон. Мистер Симонс? И я рад вас видеть. Как дела?

Симонс. Отлично, Граф. Просто отлично. А ты неплохо выглядишь. Немного похудел.

Андерсон. Это неудивительно.

Симонс. Конечно, конечно. В машине есть маленький бар. Как видишь, я уже приложился. Ты что будешь пить?

Андерсон. Коньяк или бренди.

Симонс. «Реми Мартен» устроит?

Андерсон. Вполне.

Симонс. Правда, стаканчики бумажные. Но так проще.

Андерсон. Понятно, мистер Симонс.

(Пауза в 4 секунды.)

Симонс. За преступную деятельность!

(Пауза в 5 секунд.)

Андерсон. Неплохо…

Симонс. Расскажи, Граф, как ты там жил-был.

Андерсон. Грех жаловаться, мистер Симонс. Спасибо за все, что вы для меня сделали.

Симонс. Ты тоже для нас много сделал, Граф.

Андерсон. Не так уж и много. Когда мог, писал. Но это получалось не всегда.

Симонс. Уверяю тебя, мы все прекрасно понимаем. Там ведь особо не разгуляешься.

Андерсон. Никогда не забуду первый вечер на свободе. Отель в Манхэттене. Деньги. Выпивка. И еще та телка, которую вы мне прислали. И одежда! Откуда вы знаете мой размер?

Симонс. Мы тоже кое-что умеем, Граф. Ты же знаешь. Надеюсь, девица пришлась тебе по вкусу. Я лично выбирал.

Андерсон. То, что прописал Доктор!

Симонс (смеется). Это точно!

(Пауза в 9 секунд.)

Андерсон. Мистер Симонс, с тех пор как освободился, я по вечерам работаю в типографии. На фальцевальной машине. Набираем ежедневную газетку. Издается супермаркетами. Знаете — каталоги, реклама, распродажи. На работу хожу аккуратно. Со старыми дружками не вижусь.

Симонс. Знаем, Граф, мы все знаем.

Андерсон. Но я кое-что придумал и хотел бы с вами посоветоваться. Сумасшедший план. Одному мне его не провернуть. Потому-то я и пришел.

Симонс. Что же это такое?

Андерсон. Вы можете решить, что я свихнулся, что эти двадцать три месяца высушили мне мозги…

Симонс. Мы не считаем тебя сумасшедшим, Граф. Но все-таки, что же это?

Андерсон. Мне это пришло в голову недели три назад. И до сих пор не дает покоя. А вдруг из этого выйдет толк?

Симонс. Говоришь, один не справишься? Сколько тебе нужно человек?

Андерсон. Не меньше пяти. И никак не больше десяти.

Симонс. Мне это не нравится. Это что-то очень хитрое.

Андерсон. Да нет, мистер Симонс, как раз все очень просто. Пожалуй, пятерых мне хватило бы…

Симонс. Еще по одной?

Андерсон. Угу. Спасибо.

(Пауза в 11 секунд.)

Симонс. Какой ожидаешь улов?

Андерсон. Тут только остается гадать. Но думаю, что уж не меньше сотни тысяч…

(Пауза в 6 секунд.)

Симонс. И ты хочешь поговорить с Доктором?

Андерсон. Да, если вы можете это устроить.

Симонс. Расскажи-ка мне тогда чуть подробнее.

Андерсон. Вы будете смеяться.

Симонс. Нет, нет, Граф, обещаю тебе.

Андерсон. В восточной части города есть дом. Недалеко от реки. Когда-то там жила одна семья. Теперь это многоквартирный дом. На первом этаже кабинеты врачей. На остальных четырех — восемь квартир. Живут богачи. Швейцар, лифт…

Симонс. Хочешь ограбить квартирку?

Андерсон. Не квартирку, мистер Симонс, а весь дом, целиком и полностью.

3

Энтони Ди Медико (Доктор). Возраст — 54 года. Адрес: Малберри-лейн, 14325, Грейт-Нек, Лонг-Айленд. 15 марта 1968 года давал показания специальному подкомитету Сената США по организованной преступности (первая сессия конгресса США 87-го созыва), где было установлено, что он является третьеразрядным «капо»[1] семейства Анджело (см. Отчет о слушаниях, с. 413–419). Это одна из шести семей, контролирующих распространение наркотиков, а также такие противоправные действия, как вымогательство, проституция, ростовщичество и др. в штатах Нью-Йорк, Нью-Джерси, Коннектикут и в Восточной Пенсильвании.

Ди Медико — президент компании «Бенефикс реалти» (Пятая авеню, 6501). Кроме того, Ди Медико — совладелец ресторана «Дикий Запад» (Флетбуш-авеню, 106–372, Бруклин, Нью-Йорк), владелец клуба здоровья «Новая финская сауна» (Западная 48-я улица, 746, Манхэттен), имеет треть пая в брокерской фирме «Лафферти, Райли, Д’Амато» (Уоллстрит, 1441, Манхэттен), дважды крупно оштрафованной Комиссией по биржевой деятельности. Кроме того, есть предположение (пока так и не доказанное), что Ди Медико владеет рядом кафе, ресторанчиков и частных клубов, где собираются гомосексуалисты и лесбиянки.

Ди Медико — человек высокого роста (6 футов 5 дюймов), представительной наружности. Одевается подчеркнуто консервативно (костюмы от Квинта Ридли, Лондон, Савиль-роу, рубашки от Триони, Виа Венето, 142-Е, Рим, обувь от Б. Холли, Женева). В течение многих лет является жертвой хронической, практически неизлечимой и весьма болезненной невралгии лицевых мускулов (что выражается в спазматическом подергивании левого глаза и щеки).

Его криминальное досье отличается краткостью. В возрасте 17 лет арестован по обвинению в нападении с ножом на полицейского при исполнении тем служебных обязанностей. Телесных повреждений нанесено не было, и по просьбе родителей Ди Медико суд по делам несовершеннолетних Бронкса решил оставить дело без последствий. Сведений о других арестах, обвинениях и судебных приговорах в досье не значится.

22 апреля 1968 года штаб-квартира компании «Бенефикс реалти» находилась под электронным прослушиванием трех организаций: Федерального бюро расследований, Нью-Йоркского налогового управления и Управления полиции Нью-Йорка. Как выяснилось, ни одна из указанных организаций не подозревала о сложившейся ситуации.

Кассета NYPD-SIS-56403 датирована 22 апреля 1968 года.

Андерсон. Я к мистеру Ди Медико. Моя фамилия Андерсон.

Секретарша. Вам назначено?

Андерсон. Да. Об этом договаривался мистер Симонс.

Секретарша. Одну минуточку.

(Пауза в 14 секунд.)

Секретарша. Проходите, пожалуйста. В эту дверь и по коридору. Первая дверь направо.

Андерсон. Благодарю.

(Пауза в 23 секунды.)

Ди Медико. Входите.

Андерсон. Добрый день, мистер Ди Медико!

Ди Медико. Граф! Рад тебя видеть!

Андерсон. Док… как приятно мне видеть вас! Вы хорошо выглядите.

Ди Медико. Очень растолстел. Ты только посмотри. Вот они, макароны! Но я не могу лишить себя такого удовольствия. А ты как, Граф?

Андерсон. Жаловаться не приходится. Хотел бы поблагодарить вас…

Ди Медико. Конечно, конечно, Граф… Ты не видел, какая панорама открывается с крыши нашего здания? Давай поднимемся и посмотрим. Подышим свежим воздухом?

Андерсон. Отлично.

(Пауза в 5 секунд.)

Ди Медико. Мисс Райли! Я на несколько минут выйду из кабинета. Попросите Сэма, включить кондиционер. Здесь так душно!.. Спасибо.

(Пауза в 3 минуты 42 секунды. Конец записи искажен помехами механического характера.)

Ди Медико …откуда мы знаем… какой-то тип заявляется по утрам… телефонное оборудование… Дом напротив… окна… дальнего действия… Мы пытаемся проявлять… кошмар… Нельзя доверять… Разве что возле самого кондиционера. Шум помогает… Не замерз?

Андерсон. Нет, все…

Ди Медико. Фред сказал… план операции… Интересно… Пятеро… больше.

Андерсон. Я знаю… пока что только общий… Конечно, я еще толком и не… Поэтому… сумму, мистер Ди Медико.

Ди Медико (совершенно неразборчиво).

Андерсон. Нет, нет, я… Пару месяцев… осторожность… все разведать… Вот я и решил… Я надеялся… для этого дела.

Ди Медико. Ясно… сколько… для начала…

Андерсон. Три тысячи, максимум… Я… хорошие ребята. Но слишком экономить…

Ди Медико. Ты только пойми… никаких обид! Из моего кармана… Если это не… просить других, понимаешь? Это означает… расходы… и, конечно, мы попросим, чтобы наш человек… Наш!

Андерсон. Понимаю. Очень буду признателен… помощь. Думаю… устроить.

Ди Медико. Граф… если кто-то… только ты. Ты… Фред Симонс… деньги… с ним. Давай-ка… вниз. Холод… У меня… Господи!

Конец записи. Предположительно, собеседники вернулись в помещение фирмы «Бенефикс», но Андерсон не входил в кабинет Ди Медико. Он вышел из здания в 14.34.

4

Мясная кулинария Пэтси, Девятая авеню, 11901, Нью-Йорк. Четыре месяца назад отдел расследований Управления пищевой и фармацевтической промышленности установил в помещении электронные подслушивающие устройства.

Кассета FDA-PMM-19-08, датирована 24 апреля 1968 года. Время записи (примерно) 11.15.

Андерсон. Вы Пэтси?

Пэтси. Я.

Андерсон. Моя фамилия Симонс. Я заказывал три бифштекса высшего качества. Вы сказали, что все будет готово…

Пэтси. Конечно. Я их уже завернул.

Андерсон. Спасибо. Запишите на мой счет, хорошо?

Пэтси. С удовольствием.

5

Томас Хаскинс (он же Тимоти Хокинс, Теренс Холл um. д.) — возраст 32 года, рост 5 футов 4 дюйма, вес 128 фунтов. Легкий светлый шрам на левом виске. Худощавый, волосы светлые, крашеные. Гомосексуалист. В его досье значатся два ареста за приставание к подросткам мужского пола. От уголовной ответственности освобожден, так как родители потерпевших отказались от судебного преследования. Также арестован 19 марта 1964 года во время облавы на маклерскую контору в Манхэттене (Уолл-стрит, 1432), занимавшуюся противозаконной деятельностью. 25 октября 1964 года арестован по обвинению в мошенничестве — как утверждала миссис Элоиза Макклеви (Сентрал парк уэст, 41105, Манхэттен), он получил с нее сумму в 10131 доллар, суля ей баснословные проценты по акциям.

Последний адрес: Западная 76-я улица, 713, Нью-Йорк. Проживает вместе с сестрой (см. ниже).

Синтия Хаскинс (Снэп). Возраст — 36 лет. Рост — 5 футов 6 дюймов, вес — 148 фунтов, волосы рыжие (крашеные), часто носит парик, шрамов и иных отличительных примет не имеется. Четыре судимости за воровство, три за проституцию, одна за мошенничество (по краденой кредитной карточке одной торговой фирмы приобрела различных товаров на 1061 доллар 78 центов).

В местах лишения свободы провела в общей сложности 4 года 7 месяцев 13 дней (женская тюрьма Манхэттена, женская тюрьма «Барнаби хауз», г. Лоссет, штат Нью-Йорк, а также женская исправительная колония «Макаллистер» в г. Карберн, штат Нью-Йорк). Автор двух книг: «Я была скверной девчонкой» (изд-во «Таунсенд энд Смит», опубл. 10 марта 1963 г.) и «Женская тюрьма. Невеселые последствия веселой жизни» (изд-во «Нью уорлд паблишерз», опубл. 26 июля 1964 г.).

За квартирой Хаскинсов (Западная 76-я улица, 113, Нью-Йорк) по инициативе Бюро по борьбе с наркотиками при министерстве финансов США было установлено электронное наблюдение (прослушивание). Далее приводится фрагмент кассеты BN-DT-0018- 95GT. Личность участников разговора установлена сопоставлением образцов звукозаписей голосов и по показаниям свидетелей. Точная дата и время не установлены.

Хаскинс. Значит, возвращаемся на родное пепелище? Как грустна наша жизнь, радость моя. Хочешь сигарету с травкой?

Андерсон. Нет, а ты давай. Ну, как дела, Снэп?

Синтия. Живем потихоньку. Я ищу клиентов. Томми поторговывает своей задницей. Не жалуемся.

Андерсон. У меня есть одно предложение.

Синтия. Для нас обоих?

Андерсон. Да.

Синтия. Сколько?

Андерсон. Пятьсот. За неделю управитесь. Надрываться не придется. Работа не тяжелая.

Хаскинс. Звучит прелестно.

Синтия. Мы тебя слушаем.

Андерсон. Я скажу вам только то, что вам следует знать. И больше ничего. Никаких вопросов!

Хаскинс. Что ты, что ты, солнышко. Какие вопросы?

Андерсон. В Восточном Манхэттене есть дом. Я дам вам адрес и сообщу, как дежурят швейцары и техник. Ты, Томми, должен составить полный список тех, кто живет в доме или там работает. Значит, жильцы, приходящая прислуга, швейцары, техник. Все, что удастся узнать. Имена, возраст, чем именно занимаются, распорядок дня… В общем, надеюсь, понятно.

Хаскинс. Ну разумеется, солнышко.

Андерсон. А ты, Снэп, займешься первым этажом. Там две врачебные консультации — терапевт и психиатр. Посмотри, что к чему. Какая мебель. Где сейфы. Есть ли картины на стенах. Коробки из-под обуви в шкафах. Эти хреновы доктора берут наличными и экономят на налогах. Сначала разведай обстановку, потом скажи мне, что намерена предпринять.

Синтия. Работа и правда не тяжелая. Как держать с тобой связь, Граф?

Андерсон. Я буду звонить по пятницам, днем. Ваш телефон не прослушивается?

Синтия. Подожди, сейчас запишу тебе номер. Это телефон-автомат в кондитерской на Уэст-энд-авеню. Я буду там ждать твоего звонка каждую пятницу ровно в двенадцать.

Андерсон. Отлично.

Синтия. Как насчет аванса?

Андерсон. Двести.

Синтия. Ты прелесть!

Хаскинс. Он чудо! Вестник богов. Как твоя любовная жизнь, Граф?

Андерсон. В порядке.

Хаскинс. На днях я видел Ингрид. Она слышала, что ты освободился. Спрашивала, как ты. Хочешь ее увидеть?

Андерсон. Не знаю.

Хаскинс. Она хочет…

Андерсон. Правда? Ладно… Она живет все там же?

Хаскинс. Да, солнышко. Ты… не винишь ее за…

Андерсон. Нет, она тут ни при чем. Я пострадал из-за собственной глупости. Как она выглядит сейчас?

Хаскинс. Все так же. Маленькая бледная белая мышка из проволоки и стали. Воплощение стервозности.

Андерсон. Верно.

6

Магазин-мастерская по продаже и ремонту электронного оборудования «Фан Сити», Авеню Д, 1975, Нью-Йорк.

Эта магнитофонная запись была сделана при не совсем обычных обстоятельствах. Федеральная торговая комиссия установила электронное прослушивание упомянутого магазина (судебный ордер № MCUC 198-67) после того, как несколько крупных фирм звукозаписи обратились с жалобами, что владелец магазина Эрнест Генрих Манн занимается противозаконной деятельностью, а именно: приобретая дорогие долгоиграющие пластинки и магнитофонные записи классической музыки, он перезаписывает их и продает кассеты со значительной скидкой (но и с не менее значительной выгодой для себя) большому количеству постоянных клиентов.

Кассета FTC-30-4-68-EHM-14.

Продавец. Я вас слушаю.

Андерсон. Хозяин здесь?

Продавец. Вы имеете в виду мистера Манна?

Андерсон. Да. Я хотел бы с ним поговорить. Я хочу пожаловаться ему на то, что в вашем магазине мне продали неисправный кондиционер.

Продавец. Сейчас я его позову.

(Пауза в 9 секунд.)

Андерсон. Ваши люди установили в моей квартире кондиционер, и не успел я его включить, как он вышел из строя. Я проверил его, он немного поработал и все.

Манн. Пройдите в мой кабинет, и мы попробуем разобраться, сэр. Эл, займись тут пока.

Продавец. Хорошо, мистер Манн.

(Пауза в 13 секунд.)

Андерсон. Профессор, вы неплохо выглядите.

Манн. Все в порядке. А ты как, Граф?

Андерсон. Не жалуюсь. Не сразу вас разыскал. А вы тут здорово устроились.

Манн. Это то, чего мне всегда хотелось. Радио, телевизоры, стереоаппаратура, магнитофоны, кондиционеры. Дела идут хорошо.

Андерсон. Иначе говоря, вы кое-что зарабатываете?

Манн. Именно.

Андерсон. Стало быть, цены поднялись? Новая такса?

Манн (смеется). Граф, ты всегда — как бы поточнее выразиться — ты всегда понимал все с полуслова. Конечно, теперь цены поднялись. А что тебе нужно?

Андерсон. Есть дом недалеко отсюда. Пять этажей. Служебный вход — в подвал. Мне надо выяснить всю систему коммуникаций — телефонный кабель, сигнальные устройства. Мне надо знать, как все работает.

(Пауза в 9 секунд.)

Манн. Трудновато. После этих дерзких ограблений в районе все очень осторожничают. Швейцар есть?

Андерсон. Есть.

Манн. Черный ход?

Андерсон. Есть.

Манн. Похоже, у черного хода есть телекамера, а в комнатке швейцара в вестибюле — телемонитор. Пока он не увидит на экране, кто именно звонит в дверь, он не нажмет кнопку, отпирающую дверной замок. Угадал?

Андерсон. Прямо в яблочко.

Манн. Значит, так… Надо подумать.

Андерсон. Подумайте, профессор.

Манн. Профессор… Никто, кроме тебя, не зовет меня профессором.

Андерсон. Разве вы не профессор?

Манн. Был когда-то. Погоди… Дай пораскинуть умом. Значит, так. Мы — ремонтники с телефонной станции. Перед входом должен показаться фургончик телефонистов, чтобы швейцар его увидел. Форма, удостоверения, инструменты… Все, что положено. Мы прокладываем новый телефонный кабель по кварталу. Нам нужно проверить кабельные входы и соединения в подвале. Верно я мыслю, Граф?

Андерсон. Верно.

Манн. Швейцар потребует, чтобы мы подъехали к служебному входу.

Андерсон. Туда ведет аллея.

Манн. Отлично. Он проверяет мое удостоверение, потом мы подъезжаем. Порядок. Водитель остается в машине, я вылезаю. Швейцар видит меня на своем мониторе. Он отпирает дверь. Наверное, все должно быть примерно так?

Андерсон. Мне тоже так кажется.

Манн. Что дальше?

Андерсон. Меня интересует все. Как проходит телефонный кабель. Как мы можем его повредить. Один там кабель или несколько. Надо ли его резать или шунтировать. Сколько в доме телефонов. Есть ли параллельные телефоны. Есть ли сигнализация. Кто ее контролирует — частное агентство или местная полиция. Мне нужна схема электроснабжения дома. И вообще, окиньте все глазом профессионала. Мало ли что обнаружится. Умеете фотографировать «Полароидом» со вспышкой?

Манн. Конечно. Нужны снимки? В разных ракурсах? Разобраться во всем детально? Дать пояснения, где резать, где шунтировать? Сделаем. Заказчик будет доволен.

Андерсон. Потому-то я обратился к вам.

Манн. Это будет стоить тысячу долларов. Половину вперед.

Андерсон. Это будет стоить семьсот долларов и триста вперед.

Манн. Восемьсот и четыреста вперед.

Андерсон. Договорились.

Манн. Ты платишь за грузовик и водителя. У меня мет человека, которому я мог бы так доверять. Это твоя забота — достать телефонный фургон, водителя, удостоверения. Ты готов за это платить отдельно?

(Пауза в 4 секунды.)

Андерсон. Готов. Формой и снаряжением себя обеспечите?

Манн. Да.

Андерсон. Я вам позвоню. Спасибо, профессор.

Манн. Не за что.

7

Кассета РОМ- 14-5-68-EVERLEIGH. Фрагмент 1, время (примерно) 9.45.

Миссис Эверли. Господи, ну ты даешь! Первый раз встречаю такого. Где ты только этому выучился?

Андерсон. Жизнь всему научит.

Миссис Эверли. Ты выворачиваешь меня наизнанку, ставишь вверх тормашками. Ты знаешь, на какие кнопки нажимать, чтобы завести меня. Полчаса назад я была одним сплошным оголенным нервом. Ты уводишь меня из этого мира.

Андерсон. Наверное.

Миссис Эверли. Мне хотелось визжать.

Андерсон. Что помешало?

Миссис Эверли. Стерва соседка. Может позвонить швейцару и велеть ему вызвать полицию.

Андерсон. Кто она такая?

Миссис Эверли. Старуха Горовиц. Она живет с мужем в квартире 3-а, что напротив.

Андерсон. Она днем дома?

Миссис Эверли. Конечно. И он тоже. Когда не общается со своим маклером. Он на пенсии, но играет на бирже — удовольствия ради. Зачем ему еще деньги, ума не приложу.

Андерсон. Богатые?

Миссис Эверли. Богатые жмоты. Я видела, как она выбрасывала в мусоропровод банки из-под собачьих консервов, а собаки у них нет. Я была в их квартире один раз. Вообще-то мы не общаемся, но однажды он попросил меня зайти. Когда она упала в обморок, он запаниковал и позвонил мне в дверь. Самый обычный обморок и ничего больше. Когда я зашла к ним в спальню, то увидела сейф — такой допотопный… Уверена, что он набит деньгами и драгоценностями. Старик Горовиц был оптовым торговцем ювелирными изделиями. Сделай еще раз так же…

Андерсон. Что именно?

Миссис Эверли. Ну, пальцем… вот здесь.

Андерсон. Я знаю кое-что и посильней! Ну-ка, выше колени! Выше, глупая телка!

Миссис Эверли. Нет, так не надо. Ну, пожалуйста…

Андерсон. Это только начало. Все будет отлично.

Миссис Эверли. Не надо, Граф, прошу тебя! Больно!

Андерсон. В этом-то вся соль.

Миссис Эверли. Я не могу… Боже, не надо… пожалуйста… Господи… Граф… прошу…

Андерсон. Толстая дурища! Ну что ты ревешь!..

8

Типография Хелмаса (Амстердам-авеню, 8901, Нью-Йорк). 14 мая 1968 года. 17.46. Финансовое управление установило здесь электронное подслушивающее устройство — микрофон-передатчик Teletek МТ-18-48-В, связанный с магнитофоном, который включается от звуков человеческого голоса и установлен в подвальном этаже соседней кулинарии.

Кассета IRS-14-5-68-106.

Служащий. Я вас слушаю.

Хаскинс. Хозяин на месте?

Служащий. Смитти? Он у себя. Смитти, к тебе!

(Пауза в 6 секунд.)

Хаскинс. Привет, Смитти.

Смитти. Где моя двадцатка?

Хаскинс. Вот она, Смитти. Извини, что так долго не мог заплатить. Тысяча извинений. Но уверяю тебя, я все время об этом помнил.

Смитти. Да? Спасибо, Томми.

Хаскинс. Я бы хотел тебя на минутку…

Смитти. Да, но… хорошо. Пойдем ко мне.

(Пауза в 11 секунд.)

Хаскинс. Мне нужны кое-какие документы, Смитти. Плачу наличными. Видишь, сколько у меня денег. Плата сразу по изготовлении.

Смитти. Что тебе нужно?

Хаскинс. Я тут все напечатал на машинке Снэп. Нужно одно удостоверение на имя Сиднея Бревурта. Всегда любил имя Сидней! Сотрудник комитета городской реконструкции. Прогрессивная некоммерческая организация. Любой, но настоящий адрес. Телефон обязательно укажешь этот. Вот мое фото — прилепишь на документ. Значит, удостоверение — и все такое прочее, как напечатано на бумажке. Затем мне понадобится два десятка визиток на имя Сиднея Бревурта. А заодно сделай десяток бланков и конвертов с грифом комитета городской реконструкции. Вдруг понадобится. Сделаешь?

Смитти. Сделаю. Что еще?

Хаскинс. Снэп тоже хочет два десятка визиток. Элегантных. С красивым шрифтом. Вот имя и адрес: миссис Дорин Марголис, Восточная 73-я улица, дом 585. Сделай со вкусом. Не мне тебе объяснять.

Смитти. Сделаю в лучшем виде. Все?

Хаскинс. Все.

Смитти. Зайдешь сегодня в три. Принесешь четвертной.

Хаскинс. Спасибо, Смитти. Ты прелесть. Значит, до трех. Спасибо, приду.

Смитти. И не с пустыми руками.

Хаскинс. Разумеется, ты…

(Обрыв записи из-за поломки аппаратуры.)

9

Кассета РОМ-14-5-68-EVERLEIGH. Фрагмент II, время (примерно) 11.45.

Миссис Эверли. Мне надо на работу. Давно пора. Господи, я как выжатый лимон.

Андерсон. Выпей еще, полегчает.

Миссис Эверли. Пожалуй. Думаешь, мы можем выйти вместе?

Андерсон. Почему бы нет? Он же знает, что я у тебя?

Миссис Эверли. Да. Он сам позвонил сказать, что ты пришел. Боже, только бы не растрепал это соседям.

Андерсон. Дай ему на чай. Будет помалкивать как миленький.

Миссис Эверли. Сколько ему дать?

Андерсон. Пусть вызовет такси, подкинешь ему пару долларов.

Миссис Эверли. Два доллара? Не мало?

Андерсон. Хватит.

Миссис Эверли. А ты куда сейчас?

Андерсон. Погода хорошая… Может, дойду пешком до Девятой, а там сяду на автобус — и на работу.

Миссис Эверли. Мы не сможем увидеться теперь недели две…

Андерсон. Почему?

Миссис Эверли. Я еду в Париж закупить товар. Если ты дашь мне свой адрес, я пошлю тебе неприличную французскую открытку.

Андерсон. Лучше я подожду твоего возвращения. Ты часто так уезжаешь?

Миссис Эверли. Почти каждый месяц. Или лечу в Европу, или езжу по Штатам, занимаюсь рекламой. Из четырех недель одну я путешествую.

Андерсон. Неплохо. Я люблю путешествовать.

Миссис Эверли. Это та же работа, только в другом месте. Будешь по мне скучать?

Андерсон. Естественно.

Миссис Эверли. Кстати, я кое-что для тебя купила. Золотая зажигалка «Данхилл». Надеюсь, она тебе понравится…

Андерсон. Спасибо…

Миссис Эверли. О Боже…

10

Примерно через три недели после того, как Джон Андерсон был досрочно освобожден из тюрьмы Синг - Синг, было установлено выборочное электронное прослушивание его новой квартиры по адресу Харрар-стрит, 314, Бруклин, Нью-Йорк.

Кассета NYPD-JDA-146-09. Дата отсутствует. Голоса говорящих идентифицированы на основании сопоставления образцов звукозаписей, а также показаний свидетелей.

Андерсон. Эд Бродски?

Билли. Его нет.

Андерсон. Это ты, Билли?

Билли. Кто говорит?

Андерсон. Человек, с которым ты ходил на бокс, Питерс-Маккой, в Гардене.

Билли. Граф! Вот здорово! Как ты…

Андерсон. Замолчи и послушай меня. Карандаш есть?

Билли. Секундочку. Да. Вот он! Граф, я слушаю!

Андерсон. Сколько тебе понадобится времени, чтобы дойти до ближайшего автомата?

Билли. Минут пять.

Андерсон. Позвони мне оттуда вот по этому номеру, Билли. Записываешь?

Билли. Да, записываю.

Андерсон. Пять-пять-пять-шесть-шесть-семь-один. Записал?

Билли. Да, конечно.

Андерсон. Прочитай.

Билли. Пять-пять-пять-шесть-шесть-один-семь.

Андерсон. Семь-один. Две последние цифры — семь-один.

Билли. Семь-один. Ну ладно, Граф, я вешаю трубку.

(Пауза в 3 минуты 42 секунды.)

Билли. Граф?

Андерсон. Как дела, Билли?

Билли. Рад тебя слышать. Мы слышали, что ты… того. Эд говорил как раз…

Андерсон. А где Эд?

Билли. Он загремел, Граф.

Андерсон. Загремел? Почему?

Билли. Он никогда не платил штрафов автоинспекции. Судья сказал, что он рекордсмен Бруклина по неуплаченным штрафам. Получал квитанции и выбрасывал их. Загремел на месяц.

Андерсон. Здорово! Когда он выходит?

Билли. А что у нас сегодня?

Андерсон. Пятница. Семнадцатое мая.

Билли. Ага… Значит, восемнадцатое, девятнадцатое, двадцатое, двадцать первое. Вот! Двадцать первого. Это вторник, так?

Андерсон. Так, Билли.

Билли. Эд выйдет во вторник.

Андерсон. Я позвоню вечером во вторник или в среду с утра. Передай ему, ладно?

Билли. Обязательно, Граф. У тебя что, есть для нас работа?

Андерсон. Что-то в этом роде.

Билли. От работы не откажемся. С тех пор как Эд загремел, дела у меня неважнецкие. Слушай, Граф, а может, я и один управлюсь? Если время не терпит, так, может, тебя устрою я один? Может, не надо ждать, пока выйдет Эд?

Андерсон. Это работа для двоих, Билли. Если бы это была работа для одного, я бы тебе сразу так и сказал, потому что знаю: ты сделаешь все, что я тебя попрошу.

Билли. Это верно, Граф. Ты меня знаешь.

Андерсон. Слушай, парень, ты действительно на мели? Если тебе нужна десятка-другая, пока не выйдет Эд, то так и скажи.

Билли. Да нет, Граф, спасибо. Все не так ужасно. Я дождусь Эда. Спасибо — я очень тебе признателен. Слушай, ты сказал про бокс в Гардене, и я словно опять там побывал. Здорово тогда погуляли. Помнишь парня, которого я уложил в ресторане? Погудели — первый сорт!

Андерсон. Помню, Билли, помню. Здорово погуляли. Но ты пока не нарывайся на неприятности, ладно?

Билли. Хорошо, Граф. Я буду осторожным.

Андерсон. И передай Эду, что я позвоню во вторник вечером или в среду утром.

Билли. Не забуду, Граф. Можешь быть спокоен. Во вторник вечером или в среду утром будет звонить Граф. Когда я вернусь домой, то все запишу.

Андерсон. Молодец, Билли! Держи хвост пистолетом. Скоро увидимся.

Билли. Конечно, увидимся, Граф. Рад был поговорить с тобой. Большое спасибо.

11

Ингрид Махт, возраст 34 года, проживает по адресу: Западная 24-я улица, 627, Нью-Йорк. Родилась в Польше или Германии (точно не установлено), рост 5 футов 5 дюймов, чес 112 фунтов. Волосы черные, обычно коротко стриженные. Глаза карие. На левой ягодице старый рубец. На внутренней части левого бедра крестообразный шрам от ножевого ранения. На правом предплечье следы ожогов второй степени. Свободно говорит по-английски, по-французски, по-испански и по-итальянски (см. досье Интерпола № 35S-M 49876). По национальности еврейка (предположительно). По неподтвержденным данным, нелегально приехала в США с Кубы в 1964 году вместе с группой беженцев. В досье Интерпола есть сведения об арестах Махт в Гамбурге за приставание к мужчинам, проституцию, грабеж и шантаж. Провела восемнадцать месяцев в исправительном заведении Мюнхена. 16 ноября 1964 года арестована в Майами, штат Флорида, по обвинению в мошенническом заговоре. Вместе с сообщниками получали крупные денежные суммы с кубинских эмигрантов взамен на обещание вывезти с Кубы в США их родственников. За недостаточностью улик Зело закрыто. Работает преподавателем танцев в танцклубе «Фанданго», Бродвей, 11563, Нью-Йорк.

Электронное прослушивание квартиры Ингрид Махт велось с 15 января 1968 года. По предположению отдела расследований Комиссии по биржевой деятельности, Ингрид Махт могла быть причастной к хищению и перепродаже ценных бумаг, в том числе биржевых акций и облигаций (как государственных, так и выпущенных рядом компаний и корпораций). После того как Федеральный суд выдал ордер на прослушивание за номером FDC-1719M-89C, в квартире Махт был тайно установлен микрофон-передатчик Bottom-ley-956-МТ, принимающий и передающий как обычные, так и телефонные разговоры.

По удачному совпадению, этажом ниже, как раз под квартирой Ингрид Махт, проживал сотрудник Комиссии по биржевой деятельности. С его разрешения в стенном шкафу его квартиры был установлен магнитофон, включавшийся от звука человеческого голоса.

Далее приводится стенограмма магнитофонной записи SEC-21-5-68-IM-12: 18-РМ-13 °C.

Андерсон. Квартира не прослушивается?

Ингрид. С какой стати? Теперь я живу чистой непорочной жизнью. Значит, тебя выпустили, Граф? Как там жилось?

Андерсон. В тюряге? Сплошные педрилы. Впрочем, тебе ли не знать, что такое жизнь на даче. Самой ведь приходилось загорать.

Ингрид. Приходилось… Тебе, как всегда, бренди?

Андерсон. Да. Симпатичная квартира… Она изменилась к лучшему.

(Пауза в 29 секунд.)

Ингрид. Спасибо. Я вложила в нее немало денег и сил. Прозит!

(Пауза в 5 секунд.)

Ингрид. Честно говоря, ты мне преподнес сюрприз. Нот уж не думала, что захочешь снова меня видеть.

Андерсон. Почему это?

Ингрид. Я думала, ты меня винишь в случившемся.

Андерсон. Я тебя не виню. Что тебе оставалось делать — признаться и загреметь самой? Чего ради? Кому это бы помогло?

Ингрид. Я так и подумала.

Андерсон. Я свалял дурака и попался. Бывает. За глупость в этой жизни приходится дорого платить. Ты поступила точно так, как поступил бы на твоем месте я.

Ингрид. Спасибо, Граф… У меня стало легче на душе.

Андерсон. Ты пополнела?

Ингрид. Возможно. Чуть-чуть.

Андерсон. Выглядишь отлично. Правда, правда. Я тебе кое-что принес. Золотая зажигалка «Данхилл». Ты все так же много куришь?

Ингрид. Да, еще больше даже. Спасибо. Красивая. И наверное, дорогая, да? У тебя так хорошо идут дела — или это подарок женщины?

Андерсон. Угадай.

Ингрид (смеется). Мне все равно, откуда она у тебя. Зажигалка — прелесть, и мне приятно, что ты вспомнил обо мне. Ну… а теперь что? Чего ты хочешь?

Андерсон. Не знаю. Я правда не знаю. А ты чего хочешь?

Ингрид. О, Schatzie[2]. Я перестала чего-либо хотеть много лет назад. Я принимаю мир как он есть. Так гораздо легче жить.

Андерсон. Значит, тебе все равно, пришел бы я к тебе или не пришел?

Ингрид. Все равно… Нет, мне интересно. Но в конечном счете все равно…

(Пауза в 14 секунд.)

Андерсон. Ты холодная женщина.

Ингрид. Я научилась быть холодной.

Андерсон. Томми Хаскинс сказал, что ты хочешь меня видеть.

Ингрид. Он так сказал? Типичный Томми…

Андерсон. Ты что — не хочешь меня видеть?

Ингрид. Хочу — не хочу. Какая разница.

Андерсон. Когда тебе на работу?

Ингрид. Мне надо выйти отсюда в семь. В клубе я должна быть в восемь.

Андерсон. Я работаю неподалеку отсюда. Мне надо быть там к четырем.

Ингрид. И что?

Андерсон. То, что у нас три часа. Я хочу, чтобы ты немножко полюбила меня.

Ингрид. Раз тебе так этого хочется, пожалуйста.

Андерсон. «Пожалуйста»! Пылкая женщина.

Ингрид. Полно тебе! Если бы я была пылкой женщиной, ты бы не стал тратить на меня время.

Андерсон. Сними свой халат. Ты знаешь, что я люблю…

Ингрид. Как скажешь.

Андерсон. Ты пополнела. Но тебе идет.

Ингрид. Спасибо. Не хочешь раздеться?

Андерсон. Не сейчас. Позже.

Ингрид. Ладно.

(Пауза в 17 секунд.)

Андерсон. Ты все помнишь…

Ингрид. Женщины вроде меня ничего не забывают. Медленней, Schatzie… как тогда, да?

Андерсон. Да.

(Пауза в 11 секунд.)

Андерсон. Господи! Неделю назад одна женщина спросила, откуда я научился всему этому. Надо было ей рассказать.

Ингрид. Да, но ты еще не знаешь всего, Граф. Кое-что я держу про запас. Например, вот это…

Андерсон. Я… Боже… не могу…

Ингрид. Можешь, можешь. От этого не умирают, Schatzie, ты уж мне поверь. Терпи. Ну а теперь тебе не пора ли раздеться, а?

Андерсон. Пожалуй. Пойдем в спальню?

Ингрид. Нет, лучше не надо. Я только что сменила постельное белье. Лучше я возьму старую простыню и расстелю ее здесь на ковре.

Андерсон. Ладно.

(Пауза в 23 секунды.)

Андерсон. Это еще что за штука?

Ингрид. Девица из клуба рассказала мне об этом. Я пошла и купила. Обошлось меньше чем в пять долларов. Приобрела в аптеке на распродаже. Этим пользуются при массаже. Хочешь попробовать?

Андерсон. Давай.

Ингрид. Обрати внимание, какая форма. Когда включаешь, начинает Жужжать. Не пугайся. Тебе понравится. Я сама часто этим пользуюсь.

(Раздается жужжание. Пауза в 18 секунд.)

Андерсон. Прекрати! Не могу!

Ингрид. Но ты как-то сказал, что от меня готов вынести все, что угодно.

Андерсон. Господи…

Ингрид. Пусти-ка меня поближе. Смотри на меня.

Андерсон. Что? Что?..

Ингрид. Смотри мне в глаза. Прямо в глаза!

Андерсон. А-а!

Ингрид. «A-а! A-а!» Что-то не похоже на любовные речи! Тебя за это следует наказать. Где-то тут должен быть нерв. Ну разве я не мастерица?

Андерсон. О-ох!

Ингрид. Пожалуйста, не теряй сознание так быстро. Я хочу показать тебе еще кое-что! Новые трюки и старые трюки, которые тебе покажутся в новинку. А есть и совсем новые штучки, которым я научилась, пока ты… пока тебя не было. Открой глаза. Ты опять на меня не смотришь, Schatzie. Ты должен смотреть мне прямо в глаза. Это очень важно.

Андерсон. Почему?

Ингрид. Это очень важно для меня.

Андерсон. А-а-а!

Ингрид. Ну-ка измени немного позу, и я отправлю тебя в путешествие… Следи внимательно, Граф, и запоминай. Кто знает? Может быть, она подарит тебе еще одну зажигалку…

12

Квартира Томаса и Синтии Хаскинс, Западная 76-я улица, Нью-Йорк, 24 мая 1968 года. Фрагмент кассеты BN-DT-TH-0018-96G.

Томас… а затем этот гад ошарашил меня. Сказал, что у него с собой только десять долларов. Он открыл бумажник, чтобы показать мне, что не врет.

Синтия. Сволочь!

Томас. А потом он рассмеялся и спросил, не принимаю ли я кредитные карточки. Клянусь, что, если бы у меня была тогда при себе бритва, он бы стал членом клуба кастратов. Я был в бешенстве. Я был уверен, что расколю его на полтинник. Притащился сюда со Среднего Запада. Столп церкви… Ротарианец хренов! Лось[3] вшивый! Дерьмо!

Синтия. А также почетный член Голубого клуба.

Томас. Ты не поверишь! Он сказал, что приехал в Нью-Йорк в командировку. Но меня не проведешь! Уверен, что он приезжает сюда два раза в год немножко порезвиться. Надеюсь, в следующий раз ему попадется кто-то из крутых ребят с окраин. Они-то возьмут кредитные карточки — и запихают их ему в задницу.

Синтия. Сегодня звонил Граф.

Томас. Что ты ему сказала?

Синтия. Я сказала, что мы работаем. Сказала, что мы добыли документы и разрабатываем план. Он был удовлетворен.

Томас. Правильно. Мы не должны показывать, что слишком волнуемся, правильно я говорю?

Синтия. Правильно. Но я действительно хочу сделать для него все в лучшем виде, Томми. Может, тогда он объяснит нам, что задумал. Мне кажется, что-то крупное.

Томас. Почему ты так решила?

Синтия. Он что-то очень осторожничает. Да и пять сотен — уйма денег за то, что нам нужно сделать. За ним кто-то стоит. Он ведь вышел из кутузки несколько месяцев назад. Откуда у него такие деньги?

Томас. Мы сделаем все в лучшем виде. Иногда он меня просто пугает. У него такие пронзительные светлые глаза.

Синтия. Верно. Да и эта его Ингрид — тоже мне Матушка Гусыня[4].

(Пауза в 5 секунд.)

Томас. Скажи-ка мне вот что, Снэп. Ты никогда с ней не того?..

Синтия. Пару раз, не больше.

Томас. Она с фокусами?

Синтия. Трудно сказать. Не берусь ее определить.

Томас. Мне кажется, она со сдвигом. У нее такой взгляд… Похоже, я догадываюсь, что она любит.

Синтия. Что?

Томас. Хлысты, цепи… весь набор.

Синтия. Ты и сам, по-моему, не прочь…

Томас (смеется). Я-то что. Чего я не могу понять, так это почему Граф пошел по этой тропинке. На него это не похоже.

Синтия. Рано или поздно это происходит со всеми мужиками. Я сказала ему, что у нас все будет готово к следующей пятнице, правильно?

Томас. Почему бы и нет. Я, например, готов хоть сейчас.

(Пауза в 6 секунд.)

Синтия. Сегодня утром я прогулялась мимо этого дома на Семьдесят третьей улице.

Томас. Ты в него не заходила?

Синтия. Ты что, думаешь, у меня вместо мозгов навоз? Разве он велел заходить? Только когда получим его добро… Я вообще шла по другой стороне улицы.

Томас. Что собой представляет дом? Хочешь с травкой?

Синтия. Да, зажги мне. Хороший дом. Из серого камня. Черный навес от дверей до края тротуара. Две медные таблички с фамилиями врачей. У входа стоял швейцар и болтал с легавым. Богатый дом. Так и пахнет долларами. Интересно, что задумал Граф.

Томас. Наверное, наколол квартирку. А как ты собираешься действовать?

Синтия. Попрошусь на прием к доктору, назову имя — то, что на карточке, которую ты для меня изготовил. Рекомендаций у меня не имеется. Просто я недавно поселилась по соседству, мне понадобился доктор, я увидела вывеску и пришла. Перед тем как пойти на прием, я обкусаю ногти до мяса. Буду умолять помочь мне избавиться от этой привычки. Если врач станет что-то прописывать, я скажу, что перепробовала все на свете и все без толку. Я скажу, что, по-моему, это нервное или психическое, и попрошу его дать мне рекомендацию к его соседу-психиатру.

Томас. Неплохо.

Синтия. Затем я пойду к психиатру и, если он меня не примет сразу, запишусь на прием. Я оставлю ему вторую карточку и скажу, что его сосед-терапевт посоветовал мне к нему обратиться. Если я не успею все осмотреть с одного захода, напрошусь на второй прием. Ну как? Годится?

Томас. Меня смущает только одна штука… У тебя есть карточки и правдоподобный адрес. Они и не подумают проверить, действительно ли ты там проживаешь, пока их счета не вернутся назад неоплаченными. К тому времени, наверное, дело уже будет сделано. Но на всякий случай посоветуйся с Графом. Спроси, что делать с их счетами. Представь себе, что доктор пошлет тебе счет на другой же день — тогда все рухнет. В общем, спроси Графа.

Синтия. Ты прав, Томми. Обычно доктора посылают счета через несколько недель, а то и через месяц, но не следует рисковать. Я вправду не продумала до конца, как расплачиваться. Нет, в твоей головенке и правда есть мозги!

Томас. Ты же знаешь, я тебя тоже обожаю…

Синтия. Какая мерзкая трава. Где ты ее достал?

Томас. В одном месте. Не нравится?

Синтия. Какие-то палки, семена! Ты ее не обрабатывал?

Томас. Она сказала, что все уже обработано.

Синтия. Кто?

Томас. Полин.

Синтия. Эта дрянь? Тогда понятно, почему трава такая паршивая. Дай-ка мне, Томми, «честерфилдину». Ну а ты как собираешься действовать?

Томас. Очень просто. Я вхожу, помахиваю своим удостоверением, а потом составляю полный список тех, кто живет в доме. В конце концов я ведь провожу неофициальную-перепись населения для Комитета городской реконструкции. Кстати, когда я выйду на дело, тебе придется посидеть у телефона в кондитерской. Я указал их номер на моем удостоверении — вдруг кто-то захочет нанести справки.

Синтия. Ладно.

Томас. Это займет у меня самое большее час. Я позвоню сразу же, как закончу. После того как получу список жильцов, я попрошу у швейцара разрешения позвонить и узнать, не желает ли кто-то из них ответить на мои вопросы. Исключительно на добровольных началах. Никакого нажима. Никакой настырности. Тихо и мирно. Не хотят — дело хозяйское. Не исключено, что в пару-тройку квартир я проникну. Эти богатые стервы очень скучают в дневное время. Они жаждут с кем-нибудь по_: говорить.

Синтия. Думаешь все сделать с одного захода?

Томас. Именно! Не будем искушать судьбу. Только один визит. Все, что удастся узнать, доложу Графу. Если ему этого покажется мало, пусть идет в задницу.

Синтия. В чью? В твою? Или наоборот…

Томас. Не знаю даже, что и сказать. Говорю тебе, иногда он меня пугает. Он бывает такой холодный, отстраненный, замкнутый в себе. В один прекрасный день он совершит убийство.

Синтия. Ты так думаешь?

Томас. Конечно.

Синтия. Он никогда не носит оружие.

Томас. Знаю. Но все равно рано или поздно он убьет. Может, изобьет кого-то ногами до смерти. Или задушит руками. Убьет тем, что подвернется под руку. Я вполне могу представить, как он бьет ногой в пах, а когда противник падает, бьет еще и еще. Пока тот не отдаст концы.

Синтия. Господи, Томми!

Томас. Точно, точно. Ты же знаешь, я тут не ошибаюсь. Я чувствую, какие от людей исходят токи.

Синтия. Тогда я даже не буду и предлагать тебе…

Томас. Чего?

Синтия. Видишь ли… Дело, видать по всему, наклевывается интересное… Граф слишком щедро платит нам с тобой. Уверена, что тут пахнет большими деньгами. Вот я и подумала…

Томас. Ну?

Синтия. Я подумала, а почему бы нам с тобой вдвоем — только ты да я, больше никто, — почему бы нам не попробовать выяснить, что там у него. А вдруг мы могли бы взять и опередить его…

Томас (кричит). Идиотка чертова! Забудь об этом! Забудь об этом сейчас же! Слышишь? Только попробуй вякнуть что-то подобное — я сразу пойду к Графу и все ему расскажу. Он нам платит за нашу работу. Тебе понятно? Мы знаем только то, что нам положено знать, и больше ничего знать не хотим, если, конечно, Граф не сочтет нужным рассказать нам. Заруби это у себя на носу!

Синтия. Господи, что ты так раскричался?

Томас. Кретинка! Ты хочешь, чтобы он нас поубивал! Ты понимаешь, что говоришь?! Он отправит нас на тот свет!

Синтия. Хорошо, Томми, хорошо! Я больше не буду об этом.

Томас. И думать про это забудь! Выкинь и мысли об этом из твоей дурацкой головенки. Я знал лихих парней, которые…

Синтия. Я в этом не сомневаюсь, Томми.

Томас. А Граф не нам чета. Стоит ему пронюхать про то, что ты тут сказала, и нам крышка — он сделает такое, что тебе и не снилось в страшном сне. А он и бровью не поведет. И не почешется. Кретинка чертова!

Синтия. Хорошо, Томми, договорились…

(Пауза в 16 секунд.)

Синтия. Когда Граф позвонит в пятницу, я расскажу ему наш план и попрошу разрешения действовать, так?

Томас. Да. Расскажи в общих чертах. И еще спроси, как быть с платой врачам. Он что-нибудь присоветует.

Синтия. Ладно.

(Пауза в 6 секунд.)

Томас. Снэп, извини, что я раскричался. Но твои слова меня напугали! Пожалуйста, прости меня!

Синтия. Ладно.

Томас. Хочешь принять горячую ванну, а? Сейчас пойду напущу. С пеной, а?

Синтия. Это было бы…

(Запись обрывается — кончилась пленка.)

13

Эдвард Бродски. Возраст — 36 лет. ‘Рост — 5 футов 9 с половиной дюймов, вес — 178 фунтов. Волосы черные, длинные, маслянистые, с пробором посередине. Средний палец на правой руке ампутирован. На правом предплечье легкий след от ножевого ранения. Глаза карие. В его досье четыре ареста и судимость. 2 марта 1963 года арестован за разбойное нападение. Дело закрыто. 31 мая 1964 года арестован за попытку ограбления со взломом. Дело закрыто за недостаточностью улик. 27 сентября 1964 года арестован за соучастие в мошенничестве. Обвинение снято. 14 апреля 1968 года арестован за неуплату штрафов автоинспекции. Приговорен к месяцу лишения свободы в бруклинской тюрьме. По отбытии наказания вышел на свободу 21 мая 1968 года. Член бруклинского профсоюза докеров, билет № 418 (с 5 мая 1965 по 6 мая 1966 г. избирался цеховым старостой). Допрашивался в связи с убийством работника профсоюза (билет № 526) 28 декабря 1965 года. Обвинений выдвинуто не было. Адрес — Флэтбуш-авеню, 124–159, Бруклин, Нью-Йорк. Старший брат Уильяма Бродски (см. ниже).

Уильям (Билли) Бродски. Возраст — 27 лет. Рост — 6 футов 5 дюймов, вес — 215 фунтов. Волосы светлые, волнистые, голубые глаза. Шрамов и физических дефектов нет. Сложение атлетическое. В 1963, 1964 и 1965 гг. побеждал на конкурсе «Юноша Бруклина». Арестован 14 мая 1964 года по обвинению в приставании к малолетней. Дело закрыто. 30 октября 1966 года арестован «за хулиганское нападение со смертоносным оружием» (с кулаками). Осужден условно.

16 июля 1967 года допрашивался по делу о нападении и изнасиловании двух несовершеннолетних в Бруклине. Освобожден от ответственности за недостаточностью улик. После седьмого класса бросил школу. По мнению следователя, ведшего дело о хулиганском нападении (осужден условно), обладает интеллектуальным уровнем десятилетнего. Живет со старшим братом по вышеуказанному адресу.

Встреча, о которой пойдет речь ниже, имела место в гриль-баре «Знаете сами» по адресу Флэтбуш-авеню, 136–943, Бруклин, днем 25 мая 1968 года. В, тот период гриль-бар находился под электронным прослушиванием по инициативе Алкогольной комиссии штата Нью-Йорк в связи с тем, что, по имевшимся сведениям, в гриль-баре подавали спиртные напитки несовершеннолетним, а также, что там имели обыкновение собираться так называемые «нежелательные элементы», в том числе проститутки и гомосексуалисты.

Кассета SLA-25-5-68- 146-JB.

Андерсон. Давайте подождем, когда нам принесут выпить, тогда и поговорим.

Эдвард. Ладно.

Билли. Слушай-ка, Граф, ведь…

Официант. Три пива, джентльмены. Пожалуйста. Когда решите добавить, дайте мне знать.

Эдвард. Хорошо.

Андерсон. Ну что, старый каторжник…

Эдвард. Ладно, Граф, не надо об этом. Это же курам на смех! После всего того, что я наделал, они хватают меня и бросают за решетку, потому что я ставил машину там, где неположено! Я бы лопнул со смеху, ей-богу, если бы такое приключилось с кем-то другим.

Билли. Судья сказал, что Эд — чемпион Бруклина по неуплате штрафов. Верно, Эд?

Эдвард. Верно, верно. Ты абсолютно прав, парень. Именно это и сказал судья.

Андерсон. Отлично. Как с работой? Занят?

Эдвард. Пока нет. Кое-что обещают в октябре, но до этого надо еще дожить.

Билли. Граф говорит, у него есть для нас работа, верно, Граф?

Андерсон. Верно, Билли.

Билли. Граф говорит, что это работа для двоих, иначе бы он поручил ее мне. Да, Граф? Я сказал, Эд, что, пока тебя нет, я могу провернуть все, что он скажет, но Граф велел подождать тебя, потому что тут требуются двое.

Андерсон. Ты абсолютно прав, Билли.

Эдвард. Послушай, парень, ты бы занялся пивом и помолчал немного. Нам с Графом надо поговорить о деле. Не перебивай. Пей пиво и помалкивай, договорились?

Билли. Ладно, Эдвард. Можно, я закажу еще пивка?

Эдвард. Ну конечно. Только сначала допей это. У тебя что-то наклевывается, Граф?

Андерсон. Есть дом в восточной части Манхэттена. Мне нужно разобраться, с подвалом. У меня есть специалист — Эрни Манн. Знаешь его?

Эдвард. Нет.

Андерсон. Хороший, надежный человек. Знает свое дело. В подвал войдет только он. Но ему нужен шофер. Плюс фургон телефонной компании. И еще форма и удостоверения. Все, что положено. Я могу сказать тебе, где достать документы, но остальное ты должен добыть сам. На несколько часов. Самое большее, часа на три.

Эдвард. Где должен буду находиться я?

Андерсон. В машине. Знаешь, у них такие фургончики? Ты, наверное, видел…

Билли. Это работа для двоих, да, Граф?

Андерсон. Пусть решает Эд. Договорились?

Эдвард. Расскажи поподробней.

Андерсон. Особняк, переделанный в жилой дом из восьми квартир. В тихом районе. К служебному входу ведет аллея. Вас туда пропустят, только когда швейцар увидит вас на своем телевизоре и нажмет кнопку. Вы подъедете к парадному входу. Эрни войдет в вестибюль и покажет свое удостоверение. Скорее всего, твоего швейцар не потребует. Ты будешь спокойно сидеть в машине так, чтобы швейцар ее видел. Эрни скажет ему, что телефонная компания прокладывает новый кабель по кварталу и он должен проверить входы. Что может не получиться? Все очень просто. Эрни пойдет только в подвал, квартиры ему не нужны. Швейцар даст добро, и вы сворачиваете на аллею и подъезжаете к черному ходу. Как я сказал, в дом заходит только Эрни. Ты остаешься в машине.

Билли. И я тоже, Граф. Меня не забудьте!

Андерсон. Ну как тебе все это, Эд?

Эдвард. Где мы достанем удостоверения?

Андерсон. На Амстердам-авеню работает человек по имени Хелмас. Слыхал о нем?

Эдвард. Никогда.

Андерсон. Лучший специалист в своем роде. У него есть бланки. Не копии, а настоящие бланки. Вам понадобятся фотокарточки. Три на четыре. Такие делают на Сорок второй улице.

Эдвард. А форма, оборудование, машина и все прочее?

Андерсон. Это твоя забота.

Эдвард. Сколько?

Андерсон. Четыреста.

Эдвард. Когда?

Андерсон. Когда ты будешь готов. Я позвоню Эрни, и мы обо всем договоримся. Это не налет, Эд. Это подготовка к операции, понимаешь?

Эдвард. Понимать-то понимаю. А может, пятьсот, Граф?

Андерсон. Не могу, Эд. Должен уложиться в определенную сумму. Но если дело выгорит, для тебя… для всех нас может обломиться кое-что еще. Ясно?

Эдвард. Вполне.

Билли. О чем вы говорите? Я ничего не понимаю.

Эдвард. Заткнись-ка на минуту, парень. Давай еще раз, Граф. Хочу убедиться, что я все правильно понял. Это не операция, а подготовка к операции. В дом я не вхожу. Я достаю фургон телефонной компании Манхэттена и все необходимые причиндалы. Я надеваю форму, с пояса у меня свисают разные штуковины. А что твой технарь?

Андерсон. У него все свое.

Эдвард. Отлично. Я беру машину, где-то подхватываю этого Эрни, так?

Андерсон. Так.

Эдвард. Мы подъезжаем к дому. Он выходит, показывает швейцару свое удостоверение. Мы подруливаем по аллее к заднему входу. Эрни вылезает, его видят по телевизору и впускают в дом. Я остаюсь в машине. Сколько я его жду?

Андерсон. Максимум три часа.

Эдвард. А потом?

Андерсон. Если к тому времени он не выйдет, ты уезжаешь.

Эдвард. Понятно. Это я, собственно, и хотел знать. Предположим, он выходит и садится ко мне в машину. Что дальше?

Андерсон. Отвезешь его, куда он скажет. Бросишь машину. Переоденешься в свое. Уходишь.

Билли. Это же проще простого, Эдвард. Скажешь нет?

Эдвард. На словах все просто, парень. Как мне связаться с тобой, Граф?

Андерсон. Ты согласен?

Эдвард. Согласен.

Андерсон. Я буду звонить тебе каждый день в час дня. Если тебя вдруг не окажется у телефона, ничего страшного. Я позвоню на другой день. Когда у тебя все будет на мази, я созвонюсь с нашим технарем и мы назначим время и день. Хочешь две сотни?

Эдвард. Хочу ли я? Что за вопрос? Официант! Пива на всех!

14

Помещение магазина кондитерских и табачных изделий по адресу: Уэст-энд-авеню, 4678, Нью-Йорк, с 16 ноября 1967 года прослушивалось полицейским управлением Нью-Йорка по подозрению, что магазин является местом встреч организаторов подпольной лотереи. Подслушивающие устройства были установлены в телефонах-автоматах в задней части магазина.

Далее приводится стенограмма, сделанная с кассеты NYPD-SIS- 182-BL. Точная датировка отсутствует, предполагается, что запись была сделана 31 мая 1968 года.

Синтия …Вот, собственно, и все. Как тебе это нравится, Граф?

Андерсон. Вполне. Все верно.

Синтия. Меня только смущает гонорар врачей. Обычно врачи высылают счета через несколько недель или даже через месяц. Но если терапевт или психиатр вдруг решат сделать это сразу и их счета вернутся неоплаченными, потому что адрес-то липовый, я не смогу прийти к ним второй раз.

Андерсон. Что говорит Томми?

Синтия. Он просил передать, что есть два способа. Я могу сказать им, что уезжаю в отпуск, в путешествие или куда-то в этом роде, и попросить, чтобы они подождали со своим счетом с месяц — я, мол, не хочу, чтобы мой почтовый ящик лопнул от корреспонденции. Или же, как советует Томми, мне следует заказать у Хелмаса фальшивую чековую книжку. Тогда я сразу могу вручить им фальшивый чек. Томми уверяет меня, что это даст мне по меньшей мере еще три-четыре дня, и я спокойно могу прийти на повторный прием.

Андерсон. А почему просто не заплатить наличными?

Синтия. Томми считает, что это произведет неправильное впечатление. Не соответствует образу…

Андерсон. Ерунда. Твоему братцу следовало бы стать театральным актером. Зачем все усложнять? Ничего тут особенного нет. Просто не надо самой нарываться на неприятности. Постарайся побольше узнать с первого захода. Расплатись наличными. Тогда спокойно можешь зайти к ним еще, когда захочешь.

Синтия. Ладно, Граф, если ты так считаешь… А как тебе план Томми?

Андерсон. Вполне устраивает. Действуйте. Если что-то пойдет не так, без паники отступайте. Не проявляйте лишнего любопытства. Позвоню в следующую пятницу, скажу, когда увидимся.

15

Стенограмма кассеты FTC-1-6-68-EHM-29L. Магазин-мастерская «Фан Сити», Авеню Д, 1975, Нью-Йорк.

Андерсон. Профессор?

Манн. Да.

Андерсон. Это Граф. Ваш телефон не прослушивается?

Манн. Конечно, нет.

Андерсон. Я нашел шоферов.

Манн. Шоферов? Их несколько?

Андерсон. Два брата.

Манн. Это необходимо?

Андерсон. Они работают вместе. Дело знают. Паниковать не будут. Они подождут вас максимум три часа.

Манн. Это больше чем достаточно. Обернусь за час.

Андерсон. Отлично. Когда?

Манн. Ровно в девять сорок пять утром четвертого июня.

Андерсон. Это в следующий вторник, так?

Манн. Так.

Андерсон. Где?

Манн. На северо-западном углу Семьдесят девятой и Лексингтон-авеню. На мне будет легкий коричневый плащ, а в руке черный чемоданчик. Головного убора не будет. Все понятно?

Андерсон. Да, все понятно.

Манн. Граф, эти двое… так надо?

Андерсон. Я же сказал, они работают вместе. Который постарше, будет за рулем. Младший обеспечивает охрану.

Манн. Зачем нам охрана?

Андерсон. В общем-то, она не нужна. Но у младшего плоховато с головкой. Брат опекает его. Парня нельзя оставлять одного. Понимаете меня?

Манн. Нет.

Андерсон. Профессор, ребята будут сидеть в машине и ждать вас. Никаких неприятностей! Никаких рукопашных. Все будет нормально.

(Пауза в 6 секунд.)

Манн. Хорошо.

Андерсон. Я позвоню вам пятого июня, и мы договоримся, где встретиться.

Манн. Как скажешь.

16

Стенограмма магнитофонной записи, сделанной автором 19 ноября 1968 года. Насколько мне известно, содержащиеся на ней показания не фигурируют ни в одном официальном документе. Кассета GO-IA.

Автор. Пожалуйста, назовите себя и ваш адрес.

Райан. Меня зовут Кеннет Райан. Адрес: Западная Девятнадцатая, дом 1198, Нью-Йорк.

Автор. Пожалуйста, скажите, кто вы по профессии и где работаете.

Райан. Я швейцар. Дежурю в доме 535 по Восточной Семьдесят третьей улице в Манхэттене. Обычно я работаю с восьми утра до четырех дня. Но иногда мы меняемся. Мало ли у кого какие дела, особенно если у тебя семья… Тогда мы подменяем друг друга. Но вообще-то моя смена с восьми до четырех.

Автор. Спасибо, мистер Райан. Как я уже вам говорил, я собираюсь воспользоваться этой кассетой исключительно для собственных целей — хочу воссоздать полную картину преступления, имевшего место в Нью-Йорке в ночь с 31 августа на 1 сентября 1968 года. Я не являюсь представителем городских или федеральных властей или властей штата Нью-Йорка. Я не буду просить вас давать присягу, и ваши показания не будут использованы ни в суде, ни в ходе иного разбирательства. То, что вы готовы сообщить мне, будет использовано для моих личных целей и не может быть опубликовано без вашего согласия в письменной форме. Со своей стороны, я заплатил вам сто долларов — независимо от того, будут или нет опубликованы ваши показания. Кроме того, я бесплатно выдаю вам магнитофонную запись ваших показаний в двух экземплярах. Вам все понятно?

Райан. Конечно.

Автор. Теперь… Фотография, что я вам показывал… Вы его узнали?

Райан. Конечно. Этот недомерок сказал мне, что его зовут Сидней Бревурт.

Автор. Собственно, его настоящее имя Томас Хаскинс. Но вам он сказал, что его зовут Сидней Бревурт, так?

Райан. Так.

Автор. Когда все это случилось?

Райан. В начале июня. В этом году. То ли третьего, то ли четвертого, а может, и пятого. В один из этих дней. Этот человечишка заходит ко мне в вестибюль. Я уже сказал, что работаю в доме 535 по Восточной Семьдесят третьей улице.

Автор. Примерно в какое время он к вам зашел?

Райан. Точно не помню. Вроде это было без четверти десять утра. А может и в десять. Он сказал: «Доброе утро», и я ответил: «Доброе утро». Он говорит: «Меня зовут Сидней Бревурт, я представляю Комитет городской реконструкции. Вот мое удостоверение», — протягивает свои документы, я смотрю и вижу — там все так, как он сказал.

Автор. Удостоверение было с фотографией?

Райан. Конечно. Все напечатано как положено. Выглядело весьма внушительно. Он, значит, и говорит: «Сэр…» — он называл меня сэром — «Сэр, моя организация проводит неофициальную перепись зданий и населения Восточного Манхэттена — от Пятой авеню до реки и от Двадцать третьей улицы на юге до Восемьдесят шестой на севере. Мы пытаемся добиться того, чтобы власти штата Нью-Йорк утвердили выпуск облигаций для финансирования строительства подземки на Второй авеню». Дословно, конечно, не помню, но в принципе это он и сказал. Говорил очень официальным тоном. Производил впечатление! Я ему отвечаю: «Вы правы. Они выпустили облигации для этой самой цели еще много лет назад, но деньги растратили на Бог знает что. Уплыли денежки в карманы политиков!» А он мне на это: «Я вижу, вы следите за политической и общественной жизнью». Я отвечаю: «Немножко разбираемся в том, что вокруг творится». А он мне: «Я в этом не сомневаюсь, сэр. Именно для того, чтобы убедить законодателей штата Нью-Йорк одобрить этот законопроект, наша организация и проводит опрос жителей Восточного Манхэттена. Мы хотим понять, кто выиграет от строительства подземки на Второй авеню. Для этой самой цели я бы хотел получить от вас список жильцов дома с указанием, кто какие квартиры занимает».

Автор. Как вы на это отреагировали?

Райан. Я послал его подальше. Ну, разумеется, я не сказал ничего такого. Просто сообщил, что не могу сделать этого.

Автор. Что же именно он на это ответил?

Райан. Он сказал, что все это абсолютно добровольно. Сказал, что если кто-то из жильцов пожелает ответить на его вопросы, то полученная информация будет носить абсолютно закрытый характер и их фамилии не будут нигде фигурировать. Якобы это нужно для статистики. Он хотел знать, кто в какой квартире живет, имеют ли они прислугу, как добираются до места работы, когда возвращаются домой с работы. И так далее. Но я сразу сказал: «Извините, но ничего не выйдет». Я сказал ему, что мое начальство — фирма «Шови энд Уайт», Мэдисон-авеню, дом 1324, и у нас, швейцаров, есть строгие инструкции не выдавать никакой информации про жильцов и не пускать никого в их квартиры без разрешения начальства.

Автор. Как он отреагировал?

Райан. Гаденыш! Сказал, что прекрасно понимает меня — мол, все эти недавние кражи в восточной части города! Потом попросил разрешения позвонить в фирму и добиться беседы со мной и теми жильцами, которые не откажутся ответить на его вопросы. Он сказал, что, если ему удастся получить их добро, они перезвонят мне. Он спросил, к кому обращаться в фирме «Шови энд Уайт», и я сообщил, что этим домом занимается мистер Уолш. Я даже дал этому негодяю его телефон. Он спросил меня, встречал ли я когда-нибудь мистера Уолша, и я честно сказал, что не встречал. Я только пару раз говорил с ним по телефону. Эти чиновники не очень-то нами интересуются. Сидят у телефонов, штаны просиживают!

Автор. Как после этого стал действовать человек, известный вам под именем Сиднея Бревурта?

Райан. Он сказал, что позвонит в «Шови энд Уайт», объяснит ситуацию и попросит мистера Уолша перезвонить мне. Я сказал, что, если начальство согласится, я возражать не буду. Он извинился за беспокойство — вежливый такой — и ушел. Поганая свинья!

Автор. Спасибо, мистер Райан.

17

Кассета NYPD-SIS-196-BL. Кондитерская на Уэст-энд-авеню, 4678. 3 июня 1968 года, время (приблизительно) — 10.28.

Синтия Хаскинс. Комитет городской реконструкции. Чем я могу вам помочь?

Томас. Это я, Снэп.

Синтия. Что случилось?

Томас. Прокол. Чертов ирландец-швейцар якобы ничего не может без разрешения своих хозяев из фирмы «Шови энд Уайт» на Мэдисон-авеню.

Синтия. О Боже! Граф поубивает нас!

Томас. Не надо метать икру, солнышко. По дороге я кое-что придумал. Я звоню из автомата на углу Семьдесят третьей и Йорк-авеню.

Синтия. Боже мой, только без фокусов, Томми! Граф не велел рисковать. Он сказал, что, если что-то не так, мы должны без паники отступить. А ты говоришь, что придумал кое-что. Томми, умоляю…

Томас. Ты полагаешь, он заплатит нам полтыщи за отступление без паники? Он хочет, чтобы мы пошевелили немного мозгами. Потому-то он обратился именно к нам. Если бы ему хватило парочки идиотов, он бы нашел их за сотню. Графу нужен конечный результат. Если мы не провалим к чертовой бабушке то, что он задумал, он не будет вникать, как именно мы выполнили его распоряжения.

Синтия. Томми, я очень…

Томас. Заткнись и слушай. План у меня такой…

18

3 июня 1968 года. Приблизительно 10.37.

Райан. Дом пятьсот тридцать пять, Восточная Семьдесят третья.

Синтия. Это швейцар?

Райан. Да. Кто говорит?

Синтия. Рут Дэвид из «Шови энд Уайт». Вы говорили с человеком по имени Сидней Бревурт, который сказал, что работает в Комитете городской реконструкции?

Райан. Да. Он был здесь совсем недавно. Он просил список жильцов дома и хотел с ними поговорить. Я велел ему обратиться к мистеру Уолшу.

Синтия. И правильно сделали! Но мистера Уолша нет — он заболел. Кажется, гриппом. Его не было вчера, и он не пришел сегодня. Я замещаю его. Как вам показался этот самый Бревурт?

Райан. Бойкий такой мышонок. Я бы мог его перебросить через забор одной левой.

Синтия. Я имею в виду, на похож он на вора?

Райан. Нет, но это ничего не значит. Что мне делать, если он вернется?

Синтия. Я звонила в эту самую организацию. Она действительно существует. Они подтвердили, что Сидней Бревурт работает у них. У него было удостоверение?

Райан. Да, он мне его показывал.

Синтия. Лично я не хотела бы брать на себя ответственность разрешать ему взять список жильцов и еще ходить по квартирам с расспросами.

Райан. Вы правы. Я тоже.

Синтия. Знаете что? Позвоню-ка я мистеру Уолшу — он сказал, чтобы я советовалась с ним, если возникнут осложнения. У меня есть его домашний телефон. Если он даст добро, можете поговорить с Бревуртом. Если он скажет нет, пусть Бревурт и его организация идут к черту. В обоих случаях мы с вами ни при чем. Ответственность будет лежать на Уолше.

Райан. Ага! Это правильно.

Синтия. Вот и прекрасно. Сейчас буду ему звонить. Перезвоню вам через несколько минут и сообщу результаты.

Райан. Я у телефона.

19

3 июня 1968 года, примерно 10.48.

Синтия. Швейцар? Это опять Рут Дэвид.

Райан. А! Вы говорили с мистером Уолшем?

Синтия. Да, он сказал, что все в порядке, он знает эту самую организацию. Говорит, что вы можете дать Бревурту список жильцов. Кроме того, он может побеседовать с жильцами, если они на то согласны. Но сначала свяжитесь с ними по домофону. И не позволяйте Бревурту разгуливать по всему дому. После каждой такой беседы пусть спускается к вам вниз.

Райан. Не беспокойтесь, мисс Дэвид. Я за ним пригляжу.

Си ит и я. Прекрасно. Прямо гора с плеч. Очень уж in хотелось отвечать за этого Бревурта.

Райан. Мне тоже.

Синтия. Мистер Уолш просил передать, что вы поступили совершенно правильно, попросив Бревурта перетопить нам. Еще он просил передать, что не забудет, как вы повели себя в сложившихся обстоятельствах.

Райан. Да? Приятно слышать. Ну что ж, тогда я отмечу на вопросы Бревурта. Спасибо, что позвонили, мисс Дэвид.

Синтия. Спасибо вам, сэр.

20

Стенограмма кассеты SEC-3-6-68-IM-01-48 РМ-142С. Квартира Ингрид Махт, Западная 24-я улица, дом 627, Нью-Йорк.

Ингрид. Входи, Schatzie.

Андерсон. Очки? Ты теперь носишь очки?

Ингрид. Надеваю примерно раз в год. Для чтения. Тебе нравится?

Андерсон. Да. Ты занята?

Ингрид. Кончаю завтракать. Сегодня я заспалась. Хочешь кофе?

Андерсон. Черного.

(Пауза в 1 минуту 19 секунд.)

Ингрид. Может, чуточку бренди?

Андерсон. С удовольствием! Ты составишь компанию?

Ингрид. Спасибо, нет. Чуть отхлебну у тебя?

Андерсон. Значит, ты выпьешь половину, а потом скажешь, что я слишком много пью?

Ингрид. Schatzie, ну когда я говорила, что ты слишком много пьешь? Когда я вообще тебя критиковала?

Андерсон. Насколько я помню, никогда. Я просто пошутил. Не будь такой серьезной. У тебя нет чувства юмора.

Ингрид. Это верно. Тебя что-то беспокоит?

Андерсон. Нет, а что?

Ингрид. У тебя такой взгляд. Отстраненный. Ты постоянно думаешь о чем-то. Я угадала?

Андерсон. Может быть.

Ингрид. Не надо мне ничего рассказывать. Мне это совершенно неинтересно. Не хочу снова проходить через все это. Ты меня понимаешь?

Андерсон. Конечно. Посиди у меня на коленях. Нет, не снимай очки.

Ингрид. Тебе нравятся мои очки?

Андерсон. Да. Когда я жил на юге, у меня были четкие представления, какой должна быть женщина из большого города. Я видел ее. Очень худая. Не очень высокая. Сухопарая. Вид серьезный. Глаза широко открыты. Губы бледные. И тяжелые очки в черной оправе.

Ингрид. Как странно. Обычно мужчины представляют себе очаровательную пухленькую блондиночку с большим бюстом.

Андерсон. Что я могу с собой поделать — я видел такую женщину. И еще длинные прямые волосы до пояса.

Ингрид. У меня есть такой парик.

Андерсон. Знаю. Я же тебе его и подарил.

Ингрид. Верно. Я и забыла. Надеть?

Андерсон. Да.

(Пауза в 4 минуты 14 секунд.)

Ингрид. Вот. Похожа я на твой идеал?

Андерсон. Вполне. Садись ко мне.

Ингрид. А что ты принес мне сегодня? Еще одну зажигалку?

Андерсон. Нет. Сотню долларов.

Ингрид. Очень мило. Я люблю деньги.

Андерсон. Знаю. Опять вложишь в ценные бумаги?

Ингрид. Разумеется. У меня неплохо получается. Мой брокер говорит, что у меня есть нюх.

Андерсон. Я мог бы давно ему это сказать. Так тебе неудобно?

Ингрид. Все нормально. Может, пойдем в спальню?

(Пауза в 2 минуты 34 секунды.)

Ингрид. Ты похудел и заматерел. Этот шрам… ты мне рассказывал, но я забыла.

Андерсон. Подрались на ножах.

Ингрид. Ты убил его?

Андерсон. Да.

Ингрид. Из-за чего повздорили?

Андерсон. Не помню. Но тогда это было очень важно. Хочешь, я дам тебе деньги прямо сейчас?

Ингрид. Не будь таким гадким. Это не в твоем стиле.

Андерсон. Тогда начинай. Господи, мне надо забыться. Уехать далеко-далеко. Сейчас.

Ингрид. Это тебе так необходимо?

Андерсон. Да. Я на крючке. Медленно.

Ингрид. Хорошо… Нет, я же сказала тебе, не закрывай глаза.

Андерсон. Ладно.

Ингрид. Ты знаешь, я, наверное, напишу книгу. Расслабь мускулы. Schatzie. Ты какой-то скованный.

Андерсон. Да… хорошо. Так лучше?

Ингрид. Гораздо. Разве ты это не чувствуешь сам?

Андерсон. Чувствую. Господи… О чем же книга?

Ингрид. О том, что такое боль — и преступление. Ты знаешь, по-моему, преступники — по крайней мере большинство — идут на все это только для того, чтобы причинить кому-то боль. И еще для того, чтобы потом их поймали и наказали. Причинять боль и испытывать боль. Ради этих двух ощущений они лгут, обманывают, воруют, убивают…

Андерсон. Наверное…

Ингрид. А ну-ка дай я обвяжу вокруг тебя свои длинные черные пряди!.. Вот так! Туго-туго. И сделаю узелки. Отлично. Какой ты смешной! Словно рождественский подарок!

Андерсон. Ну вот, я поехал… Путешествие начинается.

Ингрид. Начинается?

Андерсон. Постепенно. Может, ты и права… Я в этих делах плохо разбираюсь. Но в твоих словах что-то есть… Там, где я был, я встретил человека, который тянул тридцатку. Он получил бы от восьми до десяти, но он применял насилие. В этом не было необходимости. Его жертвы отдали все, что он потребовал. Они не кричали «караул!». Но он все равно дал волю рукам. И к тому же страшно наследил…

Ингрид. Это можно понять. Ты опять напрягаешься. Расслабься. Вот так, это другое дело. А теперь…

Андерсон. Боже, Ингрид, не надо… прошу…

Ингрид. Сначала ты говоришь «давай», потом просишь прекратить. Я же должна помочь тебе забыться, уехать далеко-далеко. Разве не так?

Андерсон. Ты одна в состоянии отправить меня в такое путешествие. Ты и больше никто.

Ингрид. Тогда прикуси язык и старайся не кричать.

Андерсон. Твои зубы… Не могу… прошу тебя…

Ингрид. Еще немного. Ты отбываешь в путешествие, Граф, вижу по глазам. Еще чуточку? Ты поехал, разве нет? Да, ты умеешь сбежать от всего этого. В отличие от меня, Граф, в отличие от меня…

21

Начиная с 12 апреля 1968 года в соответствующие инстанции стали поступать письма с угрозами в адрес президента Соединенных Штатов, членов Верховного суда США, а также некоторых сенаторов. Судя по всему, их автор был психически ненормальным человеком. Как ни странно, эти анонимные письма были напечатаны на почтовой бумаге отеля «Экскалибур» (14896, Бродвей, Нью-Йорк).

19 апреля 1968 года спецслужбы США установили электронное прослушивание отеля. Подслушивающее устройство контролировало все телефонные разговоры в отеле. Кроме того, в ряде номеров были поставлены «жучки», регистрирующие разговоры в комнатах. Все эти приспособления были связаны с магнитофоном Етріех 47-83В, включавшимся от звуков человеческого голоса. К нему был подключен магнитофон-дублер Emplex 47-82В-1 на случай, если одновременно прослушивались два разговора. Магнитофоны были установлены в подвальном помещении отеля «Экскалибур».

Кассета USSS-VS-901KD-432, датирована 5 июня 1968 года. Записан разговор, имевший место в номере 432. Собеседники, Джон Андерсон и Томас Хаскинс, идентифицированы сопоставлением образцов звукозаписей голосов, а также по показаниям свидетелей.

(Стук в дверь.)

Андерсон. Кто там?

Хаскинс. Это я… Томми.

Андерсон. Входи. Внизу все в порядке? Хвоста нет?

X а с к и н с. В порядке. Ну и дыра!

Андерсон. Я снял номер, только чтобы пообщаться i тобой. Спать здесь не собираюсь. Садись вон туда. Я пью бренди. Не желаешь?

Хаскинс. Спасибо, нет. Я лучше покурю. Травки хочешь?

Андерсон. Обойдусь бренди. Как выступил?

Хаскинс. По-моему, неплохо. Я был там два дня назад. Снэп собирается завтра.

Андерсон. Все прошло нормально?

Хаскинс. Были маленькие осложнения. Но это чепуха. Обошлось без последствий.

Андерсон. Значит, можно поздравить с победой?

Хаскинс. Может, и не с такой большой, как хотелось бы, но я сделал все, что смог. Есть кое-что любопытное.

Андерсон. Томми, не буду морочить тебе голову — ты неплохо соображаешь. Ты понимаешь, что я не заплатил бы тебе пятьсот просто за разведку, если бы не планировал кое-что серьезное. Прежде чем докладывать, скажи прямо — игра стоит свеч?

Хаскинс. Какая именно квартира тебя интересует, радость моя?

Андерсон. Меня интересует весь дом, целиком.

Хаскинс. Господи праведный!

Андерсон. Стоит ли беспокоиться?

Хаскинс. Конечно, стоит!

Андерсон. Сколько можно заработать, по-твоему?

Хаскинс. По-моему, никак не меньше ста тысяч. А может, и в два раза больше.

Андерсон. Мы с тобой считаем одинаково. У меня тоже вышло столько же. Ну ладно, я тебя слушаю.

Хаскинс. Я напечатал отчет в двух экземплярах на машинке Снэп. Можем проглядеть вместе. Разумеется, ты получишь оба экземпляра.

Андерсон. Разумеется.

Хаскинс. Ладно. Начнем со швейцаров. Их трое. Тимоти О’Лири, Кеннет Райан и Эд Бейкли. Соответственно они дежурят — с полуночи до восьми утра, с восьми до четырех и с четырех до полуночи. О’Лири, тот, что дежурит ночью, — алкаш. Бывший полицейский. Когда кто-то берет отгул, остальные работают по двенадцать часов и получают в двойном размере. Иногда — например, на Рождество, одновременно двое могут взять выходной, тогда профсоюз присылает кого-то на замену. Так?

Андерсон. Продолжай.

Хаскинс. В отчете, радость моя, я описал это со всеми подробностями, я просто хочу пройти по основным пунктам вместе с тобой, вдруг у тебя будут вопросы.

Андерсон. Давай.

Хаскинс. Техник-смотритель, Иван Блок. Кажется, венгр, а может, и поляк, тоже алкаш. У него квартирка в подвальном помещении. В доме он двадцать четыре часа в сутки, шесть дней в неделю. По понедельникам ездит к своей замужней сестре в Нью-Джерси. Если что-то случается, когда он выходной, жильцы обращаются к технику соседнего дома — пятьсот тридцать седьмого, по той же улице. Он также заменяет Блока, когда тот берет в мае свой двухнедельный отпуск. Блоку шестьдесят четыре года, и один глаз у него не видит. Его квартира состоит из комнаты и ванной. Райан дал понять, что Блок большой жмот и под матрасом у него может быть кое-что припрятано.

Андерсон. Почему бы и нет. Эти старые пердуны из Европы не верят в банки. Давай дальше. Не хочется здесь засиживаться. Этот номер действует мне на нервы. Клоповник проклятый.

Хаскинс. Причем в самом прямом смысле. Я только что видел клопа. Первый этаж. 1-а. Приемная. Доктор Эрвин Лейстер, кандидат медицинских наук, специалист по внутренним болезням. Медсестра и секретарша, она же регистраторша. Работают с девяти утра до шести вечера. Иногда он приходит на работу чуть позже. Обычно медсестра и секретарша уходят около половины шестого. Приемная 1–6. Психиатр доктор Дмитрий Рубиков. У него работает медсестра, она же секретарша. Прием пациентов с девяти до девяти. После четверга Снэп даст тебе подробный отчет об этих служителях медицины.

Андерсон. Работаете неплохо.

Хаскинс. На каждом этаже по две квартиры. Последний этаж — пятый, там, где веранды.

Андерсон. Я знаю.

Хаскинс. Второй этаж. Квартира 2-а. Эрик Сабайн. Дизайнер. Специалист по интерьерам. То, что нам надо! И прошлом году о нем и его квартире был очерк в «Таймс». Я специально посмотрел. Оригиналы Пикассо и Клее. Неплохая коллекция индейского искусства. Роскошный восточный ковер девять на двенадцать футов. Стоит тысяч двадцать. На фотографии в «Таймс» он носил три кольца. Выглядели впечатляюще. У парня есть деньги. Не в моем вкусе, но, если хочешь, я могу попробовать узнать о нем побольше.

Андерсон. Посмотрим.

Хаскинс. Квартира 2–6. Мистер Арон Рабинович с супругой. Богатые молодые евреи. Он — младший партнер в юридической фирме на Уолл-стрите. Интересуются оперой, балетом, театральными постановками и прочим дерьмом. Большие либералы. Одна из трех квартир, которые я осмотрел как следует. Супруга была дома. Очень обрадовалась возможности обсудить проблему подземки на Второй авеню и участь бедняков. Мебель современная. Ничего такого не заприметил, кроме ее обручального кольца — старинное. Поскольку он юрист, то где-то в стене может иметься сейф. Картины ничего, но слишком громоздкие, чтобы с ними возиться. В абстрактном стиле.

Андерсон. Серебро?

Хаскинс. Ты помнишь все, солнышко! Да, серебро имеется. Выставлено на всеобщее обозрение. Очень симпатичное. Думаю, старинное. Похоже на свадебный подарок. Оно в буфете в их столовой. Еще есть вопросы?

Андерсон. Прислуга?

Хаскинс. Приходящая. Появляется в полдень, а домой уходит после того, как подает вечером обед и моет посуду. Пожилая немка. Теперь третий этаж. Квартира 3-а. Мистер Макс Горовиц с супругой. На пенсии. Был оптовым торговцем ювелирными изделиями. У него сильный артрит, передвигается с палочкой. У нее три шубы, в том числе одна норковая, другая соболиная, и полным-полно бриллиантов. По крайней мере, так говорит швейцар. И еще он говорит, что они страшные скупердяи — на всех швейцаров на Рождество выдают пятерку. Но он уверен, что денег у них прорва. Квартира З-б. Миссис Агнес Эверли. С мужем не живет. Квартира принадлежит ему, но живет в ней она. Ничего интересного. Разве что норковая шуба. Она торгует оптом женским бельем, поставляет в галантерейные магазины. Много ездит. Кстати, я упомянул о шубах, мой дорогой, но, разумеется, в это время года большинство из них, наверное, на хранении.

Андерсон. Конечно.

Хаскинс. Четвертый этаж. Квартира 4-а. Мистер Джеймс Шелдон с супругой и трехлетними дочерьми-близняшками. Живущая прислуга. Днем выходит в магазин. В этой квартире я тоже побывал. Я зашел туда как раз, когда прислуга уходила. Она из Вест-Индии. Пальчики оближешь — если любишь этот тип. Очаровательный акцент. Роскошный бюст. Ослепительная улыбка. Миссис Джеймс Шелдон, напротив, — страхолюдина. Лошадиное лицо, лошадиные зубы, кожа, как наждак. У нее должны быть деньги. Муж явно трахает служаночку. Он партнер в брокерской фирме, возглавляет филиал на Парк-авеню. В квартире полно всяких интересных штучек. Успел мельком увидеть кабинет — стены в деревянных панелях, по стенам стеклянные шкафы. Потом миссис Шелдон закрыла дверь. Похоже, там коллекция монет. Легко проверить.

Андерсон. Ясно. Служанка, говоришь, в полдень выходит за покупками?

Хаскинс. Именно. Как часы. Я уточнил это у швейцара. Ее зовут Андроника.

Андерсон. Андроника…

Хаскинс. Да. Все это есть в моем отчете. Квартира 4-6. Миссис Марта Хатвей. Вдовица девяноста двух лет. Живет с восьмидесятидвухлетней компаньонкой, которая ведет хозяйство. Дама с большим приветом. Отшельница.

Андерсон. Да?

Хаскинс. Да. Выходит крайне редко. День-деньской смотрит телевизор. Гостей не принимает. Компаньонка все покупки делает по телефону. Швейцар Райан сказал, что муж был политическим деятелем, большой шишкой в Таммани-холле[5] тысячу лет назад.

Квартирка обставлена мебелью из фамильного особняка Хатвеев на Восточной Шестьдесят шестой. После смерти мужа вдовица много чего продала, но придержала самое лучшее. Тогда был большой аукцион — если хочешь, можешь проверить. А могу и я — только скажи.

Андерсон. Что у нее может быть?

Хаскинс. Серебро, драгоценности, картины, много чего… Я, конечно, только предполагаю, но квартирка 4–6 может оказаться золотым дном.

Андерсон. Это запросто…

Хаскинс. Последний этаж, пятый. У обеих квартир есть маленькие веранды. Квартира 5-а. Мистер Джеральд Бингем с супругой и пятнадцатилетним сыном, Джеральдом-младшим. Мальчишка в инвалидной коляске. От пояса и ниже парализован. К нему каждый день приходит частный преподаватель. У Бингема своя фирма на Мэдисон-авеню — консультации в области менеджмента. Собственный лимузин с шофером. Машину держит в гараже на Лексингтон-авеню. Шофер отвозит его утром на работу, вечером привозит с работы домой. Сказка! Бингем значится во всех справочниках — легко проверить. У жены, похоже, тоже есть денежки. Насчет квартиры ничего точно узнать не смог.

Андерсон. Дальше.

Хаскинс. В квартире 5–6 живут Эрнест Лонжин и Эйприл Клиффорд. Утверждают, что женаты, но живут под разными фамилиями. Он театральный режиссер, она была знаменитой актрисой. Уже лет десять, как не появляется на сцене. Предается воспоминаниям. Боже, как это у нее получается! Живущая прислуга. Большая полная негритянка, типичная нянька в семействе белых южан… Это третья квартира, в которую мне удалось проникнуть. Эйприл собиралась на обед в отель «Плаза» и нацепила свои будничные бриллианты. Очень миленькие. На стенах неплохие картины — небольшие по размеру. В стеклянных витринах очень славная коллекция неограненных камней.

Андерсон. Как насчет денег?

Хаскинс. Сейчас у него на Бродвее идут с аншлагами два спектакля. А это значит, что в доме должны быть наличные — может, в стенном сейфе. Вот, радость моя, самое основное. Прости, что не так подробно.

Андерсон. Ты выведал куда больше, чем я предполагал. Давай второй экземпляр отчета.

Хаскинс. Пожалуйста. Уверяю тебя, что больше у меня экземпляров не осталось.

Андерсон. Верю. Я заплачу вам остаток гонорара, когда получу отчет и от Снэп.

Хаскинс. Конечно! Я тебя не тороплю. У тебя есть какие-то вопросы или пожелания? Может, надо что-то вызнать еще?

Андерсон. Пока нет. Это как бы предварительная проверка. Позже, может, тебе придется еще поработать.

Хаскинс. В любой момент. Ты знаешь — мне можно доверять.

Андерсон. Ну конечно.

(Пауза в 6 секунд.)

Хаскинс. Скажи-ка мне, солнышко, ты видишься с Ингрид?

Андерсон. Да.

Хаскинс. И как поживает это очаровательное создание?

Андерсон. В порядке. Думаю, тебе лучше сейчас идти. Я подожду с полчаса и тоже уйду. Скажи Снэп, что я позвоню ей как обычно в пятницу.

Хаскинс. Ты на меня сердишься, Граф?

Андерсон. С какой стати. Ты отлично поработал…

Хаскинс. Не сердишься, что я заговорил об Ингрид?

(Пауза в 4 секунды.)

Андерсон. Ты что, ревнуешь, Томми?

Хаскинс. Разве что самую малость.

Андерсон. Напрасно. Брось! Мне не нравится, как ты пахнешь.

Хаскинс. Тогда я, пожалуй…

Андерсон. Да, иди. И не бери ничего в голову.

Хаскинс. По поводу чего, радость моя?

Андерсон. По поводу того, что я делаю.

Хаскинс. Какая ерунда, мой милый! Я не настолько глуп.

Андерсон. Вот и отлично.

22

Кассета NYSITB-FD-6-6-68-106-GH.

Местонахождение автомашины — 66-я улица, неподалеку от Парк-авеню.

Андерсон. Черт возьми, я же сказал Доктору, что свяжусь с ним, когда буду готов. Пока я еще не готов.

Симонс. Не волнуйся, Граф. Ты сделан из легковоспламеняющихся материалов.

Андерсон. Просто я не люблю, когда на меня давят.

Симонс. Никто на тебя не давит, Граф. Но Доктор вложил в это предприятие три тысячи долларов из своего собственного кармана, а потому вполне естественно и нормально, что он интересуется, как у тебя идут дела.

Андерсон. А что, если я сообщу ему, что все разваливается, что ничего не выйдет?

Симонс. Ты хочешь, чтобы я ему передал именно это?

(Пауза в 11 секунд.)

Андерсон. Нет, мистер Симонс, я просто немного погорячился. Извините. Но я люблю двигаться с привычной для себя скоростью. Дело-то крупное, самое крупное за всю мою жизнь. Пожалуй, даже покрупнее налета на банк Бенсонхерста. Я хочу, чтобы все прошло без сучка без задоринки. Я хочу быть уверен, что все идет как следует. Мне надо еще неделю-другую. Самое большее — три недели. Я не швыряю деньги на ветер. Я могу отчитаться перед Доктором, на что пошел каждый цент из его трех тысяч. Я не собираюсь его обманывать.

Симонс. Граф, Граф! Дело не в деньгах. Уверяю тебя, деньги его не волнуют. Он может просадить эти три тысячи в одном забеге на собачьих бегах и даже не заметить. Но, Граф, не забывай, что Доктор — гордый человек и очень серьезно относится к тому положению, которого добился. Он стал тем, кто есть, именно потому, что всегда ставил на победителей. Понимаешь? Ему бы очень не хотелось, чтобы поползли слухи. Мол, он дал три тысячи какому-то вольному стрелку и не получил взамен ничего. Это было бы ударом по его репутации, по его самоуважению. Кое-кто из молодых начнет говорить, что он стал ошибаться, что он потерял чутье и его пора заменить кем-то другим. Доктор должен думать о подобных ситуациях. И поэтому его озабоченность вполне объяснима. Ты меня понимаешь?

Андерсон. Конечно… Я все понимаю. Просто я хочу провернуть крупное дело. Настолько крупное, чтобы оно надолго запомнилось. Я заведен до предела. Тут не должно быть никаких ошибок.

Симонс. Ты хочешь сказать, что урожай обещает быть неплохим?

Андерсон. Мистер Симонс, судя по тому, что мне известно, он будет богатый. Очень богатый!

Симонс. Доктор будет рад это услышать.

23

Эрнест Генрих Манн (Профессор). Возpacm — 53 года. Проживает по адресу: Восточная 51-я улица, 529, Нью-Йорк. Место работы: магазин-мастерская электронной аппаратуры «Фан Сити», Авеню Д, 1975, Нью-Йорк. Рост — 5 футов 6 дюймов, вес — 147 фунтов. Почти полностью лысый, седые волосы по краям лысины. Седые брови, маленькая бородка, тоже седая. Слегка прихрамывает на левую ногу. На икре левой ноги глубокий шрам (судя по всему, от удара ножом) — см. досье Интерпола № 96-В, J43196. Специалист по механике, электротехнике и электронике. В 1938 году с отличием окончил Высшую техническую школу г. Штутгарта. Профессор цюрихской Академии механики (1939–1946). Эмигрировал в США по швейцарскому паспорту в 1948 году.

17 июня 1937 года был арестован в Штутгарте за непристойное поведение (обнажил половые органы в присутствии пожилой женщины). Отделался внушением. 24 октября 1938 года арестован в Париже за мелкое хулиганство (помочился на Могилу Неизвестного солдата). Дело закрыто, выслан из страны. В Цюрихе арестовывался трижды — за хранение сильного наркотика (опиум), непристойное поведение и незаконное владение шприцем. Осужден условно. Интеллектуальный уровень весьма высок. Говорит по-английски, по-немецки, по-французски, по-итальянски, немного по-испански. К насилию не склонен. Холост. В его криминальном досье есть сведения, указывающие на пристрастие к наркотикам (опиум, морфий, гашиш). Его досье ФБР не содержит сведений о противозаконной деятельности во время пребывания в США. 8 мая 1954 года обратился с просьбой о предоставлёнии ему гражданства США. Получил отказ 16 ноября 1954 года. Примерно в это же время его брат занимал высокий пост в министерстве финансов ФРГ и досье Эрнеста Манна было снабжено припиской: в случае ареста просьба связаться до предъявления обвинений с госдепартаментом США.

Далее следует первая часть стенограммы показаний Эрнеста Генриха Манна, данных под присягой, продиктованных и подписанных им самим. Показания — результат серии длительных допросов с 8 по 17 октября 1968 года (вся стенограмма состоит из 56 машинописных страниц). Допросы проводились помощником окружного прокурора Нью-Йорка. Материалы допросов имеют шифр NYDA-EHM-101F-108B. Настоящий отрывок обозначен как фрагмент 101А.

Манн. Меня зовут Эрнест Генрих Манн. Я проживаю по адресу: Восточная Пятьдесят первая улица, 529, Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, Соединенные Штаты Америки. Являюсь владельцем магазина-мастерской электронной аппаратуры «Фан Сити», Авеню Д, 1975, Нью-Йорк. Я не слишком быстро говорю? Прекрасно.

30 апреля 1968 года ко мне на работу зашел человек, которого я знаю как Джона Андерсона — его также зовут Графом. Он попросил меня осмотреть подвальное помещение дома 535 по Восточной Семьдесят третьей улице в Нью-Йорке. Он хотел, чтобы я выяснил схему телефонной сети и сигнализации в этом доме. Зачем ему это было нужно, он не сказал.

Мы договорились о том, сколько он мне заплатит. Потом решили, что к дому я подъеду в грузовичке телефонной компании и на мне будет форма телефонного монтера. Андерсон обещал достать и машину, и водителя. Форму и удостоверение я обеспечивал себе сам. Мне бы стаканчик воды… Большое спасибо.

Примерно через месяц Андерсон позвонил мне и сказал, что есть машина и два водителя. Последнее мне не понравилось, но Андерсон уверил меня, что все будет в полном порядке.

Четвертого июня в 9.45 утра фургончик телефонной компании остановился на углу Семьдесят девятой улицы и Лексингтон-авеню. В машине были двое. Они представились как Эд и Билли. Раньше я их никогда не встречал. Оба были в форме монтеров Нью-Йоркской телефонной компании. Эд сидел за рулем. Вполне нормальный, сообразительный парень. Второй, Билли, — мускулистый здоровяк с умом ребенка. Похоже, отсталый в развитии.

Мы отправились на Восточную Семьдесят третью и остановились у парадного входа дома 535. Как мы договаривались, я вылез из машины, вошел в вестибюль и показал швейцару мое удостоверение. Он посмотрел на него, взглянул на грузовичок и велел сворачивать на аллею, что вела к служебному входу. Не найдется ли у вас, джентльмены, сигаретки? Был бы вам весьма признателен. Огромное спасибо.

Когда швейцар увидел меня на экране своего телевизора, он нажал кнопку, отмыкающую замок служебного входа, и впустил меня в подвал. Прошу прощения.

Нет, нет, это был только предварительный осмотр. Я не собирался ничего ни воровать, ни выводить из строя. Андерсон просто хотел, чтобы я дал краткое описание того, что находится в подвале, а также сделал снимки «Полароидом» всего, что покажется мне заслуживающим внимания. Вы, надеюсь, меня правильно понимаете — если бы я понял, что в этом кроется что-то противозаконное, я бы никогда не согласился выполнить такое поручение.

Итак, я оказался в подвальном помещении. Сначала я направился к коробке-распределителю от телефонного кабеля. Ничего необычного. Я разобрался с основными и параллельными телефонами. Сделал моментальные снимки места, где кабель входит в подвал и где что надо перерезать, чтобы вывести из строя телефоны в доме. Об этом попросил меня Андерсон. Кроме того, провода, которые, как я понял, были частью системы сигнализации. Одна система была связана с местным полицейским участком и приводилась в действие ультразвуком или радиосигналом, другая — с частным детективным агентством и, судя по всему, срабатывала, когда открывалась дверь или окно. Я с удивлением заметил, что на проводах каждой из сигнализаций были ярлычки с номерами квартир.

Квартира 5-а была поставлена на охрану в полицейском участке, а квартира 5–6 — в частном агентстве. Как и просил Андерсон, я это сфотографировал.

В этот момент дверь за моей спиной отворилась и в подвал вошел человек. Это был Иван Блок, техник-смотритель этого дома. Он спросил, что я делаю. Я объяснил, что телефонная компания собирается прокладывать новый кабель по 72-й улице и я должен осмотреть дом, чтобы понять, не нужно ли что-то менять. Такое же объяснение я дал и швейцару. Нельзя ли еще стаканчик воды? Огромное спасибо.

(Пауза в 6 секунд.)

Мои объяснения вполне удовлетворили Блока. Судя по его акценту, это венгр или чех. Поскольку я не говорю на этих языках, то обратился к нему по-немецки. Он ответил тоже по-немецки, но с большим акцентом, коверкая фразы. Тем не менее я заметил, что говорил он по-немецки с удовольствием. По-моему, он был не очень трезв. Он стал настойчиво приглашать меня к себе выпить стаканчик вина. Я принял приглашение и пошел за ним, надеясь узнать кое-что еще.

Квартирка у него была крошечная, грязная, убогая. Но я сел с ним выпивать, посматривая по сторонам. Единственная ценная вещь, попавшаяся мне на глаза, — красивый резной трельяж на комоде. Я решил, что ему лет триста. Примерная стоимость — две тысячи долларов. Но я ничего не сказал хозяину о моих предположениях.

Блок все наливал себе и наливал, а я сказал, что мне пора возвращаться на работу. Я вышел из его каморки и осмотрел подвал. Ничего особенного, кроме одной странной штуки…

Это была комната, похожая на большую коробку, встроенную в углу подвала. Вид у нее был довольно старый, и я решил, что ее соорудили, когда строился дом. Две стороны коробки образованы сходящимися углом стенами подвала, а две другие сделаны из деревянного бруса. В одной из этих стен прорезана дверь, запиравшаяся на тяжелый, старомодный медный засов. Большие дверные петли тоже из меди. На двери тяжелый замок.

Внимательно присмотревшись, я обнаружил, что у комнаты-коробки имелась весьма примитивная система сигнализации, установленная, похоже, много лет спустя после того, как была построена комната-коробка. Это было простейшее контактное приспособление — если дверь открыть, начинает звонить звонок или мигать лампочка. Я проследил, куда идет провод, и решил, что скорее всего в вестибюль, где расположена комнатка швейцара.

Я, естественно, сфотографировал странную комнату, а также постарался понять, как можно отключить сигнализацию. Совершенно машинально я потрогал рукой одну из стен этой необычной комнаты и обнаружил, что она холодная, как лед. Это напомнило мне встроенный холодильник, какие часто бывают у мясников в этой стране.

Осмотрев подвал в последний раз, я решил, что сделал все, что просил мой клиент Андерсон. Я покинул дом и сел в фургон. Эд и Билли тихо меня поджидали. Мы стали выезжать на улицу. Швейцар стоял на тротуаре, и я помахал ему рукой.

Они высадили меня на углу Семьдесят девятой улицы и Лексингтон-авеню и уехали. Что они потом делали, я не знаю. Вся операция заняла час двадцать шесть минут. Пятого июня мне позвонил Джон Андерсон. Я пригласил его зайти ко мне в магазин на следующий день, что он и сделал. Я передал ему фотографии, схемы, а также дал полный отчет о том, что видел в подвале, — столь же полный отчет дал я и вам, джентльмены. Благодарю за то, что вы были так любезны.

24

Гриль-бар «Блинке» на углу 125-й улицы и Ханнокс-авеню, Нью-Йорк. 12 июня 1968 года, 13.46. В то время за баром велось электронное наблюдение (прослушивание) Нью-Йоркской алкогольной комиссией по подозрению, что хозяева позволяют клиентам использовать бар для азартных игр.

Кассета SLA-74K-KYM.

Андерсон. Бренди.

Бармен. Это бар для черных, а не для белых.

Андерсон. Что вы намерены предпринять? Выбросить меня на улицу?

Бармен. А ты упрямый…

Андерсон. Не то слово. Так получу я бренди или нет?

Бармен. Ты с юга?

Андерсон. Кентукки.

Бармен. Из Лексингтона?

Андерсон. Из Грешема.

Бармен. А я из Лексингтона. «Кордон бле» пойдет?

Андерсон. Вполне.

(Пауза в 8 секунд.)

Бармен. Чего-нибудь запить?

Андерсон. Стаканчик воды.

(Пауза в 11 секунд.)

Андерсон. Я хочу найти одного парня. Зовут Сэм Джонсон. Кличка Скат. Такой светло-коричневый…

Бармен. Никогда о таком не слыхал.

Андерсон. Понимаю. У него на щеке шрам от бритвы.

Бармен. Никогда такого не видал.

Андерсон. Понимаю. Меня зовут Граф Андерсон. Если этот человек появится, а я к тому времени допью бренди, то я буду напротив — хочу немного подкрепиться. Пробуду там около часа.

Бармен. Ничего не получится. Никогда не видел такого человека и не слышал о нем.

Андерсон. Кто знает, он может нагрянуть нежданно-негаданно. Вот тебе на случай, если он придет.

Бармен. Спасибо, конечно, но вряд ли из этого будет толк. Я не знаю этого человека. Первый раз о таком слышу.

Андерсон. Понимаю. Меня зовут Граф Андерсон. Буду напротив, в «Мамашиной кухне».

25

Кассета NYSNB (Бюро наркотиков штата Нью-Йорк). 48-В-1061, 12 июня 1968 года, время 14.11. Кафе «Мамашина кухня», угол 125-й улицы и Ханнокс-авеню, Нью-Йорк.

Джонсон. Вот он, молодец, как соленый огурец!

Андерсон. Привет, Скат, заказывай.

Джонсон. Раз такое диво, давай сюда пиво.

Андерсон. Как живешь?

Джонсон. Живу не тужу, хотя и не служу.

Андерсон. Все в порядке?

Джонсон. Бегаю, потею, потому не толстею.

Андерсон. Кончай свои фокусы, говори по-человечески. У тебя найдется время поработать на меня?

Джонсон. Совершить преступление для меня развлечение.

Андерсон. Господи, Скат, кончай. В восточной части Манхэттена есть один дом. Если ты заинтересуешься, дам адресок. В одной из квартир живет прислуга-негритянка. Каждый день она ходит за покупками…

Джонсон. На такую телку посмотреть бы в щелку!

Андерсон. Светло-коричневая, из Вест-Индии. Хорошенькая. С сиськами. Я хочу, чтобы ты познакомился с ней.

Джонсон. Близко?

Андерсон. Выведай у нее все, что только можно, про квартиру. Ее зовут Андроника. Запомнил? Андроника. Она из квартиры 4-а. Там вполне может быть коллекция монет. Но я хочу узнать побольше о доме, где она работает.

Джонсон. Не скажет до утра, разболтает сестра.

Андерсон. В подвале странная комната. Что-то вроде холодильника. Заперта на замок. Постарайся узнать, что в ней.

Джонсон. В холодный подвал грабитель попал.

Андерсон. Ну, по рукам?

Джонсон. Без денег человек бездельник.

Андерсон. Сотня устроит?

Джонсон. Давай парочку за черную ярочку.

Андерсон. Ладно, двести. Но поработай на совесть. Вот тебе аванс. Через неделю в то же время снова здесь. Годится?

Джонсон. Человек плохой, но кошелек тугой…

26

Стенограмма кассеты РОМ-14-6-68-EVERLEIGH. Время (приблизительно) 14.10.

Миссис Эверли. Швейцар видел, как ты входил в дом?

Андерсон. Его там не было.

Миссис Эверли. Вот мерзавец. Они должны быть на дежурстве двадцать четыре часа в сутки, а этот подлец сидит в подвале, пьет вино с алкоголиком-техником. Бренди будешь?

Андерсон. Да.

Миссис Эверли. Да, пожалуйста.

Андерсон. Иди в задницу.

Миссис Эверли. Ты сегодня не в настроении? Устал?

Андерсон. Глаза устали.

Миссис Эверли. Думаю, что не только в этом дело. У тебя вид человека, которого что-то удручает. Проблема с деньгами?

Андерсон. Нет.

Миссис Эверли. Если тебе нужны деньги, то у меня немного найдется.

Андерсон. Не надо… спасибо.

Миссис Эверли. Так-то лучше. Допивай. Я купила ящик «Реми Мартена». Что ты улыбаешься?

Андерсон. Думаешь, мы успеем выпить ящик?

Миссис Эверли. Это как понять? Ты хочешь отчалить? Тогда отчаливай.

Андерсон. Я не хочу отчаливать. Просто я подумал, что тебе надоело получать по заднице. Ну что, надоело?

(Пауза в 7 секунд.)

Миссис Эверли. Нет, не надоело. Я вспоминаю о наших встречах постоянно. В Париже я так по тебе скучала. Как-то ночью я чуть не взвыла, до того мне тебя не хватало. У меня миллион дел. Приходится помнить массу деталей. Работать под страшным напряжением. Я работаю на жутких мерзавцев — хуже них никого не сыскать. Только с тобой я отдыхаю. Я думаю о тебе днем, на работе. Я вспоминаю, что мы делали, думаю о том, чем мы будем заниматься. Я, наверное-, не должна была всего этого рассказывать… Если девушка хочет чего-то добиться, она не должна откровенничать с молодым человеком…

Андерсон. Какая же ты дурища!

(Пауза в 5 секунд.)

Миссис Эверли. Да, да, я глупа. Когда дело касается тебя. Ты сидел в тюрьме?

Андерсон. В колонии. Мальчишкой я украл машину.

Миссис Эверли. И больше не попадал за решетку?

Андерсон. Нет. С чего ты вдруг решила?

Миссис Эверли. Не знаю. Такие у тебя глаза. Узкие, как у китайца. И еще ты говоришь по-особому. Или молчишь — тоже по-особому. Иногда ты меня пугаешь.

Андерсон. Правда?

Миссис Эверли. Вот бутылка. Наливай себе сам. Есть хочешь? Могу сделать сандвич с ростбифом.

Андерсон. Я не хочу есть. Ты опять уезжаешь в командировку?

Миссис Эверли. Почему ты об этом спросил?

Андерсон. Для разговора.

Миссис Эверли. На уик-энд четвертого июля меня пригласили в Саутгемптон. Затем в конце августа в канун Дня труда, на субботу и воскресенье, я поеду в Рим. Можно я сяду рядом с тобой?

Андерсон. Нет.

Миссис Эверли. Вот кого я в тебе люблю. Романтического героя.

Андерсон. Если бы я был романтическим героем, ты бы на меня и не взглянула.

Миссис Эверли. Наверное. И все же иногда хотелось бы думать, что в тебе есть что-то человеческое.

Андерсон. Есть, есть. Сядь на пол.

Миссис Эверли. Сюда?

Андерсон. Ближе. Передо мной.

Миссис Эверли. Здесь, милый?

Андерсон. Да. Сними с меня туфли и носки.

(Пауза в 14 секунд.)

Миссис Эверли. Я никогда до этого не видела твои ноги. Какие белые. Пальцы как маленькие белые червячки!

Андерсон. Сними эту штуку.

Миссис Эверли. Что ты надумал?

Андерсон. Я надумал помочь тебе забыть мерзавцев, на которых ты работаешь, забыть работу, проблемы, напряжение. Ведь ты этого хочешь, так?

Миссис Эверли. И этого тоже.

Андерсон. А еще чего?

Миссис Эверли. Я хочу забыть, кто я и что я. Хочу забыть тебя и забыть, что я делаю с собственной жизнью.

Андерсон. У тебя хороший загар. Сними халат. Ложись на ковер.

Миссис Эверли. Так?

Андерсон. Да. Какая ты большая. Какие груди! Какая задница!

Миссис Эверли. Граф, будь со мной нежен.

Андерсон. Нежен? Теперь тебе нежности захотелось?

Миссис Эверли. Понимаешь… Нежным не в физическом смысле… Ты можешь делать со мной, что хочешь. Все, что хочешь. Но будь со мной нежным, как с человеком. Обращайся со мной как с живым существом.

Андерсон. Я не знаю, о чем ты говоришь. Раздвинь моги.

Миссис Эверли. Боже, меня сейчас стошнит.

Андерсон. Давай, валяй. Купайся в своей блевотине.

Миссис Эверли. Ты не человек…

Андерсон. Да? Пусть так. Но я единственное живое существо, способное помочь тебе забыться, отправить тебя в путешествие.

Миссис Эверли. Так? Так правильно?

Андерсон. Да.

(Пауза в 1 минуту 8 секунд.)

Миссис Эверли. Мне больно! Больно!

Андерсон. Еще бы.

Миссис Эверли. Белые червячки…

Андерсон. Точно.

Миссис Эверли. Да… да…

Андерсон. У тебя тело, как манная каша.

Миссис Эверли. Граф, прошу тебя…

Андерсон. Ты превратилась в лужу…

Миссис Эверли. Граф, прошу тебя…

Андерсон. «Граф, прошу тебя, прошу тебя…» Открой рот.

Миссис Эверли. Умоляю…

Андерсон. Вот так. Ну что, приятно? Теперь я обращаюсь с тобой, как с человеком, верно?

Миссис Эверли. Угу…

27

Ксерокопия отчета, написанного от руки и идентифицированного доктором Сеймуром П. Эрнестом, президентом Нового графологического института, Эрскин-авеню, 14426, Чикаго, Иллинойс, как принадлежащего Синтии Хаскинс (Снэп). Два листка нелинованной бумаги, исписанные с обеих сторон, содержат отпечатки пальцев Синтии Хаскинс, Томаса Хаскинса, а также Джона Андерсона. Бумага довольно дешевого сорта, без водяных знаков, верхние края листков с зазубринами, свидетельствующими о том, что листки вырваны из блокнота. Установлено, что это распространенный сорт писчей бумаги, продаваемой в пачках, по двадцать пять листов в каждой, — такие пачки можно купить практически в любом универмаге или магазине канцелярских принадлежностей.

Граф!

Проверила конторы, сам знаешь какие. Все тихо, мирно. Вручила обоим эскулапам фальшивые чеки, наличные решила не тратить зря — все равно больше к ним не приду. Нет нужды.

Обе консультации впечатляют. Похоже, хозяева неплохо зарабатывают. У специалиста по внутренним болезням есть медсестра и секретарша. Я видела, как она вскрывала конверты. В основном чеки. Во внешнем офисе сейфов не обнаружила. Рядом с кабинетом доктора две комнаты — смотровая и помещение для медикаментов. В углу «аптеки» — сейф для наркотических средств. Если идти по коридору к кабинету доктора, туалет будет слева.

На стенах дешевые репродукции. В кабинете доктора пять серебряных кубков. За победы в гребле.

Извини, что ничем особым похвастаться не могу, но на нет и суда нет!

Приемная психиатра состоит из маленькой комнаты, где сидит медсестра, она же секретарша, большого кабинета самого хозяина, справа от маленькой комнаты туалет.

У психиатра три неплохие картины — Пикассо, Миро и кто-то еще. Очень похоже на подлинники. Я описала их Томми. Он считает, что вместе все три потянут тысяч на двадцать, а то и больше.

Нижний левый ящик стола в кабинете психиатра запирается на замок. Когда я вошла, он сунул в стол катушку с магнитофонной лентой. Когда я открыла рот, он нажал на столе кнопку. Похоже, все, что я говорила, записывалось на магнитофон. В его сейфе, наверное, есть прелюбопытные записи.

Рядом с его кабинетом маленький сортир и стенной шкаф для одежды. Окна выходят в сад. Что в шкафу? — нот вопрос.

Сестре-секретарше лет 28. Ее шефу около 55. Говорит с акцентом. Маленький толстячок, вид усталый. Похоже, на таблетках.

Вот и все, что удалось узнать. Извини, если мало.

Не забудь о его кассетах. Признания психов на сеансах психоанализа! Заслушаешься!

На обратной стороне листка — примерные планы обеих консультаций. Если мы еще можем чем-то быть полезны, скажи.

Как насчет зелененьких? Мы немного потратились и сидим на мели. Спасибо.

Снэп

28

Продолжение кассеты NYSNB-1157. Записано 19 июня 1968 года в 14.17. Кафе «Мамашина кухня», угол 125-й улицы и Ханнокс-авеню, Нью-Йорк. В разговоре участвуют Джон Андерсон и Сэмюел Джонсон.

Сэмюел Джонсон (Скат). Возраст 33 года, негр, кожа светло-коричневая, волосы длинные черные, маслянистые, зачесанные в «помпадур». Рост (примерно) 6 футов 2 дюйма, вес 178 фунтов. На левой щеке глубокий шрам от бритвы. Левое ухо утратило слух на 75 процентов. Одежда дорогая, ярких тонов. Розовый маникюр на руках. По последним данным — водитель кадиллака выпуска 1967 года (цвет электрик), зарегистрированного в штате Нью-Джерси (номер 4СВ-6732А) и принадлежащего Джейн Марте Гуди, проживающей по адресу: Хампи-стрит, 149, Хакенсак, Нью-Джерси. В криминальном досье Джонсона сведения об арестах за мелкое воровство, нарушение общественного порядка, сопротивление при задержании, за хулиганское нападение, нападение с попыткой убийства, угрозу причинения телесных повреждений, кражу со взломом, вооруженный грабеж, а также за плевки на тротуар в общественном месте. В общей сложности провел в заключении 6 лет 11 месяцев и 14 дней в Доусоновской детской колонии, а также тюрьмах Хилл-крест и Даннермора. Обладает редкой способностью производить в уме быстрое сложение до двадцати восьмизначных чисел кряду. Часто носит пружинный нож в маленьких кожаных ножнах, прикрепленных на правой голени. Имеет обыкновение говорить на рифмованном сленге.

Андерсон. Как дела, Скат?

Джонсон. Жив-здоров как сто коров. Умираю от жажды — поставь выпить дважды. Чтоб не вышло беды, закажи еды.

Андерсон. Стакан пива.

Джонсон. Я думал, ты любитель этой домашней стряпни — потроха, ножки, зелень.

Андерсон. Я-то любитель, а ты нет?

Джонсон. Боже упаси! Я люблю хороший шатобриан или там лягушачьи ножки в масле с чесночной подливкой. Это я понимаю. Это вкусно. Пиво, говоришь? И ты больше ничего не хочешь?

Андерсон. Больше ничего. Что ты разведал?

Джонсон. Сначала напьемся, потом разберемся.

(Пауза в 27 секунд.)

Джонсон. Я взял след.

Андерсон. Спасибо.

Джонсон. Тебе спасибо, папа, — хороша больно баба!

Андерсон. То есть?

Джонсон. Я имею в виду эту самую Андронику. Сочная, спелая, как персик! Когда с ней оказываешься в постели, нужно брать с собой ложку и соломинку. Это же двойной пломбир с клубничным сиропом, взбитыми сливками и вишенкой.

Андерсон. Первым делом ты, конечно, слопал вишенку.

Джонсон. Не задавай нескромных вопросов — не получишь неискренних ответов.

Андерсон. Ты ее трахаешь?

Джонсон. Как только представляется счастливая возможность, что бывает нечасто. У нее выходной — раз ii неделю. Тогда мы устраиваем ликование. Еще нам обломилось два утренника. Она такая озорница и баловница, что я готов ее съесть всю целиком.

Андерсон. Что ты и делаешь.

Джонсон. Время от времени, белый хозяин, время от времени.

Андерсон. Как ты с ней познакомился?

Джонсон. А зачем тебе это знать?

Андерсон. Как же мне работать, если ты мне ничего не говоришь?

Джонсон. Граф, Граф, в тебе дерьма больше, чем в рождественском гусе! Забываешь уроки. Есть у меня приятель. Черная рожа. Сущий дьявол…

Андерсон. Так.

Джонсон. Я даю ему пару купюр. Он подстерегает Андронику у выхода из супермаркета и начинает ее лапать. «Ах ты, мерзкий сексуальный маньяк! — кричу я, оказавшись тут как тут, — Как ты смеешь приставать, докучать, осквернять и вообще прикасаться к этой милой, прелестной, невинной, юной красавице!»

Андерсон. Неплохо.

Джонсон. Я отвешиваю ему оплеуху. Он расписывается в получении и улепетывает во все лопатки. Андроника дрожит от страха.

Андерсон. И благодарности.

Джонсон. Именно. Я помогаю докатить ей сумку с продуктами до дома. То да се, вот мы и друзья.

Андерсон. Так что же она рассказала?

Джонсон. Коллекция монет застрахована на пятьдесят штук. В кабинете за картиной «Ваза с цветами» сейф. Там миссис Шелдон держит свои стекляшки. Моя крошка думает, что там припрятано кое-что еще. Облигации. Может, и зелененькие. Неплохо?

Андерсон. Очень даже. Они проторчат там все лето?

Джонсон. Как это ни печально, хозяин, нет. В этот уик-энд семейство отправляется в Монток. Старик Шелдон предполагает проводить там уик-энды до конца августа, а может, и дольше. Это значит, что целых три месяца нам придется обходиться без сладкого, если мы, конечно, что-нибудь не придумаем. Может, она будет приезжать в город, а может, я ее стану навещать.

Андерсон. Уверен, что вы придумаете выход.

Джонсон. Это жизненно важно. Андроника — моя гармоника!

Андерсон. Как насчет ледника в подвале. Не забыл?

Джонсон. Я ничего не забываю, белый человек со змеиным языком. Угадай-ка, что там.

Андерсон. Ума не приложу.

Джонсон. Когда дом только построили, они хранили там фрукты-овощи. Потом, когда завелись холодильники, старый пердун-хозяин стал держать там свои вина. Отменный погреб.

Андерсон. А теперь? Что сейчас там хранят? Тоже вина?

Джонсон. Нет, там стоит умная машина, которая делает воздух холодным и сухим. И все жители дома — то бишь все женщины — сносят туда свои шубки, когда на дворе начинает пригревать солнышко. И все под боком, не надо тратить лишних денег. Домашнее шубохранилище. Как тебе это нравится?

Андерсон. Очень нравится.

Джонсон. Я в этом не сомневался. Граф, если ты что-то задумал — я говорю если, учти — и если тебе нужен лишний поденщик, ты знаешь, кого ты всегда можешь нанять.

Андерсон. От тебя, друг, буду ждать услуг.

Джонсон. А! Вот и ты запел по-нашенски!

Андерсон. Под столом твой гонорар.

Джонсон. Презренный металл для меня заблистал! Эх, разве это служба — Андроники дружба!

Андерсон. До скорого свидания!

29

Кассета SEC-25-6-68- 1М-12-48РМ-139Н. Телефонный разговор.

Андерсон. Привет, это я.

Ингрид. А-а…

Андерсон. Я тебя разбудил? Извини.

Ингрид. Который час?

Андерсон. Без четверти час.

Ингрид. Ты хочешь зайти?

Андерсон. Нет. Не сегодня. Потому-то я звоню.

I ной телефон не прослушивается?

Ингрид. Schatzie, зачем им я нужна? Я никто.

Андерсон. Я так хочу прийти, но не могу. Меня будет потом клонить в сон. А у меня вечером встреча.

Ингрид. Понятно.

Андерсон. Очень важная встреча. С большими людьми. Я должен быть в форме. Начеку. Это люди с деньгами.

Ингрид. Что ж, ты знаешь, что делаешь.

Андерсон. Да.

Ингрид. Желаю тебе удачи.

Андерсон. Наверное, к двум или трем ночи мы закончим. Это в Бруклине. Можно тогда будет к тебе заехать?

Ингрид. К сожалению, нет, Schatzie. Сегодня вечером я занята.

Андерсон. Дела?

Ингрид. Да.

Андерсон. И важные?

Ингрид. Скажем так — сулящие прибыль. Он прилетает из Форт-Уэйна. Это в Индиане. Это о чем-то говорит? Человек летит в Нью-Йорк из Форт-Уэйна в Индиане, чтобы увидеть бедную маленькую Ингрид Махт…

Андерсон. Я бы ради этого прилетел из Гонконга.

Ингрид. А! Ты становишься романтиком. Большое спасибо. Может, увидимся завтра?

Андерсон. Завтра? Хорошо. Так будет лучше. Я тебе расскажу о встрече.

Ингрид. Если хочешь, Граф.

Андерсон. То есть?

Ингрид. Будь осторожен. Очень осторожен.

Андерсон. Постараюсь.

Ингрид. В тебе есть что-то пугающее. Что-то странное, неистовое. Не делай ничего необдуманного. Обещай мне, Граф, что ты все как следует продумаешь.

Андерсон. Обещаю. Я все как следует продумаю.

Ингрид. Schatzie! Может быть, завтра днем мы отправимся в путешествие. Вместе, Граф! Впервые в жизни!

Андерсон. Вместе? Я постараюсь помочь тебе сесть на поезд. Обещаю.

Ингрид. Отлично. А теперь я еще посплю.

30

Эта рукопись была обнаружена 3 сентября 1968 года при обыске квартиры Джона Андерсона (Графа). Она состоит из трех листков желтой бумаги в голубую линейку и с красно-сине-красной тройной линией полей (1,25 дюйма от левого края). Формат страницы примерно 8 х 12 и три восьмых дюйма, верхний край с зазубринами, указывающими на то, что страницы, скорее всего, вырваны из блокнота.

Экспертиза показала, что такая бумага продается блокнотами в канцелярских магазинах (известна под названием legal pads[6]) и обычно используется студентами, юристами, литераторами и пр.

Обнаруженные страницы, судя по всему, являются частью более объемной рукописи. Страницы не пронумерованы. Эксперты полагают, что текст записан примерно десять лет назад — то есть где-то в 1958 году. Установлено, что почерк принадлежит Джону Андерсону, пользовавшемуся шариковой ручкой с зеленой пастой.

В момент обнаружения три странички, приведенные ниже, накрывали полку в маленьком шкафу квартиры дома 314 по Харрар-стрит.

(Первая страница.)

Это может быть все, что угодно.

Иначе говоря, преступление не мелочь, не крошечная часть жизни общества, но его основа. Оно составляет то, что именуется нормальным, правильным, порядочным образом жизни.

Конкретно:

Когда женщина не отдается мужчине, пока он не вступит с ней в брак, это можно назвать вымогательством или шантажом.

Или: жена хочет меховую шубу, а муж отказывается купить, и она тогда говорит: нет шубы, нет секса. Это тоже преступление, что-то вроде вымогательства.

Босс трахает секретаршу, и она не может отказать, иначе потеряет место. Вымогательство.

Мужчина говорит женщине: я знаю, что ты крутишь роман. Не дашь мне, расскажу мужу. Шантаж.

Рядом с маленькой бакалеей открывается большой продуктовый магазин. Цены там ниже, и маленькому магазинчику приходится закрываться. Хозяин разоряется. Это разбойное нападение — на законных вроде бы основаниях, но все равно разбой.

Война. Большая страна говорит маленькой — делай, что мы скажем, иначе сотрем в порошок. Вымогательство или шантаж.

Или большая страна — вроде США — влезает в маленькую страну и покупает такое правительство, какое ее устраивает. Это взяточничество в особо крупных размерах.

Еще: большая страна говорит маленькой — сделай то-то, получишь столько-то. А когда маленькая страна все делает, то в ответ слышит «большое спасибо» — и никакой обещанной платы. Это мошенничество.

Бизнесмен или профессор колледжа боится, что его обскачет по службе кто-то другой. Тогда он сочиняет письма без подписи и посылает большому начальству. Письма с разными гадостями про конкурента. Без фактов, но с намеками.

И таких примеров видимо-невидимо, приводить их можно без конца.

(Вторая страница.)

В подтверждение того, что обычное нормальное поведение граждан на самом-то деле преступно.

Преступления бывают в личной жизни — в отношениях между мужчиной и женщиной или двумя мужчинами или двумя женщинами, а иногда в бизнесе или в государственной жизни.

Человек хочет подсидеть конкурента, работающего в одной с ним фирме. Он распространяет слухи, что тот — педик. Клевета.

Мужчина покупает подарок жене, чтобы та была с ним поласковее. Взятка.

В армии мы учим молодежь, как лучше и надежнее убивать. Подстрекательство.

В бакалее или универмаге тебе выписывают завышенный счет или обсчитывают, недодавая сдачу. Грабеж.

Муж хочет пойти в дешевый ресторанчик, а жена требует в дорогой, намекая, что если не выйдет, как она хочет, то сегодня вечером она ляжет, спать одна. Шантаж.

Мужчина дарит женщине бусы и говорит, что они из драгоценных камней, — а на самом деле это фальшивка, — и укладывает ее в постель. Мошенничество.

Один берет взятки, другой узнает про это, давая понять, что ему все известно. Тогда первый тоже находит компромат на второго. После чего они подмигивают друг другу и перестают совать нос не в свои дела. Преступный сговор.

Женщине хочется, чтобы ее побили. Мужчина устраивает ей порку. Оба довольны. Но все равно это нанесение телесных повреждений.

Точно так же если кто-то скажет: если вы не сделаете, как я хочу, то я покончу с собой. Это вымогательство. Или шантаж,

(Третья страница.)

что именно, это уж определят юристы и судьи.

Короче, преступление — это не нарушение законов, потому что закон нарушают все. Не знаю, было ли так всегда или это что-то новое, но мы все до одного преступники.

Мы преступники, и вся разница в степени. Она может быть первой, второй, третьей, как убийство. И если закон будет действовать как следует, почти все мы окажемся за решеткой. Если закон неумолим, то неважно, какая тут степень. Замужняя женщина, которая не пускает в постель мужа, пока он не купит ей меховую шубку, так же виновна, как и тот, кто задумал вытянуть из кого-то миллион.

И папаша, который залезает в свинью-копилку своих детей за мелочью, чтобы доехать до работы, — так ли уж отличается он от потрошителя банков Сонни Брукса? Он помер вчера, об этом написали в газетах. Я его любил, он научил меня всему, что я теперь знаю и умею. Большой был человек. Его подстрелили, когда он выходил из банка в Западной Виргинии. Просто не верится, он ведь был человек осторожный, настоящий профессионал. Работал раз в году, но готовился шесть месяцев. И шесть месяцев отдыхал. Проверни одно хорошее дело в год, учил он, и затаись. Я работал с ним дважды и узнал много чего полезного.

Черт, это же сплошное преступление! Вся наша жизнь. Мы все уголовники. Все до одного.

Мы лжем, надуваем, воруем, убиваем. Если не из-за денег, то по любви или чтобы сделать карьеру. В общем, кто на чем зациклился. Господи, до чего же все это мерзко!

Когда я сидел в тюрьме, то подумал, что те, кто за решеткой, честнее тех, кто на свободе. По крайней мере мы открыто нарушали закон, не прикидываясь честными людьми. Но остальные считают себя честными, добропорядочными, хорошими гражданами, а они-то и есть самые поганые, самые настоящие преступники, потому что они

(Конец третьей страницы.)

31

Стенограмма магнитофонной записи разговора, имевшего место в итальянском ресторане «Эльвира» (Хаммакер-стрит, 96352, Бруклин, Нью-Йорк) под утро 26 июня 1968 года.

Помещение ресторана прослушивалось тогда по меньшей мере четырьмя детективными агентствами самых разных организаций. Судя по всему, эти организации не поддерживали между собой контакта.

Разнообразные электронно-подслушивающие устройства были размещены под рядом столиков ресторана, в телефонах, в баре, а также в мужском и женском туалетах. Кроме того, микрофоны-передатчики новейшей конструкции (Sonex Nailhead 158-JB) были тайно установлены под плинтусами на кухне.

«Эльвира», вполне процветающий ресторан в бруклинском районе Флэтбуш, в течение многих лет был известен представителям закона как место встреч членов семьи Анджело.

15 октября 1958 года ресторан был забросан бутылками с зажигательной смесью в ходе войны между семейством Анджело и соперничающей группировкой братьев Снайпс. В ходе этого налета погиб официант Паскуале Бардини.

3 февраля 1959 года Энтони Анджело (Макаронник) был смертельно ранен выстрелом из пистолета, когда, находясь в будке переднего телефона-автомата ресторана «Эльвира», вел разговор с неустановленным абонентом. Его убийца вошел в ресторан, судя по всему, после того, как увидел Анджело через стеклянную дверь, и всадил в него четыре пули калибра 0,32. Анджело скончался сразу же. Его убийца так и не был обнаружен.

В ночь на 26 июня 1968 года в маленьком отдельном кабинете «Эльвиры» собрались Джон Андерсон (Граф), Энтони Ди Медико (Доктор) и Патрик Анджело (Крошка Пат). Личности всех троих идентифицированы сопоставлением образцов звукозаписей голосов, а также по свидетельству платных осведомителей, наблюдавших за рестораном.

Патрик Анджело (Крошка Пат) родился в 1932 году в Бруклине. Его отец Пэтси Анджело (Крюк) был убит за два месяца до рождения сына в перестрелке у доков. Образование Патрик получил на деньги своего деда Доминика Анджело (Папы), дона семейства Анджело. Рост Патрика Анджело — 5 футов 8 с половиной дюймов, вес 193 фунта, глаза голубые, волосы густые, седоватые, длинные, зачесанные назад без пробора. Над правым виском след от пулевого ранения, на икре левой ноги вмятина (шрапнель), третье ребро отсутствует (граната). Окончил школу менеджеров Уолшема, год учился в Юридической академии Ролли. В 1950 году был призван в армию США. После соответствующей подготовки отправлен в Корею в составе 361-го штурмового батальона 498-го полка 22-й дивизии. К концу войны дослужился до звания майора (за боевые заслуги), награжден Пурпурным сердцем (трижды), Серебряной звездой и Крестом за отличную службу. Также удостоен наград правительств Южной Кореи и Турции.

В 1954 году демобилизовался с отличным аттестатом. Впоследствии основал и стал президентом фирмы «Модерн аутоменеджмент» (Пятая авеню, 6501, Нью-Йорк) — консультации в области менеджмента, Пятая авеню, 6501, Нью-Йорк… Партнер или держатель пакета акций в целом ряде фирм и компаний. Криминальное досье отсутствует.

Женат на своей троюродной сестре Марии Анджело.

Отец двух сыновей (учащиеся военной академии в Виргинии) и четырехлетней дочери Стеллы.

Считается, что после смерти Доминика Анджело, которому в описываемый период было 94 года, Патрик станет доном семейства Анджело.

Из-за механических помех и внешних шумов ни на одной из кассет не имелось полной записи беседы, приводимой ниже. Поэтому цитируется сводная стенограмма, составленная по четырем различным записям, сделанным четырьмя различными организациями. По просьбе их представителей опущены сведения, имеющие отношение к вопросам, по которым в настоящее время проводится расследование.

Стенограмма автора GO-1ЮТ-26-6-68.

Время 01.43.

Ди Медико …не веришь, что это Пат Анджело собственной персоной? Пат, это Граф Андерсон, о котором я тебе рассказывал.

Андерсон. Рад познакомиться, мистер Анджело.

Анджело. Я бы не хотел, Граф, чтобы у тебя сложилось впечатление, что я очень нетерпелив. Но у меня сегодня запланирована еще одна встреча, а потом мне надо ехать домой в Тинек. Так что хорошо бы услышать сразу самую суть, договорились?

Андерсон. Договорились.

Анджело. Вот что рассказал мне Док. Если что-то не так, сразу поправляй меня. Потом я задам тебе несколько вопросов. Ты задумал провернуть операцию. Дом в Восточном Манхэттене. Ты хочешь взять его весь, целиком. Док выдал аванс в три тысячи. Из своего кармана. Ты провел разведку. Теперь самое время решать, состоится операция или надо давать отбой. Пока все верно?

Андерсон. Именно так, мистер Анджело. У меня, мистер Ди Медико, с собой перечень расходов. Неистраченными осталось триста пятьдесят девять долларов шестнадцать центов.

Ди Медико. Что я говорил тебе, Пат. Видишь?

Анджело. Вижу. Поехали дальше. Что же у тебя получается, Граф?

Андерсон. Я принес отчет. Написан от руки. Существует в единственном экземпляре. Для вас и для мистера Ди Медико. По-моему, игра стоит свеч.

Анджело. Сколько?

Андерсон. Никак не меньше ста тысяч. Но скорее всего, потянет и на четверть миллиона. Во всяком случае, мне так кажется…

Анджело. Кажется? О чем, черт возьми, ты говоришь?! Тут же уйма проблем. Как оценивать добро — оптом или по розничным ценам. Сколько мы теряем при перепродаже. Сколько платим скупщикам. Что там конкретно можно взять. Давай-ка поподробнее!

Андерсон. Взять можно ювелирные изделия, меха, неограненные камни, коллекцию монет, ковры. У врачей, скорее всего, — наркотики. Кроме того, наличные, ценные бумаги. В доме живут люди состоятельные…

(Пауза в 5 секунд.)

Анджело. Ты оцениваешь в розничных ценах?

Андерсон. Да.

Анджело. Тогда возьми третью часть от того, что думаешь выручить. Если нам удастся все это реализовать, выручка составит тридцать тысяч. Максимум, восемьдесят. Я правильно посчитал?

Андерсон. Да.

Анджело. Берем по минимуму — тридцать тысяч. Сколько участников?

Андерсон. Пятеро.

Анджело. Пятеро. И один от нас. Итого шестеро. Значит, ты хочешь, чтобы шесть человек трудились за пять тысяч каждый?

Андерсон. Нет, я хочу, чтобы моим людям заплатили сразу определенную сумму. Как договоримся. Но в долю они не войдут. Думаю, что смогу убедить их взять за услуги не больше восьми тысяч — на всех. Не знаю, сколько получит ваш человек. Может, он на окладе. Но будем считать, что для участников операции выделяется десять тысяч. Это означает, что остается двадцать. Это самое малое. Я не мастер угадывать, но мне все-таки кажется, что речь идет о восьмидесяти тысячах. Это улов в целом.

Анджело. Забудь о том, что тебе кажется. Мы исходим из минимума. Значит, остается двадцать тысяч. Как думаешь делить?

Андерсон. Семьдесят и тридцать.

Анджело. Семьдесят, естественно, тебе?

Андерсон. Да.

Анджело. А ты отчаянный малый, я погляжу.

Ди Медико. Пат, спокойно.

Андерсон. Да, отчаянный…

Анджело. Из Теннесси?

Андерсон. Из Кентукки.

Анджело. Я так и подумал, но встань на мое место, Граф. Ты хочешь моего одобрения, так? Если мы примем твои условия, ты гарантируешь нам шесть-семь тысяч. Ладно, ладно — сумма может возрасти даже до двадцати тысяч, если улов окажется таким обильным, как ты надеешься. Но я не люблю гадать на кофейной гуще. Я должен знать наверняка. Поэтому я исхожу из шести тысяч. Все, что свыше этого, — приятная неожиданность. Значит, речь идет о шести тысячах? Но мы столько получим самым законным образом за один день работы в нашей самой большой букмекерской конторе. Говори настоящий процент.

Андерсон. А чем вы рискуете? Одним человеком. Но ведь без него мир не остановится.

(Пауза в 8 секунд.)

Анджело. Ты не дурачок, а?

Андерсон. По-моему, нет. И я повторяю, что семь тысяч — абсолютный минимум. На самом деле окажется гораздо больше — готов побиться об заклад.

Анджело. Чем отвечаешь? Своими яйцами?

Ди Медико. Пат, Господи…

Андерсон. Вот именно.

Анджело. Отчаянный малый, я же говорил. Ты мне нравишься, Граф.

Андерсон. Спасибо.

Анджело. Не за что. Ты уже начал обдумывать план операции?

Андерсон. В общих чертах. Пока самые основы. Это должно случиться в уик-энд. Половины жильцов не будет — кто в отпуске, кто поедет на свои дачи и так далее. Хорошо бы сделать это четвертого июля, но мы вряд ли уже успеем. Если вы не возражаете, я бы предложил канун Дня труда[7]. Мы перережем телефонные провода, отключим сигнализацию. Изолируем дом. Подкатим грузовик. Торопиться не будем — поработаем три-четыре часа. Сколько понадобится.

Анджело. Но ты до конца все не продумал?

Андерсон. Нет. Вот мой отчет. В нем указано, кто там живет, кто работает, где чего искать и как действовать. В принципе. Но если вы даете добро, мы додумаем все до конца.

Анджело. Например?

Андерсон. Например, узнаем привычки жильцов. Проверим, как патрулируется район полицейскими — пешком или на машинах. Узнаем, есть ли частные охранники. Посмотрим, кто выгуливает собак по вечерам. Где расположены телефоны-автоматы. Какие бары не закрываются допоздна. Много чего надо проверить…

Анджело. В армии служил?

Андерсон. В морской пехоте. Около полутора лет.

Анджело. Почему так мало?

Андерсон. Уволен по дисциплинарным мотивам.

Анджело. За что именно?

Андерсон. Среди прочего за то, что трахал жену капитана.

Анджело. Так, что ты там еще делал? В боевых действиях участвовал?

Андерсон. Нет. Я был капралом. Работал инструктором на полигоне в Пэррис-Айленд.

Анджело. Хорошо стреляешь?

Андерсон. Да.

Ди Медико. Но на дело ты ведь всегда ходил без оружия, а, Граф?

Андерсон. Да.

Анджело. Господи, горло пересохло. Возьми-ка бутылочку «Вальполицеллы», Док. Но если операция состоится, тебе придется вооружиться, ты это понимаешь, Граф?

Андерсон. Да.

Анджело. Ты не имеешь ничего против?

Андерсон. Нет.

Анджело. Когда ты служил в морской пехоте, тебе не объясняли тактику налета? Быстрой атаки с отступлением?

Андерсон. Немного объясняли.

Анджело. Тебе не приходилось слышать об одной операции в Детройте… Мы устроили налет на… Мы использовали… Нам… Мы провели отвлекающий маневр. В участке сработала сигнализация, и они были вынуждены… а пока они… Сработало отлично. Может, и теперь сделать что-то в этом роде?

Андерсон. Может быть.

Анджело. Ты говоришь без энтузиазма.

Андерсон. Надо подумать.

Ди Медико. Вот вино, Пат. Немного охлажденное. Как ты любишь.

Анджело. Спасибо, Доктор. Так ты не хочешь подумать в этом направлении?

Андерсон. Придется. Я же отвечаю яйцами.

Анджело. Это точно. Ладно, предположим, Папа даст добро. Что тебе потребуется? Ты об этом подумал?

Андерсон. Да, подумал. Мне потребуется еще две тысячи, чтобы закончить подготовку.

Анджело. Кое-что доразведать?

Андерсон. Да. Чтобы понять, как именно надо действовать.

Анджело. Разработка плана операции. А что потом?

Андерсон. Потом вы получите полный отчет. Если вы говорите «да», мне понадобятся деньги заплатить моим пятерым. Половину вперед, половину по окончании операции.

Анджело. Значит, пару тысяч на разведку, а потом еще четыре или пять для твоих ребят?

Андерсон. Именно.

Анджело. Мне пора двигаться в Манхэттен. Я и так уже опаздываю. Граф, мне надо поговорить с Доктором, понимаешь?

Андерсон. Конечно. Спасибо, что нашли для меня время.

Анджело. Мы свяжемся с тобой через недельку. Я должен обсудить это с Папой, а, как ты знаешь, он хворает. Хворает в девяносто четыре года. Такое можно пожелать любому из нас.

Ди Медико. Аминь.

Андерсон. Было очень приятно познакомиться, мистер Анджело. Благодарю вас, мистер Ди Медико.

Ди Медико. Я тоже был рад увидеть тебя, Граф. Значит, держим связь!

(Пауза в 17 секунд.).

Ди Медико. Как ты догадался, что он из Кентукки — или там из Теннесси?

Анджело. Я понял это сразу, как только он переступил порог. Знакомый тип. Горец. Сколько я их повидал в Корее. Ребята из Кентукки, Теннесси, Западной Виргинии. Крутые ребята. Похожи на южан, но покруче. Южане иногда выкидывают фокусы, но эти никогда. Рождаются в бедности. За душой ничего, кроме гордости. У меня были ребята из тех краев, которые до армии никогда не имели ботинок. Этот твой Андерсон сильно напоминает одного моего парня. Он был из Теннесси. В жизни не встречал такого стрелка! Я был тогда старшим лейтенантом. Мой патруль шел по руслу высохшей речонки. Горец был в голове дозора. Живая мишень. За три дня мы лишились троих таких дозорных. Противник открывает огонь по головному и выдает себя…

Ди Медико. Очень мило.

Анджело. Это точно. Так вот этот парень из Теннесси шел головным, шагах в двадцати впереди меня. Вдруг из кустов выскакивает кореец и бросается на него. В руках у корейца длинная палка, а на конце привязан веревкой кухонный нож. Похоже, к тому же он еще чего-то нажрался. Выскакивает с дикими воплями. Мой парень мог его уложить на месте три раза. Но он не выстрелил. Он захохотал. Честное слово. Взял и захохотал. У него была винтовка со штыком, и он ждал, когда кореец подойдет ближе. Это было как в учебнике. Классика. Работа с чучелом. С моего парня можно было рисовать картинки для учебника. Изготовился, сделал шаг вперед, а когда тот махнул палкой, парировал удар и вонзил штык ему в живот, вытащил, потом снова вонзил — в пах, повернул штык, вытащил, воткнул его в землю, чтобы почистить, повернулся ко мне и улыбнулся. Ему это пришлось по душе. Были и такие парни. Им это нравилось. Даже очень. Нравилась война.

Ди Медико. Что с ним стало?

Анджело. С кем?

Ди Медико. С этим парнем.

Анджело. А! Роту отправили на отдых в Токио. Парня из Теннесси поймали, когда он насиловал девятилетнюю японскую девочку. Его посадили.

Ди Медико. Где он сейчас?

Анджело. Наверное, все еще сидит в Ливенворте[8]. Расскажи мне об этом Андерсоне. Что тебе про него известно?

Ди Медико. Лет десять назад он приехал сюда с юга. Там он шоферил. Возил спиртное для Солли Бенедикта. Потом кого-то там порезал и вынужден был податься на север. Солли мне звонил насчет него. Примерно в то время мой кузен Джино задумал налет. Ты встречал Джино?

Анджело. Кажется, нет.

Ди Медико. Черт, опять эти боли! Брали склад. Наркотики. Задумано было неплохо, но нашелся один, который стукнул. Позже мы с ним разобрались. Так или иначе, нужен был водитель, я порекомендовал Андерсона, и Джино сказал ладно. План был такой. Джино и двое подручных подъезжают в машине, которую ведет Андерсон. Останавливаются за квартал от склада. Андерсон ждет там, в машине, пока Джино не вернется. После того как ворота склада будут открыты, двое подручных выкатят оттуда грузовик, а Джино вернется туда, где поджидает его Андерсон.

Анджело. Ну и что?

Ди Медико. То, что все рухнуло. Прожектора, сирены, выстрелы, лай, вой… Все, что полагается. Ребят-подручных уложили на месте. Джино получил пулю в живот и еле-еле доплелся до угла, за которым велел Андерсону ждать в машине. Андерсон спокойненько ждал, хотя вокруг творилось черт-те что.

Анджело. Горец.

Ди Медико. Именно. Он не задал стрекача. Затащил Джино в машину и отвез к хирургу. Если бы не он, Джино отдал бы концы.

Анджело. Что он делает теперь?

Ди Медико. Джино? У него маленькая кондитерская в Ньюарке. Лотерея. Дает взаймы. В общем, работает по мелочам. Здоровье не ахти, но еще дышит. Помогаю ему, чем могу. Но я никогда не забуду, как Андерсон сидел в машине и ждал его, когда началась заварушка. Это крепкий парень.

Анджело. Я так и понял. А что было с ним потом?

Ди Медико. Он не захотел работать у нас. Решил стать вольной птицей. Конечно, он сперва со мной посоветовался, и я дал добро. Неплохо выступал. Он лихой парень, Пат. Все схватывает на лету. Подломил несколько квартир в Восточном Манхэттене. В основном работал по бриллиантам. Обходился без оружия. Влезал и вылезал так ловко и незаметно, что его никак не могли вычислить. Он молодец. Три-четыре работы за год, не больше, всегда вовремя делал нам взносы и не ворчал. Я навел кое-какие справки и выяснил, что у него пунктик на сексуальной почве.

Анджело. В каком смысле?

Ди Медико. Хлысты, ремни…

Анджело. Какую именно роль он предпочитает? Это важно.

Ди Медико. Судя по всему, и ту, и другую. В общем, он провернул очередное дело и стоял на углу, ждал эту еврейскую стерву, чтобы передать ей добычу, — в каком-нибудь квартале от места происшествия. И тут какой-то везучий стажер-полицейский решил, что у него подозрительный вид, и взял его за шиворот. Теперь он детектив второго класса. Граф загремел. Женщина даже не привлекалась — он не назвал ее. Я слышал, что она опоздала на свидание, потому что задержалась у своего брокера.

Анджело. Прелесть. Ты за ней приглядываешь?

Ди Медико. Ну конечно. Как только Граф объявил о своем плане, мы ее проверили. У нее имеется досье, и она и сейчас делает дела — поторговывает собой, наркотиками, устраивает аборты. Работает в танцклубе, который принадлежит Сэму Бергману. Мы можем добраться до нее, когда захотим.

Анджело. Как вышел Андерсон на этот дом?

Ди Медико. Завел любовницу, которая там живет. Как он с ней познакомился, мы не знаем. Но он постоянно там бывает — по крайней мере, дважды в неделю. Крупногабаритная женщина, похоже, с деньгами.

Анджело. Ладно. Пока. На сегодня хватит. Неужели мы прикончили еще одну бутылку? Боже, мне обязательно надо в Манхэттен.

Ди Медико. Пат, что ты на все это скажешь?

Анджело. Если бы решал я, то сказал бы нет. Смотри, Док, у нас рестораны, банки, оптовая торговля бельем, страхование, грузовики, прачечные-автоматы, уборка мусора. Все чисто, прибыльно и абсолютно законно. Очень прибыльно. Зачем нам еще и пиф-паф!

Ди Медико. Но все-таки ты заинтересовался?

Анджело. Да… вроде бы, как старый солдат. Ты только на меня полюбуйся — я бизнесмен, с большим животом и отвислой задницей. У меня жена и трое детей. Я член четырех клубов. По уик-эндам я играю в гольф. Я хожу с женой на собрания АПРУ[9]. Меня волнует проблема сорняков в моем саду. У моего пуделя завелись глисты. Короче, я респектабельный член общества. Но иногда я гляжу на себя в зеркало — на свое пузо, обрюзгшую физиономию, толстые ляжки, вялый член и думаю, что в Корее было лучше…

Ди Медико. Пат, ты случайно не из тех ребят, о которых рассказывал? Ты тоже наслаждаешься войной?

Анджело. Может быть, не знаю. Я знаю лишь одно: когда кто-то рассказывает мне такой вот план, я возбуждаюсь. Мой мозг начинает работать. Я молодею. План операции. Масса проблем! Надо все рассчитать! Это вещь! Но я ничего не буду решать, пока не поговорю с Папой. Во-первых, так положено. Во-вторых, он лежит в своей постели и мерзнет, и, чтобы согреться, ему нужен время от времени толстый мальчишка, но мозги у него работают неплохо. Я ему все расскажу. Ему приятно чувствовать себя необходимым, способным принимать решения. Боже мой, у нас тысяча юристов и эти великие мастера своего дела что-то там решают — чего, он понять не может, — но подворачивается такая вот штучка, и тут он сразу чует, что к чему. В общем, я ему все расскажу, и если он скажет нет, значит, нет, а если он скажет да — так тому и быть. Через недельку я тебе позвоню — договорились?

Ди Медико. Хорошо. У тебя кто-то есть на примете на вакантное место? Ты знаешь, кто будет шестым?

Анджело. Нет, а ты?

Ди Медико. Есть такой Сэм Хеминг. Пустое место. Из тех, про кого говорят, сила есть — ума не ладо. Но он человек Пола Вашингтона.

Анджело. Негритос?

Ди Медико. Да, но вполне надежный.

Анджело. Почему он?

Ди Медико. Я задолжал Полу.

Анджело. За Линду Кертис?

Ди Медико. Все-то ты знаешь.

Анджело. Многое. Я не возражаю, — если он годится.

Ди Медико. Годится.

Анджело. Отлично. Папа захочет знать все… Я скажу ему, что ты рекомендуешь парня, так?

Ди Медико. Это необходимо?

Анджело. Да. Господи, Док, ты гримасничаешь, как какой-то маньяк. Неужели ты ничего не можешь сделать со своей физиономией?

Ди Медико. Ничего.

Анджело. Плохо… Мне надо бежать. Спасибо за обед и вино.

Ди Медико. Не за что. Значит, примерно через неделю ты мне все скажешь?

Анджело. Конечно… Кстати, Док, приглядывай за Фредом Симонсом.

Ди Медико. Что-то случилось?

Анджело. Пока ничего. Но в последнее время он что-то распустился. Прикладывается к бутылке. Болтает больше обычного. Это дружеское предостережение…

Ди Медико. Ясно. Спасибо. Я с ним разберусь.

Анджело. Разберись.

32

Кассета POM-9-7-68-EVERLEIGH. Время (приблизительно) 14.45.

Миссис Эверли. Сейчас я приготовлю тебе хорошую выпивку. А ты спокойно посиди несколько минут. Посмотри фотографии — вот мой семейный альбом.

Андерсон. Ладно.

(Пауза в 16 секунд.)

Миссис Эверли. Вот… Как ты любишь. Один кубик льда. Прошу. Я купила этот альбом у «Марка Кросса». Правда, миленький?

Андерсон. Правда…

Миссис Эверли. Вот старинный снимок… Мой прадедушка по отцовской линии. Участник Гражданской войны. Видишь, он в форме капитана. Снимок сделан, когда он приехал домой на побывку. Потом в битве при Антитеме он потерял руку. Но ему позволили продолжать командовать ротой. В те дни иначе смотрели на такие вещи…

Андерсон. Знаю. Мой прадед на деревянном протезе прошел через всю Америку.

Миссис Эверли. Потом, после войны, он вернулся домой и женился на моей прабабке. Вот их свадебное фото. Какая она миниатюрная, очаровательная, прелестная! Родила и воспитала семерых детей в Рокфорде, штат Иллинойс. А это единственная фотография родителей моей матери. Он был старше ее, владел магазином недалеко от Суикли в Пенсильвании. Его жена, моя бабка, была самым настоящим монстром. Я ее помню очень смутно. Боюсь, что я пошла в нее. Она была огромной — и уродливой. Моя мать была их единственным ребенком. Вот ее выпускной класс. Она два года проучилась в педагогическом колледже. Вот она, обведенная кружочком. А этот мальчишка — мой отец в десятилетнем возрасте. Очень смышленый вид, да? Потом он поступил в Йейл. Посмотри, во что он одет. Умора! Он был в сборной университета по гребле. И еще отлично плавал. Вот он в купальном костюме. Снимок сделан на последнем курсе.

Андерсон. У него такой вид, словно он наркотиков нажрался.

Миссис Эверли. Ты негодяй! Это был настоящий мужчина. Высокий, мускулистый. Познакомился с моей матерью на студенческом балу, и они поженились сразу после того, как он окончил университет. Он начал свою карьеру младшим клерком в уолл-стритской фирме года за три до первой мировой. В 1915 году родился мой брат Эрнест. Потом Америка вступила в войну, и папа был призван. Их отправили в Европу. Но в боях он, по-моему, не участвовал. Вот он в военной форме..

Андерсон. Ну и обмоточки! Первый муж моей матери погиб на Марне. Он был в морской пехоте.

Миссис Эверли. Но это же не твой отец, так?

Андерсон. Нет, мой папаша — ее третий муж.

Миссис Эверли. Вот папа и мама с Эрни и Томом, это мой средний брат. Он без вести пропал во Франции во время второй мировой. А вот мама держит меня на руках. Это моя первая фотография. Правда, я ничего?

Андерсон. Угу.

Миссис Эверли. Вот еще я. В юбочке и панталончиках. В спортивном костюме. В купальнике. Мы проводили лето на озере в Канаде. Вот все дети — Эрнест, Томас и мы с Робертом. Все четверо.

Андерсон. У тебя не было сестер?

Миссис Эверли. Нет, Но я неплохо ладила с братьями. Я плавала, например, лучше любого из них. Мать много болела, лежала в постели, отец все время на работе. Мы с братьями были предоставлены сами себе. Главным был Эрнест, как самый старший, но когда он поступил в Дартмут, я стала их вожаком. У Тома и Боба не было того авторитета, каким обладал Эрни.

Андерсон. Сколько тебе здесь?

Миссис Эверли. Лет тринадцать.

Андерсон. Неплохие выпуклости.

Миссис Эверли. Да, я рано начала созревать. В одиннадцать уже начались месячные. Смотри, какие у меня плечи, какие бедра. Я плавала лучше моих братьев и лучше их приятелей. Им, по-моему, это не нравилось. Они предпочитали слабых, хрупких, женственных созданий… У меня было крепкое мускулистое тело. Мне тогда казалось, что мальчикам должна нравиться девочка, которая хорошо плавает, умеет ездить верхом, бороться. Но я стала замечать, что на вечеринках танцевать приглашались исключительно слабые, хрупкие, бледные женственные создания. Мама говорила, что я должна брать уроки танцев, но у меня плохо получалось. Ныряла и плавала я, как рыба, а вот танцевала, как слон.

Андерсон. Кто же лишил тебя невинности?

Миссис Эверли. Братец Эрни. Тебя это не шокирует?

Андерсон. С какой стати? Я из Кентукки.

Миссис Эверли. Это случилось, когда он приехал однажды из Дартмута на каникулы. Он был пьян.

Андерсон. Понятно.

Миссис Эверли. Вот я на выпускном вечере в школе. Как я тебе?

Андерсон. Как телка, на которую напялили ночную сорочку.

Миссис Эверли. Пожалуй… Пожалуй. Ну и шляпка. Но когда я стала ходить в школу мисс Прауд, я похудела. Немного, но похудела. Я была в сборной по плаванию, капитаном команды по хоккею, гольфу и верховой езде. Неплохо играла в теннис. Интеллектом не отличалась, но с мускулатурой был порядок. Вот я с кубком как лучшая спортсменка.

Андерсон. Какое тело! Жаль, я тогда тебя не трахнул.

Миссис Эверли. Тогда это удалось очень многим. Может, я и не умела танцевать, но зато сообразила, что делать, чтобы за тобой ходили молодые люди. Секрет очень простой. Не надо говорить «нет». Меня звали «мисс Всегда-Готова».

Андерсон. Я бы принял тебя за лесбиянку.

Миссис Эверли. Пробовала и это. Активности сама не проявляла, но эти бледные, томные, вялые женственные создания постоянно меня щупали. Но они меня не возбуждали. Может быть, из-за запаха. Ты сегодня утром не принимал душ?

Андерсон. Нет.

Миссис Эверли. Я люблю этот горький, пряный жеребячий запах. Вот что меня возбуждает… Потом я встретила Дэвида. Он был приятелем моего младшего брата Боба. Вот Дэвид.

Андерсон. Сильно смахивает на педрилу.

Миссис Эверли. Точно… Но я поняла это слишком поздно. Он пил, пил, пил… Но он был веселый, добрый, заботливый. У него водились деньги, он меня страшно смешил и всегда открывал передо мной дверь. В постели он был так себе, но я объясняла это тем, что он почти всегда был пьян, понимаешь?..

Андерсон. Понимаю.

Миссис Эверли. Зато куча денег. Уголь и сталь в Кливленде… Иногда я думала, нет ли в нем еврейской крови.

Андерсон. Еврейской крови?

Миссис Эверли. Да, у кого-то из предков… Вот мы на пляже, на балу, на выставке лошадей, вот мы обручаемся, а это наши свадебные фотографии — прием и так далее. Я была на низких каблуках, потому что была чуточку повыше него. У него красивые волосы. Ты согласен?

Андерсон. Красивые, красивые. Скоро альбом кончится?

Миссис Эверли. Скоро. Вот мы на нашей даче в Ист-Хемптоне. Там было неплохо. Пьяные вечеринки. Однажды я застукала его с пуэрториканским официантом. Но этого в альбоме нет. Ну вот и все. Еще фотографии — я в командировках: Париж, Рим, Лондон, Женева, Вена.

Андерсон. А это что за тип?

Миссис Эверли. Я приобрела его в Стокгольме.

Андерсон. Как он в постели?

Миссис Эверли. Так себе.

(Пауза в 7 секунд.)

Андерсон. Ну что ты льешь слезы?

Миссис Эверли. Этот альбом. Целое столетие… Наш род… Прадед и прабабка. Гражданская война. Родители. Две мировые войны. Мои братья. Подумать только, через что прошли мои предки, чтобы произвести на свет божий меня. Я — конечный результат! Господи, Граф, что с нами будет! Как мы стали тем, кем есть? Как только начинаю думать об этом, становится жутко. Как все это грустно.

Андерсон. Где сейчас твой муж?

Миссис Эверли. Дэвид? Последний раз, когда я его видела, у него были накрашены губы. Ты понимаешь, что я хочу этим сказать? Посмотри на меня.

Андерсон. Хочешь, чтобы я ушел?

Миссис Эверли. А я бы осталась здесь одна, в четырех стенах? Граф, ради всего святого.

33

Доминик Анджело (Папа). Возраст 94 года, глава семейства Анджело, проживает по адресу: Флинт-роуд, 67825, Дил, Нью-Джерси. Полное имя Марио Доминик Никола Анджело, родился в 1874 году в Марено (Сицилия). Его семья составляла «левую ветвь» генеалогического древа Анджело и в течение пяти поколений обрабатывала землю в Сицилии. Сведений о начальном образовании Доминика не сохранилось.

В ходе расследования, проведенного властями штата Нью-Йорк в 1934 году (см. отчет комиссии Мерфи, том I, с. 432–435), было установлено, что Доминик Анджело нелегально прибыл в Соединенные Штаты в 1891 году — доплыл до берега со стоявшего на рейде торгового судна, где работал коком. В 1896 году Доминик подал ходатайство о получении американского гражданства, а в 1903 году стал гражданином США. В анкетах того времени в графе профессия писал «официант».

В его криминальном досье имеются сведения об аресте в 1904 году за нарушение общественного порядка (дело так и не передано в суд), в 1905 году за попытку убийства (потерпевшая сторона от судебного преследования отказалась). В 1907 году арестован за вооруженное (с ножом) нападение с целью нанесения серьезных телесных повреждений (кастрировал свою жертву). Предстал перед судом, был осужден и провел 2 года 7 месяцев и 14 дней в тюрьме Даннемора (заключенный номер 46783).

По неподтвержденным данным, после освобождения стал «иголкой» в «Черной руке», как именовался в те годы действовавший в Соединенных Штатах итальянский преступный синдикат.

Специалисты по американскому сленгу того периода отмечают, что слово «иголка» использовалось для обозначения лиц, которым поручалось приводить в исполнение смертные приговоры, вынесенные руководителями преступных кланов. По мнению лексикографов, термин «иголка» может восходить к выражению «зашить рот», т. е. заставить замолчать доносчика или представителя враждебной группировки.

В 1917 году Доминик Анджело поступил на работу в фирму строительных материалов «Алсотто сэнд энд грэйвел» в Бруклине, Нью-Йорк, формально на должность грузчика. В 1917 году добровольцем записался в Американский экспедиционный корпус, но по возрасту на фронт не попал, а служил охранником в доках Байонны, Нью-Джерси.

В 1920 году получил должность мастера в корабельностроительной фирме «Джованни шипинг энтерпрайз». Примерно тогда же женился на Марии Флоренс Габриелле Анджело, своей дальней родственнице. Их первенец, мальчик, родился в 1923 году. Он погиб в боях за Гвадалканал в 1942 году.

Во время второй мировой войны Доминик Анджело предложил свои услуги правительству США и, согласно документам в его досье, сыграл неоценимую роль в подготовке вторжения в Сицилию и Италию. Существует письмо высокопоставленного сотрудника ОСС[10], где подчеркивается его блестящая и выдающаяся помощь.

Имеющиеся документы подчеркивают его возрастающее влияние в структуре организованной преступности США, контролируемой лицами итальянского происхождения. За десять лет он прошел путь от рядового до капо, а затем и «дона» и к 1957 году стал руководителем одной из крупнейших в Америке «семей». Его личный капитал оценивается в сумму от 20 до 45 миллионов долларов.

Специалисты по проблемам преступных организаций в Соединенных Штатах (того, что именовалось «Черной рукой», Синдикатом, Мафией, Коза Нострой, Семьей и т. д.) обычно сходятся на том, что Доминик Анджело был одним из тех, кто вложил немало усилий, интеллекта, энергии в перестройку системы насилия в полулегальный картель, все более и более сторонящийся крутых методов былых десятилетий и вкладывающий средства в многочисленные фирмы и компании. Последние ссужают деньги, занимаются страхованием, организуют общественный досуг, ведают уборкой мусора, поставкой белья, владеют банками, ресторанами, прачечными и рекламными агентствами.

В 1968 году Доминику Анджело было 94 года (он скончался 19 февраля 1969 года). Вес 124 фунта, рост 5 футов 6 дюймов, почти совершенно облысевший, прикованный к постели в результате диабета, артрита, а также двух инфарктов. Глаза темные, пальцы рук очень длинные, имеет обыкновение поглаживать пальцем верхнюю губу (до 1946 года носил усы).

Его дом в Диле (штат Нью-Джерси) просторен, комфортабелен и лишен ненужной помпезности. Он расположен в центре большого участка. Вся усадьба окружена 12-футовым кирпичным забором, с покрытым цементом верхом, утыканным бутылочными осколками. Обслуживающий персонал: дворецкий, личный слуга Доминика Анджело, экономка, врач, медсестра, три горничных, двое-трое рабочих, двое шоферов.

16 мая 1966 года возле запертых ворот усадьбы Анджело произошел взрыв. Сотрудники полиции, расследовавшие происшествие, установили, что его причиной послужила детонация нескольких брикетов динамита, к которым было приделано простейшее взрывное часовое устройство. Жертв не было. Никто не был арестован. Следствие продолжается.

Еще два момента заслуживают внимания. После смерти жены в 1952 году Доминик Анджело стал проявлять интерес к гомосексуальным отношениям, предпочитая общество подростков. Кроме того, ему приписывается изобретение «двойного гроба». Последний был призван решить проблему погребения тех, кто приговорен к ликвидации. В таких случаях гроб делался глубже обычного, и в нижней секции, под «официальным покойником» помещался труп ликвидированного. Разумеется, это требовало содействия похоронных бюро, что было нетрудно, ибо семейство Анджело вкладывало в эти учреждения значительные средства.

Далее приводится стенограмма магнитофонной записи, произведенной сотрудниками специальной комиссии по борьбе с организованной преступностью штата Нью-Джерси. Кассета NJSLC-DA № 206-ІС, записана 10 июля 1968 года. Время записи (приблизительно) 23.45, место — дом Доминика Анджело по адресу Флинт-роуд, 67825, Дил, Нью-Джерси. Использовался передатчик Socket-МТ-Model К.

По имеющимся данным, в разговоре принимали участие Доминик Анджело (Папа) и Патрик Анджело (Крошка Пат). Кассета содержит трехчасовую запись, однако фрагменты, содержащие уже известные читателям факты, опущены. Кроме того, по просьбе правоохранительных органов Нью-Джерси, Лас-Вегаса (Невада) и Нью-Йорка ряд фрагментов, содержащих информацию о фактах, по которым в настоящее время проводится расследование, также опущен. Все эти пропуски помечены как «пауза».

(Пауза в 32 минуты — за это время Патрик Анджело осведомился о здоровье своего деда и получил ответ «вполне неплохо». Он также сообщил деду о встрече с Джоном Андерсоном и Энтони Ди Медико.)

Патрик. Ну что ты скажешь, Папа?

Папа. А ты что скажешь?

Патрик. Я скажу нет. Слишком много людей должно принять участие. Слишком все это сложно, учитывая небольшую прибыль.

Папа. Но я вижу, у тебя блестят глаза. Я вижу, тебя это заинтересовало. Ты говоришь себе: вот это операция! Ты взбудоражен. Ты говоришь себе: я старею, я толстею. Мне нужно настоящее дело! Что-то вроде того, что было в Корее. Я устрою штурм. Мне ты говоришь нет, но в глубине души тебе это нравится…

Патрик (смеется). Папа, ты чудо. Все именно так. Умом я понимаю — не надо, но кровь протестует. Ты уж меня извини.

Папа. За что же тебя извинять? Думаешь, это хорошо, когда все решает только ум? Это так же плохо, когда все решает только голос крови. Тут нужно правильное соотношение. Этот самый Андерсон — как он тебе?

Патрик. Упрямец. Он никогда не ходил на дело с оружием, но это лихой парень. И гордый. Горец из Кентукки. Мне понравилось все, что рассказал о нем Доктор.

Папа. Андерсон с юга? Лет десять назад Джино Белли — кузен Доктора — задумал дело. Все казалось отлично, но план провалился. У него был шофер по фамилии Андерсон. Не тот ли самый?

Патрик. Конечно, он. Ну и память у тебя, Папа.

Папа. Тело стареет, но ум остается молодым, слава Создателю. Этот Андерсон отвез Джино к врачу. Я это запомнил. Тогда я его встретил. Очень короткая встреча. Высокий, худой, длинное, изможденное лицо. Гордый?.. Ты прав, это очень гордый человек. Я его помню.

Патрик. Так что же делать, Папа?

Папа. Помолчи и дай мне подумать.

(Пауза в 2 минуты 13 секунд.)

Папа. Этот Андерсон — у него, ты говоришь, своя команда?

Патрик. Да. Пятеро. Один негр. Другой техник. Двое шоферов, один из них дебил.

(Пауза в 9 секунд.)

Папа. Это четверо. А кто пятый?

(Пауза в 16 секунд.)

Папа. Ну? Так кто же пятый?

Патрик. Педик. Разбирается в картинах, коврах, разных коллекциях и так далее.

Папа. Ясно. Его, часом, зовут не Бейли?

Патрик. Не знаю, Папа. Но могу выяснить.

Папа. В Лас-Вегасе был один такой пед по фамилии Бейли. Мы…

(Пауза в 4 минуты 32 секунды.)

Папа. Но это не важно. К тому же, я думаю, это не Бейли. Бейли, похоже, нет в живых. А кого рекомендует от нас Доктор?

Патрик. Человека по имени Сэм Хеминг. Он из компании Пола Вашингтона.

Папа. Еще один негр?

Патрик. Да.

Папа. Нет. Не пойдет.

Патрик. Ты хочешь сказать, что ты против операции, ты ее не одобряешь?

Папа. Нет, я ее одобряю. Действуй.

Патрик. Но почему? Ведь деньги-то…

Папа. Знаю. Но дело не в деньгах. Тут слишком много участников. Все это кончится провалом.

Патрик. Ну и почему же…

(Пауза в 17 секунд.)

Папа. Крошка Пат не может понять, почему Папа дает добро на такую операцию? Все эти годы мы старались вовсю легализоваться. Мы работаем с банкирами Уолл-стрита, рекламными агентствами Мэдисон-авеню, с политическими партиями. Мы занимаемся хорошим бизнесом. Прибыли большие. Все чисто. Никаких неприятностей. И вдруг Папа — которому девяноста четыре года и который, похоже, впадает в детство, — одобряет этот глупый план, этот дурацкий налет, где будут раненые, а может, и убитые. Можно ли доверять Папе? Не это ли думает Крошка Пат?

Патрик. Клянусь Господом, Папа, я никогда… Если ты за, так тому и быть.

Папа. Крошка Пат, скоро ты станешь доном. Очень скоро. Через год-другой.

Патрик. Что ты, Папа! Ты еще нас всех переживешь…

Папа. Самое большее через два года. А может, и через год. Но если ты хочешь быть доном, ты должен уметь соображать. Ты должен думать не только о том, какие прибыли можно извлечь из такого плана, но еще и о том, какие у него могут быть последствия. Чем обернется это через пять, десять лет. Многие умы — крупные бизнесмены в лучших американских фирмах собирают факты и принимают решения. Но они упускают из вида последствия этих решений. Долговременные последствия. Ты меня понимаешь?

Патрик. Вроде бы понимаю, Папа.

Папа. Предположим, существует человек, которого надо убрать. Мы смотрим, что он сделал и какую опасность для нас представляет. На основе этого мы приходим к выводу, что его надо убрать. Но мы также должны принять во внимание последствия, которые может повлечь его смерть. Есть ли у него родственники, которые затаят на нас злобу? Как отреагирует полиция? Что напишут газеты? Не найдется ли молодой энергичный честолюбивый политик, который воспользуется этой смертью, чтобы победить на выборах? Ты меня понимаешь? Мало уметь анализировать факты. Надо смотреть и в будущее. Понять, как это отразится на наших делах потом — поможет или повредит.

Патрик. Понимаю, Папа. Но какое все это имеет отношение к тому, что задумал Андерсон?

Папа. Помнишь, как четыре года назад в Буффало мы…

(Пауза в 4 минуты 9 секунд.)

Папа. Какие мы из этого извлекли уроки? Польза страха! Мы создаем и поддерживаем атмосферу страха. Почему, по-твоему, мы так преуспеваем в нашей легальной деятельности? В торговле бельем и недвижимостью, в уборке мусора, в банковских операциях? Потому что мы низко котируемся? Нет, мы котируемся высоко. Все выше и выше! Мы преуспеваем, потому что нас боятся. Стальной кулак в бархатной перчатке. И если мы хотим продолжать в том же духе, если мы хотим, чтобы наша легальная деятельность процветала, мы должны поддерживать нашу репутацию. Мы должны напоминать деловым людям, кто мы такие. Не часто, но время от времени. Выбирая происшествия, о которых все будут говорить. Мы должны напоминать публике, что за бархатом таится сверкающая сталь. Только тогда нас будут бояться и наши начинания — легальные начинания! — будут приносить все больше и больше прибыли.

Патрик. Ты хочешь превратить операцию Андерсона в наглядный урок? Ты чувствуешь, что добром дело не кончится, но надеешься, что газеты сделают свое дело, записав это на наш счет? Ты хочешь, чтобы были раненые и убитые? Ты хочешь, чтобы бизнесмены, прочитав об этом в газетах, содрогнулись, а потом стали звонить нам и говорить — да, да, конечно, они возьмут еще миллион ярдов наших тканей или воспользуются нашими грузовиками, застрахуются в наших страховых компаниях?

Папа. Да. Именно этого я и хочу.

Патрик. Потому-то ты одобрил план Эла Петти два года назад, когда…

(Пауза в 42 секунды.)

Папа. Конечно. Я знал, что у него ничего не выйдет. Но вся страна прочитала заголовки в газетах, и те, кто был арестован, имели к нам отношение. Тогда погибло трое, в том числе один ребенок, и наши прибыли подскочили на пять и две десятых процента за полгода. Страх! Пусть американцы и англичане пользуются убеждением или оказывают давление. Наше оружие — страх. Потому что мы знаем, что страх срабатывает безотказно.

Патрик. Но ведь Андерсон, же не…

Папа. Я знаю, что он не имеет к нам отношения. Значит, нужно дать ему в помощь человека, который с нами связан. Вчера ко мне приходил Тост.

Патрик. Тост? Я не знал, что он здесь. Почему он мне не позвонил?

Папа. Он просил меня передать тебе извинения. У него не было времени. С самолета на самолет. Он успел заскочить ко мне на машине, а потом должен был улетать в Палм-Бич.

Пат р и к. Сколько лет его очередной курочке?

Папа. Пятнадцать. Писаная красотка. Длинные светлые волосы. И совершенно слепая.

Патрик. Слепая? Ей же лучше.

Папа. Да, но у Тоста возникла проблема. Может, мы и решим ее на операции Андерсона.

Патрик. Что за проблема?

Папа. У Тоста есть человек — Винсент Парелли. Ты его знаешь. Его зовут Бокс.

Патрик. Этот кретин? Я читал о нем в газетах.

Папа. Да, Парелли рехнулся. Он дерется. Он сбивает людей своей машиной. Он стреляет в них. Ему плевать. Тосту от него сплошные неприятности.

Патрик. Могу представить…

Папа. Парелли связан с нами очень крепко. Тост хочет его убрать. Понимаешь?

Патрик. Да.

Папа. Но это не так просто. У Парелли есть свои ребята. Такие же психи… Пережитки прошлого. Маленькие аль-капоне. Они не умеют шевелить мозгами. Тост просил меня помочь…

Патрик. Ну и…

Папа. Я задолжал Тосту. Помнишь, в прошлом году он устроил племянника нашего Паоло в университет, после того как тот завалил все экзамены. Значит, вот что надо сделать… Я велю Тосту прислать Парелли из Детройта сюда для оказания помощи Андерсону. Тост скажет Парелли, что в доме должно быть драгоценностей на миллион, а то и больше. Иначе Парелли засмеет нас. Тост скажет, что нам нужен надежный человек в доме, чтобы никто не вздумал нас надуть. Этот Парелли чуть что хватается за пушку. Наверное, он и там не удержится от такого соблазна. Мы же скажем Андерсону, что одобряем его план при условии, что он захватит с собой оружие и, когда дело будет сделано, прикончит Парелли. Это наша цена за финансирование его операции.

(Пауза в 11 секунд.)

Патрик. Папа, я не убежден, что Андерсон на это пойдет.

Папа. А мне кажется, что он согласится. Я знаю этих любителей. Они считают, что надо один раз провернуть что-то грандиозное, а потом до конца жизни нежиться в Южной Америке или на Ривьере. Они считают, что преступная деятельность — это всего-навсего большая лотерея. Им и невдомек, что это тяжкий труд. Из года в год, Никаких великих удач, фантастических операций. Это работа — как всякая другая работа. Может, прибыли побольше, но и риск тоже побольше. Сперва Андерсон заупрямится, но потом согласится. Он уберет Парелли. Его кровь, его гордость не позволят пойти на попятную. Уверен, что налет обернется кошмаром, где будут раненые или убитые, невинные жертвы, ну а потом Парелли, который столь тесно с нами связан, будет найден мертвым на месте преступления.

Патрик. Думаешь, это пойдет нам на пользу, Папа?

Папа. Газеты раструбят об этом на всю страну, и в конечном итоге это пойдет нам на пользу.

Патрик. А что, если операция удастся?

Папа. Тем лучше. Парелли больше не будет мешать Тосту. Нам достанется слава, а также прибыль. Ну а Андерсон, может, и правда уедет в Мексику. Патрик, звони мне ежедневно и сообщай, как идут дела. Я буду ждать с нетерпением. Доктору скажешь лишь то, что ему полагается знать. Ты меня понял?

Патрик. Да, Папа.

Папа. Я свяжусь с Тостом, и он пришлет Парелли, когда это будет нужно. Вопросы?

Патрик. Вопросов нет. Я знаю, как действовать.

Папа. Ты хороший мальчик, Патрик… ты молодец.

34

12 июля 1968 года в 14.06 состоялась встреча между Джоном Андерсоном и Патриком Анджело в диспетчерской компании по перевозкам грузов «Джиффи тракинг энд холит», расположенной по адресу: Десятая авеню, 11098, Нью-Йорк. Эта компания — филиал фирмы «Томас Джефферсон трейдинг корпорейшн», в которой Патрик Анджело занимал пост секретаря-казначея. Здание прослушивалось агентами Таможенного управления (разрешение федерального суда № MFC-189605HG) по подозрению, что использовалось как перевалочный пункт при транспортировке контрабандных грузов. Далее приводится стенограмма кассеты USBC-1089756738-В2.

Андерсон. Ну что?

Анджело. Все в порядке. Папа дает добро.

(Пауза в 4 секунды.)

Андерсон (вздыхая). Господи!..

Анджело. Но ты должен кое-что сделать для нас.

(Пауза в 6 секунд.)

Андерсон. Что же?

Анджело. От нас будет участвовать человек. Это обычное, нормальное явление.

Андерсон. Знаю. Я так и подумал. Кто такой?

Анджело. Человек из Детройта. Винсент Парелли. Его зовут Бокс. Слыхал о таком?

Андерсон. Нет.

Анджело. Хороший парень. Опытный. Не какой-то там сопляк. Но главным будешь ты. Это вне сомнения. Он получит инструкции во всем тебе подчиняться.

Андерсон. Ясно. Пока все в порядке. Что еще?

Анджело. У тебя есть мозги…

Андерсон. Что я должен сделать?

Анджело. Убрать его.

(Пауза в 5 секунд.)

Андерсон. Что?

Анджело. Убрать его. Когда все будет кончено. Перед тем как сматываться, ты его уберешь.

(Пауза в 11 секунд.)

Анджело. Понятно?

Андерсон. Да.

Анджело. Ты понимаешь, что должен будешь взять на дело пушку?

Андерсон. Да.

Анджело. Значит, оформишь Парелли. Перед самым уходом.

Андерсон. Хотите, значит, чтобы я его убил?

(Пауза в 7 секунд.)

Анджело. Да.

Андерсон. Зачем?

Анджело. Тебе не обязательно это знать. Ни к тебе, ни к твоему плану это не имеет никакого отношения. Нам надо его убрать. Мы хотим, чтобы это сделал ты. Вот наша цена за согласие.

(Пауза в 16 секунд.)

Анджело. Ну?

Андерсон. Хотите, чтобы я ответил сейчас?

Анджело. Нет, подумай день-другой. Потом поговорим. Если ты скажешь нет, беды не будет — просто забудем обо всем этом. Если да, то Доктор передаст тебе чек и мы начнем работать над планом операции. Мы сможем сообщить тебе расписание пеших патрулей и полицейских машин. Но решать ты будешь один. Самостоятельно.

Андерсон. Понятно.

Анджело. Ты понял, что должен сделать? Тебе все ясно? Я высказался понятно? В таких делах лучше сразу удостовериться, что всем все понятно.

Андерсон. Я все понял.

Анджело. Отлично. Обдумай все хорошенько.

Андерсон. Обдумаю.

35

Кроме микрофона-передатчика, установленного в доме Доминика Анджело по Флинт-роуд, 67825 в г. Дил, Нью-Джерси, к его телефону подключено подслушивающее устройство агентами Бюро по наркотикам. Этот фрагмент кассеты FBN-DA-10935 датирован 12 июля 1968 года. Время 14.48.

Анджело. Он был потрясен, Папа. Даже напуган. Но думаю, ты прав. Он согласится. Теперь насчет Бенефици в Хакенсеке… Мы должны…

36

Кассета SEC-13-7-68-4-24PM-149H. Суббота.

Ингрид. Почему ты здесь в это время. А работа?

Андерсон. У меня этот уик-энд выходной. Я работаю по уик-эндам через раз.

Ингрид. Почему ты сперва не позвонил? А если бы я была занята?

Андерсон. Ты занята?

Ингрид. Нет, занимаюсь починкой. Выпить хочешь?

Андерсон. Я принес «Берлинер вайсе» и малиновый сироп.

Ингрид. Ты прелесть! Как здорово! Ты вспомнил, да?

Андерсон. У тебя есть большие бокалы?

Ингрид. Я принесу широкие бокалы для бренди. Как здорово! Вспомнил!

(Пауза в 2 минуты 18 секунд.)

Ингрид. Ах, как прекрасно! Скажи мне, как у тебя дела?

Андерсон. Нормально.

Ингрид. Та встреча, о которой ты говорил прошлый раз… Все в порядке?

Андерсон. В общем, да.

Ингрид. Ты немного не в себе, Schatzie. Потому-то ты и пришел. Хочешь забыться?

Андерсон. Нет, я хочу поговорить. Всерьез. Я хочу поговорить с тобой всерьез. Мне нужен твой ум. Меня интересует твое мнение. Хочу посоветоваться.

Ингрид. По работе?

Андерсон. Да.

Ингрид. Я ничего не хочу об этом знать.

Андерсон. Пожалуйста. Я редко прошу. Я говорю: «пожалуйста…»

(Пауза в 13 секунд.)

Ингрид. Ты знаешь, Граф, у меня насчет тебя предчувствие. Плохое предчувствие.

Андерсон. Что такое?

Ингрид. Мне кажется, что я погибну из-за тебя. Оттого, что я все узнала, я умру до срока.

Андерсон. Это тебя пугает?

Ингрид. Нет.

Андерсон. Нет? Тебя ничего не пугает. Но, может, тебе от этого грустно?

Ингрид. Может быть.

Андерсон. Хочешь, я уйду?

(Пауза в 22 секунды.)

Ингрид. Зачем тебе все мне рассказывать? Неужели это так важно, что тебе непременно нужен мой совет?

Андерсон. Я задумал дело. Лихое дело. Если оно выгорит, я заработаю много денег. Целую гору денег. Если, повторяю, оно выгорит. Я смогу уехать — в Мексику, Южную Америку, Европу — куда душа пожелает. И буду там жить до самой смерти. Жить по-настоящему. Я хотел бы пригласить тебя с собой. Но ты об этом не думай. Я бы не хотел, чтобы это повлияло на то, что ты мне скажешь.

Ингрид. Хорошо, Schatzie. Я уже слышала такое и прежде.

Андерсон. Знаю, знаю. Но для этого дела мне нужны деньги. Наличными. Чтобы платить людям и кое-что спланировать. Понимаешь?

Ингрид. Понимаю. Хочешь одолжить у меня?

Андерсон. Нет, не хочу.

Ингрид. Значит, те, у кого ты будешь одолживать, те, кто будет тебе помогать, хотят кое-что взамен от тебя, не так ли?

Андерсон. От твоей сообразительности просто жуть берет…

Ингрид. Ничего удивительного, если принять во внимание мое прошлое…. Что же они хотят?

Андерсон. У меня есть команда. Пять человек, Но люди с деньгами хотят добавить одного человека от себя. Ладно. Это можно понять. Я ведь работаю сам по себе. А с такими, как я, они всегда поступают так. За разрешение работать на их территории они вводят своего человека, чтобы удостовериться, что я их не надую — в смысле того, какой соберу урожай. Понимаешь, о чем я?

Ингрид. Конечно. Дальше.

Андерсон. Они хотят ввести ко мне в команду человека из Детройта. Я его никогда не встречал. И никогда о нем не слыхал. Они сказали, что он будет выполнять мои приказания. Я буду главный.

Ингрид. Ну и что?

Андерсон. Они хотят, чтобы я убрал его Это их цена. После того, как дело будет сделано, я должен его спалить. Зачем, они не говорят. Это не мое дело. Но такова их цена.

Ингрид. А-а…

(Пауза в 1 минуту 12 секунд.)

Ингрид. Они знают тебя. Знают как облупленного. Они уверены, что если ты согласишься, то выполнишь обещание. Не из страха перед тем, что они с тобой могут сделать, если ты их надуешь, но потому, что ты Джон Андерсон и слов на ветер не бросаешь. Верно я говорю?

Андерсон. Я не знаю, что у них на уме.

Ингрид. Ты попросил у меня совета. Я пытаюсь тебе его дать. Если ты скажешь да, то убьешь этого человека. Скажи мне, Schatzie, если ты откажешься, ты навлечешь на себя большие неприятности, да?

Андерсон. Вряд ли такие уж большие. Убить они меня не убьют. Это исключено. Меня им убивать не за что. Но я не смогу больше здесь работать. Они мне не позволят. Не то чтобы я вообще не смог ничего сделать, но это будет работа по мелочам. Мне придется вернуться домой. Здесь для меня все будет закрыто.

Ингрид. Домой? Куда?

Андерсон. На юг. В Кентукки.

Ингрид. А что ты там будешь делать?

Андерсон. Приоткрой халат.

Ингрид. Так?

Андерсон. Так… Дай посмотреть на тебя, пока мы говорим. Господи, мне надо выговориться.

Ингрид. Так лучше?

Андерсон. Да, лучше. Не знаю, чем я там буду заниматься. Возить самогон. Брать бензоколонки. Изредка банк. Если найду хороших ребят.

Ингрид. Это все, что ты умеешь?

Андерсон. Это все, что я умею. Ты думаешь, я могу стать оператором компьютера или страховым агентом?

Ингрид. Не сердись на меня.

Андерсон. Я не сержусь. Я сказал, что мне нужен твой совет. Я Совсем запутался.

Ингрид. Однажды ты убил человека.

Андерсон. Да, но я не мог иначе. Он оскорбил меня, понимаешь?

Ингрид. А теперь, значит, производственная необходимость? Это совсем другое дело, да?

Андерсон. Черт бы побрал вас, иностранцев. Ты действительно не видишь разницы?

Ингрид. Не вижу.

Андерсон. Тот парень, которого я пришил, — он вывел меня из себя. Мы повздорили. Мне пришлось убить его, иначе я просто не смог бы жить дальше. Я был вынужден его убить. Другого пути не было.

Ингрид. Странные вы люди, американцы. Вы убиваете человека, пришиваете, вы можете спалить его или оформить. Но никогда не скажете, что убили его. Почему это?

Андерсон. Ты права… Странно. Не могу понять, в чем тут дело. Люди, о которых я рассказывал, хотят, чтобы я пошел на мокрое дело. Я спрашиваю: «Хотите, чтобы я убил его?» По тому, как тот человек взглянул на меня, как долго молчал, прежде чем ответить, я понял, что слово «убить» ему не по вкусу. Там, на юге, я работал на одного бутлегера. Со мной работал негр-старик. Он умел неплохо сказать. Он говорил, что все мы помрем, все до одного, но этого-то люди и боятся пуще всего и потому из кожи вон лезут, чтобы не называть вещи своими именами. Проповедники талдычат, что однажды мы воскреснем. Мы хватаемся за их слова, платим им деньги, хотя в глубине души знаем: это вранье. Католики, баптисты, евреи — все прекрасно знают, что никто и никогда не воскреснет к новой жизни. Раз уж ты умер — все. Тебе крышка. Кранты! Это внушал мне старый негр, и он был прав. В каждом из нас — во мне, в тебе, в остальных — сидит страх смерти! Мы боимся даже о ней подумать. Вот ты сидишь напротив меня почти нагишом — думаешь, так будет вечно? Детка, мы все уйдем, раз и навсегда. Почему, по-твоему, я прихожу сюда и начинаю хватать тебя за все места? Да потому, что ты умеешь отправить меня в путешествие, из которого, я знаю, что вернусь назад. Получается — почему, не спрашивай, не умею объяснить — что если знать, что вернешься назад из этого путешествия, то и тот, главный уход окажется не таким, страшным. Начинаешь думать: а может, и тогда удастся вернуться. Так это или не так, не знаю. Знаю другое: мне нужно позарез хоть иногда сбегать из этой жизни. И не только чтобы хоть на время забыть о том дерьме, которое я глотаю каждый день. Я сбегаю еще и потому, что это подготовка к настоящему уходу. Ты меня понимаешь? А эта несчастная толстая богатая стерва из Восточного Манхэттена, которая получает от меня ремнем по заднице, ей ведь это, выходит, тоже, наверное, необходимо. Может, это способ забыть о том, как мерзко все вокруг. Но, может, это нужно для меня, чтобы внушить себе: когда мы вот так ненадолго умираем, мы учимся встретить лицом к лицу настоящую смерть. Может, это надежда — вдруг нам удастся вернуться назад и с того света?! Смешно, правда? Тебе смешно, детка?

Ингрид. Ужасно смешно. Обхохочешься.

Андерсон. Я пришел сюда не за советом. Я пришел поделиться с тобой своими планами. Я пришью этого Парелли. Понятия не имею, кто он такой и почему его решили убить. Но ему каюк! И не важно, сделаю ли это я или удар молнии, помрет ли он завтра или через двадцать лет. Я убью его, потому что, может, это принесет мне несколько спокойных лет жизни. А сейчас я прямо-таки одурел от крови и вида твоих женских прелестей. Я прямо-таки не дождусь того мига, когда пришью этого самого Парелли. А пока я отправлю в путешествие тебя. Ну как, не хочешь отправиться на такую прогулку — впервые в жизни, а?

Ингрид. Как же ты собираешься это сделать?

Андерсон. Пока не знаю как, но я своего добьюсь. У тебя тут уйма всякой всячины для твоих клиентов — разве не так? Хлысты, цепи, перья… Если потребуется, воспользуемся этим барахлом. Но я это сделаю, Ингрид, я помогу тебе сбежать. Клянусь…

Ингрид. Клянешься?

37

Ксерокопия телетайпной ленты от 6 июня 1968 года.

TT-68-7946-FR-NYPD-PC. ПОЛИЦ. УПР. Н/Й — ВСЕМ ЗАМ. НАЧ. УПР…, ИНС., НАЧ. ПОЛИЦ. УЧ-KOB, КАПИТ. ЛЕЙТ. СЕРЖ. ДЛЯ ВСЕОБЩ. СВЕД… ПОВТ. ДЛЯ ВСЕОБЩ. СВЕД. С СЕГОДН. ЧИСЛ. НАЧ. ФУНКЦ. НОВЫЙ ЦСП (ЦЕНТР СВЯЗИ ПОЛИЦИИ) ТЕЛЕФ. 911. ПРЕЖНИЙ ТЕДЕФ. 440-1234 АННУЛИР. ИНФ. ПО-СТУП. ПО ТЕЛЕФ. 911 ПЕРЕДАЕТСЯ В ПШИЦ. УЧ-КИ ПО ТЕЛЕФ. ИЛИ Т/ТАЙПУ.

38

Кассета NYSITB-FD-15-7-68-437-66. 15 июля 1968 года, 12.45.

Симонс. Привет, Граф… Закрой быстро дверь. Не будем мешать кондиционеру работать. Рад тебя снова видеть.

Андерсон. Здравствуйте, мистер Симонс. Как дела?

Симонс. Потихоньку, Граф. Потихоньку. Что-нибудь выпьешь, Граф?

Андерсон. Не сейчас, мистер Симонс.

Симонс. Если ты не возражаешь, я тогда один… Через полчаса у меня деловой обед, а мартини улучшает аппетит.

Андерсон. Давайте, давайте…

Симонс. Ну и что ты решил, Граф?

Андерсон. Согласен.

Симонс. Ты понимаешь, что должен сделать с этим человеком из Детройта?

Андерсон. Да, я понимаю.

Симонс. Отлично. Ну а теперь к делу. Этот человек из Детройта — за него отвечаем мы. То есть деньги, причитающиеся ему или его наследникам, будут выплачены нами и не входят в соглашение, которое мы с тобой в ближайшее время заключим. Это ясно?

Андерсон. Вполне.

Симонс. Отлично. Все расходы, в том числе и авансы, будут вычтены из общей суммы. Если условия тебя устраивают, я готов передать тебе дополнительные две тысячи долларов, которые ты просил. По одобрении плана операции мы передадим тебе сумму, достаточную для того, чтобы заплатить участникам половину из гонорара, каковая, насколько я понимаю, оценивается тобой в четыре-пять тысяч долларов. Правильно?

Андерсон. Да. Это половина их гонорара.

Симонс. Теперь так… Когда будет установлен окончательный доход, все эти суммы — авансы, расходы и так далее — будут вычтены из общей суммы, так?

Андерсон. Это относится и ко второй половине, которую я должен заплатить моим людям, еще четыре-пять тысяч?

Симонс. Да. Все эти расходы будут вычтены. Других расходов, кроме тех, что ты назвал, не предвидится. По крайней мере, они если и будут, то настолько незначительными, что ими можно пренебречь в наших подсчетах. Теперь основной доход. Мы предлагаем поделить его поровну.

Андерсон. Я исходил из пропорции семьдесят на тридцать…

Симонс. Я знаю, Граф. Но, учитывая, что улов может оказаться меньше, гораздо меньше твоего оптимистического прогноза, мы считали бы соотношение пятьдесят на пятьдесят более справедливым. Особенно учитывая средства, которые мы тебе авансировали.

Андерсон. Так не пойдет. Особенно если учесть, что именно я для вас делаю. Я не согласен.

Симонс. Граф, мы могли бы сидеть и спорить часами, но я знаю, что тебе этого не хочется так же, как и мне. Мне поручено предложить тебе вариант пятьдесят на пятьдесят, потому что это нам представляется самым разумным подходом, принимая во внимание риск, с которым это сопряжено, и суммы, уже тобой от нас полученные. Но если честно, то учти, что мистер Анджело — Крошка Пат — подозревал, что тебе это не понравится. В таком случае мне поручено предложить тебе другой вариант: шестьдесят на сорок. Если и это тебя не устраивает, тогда тебе придется договариваться с мистером Ди Медико или самим мистером Анджело.

(Пауза в 18 секунд.)

Андерсон. Мне шестьдесят, вам сорок?

Симонс. Именно.

Андерсон. И за это я должен отвечать головой, идя на мокрое дело?

Симонс. Граф, Граф… Не буду ничего советовать, мой мальчик, решать надо тебе, и ты знаешь все нюансы задуманного тобой дела куда лучше, чем я. Я могу только предложить тебе вариант шестьдесят на сорок. Это моя работа, и я выполняю ее. Не сердись на меня.

Андерсон. Я не сержусь на вас, мистер Симонс. И на мистера Ди Медико с, мистером Анджело тоже. У вас свои дела, а у меня свои. И, как я полагаю, все вы подчиняетесь вашему начальству.

Симонс. Так оно и есть, Граф, так оно и есть.

(Пауза в 4 секунды.)

Андерсон. Ладно. Пусть будет шестьдесят…

Симонс. Превосходно. Уверен, что тебе не придется жалеть. Вот две тысячи. Мелкими купюрами. Немечеными. Мы договоримся, чтобы Парелли приехал из Детройта. Когда он появится, мы тебе сообщим, чтобы ты с ним мог обо всем договориться. Нам понравилась твоя идея устроить налет в канун Дня труда. А пока мы постараемся раздобыть для тебя расписание патрулей Двести пятьдесят первого участка и патрульных машин в квадрате Г. Когда обдумаешь план окончательно, дай мне знать, я свяжу тебя с мистером Анджело. Встреться с ним до того, как станешь договариваться со своей командой. Нет смысла посвящать их во все это, пока план не одобрен нами. Согласен?

Андерсон. Да.

Симонс. Теперь все понятно? В смысле денег, участников и всего остального? Если у тебя есть вопросы, самое время их задать.

(Пауза в 6 секунд.)

Андерсон. Этот Парелли — что он натворил?

Симонс. Я не знаю — и знать не хочу. И тебе того же советую. Ну а теперь, чего хочешь выпить?

Андерсон. Бренди.

Симонс. Превосходно, превосходно…

39

Ксерокопия письма от 16 июля 1968 года, отправитель: фирма «Юнайтед электронике ките», Мичиганский бульвар, 65378, Чикаго, Иллинойс.

Адресат: Мистер Джеральд Бингем-младший, Вост. 73-я ул., кв. 5-а, Нью-Йорк.

Уважаемый г-н Бингем!

В ответ на Ваше письмо от 5 июля с. г. сообщаем, что Ваше предложение показалось нам заслуживающим внимания. В соответствии с ним мы решили переоборудовать усилитель 57-68А таким образом, чтобы задняя крышка крепилась на винтах, а не была припаяна (как прежде). Мы совершенно согласны с Вами, что это пойдет на пользу модели.

Мы хотели бы поблагодарить Вас за выказанный интерес к нашей продукции и выразить сожаление, что наши инженеры не обратили внимания на указанный Вами недостаток конструкции усилителя и выпустили его в массовое производство. То, что Вам всего лишь пятнадцать лет, тем более не может служить для нас утешением.

Так или иначе, желая выразить нашу благодарность в более конкретной форме, мы высылаем Вам в подарок набор деталей для трехскоростного стереомагнитофона «Делюкс-32-16895». Еще раз спасибо за Ваш любезный интерес к нашей продукции.

Искренне Ваш

Дэвид К. Дэвидсон, директор отдела связей с общественностью

40

Кассета FBN-DA-I1036, вторник 16 июля 1968 г., 14.36.

Телефонистка. У меня междугородный разговор. Мистер Доминик Анджело из города Дил, Нью-Джерси, хочет поговорить с мистером Никола Д’Агостино. Номер 311-158-8973.

Телефонистка. Минуточку.

(Пауза в 14 секунд.)

Телефонистка. Это телефон 311-158-8973?

Мужской голос. Да.

Телефонистка. Междугородная. Мистер Доминик Анджело из Дила, штат Нью-Джерси, хочет поговорить с мистером Никола Д’Агостино.

Мужской голос. Минуточку.

Телефонистка. Спасибо. Вы слушаете, Нью-Джерси?

Телефонистка. Да.

Телефонистка. Прекрасно. Они ищут мистера Д’Агостино.

(Пауза в 11 секунд.)

Д’Агостино. Алло!

Телефонистка. Мистер Никола Д’Агостино?

Д’Агостино. Да.

Телефонистка. Одну минуту, сэр. Звонят из Дила, Нью-Джерси. Говорите, Нью-Джерси. Мистер Д’Агостино слушает.

Анджело. Алло! Тост?

Д’Агостино. Папа, это ты? Рад слышать твой голос. Как поживаешь, Папа!

Анджело. Потихоньку. Потихоньку. Как во Флориде?

Д’Агостино. Отлично, Папа. Великолепно. Тебе бы надо переехать туда. Проживешь еще сто лет.

Анджело. Боже сохрани! Как семья?

Д’Агостино. Лучше не бывает, Папа. Анжелика спрашивала о тебе. Я сказал, ты нас всех переживешь.

Анджело. Как дети?

Д’Агостино. Отлично, Папа, отлично. Все здоровы. Тони вчера свалился с велосипеда, сломал зуб — но это ерунда.

Анджело. Боже! Тебе не нужен зубной врач? Я скажу, чтобы мой прилетел…

Д’Агостино. Нет, нет, Папа, это молочный зуб. У нас хороший зубной врач. Он сказал, что это чепуха. Не волнуйся.

Анджело. Хорошо. Если будут проблемы, дай знать.

Д’Агостино. Обязательно, Папа. Непременно. Спасибо. Имей в виду, мы с Анжеликой ценим твою доброту!

Анджело. Ты помнишь, Тост, когда ты у меня был, мы говорили о твоей проблеме?

Д’Агостино. Да, Папа, помню.

Анджело. Кажется, мы можем тебе помочь.

Д’Агостино. Папа, я этого не забуду, честное слово.

Анджело. Мы решим ее раз и навсегда, понимаешь, Тост?

Д’Агостино. Понимаю, Пала.

Анджело. Ты хочешь этого?

Д’Агостино. Хочу.

Анджело. Отлично. Все будет нормально. Пришли его ко мне как можно скорее. В течение недели. Это возможно?

Д’Агостино. Конечно.

Анджело. Скажи ему только одно: дело наклевывается крупное. Понимаешь?

Д’Агостино. Понимаю. К пятнице он будет.

Анджело. Отлично. Передай привет Анжелике. А также тетушке и Нику. Скажи Тони, что я пришлю ему новый велосипед. С него он уже не упадет и зуб не сломает.

Д’Агостино (смеется). Папа, ты чудо. Я обожаю тебя. Мы все тебя обожаем.

Анджело. Будьте здоровы.

Д’Агостино. И ты тоже, Папа. Будь здоров вечно!

41

Стенограмма кассеты POM-20-7-68-EVERLEIGH. Запись начата в 13.14 20 июля 1968 года и окончена в 14.06 21 июля. Запись произведена в квартире З-б дома 535 по Восточной 73-й улице. Стенограмма подверглась сильной редактуре: убраны разговоры на посторонние темы, имена людей, не причастных к описываемым событиям, а также сведения, известные читателям из иных источников. Предполагается, что в течение всего этого периода (более суток) миссис Агнес Эверли и Джон Андерсон не покидали квартиры З-б.

Фрагмент I

Андерсон …не могу. То был мой последний свободный уик-энд.

Миссис Эверли. Но ты можешь сказать, что заболел. Речь ведь идет не о всем уик-энде, а об одной сегодняшней ночи. У тебя есть право на больничный?

Андерсон. Да, десять дней в году.

Миссис Эверли. Ты уже ими пользовался?

Андерсон. Там, в типографии, ни разу.

Миссис Эверли. Ну вот и скажись сегодня больным. Я дам тебе пятьдесят долларов.

Андерсон. Ладно.

Миссис Эверли. Ты впервые берешь у меня деньги.

Андерсон. Какие же чувства это вызывает в тебе?

Миссис Эверли. Ты же знаешь…

Андерсон. Да. Давай. Тащи доллары. А я позвоню им и скажу, что заболел.

Миссис Эверли. Ты останешься со мной? На всю ночь?

Андерсон. Да.

Фрагмент II

Миссис Эверли. Я обожаю тебя таким — когда ты спокоен, мил и хорошо ко мне относишься.

Андерсон. Я хорошо к тебе отношусь?

Миссис Эверли. Пока. Пока ты ведешь себя как джентльмен.

Андерсон. А сейчас?

Миссис Эверли. Ну зачем? Тебе обязательно надо это делать?

Андерсон. Обязательно. Если я хочу честно заработать свои пятьдесят долларов.

Миссис Эверли. Какая наглость!

Андерсон. Честность!

Фрагмент III

Миссис Эверли …по крайней мере на сорок процентов. Как тебе это нравится?

Андерсон. Неужели они могут это сделать?

Миссис Эверли. Какой ты глупый! Конечно, могут. Это же кооператив. Я не состою его членом. Когда мой муж съехал, наши адвокаты встретились и договорились, что я плачу за квартиру, а муж выплачивает ссуду. Квартира на его имя. А теперь они хотят увеличить квартплату, по крайней мере на сорок процентов.

Андерсон. Что ты собираешься делать?

Миссис Эверли. Пока не решила. Если бы я нашла что-то лучше, то выехала бы завтра же. Но попробуй найди квартиру в Восточном Манхэттене. В этих новых домах дерут по сто восемьдесят пять долларов за комнату. Пожалуй, я останусь здесь и буду платить, сколько они скажут. Иди сюда.

Андерсон. Я уже сыт.

Миссис Эверли. Ничего подобного.

Фрагмент IV

Миссис Эверли. Все зависит от того, что ты хочешь. У Феррачи жареные цыплята или ребрышки. Это деликатес. Если мы будем готовить сами, то лучше заказать все у братьев Эрнесто. Можем взять курицу или бифштекс и пожарить на сковородке или на гриле. Выбирай.

Андерсон. Давай возьмем курицу — побольше. Фунта на три, если у них есть такая. И поджарим. А к ней жареный картофель и какую-нибудь зелень.

Миссис Эверли. Какую именно?

Андерсон. Капусту. У них есть листовая?

Миссис Эверли. А что это такое?

Андерсон. Ладно, не надо. Возьмем просто большую курицу и много холодного пива. Как тебе это?

Миссис Эверли. Отлично.

Андерсон. Заказывай. Плачу я. Вот пятьдесят долларов.

Миссис Эверли. Какой сукин сын!

Фрагмент V

Андерсон. Что ты собираешься делать в Риме?

Миссис Эверли. Как обычно… Посмотрю на новые осенние коллекции… Похожу по магазинам… кое-что куплю. Обычная тягомотина.

Андерсон. Я тебе говорил, что люблю путешествовать? Главное, чтобы были деньги. Как у тех, кто живет в вашем доме. Ты поедешь в Рим. Твои соседи небось отправятся в Нью-Джерси, полежать на пляже. Готов поспорить, что в День труда они все разъедутся — кто в Рим, кто в Нью-Джерси, кто во Флориду, кто во Францию…

Миссис Эверли. Конечно. Шелдоны, например, — они из квартиры 4-а, — уже перебрались в Монток. Соседи снизу — юрист и его жена — поедут в Ист-Хемптон. Те, что наверху, в квартире 5–6, Лонжин и та стерва, что с ним живет, — они ведь не женаты — обязательно поедут куда-нибудь в гости. Так что дом будет стоять полупустой. Этот мотылек из квартиры 2-а тоже куда-нибудь упорхнет. А ты чем намерен заняться?

Андерсон. Буду работать. Когда приходится работать вечерами по праздникам, платят в три раза больше. Если я повкалываю в День труда, то заработаю кучу денег.

Миссис Эверли. Обо мне будешь вспоминать?

Андерсон. Конечно. Вон еще ножка. Будешь?

Миссис Эверли. Нет, милый, доедай сам.

Андерсон. Ладно. Я люблю ножки, крылышки, гузку. Гораздо больше, чем грудку. Темное мясо ароматнее.

Миссис Эверли. Тебе вообще не нравится белое мясо? Не будешь?

Андерсон. Не сейчас. Может, позже.

Фрагмент VI. 21 июля, 6.14.

Андерсон (стонет). Мама… Мама…

Миссис Эверли. Граф, что ты, Граф?

Андерсон. Мама!

Миссис Эверли. Тихо… тихо… тебе приснился плохой сон… Я здесь, Граф.

Андерсон. Мама… мама…

Фрагмент VII. 21 июля, 8.56.

Андерсон. Тьфу, черт!.. Сигареты нет?

Миссис Эверли. Вот.

Андерсон. С фильтром? Боже! Тут рядом что-нибудь открыто?

Миссис Эверли. У братьев Эрнесто. Что тебе нужно?

Андерсон. Во-первых, сигареты. Ты говоришь, по воскресеньям там открыто?

Миссис Эверли. Да.

Андерсон. И по праздникам?

Миссис Эверли. Они работают каждый божий день, все двадцать четыре часа. И очень этим гордятся. Хотя и не пишут об этом в витрине. Но беременная женщина всегда может купить что-нибудь маринованное у братьев Эрнесто в три утра. Так они борются за существование. Они не в силах конкурировать с такими супермаркетами, как «Ламбретта» на Первой авеню. Вот им и приходится работать круглосуточно.

Андерсон. Боже! Неужели их не грабят?

Миссис Эверли. Бывает. Раза два-три в месяц. Но они все равно открыты круглосуточно. Это окупается. Кроме того, разве не выплачивают страховку в случае ограбления?

Андерсон. Платят, наверное. Я в этом плохо разбираюсь.

Миссис Эверли. Я позвоню им и попрошу прислать сигарет. Сейчас почти девять. Тебе когда нужно уходить?

Андерсон. Часа в два.

Миссис Эверли. Тогда я закажу что-нибудь на завтрак и еще на обед, часов в двенадцать и пообедаем. Например, бифштекс с печеными помидорами. Как тебе?

Андерсон. Нормально.

Миссис Эверли. Ты самый восторженный, самый эмоциональный человек, какого я когда-либо встречала.

Андерсон. Не понял.

Миссис Эверли. Не важно.

42

Фрагмент 101-В документа NYDA-EHM-101A-108B-Y, показания Эрнеста Генриха Манна.

Манн …Значит, двадцать шестое июля. Это, помнится, была пятница. В этот день человек, которого я знаю под именем Джона Андерсона, пришел ко мне и…

Вопрос. Когда именно?

Манн. Примерно в час дня. После ланча. Он пришел в мой магазин и сказал, что хочет со мной поговорить. Мы пошли ко мне в кабинет. Там можно запереться, чтобы никто не мешал. Тогда-то Андерсон и спросил меня, готов ли я выполнить для него работу…

Вопрос. Какую именно?

Манн. Он говорил очень уклончиво. Туманно. Естественно, не без умысла. Но я сразу понял, что речь идет о том самом доме, в котором я уже побывал по его просьбе. Когда оказалось, что Я угадал, я спросил, не удалось ли ему узнать назначение холодной комнаты, обнаруженной мной в подвальном помещении.

Вопрос. Что он на это ответил?

Манн. Сказал, что удалось.

Вопрос. Он объяснил вам ее предназначение?

Манн. Тогда нет. Он сделал это позже. Но двадцать шестого июля он мне ничего на этот счет не сказал, а я не стал настаивать.

Вопрос. Что именно хотел от вас Джон Андерсон, о какой работе шла речь?

Манн. Он, собственно, не говорил о какой-то конкретной работе. Он просто хотел знать, интересует ли это меня в принципе, может ли он на меня рассчитывать. Он сказал, что ему надо, чтобы кто-то перерезал телефонные провода и отключил сигнализацию во всем доме.

Вопрос. Что еще?

Манн. Ну… еще ему нужно было перерезать электрический кабель, что вел к лифту.

Вопрос. Что еще?

Манн. Еще?..

Ведущий допрос. Мистер Манн, вы обещали нам полное содействие. Учитывая ваше обещание, мы согласны предоставить вам все льготы, предусмотренные законом. Хотя, как вы понимаете, мы не в состоянии освободить вас от ответственности полностью…

Манн. Конечно, я все понимаю…

Вопрос. Многое зависит от вас. Что еще попросил вас Андерсон двадцать шестого июля?

Манн. Как я вам уже говорил, он в общем-то ничего не просил. Он обрисовал гипотетическую ситуацию. Он меня прощупывал. Пытался понять, насколько все это может меня заинтересовать.

Вопрос. Да, вы уже это говорили. Итак, ваша задача заключалась в том, чтобы перерезать все телефонные провода, вывести из строя сигнализацию в данном жилом доме, а может быть, и электрокабель, подключенный к лифту?

Манн. Да, это так.

Вопрос. Ясно, мистер Манн. Вы тем самым признались в причинении ущерба частной собственности — это сравнительно незначительное правонарушение. А может быть, еще и во взломе и проникновении…

Манн. Нет, нет, нет! Ничего подобного! Все уже должно быть приготовленным к моему появлению. К взлому я не имел никакого отношения.

Вопрос. Понятно. А какую сумму вам предложили за то, чтобы вы перерезали провода?

Манн. Видите ли… Мы ни о чем определенном не договаривались. Я же сказал, что разговор носил общий характер. Андерсон просто хотел знать в принципе, готов ли я это сделать и сколько мог бы за это взять?

Вопрос. Какую же сумму вы назвали?

Манн. Я назвал пять тысяч долларов.

Вопрос. Пять тысяч долларов? Не кажется ли вам, мистер Манн, что это многовато за то, чтобы перерезать несколько проводов?

Манн. Ну… в общем-то да…

Вопрос. Ну что ж. У нас времени не меньше, чем у вас. Попробуем еще раз. Что еще вас попросили сделать при условии, что вы согласитесь участвовать в этом гипотетическом предприятии?

Манн. Вы должны понять, что все это было очень туманно. Никаких определенных соглашений достигнуто не было.

Вопрос. Да, да, мы это понимаем. Что еще хотел от вас Андерсон?

Манн. Там было несколько дверей, которые нужно было бы открыть. А также, может быть, сейф — обыкновенный или встроенный в стене. Ему нужен был человек, который бы разбирался в подобных вещах.

Вопрос. Естественно. А вы разбираетесь в таких вещах?

Манн. Ну конечно. Я же окончил Штутгартскую техническую школу, был профессором в цюрихской академии механики. Уверяю вас, в своей области я квалифицированный специалист.

Вопрос. Мы знаем об этом, сэр. Теперь давайте проверим, правильно ли мы вас поняли. Двадцать шестого июля примерно в час дня Джон Андерсон пришел в ваш магазин по адресу Авеню Д, 1975, Нью-Йорк, и поинтересовался, не готовы ли вы выполнить определенную работу, если в ней возникнет необходимость. Эта работа могла бы заключаться в следующем: нужно перерезать телефонные провода, отключить сигнализацию в некоем жилом доме (в каком именно, оговорено не было), вывести из строя электрокабель; связанный с лифтом, открыть ряд дверей в доме, взломав их или подобрав ключи к замкам, а также отпереть сейфы различных типов в квартирах. Все верно?

Манн. Вообще-то…

Вопрос. Все это верно?

Манн. Не позволите ли стаканчик воды?

Ведущий допрос. Пожалуйста.

Манн. Спасибо. Пересохло в горле. Много курю. Сигаретки не найдется?

Ведущий допрос. Прошу.

Манн. Еще раз благодарю.

Вопрос. То, что я только что сказал, — соответствует ли это действительности?

Манн. Да, соответствует. Именно этого и хотел от меня Андерсон.

Вопрос. За это вы потребовали пять тысяч долларов?

Манн. Да.

Вопрос. Как отреагировал Андерсон?

Манн. Сказал, что так много заплатить не может, что у него есть бюджет, из которого нельзя выходить. Но он добавил, что если операция состоится, то мы с ним можем прийти к взаимовыгодному соглашению.

Вопрос. Вы употребили выражение «если операция состоится». Позвольте уточнить. У вас создалось впечатление, что в тот день, двадцать шестого июля, не существовало окончательного решения, состоится или нет операция?

Манн. Именно такое впечатление у меня и создалось.

Ведущий допрос. Благодарю вас. На сегодня, пожалуй, хватит, мистер Манн. Я ценю вашу помощь.

Манн. А я ценю вашу доброту, сэр.

Ведущий допрос. Нам еще есть что обсудить по поводу этого дела. Мы вскоре увидимся, мистер Манн.

Манн. К вашим услугам, сэр.

Ведущий допрос. Отлично. Охрана!

43

Ксерокопия письма от 29 июля 1968 года.

Отправитель: Сектор связи с общественностью отдела исследований и развития Национального бюро космических исследований, Вашингтон, округ Колумбия, 20036.

Адресат: мистер Джеральд Бингем-младший, Восточная 73-я ул., д. 535, кв. 5-а, Нью-Йорк.

Дорогой сэр!

В связи с Вашим письмом от 16 мая 1968 года я хочу по поручению директора отдела исследований и развития Национального бюро космических исследований поблагодарить Вас за интерес к нашей деятельности и за Ваше предложение по использованию твердой двуокиси углерода («сухого льда») в качестве аблативного материала для оболочек космических ракет, спутников и управляемых космических кораблей при возвращении их в плотные слои земной атмосферы.

Как Вы несомненно знаете, мистер Бингем, широкомасштабные и дорогостоящие исследования в этой области проводятся давно, и самый широкий спектр материалов — от металлов до керамики — проходил испытания. Материалы, используемые в настоящее время, выдержали проверку в программах «Меркурий», «Джемини» и «Аполлон».

Мне поручено сообщить Вам, что «сухой лед» не в состоянии выдерживать сверхвысокие температуры, возникающие при вхождении ракет и космических кораблей в плотные слои атмосферы.

Вместе с тем Ваше предложение свидетельствует о высоком уровне Вашей эрудиции и научно-технического опыта. Нас особенно заинтересовал тот факт, что Вам всего лишь пятнадцать лет. Как Вам, наверное, известно, Национальное бюро космических исследований установило ряд стипендий и дотаций для студентов колледжей и университетов. В течение ближайших шести месяцев представитель отдела, ведающего стипендиями, лично посетит Вас, дабы установить круг Ваших интересов в этой области.

Пока же мы хотели бы еще раз поблагодарить Вас за проявленный интерес к нашей деятельности и к космической программе нашей страны.

С наилучшими пожеланиями

Сайрус Абернети

44

Приводимая далее запись сделана 13 августа 1968 года в 20.42. Участники встречи Патрик Анджело и Джон Андерсон идентифицированы на основе сопоставления образцов звукозаписи голосов. Встреча имела место в верхнем кабинете Анджело в его доме по Фоксберри-лайн, 10543, в нескольких милях севернее Тинека, Нью-Джерси.

Электронное прослушивание дома Патрика Анджело было установлено Федеральной комиссией по торговле, которая в течение нескольких месяцев вела расследование деятельности Анджело по подозрению в нарушении им Антитрестовского акта Шермана.

В записи обнаружен ряд пауз, которые эксперты не в состоянии объяснить. Поскольку магнитофон, как показала проверка, был в полном порядке, специалисты полагают, что все дело в микрофоне-передатчике SC-7 МК ПМ-Т, относительно новой модели, дававшем перебои в работе из-за погодных условий. Незадолго до означенной встречи прошел сильный ливень, небо было покрыто тучами, влажность была высокой.

Анджело …коньячку?

Андерсон. Да, я, собственно, это и пью — коньяк, бренди.

Анджело. Тогда тебе понравится эта марка. Этот коньяк ввозится в малых количествах — может, тысячу ящиков в год. Из них я покупаю двести. Я и сам много пью, и на подарки идет немало. Тут один торговец в Тинекс для меня заказывает. Примерно двадцать долларов бутылка. Прошу. Хочешь запить?

Андерсон. Нет, так хорошо.

(Пауза в 4 секунды.)

Андерсон. Просто потрясающе. Даже не знаю, пить это или вдыхать. Первый класс!

Анджело. Рад, что тебе понравилось. И по утрам голова легкая… Я и Папу снабжаю. Он выпивает бутылку в месяц. По маленькой рюмочке на сон грядущий.

Андерсон. Это лучше, чем снотворное.

Анджело. Это уж точно. Парелли видел?

Андерсон. Да.

Анджело. Как он тебе?

Андерсон. Я с ним не сказал и двух слов. Я и видел-то его мельком. Мы были в парной того самого клуба здоровья, что Док держит на Западной Сорок второй.

Анджело. Знаю, знаю. Так все-таки как он тебе?

Андерсон. Сила есть. С мозгами хуже.

Анджело. Это верно. Ты прав. С мозгами у него не очень.

Андерсон. Я сразу это понял.

Анджело. Слушай, Граф, ты оказываешь нам услугу. Я хочу отплатить тем же. Этот парень с приветом. Ты меня понимаешь? Ему нравится стрелять, ранить, причинять боль. Он носит огромный армейский пистолет. Весит, наверное, фунтов десять, а?

Андерсон. Десять не десять, но тяжелый.

Анджело. Да, и может наделать дел. Он это обожает. Ты, наверное, встречал таких. Так уж они устроены.

Андерсон. Да.

Анджело. Не поворачивайся к нему спиной. Ты меня понимаешь?

Андерсон. Знаю. Спасибо.

Анджело. Хорошо. Что там у тебя такое?

Андерсон. Отчет. Написан от руки. В одном экземпляре. Здесь сказано, как мы будем действовать. Это, конечно, не окончательно, но надо с чего-то начать. Там есть кое-что новое, то, что я выяснил после нашей последней встречи. Мои люди не сидели сложа руки. Я понимаю, что в плане будут изменения. Что-то, например, захотите изменить вы, что-то мы — до самого последнего момента могут быть разные поправки, но в целом, мне кажется, план хороший.

Анджело. Доктор передал тебе расписание патрулей?

Андерсон. Да. Я попросил братьев Бродски проверить, как работают пешие патрули. Все совпало. Тут об этом тоже сказано. Будете читать сейчас или я оставлю отчет у вас, а потом загляну забрать его через день-другой?

Анджело. Я прочитаю сейчас. Времени у нас в обрез. Меньше трех недель.

Андерсон. Да.

Анджело. Я буду читать, а ты наливай себе коньяку. У тебя четкий, ясный почерк.

Андерсон. Спасибо, хотя и пишу с ошибками.

Анджело. Не беда.

(Пауза в 7 минут 23 секунды, потом звук открываемой двери.)

Миссис Анджело. Пат? О, прости! Ты занят?

Анджело. Ничего, ничего, Мария. Входи. Дорогая, это мой коллега Джон Андерсон, Граф, это моя жена.

Андерсон. Рад познакомиться, мэм.

Миссис Анджело. Муж вас совсем не угощает. Вижу, вы тут немного выпиваете. А как насчет поесть? Вы не голодны? У нас есть холодная курица. Может, сделать сандвич?

Андерсон. Благодарю вас, мэм, но я в полном порядке.

Миссис Анджело. Может быть, печенья? У нас есть очень вкусное печенье.

Андерсон. Большое спасибо, мэм, вы очень добры, но мне хватает коньяка.

Миссис Анджело. Пат, Стелла уже легла, ты не хочешь сказать ей спокойной ночи?

Анджело. Конечно, конечно. Граф, извини меня, я быстро.

Андерсон. Разумеется, мистер Анджело.

Анджело. А на обратном пути я захвачу сливочное печенье. Жена сама его делает. Такого в магазине не купишь.

(Пауза в 4 минуты 13 секунд.)

Анджело. Прошу, угощайся. Так и тает во рту. Ты только погляди на мой живот. Все от этого печенья!

Андерсон. Спасибо.

Анджело. Так, минуточку… Где я остановился? Вот здесь. У тебя хорошие манеры, Граф. Мне это нравится… А теперь дай-ка я взгляну…

(Пауза в 6 минут 18 секунд.).

Анджело. Ну вот, я все прочитал. В принципе… Господи, бутылка-то пустая. Когда это мы все выпили! Вон отсюда этого покойника! Теперь давай вместе пройдем весь план по пунктам.

(Пауза в 18 минут 9 секунд.)

Анджело …нам. Ты только оцени аромат!

Андерсон. Блеск!

Анджело. Как насчет второй бутылочки? По глазам вижу, ты за. В общем, у нас получается вот что: есть кое-какие расхождения по мелочам, в целом же порядок, так?

Андерсон. Если вам нравится план в целом…

Анджело. План сильный. Значит, с грузовиком мы тебе поможем. Это не проблема. Насчет отвлекающего маневра — тут ты, наверное, прав, — не стоит. Теперь у них завелись отряды особого назначения. Приезжают в автобусе — и бац! Все кончено. Может, мы сами придумываем себе приключения… Я поговорю с Папой.

Андерсон. Но в целом, значит, вы одобряете?

Анджело. Да. Хорошо, что половины жильцов не будет в городе. Сколько у тебя людей?

Андерсон. Пятеро. Я шестой. Парелли седьмой.

Анджело. Господи! Да вас будет больше, чем жильцов.

Андерсон. Очень может быть.

Анджело. Действуй. Завтра же свяжись с Фредом Симонсом и договорись насчет первой половины гонорара твоим ребятам.

Андерсон. Ясно.

Анджело. Собери их на первую встречу. Обсудите, что и как. Парелли надо тоже позвать. Знаешь, как с ним связаться?

Андерсон. Через Симонса или Доктора. Самому не возникать.

Анджело. Верно. Будешь держать с ним связь через Фреда. Мне бы хотелось видеть тебя регулярно раз в неделю до операции. Хотя бы здесь. Как ты на это смотришь?

Андерсон. Я взял машину напрокат. В принципе мне не стоит выезжать из штата Нью-Йорк, но риск вроде бы невелик.

Анджело. Согласен. Хорошо. Деньги получишь от Симонса. Через него же установишь контакт с Парелли и соберешь всех своих людей. Я же начну разбираться с грузовиком. Поговорю с Папой насчет отвлекающего маневра. Дай мне карту — ту, что составили братья Бродски. Ну, за дело!

Андерсон. Да, пора начинать всерьез.

Анджело. Господи, я и сам увлекся твоим планом. Я уверен, что ты сделаешь все как надо.

Андерсон. Мистер Анджело, я живу этим планом уже четыре месяца. Я не могу понять, что может нам помешать.

45

Кассета SEC-16-8-68-IM-II-43AM- 198С.

(Телефонный разговор.)

Андерсон. Ингрид? Привет.

Ингрид. Граф? Это ты? Привет.

Андерсон. Можешь говорить?

Ингрид. Ну да.

Андерсон. Я получил твою открытку.

Ингрид. Я сделала глупость. Повела себя как маленькая. Теперь ты будешь надо мной смеяться.

Андерсон. Что ты задумала?

Ингрид. Завтра суббота, ты работаешь?

Андерсон. Да.

Ингрид. Ты сказал, тебе надо быть там к четырем?

Андерсон. Примерно.

Ингрид. Я бы хотела… я бы хотела… Ты будешь смеяться…

Андерсон. Бога ради, объясни, что все это значит?

Ингрид. Я бы хотела, чтобы мы поехали на пикник.

Андерсон. На пикник?

Ингрид. Да, завтра в Центральном парке. Если, конечно, не будет дождя. Но по радио обещали хорошую погоду. Я возьму холодного цыпленка, картофельный салат, помидоры, персики, виноград… А ты захватишь вина для меня, а для себя бренди. Если захочешь, естественно. Ну что ты на это скажешь?

(Пауза в 5 секунд.)

Ингрид. Граф!.

Андерсон. Хорошо. Неплохая мысль. Пикник так пикник. Выпивку беру на себя. Когда за тобой заехать — часов в одиннадцать?

Ингрид. В одиннадцать? Прекрасно. Побудем в парке, поедим, а потом ты поедешь на работу. Ты знаешь там какое-нибудь приятное местечко?

Андерсон. Знаю вроде бы. У озера, недалеко от Семьдесят второй улицы. Народу немного и добраться нетрудно. Правда, там рядом дорога, машины, но это выше, а к озеру ведет зеленый склон. Много травы. Очень симпатично!

Ингрид. Прекрасно. Если захватишь вино, предварительно его охлади.

Андерсон. Ладно.

Ингрид. И не забудь штопор.

Андерсон. А ты не забудь соль.

Ингрид (смеется). Как здорово! Я сто лет не была на пикнике!

Андерсон. Значит, завтра в одиннадцать!

46

На основе информации, содержавшейся в приведенной выше записи, Комиссия по биржевой деятельности обратилась за содействием к Нью-Йоркскому управлению парков и культурно-зрелищных предприятий. С помощью последнего телескопический микрофон Borkgunst МКІѴ был установлен выше места предполагаемого пикника Джона Андерсона и Ингрид Махт 17 августа 1968 года.

Стенограмма кассеты SEC-17-8-68-146-37А приводится с большими сокращениями — опущены разговоры на посторонние темы, а также данные, являющиеся материалами текущего судебного разбирательства.

Фрагмент I. 17 августа, 11.37.

Андерсон. Это ты здорово придумала. Прекрасная погода. Сухо. И не жарко. Ты только взгляни на небо. Словно кто-то его выстирал и повесил сушиться.

Ингрид. Я помню один такой день. Я была совсем маленькой — восемь-девять лет. Мой дядя взял меня на пикник. Отца уже не было в живых, мать работала, и дядя предложил свозить меня за город на день. Такая же суббота. Солнце. Голубое небо, холодный ветерок. Прекрасные запахи. Он дай мне шнапса, а потом стянул с меня трусики.

Андерсон. Хорош дядюшка!

Ингрид. Ничего особенного. Вдовец. Ему было под пятьдесят. Может, пятьдесят с небольшим. У него были огромные усы, как у кайзера Вильгельма. Помню, как мне было щекотно.

Андерсон. Тебе понравилось?

Ингрид. Мне было совершенно все равно.

Андерсон. Он тебе что-нибудь подарил, чтобы ты помалкивала, да?

Ингрид. Он дал мне денег.

Андерсон. Это была твоя идея?

Ингрид. Моя. Мы с матерью вечно хотели есть.

Андерсон. Смышленый ребенок.

Ингрид. Да, я была смышленой.

Андерсон. Долго это продолжалось?

Ингрид. Несколько лет. Я неплохо заработала.

Андерсон. Еще бы. Мать-то знала?

Ингрид. Может, знала, может, нет. Похоже, знала.

Андерсон. Что случилось?

Ингрид. С дядей?

Андерсон. Да.

Ингрид. Его лягнула лошадь, и он умер.

Андерсон. Смешно.

Ингрид. Да, но мне было все равно. Мне тогда было десять, а может, и одиннадцать. Я знала, как это делается. За ним последовали другие. Ой, Schatzie, вино! Оно нагреется!

Фрагмент II. 17 августа, 12.02.

Андерсон. Что было потом?

Ингрид. Ты не поверишь.

Андерсон. Поверю.

Ингрид. Например, был человек из Баварии. Очень богатый, очень важный. Если я назову его фамилию, ты сразу узнаешь. Раз в месяц, в пятницу вечером, его дворецкий собирал от шести до десяти девочек. Мне было тринадцать. Мы раздевались догола. Дворецкий вставлял нам в волосы перья, надевал пояса из перьев и еще браслеты из перьев на запястья и лодыжки. Этот человек, важный и богатый, входил, садился на стул и начинал играть с собой. Понимаешь? А мы водили вокруг него хороводы. Хлопали руками, как крыльями, квохтали, кудахтали. Как цыплята. А смешной седоусый дворецкий хлопал в ладоши, отбивая такт, и кричал: «Раз, два, раз, два». Мы танцевали, кудахтали, а хозяин смотрел на нас и играл с собой.

Андерсон. Он тебя трогал?

Ингрид. Никогда. Когда он кончал, то вставал и выходил. Мы снимали наши перья и надевали платья. Дворецкий стоял в дверях и давал каждой из нас деньги. Очень неплохие деньги. Через месяц мы приходили опять. Иногда в том же составе, иногда появлялись новенькие. И снова за старое!

Андерсон. Как ты объясняешь его блажь?

Ингрид. Никак. Я уже давно махнула на это рукой. Говорят, люди — это их поступки. Это я понимаю. Но я не принимаю притворства. Человек, который играл с собой, пока я плясала вокруг него голая и в перьях, — по воскресеньям регулярно посещал церковь, давал деньги на благотворительные цели и считался — собственно, считается и сейчас — столпом общества. Его сын тоже занимает важные посты. Сначала меня от этого тошнило…

Андерсон. Перья не нравились?

Ингрид. Не перья, а вся эта грязь. Затем я поняла, как устроен мир. Кто в нем обладает властью. Что могут сделать деньги. Вот я и объявила миру войну. Мою личную войну.

Андерсон. Ты победила?

Ингрид. Побеждаю…

Фрагмент III. 17 августа, 12.04.

Андерсон. Все могло сложиться иначе.

Ингрид. Наверное. Хотя каждый из нас — результат того, что с нами случилось, что сделала из нас жизнь. Мы не в состоянии выбирать самостоятельно. К пятнадцати годам я была законченная блядь. Я воровала, вымогала, несколько раз была страшно избита. У меня был сутенер. Но с другой стороны, я была ребенком. Я не получила образования. Я только пыталась выжить, наесться и выспаться. В те годы мне хотелось так немного. Может быть, поэтому мы с тобой столь simpatico[11]. Ты ведь тоже из бедняков, Schatzie?

Андерсон. Из семьи белых негров.

Ингрид. Понимаю, Schatzie. Я не сожалею. Я делала то, что должна была делать.

Андерсон. Ну да. Но потом ты выросла…

Ингрид. Я быстро училась. Как я уже говорила, я поняла, что такое деньги и что такое власть. Я была готова на все. Это была война — тотальная война. Я научилась давать сдачи. Потом стала бить первой. Это важно. Единственное преступление в мире — быть бедняком. Это единственное настоящее преступление. Если ты не беден, то можешь делать, что угодно.

Фрагмент IV. 17 августа, 12.08.

Андерсон. Иногда ты меня пугаешь.

Ингрид. Почему, Schatzie. Я не желаю тебе зла.

Андерсон. Знаю, знаю. Но ты всегда живешь настоящим. Ты никогда не забываешь о том, что происходит вокруг.

Ингрид. Я перепробовала все — алкоголь, наркотики, секс. Но все без толку. Я не могу избавиться от сиюминутного, я должна жить с этим — и живу. Теперь я веду тихую жизнь. Уютный дом. Я сыта. Вкладываю деньги. Без риска. Мне платят мужчины. Ты понимаешь?

Андерсон. Да.

Ингрид. Я перестала хотеть. Очень важно вовремя перестать хотеть.

Андерсон. Тебе никогда не хочется сбежать? Отправиться в путешествие?

Ингрид. Это было бы неплохо, но я не могу. Не могу и все.

(Пауза в 7 секунд.)

Андерсон. Лихая женщина!

Ингрид. Дело не в поле, Schatzie, дело в профессии. Фрагмент V 17 августа, 14.14.

Ингрид. Хороший денек. Ты пьян?

Андерсон. Немного.

Ингрид. Нам скоро надо идти. Тебе на работу. Андерсон. Да.

Ингрид. Ты спишь?

Андерсон. Так…

Ингрид. Поговорить с тобой… так, как тебе нравится?

Андерсон. Да. А тебе нравится?

Ингрид. Ну конечно.

Фрагмент VI. 17 августа, 15.03.

Ингрид. Прошу тебя, Schatzie, пойдем. Ты опоздаешь.

Андерсон. Угу. Идем. Сейчас я все соберу. Ты допивай вино, а я прикончу бренди.

Ингрид. Отлично.

Андерсон. Я хочу рассказать тебе, чем я занимаюсь. Ингрид. Не надо.

Андерсон. Ты самая хитрая и ловкая женщина из всех, что я когда-нибудь встречал. Я хочу узнать твое мнение…

Ингрид. Нет, не надо. Ничего мне не говори. Я не желаю знать…

Андерсон. Это серьезное дело…

Ингрид. У тебя все всегда серьезно. Что толку говорить тебе: проявляй осторожность. Делай то, что должен! Андерсон. Обратной дороги нет.

Ингрид. Понимаю.

Андерсон. Поцелуй меня.

Ингрид. Сейчас? Ладно. В губы?

47

Кассета BNDT-TH-0018-98G, 19 августы 1968 года, 11.46.

Хаскинс. Ты этого хотел?

Андерсон. Отлично. Просто превосходно, Томми. Это лучше, чем я ожидал.

Хаскинс. Ну хорошо. Когда-нибудь я расскажу тебе, как мне удалось заполучить поэтажные планы.

Андерсон. Хочешь принять участие?

Хаскинс. Принять участие? В самой операции?

Андерсон. Да.

(Пауза 5 секунд.)

Хаскинс. Сколько?

Андерсон. Две штуки.

Хаскинс. Две тысячи? Это не Бог весть как много…

Андерсон. Больше не могу. У меня в команде шесть человек.

Хаскинс. Снэп берешь?

Андерсон. Нет.

Хаскинс. Не знаю… просто не знаю.

Андерсон. Решайся.

Хаскинс. Ты не собираешься… применять силу?

Андерсон. Нет. Половины жильцов не будет.

Хаскинс. Ты не заставишь меня?..

Андерсон. Нет, ты будешь мне советовать. Говорить, что стоит взять, что можно оставить. Картины, ковры, серебро… В этом роде…

(Пауза в 4 секунды.)

Хаскинс. Когда деньги?

Андерсон. Половину вперед, вторую по завершении…

Хаскинс. Никогда в жизни этим не занимался…

Андерсон. Пара пустяков. Не о чем волноваться. Мы не будем торопиться. Весь этот чертов дом будет в нашем распоряжении. На два, на три часа. Сколько потребуется.

Хаскинс. Мы наденем маски?

Андерсон. Так ты согласен?

Хаскинс. Да.

Андерсон. Отлично. Я дам тебе знать на этой же неделе, когда мы собираемся всей командой. Все будет в порядке, Томми.

Хаскинс. Господи Боже…

48

21 августа 1968 года, 12.15. Кассета NYSNB-49-B-767 (продолжение).

Андерсон. Хочешь принять участие?

Джонсон. Дашь денег мешок — я твой корешок.

Андерсон. Две штуки и половину вперед, как?

Джонсон. Ура, ура кричит детвора.

Андерсон. Я дам тебе знать, где и когда. Веди себя прилично две следующие недели. Ты на это способен?

Джонсон. Буду тих, как псих.

Андерсон. Не действуй мне на нервы, Скат, а то мне придется приставить к тебе няньку. Ты ведь меня знаешь!

Джонсон. Ой-ой-ой, белый хозяин, не надо так пугать бедного глупого старого негра…

49

Стенограмма магнитофонной записи NYPD-JDA-154-11, 22 августа 1968 года, 13.36 (телефонный разговор).

Андерсон. Эд?

Бродски. Граф?

Андерсон. Да.

Бродски. Все в порядке? Ты этого хотел?

Андерсон. Спасибо, Эд, все отлично. Карта просто потрясающая.

Бродски. Рад это слышать. Мы порядком с ней попотели.

Андерсон. Я это понял. Мне она очень понравилась. И другим тоже. Все готово. Хочешь принять участие?

Бродски. Я один? Или вместе с Билли?

Андерсон. Вместе с Билли. Две штуки. Независимо от улова. Половина вперед.

Бродски. Согласен, Граф, согласен! Мне так нужны зеленые. Ты даже не представляешь, как они мне нужны! Иначе меня сожрут акулы!

Андерсон. Я позвоню.

Бродски. Огромное тебе спасибо, Граф.

50

Квартира Андерсона. Разговор между Джоном Андерсоном и Винсентом Парелли. Стенограмма кассеты NYPD-JDA-155-23, 23 августа 1968 года.

Парелли. Господи, можно получить инфаркт от этой лестницы. Ты что, действительно живешь в этом гадюшнике?

Андерсон. Живу.

Парелли. И назначаешь здесь встречи?! Неужели нельзя было встретиться в каком-нибудь симпатичном ресторанчике на Таймс-сквер? Или в номере отеля?

Андерсон. Эта квартира не прослушивается.

Парелли. Откуда ты знаешь? Как тут проверить? Может, у одной из крыс на хвосте микрофон? Может, тараканы стучат на тебя в полицию, а?! Клопы-стукачи — неплохо?

Андерсон. Неплохо.

Парелли. Короче, я хочу знать, зачем мне пришлось тащиться сюда. В чем дело?

Андерсон. Так я хочу.

Парелли. Понятно, понятно. Ты босс? Страшное дело. Слушаюсь и повинуюсь. О’кей, босс, что там у тебя такое?

(Пауза в 6 секунд.)

Андерсон. Завтра в восемь тридцать мы впервые собираемся все вместе. Вот адрес. Не потеряй.

Парелли. Завтра? В восемь тридцать? Господи, да завтра же суббота! Кто работает по субботам? Да еще вечером?

Андерсон. Я сказал, мы встречаемся завтра.

Парелли. Без меня, друг! Я не могу. В восемь я трахаюсь. На меня не рассчитывайте.

Андерсон. Ты выходишь из игры?

Парелли. Нет, из игры я не выхожу, но я…

Андерсон. Я так и передам мистеру Анджело, что завтра тебя не будет, потому что какая-то шлюха согласилась прийти к тебе на свидание.

Парелли. Сволочь, гад! Когда дело будет сделано, я тебе устрою свидание.

Андерсон. Хорошо, но ты все-таки приди на свидание с нами завтра.

Парелли. Ладно, ладно, приду…

Андерсон. У меня пять человек плюс мы с тобой. Один гомик, который понимает толк в вещах. Он разбирается в живописи, в драгоценностях, в старинном серебре. Его зовут Хаскинс. Есть и техник, Эрнест Манн. Он перережет провода — телефон, сигнализацию, откроет двери, сейфы — все, что потребуется. Потом еще будет негр, Джонсон. Крутой парень, и к тому же с извилинами. Не хулиган какой-нибудь. Потом братья Бродски, Эд и Билли. Эд мастер на все руки, хороший шофер. Билли умом не вышел, зато силы в нем хоть отбавляй. Нам нужен человек таскать трофеи. Билли будет делать, что ему скажут.

Парелли. Слабонервных среди них нет?

Андерсон. Разве что Томми Хаскинс. Остальные ребята надежные, профессионалы.

Парелли. Я пригляжу за Хаскинсом.

Андерсон. Пригляди, Бокс, но без грубостей. Это вовсе ни к чему. Половины жильцов не будет. Останутся в основном старухи и дети. У нас неплохой план, услышишь его завтра. Все пойдет как по маслу.

Парелли. Я захвачу железку.

Андерсон. На здоровье, только не надо из нее палить. Вот и все.

Парелли. Я слышал, ты работаешь без мокрухи.

Андерсон. Правильно слышал.

Парелли. А я не люблю, когда в кармане ничего нет.

Андерсон. Твое дело, только не надо сразу хвататься за пушку. Нет необходимости.

Парелли. Там видно будет.

Андерсон. И еще одно: никакого рукоприкладства. Понятно?

Парелли. Я буду учтив, босс.

(Пауза в 5 секунд.)

Андерсон. Ты мне не нравишься, носатый. Но делать нечего. Я просил человека, а мне прислали мешок с дерьмом.

Парелли. Падла! Ах ты падла! Я бы мог спалить тебя прямо сейчас.

Андерсон. Давай, носатый. Ты же носишь пушку, а я нет. Спали меня.

Парелли. Вошь поганая. Кусок говна. Клянусь Богом, когда дело будет сделано, я с тобой разберусь. Раз и навсегда. Не торопясь. Ты только дай мне срок, сучонок. Ты у меня помучаешься. Даже сейчас приятно на душе становится. Очень приятно. При мысли, как я тебе кое-что откушу!

Андерсон. Пасть у тебя действительно здоровая. Но только пасть. Значит, завтра собрание, где тебе надо быть — и на других собраниях тоже.

Парелли. Ну а потом, белая шваль с юга, мы с тобой разберемся. Наедине.

Андерсон. Хорошо, носатый. Скольких женщин ты забодал своим носом? Ну а теперь проваливай отсюда. Будешь ловить такси, смотри по сторонам. В нашем районе есть крутые ребята — школьники из начальных классов, — которые могут отобрать у тебя твою пушку.

Парелли. Мать твою…

51

Подъездная аллея к дому Патрика Анджело (Фоксберри-лейн, 10543, Тинек, Нью-Джерси, 25 августа 1968 года, 20.36). В этот день один из личных автомобилей Анджело (всего у него их было три) находился под электронным прослушиванием одного из федеральных агентств США, которое мы не имеем права называть, равно как и подслушивающее средство. Автомобиль — черный «Континентал», номер LPA-46В-8933К. На заднем сиденье машины, припаркованной у входа в дом, — Джон Андерсон и Патрик Анджело.

Анджело. Извини, что я не зову тебя в дом, Граф. Сегодня жена пригласила соседок на бридж. Я решил, что спокойнее будет здесь.

Андерсон. Конечно, мистер Анджело. Все в порядке.

Анджело. Но я захватил бутылку коньяка, который тебе так понравился, и пару бокалов. Мы можем поговорить с комфортом и в машине. Прошу…

Андерсон. Спасибо.

Анджело. За успех!

Андерсон. За удачу!

(Пауза в 4 секунды.)

Анджело. Прекрасно. Словно музыка во рту. Я слышал, Граф, ты немного поприжал нашего мальчика на днях?

Андерсон. Парелли? Поприжал. Он жаловался?

Анджело. Мне сказал об этом Доктор. Ты что — нарочно его подогреваешь?

Андерсон. Отчасти.

Анджело. Ты решил, что он как порох — и мозгов у него маловато, так? Ты так разъярил его, что он и вовсе забыл о том, что у него имеются мозги. А значит, ты вроде бы и впрямь куда главней его, так?

Андерсон. Может, и так.

(Пауза в 7 секунд.)

Анджело. А может, ты сделал это, чтобы его возненавидеть и тем спокойнее убрать?

Андерсон. Какая разница…

Анджело. Никакой, Граф. Абсолютно никакой. Я просто так… болтаю. Значит, вчера вы впервые собирались всей командой?

Андерсон. Точно.

Анджело. Как прошла встреча?

Андерсон. Отлично.

Анджело. Слабые места?

Андерсон. Наш педик. Томми Хаскинс никогда не участвовал в крутых операциях. До этого он все больше по мелочам пробавлялся. Но его задача не из сложных. Я за ним пригляжу. Джонсон — это который негр — и братья Бродски — с ними порядок. Железные ребята. Технарь, Эрнест Манн, он настолько любит деньги, что сделает, как я скажу, без разговоров. Если его сцапают, он, конечно, расколется мгновенно. Им надо только пригрозить отобрать у него сигареты.

Анджело. Но его ведь не должны поймать, верно?

Андерсон. Нет. Теперь Парелли. Глуп, зол и готов убивать. Скверное сочетание.

Анджело. С ним нужно держать ухо востро. Я уже говорил: не поворачивайся к нему спиной.

Андерсон. Я и не собираюсь. Ребята получили аванс.

Анджело. Они знают, кому сколько заплачено?

Андерсон. Нет, я вручил каждому поодиночке заклеенные конверты. Говорил, что ты, мол, получил больше остальных, и советовал помалкивать.

Анджело. Правильно.

Андерсон. Вы узнали насчет отвлекающих маневров?

Анджело. Папа велел забыть об этом. Сказал, чтобы делали все проще. Сложностей и так хватает.

Андерсон. Он прав. Я рад, что он так сказал. Теперь как насчет грузовика?

Анджело. Не сейчас. Обсудим в четверг.

Андерсон. Ладно. Братья Бродски подхватят его, где скажете. Это ведь будет в Нью-Йорке?

Анджело. Да, в Манхэттене.

Андерсон. Отлично. Тогда окончательно рассчитаем время. Куда доставить товар?

Анджело. Это я тоже скажу в четверг. Сколько человек его повезут?

Андерсон. Наверное, я и братья.

Анджело. Хорошо. Так, что же я еще хотел спросить? Да… Тебе нужно оружие?

Андерсон. Я могу и сам достать. Правда, за качество не ручаюсь.

Анджело. Я сам подберу тебе что-нибудь стоящее. Когда твои ребята привезут грузовик, поищи в бардачке или под приборной доской. Будет заряжено. Ну как?

Андерсон. Нормально.

Анджело. Тридцать восьмой калибр устроит?

Андерсон. Устроит.

Анджело. Я за этим прослежу. Так, теперь что у нас — маски. Ты этим займешься — перчатки там и все прочее?

Андерсон. Конечно, мистер Анджело.

Анджело. Отлично. Ну вот, вроде бы и все. Значит, до четверга. Ваша вторая встреча в среду, а последняя в пятницу, так?

Андерсон. Да.

Анджело. Как самочувствие?

Андерсон. Великолепно. Дрожу от нетерпения, но никаких сомнений, колебаний…

Анджело. Граф, помни об одном. Это ведь все равно как на войне. Разведданные и план операций могут быть лучшими в мире. Но бывает, что все идет наперекосяк. Возникают непредвиденные обстоятельства. Кто-то из жильцов может завопить. Кролик вдруг превращается в льва. Нежданно-негаданно является легавый, потому что ему захотелось пописать. Происходят самые безумные вещи, то, что и предположить было нельзя. Ты меня понимаешь?

Андерсон. Да.

Анджело. Так что ты должен проявлять гибкость. План у тебя хороший, но будь готов к импровизации, к тому, что могут быть неожиданности. Не теряйся, если произойдет то, чего ты не предполагал.

Андерсон. Не буду.

Анджело. Я знаю. Ты профессионал. Потому-то мы и дали добро. Мы тебе верим.

Андерсон. Спасибо.

52

Показания Тима О’Лири, данные под присягой, продиктованные и подписанные им самим (проживает по адресу: Халверстон-драйв, 648, Рослин, Нью-Йорк). Стенограмма NYPD-SIS N146-11 от 7 сентября 1968 года.

В ночь с тридцать первого августа сего года на первое сентября, в канун Дня труда, я был на дежурстве в доме 535 по Восточной Семьдесят третьей улице, где я работаю швейцаром, с полуночи до восьми утра. Как обычно, я прибыл на дежурство за десять минут до положенного и затем пошел в подвал. В коридоре, который ведет от квартирки техника в помещения, где расположена бойлерная, есть три шкафчика для одежды. Там я переоделся в форму. Летом это коричневый пиджак, черные брюки, белая рубашка и галстук-бабочка.

Я поднялся наверх, в вестибюль, а Эд спустился вниз, тоже переодеться. Когда он ушел, я взглянул на доску объявлений и увидел, что доктор Рубиков все еще в своей приемной 1–6 и работает. Кроме того, у Эрика Сабайна — 2-а — двое друзей, приехавших на уик-энд, был ведь канун Дня труда. Потом подошел Эд, у него был в сумочке шар для игры в кегли. Он сказал, что идет в кегельбан — успеет еще сыграть партию-другую до закрытия.

Он, значит, ушел, а я вышел на улицу подышать свежим воздухом. Тут я заметил грузовик, который медленно ехал по улице со стороны Ист-энд-авеню. К моему большому удивлению, он медленно свернул на нашу аллею, что ведет к служебному входу. Обогнув дом, он остановился, выключил мотор и фары. Когда он проезжал мимо меня, я заметил, что это что-то вроде мебельного фургона. Я успел прочитать на борту слово «доставка» и решил, что либо это ошибка, либо кто-то из наших жильцов переезжает или просто получает мебель. Это, правда, показалось мне странным — во-первых, почему так поздно, а кроме того, у нас было бы записано на доске, что кто-то из жильцов ждет доставку поздно вечером.

Я подошел к грузовику — он теперь стоял у заднего входа, без света — и спросил: «Какого черта вы делаете на нашей территории?»

Не успел я закрыть рот, как почувствовал: что-то твердое уткнулось мне в затылок. Холодное, металлическое, круглое. Кусок трубы, а может, дуло пистолета или револьвера. Я двадцать лет проработал в полиции и в оружии немножко разбираюсь.

Тут дуло уперлось мне в шею, и, скажу вам, мерзкое это ощущение. Тот, кто приставил железку, сказал спокойным голосом: «Хочешь умереть?»

«Нет, — отвечаю, — не хочу».

«Тогда, — говорит он, — делай, что тебе скажут, и ты не помрешь».

С этими словами он начинает подталкивать меня пистолетом — или тем, что у него было — к служебному входу. Настойчиво так подталкивал, но не больно. Все это время грузовик стоял с потушенными огнями, и вокруг я никого не заметил. Я только слышал голос за спиной и чувствовал, как в шею впивается дуло.

Он подвел меня к стене у самого входа, не отнимая дула от моей шеи. «И не вздумай пикнуть!» — сказал он.

«Хорошо, хорошо, буду молчать», — прошептал я.

«Вот и отлично», — буркнул он, и я услышал, как открылись дверцы машины. Обе дверцы. Потом загремела цепь и упал засов. Я не видел, что там творилось. Я смотрел в стену перед собой и читал «Аве, Мария». Мне показалось, что вокруг были люди, но я не вертел головой ни вправо, ни влево. Потом я услышал, как удаляются шаги. Все затихло. Никто не говорил. Потом я услышал жужжание и понял, что кто-то в вестибюле нажимает кнопку, отпирающую замок служебного входа.

Мне велели войти внутрь — дуло по-прежнему упиралось мне в шею — и лечь там на бетонный пол, что я и сделал, хотя мне очень не хотелось пачкать форменный пиджак и брюки, которые моя жена Грейс только что погладила. Потом мне было сказано скрестить лодыжки и запястья за спиной. Я подчинился, не переставая читать молитву. Только теперь я переключился на «Отче наш…».

Они пользовались широкой клейкой лентой — я услышал характерный звук, когда они стали ее разматывать. Они связали меня по рукам и ногам и заклеили куском ленты рот.

Тогда один из них, по-моему, человек с оружием, обратился ко мне: «Дышать можешь? Если можешь, кивни головой».

Я кивнул головой, благодаря его в душе за такое внимательное отношение.

53

Фрагмент показаний Эрнеста Генриха Манна. Фрагмент NYDA-EHM- 105А.

Манн …значит, что касается ночи тридцать первого августа и утра первого сентября. В условленном месте меня подобрал грузовик, и я…

Ведущий допрос. Прошу прощения. Вы нам, кажется, до этого говорили, что грузовик должен был подобрать вас на юго-восточном углу Лексингтон-авеню и Шестьдесят пятой улицы. Это так?

Манн. Да, это так.

Вопрос. Там вы и присоединились к остальным участникам?

Манн. Да.

Вопрос. Когда это случилось?

Манн. В двадцать три сорок. Как договаривались. Я был на месте вовремя, и грузовик тоже не опоздал.

Вопрос. Не могли бы вы описать нам грузовик?

Манн. Это был средних размеров фургон для мебели. Кроме дверей кабины у него была еще большая двустворчатая дверь сзади, закрепленная засовом с цепью, а также по двери на боковых бортах, в одну из которых я и забрался. Уже сидевшие там помогли мне залезть.

Вопрос. Сколько человек было уже в фургоне?

Манн. Там уже были все — все те, кого я уже вам описал, — я их встречал на наших сборах. Человек, которого я знаю под фамилией Андерсон, а также Эд и Билли сидели в кабине. Остальные находились в фургоне.

Вопрос. Что было написано на фургоне? Вы заметили какие-нибудь слова, цифры?

Манн. Я заметил только слово «доставка». Были там еще какие-то цифры — то ли номер машины, то ли максимальные нагрузки, не знаю.

Вопрос. Вы забрались в фургон, что было дальше?

Манн. Он поехал. Насколько я понял, к нашему дому.

Вопрос. В фургоне вы стояли или сидели?

Манн. Сидели, но не на полу. По одному борту шла длинная скамья. На ней все и сидели. И еще там горел свет.

Вопрос. Что было потом?

Манн. Человек, которого я знаю как Джона Андерсона, раздвинул деревянную перегородку между кабиной и фургоном. Он велел нам надеть маски и перчатки.

Вопрос. Они были заготовлены заранее?

Манн. Да, для каждого пара перчаток и маска и еще две запасных на случай, если чулки, из которых сделаны маски, порвутся при надевании.

Вопрос. Значит, вы их надели?

Манн. Да.

Вопрос. И те, кто сидел в кабине, тоже?

Манн. Этого я не знаю. Андерсон снова задвинул перегородку. Я не видел, что происходило в кабине.

Вопрос. Что потом?

Манн. Какое-то время мы ехали. Затем остановились. Я услышал, как отворилась, а потом захлопнулась дверца кабины. Я решил, что это вышел Андерсон. Как я уже говорил, согласно плану, он должен был находиться на противоположной стороне улицы, когда подъедет грузовик.

Вопрос. Что было потом?

Манн. Фургон ехал дальше. Мы немножко покружили, чтобы дать Андерсону время занять позицию.

Вопрос. Который был час?

Манн. Примерно десять минут первого. Мы резко свернули, преодолели подъем. Я понял, что мы подъезжаем к заднему входу. Потом мотор затих и огни погасли.

Вопрос. В том числе и свет в фургоне, где сидели вы?

Манн. Да, свет был потушен всюду. К тому же мы сидели молча. И совершенно тихо, без шума.

Вопрос. Что случилось потом?

Манн. Я услышал голоса у фургона, на улице, но так невнятно, что слов не разобрал. Затем через минуту-другую Андерсон крикнул: «Порядок!» Тут задняя дверь грузовика распахнулась, и мы вылезли. Вылезли из кабины и Эд с Билли. Мне помог спуститься человек, которого я знал по прозвищу Скат, негр. Он был очень вежлив и предупредителен.

Ведущий допрос. Продолжайте.

Манн. Тот, которого звали Томми, маленький такой, похожий на мальчишку, тут же пошел к парадному входу. Я за ним наблюдал. Он на секунду остановился, огляделся, нет ли вокруг кого, не смотрят ли на него, — он ведь был в маске и перчатках — и затем прошмыгнул в дом. Почти сразу же зажужжал запор на служебной двери, замок открылся, и человек, которого называли Бокс, грубый тип, я его уже описывал, вошел первым, держа руку в кармане. Судя по всему, там у него было оружие. Он прошел прямо в подвал. Я подождал, пока Андерсон не свяжет швейцара и вставит ему в рот кляп, а потом двинулся за Боксом в подвал. Все это было заранее спланировано.

Вопрос. Почему вы ждали, пока свяжут швейцара, а не пошли сразу за Боксом?

Манн. Я точно не знаю, почему я должен был ждать, по так мне было велено. Возможно, для того, чтобы дать Боксу время разобраться с техником-смотрителем. Кроме того, Андерсону нужно было не особенно отстать от меня и проверить, как у меня дела. Так или иначе, когда я стал спускаться в подвал, Андерсон следовал за мной по пятам.

Вопрос. Потом что?

Манн. Мы вошли в подвальное помещение. Из квартирки техника вышел Бокс и двинулся к нам. Он сказал: «Самый настоящий свинарник. Этот болван дрыхнет как убитый. Пахнет там, как на пивзаводе. Он не проснется до понедельника». Андерсон сказал: «Прекрасно!» Потом он обернулся ко мне: «Ну, Профессор!» — и я начал действовать.

Вопрос. В этот момент в подвале горел свет?

Манн. Да, одна тусклая лампочка на потолке. Но этого было мало, поэтому места, где мне приходилось работать, освещались фонариками.

Вопрос. Вы привезли инструменты с собой?

Манн. Да. Мои личные. Тяжелое оборудование, как я уже объяснял — газовый резак, баллоны, — оставалось пока что в фургоне. Затем… затем я начал работать по плану. Андерсон и этот Бокс мне светили. Сначала я перерезал телефонный кабель — дом был лишен телефонной связи. Затем отключил сигнализацию — не резал провода, а шунтировал — я уже все подробно объяснил вашему технику, мистеру Броудеру. Это было нужно для того, чтобы сигнализация не сработала, если вдруг что-то случится с электроснабжением. Затем я вывел из строя питание лифта. Просто повернул рубильник. Отключил сигнализацию в комнате-холодильнике. Потом взломал замок и открыл дверь. В этот момент к нам присоединились Эд и Билли. Андерсон показал на шубы, висевшие по стенам холодильника, и сказал Эду и Билли: «Забирайте все и тащите отсюда. И не забудьте квартиру техника». Я же поднялся наверх к служебному входу и взломал замок двери, соединяющей служебный вход с вестибюлем. Негр Скат и Андерсон направились в вестибюль. Мы с Томми стали ждать. Мимо нас Эд и Билли таскали шубы и бросали их в фургон.

54

Показания, данные под присягой, продиктованные и подписанные доктором Дмитрием Рубиковым, Восточная 73-я ул., д. 535, 1–6, Нью-Йорк. Документ NYPD-SIS N146-8, 6 сентября 1968 года.

Я собирался провести уик-энд в канун Дня труда с женой, дочерью, ее мужем и их ребенком на нашей даче в Ист-Хемптоне. Однако утром в пятницу я понял, что работы так много, что я не могу позволить себе роскошь на четыре-пять дней оставить дела.

Соответственно я отправил вперед семью — они взяли наш большой автомобиль, жена села за руль — и сказал, что сам поеду либо поздно вечером в субботу или рано утром в воскресенье. Так или иначе я обещал позвонить им и точно сообщить о моих планах.

Поскольку моя секретарша собиралась на пять дней в Нассау, я позволил ей уйти в пятницу пораньше. Всю субботу я проработал у себя в консультации один. Я понял, что слишком устал, чтобы выехать вечером. Поэтому я решил поработать допоздна, переночевать дома — я живу на Восточной Семьдесят девятой улице, — а поехать к своим уже с утра в воскресенье. Я позвонил жене и сообщил ей об этом.

В субботу на ленч я съел сандвич. Вечером пообедал во французском ресторане неподалеку. Называется «Ле клер». Съел неплохое отварное филе — может, чуточку пересоленное. Вернулся к себе около девяти, чтобы закончить дела. Обычно, когда я работаю по вечерам, я запираю дверь своей приемной, что выходит в вестибюль, на замок и еще на цепочку. Затем я включил стереофонический проигрыватель. Слушал что-то из фон Вебера.

Примерно в половине первого ночи, а может, и чуть позже, зазвенел звонок. В этот момент я как раз приводил в порядок свой письменный стол и отбирал журналы, которые собирался взять с собой в Ист-Хемптон. Я подошел к двери и посмотрел в глазок. Звонивший стоял сбоку так, что мне было видно лишь одно плечо и часть туловища.

«Я вас слушаю», — сказал я.

«Доктор Рубиков, — произнес звонивший, — я заменяю нашего швейцара. У меня для вас заказное письмо».

Признаться; я повел себя весьма глупо. В оправдание могу сказать следующее. Во-первых, я уже собирался уходить домой и через несколько минут все равно должен был отпереть дверь. Поэтому мне показалось нелепым просить его просунуть письмо в дверную щель. Во-вторых, на праздники и во время отпусков наших швейцаров действительно подменяют другие работники. Поэтому появление незнакомого мне человека в канун Дня труда никак меня не насторожило. Наконец, и то, что у него якобы было для меня заказное письмо, тоже показалось нормальным. Мы, психиатры, получаем от наших пациентов письма, телеграммы и телефонные звонки когда угодно и самого неожиданного содержания.

Так и не заподозрив подвоха, я снял цепочку и отпер дверь.

Она тотчас же распахнулась, и в приемную ворвались двое в масках, сделанных, похоже, из женских чулок. Нижняя часть чулка была отрезана, верхняя надета на голову и завязана на макушке узлом — скорее всего, для того, чтобы маска не сползла или ее не сдернули. Один из вошедших был, как мне кажется, примерно шести футов роста, другой дюйма на три повыше. Мне показалось, что это негр. Но точно сказать было трудно — маски скрывали лица, к тому же оба были в белых нитяных перчатках.

«Секретарша здесь?» — спросил тот, что покороче. Это были его первые слова.

Я привык иметь дело с психически неуравновешенными людьми, поэтому, как мне представляется, проявил в сложившихся обстоятельствах полное спокойствие.

«Нет, — ответил я, — Она взяла отпуск на пять дней. Я один».

«Отлично, — сказал тот, что покороче, — Доктор, мы не собираемся причинять вам никакого вреда. Пожалуйста, лягте на пол, скрестите за спиной руки и лодыжки».

Признаться, я был поражен тем, как он спокойно распоряжался. Я, конечно, сразу понял, что это ограбление. Я решил, что они пришли за моими лекарствами. До этого я уже дважды был жертвой налетов, когда грабителей интересовали только лекарства. Кстати сказать, в моем сейфе весьма ограниченный запас таких средств. Я сделал, как велел этот человек, меня связали по рукам и ногам, а рот заклеили широкой лентой. Между прочим, ее потом было очень больно отдирать, прежде всего из-за моих усов. Человек спросил меня, в состоянии ли я нормально дышать, и я покивал головой. То, как он вел себя, меня очень поразило. Все было сделано в высшей степени профессионально.

55

Кассета NYPD-SIS- 146-83С — допрос Томаса Хаскинса. Стенограмма дается в сокращении — изъяты повторы, а также материалы, имеющие отношение к вопросам, находящимся в стадии расследования.

Фрагмент ІА. Дата — 4 сентября 1968 года.

Ведущий допрос. Мистер Хаскинс, меня зовут Томас К. Броди, я детектив второго класса полицейского управления Нью-Йорка. Мой долг…

Томас. Томас? Меня тоже зовут Томас! Какая прелесть!

Ведущий допрос. Мой долг удостовериться, что вы знакомы с вашими правами и привилегиями, которые предоставлены вам законами Соединенных Штатов Америки. Вы обвиняетесь в деяниях, являющихся уголовно наказуемыми по законам штата Нью-Йорк. Вы…

Хаскинс. Знаю, Томми, все знаю. Насчет адвоката и все такое прочее. Можно опустить формальности…

Ведущий допрос. В данный момент вы имеете право не отвечать ни на какие вопросы представителей правоохранительных органов. Вы можете настаивать на присутствии здесь адвоката, лично вами выбранного. Если вы не имеете собственного адвоката и не в состоянии нанять такового, то судебные органы могут назначить вам того адвоката, кандидатуру которого вы одобрите. Кроме того…

Хаскинс. Хватит, довольно! Я готов говорить! Я хочу говорить! Я знаю свои права лучше вас. Почему бы нам не начать задушевную беседу, вы да я, оба Томми?..

Ведущий допрос. Имейте в виду, что показания, которые вы готовы дать без адвоката, даются вами по доброй воле, без принуждения. Учтите: все, что вы скажете, повторяю, все, даже если это покажется вам чем-то абсолютно невинным, может быть впоследствии использовано в качестве улик, вас изобличающих. Вы отдаете себе в этом отчет?

Хаскинс. Ну конечно!

Ведущий допрос. Вам все ясно?

Хаскинс. Томми, радость моя, конечно, все ясно.

Ведущий допрос. Кроме того…

Хаскинс. Боже мой!

Ведущий допрос. Кроме того, я хочу, чтобы в присутствии сотрудницы полиции Алисы Хилкинс, выступающей в роли свидетеля, вы дали подписку в том, что как обвиняемый на основе ранее упомянутых законов вы полностью сознаете ваши права и привилегии и что ваши показания сделаны с учетом этих прав и привилегий…

Хаскинс. Послушайте, детектив второго класса, я хочу говорить. Я сгораю от желания говорить. Так что разрешите…

Ведущий допрос. Вы подпишете?

Хаскинс. С удовольствием. Давайте чертову бумагу.

(Пауза в 4 секунды.)

Ведущий допрос. Кроме того, есть вторая бумага…

Хаскинс. Томми, Томми, я так больше не могу…

Ведущий допрос. Вторая бумага — письменное подтверждение того, что первое заявление вы подписали добровольно, по собственному желанию, без физического принуждения и обещаний относительно снижения срока наказания за преступление, в котором вы обвиняетесь. Кроме того, вы должны под присягой…

Хаскинс. Томми, почему в наши дни человеку так трудно признаться в совершенном им преступлении?!

(Пауза в 7 минут 13 секунд.)

Хаскинс …Мне запало то, что сказал Граф на нашей последней встрече. Он сказал, что война учит одному: независимо, насколько хорош план, человек не в состоянии учесть все. Он сказал, что могут возникнуть непредвиденные обстоятельства и надо уметь с ними справляться. Граф сказал, что он и другие — он так и сказал «и другие» — постарались исключить много всяких неожиданностей, но все равно может случиться то, что не было учтено. У дома может остановиться патрульная машина. Патрульный может зайти в вестибюль потрепаться со швейцаром. Кто-то из жильцов может оказаться с пушкой. Граф посоветовал быть готовым ко всяким неожиданностям и не впадать от них в панику. Он сказал, что, хотя план хорош, от неожиданностей не застрахован никто.

Когда мы прибыли на место, я вошел в вестибюль и нажал кнопку, отпирающую служебный вход. Кнопка оказалась именно там, где сказал Граф. В вестибюле я глянул на доску, где швейцары вывешивают информацию. Там указывалось, кому и что должны доставить из магазина, кто из жильцов уехал на уик-энд и так далее. Выяснилось, что психиатр все еще работал у себя в приемной 1–6. Кроме того, в квартире 2-а жили двое гостей. Те самые неожиданности, о которых предупреждал Граф! Как только он вошел в вестибюль со служебного хода, я доложил ему об этом. Он похлопал меня по руке. Интересно, что до этого он никогда ко мне не прикасался.

Граф и негритос разобрались с психиатром, и мы стали действовать по плану. Мы знали, что в доме останутся жильцы, не уехавшие на праздники. Решено было не связывать их по отдельности в квартирах — сторожить каждую у нас просто не хватило бы людей, — а согнать их в квартиру 4–6, где жила старуха Хатвей со своей компаньонкой. Старушки были вовсе древние, и Граф сказал, что связывать их или там заклеивать лентой просто опасно. Короче, мы договорились, что соберем их всех в квартире 4–6, хорошенько припугнем и оставим сторожить Бокса или Ската. В конце концов что они могли сделать? Телефоны не работали, да и жильцы не знали, вооружены мы ножами и пистолетами или нет. Собрав их в кучу и приставив к ним одного-единственного человека, мы могли спокойно начать потрошить этот чертов дом.

В общем, план был — одно загляденье!

56

Фрагмент пространного письма Эрнеста Генриха Манна автору (датировано 28 марта 1969 года).

Дорогой сэр!

Хочу поблагодарить Вас за интерес к моему здоровью и душевному состоянию, выраженный в Вашем недавнем послании. Рад сообщить, что, слава Богу, и то и другое в полном порядке. Пища простая, но обильная. Моцион — прогулки на свежем воздухе — удовлетворителен, а работа в библиотеке в высшей степени содержательна. Вам, может быть, интересно узнать, что в последнее время я занялся йогой — я имею в виду комплекс физических упражнений, философия меня не интересует. Но упражнения эти тем более кстати, что не требуют никаких специальных приспособлений, и я могу заниматься ими у себя в камере. Что и говорить, все это вызывает большое удивление моего сокамерника, основное занятие которого читать комиксы о новейших похождениях Космического Человека.

Благодарю Вас за книги и сигареты, которые прибыли в целости и сохранности. Вы спрашиваете насчет нужных мне печатных изданий, которые могли бы прислать, если они отсутствуют в тюремной библиотеке. У меня есть одно пожелание. Несколько месяцев назад я прочитал в «Нью-Йорк таймс», что ученым впервые удалось синтезировать фермент. Эта тема меня очень интересует, и я был бы рад, если бы Вы могли раздобыть для меня экземпляр научной работы, где описывается это открытие. Заранее Вам благодарен.

Теперь к вопросу о личности и чертах характера человека, которого я знаю как Джона Андерсона.

Прежде всего, это очень сложный человек. Как Вы, наверное, понимаете, я неоднократно имел с ним дело и до событий 31 августа — 1 сентября 1968 года. Я всегда считал его человеком высочайшей честности, надежности и отваги. Я без колебаний дал бы ему самые лестные рекомендации, если бы меня об этом попросили.

Хотя этот человек практически не получил никакого образования, он превосходно мыслил, что, согласитесь, бывает нечасто. В наших контактах — личных и деловых — он был настойчив и целеустремлен. Как нередко бывает в таких ситуациях, я его побаивался. Не потому, что он угрожал мне — этого не было и в помине. Но с ним мне было неловко и неуютно. Так чувствуют себя люди заурядные в присутствии тех, кто наделен фантастической энергией и решительностью. Добавлю только, что, общаясь с ним, я постоянно ощущал собственную неполноценность.

Убежден, что, если бы его физические и умственные силы были направлены на что-то более созидательное, он бы, как говорится, далеко пошел. Очень далеко. Разрешите привести только один пример.

После нашего второго сбора — кажется, 28 августа — я провожал его до метро. Сбор прошел отлично. Я поздравил его с тем, как все блестяще спланировано, и выразил предположение, что он, наверное, очень долго вынашивал этот план. Он улыбнулся и сказал примерно вот что: «Да, я жил этим несколько месяцев, думал об этом постоянно, даже во сне. Удивительное занятие — что-то обдумывать. Перед тобой вопрос, который не дает тебе покоя, лишает сна. Он всегда тут как тут. Чтобы не запутаться, надо смотреть в корень. Надо понять, почему для тебя это составляет проблему. Если удастся это сделать — проблема решена уже наполовину. Например, что, по-вашему, было самым сложным в нашем плане?»

Я предположил, что самое сложное — как разобраться со швейцаром, когда мы подъедем на грузовике.

«Нет, — сказал он. — Есть несколько способов вывести его из игры. Для меня самым трудным было понять, как забраться в квартиры, хозяева которых будут в доме во время нашего налета. Они явно запирают двери и на замок, и на цепочку. Кроме того, будет уже ночь, и многие — например, старушенции из квартиры 4–6 и семья из квартиры 5-а, где калека-мальчишка, — могут уже лечь спать. Я просчитал разные варианты. Можно, конечно, попробовать взломать двери. Но это опасно. Хотя телефоны будут выведены из строя, хозяева могут поднять крик и, пока мы до них доберемся, перебудят всю округу. Я мог бы попросить вас тихо поработать отмычкой, но где гарантия, что в этот момент все они будут крепко спать? А что, если они услышат шум и поднимут тревогу? В общем, это был крепкий орешек. Я пытался расколоть его целых три дня. У меня было около десятка решений. Но я их все забраковал — ни одно меня не удовлетворило. Тогда я заглянул в корень. Я задал себе вопрос: а почему эти люди запираются на замки и на цепочки? Ответ простой: потому что боятся таких, как мы. Боятся воров, грабителей, мошенников. Тогда я подумал: если они запираются из боязни, что же может заставить их открыть двери? Я вспомнил свой первый визит — я заметил тогда, что только в дверях врачебных консультаций на первом этаже имелись глазки, в жилых квартирах они отсутствовали. В самом деле, зачем глазки, когда в вестибюле круглые сутки торчит швейцар, а служебный ход на запоре?

Я подумал — если они запираются из страха, то лишь еще больший страх может заставить их открыть двери. Что страшнее грабежа? Ответ один — пожар».

Вот так, мой дорогой сэр, работал человек, известный мне как Джон Андерсон. Он хоть и не получил образования, зато с интеллектом у него был полнейший порядок.

57

После событий, о которых идет речь, следствие предприняло попытки получить показания ото всех тех, кто имел хоть какое-то отношение к случившемуся, пока детали случившегося были еще свежими в их памяти. Среди допрошенных были как жертвы, так и преступники. Вскоре выяснилось, что ключевую роль в плане ограбления дома 535 по Восточной Семьдесят третьей улице играли квартира 4–6, принадлежавшая вдове миссис Хатвей, проживавшей там со своей компаньонкой-экономкой незамужней мисс Калер.

Во время описываемых событий миссис Хатвей был 91 год, мисс Калер — 82. Обе дамы наотрез отказались отвечать на вопросы поодиночке. Каждая из них настаивала на присутствии друг дружки. Просьба, оказавшаяся неожиданной в свете результатов допроса.

Так или иначе показания обеих дам были записаны одновременно. Далее приводится в сокращении запись NYPD-SIS N146-91 А.

Миссис Хатвей. Отлично. Я расскажу, что случилось. Вы записываете, молодой человек?

Ведущий допрос. Машину записывает, мэм. Все, что мы говорим.

Миссис Хатвей. М-мда. Это было поздно, около часа ночи первого сентября.

Мисс Кале р. Без пятнадцати час.

Миссис Хатвей. Замолчи. Я рассказываю!

Мисс Ка л ер. Вы рассказываете неправильно.

Ведущий допрос. Дорогие дамы…

Миссис Хатвей. Это случилось примерно в час. Мы уже спали час или два…

Мисс Кале р. Это вы спали. Я и глаз не сомкнула.

Миссис Хатвей. Ну как же! Я слышала твой храп!

Ведущий допрос. Прошу вас…

Миссис Хатвей. Вдруг я проснулась. Кто-то барабанил в дверь. Я услышала мужской голос: «Пожар! В доме пожар! Все должны покинуть здание!»

Вопрос. Вы услышали именно эти слова?

Миссис Хатвей. Что-то в этом роде. Я точно слышала «Пожар, пожар!», и я тут же встала и надела халат.

Мисс Кале р. Поскольку я не спала, то была одета и быстро подошла к входной двери. «Где горит?» — спросила я через дверь. «В подвале, мэм, — ответил этот человек, — но огонь быстро распространяется, и мы вынуждены просить вас покинуть здание, пока пожар не вышел из-под контроля». Я спросила его: «А вы кто такой?» Он ответил: «Я пожарник Роберт Бернс из пожарной команды Нью-Йорка»…

Миссис Хатвей. Ты перестанешь трещать хоть на секунду? Я хозяйка квартиры и сама должна рассказать, как все было. Не так ли, молодой человек?

Ведущий допрос. Видите ли, мэм, нам хотелось бы услышать вас обеих…

Миссис Хатвей. Помолчи, глупое болтливое существо. Дай мне рассказать этому милому юноше, что случилось. Увидев, что мы обе пристойно одеты и обуты в домашние туфли, я велела девушке открыть дверь.

Мисс Калер. Сколько раз я просила вас, миссис Хатвей, не называть меня «девушкой».

Миссис Хатвей. И она открыла дверь.

Ведущий допрос. Которая до этого была заперта?

Миссис Хатвей. Ну конечно. Когда мы дома, замок закрыт на два оборота. Есть у нас еще и цепочка, которая позволяет немного приоткрывать дверь. И еще имеется так называемый «полицейский замок», рекомендованный мне сержантом Тимом Салливаном, он ныне в отставке, но ранее работал в двадцать первом участке. Вы его знаете?

Ведущий допрос. Боюсь, что нет, мэм.

Миссис Хатвей. Прекрасный человек, большой друг моего покойного мужа. Сержанту Салливану рано пришлось уйти в отставку из-за грыжи. После того как в нашем районе произошло довольно много квартирных краж, я пригласила его зайти, и он порекомендовал замок, точнее, стальной засов, который вставляется в паз так, что дверь невозможно взломать.

Мисс Кале р. Спросите ее, как этот «удивительный человек» заработал грыжу!

Миссис Хатвей. Это не существенно. Человек за дверью кричал: «Пожар! Пожар!», мы разволновались, открыли все три запора и отворили дверь. И к нашему…

Мисс Кале р. И он ворвался в квартиру. Монстр. В нем было целых семь футов, на голове маска, в руке огромный револьвер. И он заорал: «Если вы…»

Миссис Хатвей. В нем было примерно шесть футов, и оружия я не заметила, хотя одну руку он держал в кармане — может, что-то у него там и было. Но он был довольно вежлив и сказал: «Дамы! Нам придется на некоторое время воспользоваться вашей квартирой, но если вы будете вести себя тихо, спокойно, то мы тогда сможем…»

Мисс Кал ер. А за ним стояли еще двое — страшные маньяки. В масках и с револьверами. Они затолкали нас в квартиру. Я спросила: «Так, значит, пожара нет?» И первый ответил: «Нет, пожара нет, но нам на какое-то время понадобится ваша квартира. Если вы не станете кричать или сопротивляться, нам не понадобится связывать вас и заклеивать вам рты. Ведите себя благоразумно, и все в порядке». Я сказала: «Мы будем благоразумны». Тогда первый сказал: «Приглядывай за ними, Душитель, и, если они начнут фокусничать, можешь их отправить на тот свет». На это второй — похоже, негр — ответил:

«Ладно, шеф, если они будут фокусничать, я им покажу». Черный остался и стал следить за нами, а двое других…

Миссис Хатвей. Ты замолчишь? Ты когда-нибудь замолчишь?

Ведущий допрос. Дамы, прошу вас…

58

Кассета NYDA N146-98B.

Ведущий допрос. Магнитофон включен, миссис Бингем. Меня зовут Роджер Лейбниц. Я помощник окружного прокурора Нью-Йорка. Сегодня 11 сентября 1968 года. Я хочу допросить вас по поводу событий, имевших место в ночь с 31 августа на 1 сентября в вашем доме. Если по каким-либо причинам вы хотите отказаться от показаний, или пригласить вашего адвоката, или хотите, чтобы судебные органы назначили такого адвоката, пожалуйста, заявите об этом.

Миссис Бингем. Нет, все в порядке.

Ведущий допрос. Прекрасно. Вы понимаете, что я должен напомнить вам о ваших законных правах.

Миссис Бингем. Я понимаю.

Ведущий допрос. Для протокола я попрошу вас назвать себя и место жительства.

Миссис Бингем. Меня зовут миссис Джеральд Бингем, я живу в квартире 5-а дома 535 по Восточной Семьдесят третьей улице, Манхэттен, Нью-Йорк.

Ведущий допрос. Благодарю вас. Пока мы не начали — как чувствует себя ваш муж?

Миссис Бингем. Сейчас гораздо лучше. Сначала они опасались, что он может ослепнуть на правый глаз. Теперь врачи говорят, что глаз будет видеть, хотя, возможно, и похуже, чем прежде. Но с мужем, в общем, все в порядке.

Ведущий допрос. Рад слышать это, мэм. Ваш муж храбрый человек.

Миссис Бингем. Очень храбрый.

Ведущий допрос. Как вы сами, миссис Бингем?

Миссис Бингем. Я? Нормально.

Ведущий допрос. Если вы хотите отложить нашу встречу на другой день или почувствуете в ходе допроса усталость, то сразу же скажите. Не желаете ли кофе или чаю?

Миссис Бингем. Нет, все будет в порядке.

Ведущий допрос. Отлично. Теперь я хотел бы, чтобы вы собственными словами рассказали, что же произошло в интересующий нас период. Я постараюсь не перебивать, вы же спокойно, не торопясь, рассказывайте.

Миссис Бингем. Это случилось тридцать первого августа. Большинство жильцов нашего дома разъехались кто куда — ведь был канун Дня труда. Но мы редко выезжаем — из-за сына. Его зовут Джерри — Джеральд-младший. Ему пятнадцать лет. В возрасте десяти лет с ним произошел несчастный случай — его сбил грузовик и он лишился возможности ходить. Доктора не верят, что он когда-либо сможет снова нормально передвигаться. Он хороший, умный мальчик, но нуждается в опеке. Он пользуется инвалидной коляской, иногда — очень немного — костылями. От пояса и выше он крепкий и сильный, но не может передвигаться без посторонней помощи. Поэтому мы редко выезжаем.

Ведущий допрос. Других детей у вас нет?

Миссис Бингем. Нет. Вечером тридцать первого сын лег около полуночи. Он немного почитал, я принесла ему кока-колы, которую он обожает, потом он выключил лампу и заснул. Мы с мужем были в гостиной. Я вышивала накидку для табуреточки, а муж читал Троллопа. Он обожает Троллопа. Думаю, это началось где-то в четверть второго. Может, чуть раньше, может, чуть позже — в пределах четверти часа. Внезапно в дверь постучали. Мужской голос крикнул: «Пожар! Пожар!» Это было так жестоко!

Ведущий допрос. Да, миссис Бингем…

Миссис Бингем. Муж сказал: «О Боже!» и вскочил на ноги. Книга упала на пол. Он ринулся к двери, отомкнул замок, скинул цепочку и открыл дверь. За порогом стояли двое в масках. Я видела их со своего места. Я сидела в качалке, но отреагировала не так быстро, как муж. Мужчины вошли. Тот, что был ближе, засунул руку в карман. У них были очень странные маски — завязанные узлами на макушках. Только потом я поняла: это же женские чулки! Муж посмотрел на них и сказал еще раз: «О Боже!» Затем… затем он ударил того, кто стоял ближе. У него такая быстрая реакция! Потом, вспоминая все это, я очень им гордилась. Он сразу понял, в чем дело, а я сидела, остолбенев.

Ведущий допрос. Он очень храбрый человек.

Миссис Бингем. Да. Это верно. Он ударил, но человек засмеялся и мотнул головой, так что муж в общем-то его и не задел. Затем тот человек вынул из кармана пистолет и ударил им мужа в лицо. Изо всей силы. Потом оказалось, что он сломал ему кости над и под глазом. Муж упал на пол, я увидела кровь. Затем тот ударил мужа ногой. Он ударил его в живот и… еще в пах. А я все сидела. Не могла пошевелиться…

Ведущий допрос. Прошу вас, миссис Бингем… Может, мы отложим разговор?

Миссис Бингем. Нет, нет… все в порядке.

Ведущий допрос. Давайте устроим небольшой перерыв. Если вы можете, давайте пройдем со мной вниз. Там у нас хранятся пистолеты и револьверы, которыми пользовались преступники. Если вы сможете, попробуйте определить, что было в руке человека, ударившего вашего мужа. Вы готовы нам помочь?

Миссис Бингем. Это было что-то большое, тяжелое. Вроде бы черное…

Ведущий допрос. Пойдемте посмотрим нашу коллекцию. Вдруг вы опознаете оружие. Я захвачу и магнитофон.

(Пауза в 4 минуты 38 секунд.)

Ведущий допрос. Кассета NYDA-146-98B-3. Как видите, миссис Бингем, мы находимся в нашей оружейной, где хранятся пистолеты и револьверы, примененные при совершении различных преступлений. Я хотел бы, чтобы вы взглянули на них не торопясь и попытались определить оружие, которым, по-вашему, человек в маске ударил вашего мужа.

Миссис Бингем. Их так много…

Ведущий допрос. Много. Но вы не торопитесь. Посмотрите внимательно и попытайтесь найти то, чем пользовался человек в маске.

(Пауза в 1 минуту 38 секунд.)

Миссис Бингем. Я его не нахожу.

Ведущий допрос. А вы не торопитесь.

Миссис Бингем. Это было что-то черное или темно-синее. Почти квадратное.

Ведущий допрос. Квадратное? Подойдите-ка сюда. Может, это?

Миссис Бингем. Да… похоже. Так, так… Этот!

Ведущий допрос. Какой именно?

Миссис Бингем. Вот этот. Второй сверху.

Ведущий допрос. Вы уверены, мэм?

Миссис Бингем. Абсолютно. Вне всяких сомнений.

Ведущий допрос. Свидетельница опознала пистолет, полуавтоматический кольт, калибра 0,45, образца 1917 года. Номер 1917-С-А, 371-В. Спасибо, миссис Бингем. Теперь пойдемте наверх. Может быть, все-таки выпьете кофе или чаю?

Миссис Бингем. Чашечку чая с удовольствием.

Ведущий допрос. Вот и прекрасно.

(Пауза в 7 минут 16 секунд.)

Миссис Бингем. Теперь мне лучше.

Ведущий допрос. Отлично. Это кассета NYDA-146-98В-3. Как вы полагаете, мэм, мы можем закончить сегодня или отложим на другой день?

Миссис Бингем. Давайте закончим сегодня.

Ведущий допрос. Отлично. Вы сказали, что ваш муж попытался ударить человека в маске. Тот вынул из кармана пистолет и ударил им вашего мужа. Муж упал. Человек в маске ударил его ногой в живот и в пах. Это так?

Миссис Бингем. Да.

Ведущий допрос. Что потом?

Миссис Бингем. Точно не помню. У меня все это как в тумане. Вроде бы я встала со стула, двинулась к двери. Я хорошо помню, как второй человек отпихнул первого. И сказал: «Хватит!» Я помню это отчетливо, потому что именно это мне хотелось тогда крикнуть самой. Второй человек в маске оттолкнул первого так, чтобы тот больше не мог ударить мужа, и сказал: «Хватит».

Ведущий допрос. А потом?

Миссис Бингем. Боюсь, не помню, в какой все было последовательности. У меня все тогда перемешалось.

Ведущий допрос. Попробуйте рассказать, как помните. Не думайте о последовательности.

Миссис Бингем. Я подбежала к мужу. Кажется, я опустилась на колени рядом с ним. Глаз его был в ужасном состоянии. Было много крови, он стонал. Один из пришедших спросил: «Где мальчишка?»

Ведущий допрос. Вы помните, кто именно из двоих сказал это?

Миссис Бингем. Кажется, второй — точно не могу сказать. Тот, кто велел первому перестать бить мужа.

Ведущий допрос. Он спросил: «Где мальчишка?»

Миссис Бингем. Да.

Ведущий допрос. Он знал, что у вас есть сын?

Миссис Бингем. Да. Я сказала: «Пожалуйста, не трогайте Джерри». Я сказала, что Джерри спит у себя, что он инвалид и может передвигаться только в коляске или — очень недалеко — на костылях. Я еще раз сказала: не трогайте Джерри, и он сказал, что не тронет.

Ведущий допрос. Вы говорите о втором человеке? Да?

Миссис Бингем. Да. Он вошел в комнату к сыну. Первый, тот, что бил мужа, остался в гостиной. Через некоторое время из спальни вышел второй. Он толкал перед собой пустую инвалидную коляску и держал в руках костыли. Первый сказал: «Где парень?» Второй ответил: «Делает вид, что спит, но не спит. Я сказал ему, что, если он будет кричать, я вернусь и сверну ему шею. У нас его коляска и костыли, он не может двигаться. Он инвалид. Это проверено». Первый сказал: «Надо все-таки и его захватить». Второй возразил: «Лифт не работает. Ты его потащишь на своем горбу? Как нам его иначе спустить?» Они немножко поспорили, что делать с мальчиком. Наконец они решили оставить его в постели, но приходить проверять, как он там, каждые десять минут. Я попросила их не делать этого. Я сказала, что, если они разрешат мне поговорить с ним, я возьму с него слово вести себя хорошо. Они и на этот счет поспорили, потом второй сказал, что зайдет со мной в комнату и послушает, что я скажу. Мы вошли в спальню Джерри, я включила свет. Джерри лежал на спине под одеялом. Глаза его были открыты. Я спросила, понимает ли он, что происходит, он сказал, что понимает, что слышал наш разговор. Мой сын очень умный.

Ведущий допрос. Да, мэм. Мы это поняли.

Миссис Бингем. Я сказала, что они забрали его коляску и костыли, но, если он будет лежать тихо, они согласны не связывать его. Он сказал, что не издаст ни звука. Второй подошел к кровати, посмотрел на Джерри и сказал: «В доме плохой человек. Он уже выбил один глаз твоему папаше. Будешь валять дурака, папаше еще достанется. Понял?» Джерри сказал, что понял. Тогда человек добавил, что за ним будут приглядывать, так что лучше не фокусничать. Джерри на это кивнул головой, и мы с тем человеком вернулись в гостиную.

Ведущий допрос. Вы оставили свет в спальне сына?

Миссис Бингем. Я его выключила, но человек в маске опять включил и не велел выключать. Значит, мы вернулись в гостиную. Муж уже стоял там, пошатываясь. Он взял из ванной мокрое полотенце и приложил к глазу. Как я не сообразила сделать это сразу же! Увы, тогда я вела себя не лучшим образом.

Ведущий допрос. Вы держались превосходно.

Миссис Бингем. Не знаю… Боюсь, что это не так. Я помню, что расплакалась. Я начала плакать, когда увидела, что муж на полу и его бьет ногой человек в маске. Плакала и никак не могла перестать. Я старалась, но без толку…

Ведущий допрос. Давайте все-таки отложим наш разговор на другой день. Сегодня мы и так сделали достаточно.

Миссис Бингем. Да… Хорошо… Они велели нам спуститься по черной лестнице на четвертый этаж, в квартиру миссис Хатвей. Ну, а что было дальше, вы, наверное, знаете без меня. Я вела мужа под руку — его все еще шатало. Но в квартире миссис Хатвей мы наконец смогли им заняться. Они согнали туда всех, в том числе и доктора Рубикова. Он помог промыть глаз, положил чистую повязку. Все были… все… Боже мой…

Ведущий допрос. Не надо, миссис Бингем. Пожалуйста, успокойтесь. Все уже позади. Все плохое позади.

59

Письмо, полученное автором от мистера Джереми Маррина, проживающего по адресу: Буэна-Виста-драйв, 43-580, Арлингтон, Виргиния. Датировано 3 января 1969 года.

Дорогой сэр!

В связи с Вашим недавним письмом, где Вы просите меня поделиться воспоминаниями о том, что случилось в Нью-Йорке в канун Дня труда, могу сообщить, что мы с Джоном Берлингемом дали весьма подробные показания по этому делу представителям нью-йоркской полиции. Эти показания были занесены в протокол и, несомненно, хранятся в архивах, где Вы с ними можете и ознакомиться. Однако элементарная вежливость заставляет меня кратко изложить факты, столь Вас интересующие.

Мы с моим другом Джоном Берлингемом решили провести праздник Дня труда в Нью-Йорке, посетить ряд выставок и посмотреть спектакли. Мы написали письмо нашему дорогому другу Эрику Сабайну, проживающему в квартире 2-а дома 535 по Восточной 73-й улице, надеясь увидеться с ним и его шикарными приятелями. Эрик прислал письмо, где сказал, что его не будет в городе. Кажется, он собирался на праздники на Файр-Айленд. Но он любезно предоставил свою роскошную квартиру в наше полное распоряжение, прислал ключ и сказал, что сообщит швейцарам о нашем намерении остановиться у него на уик-энд. Естественно, мы очень обрадовались и были исполнены благодарности к нашему доброму Эрику.

Выехали мы рано в субботу, но дороги оказались забиты машинами, и приехали мы в Нью-Йорк только в половине одиннадцатого вечера страшно усталыми. Мы купили воскресные газеты и решили никуда не выходить из дома. Наш милый Эрик оставил полный холодильник разных вкусностей (одна лососина заливная чего стоит!). К тому же у него лучший бар в Нью-Йорке, а может, и не в нем одном. Некоторые его ликеры просто бесподобны. Поэтому мы с Джоном немножко выпили, полежали в теплых ваннах и отправились на боковую. Было это в четверть, а может, и в половине первого. Мы не спали, просто лежали в постелях, читали газеты, немножко выпивали. В общем, роскошествовали.

Где-то в четверть второго мы услышали, как кто-то колотит в дверь и кричит: «Пожар! Пожар! Все на улицу! Дом горит!»

Естественно, мы выскочили из постелей. Мы захватили с собой в Нью-Йорк пижамы, а вот халаты забыли. К счастью, у очаровательного Эрика роскошная коллекция халатов, поэтому мы позаимствовали парочку (я выбрал из розового жаккарда!), нацепили их, ринулись в гостиную, отперли дверь и увидели на пороге двух жутких типов в масках на головах. Один был высокий, другой коротыш. Высокий — явно негритос — сказал: «Пошли с нами. Не будете валять дурака, останетесь целыми».

Мы чуть было не упали в обморок. Джон крикнул: «Только не по лицу! Только не по лицу!» Джон — актер, очень красивый молодой человек! Но они и пальцем нас не тронули. Руки они держали в карманах — похоже, там у них было оружие. Они повели нас вверх по черной лестнице. Ввели в квартиру 4–6, где уже собрались другие жильцы. Я понял, что сюда собрали всех, кто был в доме, и швейцара. Один человек был ранен, из глаза у него текла кровь. Его жена плакала, бедняжка. Но больше, насколько я мог заметить, никто не пострадал.

Нам сказали устраиваться поудобнее, что было просто смешно, потому что я в жизни не видел более допотопно обставленной квартиры. Джон сказал, что это отменная декорация для «Мышьяка и старых кружев». Они велели нам не кричать, не шуметь и не пытаться сопротивляться, потому что их целью было ограбить дом и при этом никого из жильцов не калечить. Они, в общем-то, вели себя вежливо, но у нас было такое ощущение, что стоит им только пожелать, они запросто нам всем перережут глотки.

Через некоторое время они ушли, за исключением одного человека, который явно был негром. Он стоял у дверей, сунув руку в карман. Похоже, он был вооружен.

Уверен, что все остальное Вы знаете лучше, чем я. Это стало для нас настоящим потрясением, и, хотя я раньше замечательно проводил время в Нью-Йорке, судя по всему, теперь не скоро я вновь увижу Город Веселья.

Надеюсь, мое письмо поможет Вам восстановить общую картину случившегося. Будете в наших краях, заглядывайте.

С лучшими пожеланиями

Джереми Маррин

60

Показания NYDA-EHM-106-A.

Манн. Итак, двадцать минут второго. Или половина. Все идет гладко. Жильцов собрали в квартире 4–6. Техник спит мертвым сном в своем подвале, мальчик-инвалид у себя в спальне квартиры 5-а. Теперь, когда дом подготовлен, можно приступить ко второй стадии операции, для чего мы разделились на три группы.

Вопрос. На три группы?

Манн. Да. Человек по имени Джон Андерсон и я составили первую. Мы начали с подвала и стали продвигаться по этажам. У него в руках был список. Мы подходили к дверям квартиры, я отпирал их и…

Вопрос. Отмычкой?

Манн. Ну, видите ли… мои функции носили чисто технический характер. Мы входили в квартиру. Андерсон смотрел список и говорил мне, что делать.

Вопрос. Что это означало?

Манн. Ну… вы понимаете… Отпереть сейф — обыкновенный или встроенный в стене. Иногда закрытый шкаф. Что-то в этом роде. Затем мы уходили, и появлялась вторая команда. Маленький такой человечек — очень женственный — Томми и двое, известные мне как Эд и Билли. Томми, видимо, разбиравшийся в том, что чего стоит, держал в руках такой же список, как и Андерсон. Он указывал братьям, что надо взять и отнести в грузовик. Они были просто грузчиками.

Вопрос. Что они забирали и относили в грузовик?

Манн. Легче сказать, чего они не забирали! Тащили меха, трельяж из квартирки техника, небольшой сейф с лекарствами из кабинета одного из врачей, драгоценности, картины, серебро, неоправленные камни, безделушки, даже ковры и отдельные предметы мебели из квартиры декоратора 2-а. Один неожиданный трофей был обнаружен в приемной терапевта на первом этаже. Я открыл дверь. Андерсон прошел прямо к шкафу и там, на дальней полке, обнаружил картонную коробку из-под обуви, в которой было полным-полно долларов. Тысяч десять. А может, и больше. Налоговое управление должно этим заинтересоваться, как вы полагаете?

Вопрос. Может быть. У вас не было трудностей с дверями и сейфами?

Манн. Нет. Запоры оказались очень примитивные. Когда мы забрались на третий этаж, я понял, что вполне смогу обойтись без газового резака, что остался в машине. Откровенно говоря, мне даже было неинтересно. Слишком просто. Все шло как по маслу.

Вопрос. Вы упомянули три команды. Кто был в третьей?

Манн. Негр и тот хам. Им было поручено охранять людей, собранных в квартире 4–6, а также посматривать за спящим в подвале техником и мальчиком-инвалидом в квартире 5-а. Это были наши «мускулы». Они не принимали участия в выносе вещей из дома. И я, разумеется, тоже, учтите. Их задача состояла в том, чтобы обеспечивать в доме порядок.

Вопрос. Значит, все шло гладко?

Манн. Просто прекрасно. Поразительно все было организовано. Я был восхищен человеком, которого звали Джон Андерсон.

61

Отрывок из заявления представителю окружной прокуратуры Нью-Йорка, сделанного Джеральдом Бингемом-младшим, несовершеннолетним, проживающим в кв. 5-а, д. 535, Восточная 73-я ул., Нью-Йорк. В полном объеме его показания составляют 43 печатные страницы (NYDA-146-113АТ-113GT).

Ниже приводится фрагмент, посвященный самому существенному периоду действий свидетеля. Из стенограммы убраны сведения, сообщенные другими свидетелями.

Свидетель. Я услышал, как хлопнула входная дверь, и посмотрел на свои часы, лежавшие на ночном столике. 1 час 9 минут 37 секунд. Это был хронометр «Омега». Я так и не получил его обратно. Прекрасные часы. Очень точные. За год они уходили вперед от силы на три минуты. Для наручных часов это здорово. В общем, я заметил время. Я не был уверен, что грабители ушли из квартиры с моими родителями. Но у меня очень острый слух — возможно, из-за того, что я инвалид. Это интересная тема для исследования — может ли, например, паралич ног вызывать изменения в наших чувствах в той степени, как, скажем, слепота обостряет обоняние и слух. Надо бы когда-нибудь этим заняться…

Я знал, что минут через десять они придут взглянуть на меня. Я услышал, как отворяется дверь в гостиную через семь минут после того, как они ушли. Человек в маске вошел в квартиру, потом в мою спальню и посмотрел на меня. Уже не тот, что говорил со мной раньше. Этот был поменьше ростом и коренастей. Он просто молча посмотрел на меня. Потом увидел мою «Омегу», взял, положил в карман и вышел. Это меня страшно разозлило. Я уже подумывал, как бы разрушить их планы, и это только добавило мне решимости. Я не люблю, когда берут мои личные вещи. Родители это знают и уважают.

Я услышал, как закрылась дверь в гостиную, и начал считать, пользуясь методом профессиональных фотографов. «Сто один, сто два…» и т. д. Пока я считал, я нашарил трубку телефона, что стоял у кровати. Как я и предполагал, он не работал. Они явно повредили основной кабель. Но это меня не обескуражило.

Я решил, что проверять они меня через десять минут будут раз-другой, не больше. Потом, когда увидят, что я не пытаюсь убежать или поднять тревогу, то станут заходить реже. Так и оказалось. Их первый приход состоялся, как я сказал, через семь минут. Второй через одиннадцать тридцать семь после первого — опять тот же коротыш. Третий — пришел высокий, худой человек в маске — через шестнадцать ноль восемь. Я решил, что четвертый визит будет минут через двадцать. Я понял, что по крайней мере минут десять меня никто не побеспокоит. Я не хотел рисковать, чтобы не ставить под угрозу жизнь родителей и других жильцов, которые старались быть со мной вежливыми.

Хотя нижняя часть тела у меня парализована, от пояса и выше я хорошо развит физически. Трижды в неделю отец берет меня в частный физкультурный клуб. Я хорошо плаваю, делаю упражнения на параллельных брусьях, и Пол, наш тренер, говорит, что никто не лазает по канату так быстро, как я. У меня хорошие мускулы на руках и плечах.

Как только захлопнулась входная дверь после третьего визита, я отбросил одеяло и стал съезжать на пол. Я хотел сделать это бесшумно. Если бы воры находились в это время под нами, в квартире 4-а, то они бы услышали глухой стук, а это было вовсе ни к чему. Поэтому я сначала сполз на пол верхней частью туловища, а потом, лежа на спине, руками стащил вниз ноги. Мне нужно было уложиться ровно в десять минут и вернуться в кровать к следующей проверке.

Я передвигался по полу на руках. Я вешу почти сто семьдесят пять фунтов, и потому все получалось очень медленно. Я помню, что пытался вычислить физические параметры — угол, силу мускулов, величину работы, трение о ковер — все такое. Но это не важно. Через три минуты я дополз до встроенного шкафа — тот, что на северной стороне комнаты, не путать со шкафом для одежды на южной стене.

Когда я заинтересовался электроникой, отец убрал из этого шкафа-чулана крючки, вешалки и брусья. По его просьбе столяр сделал там полки и стол как раз так, чтобы я, сидя в коляске, мог до всего достать. Там я и установил свою электронную аппаратуру. Не только коротковолновый передатчик и приемник, но и стереосистему, динамики от которой стоят в моей комнате, гостиной и спальне родителей. У проигрывателя два диска — я могу слушать одну пластинку, родители другую, точно так же мы можем одновременно слушать разные магнитофонные записи. Это очень кстати, потому что они любят слушать записи бродвейских шоу, а я Бетховена и Баха, а также Гилберта и Салливана.

Вам, может, будет интересно узнать, что все это я собрал сам. Если я вам скажу, сколько блоков мне пришлось припаять, вы не поверите. Это не только сэкономило деньги, причем немалые, но мне удалось придумать ряд усовершенствований, может, и незначительных, но они позволили улучшить качество воспроизведения кассет, пластинок и радиопередач. Сейчас я как раз собираю кассетник — он слева от пульта управления. Но об этом хватит…

Я нашарил ручку двери чулана и открыл ее. Стол и ручки передатчика были для меня слишком высоко. Но, к счастью, столяр сделал все очень прочно, и я смог подтянуться на руках. Это было тяжело, но терпимо. Кстати, моя антенна установлена на крыше соседнего здания. Это восемнадцатиэтажный жилой дом — небоскреб по сравнению с нашим пятиэтажным. Отец заплатил за установку антенны и еще платит десять долларов в месяц за эксплуатацию. Провод идет по стене небоскреба и входит через окно моей спальни. Это не самое совершенное устройство, но все равно лучше, чем антенна на веранде нашего дома, заслоненного со всех сторон зданиями повыше.

Опираясь на предплечья, я включил передатчик и стал ждать, когда он нагреется. Я все еще считал и насчитал пять минут с того момента, как вылез из кровати. Через полминуты я начал передавать. Сначала я дал свои позывные, потом сообщил, что в доме 535 по Восточной 73-й улице Нью-Йорка происходит ограбление, и попросил сообщить об этом в управление нью-йоркской полиции. Мне было некогда включать приемник и ждать подтверждения того, что меня услышали. Просто я передавал свой текст в течение двух минут в надежде, что кто-то его поймает.

Когда я понял, что с тех пор, как я вылез из кровати, прошло уже семь минут, то выключил передатчик, сполз на пол, закрыл дверь шкафа-чулана, пополз обратно, забрался на кровать и накрылся одеялом. Я сильно устал.

Хорошо, что я не потратил все двадцать минут, потому что через шестнадцать минут тринадцать секунд после третьего посещения ко мне зашел грабитель. Это опять был тот же высокий и худой тип, что проверял меня до этого.

«Ведешь себя нормально?» — спросил он довольно дружелюбным тоном. По его манере говорить я решил, что это цветной. «Да, — ответил я, — но вообще-то я все равно не могу особенно шевелиться». На это он кивнул, сказав: «У каждого свои беды», вышел, и больше я его не видел.

Он ушел, а я лежал и думал о том, что мне удалось сделать. Я пытался понять, не могу ли сделать что-то еще, но не придумал ничего такого, что не ставило бы под угрозу жизнь родителей и соседей. Я очень надеялся, что мой текст услышали. У меня было ощущение, что мне обязательно повезет. Везение — это все! Во многих отношениях я очень везучий человек.

Признаться, эти грабители — большие остолопы. Так тщательно изучать дом и вдруг упустить из виду одну мелочь, которая свела на нет все их усилия. Окажись я на их месте, думаю, что так бы не опозорился. Не сомневаюсь, что мне бы удалось спланировать преступление куда удачней.

62

Кассета NYPD-SIS-146-83C.

Хаскинс. Томми, это было какое-то чудо! Все шло прекрасно. Время — два часа ночи, может, самое начало третьего. Первая команда работает на третьем этаже, вторая, во главе со мной, заканчивает квартиры 2-а и 2–6. Чего мы там только не обнаружили! У того фрукта из квартиры 2-а мы забрали картины, ковры, кое-что из антикварной мебели, а также коллекцию неограненных камней. Два подлинника Пикассо и один Клее! Наш технарь открыл сейф в квартире 2–6, и мы выудили оттуда роскошную диадему, жемчужное ожерелье, а также прелестное рубиновое колье. Я тихонько сунул колье в карман, зная, что Снэп от него сойдет с ума. Мало ли что нам было велено все тащить в грузовик! Она тоже неплохо поработала. Как только мы переступили порог этого дома, я понял, что поживимся на славу. Отставной торговец-ювелир из квартиры 3-а хранил горы алмазов — в основном промышленные, но попадались и неплохие бриллиантики! Секретное оружие против инфляции! Наш чудо-техник открыл его сейф меньше чем за три минуты — и ничего не резал! Уверен, что мы взяли по меньшей мере четверть миллиона. А на самом деле побольше. С третьего этажа мы перешли на пятый, а почистив тамошние квартиры, должны были спуститься на четвертый, где были собраны жильцы. Я уже твердо знал: урожай будет побогаче предполагавшегося. Я знал, что старушечье гнездо, квартира 4–6, будет настоящей сокровищницей. Я надеялся, что общая цифра подскочит до полумиллиона. Господи, твердил я про себя, вот это удача! Вот это триумф!

63

Начальные абзацы статьи из «Нью-Йорк таймс» от четверга 3 июля 1968 года. Статья были помещена на первой странице второй секции газеты и называлась «Мэр открывает Центр срочной полицейской связи». Автор — Дэвид Бернем.

Вчера мэр Линдсей торжественно открыл новый Центр срочной связи полицейского управления Нью-Йорка. Новый центр, обошедшийся в 1,3 миллиона долларов, сокращает вдвое время, необходимое полиции, чтобы отреагировать на вызов.

«Удивительная новая электронная система, которую мы сегодня вводим в строй, окажет благотворное воздействие на жизнь каждого из жителей Нью-Йорка», — заявил мэр Линдсей на торжественной церемонии открытия центра, занимающего обширное помещение без окон и с кондиционером на четвертом этаже старинного массивного здания, где расположено Главное полицейское управление (Сентр-стрит, 240).

«Возможно, это самое важное событие за время моего пребывания на посту мэра, — сказал мистер Линдсей, — Ушли в прошлое времена, когда жители нашего города рисковали жизнью или собственностью из-за несовершенства системы связи с полицией».

Торжественное открытие произошло через четыре месяца после того, как новая система была введена в строй.

Теперь благодаря ей полиции требуется всего лишь пятьдесят пять секунд, вместо двух минут, как прежде, чтобы, получив сигнал тревоги, начать действовать.

Если раньше нужно было набирать семизначный номер телефона — 440-1234, то теперь достаточно набрать три цифры — 911.

Кроме того, полиция может быстрее принимать вызовы, поскольку на телефоне дежурит гораздо больше сотрудников, до сорока восьми, в наиболее напряженные часы. Они сосредоточены в одном зале, что позволяет более оперативно реагировать на все непредвиденные ситуации. Раньше, когда горожанам приходилось набирать семизначный номер, звонки принимались в центрах связи тех районов, откуда поступал звонок.

64

Этот фрагмент — равно как и фрагменты этого типа — взят с магнитофонной записи, производившейся с 12 часов ночи 31 августа до 12 часов ночи 1 сентября в Центре связи полицейского управления Нью-Йорка, Сентр-стрит, 240, Манхэттен.

Кассета NYPDCC-31-8-1-9. Время 2.14.03.

Полицейский. Полицейское управление Нью-Йорка. Чем могу помочь?

Телефонистка. Это полицейское управление Нью-Йорка?

Полицейский. Да, мэм. Чем могу помочь?

Телефонистка. Говорит телефонистка Нью-Йоркской телефонной компании, номер 4156. Не кладите трубку.

Полицейский. Хорошо.

(Пауза в 14 секунд.)

Телефонистка из Нью-Йорка. Мэн, соединяю вас с полицейским управлением Нью-Йорка. Говорите.

Телефонистка из Мэна. Спасибо, Нью-Йорк. Алло! Полицейское управление Нью-Йорка?

Полицейский. Да, мэм. Чем могу помочь?

Телефонистка из Мэна. Говорит телефонистка из Грешема, штат Мэн. Шериф Джонатан Приблз из Каунти-Корнерс, штат Мэн, хочет поговорить с кем-нибудь из полицейского управления Нью-Йорка. Вы готовы оплатить разговор?

Полицейский. Виноват, не понял.

Телефонистка из Мэна. Шериф Джонатан Приблз из Каунти-Корнерс, штат Мэн, хочет поговорить с кем-нибудь из полицейского управления Нью-Йорка. Готовы ли вы оплатить разговор?

Полицейский. По поводу чего он звонит?

Телефонистка из Мэна. Вы готовы оплатить разговор?

По лицейский. Вы можете немного подождать?

Телефонистка из Мэна. Да, сэр.

(Пауза в 16 секунд.)

О’Наска. Говорит сержант О’Наска.

Полицейский. Сержант, это Джеймсон. Нам звонит шериф из Мэна. Они хотят знать, готовы ли мы оплатить разговор.

О’Наска. По поводу чего он звонит?

Полицейский. Они скажут, если мы согласимся платить.

О’Наска. Господи. Подожди минутку, я сейчас.

Полицейский. О’кей, сержант.

(Пауза в 44 секунды.)

О’Наска. Алло! Алло! Говорит сержант Адриан О’Наска из полицейского управления Нью-Йорка. С кем я говорю?

Телефонистка из Мэна. Сэр, это телефонистка из Грешема, штат Мэн. Шериф Джонатан Приблз из Каунти-Корнерс, штат Мэн, хочет поговорить с кем-нибудь из полицейского управления Нью-Йорка. Готовы ли вы платить за разговор?

О’Наска. Подождите секунду… Джеймсон, сколько это может стоить — разговор с Мэном?

Джеймсон. Пару долларов, наверное. Зависит от того, сколько говорить. Я каждый месяц звоню родителям во Флориду. Обычно это стоит два-три доллара.

О’Наска. Мне их никто не оплатит. Попомни мои слова, мне их никто не оплатит! Ладно, телефонистка, соединяйте меня с шерифом.

Телефонистка. Говорите, сэр. Вас слушает сержант Адриан О’Наска из управления полиции Нью-Йорка.

Шериф. Алло! Вы слушаете, сержант?

О’Наска. Слушаю.

Ше риф. Рад с вами говорить. Какая там у вас погода?

О’Наска. Шериф, я…

Шериф. У нас на прошлой неделе лили дожди. Четыре дня как из ведра. Вчера только перестали. Но сегодня вечером ясно. Звезды высыпали…

О’Наска. Шериф, я…

Шериф. Но я звоню не за этим.

О’Наска. Рад это слышать, шериф.

Шериф. Тут по соседству живет мальчишка. Смышленый, как не знаю кто. Вилли Данстон. Это сын, второй сын Сэма Данстона. Сэм пашет землю в наших краях две сотни лет. Вернее, их семья. Вилли — самый смышленый мальчишка в округе. Выигрывает все призы и награды. Его даже опубликовали в ученом журнале. Да, молодежь нынче пошла.

О’Наска. Шериф, я…

Шериф. Вилли учится в выпускном классе средней школы Грешема. Очень увлекается наукой. У него есть телескоп. Я видел собственными глазами, какую он построил метеостанцию. Если хотите знать, какая завтра будет погода в Нью-Йорке, смело спрашивайте Вилли.

О’Наска. Непременно. Обязательно. Но шериф…

Шериф. И еще у Вилли есть радиоприемник, он держит его в сарае. Сэм ему разрешил. Вы знаете эти коротковолновые приемники, сержант?

О’Наска. Знаю.

Шериф. Так вот, минут пятнадцать — двадцать назад Вилли позвонил мне по телефону. Сказал, что, поскольку сегодня суббота и вставать рано не надо, он решил посидеть допоздна в сарае и пообщаться с такими же радиолюбителями, как он сам. Знаете, как у них заведено.

О ’ Н а с к а. Знаю. Продолжайте.

Шериф. Вилли поймал сообщение из Нью-Йорка. Сказал, что тут же его записал. Это было в самом начале третьего. Вы меня слышите, сержант?

О’Наска. Слышу.

Шериф. По его словам, это был парень из Нью-Йорка, с которым он до этого как-то говорил. Такой же, видать, смышленый. Так вот тот парень сообщил, что в доме, где он проживает, происходит ограбление. Адрес: дом 535 по Восточной Семьдесят третьей улице. Вы меня поняли, сержант?

О’Наска. Понял. Восточная Семьдесят третья, дом 535.

Шериф. Правильно. Вилли сказал, что парень не вел приема и на вопросы не отвечал. Только сообщил, что в доме идет ограбление, и попросил, чтобы тот, кто его услышит, сразу же связался с полицейским управлением Нью-Йорка и все им рассказал. Вилли тотчас же позвонил мне. Разбудил среди ночи. Я стою у телефона в чем мать родила. Наверное, это розыгрыш. Знаете, как мальчишки любят валять дурака. Но на всякий случай решил позвонить вам.

О’Наска. Шериф, вы поступили абсолютно правильно. Мы очень вам признательны.

Шериф. Сообщите потом, что там было на самом деле, ладно?

О’Наска. Обязательно. Спасибо, шериф, до свиданья.

Ше риф. До свиданья. Действуйте.

(Пауза в 6 секунд.)

Джеймсон. Господи Боже…

О ’ Н а с к а. Слышал, да?

Джеймсон. Слышал. Какой-то бред — звонит шериф из Мэна и сообщает, что у нас в городе происходит преступление.

О’Наска. Все это, конечно, чушь собачья, но магнитофон все пишет, так что зачем рисковать? Пошли машину. Ведь это сектор Г, так? Скажи, чтобы поехали мимо дома 535 по Восточной Семьдесят третьей. Пусть не останавливаются, а проедут мимо и потом доложат.

Джеймсон. Будет сделано. Разговорчивый попался шериф, а?

О’Наска. Это точно. Он меня немножко допек.

2.23.41.

Диспетчер. Машина Г-три, машина Г-три.

Г-3. Г-три слушает.

Диспетчер. Следуйте на Восточную Семьдесят третью, дом пять-три-пять. Вызов пять-девять. Следуйте на Восточную Семьдесят третью, пять-три-пять. Будьте бдительны. Доложите обстановку.

Г — 3. Понял.

2.24.13.

Полицейский. Полицейское управление Нью-Йорка. Чем могу помочь?

Голос. Говорят из Уичиты, штат Канзас. Центр связи полицейского управления. Нам позвонил радиолюбитель и сказал, что он поймал сообщение из Нью-Йорка, что там идет ограбление по адресу…

2.25.01.

Полицейский. Полицейское управление Нью-Йорка. Чем могу помочь?

Голос. Говорит Эверетт Уилкинс-младший. Я живу в Талсе, Оклахома, и звоню оттуда. Я радиолюбитель и только что…

2.27.23.

Полицейский. Полицейское управление Нью-Йорка. Чем могу помочь?

Голос. Вы слушаете? Это начальник полиции Орендж-сентра, штат Флорида. У нас тут есть парнишка, помешанный на электронике, так он говорит…

2.28.12.

Сержант О’Наска. Господи!

2.34.41.

Г — 3. Г-три докладывает.

Диспетчер. Слушаю вас, третий.

Г-3. По вызову пять — девять. Пятиэтажный жилой дом. В вестибюле горит свет, но никого не видно. У служебного входа грузовик. Двое грузят в него что-то похожее на ковер. На них нечто вроде масок.

Диспетчер. Будьте наготове. Встаньте где-нибудь за углом, не на виду.

Г — 3. Будет сделано.

2.35.00.

Джеймсон. Сержант, патрульная машина Г-три докладывает: это пятиэтажный жилой дом, в вестибюле никого. У служебного входа грузовик. Двое, вроде бы в масках, грузят что-то похожее на ковер.

О’Наска. Так. Кто дежурный — Либман?

Джеймсон. Нет, у его сына сегодня бар-мицва[12], вернее вчера. Он поменялся с лейтенантом Финили.

О’Наска. Пусть лейтенант придет сюда. Позови его.

Джеймсон. Он вроде бы пошел в кафе напротив.

О’Наска. Ну так вытащи его оттуда, черт возьми! И позвони в телефонную компанию — узнай номер телефона вестибюля.

2.46.15.

Полицейский. Полицейское управление Нью-Йорка. Чем могу помочь?

Голос. Меня зовут Рональд Тригер. Мой адрес: Восточная Сент-Луисская улица, дом 4132, Балтимор, Мэриленд. Я радиолюбитель и услышал…

2.48.08.

Полицейский. Полицейское управление Нью-Йорка. Чем могу помочь?

Голос. Это лейтенант Дональд Бреннон из Чикаго. Мы только что поймали радиограмму из Нью-Йорка…

2.49.35.

Джеймсон. Сержант, в телефонной компании сказали, что номер телефона вестибюля этого дома пять-пять-пять-девять-ноль-семь-восемь.

О ’ Н а с к а. Позвони туда.

Джеймсон. Слушаю, сэр.

2.49.53.

Лейтенант Финили. Что… вашу мать, тут творится?

65

Кассета NYPD-SIS-146-83C.

Хаскинс. Без четверти три. Может, чуть раньше. Мы в квартире 5–6. Вторая группа догнала первую. У нашего мастера сложности со стенным сейфом. Это в квартире Лонжина, театрального режиссера. Мы уже взяли его коллекцию камней, а братья отнесли отличный иранский ковер в грузовик. Мы решили, что в стенном сейфе наличные Лонжина и драгоценности его супруги, если, конечно, она его супруга, в чем я сомневаюсь. Затем возник запыхавшийся Эд Бродски. Он прибежал по лестнице снизу. Он сказал Графу, что, когда они с Билли затаскивали ковер в грузовик, мимо проехала патрульная машина. Граф страшно выругался и сказал, что машина, патрулирующая этот участок, сейчас должна стоять в стойле.

Вопрос. Он так и сказал «в стойле»?

Хаскинс. Да, Томми. Так и сказал. Затем Граф спросил Эда, не видели ли их легавые. Бродски сказал, что точно не знает, но скорее всего видели. Когда появилась машина, Эд с братом выходили на улицу с ковром.

На служебной лестнице горел свет. Мы его включили, чтобы братья не переломали себе шеи, таская добро. Эд сказал, что заметил, как водитель повернул голову в его сторону — мелькнуло белое пятно.

Вопрос. Что на это сказал Андерсон?

Хаскинс. Он постоял немного в раздумье. Затем отозвал меня в угол и сказал, что надо закругляться. Возьмем, мол, то, что знаем, где искать. Мы еще раз сверились с нашими списками. Решили взять стенной сейф в квартире 5–6, над которым все еще трудился мастер. Квартиру 5-а договорились не трогать. Ту, где в спальне лежал этот калека. Там все равно не было ничего такого, из-за чего стоило бы рисковать головами. Затем решено было спуститься в квартиру 4-а, взять коллекцию монет Шелдона, а также взломать его стенной сейф. Вот и все. После этого мы хотели перевести жильцов из квартиры 4–6 в 4-а и как следует почистить квартиру старушки — я очень надеялся на хороший улов. Решение было принято, и Граф велел всем пошевеливаться — надо было поскорее сматываться. Кроме того, он велел негритосу спуститься в вестибюль, найти место, откуда его не было бы видно, и следить, не появятся ли опять полицейские. Псих из Детройта сторожил жильцов в квартире 4-а. Наш мастер наконец ковырнул сейф Лонжина, мы забрали шкатулку с бриллиантами, ценные бумаги и по меньшей мере двадцать тысяч наличными. Я увидел в этом добрый знак, хотя, конечно, патрульная машина меня мало обрадовала.

66

Фрагмент из двадцатичетырехчасовой магнитофонной записи. NYPDCC-31-8-1-9.

2.52.21.

Джеймсон. Сэр, телефон в вестибюле дома 535 молчит. Даже нет звонка.

Лейтенант Финили. Позвони еще раз в компанию. Спроси, нет ли повреждения. Сержант!

О ’ Наска. Да, сэр.

Лейтенант Финили. Капитан уехал на уик-энд в Атлантик-Сити?

О ’ Наска. Так точно.

Лейтенант Финили. Кто его замещает?

О’Наска. Абрахамсон, сэр.

Лейтенант Финили. Разбуди его. Скажи, что происходит. Мы позвоним ему, как только разберемся. Так… теперь ты, как тебя зовут?

Полицейский. Бейли, сэр.

Финили. Ты, Бейли, достань карту Двести пятьдесят первого участка. Узнай адрес дома, задворки которого выходят на задний двор дома 535. Поскольку этот стоит на северной стороне Семьдесят третьей, то другой должен быть на южной стороне Семьдесят четвертой. Что-то вроде 534 или 536. Пусть дадут описание.

Бейли. Слушаю, сэр.

2.52.49.

Финили. Ты меня спрашивал?

Джеймсон. Телефонная компания сообщила, что телефон в вестибюле не работает. Они не могут понять, почему. И все остальные телефоны в доме тоже молчат.

Финили. Кто просил их позвонить по остальным номерам?

Джеймсон. Я, сэр.

Финили. Имя и фамилия?

Джеймсон. Марвин Джеймсон, сэр.

Финили. Образование?

Джеймсон. Два года колледжа, сэр.

Финили. Молодец, Джеймсон, я это запомню.

Джеймсон. Благодарю вас, сэр.

2.59.03.

Бейли. Лейтенант, с домом 535 по Восточной Семьдесят третьей граничит дом 536 по Восточной Семьдесят четвертой. Это десятиэтажный жилой дом с небольшим мощеным задним двором.

Финили. Отлично. Кто говорил с патрульным, который видел людей в масках?

Джеймсон. Я, сэр, говорил с диспетчером…

Финили. Опять ты? Номер машины.

Джеймсон. Г-три, сэр.

Финили. Где они сейчас?

Джеймсон. Сейчас узнаю, сэр.

Финили. Побыстрей, сержант!

О’Наска. Да, сэр.

Ф и н и л и. Ну что, надо вводить в игру Абрахамсона?

О ’ Н а с к а. Да, сэр.

Ф и н и л и. Мне тоже так кажется. Позвони ему и его шоферу.

3.01.26.

Джеймсон. Лейтенант?

Финили. Да?

Джеймсон. Машина Г-три стоит на Восточной Семьдесят второй.

Фи нил и. Пусть подъедут к дому 536 на Семьдесят четвертой. Без сирены. Пусть заберутся на крышу дома или на любой этаж, откуда хорошо просматривается дом 535 по Семьдесят третьей. О любой подозрительной активности сообщать немедленно. Понятно?

Джеймсон. Да, сэр.

О’Наска. Лейтенант, инспектор Абрахамсон уже в пути. Но он едет из Куинс. Значит, приедет не раньше, чем через полчаса.

Фи нил и. Ясно. Может быть, тревога ложная. Лучше позвони в Двести пятьдесят первый участок и поговори с дежурным сержантом. Сообщи ему, что происходит. Узнай, где их ближайший патруль. Надо выслать еще три машины. Пусть остановятся на Восточной Семьдесят второй. Никаких сирен и маяков. Скажи сержанту Двести пятьдесят первого, что мы перебросим им на подмогу две машины из сектора Д. Займись этим лично. Мы будем держать их в курсе. Так, мы ничего не забыли?

О ’ Н а с к а. Взвод особого назначения?

Финили. Да благословит тебя Господь. Что там сегодня ночью, на праздничный уик-энд?

О’Наска. Один автобус. Двадцать человек. Я дал сигнал боевой готовности.

Финили. Молодец.

О’Наска. Хотя и не учился в колледже.

67

Еще один фрагмент показаний, продиктованных представителю окружной прокуратуры Нью-Йорка Джеральдом Бингемом-младшим (см. NYDA-146-113AT-113GT).

Свидетель. Я решил, что уже часа три утра. Я слышал голоса и шум на другой стороне лестничной площадки. Я понял, что грабители чистят квартиру 5–6 и скоро придут к нам. Это заставило меня задрожать — они ведь обязательно обнаружат электронное оборудование в стенном шкафу-чулане моей спальни. Меня, правда, утешала мысль, что они не поймут его характер и назначение. Они не догадаются, что это коротковолновый передатчик. Возможно, мне удастся убедить их, что это часть стереосистемы.

Так или иначе, хотя я испытывал некоторый страх — мое тело было все в испарине, — но в общем-то не боялся за свою жизнь. Откуда им знать, что я воспользовался передатчиком? Убить не убьют, думал я. Конечно, если они разбираются в электронике и заподозрят, что я с ней поработал, то могут избить меня. Но я хорошо знаю, что такое боль, и не боюсь ее. Меня только пугало, а вдруг они что-то сделают с моими родителями. Однако все мои страхи оказались напрасны. По причинам, которые тогда я понять не смог, они вообще пропустили нашу квартиру. Вошел только высокий худощавый человек, который до этого унес мои костыли и укатил коляску. Он вошел, постоял у кровати и спросил: «Хорошо себя ведешь, парень?» — «Да, сэр», — это я назвал его сэром. Я даже отца так не называю. Но в этом человеке в маске было что-то такое… С той ночи я часто думал о нем и решил, что в нем была какая-то странная, непонятная мне властность. Сам не знаю, почему, но он внушал уважение.

Так или иначе, он кивнул и обвел взглядом комнату. «Твоя?» — спросил он. «Моя», — сказал я в ответ. «Целиком и полностью? — спросил он и сам кивнул головой, — Когда мне было столько, сколько тебе, я жил в комнате не больше твоей с отцом, матерью и пятерыми братьями и сестрами». — «Покойный Джон Кеннеди говорил, что жизнь несправедлива», — сказал я ему. Он засмеялся и ответил: «Это точно. И тот, кто в четыре года не понял этого, просто глупец. Кем ты хочешь стать, парень?» — «Ученым-исследователем, — ответил я, — Может, медиком, может, электронщиком, может, космическим инженером. Пока не решил».

«Ученый-исследователь?» — переспросил он, и, по тому, как он это сказал, я понял, что он не очень представляет себе, что это такое. Я было хотел объяснить, но передумал.

«Ученый-исследователь, — еще раз повторил он. — За это что — хорошо платят?»

Я сказал, что хорошо, что мне уже сделали предложения две фирмы и что, если изобрести или открыть что-то стоящее, можно сделаться мультимиллионером. Не знаю, почему я ему это рассказывал, — может, потому, что он искренне заинтересовался. По крайней мере, мне так показалось.

«Мультимиллионером, — повторил он. — Мульти-пульти».

Затем он оглядел еще раз мою комнату — книги, стол, космические карты на стенах.

«Я никогда не мог…» — начал было он, но осекся.

«Вы что-то хотели сказать, сэр?» — спросил я.

«Я никогда не мог разобраться в этой муре», — наконец сказал он и рассмеялся. А затем добавил: «Продолжай хорошо себя вести, понял? Мы скоро уйдем. Постарайся заснуть».

Он вышел из комнаты. После этого я видел его только однажды, мельком. Мне показалось, что, может, я смог бы… Нет, что он и я могли бы… Нет, боюсь, мне не удастся выразить то, что я тогда почувствовал.

68

Фрагменты двадцитичетырехчасовой магнитофонной записи Центра связи полицейского управления Нью-Йорка. NYPDCC31-8-1-9.

3.14.32.

О ’ Н а с к а. Лейтенант, докладывает патрульный Мейер из машины Г-3. Он забрался на крышу дома 536 по Восточной Семьдесят четвертой. Говорит, что на всех окнах дома 535 опущены шторы. В нескольких квартирах горит свет. Также освещена лестница черного хода. На каждом этаже по всей этой лестнице окна не зашторены. Мейер видел людей в масках, которые сносили по лестнице вниз разные предметы и складывали их в грузовик, стоящий у служебного входа.

Финили. Скольких он заметил?

О’Наска. Говорит, что по меньшей мере пятерых, может, и больше.

Финили. Пятерых? Господи, да это же будет стрельба, как в ковбойском фильме. Поднимай взвод особого назначения по тревоге. Пусть выгружаются на Семьдесят второй у реки и ждут приказаний. Ты направил еще три машины?

О’Наска. Да, сэр. Они стоят в пределах одного квартала.

Финили. Блокировать Семьдесят третью. Поставить машины поперек улицы — одну у Ист-энд, другую у Йорк-авеню.

О’Наска. Понял.

Финили. Пусть ребята из Г-3 остаются там, где они сейчас. Отправь им на подмогу третью машину.

О ’ Наска. Ясно.

Финили. Так, в здании должны быть жильцы.

О’Наска. Да, сэр. Сейчас, конечно, праздники, и многие разъехались, но кто-то должен быть, швейцар, техник, парень, пославший сообщение, и, наверное, кое-кто еще.

Финили. Свяжи меня с дежурным сержантом Двести пятьдесят первого участка. Не знаешь, кстати, кто он?

О’Наска. Мой брат, сэр.

Финили. Шутишь?

О’Наска. Никак нет, сэр. Он действительно мой брат.

Финили. Как там у них с дисциплиной?

О’Наска. Круто. Капитан Делани живет в соседнем доме. Он днюет и ночует в участке, даже когда его дежурство кончается.

Финили. Не тот ли самый Делани, которого зовут Железный?

О ’ Н а с к а. Именно он.

Финили. Чудеса да и только! Свяжи меня с ним. Пора и ему выходить на сцену.

О ’ Н а с к а. Сию минуту, лейтенант.

3.19.26.

Делани …Ясно. Как вас зовут?

Финили. Лейтенант Джон К. Финили, сэр.

Делани. Итак, лейтенант Финили, повторяю то, что от вас услышал. Если в чем-то ошибусь, поправьте, когда я закончу. Понятно?

Финили. Да, сэр.

Делани. У вас есть основания полагать, что в доме 535 по Восточной Семьдесят третьей улице происходит грабеж или вооруженный грабеж со взломом. По крайней мере, пятеро в масках выносили из дома вещи и грузили в фургон у служебного входа. Сейчас в районе находятся четыре патрульные машины из сектора Г. Одна блокирует Семьдесят третью улицу возле Ист-энд-авеню, вторая — у Йорк-авеню. Две машины (по двое полицейских в каждой) расположились на Семьдесят четвертой улице, патрульные ведут наблюдение за задней частью дома 535. Дежурный сержант местного участка посадил двух своих человек у телефона ожидать инструкций. По тревоге поднят отряд особого назначения в количестве двадцати человек и выехал в автобусе. Им приказано остановиться на Семьдесят второй улице и ждать дальнейших приказаний. Инспектор Абрахам — сон поставлен в известность и направляется на место предполагаемого преступления. До того как прибудет инспектор, я принимаю на себя командование силами, имеющимися в моем распоряжении. Я с моими людьми проникаю в дом, принимаю все меры по обеспечению безопасности лиц, не причастных к преступлению, захватываю преступников и забираю у них похищенные ценности. Все правильно?

Финили. Абсолютно. До мелочей, сэр.

Делани. Наш разговор записывается на магнитофон?

Финили. Да, сэр.

Делани. Капитан Эдвард Делани заканчивает разговор. Я начинаю операцию: вывожу имеющиеся в моем распоряжении силы на место предполагаемого преступления.

(Пауза в 6 секунд.)

Финили. Боже праведный. Просто не верится. Я слышал это своими собственными ушами, но все равно не верю. Ты слышал, сержант?

О’Наска. Да, сэр.

Финили. Мне рассказывали разные истории про этого парня, но я им не верил.

О’Наска. Это все правда, сэр. У него больше наград, чем у меня похмелий.

Финили. Все равно не верю. Таких людей не бывает.

О’Наска. То же самое говорит мой брат.

69

Стенограмма магнитофонной записи BYDA-146- 121-АТ от 11 сентября 1968 года в больнице Пресвятой девы (Нью-Йорк). Свидетель Джордж Бингем-старший, проживающий по адресу: Восточная Семьдесят третья улица, дом 535, квартира 5-а, Нью-Йорк.

Ведущий допрос. Рад видеть вас в лучшем состоянии, мистер Бингем. Как вы себя чувствуете?

Бингем. Гораздо лучше. Опухоль спала, а сегодня утром я получил обнадеживающие новости. Врачи уверяют меня, что правый глаз будет видеть. Они говорят, что, конечно, острота зрения понизится, но я им буду видеть.

Ведущий допрос. Приятно это слышать. Очень приятно. Могу понять ваши чувства.

Бингем. Да, собственно…

Ведущий допрос. Мистер Бингем, в ваших предыдущих показаниях есть кое-что, нуждающееся в уточнении. Если вы готовы…

Бингем. Да, я вполне готов. Я даже рад, что вы пришли. А то все лежу и лежу…

Ведущий допрос. Могу себе представить. Мы хотели бы еще раз услышать о том, что происходило примерно в половине четвертого утра 1 сентября. Согласно вашим прежним показаниям, в это время вы находились в квартире 4–6 с другими жильцами и швейцаром под присмотром человека, который ранее, в вашей квартире, ударил вас в лицо, а потом избил ногами. Этот человек был вооружен. Так?

Бингем. Так.

Вопрос. Вы разбираетесь в личном оружии, мистер Бингем?

Бингем. Немного. Я был в Корее морским пехотинцем.

Вопрос. Вы могли бы опознать оружие того человека?

Бингем. Мне показалось, что это был пистолет кольт, сорок пятого калибра; образца 1917 года.

Вопрос. Вы уверены?

Бингем. Вполне. Сам стрелял из такого.

Вопрос. В каком состоянии вы были тогда — в три часа первого сентября?

Бингем. Вы хотите спросить — был ли я в ясном сознании?

Ведущий допрос. Ну, в общем, да…

Бингем. Не совсем. Глаз болел — и очень сильно, и еще пульсировала боль в том месте, куда он ударил меня ногой. Меня уложили на кушетку в гостиной миссис Хатвей. Викторианская кушетка красного бархата. Жена прикладывала к глазу холодное полотенце. Помогал мне и доктор Рубиков — у него приемная на первом этаже. Тогда я плохо воспринимал, что творилось вокруг. Думаю, у меня было что-то вроде шока. Впервые в жизни меня избили. Впервые я стал жертвой такого нападения. Вы меня понимаете?

Ведущий допрос. Вполне, мистер Бингем.

Бингем. То, что совершенно незнакомый мне человек ударил меня, нанес мне травму, а потом стал избивать ногами… По правде сказать, мне было стыдно. Может, это и неожиданная реакция, но мне было стыдно.

Ведущий допрос. Вам было стыдно?

Бингем. Да, у меня было именно это чувство.

Вопрос. Но с какой стати и чего вам было стыдиться? Вы сделали все, что могли — и кстати, сделали куда больше, чем кто-либо из остальных жильцов. Вы мгновенно отреагировали на вторжение. Вы пытались защитить ваших близких. У вас нет оснований стыдиться.

Бингем. Но я ничего не мог с собой поделать. Возможно, это потому, что человек с пистолетом обращался со мной и со всеми остальными с таким наглым презрением. Как он размахивал пистолетом. Как он ржал. Он получал от этого большое удовольствие. Он толкался. Когда ему нужно было, чтобы швейцар отошел от окна, он не попросил его отойти, он просто отшвырнул его так, что бедняга Тим О’Лири упал. А этот человек заржал. Я боялся его. Может быть, потому мне и было так стыдно.

Ведущий допрос. Этот человек угрожал вам заряженным пистолетом. У вас были все основания бояться.

Бингем. Не знаю… Я воевала Корее. Бывал в боях. Мне и там бывало страшно, но не стыдно. Трудно объяснить разницу, но она есть. Я знал, что этот человек ненормален, злобен и очень опасен.

Ведущий допрос. Ладно, давайте двинемся дальше. Вы говорили, что в половине четвертого или чуть позже появились четверо остальных грабителей и вас перевели в квартиру 4–6 напротив.

Бингем. Верно. Я мог идти с помощью жены и доктора Рубикова. Нас вывели из квартиры 4-а и ввели в квартиру 4–6.

Ведущий допрос. Они сообщили вам, почему это делают?

Бингем. Нет. Тот, кто выглядел главным, просто вошел и сказал: «Все в квартиру напротив. Быстро!» — или что-то в этом роде.

Вопрос. Он велел поторапливаться?

Бингем. Да. Возможно, я что-то присочиняю — я еще был плох, — но мне показалось, что они заволновались. Они даже стали нас подталкивать. Они явно заспешили. Когда они впервые появились в моей квартире, то выглядели более уверенными. Теперь же они торопились, толкали нас…

Вопрос. В чем, по-вашему, было дело?

Бингем. Думаю, что они чего-то опасались, хотели побыстрее закончить и уйти. Так мне, во всяком случае, показалось.

Вопрос. Вам показалось, что они напуганы? Вам от этого не стало легче?

Бингем. Нет, мне по-прежнему было очень стыдно.

70

Отрывки из окончательного отчета капитана Эдварда Делани. Этот документ стал своего рода классикой и был перепечатан полицейскими журналами семи стран, в том числе и в России. В архивах он значится под номером NYPD-EXD-1-9-1968.

Примерно в 3.24 я прибыл на угол Восточной Семьдесят третьей и Йорк-авеню. Я приехал из Двести пятьдесят первого участка. Моим шофером был полицейский Алоизий Макклер. Я сразу заметил патрульную машину, поставленную поперек Семьдесят третьей улицы, — как я понял, чтобы блокировать проезд. Однако поставлена она была неудачно. Это была машина Г-24. Сообщив, кто я такой, я попросил поставить машину чуть дальше, там, где по обе стороны улицы были Припаркованы частные автомобили. Это позволяло полностью отрезать этот конец улицы.

На северо-западном углу Восточной Семьдесят третьей и Йорк-авеню есть телефон-автомат. Я обнаружил, что телефон неисправен (как показало дальнейшее расследование, все телефоны-автоматы в районе места преступления были повреждены, что свидетельствует о хорошо продуманном и тщательно подготовленном плане этого четко организованного налета).

В связи с этим я приказал полицейскому Макклеру взломать дверь табачного магазина на северо-западном углу Восточной Семьдесят третьей и Йорк-авеню. Он сделал это аккуратно, не разбив стекла. Я вошел, включил свет и нашел телефон (я сделал все возможное, чтобы не нанести ущерба собственности владельца магазина, хотя городским властям придется заплатить ему за сломанный замок).

Затем я позвонил в Центр связи лейтенанту Джону Л. Финили. Я сообщил ему, где я расположился, и попросил, чтобы телефонная связь поддерживалась непрерывно. Он дал согласие. Я также попросил, чтобы инспектора Абрахамсона, который ехал из Квинса, направили ко мне. Лейтенант Финили сказал, что все ему передаст. Затем я посадил полицейского Макклера дежурить у телефона, пока ему не прибудет замена. Он заступил на дежурство.

Поскольку формально я был не на дежурстве, то был одет в штатское. Я снял пиджак, закатал рукава и перекинул пиджак на руку. Соломенную шляпу я оставил в магазине. Затем я одолжил утреннюю воскресную газету у одного из патрульных в машине, блокировавшей Семьдесят третью. Сунув газету под мышку, я двинулся по южной стороне Восточной Семьдесят третьей от Йорк-авеню в сторону Ист-энд. Проходя мимо дома 535 по противоположной стороне улицы, я заметил, не поворачивая головы, грузовик у служебного входа. Боковые двери его были распахнуты, но никого рядом не было.

Я сразу понял, что ситуация для лобовой атаки сложилась неблагоприятная. Дома, обращенные фасадами к атакуемому дому, не создавали возможностей для хорошего укрытия. Большинство из них были той же высоты, что и дом 535. Лобовая атака в принципе была бы возможна, но только не в соответствии с инструкцией Управления полиции № 64 от 19 января 1948 года, в которой говорилось: «При оперативных действиях командующий операцией должен, во-первых, заботиться о безопасности лиц, непричастных к преступлению, а, во-вторых, о безопасности своих подчиненных».

Дойдя до угла Семьдесят третьей и Ист-энд-авеню, я сообщил, кто я такой, патрульным машины Г-19, блокировавшим этот конец улицы. Опять-таки и эта машина была поставлена неудачно. Указав водителю, как надо правильно поставить заслон, я попросил его отвезти меня кружным путем на мой командный пункт, а затем вернуться обратно и поставить машину так, как я приказал. Затем я вернул газету тому сотруднику, который мне ее одолжил.

За то недолгое время, что я возвращался на свой пост, я разработал план атаки. Я связался с лейтенантом Финили в Центре связи по открытой телефонной линии с командного поста в табачном магазине (мне остается лишь добавить, что сотрудники Центра оказывали прекрасное содействие, однако на будущее хотел бы пожелать им придерживаться более формальной системы общения с употреблением большего количества кодовых слов и цифр. Иначе переговоры принимают слишком неофициальный характер, что ведет к лишней трате драгоценного времени).

Я приказал лейтенанту Финили выслать в мое распоряжение еще пять патрульных машин. Я также потребовал взвод особого назначения, снабженный по крайней мере двумя портативными передатчиками, оружейную машину со слезоточивым газом, две машины с прожекторами, а также «скорую помощь». Лейтенант Финили сказал, что проверит наличие требуемого и вышлет все, что окажется под рукой, и как можно скорее. Тогда же (в 3.40 или в 3.45) я попросил лейтенанта Финили поставить в известность о происходящем дежурного заместителя начальника полицейского управления Артура К. Битема, предоставив последнему право решать, нужно ли информировать об операции начальника управления и мэра или нет.

После этого я начал расставлять людей по местам.

71

Кассета NYPD-SIS-146-83C.

Хаскинс. Примерно тогда Граф сказал…

Вопрос. Когда именно?

Хаскинс. Томми, я не помню точно. Была поздняя ночь или раннее утро. Небо вроде бы стало светлеть, а может, это мне только казалось. Так или иначе, я объяснил братьям Бродски, что брать в квартире 4–6. Это и впрямь оказалась самая настоящая сокровищница. Наш мастер разобрался с огромным старинным сундуком, окованным медью и запертым на внушительный висячий замок. Еще он пооткрывал разные шкатулки, ящики, ящички. Отпер и коробку для боеприпасов армейского образца, тоже запертую на замок. Старушки оказались припасливыми, словно белки. Смех и только! Банкам они явно не доверяли. Мы взяли кулон с бриллиантами, рубиновое колье — камни были жутко грязные, — но одни только эти вещицы потянули бы тысяч на пятьдесят. С наличными тоже был порядок — причем попадались такие древние купюры, какие я в жизни не видел. Были там и ценные бумаги, и горы разных викторианских штучек — диадемы, браслеты, ожерелья, булавки, заколки, броши, коллекция табакерок, инкрустированных драгоценными камнями, — все высокого качества, хотя и нуждалось в чистке. Господи, Томми, это все равно что оказаться у «Тиффани» семьдесят пять лет назад. Какие там были умопомрачительные эмали, финифти, стекло! Я просто не имел права их там оставить. Граф велел поторапливаться, и пришлось махнуть рукой на ковры и мебель, хотя за один лишь шератонский столик любой музей мира заплатил бы бешеные деньги. А какой там был восхитительный персидский ковер — маленький, не больше, чем три на пять футов. Я решил захватить и его и велел Билли, тому, у кого мозги набекрень, взять его под мышку и тащить в грузовик.

Вопрос. Где был в это время Андерсон?

Хаскинс. То тут, то там. Повсюду. Он проверил мальчишку-калеку из квартиры 5-а, потом вышел на веранду посмотреть, что происходит вокруг. Потом он пошел взглянуть, как обращается с жильцами этот монстр из Детройта в квартире 4-а. Он помогал братьям перетаскивать добро в машину, он прошел через пустые квартиры — проверял, не забыли ли мы чего. Он был все время в деле, молодец! Когда я закончил квартиру 4–6, он велел мне спуститься в подвал, проверить, дрыхнет ли еще техник, и заодно посмотреть, как там наш негритос в вестибюле. Я спустился в подвал — техник храпел вовсю.

Вопрос. Вы взяли чего-нибудь из его квартиры?

Хаскинс. Нет, ее уже вычистили. Мы взяли только старинный трельяж.

Вопрос. Техник утверждает, что ему только что заплатили жалованье и в бумажнике у него было около ста долларов, которые исчезли. Вы их не брали?

Хаскинс. Томми, зачем так? Я, конечно, не самый честный человек в мире, но я не мелкий воришка.

Вопрос. При обыске в участке у вас обнаружили в бумажнике около сорока долларов. Кроме того, во внутреннем кармане пиджака у вас было около ста долларов в комке. Не те ли это доллары?

Хаскинс. Томми! Это невозможно!

Вопрос. Ладно, что случилось потом, после того, как вы удостоверились, что техник все еще спит?

Хаскинс. Граф велел мне взглянуть на Ската Джонсона в вестибюле на обратном пути. Скат сидел в швейцарской, так что с улицы его не было видно. Я спросил его, все ли в порядке.

Вопрос. Что он ответил?

Хаскинс. Ответил, что не видел ни полицейских машин, ни пеших патрульных. Он сказал, что мимо прошел только человек с пиджаком через руку и газетой под мышкой — по другой стороне. Он сказал, что, проходя мимо дома, человек даже не повернул головы, так что вроде все в порядке. Но я почувствовал, что на душе у Ската кошки скребут.

Вопрос. Почему вы так решили?

Хаскинс. Видите ли, до этого он изъяснялся исключительно рифмами, иногда страшно смешно. У него был талант! Но теперь он говорил, как мы с вами, и его прежнюю веселость как ветром сдуло. Когда мы ехали на дело, он всю дорогу потешал нас, но теперь приуныл. Я спросил, в чем дело. Он ответил, что и сам толком не понимает, но — это его слова — «стало попахивать». Я пошел наверх и доложил Графу, что Скат не заметил ни патрульных машин, ни пеших полицейских, но что-то нервничает. Граф кивнул и велел братьям поторапливаться. Мы в общем-то уже закруглялись. Еще какие-нибудь полчаса — и привет! Я не боялся. Напротив, у меня было отличное настроение. Все оказалось куда лучше, чем мы могли мечтать. Хотя мне полагалась заранее оговоренная сумма, а не процент от всей добычи, я радовался, что все так славно получается. Я впервые участвовал в чем-то подобном и надеялся, что Граф и в следующий раз возьмет меня. А кроме того, как я уже сказал, мне удалось кое-что прикарманить. Пустячок, конечно, а приятно. В общем, я заработал очень неплохо.

72

Из отчета капитана Эдварда Делани. NYPD-EXD-1-9-1968.

В моей служебной записке № 536 от 21 декабря 1966 года я настоятельно рекомендовал офицерскому составу полиции Нью-Йорка, от лейтенанта и выше, проходить курсы обучения тактике малых пехотных соединений (до роты), существующие на ряде военных баз США, а также в Куонтико, Виргиния, где проходят подготовку будущие офицеры морской пехоты.

В годы, когда я служил патрульным (1946–1949), подавляющее большинство преступлений совершалось одиночками, и полиция Нью-Йорка строила свои действия так, чтобы им препятствовать. В последние годы, однако, характер преступлений в нашем городе, равно как и в стране (а может, и вообще в мире), существенно изменился.

Теперь мы в основном имеем дело не с правонарушителями-одиночками, а с хорошо организованными преступными группами, транснациональными и международными синдикатами. Большинство из них имеет военизированный характер. Любопытно, что организация, известная под названиями Коза Ностра, Синдикат, Мафия и т. д., широко использует военную терминологию для обозначения своих членов — «дон» (соответствует генералу или полковнику), «капо» (майор или капитан), «солдат» (рядовой) и т. п.

Исходя из военизированного характера современных преступных группировок, я и написал вышеупомянутую служебную записку, где подчеркивал необходимость приобретения офицерами полиции военно-тактических знаний, а также ежегодного прохождения ими двухнедельных семинаров, позволяющих быть в курсе новейших тенденций в этой области. С тех пор как в 1953 году мне было присвоено звание лейтенанта, я по собственной инициативе посещаю такие курсы и семинары.

Поэтому я рассматривал ситуацию, сложившуюся в доме 535 по Восточной 73-й улице ранним утром первого сентября 1968 года, как классическую военно-тактическую задачу. Вверенные мне люди (их число постоянно увеличивалось) в 3.45 занимали «равнину», в то время как противник расположился на высоте (пятиэтажный дом). Война — это география! В таких ситуациях очень полезны учебники по тактике уличного боя, изданные для внутреннего пользования ВС США (USA-45617990416 и USA-917835190-017).

Хотя лобовая атака была в принципе возможна (если не считаться с возможными жертвами), я решил, что лучшим решением будет вертикальное развертывание. Этой тактики придерживались немцы во второй мировой войне, забрасывая в тыл противника парашютный десант. Этот подход получил дальнейшую разработку во время полицейской акции США в Корее, когда были использованы вертолеты. Традиционно атака рассматривалась в двух измерениях, за последние десятилетия к ним добавилось третье.

Произведя пешую разведку по 73-й улице, я обратил внимание, что рядом с домом 535 располагался 16- или 18-этажный Жилой дом. Он прилегал к восточной части осажденного нами дома. Я сразу понял, какие преимущества это сулит для вертикального развертывания. Можно было высадить десант с крыши более высокого здания, а если нам будет сопутствовать везение (важный фактор в любых начинаниях), то можно было бы переправить десантников с седьмого или шестого этажа более высокого здания на веранду дома, занятого противником.

Оказавшись на крыше или верхнем этаже дома 535, полицейские должны были, по моим расчетам, шумно заявить о своем присутствии и заставить грабителей отступить на улицу. Я не собирался приказывать десантникам (их должно было быть от силы пятеро), высадившись в доме 535, вступать в бой с противником. Их единственной задачей было вытеснить их на улицу, не ставя под угрозу жизнь тех невинных жертв, что оказались в тот момент в доме.

Главное было лишить противника преимущества высоты. Рассчитав все тщательным образом, я решил разместить полукругом перед фасадом дома 535 четыре патрульные машины (по два человека в каждой) и две машины с прожекторами, приказав моим людям находиться в укрытии (в данном случае в машинах) и не стрелять первыми. Кроме того, я собирался поместить шестерых человек сзади дома 535, а именно на мощенном бетонными плитами открытом пространстве на задворках дома 536 по Восточной Семьдесят четвертой улице. Этой группы, на мой взгляд, должно было хватить, чтобы не дать противнику отступить в этом направлении. То, что одному человеку все-таки удалось на какое-то время ускользнуть от нас, никоим образом, как мне кажется, не ставит под сомнение правильность моего плана.

К этому времени отряд особого назначения прибыл в мое распоряжение. Взвод в количестве двадцати человек под командой чернокожего сержанта приехал в автобусе. Во взводе было еще двое негров.

Мои дальнейшие рассуждения могут кому-то показаться необязательными и даже неуместными, учитывая этническую и расовую напряженность в Нью-Йорке. Однако мне кажется, что эти выводы, основанные на двадцатидвухлетнем опыте работы в нью-йоркской полиции, могут пригодиться моим коллегам, оказавшимся в сходной ситуации, и потому я считаю нужным поделиться ими…

Говорят, что все люди рождаются равными. Возможно, это действительно так — перед Богом, и часто, хотя и не всегда, перед законом. Однако люди отнюдь не равны между собой с точки зрения этнических и расовых характеристик, физических и умственных возможностей и моральных установок. Конкретные этнические и расовые группы — негры, ирландцы, поляки, евреи, итальянцы и т. д. — обладают некоторыми врожденными качествами. Некоторые из них в глазах человека, занимающего командный пост, являются преимуществами, другие — недостатками. Но если командир вообще не принимает их во внимание (например, из ошибочной веры в полное равенство людей), то он виновен в нарушении воинского долга. Последний, на мой взгляд, как раз и состоит в том, чтобы разрешать сложившиеся конфликтные ситуации, распоряжаясь наилучшим образом как людскими, так и материальными ресурсами, имеющимися в наличии, трезво оценивая возможности своих подчиненных.

Мой опыт учит, что чернокожие хороши в ситуациях, когда требуется проявить мужество и отвагу. Особенно удачно они действуют вместе, когда негры составляют единую группу. Поэтому я приказал негру-сержанту из взвода особого назначения взять еще двух чернокожих, добавить к ним двух белых и начать вертикальное развертывание. Эта группа должна была высадиться на веранду дома 535 и заставить противника отступить на улицу.

Негр-сержант сказал: «Есть!», и после небольшого обсуждения было решено, что его люди возьмут с собой автомат Томсона, два ружья с пластиковыми пулями, револьверы, дымовые шашки, гранаты. Кроме того, эта группа была снабжена портативной рацией, чтобы сообщить мне, когда десант будет высажен на веранду дома 535. Группой командовал сержант Джеймс Л. Эверсон (жетон 72897535), который, на мой взгляд, заслуживает благодарности в приказе.

73

Из отчета сержанта Джеймса Л. Эверсона (жетон 72897535). Документ NYPD-JLE-1-9-1968.

Я получил инструкции от капитана Эдварда Делани, занимавшего командный пост в табачном магазине на углу Восточной 73-й улицы и Йорк-авеню. Я взял с собой четырех человек из моего взвода, и мы отправились на угол Восточной 73-й и Ист-энд-авеню. По распоряжению капитана Делани мы воспользовались патрульной машиной. По прибытии на указанный перекресток я оценил обстановку и пришел к выводу, что в дом, прилегающий к № -535, лучше проникать поодиночке. Первым вошел я, затем с интервалом в 60 секунд за мной последовали мои подчиненные.

В вестибюле я обнаружил спящего дежурного. Это был не швейцар, а подменявший его техник-смотритель. Я разбудил его и объяснил ситуацию. К этому времени все четверо моих людей уже подошли. Техник сообщил, что на веранду дома 535 удобней всего проникнуть через окна квартиры 6-в, выходившие на дом, где действовала преступная группа. Мы были вооружены револьверами, автоматом, двумя ружьями с пластиковыми пулями, шашками и гранатами. Техник проводил нас в квартиру 6-в.

Хозяин квартиры — мистер Ирвинг Мандельбаум, холостяк. В его квартире находилась незамужняя Гретхен К. Стробел. В случае необходимости против Ирвинга Мандельбаума можно было выдвинуть обвинение в незаконной половой связи (согласно уголовному кодексу штата Нью-Йорк). Однако, учитывая содействие, оказанное мистером Мандельбаумом представителям нью-йоркской полиции, я не выдвигаю такого обвинения.

Миссис Стробел ушла в ванную, а я и мои подчиненные начали высадку через окно спальни на веранду дома 535. Когда все мы оказались на веранде, я связался по рации с капитаном Делани. Слышимость была отличной. Я доложил, что мы уже на месте. Капитан Делани велел подождать две минуты и приступать к действиям.

74

Из отчета капитана Эдварда. Делани. NYPD-EXD-1-9-1968.

Примерно в 4.14 со мной на связь вышел сержант Эверсон. Должен отметить, что новые передатчики 415Х16С действовали превосходно. Эверсон сообщил, что он и его взвод находятся на веранде дома 535. Решено было, что через две минуты он начнет «шумовую атаку».

К этому времени в мое распоряжение поступили далеко не все затребованные мной людские и материальные ресурсы. Однако я счел за благо начать действовать с тем, что имел, чем ждать оптимальных условий, которые создаются крайне редко. Я направил патрульные машины Г-6 и Г-14 (по два человека в каждой) к дому 535 со стороны Йорк-авеню и машины Г-8 и Г-24 со стороны Ист-энд-авеню. Те, что двигались от Йорк-авеню, следовали за машиной-прожектором SC-147 (вторая машина к тому времени не прибыла). Пять машин расположились полукругом у входа в дом 535. После того как патрульные укрылись за своими машинами, вспыхнул прожектор и осветил дом. Прибытие дополнительных патрульных машин (благодаря оперативности лейтенанта Джона К. Финили) позволило мне поставить их на концах Семьдесят третьей улицы (Г-19 — в районе Ист-энд-авеню, Г-32 — в районе Йорк-авеню).

Я находился в первой машине (Г-6), направлявшейся к дому 535 со стороны Йорк-авеню. Я дал приказ, повторив его несколько раз, не стрелять без моей команды.

75

Магнитофонная запись NYDA-146-IIIF-114-6. Допрос Джеральда Бингема-младшего.

Вопрос. Который был час?

Свидетель. Точно не знаю. Пятый час утра.

Вопрос. Что тогда случилось?

Свидетель. Внезапно в мою спальню ворвались пятеро полицейских. Они проникли через застекленную дверь. Трое из них были цветные. В том числе и тот, кто вошел первым. Все вооружены. У первого в руках был автомат. Он спросил меня: «Кто ты?»

Я ответил: «Джеральд Бингем-младший. Я живу в этой квартире».

Он взглянул на меня и сказал: «Это ты оповестил о налете?»

«Да, — сказал я. — По, коротковолновому передатчику».

Он ухмыльнулся и сказал: «Ну, да’вай на веранду».

Я сказал ему, что не могу передвигаться, потому что грабители забрали мою коляску и костыли.

Он сказал: «Ладно, оставайся здесь. А где они?»

«Скорее всего, на четвертом этаже, — сказал я. — Прямо под нами».

«Хорошо, — сказал он. — Мы с ними разберемся. А ты оставайся здесь и лежи тихо».

Они стали уходить, а я крикнул вслед: «Пожалуйста, не убивайте его», — но, по-моему, они не услышали.

76

Кассета NYPD-SIS-146-83C.

Хаскинс. Мы обрабатывали квартиру 4–6. Дело близилось к концу. До победы было рукой подать. И вдруг все рухнуло. Выстрелы наверху. Шум. Стрельба. Взрыв. Крики: «Вы окружены! Руки вверх! Бросайте оружие или вы покойники! Мы вас сцапали!» — и прочая ерунда. Я намочил штаны. Да, Томми, я открыто признаю: намочил штаны. Затем мы побежали. Сначала наш технарь — по черной лестнице, затем братья. За ними я. Я только успел заметить, что этот бандит из Детройта подбежал к окну квартиры 4-а и выстрелил через стекло.

Вопрос. Был ли ответный огонь?

Хаскинс. Нет… Впрочем, точно я не знаю. Я выскочил в фойе между двух квартир, побежал вниз по лестнице. Я видел и слышал, как он стрелял в окно квартиры 4-а, но ответного огня с улицы не заметил.

Вопрос. Где был в это время Андерсон?

Хаскинс. В фойе на четвертом этаже. Стоял как вкопанный.

77

Из отчета капитана Эдварда Делани. NYPD-EXD-1-9-1968.

Атакующие силы заняли позиции. Как только десант приступил к действиям, прожектор, как я и приказывал, осветил фасад. Почти сразу же с четвертого этажа раздался выстрел. Я крикнул своим, чтобы они не стреляли.

78

Из показаний Эрнеста Генриха Манна. NYDA-EHN- 108В.

Как только поднялся шум, я понял: это конец. Медленно и тихо я начал спускаться по черной лестнице, вошел в вестибюль, снял маску и перчатки и сел на мраморный пол подальше от парадного входа. Я прислонился спиной к стене, поднял руки над головой и стал ждать. Я терпеть не могу насилия.

79

Из отчета капитана Эдварда Делани. NYPB-EXD-1-9-1968.

Мы все еще не сделали ни одного выстрела. Затем внезапно из парадной двери на улицу выбежал человек в маске, стреляя из револьвера по машинам. Я дал приказ открыть огонь, и он упал.

80

Фрагмент кассеты NYPD-SIS- 146-83С. Допрос Томаса Хаскинса Томасом Броди, детективом второго класса.

Хаскинс. Когда мы спустились на первый этаж, братья Бродски направились через черный ход к машине. Я пошел в вестибюль. Там уже сидел на полу без маски наш технарь, подняв руки над головой. Мне стало нехорошо. Затем я увидел, как негритос выхватил револьвер и кинулся в парадную дверь. Он только выругался и исчез в дверях. Потом загремели выстрелы, и я понял, что его убили. Признаться, я понятия не имел, что делать. У меня было что-то вроде истерики. Понимаете меня, Томми?

Вопрос. Да, но что вы все-таки сделали?

Хаскинс. Это может показаться глупостью, но в тот момент, увы, я плохо соображал, — я повернулся и пошел к черной лестнице и стал опять по ней подниматься. На площадке второго этажа стоял Андерсон.

Вопрос. Что он делал?

Хаскинс. Ничего. Стоял и все. Тихо и молча. Я сказал: «Граф, мы…» Но он перебил очень спокойным голосом: «Знаю. Ничего пока не делай. Оставайся здесь. У меня тут одно дело, но я скоро спущусь и мы выйдем вместе».

Вопрос. Это его точные слова?

Хаскинс. Так я запомнил.

Вопрос. Что вы сделали?

Хаскинс. То, что он мне велел. Стоял на площадке.

Вопрос. А он?

Хаскинс. Граф? Он стал подниматься вверх по лестнице.

81

Из отчета капитана Эдварда Делани. NYPD-EXD-1-9-1968.

Из окна четвертого этажа время от времени раздавались выстрелы. Я сделал вывод, что стреляет один человек. Я приказал не стрелять в ответ. Надо сказать, что в этих сложных и трудных обстоятельствах мои люди проявляли безукоризненную дисциплину. Примерно через три минуты после начала операции из задней двери выбежали двое, они вскочили в грузовик, и он стал выезжать задом на улицу. На большой скорости.

Это, конечно, был жест отчаяния, обреченный на неудачу, поскольку я расставил машины таким образом, чтобы грузовик не ушел. Из движущегося грузовика высунулся человек и выстрелил из револьвера. Мы открыли ответный огонь.

Грузовик врезался в машину Г-14 и остановился. При столкновении полицейский Саймон Легранж (жетон 67935429) получил перелом ноги, а полицейский Марвин Финкелстайн (жетон 45670985) был ранен в предплечье пулей из револьвера человека в грузовике. Это были наши единственные в тот момент потери.

Когда я приказал прекратить огонь, мы поняли, что стрелок (впоследствии опознанный как Эдвард Бродски) погиб, а водитель (Уильям Бродски) получил перелом руки в результате столкновения.

82

NYPD-SIS N146-92A.

Миссис Хатвей. Мы были в холле квартиры 4-а, когда началась стрельба. Это было в пятнадцать минут пятого утра.

Мисс Калер. Скорее в половине пятого.

Миссис Хатвей. У меня были часы-брошка, глупое создание. Было почти четверть пятого.

Мисс Калер. Половина пятого!

Ведущий допрос. Дамы, прошу вас. Что случилось дальше?

Миссис Хатвей. Человек в маске, этот жестокий хам, подбежал к окну и начал стрелять. Он разбил стекло — весь ковер в осколках! Я сказала, что надо сидеть, где мы сидим, и не двигаться. Хам стрелял и стрелял, а я благодарила Бога, что это происходит не в нашей квартире, потому что полицейские свободно могли выстрелить в окно атомной ракетой и всех уничтожить. А потом в квартиру вошел второй человек в маске, вынул из кармана револьвер. Я думала, что он тоже будет стрелять в окно, но ошиблась.

83

NYDA-146-121-AT.

Бингем. Когда началась стрельба, я предложил нашим лечь на пол. Все так и поступили, кроме старых дам, которые отказались наотрез — наверное, им это было слишком трудно сделать. Они просто замерли в своих креслах. Тот, кто нас охранял, стал стрелять в окно.

Вопрос. Последовал ли ответный огонь, мистер Бингем?

Бингем. Нет, сэр. По крайней мере я не заметил. Человек стрелял и сквернословил. Один раз я видел, как он перезаряжал обойму. А потом в квартиру вошел второй человек в маске. Это был второй из тех, кто вломился в мою квартиру.

Вопрос. Тот, который велел первому перестать бить вас?

Бингем. Он самый. Он вошел и вытащил револьвер.

Вопрос. Какой именно?

Бингем. Большой. Калибр тридцать восьмой… Марку не заметил.

Вопрос. Ладно. Дальше что было?

Бингем. Второй вошел и сказал «Бокс!»

Вопрос. Только это?

Бингем. Да, он сказал: «Бокс!» — и человек у окна обернулся. А второй человек выстрелил.

Вопрос. Сколько раз он выстрелил?

Бингем. Дважды. Это точно, потому что я за ними наблюдал. Он вошел в дверь, вынул из кармана револьвер. Сказал: «Бокс!», человек у окна обернулся. А вошедший сделал еще несколько шагов и дважды выстрелил. Я видел, как пули входили в тело. На пиджаке появились отверстия. Он получил пули в грудь и живот. Так мне, по крайней мере, показалось. Человек у окна уронил пистолет и стал оседать на пол. Он оседал очень медленно. Он ухватился за шторы и потащил за собой и шторы и карниз. Он сказал: «Что?», а может, и что-то другое. Но мне послышалось: «Что?» Он лежал на полу, покрытый бордовым занавесом, извивался в конвульсиях, а на пол текла кровь. Боже…

Вопрос. Не хотите сделать небольшой перерыв?

Бингем. Нет, со мной все в порядке. Затем мою жену стало рвать. Одна из старушек в холле упала в обморок, кто-то вскрикнул, а два педераста, которых я до этого не видел, стиснули друг друга в объятиях. У доктора Рубикова был такой вид, словно его оглушили. Господи праведный, кошмар да и только!

Вопрос. Что сделал убийца потом?

Бингем. Он коротко посмотрел на человека на полу. Затем положил револьвер обратно в карман, повернулся и вышел из квартиры. Больше я его не видел. Странно, что вы назвали его убийцей.

В о п р о с. Но он ведь и есть убийца, разве нет?

Бингем. Верно. Но в тот момент мне показалось, что он приводил в исполнение приговор. Мне показалось, что это палач, делающий свое дело.

Вопрос. Что было потом?

Бингем. После того, как он ушел? Доктор Рубиков подошел к человеку на полу, опустился на колени, осмотрел ранения и пощупал пульс. «Пока жив, — сказал он, — но это ненадолго. Ранения смертельные».

Ведущий допрос. Спасибо, мистер Бингем.

Бингем. Не за что.

84

NYDA-SIS- 146-82С.

Хаскинс. Это была целая жизнь. Вечность. Этот грохот, стрельба, суматоха! Но я стоял на площадке, как велел Граф.

Вопрос. Вы ему доверяли?

Хаскинс. Ну конечно, глупый вопрос! Если не верить такому человеку, как Граф, кому вообще верить? Как я и предполагал, он спустился с четвертого этажа и сказал: «Лучше сними маску, подними руки и медленно выходи через парадную дверь».

Вопрос. Почему вы этого не сделали? Это был хороший совет.

Хаскинс. Знаю, знаю, знаю! Но если бы вы знали, как на меня действовал Андерсон. Из-за него я забыл об опасности и решил попытать удачи. Вы меня понимаете?

Вопрос. Не совсем. Что вы имеете в виду?

Хаскинс. Томми, Томми, он сделал меня мужчиной. Когда я не послушался его и остался на месте, то увидел, что он улыбается. Он сказал: «Через задний ход!» Мы сняли маски и перчатки, сбежали по лестнице, выскочили из задней двери и стали перелезать через стену, но в этот момент вспыхнули миллионы прожекторов, загремели выстрелы, я вскинул руки высоко-высоко и завопил что было мочи: «Сдаюсь, сдаюсь!» Томми, это был такой драматичный момент!

Вопрос. Что случилось с Андерсоном?

Хаскинс. Не знаю. Только что он был рядом и вдруг исчез. Он просто растаял в воздухе.

Вопрос. Но вы ему доверяли?

Хаскинс. Ну конечно.

85

NYDA-146-Т13А-114G. Допрос Джеральда Бингема-младшего.

Свидетель. Грохот вдруг прекратился. Вес стихло — ни выстрелов, ни криков. Я решил, что все кончено. Я лежал в кровати, мокрый от пота. Потом хлопнула передняя дверь. Он пробежал через квартиру, через мою комнату — и на веранду. Он не сказал ни слова и даже не взглянул на меня, но я его сразу узнал…

86

Показания Ирвинга Мандельбаума, проживающего в квартире 6-в дома 547 по Восточной 73-й улице, Нью-Йорк. Кассета NYPD-146-1 КМ-123 Gm.

Свидетель. Ну и ночка! Ну и ночка! Мы не уехали на уик-энд. Я решил остаться в городе. Проведем праздники тихо, мирно… Никаких машин! Никаких пробок! Все мило и спокойно. Мы в постели. Вы нас можете понять. И вдруг врываются пять полицейских, вооруженных до зубов, словно союзники в Нормандии, и начинают сигать из окна. Ладно. Я законопослушный гражданин. Я на их стороне. Мы вылезаем из постели. Гретхен идет в ванную, а полицейские скачут в окно. Хорошо, один из черных хоть сказал: «Извини, друг!» Потом Гретхен выходит из ванной и командует: «Обратно в постель». И тут поднимается такой фейерверк! Выстрелы, прожектора, вопли — прямо как в хорошем голливудском фильме. Мы вылезаем из постели. Подходим к окну и смотрим, что там творится. Захватывающее зрелище. Бурный уик-энд! Потом все успокаивается. Ни выстрелов, ни криков. Гретхен говорит: «В постель!» Ложимся. И через пять минут в окно влезает этот тип. С револьвером в руке. Мы с Гретхен опять вылезаем из постели. Он говорит: «Только пикните — и вы покойники». Естественно, я даже ему не ответил. Через секунду его и след простыл. Гретхен говорит: «В постель!», но я говорю: «Нет, милая, я лучше посижу — мне бы сейчас выпить пару бутылок виски!» Господи Боже мой! Отдохнули!

87

Показания полицейского Джона Симилара (жетон 35674262), водителя машины Г-19. Документ N.YPD-146-332S.

Я находился с моим напарником, полицейским Перси Иллингемом (жетон 54678392), в машине Г-19, блокировавшей Восточную 73-ю улицу возле Ист-энд-авеню. Нам было приказано поставить машину поперек 73-й улицы, чтобы помешать въезду и выезду с нее. Нам было сообщено о готовящейся операции.

Примерно в половине пятого утра 1 сентября 1968 года в нашу сторону проследовал по тротуару мужчина (белый, рост около 6 футов, вес 180 фунтов, брюки и пиджак черные). Перси сказал: «На всякий случай надо его проверить». Он открыл дверцу со своей стороны. Когда он вылезал из машины, человек вытащил револьвер и выстрелил прямо в него. Полицейский Иллингем упал на мостовую. Как потом выяснилось, он был убит наповал.

Тотчас же я выскочил из машины со своей стороны и трижды выстрелил в этого человека из своего револьвера (серийный номер 17189653), на что он ответил выстрелом, ранившим меня в бедро. Я упал на мостовую, а он побежал и, пока я пытался еще раз в него выстрелить, скрылся за углом 73-й улицы и Ист-энд-авеню.

Я сделал все, что мог.

88

Эта рукопись попала к автору благодаря любезности доктора Дмитрия Рубикова, психиатра, приемная которого находится в доме 535 по Восточной 73-й улице Нью-Йорка. Это фрагмент речи, которую доктор Рубиков произнес 13 декабря 1968 года на собрании Нью-Йоркского психиатрического общества. Это неформальное объединение нью-йоркских психиатров и психологов, которые время от времени собираются на обед в одном из больших отелей Манхэттена обменяться новостями и послушать выступление кого-то из коллег, по поводу которого затем разворачивается дискуссия.

Речь, из которой взяты отрывки, произнесена доктором Рубиковым на встрече в Охотничьем зале отеля «Президент Филмор». Текст берется по машинописному экземпляру, предоставленному автору доктором Рубиковым.

«Госпожа председатель! — хотя я давно считаю это обращение образцом сексуальной аномалии.

(Пауза для смеха.)

Коллеги, дамы и господа. После такого обеда уместнее не столько речь, сколько отрыжка…

(Пауза для смеха.)

Я хотел бы прежде всего отметить, что все мы испытываем чувства благодарности к нашему оргкомитету, который устроил нам этот Лукуллов пир.

(Пауза для аплодисментов.)

Впрочем, вы поймете мои сомнения относительно целей, которые они преследовали: то ли как следует вас накормить, то ли сделать невосприимчивыми к тому, что я хочу вам поведать.

(Пауза для смеха.)

Так или иначе моя задача состоит в том, чтобы предложить вам маленький интеллектуальный десерт после такого восхитительного обеда, и я постараюсь не ударить в грязь лицом.

Как многим из вас, наверное, известно, я недавно стал одной из жертв преступления, случившегося в городе Нью-Йорке в ночь с 31 августа на 1 сентября сего года. Сегодня я попытаюсь остановиться на этом преступлении, на преступности вообще, а также на том, что представители нашей профессии могут сделать в борьбе с преступностью в нашем обществе.

Предупреждаю, что я буду краток, очень краток.

(Возможная пауза для аплодисментов.)

Мысли, которыми я хотел бы с вами поделиться, — результат чистого теоретизирования. Я не занимался практическими исследованиями и не советовался со светилами. Просто я предлагаю вам свои размышления — мою реакцию на недавние события, которые могут стать предметом дальнейшего обсуждения. Разумеется, ваша реакция будет представлять для меня огромный интерес.

Прежде всего позвольте еще раз напомнить, что сексуальные отклонения, как правило, составляют определенные предпосылки для криминального поведения. Я бы, однако, хотел указать на более тесную взаимосвязь между сексом и преступностью. Иначе говоря, я убежден: преступность в современном обществе выступает заменой секса.

Что такое преступность? Что такое секс?» Что между ними общего? На мой взгляд, их сближает то, что в обоих случаях важную роль играет мотив проникновения. Грабитель банков взламывает сейф. Квартирный вор проникает в дом или квартиру. Карманник — в наш кошелек или бумажник. Быть может, истинное намерение каждого из них — проникнуть в глубь нас…

Этот мотив проникновения присутствует и в более сложных правонарушениях. Мошенник овладевает частью состояния жертвы, проникая к ней в доверие. Нечестный бухгалтер насилует свою фирму. Коррумпированный представитель власти насилует общество в целом.

Собственно, сам по себе термин «взлом» — «проникновение со взломом» — вызывает ассоциации с лишением невинности.

Тем самым я еще раз хотел бы подчеркнуть: совершение преступления — это замена полового акта. Преступник — это человек, сознательно, подсознательно или бессознательно получающий наслаждение от подобной квазисексуальной деятельности.

Преступление совершено — что дальше? Половой акт окончен — что потом? В обоих случаях имеют место сходные процессы. Уход. Разъединение, порой весьма мучительное в физическом и эмоциональном плане.

Я убежден, что, собственно, совершение сексуального преступления (на мой взгляд, все преступления имеют сексуальную основу) — самая легкая его часть. Самое же трудное — уход.

Учитывая пуританское воспитание большинства американцев, уход выступает признанием вины, является манифестацией подспудного желания быть наказанным. Нарушителя законов неотступно, навязчиво преследует жажда изобличения и публичного осуждения.

Секс и преступность. Проникновение и уход. Я вижу в этом нерасторжимую связь. Теперь же с вашего позволения я хотел бы подробнее…

89

Из отчета капитана Эдварда Делани. NYPD-EXD-1-9-1968.

Было примерно 4.45. Стрельба из окна четвертого этажа прекратилась. Внезапно со стороны пересечения 73-й улицы и Йорк-авеню мы услышали выстрелы. Не теряя времени даром, я послал полицейских Оливера Кронена (жетон 76398542)и Роберта Брича (жетон 92356762) выяснить, что там происходит. Вскоре полицейский Кронен вернулся и доложил, что один сотрудник полиции убит, другой ранен в бедро. Оба находились в патрульной машине Г-19, блокировавшей 73-ю улицу.

Я сразу же связался по рации с моим командным пунктом и приказал моему шоферу полицейскому Макклеру выслать к упомянутому перекрестку карету «скорой помощи». Я также велел ему сообщить о случившемся в Центр связи и попросить их передать информацию инспектору Абрахамсону и заместителю начальника управления Битему.

После этого во главе взвода из шести вооруженных человек я отправился в дом 535. Мы миновали труп человека в маске, убитого при попытке к бегству. Позже выяснилось, что это Сэмюэл Скат Джонсон, негр. Войдя в вестибюль, мы обнаружили белого человека, сидевшего на полу, прислонившись спиной к стене и с поднятыми вверх руками. Он был взят под стражу. Было установлено, что его зовут Эрнест Генрих Манн.

Тем временем мой взвод соединился с людьми из отряда особого назначения, высадившимися на веранде, а также с теми, кто находился на заднем дворе дома. Последние задержали еще одного подозреваемого в совершении ограбления, Томаса Хаскинса.

Мы тщательно осмотрели здание и обнаружили в подвальном помещении спящего техника-смотрителя. В квартире 4-а мы нашли несколько жильцов и швейцара. Один из жильцов, Джеральд Бингем-старший, был ранен и находился в шоковом состоянии. Его правый глаз сильно кровоточил. Кроме тех, кто находился в квартире в качестве пленников, на полу лежал человек в маске, он был тяжело ранен. По утверждениям очевидцев, в него дважды выстрелил другой человек в маске.

Я приказал одному из полицейских вызвать еще три машины «скорой помощи», чтобы облегчить транспортировку убитых и раненых — полицейских, преступников и невинных жертв.

Предварительный допрос жертв показал, что во время ограбления в доме находился еще один человек (впоследствии оказалось, что им был Джон Граф Андерсон), судя по всему, спасшийся бегством. Я предположил, что он виновен в гибели полицейского Иллингема и ранении полицейского Симилара из патрульной машины Г-19 на углу Восточной 73-й и Ист-энд-авеню. Покинув дом 535, я связался по рации с полицейским Макклером и передал ему информацию о розыске, которую тот должен был, в свою очередь, передать в Центр связи. Я описал подозреваемого со слов свидетелей. Полицейский Макклер принял сообщение, а я оставался на связи до тех пор, пока он не доложил, что Центр связи, где старшим был в эту ночь лейтенант Финили, получил сообщение о розыске и уведомил все полицейские участки и отделы.

Когда прибыли машины «скорой помощи», я сначала отправил раненых, затем убитых. Случилось так, что раненый жилец Джеральд Бингем-старший и раненый подозреваемый (впоследствии опознанный как Винсент Бокс Парелли из Детройта) оказались в одной машине, направлявшейся в больницу Пресвятой Девы.

После этого я вернулся на свой командный пункт на углу Йорк-авеню и Восточной 73-й улицы. Через Центр связи я оповестил Восточный отдел по борьбе с убийствами, криминалистическую прокуратуру Манхэттена, отдел связей с общественностью. Тогда — это было примерно в 5 утра — сообщений о местонахождении исчезнувшего подозреваемого, Джона Андерсона, не поступило.

90

Стенограмма личной кассеты автора. Запись сделана 6 ноября 1968 года. Насколько мне известно, показания, содержащиеся здесь, не фигурируют ни в каких официальных документах.

Автор. Запись GO-2B. Пожалуйста, назовите себя и ваш адрес.

Свидетель. Айра П. Мейер. Восточная Вторая улица, дом 1260, Нью-Йорк.

Автор. Спасибо, мистер Мейер. Как я уже объяснял вам, эта запись будет использована только мной и больше никем для воссоздания общей картины преступления, совершенного в ночь с 31 августа на 1 сентября 1968 года. Я не являюсь представителем властей — городских, федеральных или властей штата. Я не буду просить вас дать присягу относительно правдивости ваших показаний, и эти показания не будут использованы в судебном разбирательстве. Ваши показания будут использованы для моих личных целей и не могут быть опубликованы без вашего на то согласия в письменной форме. Со своей стороны, я заплатил вам пятьдесят долларов — независимо от того, будут или не будут опубликованы эти материалы. Все понятно?

Свидетель. Да.

Автор. Отлично. Итак, мистер Мейер, где вы были около пяти утра первого сентября 1968 года?

Свидетель. Ехал домой по Ист-энд-авеню.

Автор. Где вы были до этого времени?

Свидетель. Работал. Вообще-то я не должен был работать в праздники, но, поскольку надвигался День труда и очень многие поразъехались, хозяин попросил меня отработать ночную смену. Я пекарь высшей категории и работаю в пекарне Лейбница на Ист-энд-авеню, 19740. Около Сто пятнадцатой улицы. Жена ждала седьмого ребенка, а одна из младших дочерей лечила зубы, и врач прислал большой счет. Деньги были нужны позарез, и я сказал, что отработаю. Профсоюз добился, чтобы за ночные смены в праздники платили в тройном размере, а хозяин сказал, что добавит еще двадцатку. Поэтому-то я и работал в смену с четырех часов дня 31 августа до четырех утра 1 сентября.

Автор. Вы говорите, что являетесь пекарем высшей категории. Что вы выпекаете?

Свидетель. Булочки, кренделя, рогалики…

Автор. Что вы делали, закончив работу утром 1 сентября?

Свидетель. Помылся и переоделся в свою одежду. Задержался выпить пива с ребятами в раздевалке. Бары в это время все закрыты, но у нас есть холодильник, и мы держим там пиво. В раздевалке. Мы вносим по доллару с человека в неделю. Хозяин знает об этом, но не возражает, лишь бы никто не напивался. Никто и не напивается. Просто выпиваем банку-другую перед тем, как разойтись по домам. Надо расслабиться. Понимаете? Я выпил банку пива, сел в машину и поехал в сторону Ист-энд-авеню. На работу я еду по Первой авеню, а с нее возвращаюсь уже по Ист-энд-авеню.

Автор. Что же произошло примерно в пять утра первого сентября?

Свидетель. На пересечении с Семьдесят четвертой я остановился на красном светофоре. Стал зажигать сигару. Вдруг передняя дверь с правой стороны открылась — вижу, стоит какой-то тип. Он наставил на меня револьвер. Револьвер был у него в правой руке, а левой он держался за живот.

Автор. Можете его описать?

Свидетель. Рост примерно шесть футов. Худой. Без головного убора. Стрижка короткая. Острые черты лица. Взгляд неприятный. Вот…

Автор. Что на нем было надето?

Свидетель. Все черное: черный пиджак, черный свитер с высоким воротом, черные штаны, черные туфли. Но сам он был белый. Вот…

Автор. Значит, он открыл правую переднюю дверь и наставил на вас револьвер?

Свидетель. Именно.

Автор. Это было на перекрестке Семьдесят четвертой улицы и Ист-энд-авеню, где вы остановились на красный сигнал светофора?

Свидетель. Именно. Я зажигал сигару.

Автор. Как вы отреагировали?

Свидетель. Как я отреагировал? Ну, сперва я решил, что это грабеж. С какой стати кому-то просто так открывать дверь моей машины и целиться в меня из револьвера?

Автор. Ну а вы что?

Свидетель. Что я? Мне стало дурно. Только что получил деньги. С тройной таксой и еще премией у меня было при себе почти четыреста долларов. Они мне были необходимы. Я их, собственно, уже потратил. Я решил, что этот тип хочет у меня их отобрать.

Автор. Если бы он потребовал деньги, вы бы их отдали?

Свидетель. Еще бы! Конечно. А что еще прикажете делать?

Автор. Но он не потребовал денег?

Свидетель. Нет. Он забрался на переднее сиденье и сунул мне свою пушку в бок. Левой рукой захлопнул дверцу и снова прижал ее к животу.

Автор. Что вы сказали?

Свидетель. Я спросил: «Хочешь отобрать у меня деньги? Машину? Бери, только меня отпусти». А он ответил: «Нет, ты поведешь машину. Я не могу вести. Я ранен». Я сказал: «Может, отвезти тебя в больницу? Тут недалеко… я могу». Но он сказал: «Вези, куда я тебе скажу». Я спросил: «Ты меня застрелишь?» Он ответил: «Нет, если будешь делать, что я тебе велю».

Автор. Вы ему поверили?

Свидетель. Конечно, поверил. Как не поверить в таких обстоятельствах! Вот так… Конечно, поверил…

Автор. Что случилось потом?

Свидетель. Я подчинился. Когда загорелся зеленый, я поехал в южном направлении. Я ехал с нормальной скоростью, поэтому мы не ждали у светофоров.

Автор. В это время, да еще в воскресенье, движения особого не было, так?

Свидетель. Какое там движение! Кроме нас, никого во всем городе не было!

Автор. Он что-нибудь говорил, пока вы ехали?

Свидетель. Заговорил однажды. В районе Шестидесятых улиц. Он спросил, как меня зовут, и я ответил. Он спросил меня, женат ли я, и я сказал, что женат, что у нас шестеро детей и ждем седьмого. Я думал, может, это его разжалобит и он не убьет меня. Вот так…

Автор. Больше он ничего не говорил?

Свидетель. Нет, больше ничего. Однажды только вроде как застонал. Я глянул — вижу, между пальцами у него кровь. Там, где он держался за живот. Я понял, что его дела плохи, и мне стало его жалко.

Автор. Что потом?

Свидетель. Потом он велел мне свернуть направо, и мы поехали по Пятьдесят седьмой в западном направлении.

Автор. Говорил он нормально?

Свидетель. В общем-то да. Тихо разве что, но вообще нормально. Голос не дрожал. И пушка, что упиралась мне в ребра, тоже не дрожала. Мы поехали через весь город по Пятьдесят седьмой. Когда доехали до Девятой авеню, он велел мне свернуть налево, что я и сделал.

Автор. Который был час?

Свидетель. А? Пять тридцать. Или около того. Светало.

Автор. Что потом?

Свидетель. Я ехал очень внимательно, поэтому не стоял на светофорах. Он велел мне остановиться на Двадцать четвертой улице.

Автор. На какой стороне?

Свидетель. На западной. Справа, значит. Я подъехал к тротуару. Тротуар был с его стороны. Он открыл дверь правой рукой, той, в которой был револьвер.

Автор. У вас не возникла мысль напасть на него в этот момент?

Свидетель. Вы в своем уме? Нет, конечно! Он вылез, закрыл дверь. Потом наклонился к окну и сказал: «Поезжай и не останавливайся. Я буду стоять и смотреть за тобой». Я и поехал. Доехал до Шестнадцатой улицы, решил, что он уже больше не видит меня. Остановился, нашел телефон-автомат на перекрестке. Там была табличка, где говорилось, что, если надо срочно позвонить в полицию, набирайте номер девять-один-один бесплатно. Я позвонил. Когда мне ответили, рассказал, что произошло. Они спросили мое имя и адрес. Я им сказал. Они спросили, где я нахожусь. Я сказал. Они велели мне ждать там патрульную машину.

Автор. Что вы сделали?

Свидетель. Вернулся в машину. Решил посидеть в ней и немного прийти в себя, до того как приедет полиция. Меня всего трясло. Я попробовал снова зажечь сигару — я так ее тогда и не зажег, — но взглянул на сиденье, где ехал этот тип. На сиденье была лужа крови, и кровь стекала струйками на пол. Я вылез из машины и стал ждать на тротуаре. Сигару я выкинул.

91

Винсент Бокс Парелли был доставлен в отделение неотложной помощи больницы Пресвятой Девы (угол 79-й улицы Ист-энд-авеню) в 5.23 утра 1 сентября 1968 года. Сначала его сочли «скончавшимся до поступления», но после осмотра д-ром Сэмюэлем Натаном оказалось, что есть слабый пульс. Сразу же были введены стимулирующие средства, плазма, и Парелли был отправлен в спецпалату под охраной на втором этаже. После повторного осмотра доктор Натан дал отрицательный прогноз. Парелли получил два ранения: одна пуля вошла в легкое, другая повредила селезенку.

В 5.45 кровать Парелли окружили ширмами. Кроме доктора Натана там находились доктор Эверет Брислинг (интерн) и медсестра Сара Пейджет, оба сотрудники этой больницы. Ральф Гимбл, помощник прокурора нью-йоркской окружной прокуратуры, детектив первого класса Роберт Леффертс из Восточного отдела по расследованию убийств, детектив второго класса Стенли Браун из 25-го участка, полицейский Эдраим Сандерс из того же участка (не имеющий никакого отношения к автору), а также охранник Бартон Макклири, сотрудник больницы.

Магнитофонная запись, сделанная окружной прокуратурой Нью-Йорка, имеет номер NYDA-AP-De-Be-ST. Датирована 1 сентября 1968 года, 6.00 утра.

Гимбл. Что происходит?

Натан. Он умирает. Собственно, он уже должен был умереть.

Гимбл. Вы что-нибудь можете сделать?

Натан. Нет. Мы сделали все, что могли.

Гимбл. Он придет в сознание?

Натан. Брислинг!

Брислинг. Может быть. Хотя лично я сомневаюсь.

Гимбл. Нам надо его допросить.

Натан. Что вы от меня хотите? Я не Господь Бог.

Брислинг. Дайте ему спокойно умереть.

Браун. Не дадим! Погиб полицейский. Приведите его в сознание. Нам надо знать, что случилось. Почему в него стреляли. Это важно.

Брислинг. Доктор?

(Пауза в 7 секунд.)

Натан. Ладно. Сестра!

Пейджет. Да, доктор.

Натан. Пятьдесят кубиков. Понятно?

Пейджет. Да, доктор.

Натан. Введите лекарство.

(Пауза в 23 секунды.)

Натан. Пульс?

Брислинг. Может, чуть посильней. Сердце еще бьется.

Гимбл. У него дернулись веки. Я видел.

Леффертс. Парелли! Парелли!

Натан. Не толкайте его!

Браун. Он все равно умирает, так?

Натан. Не надо его трогать. Это пациент нашей больницы, за которого я отвечаю.

Парелли. А-а…

Гимбл. Он что-то сказал. Я слышал.

Леффертс. Что-то бессмысленное. Сандерс, придвиньте микрофон ближе к его рту.

Парелли. А-а-а…

Браун. Открыл глаза.

Гимбл. Парелли, Парелли, кто в тебя выстрелил? Кто это, Парелли? Зачем они в тебя стреляли?

Парелли. Ух-х…

Брислинг. Это безобразие!

Леффертс. Кто придумал это, Парелли? Кто дал деньги? Кто за всем этим стоит, Парелли? Ты меня слышишь?

Парел ли. Полез наверх… Кто хочет дом. Я сказал велосипеду. Матерью ребенка быть не может.

Гимбл. Что? Что?

Парелли. Озеро выкопать всем сразу. Мало ли что она хочет. Пистолет.

Гимбл. Вы можете сделать ему еще один укол?

Натан. Нет.

Брислинг. Фибриляции…

П е й д ж е т. Пульс нитевидный.

Натан. Он умирает.

Браун. Парелли, послушай меня. Ты меня слышишь? Кто застрелил тебя, Парелли? Кто платил? Кто прислал тебя из Детройта? Парелли!

Парелли. Я никогда не знал. А потом я вышел на улицу, и Луиза… Небо на машине… Мамаша. В небе. Переключить скорость. Когда-нибудь она. Мерзавец, сволочь! Я обязательно сделаю…

Гимбл. Кто, Парелли? Кто это сделал?

Парелли. Птичка машет крылом, поет девчонка о том…

Натан. Сестра?

Пейджет. Пульса нет.

Натан. Брислинг?

(Пауза в 9 секунд.)

Натан. Скончался.

Леффертс… его…!

92

Докладная записка (секретно) от 14 декабря 1968 года Эдварда Делани, капитана полиции Нью-Йорка, начальнику полицейского управления Нью-Йорка (копии заместителю начальника управления Артуру Битему и инспектору Л. Дэвиду Уичкоту). Данная записка является дополнением 19-В к моему отчету NYPD-EXD-1-9-1968.

Недавно мое внимание было привлечено к тому обстоятельству, что попытка вооруженного ограбления, предпринятого в ночь с 31 августа на 1 сентября сего года по адресу Восточная 73-я улица, дом 535, могла бы быть предотвращена заранее, если бы различные агентства, представляющие как частные, так и государственные организации (федеральные, городские и т. п.), находились в более тесном взаимодействии. Список таковых организаций прилагается (ЕХД-794-А).

Не имея возможности пока раскрыть личность моего информатора, могу, однако, утверждать без риска совершить ошибку, что в течение нескольких месяцев, предшествующих дню совершения преступления, упомянутые организации располагали конкретными фактами (магнитофонные записи и их стенограммы) относительно планируемого преступления, полученными путем электронного прослушивания.

Совершенно очевидно, что ни одна из этих организаций не располагала всеми фактами и подробностями, связанными с подготовкой преступления (адрес, время, участники и пр.). Тем не менее, если бы существовал единый центр обработки информации (например, с помощью компьютеров), то я не сомневаюсь, что данное преступление было бы предотвращено.

Настоятельно рекомендую в самое ближайшее время созвать совещание представителей городских, федеральных и пр. органов охраны порядка для того, чтобы рассмотреть вопрос о создании такого центра. Готов принять самое деятельное участие в разработке этого проекта, так как имею ряд вполне конкретных соображений относительно его реализации.

93

Время (приблизительно) 5.45. Квартира Ингрид Махт, Западная 24-я улица, 627, Нью-Йорк. Магнитофонная запись SEC-1-9-68-IM-5.45Am-196L.

(Звонит дверной звонок.)

(Пауза в 11 секунд.)

(Снова звонит дверной звонок.)

(Пауза в 8 секунд.)

Ингрид. Кто там?

Андерсон. Это я, Граф.

Ингрид. Граф, я сплю. Я очень устала. Пожалуйста, зайди попозже.

Андерсон. Хочешь, чтобы я выстрелил в замок?

Ингрид. Что? Что ты сказал?

(Пауза в 6 секунд.)

Ингрид. О Боже!

Андерсон. Вот именно. Закрой дверь. Запри на замок. И на цепочку. Шторы опущены?

Ингрид. Да.

Андерсон. Дай что-нибудь — полотенце хотя бы. Не хочу залить твой белый ковер.

Ингрид. О, Schatzie, Schatzie!

(Пауза в 9 секунд.)

Ингрид. Господи, ты весь в крови… Подожди… Дай я…

Андерсон. Сейчас еще ничего. Внутри… все внутри…

Ингрид. Пуля или нож?

Андерсон. Пули.

Ингрид. Много?

Андерсон. Две. Одна — в груди, вот тут, другая — ниже, в боку.

Ингрид. Пули вышли?

Андерсон. Что? Не похоже. Бренди. Дай бренди.

Ингрид. Сейчас. Дай-ка я тебя усажу на стул. Вот. Не шевелись.

(Пауза в 14 секунд.)

Ингрид. Вот бренди. Подержать стакан?

Андерсон. Сам справлюсь. Боже… полегчало.

Ингрид. Тебе плохо?

Андерсон. Сначала было плохо. Хотелось орать. Теперь тупая боль. Какая-то чернота вокруг. Кровь. Чувствую, как она растекается по всему телу.

Ингрид. Я знаю одного врача…

Андерсон. Забудь. Без толку. Я отправляюсь в путешествие.

Ингрид. И тебе непременно надо было прийти ко мне?

Андерсон. Да. Черт! Да! Так пес приползает умирать домой.

Ингрид. Ты пришел умирать ко мне? Зачем? Чтобы отплатить мне за то, что я тогда сделала?

Андерсон. Отплатить? Нет, я обо всем забыл. Это дело давнее.

Ингрид. Но ты пришел ко мне?

Андерсон. Да, чтобы тебя убить. Вот смотри. Осталось два патрона. Я сказал тебе, что однажды помогу тебе сбежать. Я обещал…

Ингрид. Граф, ты говоришь чушь.

Андерсон. Да, да. Если я говорю… Черт… Опять эта чернота. Слышу, как воет ветер. Ты не хочешь закричать? Убежать в другую комнату? Или прыгнуть из окна?

Ингрид. Schatzie, ты же меня хорошо знаешь…

Андерсон. Вот именно. Я тебя слишком хорошо знаю.

Ингрид. Тебе хуже?

Андерсон. Накатывает волнами. Черные валы. Как на море. Я действительно ухожу…

Ингрид. Все рухнуло?

Андерсон. Да. Удача была так близко… рукой подать. Но все рухнуло. Почему, не знаю. Но в какой-то момент, мне казалось, что вот оно! Состоялось.

Ингрид. Да, состоялось… Граф, у меня есть лекарства. Хочешь укол? Тебе будет легче.

Андерсон. Нет, все терпимо. Ничего.

Ингрид. Дай мне револьвер, Schatzie.

Андерсон. Я не шутил.

Ингрид. Чего ты этим добьешься?

Андерсон. Я обещал. Я должен сдержать обещание…

(Пауза в 7 секунд.)

Ингрид. Ладно, если ты так решил. Все равно для меня настал конец. Даже если ты умрешь у моих ног. Для меня все кончено.

Андерсон. Умру? Значит, все? Конец?

Ингрид. Да. Это конец Джона Андерсона. Конец Ингрид Махт. Конец Гертруды Хеллер. И Берты Кнобель. И всех тех женщин, какими я была в этой жизни. Конец всех нас. Больше ничего.

Андерсон. Тебе страшно?

Ингрид. Нет. Так лучше. Ты прав. Так лучше. Я устала и давно не спала. Это будет хороший сон. Ты не сделаешь мне больно, Schatzie?

Андерсон. Все будет мгновенно.

Ингрид. Да. Мгновенно. В голову. Вот. Я стану на колени. Рука не дрогнет?

Андерсон. Не дрогнет. Можешь на меня положиться.

Ингрид. Я всегда могла на тебя положиться. Помнишь тот день в парке? Наш пикник?

Андерсон. Помню.

Ингрид. Пожалуй, я встану к тебе спиной. Я не такая храбрая, как думала раньше. Я стану на колени, спиной к тебе и буду говорить. Буду говорить все, что взбредет на ум. Буду говорить, а ты… Понимаешь меня?

Андерсон. Понимаю.

Ингрид. О чем я, Граф? Что это все значит? Когда-то мне казалось, я знаю. Теперь я в этом не уверена. У венгров есть пословица: «Не успеешь оглянуться, а праздник окончен». Все пронеслось так стремительно. Как сон. Кто говорит, что время еле-еле ползет? Жизнь для меня была костью в горле. Бывали моменты вроде того пикника в парке. Но чаще мне было больно… Больно...Больно… Граф, пожалуйста, не мешкай. Прошу тебя, Граф. Я…

(Пауза в 5 секунд.)

Ингрид. A-а? Ты ушел? Один? Отправился в путешествие? Без возврата. Но я-то осталась здесь…

(Пауза в 1 минуту 14 секунд.)

(Звук набираемого номера телефона.)

Голос. Полицейское управление Нью-Йорка. Чем могу помочь?

94

Тело Джона Графа Андерсона было отправлено в городской морг Нью-Йорка примерно в 7 часов утра 1 сентября 1968 года. Ингрид Махт отвезли в женскую тюрьму на Гринвич-авеню. Ее квартира в доме 627 на Западной 24-й улице была опечатана, у дверей поставлен полицейский.

Утром 2 сентября в Главном управлении полиции (Сентр-стрит, 240) примерно в 10.00 состоялось совещание заинтересованных сторон, в том числе представителей нью-йоркской полиции, окружной прокуратуры, ФБР, налогового управления, Федерального бюро по борьбе с наркотиками, а также Комиссии по биржевой деятельности. Среди сотрудников нью-йоркской полиции были люди из 251-го участка, отдела по борьбе с наркотиками, из Восточного и Западного отделов по расследованию убийств, из криминалистической лаборатории и Центра связи. Приглашен был также представитель Интерпола. На этом совещании в качестве наблюдателя присутствовал и автор.

Между тем группе из десяти человек было поручено провести обыск в квартире Ингрид Махт в доме 627 по Западной 24-й улице. Обыск должен был начаться 2 сентября в 14.00 и закончиться, когда того потребуют обстоятельства. В качестве наблюдателя разрешено было присутствовать автору.

Обыск начался примерно в 14.00 и, надо сказать, был проведен быстро и умело. Были найдены улики, свидетельствующие о причастности Ингрид Махт к незаконному ввозу наркотиков в США. Получены были и сведения, позволявшие предполагать, что Ингрид Махт занималась проституцией в Нью-Йорке. Кроме того, ряд фактов указывал на то, что, Ингрид Махт причастна к краже и перепродаже ценных бумаг, в том числе акций различных фирм и облигаций, как государственных, так и принадлежащих частным корпорациям.

Ингрид Махт также, судя по всему, активно занималась ростовщичеством, ссуживая определенные суммы лицам, с которыми встречалась по месту работы, в танцклубе. Это, в первую очередь, торговцы наркотиками и другие лица, неплохо известные нью-йоркским представителям правоохранительных органов. По некоторым косвенным уликам можно было предположить, что Ингрид Махт связана с синдикатом, занимающимся подпольными абортами (штаб-квартира расположена в небольшом мотеле Нью-Джерси).

В ходе этого тщательного обыска детектив 251-го участка под нижним ящиком комода в спальне обнаружил книжечку красной искусственной кожи, на переплете которой было вытеснено «Дневник на пять лет». При ее осмотре выяснилось, что это подобие гроссбуха, куда владелица заносила результаты деятельности.

Беглый анализ записей, связанных с вкладыванием средств (суммы и даты), а также перепродажей акций и облигаций (суммы, даты, прибыль), показал, что финансовая деятельность Махт протекала весьма успешно (на пресс-конференции один из ее адвокатов оценил состояние своего клиента как «превышающее 100000 долларов»).

Присутствовавший при обыске автор получил возможность пролистать дневник.

На внутренней страничке обложки, сзади, тем же почерком, что и другие записи, было выведено: «Преступление — это истина. Закон — лицемерная ложь».