Слепые

Книга 1. Ника. Глава 14

Больше я его не видела. Семён рассказал, что он вернулся в город. Я не интересовалась. Зачем? Я не смогла простить Лиса. Время шло. Через пару недель я поняла, что жду ребёнка. Утренний токсикоз и отсутствие женских дней красноречиво говорили сами за себя. Сначала на меня нахлынула паника — не то время, не то место, не тот возраст. Потом понемногу я успокоилась. Я ждала ребёнка от любимого мною человека. Да, он сделал мне больно. Но это уже потом. Ребёнок появился раньше и ни в чём не виноват. Успокоившись, я стала обустраивать свой быт. В городе и соседних поселениях было не спокойно. Все чувствовали какое-то напряжение. Ко мне потянулись люди, желающие научиться стрелять. Сначала об этом попросил Семён, он знал, чем мы с Лисом занимались раньше. Потом он привёл с собой ещё несколько человек. У меня набралась группа. Мы оборудовали во дворе настоящее стрельбище. Ребята не платили мне денег, но каждый помогал чем мог. О своём положении я не распространялась, но и прятаться не собиралась. Моя внешность менялась: живот округлялся, волосы отросли, вернув свой прежний цвет, татуировка с лица тоже постепенно исчезла.

О Максе мы больше не говорили. Семён видел изменения, но тактично молчал. Только когда я уже была на шестом месяце, он не выдержал и спросил, не хочу ли я помириться с Максом.

— Зачем? У него своя жизнь, у меня своя.

— А о ребёнке ты подумала? Он имеет право знать.

— Все свои права он потерял той ночью.

— Ну и упрямая, думаешь только о себе.

— Какая есть, Сём, — вздохнула я, — давай больше не будем об этом.

— Ладно, рожать-то как будешь? Тебе в город надо.

— Ещё есть время.

Но это я так думала. А мой малыш был другого мнения и решил появиться на свет раньше. Роды начались внезапно. Я мыла посуду, когда резкая боль внизу живота пронзила меня. Тарелка полетела на пол. Семён, сидевший за столом, подхватил меня на руки и донёс до машины. Ближайшее поселение было недалеко, а мне казалось, что мы едем вечность. В нём был только небольшой медицинский пункт, с единственной медсестрой. Эта большая женщина буквально вытащила нас с малышом. Казавшаяся грубой на вид, она обладала горячим и добрым сердцем. Мальчик родился семимесячным, слабым. Всё, что могла она сделала для нас. Оборудования не было никакого, но она сотворила чудо. Через неделю после родов, Семён привёз нас домой. Малыша мы укутали в большой пуховый платок, который передала мать Сёма. Дома нас ждал сюрприз — ребята постарались и смастерили нам кроватку, принесли огромные сумки малышкового приданного. Я сама как-то не успела ещё об этом позаботиться. Мелкий настороженно косился в сторону шевелящегося комочка.

— Вы подружитесь, — потрепала я его по холке.

— Как ты назовёшь малыша? — спросил Семён.

Этот вопрос был болезненным. Я не знала, как назвать собственного сына. Он уже семь дней жил со мной, хлопал своими рыжими ресничками, а имени я ему не придумала.

— Если ты не назовёшь ребёнка сейчас же, я сам его назову. Буду звать Рыжик или Лисёнок, очень даже подходит, — ворчал друг, с первого дня жизни, пытавшийся узнать имя будущего крестника. На эту роль он вызвался сам, а я согласилась.

— Захар, его зовут Захарка.

— Захар, значит, Максимович, — подошёл Сёма к кроватке и улыбнулся спящему малышу.

Захар рос болезненным, но стойким мальчиком. Когда ему исполнилось 6 лет, мы покрестили его. Семён, как и хотел, стал крёстным папой. Крёстной мамой у Захарки была та самая медсестра, с которой мы сильно сдружились. Сын был копией отца: рыжий, с голубыми глазами и ямочками на щеках. Захарка подружился со всеми парнями, приходившими к нам пострелять и пометать ножи, и сам неплохо справлялся с оружием. На шестой день рождения я подарила ему те самые сурикены, которые когда-то прихватила у Тима.

Макс не объявлялся, его образ в памяти заменил мальчонка, который бегал рядом со мной и задавал кучу вопросов. Иногда ночью на меня накатывало то чувство горькой обиды, от которой хотелось выть в голос, но даже этого я себе не позволяла. Тем более не позволяла думать себе и о Яре. Мысли о нём я засунула глубоко-глубоко, верить мужчинам после измены Макса — это не про меня.

Мелкий постарел и уже не успевал за мной на пробежках, но оставался верным другом и охранником. Он ни на шаг не отходил от Захарки.

В городе было не спокойно, однажды Семён, который постоянно гостил у нас, привёз новость, о том, что началась война. Никого это не удивило, после моего разгрома систем Погружений в Возмездии начались волнения, Совет пытался их утаить, но ребята, бывшие координаторы и часть военных, распространяли всю имевшуюся у них информацию. А я думаю, и активно участвовали в Сопротивлении. Сейчас же лидеры Доблести и один из лидеров Возмездия официально перешли в Сопротивление. Это случилось после гибели группы этого лидера Возмездия в Погружении. Сам он еле остался жив. Зная Тима, я была уверена, что это допустил он. Столько лет вирус Погружения не убил никого, значит Тим успел и внедрил антивирус, иначе быть не могло. А тут целая группа. Хотя шанс, что диверсанты усовершенствовали свой вирус и обошли программу Тима, тоже есть. Зато теперь точно стало понятно, кто стоял во главе этого безумия. Два года назад при странных обстоятельствах погиб Станислав, лидер Возмездия. А Герман занял весомое место в Совете. И при нём правой рукой был Зеро, мелькавший на всех плакатах и билбордах рядом с Германом. На место Станислава Возмездие выбрало ещё одного лидера, но о нём не было ни слышно, ни видно за пределами города. Пока не погибла его группа, тогда он открыто объявил о не подчинении Совету, обнародовал информацию о Погружениях и секции Управленцев, о диверсантах и Германе. Совет объявил всех перешедших на сторону Сопротивления изменниками. По близлежащим городам и округе разошлись тысячи листовок с фотографиями повстанцев. За каждого было назначено вознаграждение. Каково было моё удивление, когда я увидела фото Яра. Он был тем самым лидером, который осмелился выступить против Совета. На других листовках мелькали знакомые лица: Тим, Катя, Макс, я, много лиц из Управленцев, Возмездия и Доблести, даже Рум.

Я бережно убрала фото с Максом. Просто захотелось иметь хоть что-то о нём.

Занятия я прекратила. Городские власти объезжали всё вокруг выискивая повстанцев. Семён предложил перебраться на ферму, но видеть Марьяну у меня не было никакого желания. Мы с Захаром большую часть времени оставались одни в нашем домике, надеясь, что, люди Совета на поедут в такую глушь из-за одного дома. Но мы ошибались. Однажды ночью к дому подъехало три вездехода. Мелкий заметил их приближение. Уйти все вместе мы бы не смогли. Я перекрестила сына, фото Макса сунула в тревожный рюкзак Захару.

— Сынок, это твой папа. Извини, что раньше не показала. Сейчас ты идёшь на ферму с Мелом. Дяде Сёме скажешь, что мама отправила.

— Я останусь с тобой, мамочка.

Захар обнял меня.

— Нет, Захарушка, ты должен идти. Ты смелый мальчик и должен предупредить об опасности ферму. Беги изо всех сил, так как мы бегали с тобой наперегонки. Ты справишься.

Я поцеловала Захара и вывела их с Мелким через заднюю дверь.

— Я тебя люблю, мама.

— Беги сынок, беги. Я тоже тебя люблю.

Рыжая головка скрылась в зарослях пшеницы, а я вернулась в дом, надеясь, что мой сын уцелеет. Больше положиться мне было не на кого.

Машины остановились во дворе. Я быстро сунула пару ножей за пояс и вышла во двор.

— Что вам надо?

— Осмотреть дом, мы ищем изменников, — верзила в маске спрыгнул с подножки вездехода.

— Я живу одна.

— Мы проверим. Ваше имя? Чем вы занимаетесь?

— Мария Волкова, бессекционник. Я в 45 поселении подрабатываю. А этот дом снимаю.

Несколько солдат прошли в дом. Возможно всё закончилось бы благополучно, если бы из машины не вылез Зеро. Как же мне не везёт. Я опустила взгляд, стараясь не привлекать его внимание. Бесполезно.

— Надо же, кого я никак не ожидал увидеть! — широко оскалил рот Зеро. — Ника, не скромничай, мы же старые знакомые. Ни один живой человек не может похвастаться тем, что ранил меня и не единожды. Ни один кроме тебя.

Я сглотнула, намёк понятен.

— Привет, Зеро. Давно не виделись. Как здоровье? — осведомилась я, считая про себя оставшиеся мне секунды.

— Хмм, здоровье неплохо. А не расскажешь ли ты мне, где этот рыжий ублюдок твой дружок?

— Понятия не имею, Зеро. Я не видела его много лет. Он наставил мне рога со своей старой пассией и смылся. Давай не будем о нём вспоминать.

— Красиво поёшь, но это не в его духе. А могли бы ведь разойтись миром. Я бы сделал вид, что никогда тебя не встречал. Если бы узнал, где Лис.

— Эх, могли бы... — вдохнула я. — Но я сказала тебе правду.

— Тогда прошу в машину. Не заставляй меня туда тебя запихивать, я итак долго веду с тобой эту светскую беседу. И да ножи, пистолеты и остальное выкладывай сейчас.

Я нехотя достала свои ножи и передала одному из военных. Тот, не поверив моей честной сдаче, осмотрел меня ещё раз, но оружия не нашёл.

Зеро приподнял бровь от удивления.

— Ты меня пугаешь своей честностью, Ника.

— Сама себе удивляюсь.

Мне надели браслеты, сковавшие мои руки до плеч. Стало невозможно ни согнуть руку, ни пошевелить пальцами. Что-то новенькое.

Машины тронулись. Меня доставили в город в штаб Возмездия. Город изменился. Кругом сновали военные. Улицы и дома нескольких районов были разбиты. Шли бои. Вместо северных ворот мы проехали окружным путём. Я сделала вывод, что северные ворота принадлежат Сопротивлению. Около штаба было относительно спокойно. Меня заперли в моей бывшей комнате. Правда здесь от моего осталась только кровать. Двое суток меня не трогали. Не кормили, не поили. На третьи явился сам Герман, которого до этого момента я видела только на плакатах.

Мне прицепили датчик, и я отключилась. Погружение. Я в какой-то комнате. Но как? Маленький датчик и никакого экрана. Вот это усовершенствование. Дальше я не смогла восхититься этим чудом техники, так как меня скрутило от боли.

— Ника, мне нужны ответы. Времени у тебя мало. Где Лис?

— Не знаю. — Язык меня не слушался, во рту всё пересохло. — Я рассказала правду. Я не видела Лиса много лет.

Меня снова накрыло болью.

Допрос продолжался не больше пятнадцати минут. Боль накрывала волнами, я задыхалась. Когда я говорила то, в чём была уверена, боль отступала. Мне казалось, что меня мучают вечность. Так они узнали о том, что я последние несколько лет провела одна, тренируя местных ребят. Про детей они не догадались спросить, существование Захара осталось тайной.

— Последний раз спрашиваю, где Лис?

— Я знаю, что он в Сопротивлении, но не знаю, где именно. Мы с ним не общаемся. Последний раз, когда я его видела, я чуть не пристрелила его.

Боль не накатила. С меня сняли датчик. И я провалилась во тьму.

Сколько времени понадобилось мне, чтобы прийти в себя? Не знаю. Сначала я начала реагировать на звуки, но вокруг была темнота. Не та темнота к которой привыкаешь и начинаешь понемногу различать силуэты предметов, а настоящая тьма. Беспросветная. Прошло много времени, а зрение не возвращалось. Мне принесли еду. Миску швырнули на пол. Но пока я не услышала замок и удаляющиеся шаги, я не сдвинулась с места. Потом ползком на ощупь я отыскала чашку и с жадностью выпила месиво, похожее не то на суп, не то на кашу.

Да, ребята преуспели технически. Только не те вопросы задавали. Если им так нужен был Макс, достаточно было бы им узнать о Захаре и Макс был бы в их власти. Интересно, чем он им так насолил? Насколько мне известно, ценными фигурами являются Яр и Тим. Или скорее всего я чего-то не знаю. Я подняла голову в ту сторону, где по звукам находилось окно. Никакого просвета. Закрыв глаза, я попыталась уснуть.

Сон не шёл. Промучившись пару часов, я открыла глаза. «Света нет», — пошутила я про себя. Послышался шум шагов и открывающейся двери.

— Руки, — приказал грубый голос.

Мне опять надели браслеты.

— Пошли!

Хотелось бы видеть куда. Я сделала пару неуверенных шагов и вписалась в стену.

— Да она не видит, — проговорил другой голос. — Интересно. Первый раз встречаю человека, у которого сильная черта — это зрение.

— Она из координаторов. Там всё, что хочешь может быть. Помоги ей.

Меня грубо подхватили за руку и куда-то поволокли.