Слеза

— Медальон твоей мамы. — Кэт коснулась цепочки вокруг шеи Эврики. Она привыкла видеть его на шее Дианы. — Мило.

— Это не все, — сказала Эврика. — Вот эта старая книга и камень в ящике.

— Камень в чем?

— Она также написала письмо.

Кэт остановила машину на середине парковки. Она прислонилась к сидению, подперев колени на руль, и повернулась к Эврике.

— Хочешь поделиться?

Тогда Эврика еще раз прочитала письмо, на этот раз громче, стараясь держать мягкий голос ровно, и не замечать следы от слез в конце.

— Удивительно, — проговорила Кэт, когда Эврика дочитала письмо. Она быстро вытерла глаза, и затем указала на обратную сторону листа. — На другой стороне что-то написано.

Эврика перевернула страницу. Она не заметила постскриптум.

P.S. Насчет громового камня… Под слоем марли лежит обработанный каменный артефакт в форме треугольника. Некоторые культуры называют их белемнитами; считается, они способны защитить от шторма. Громовые камни нашли среди остатков большинства цивилизаций по всему миру. Помнишь наконечники стрел, которые мы обнаружили в Индии? Считай их далекими родственниками. Происхождение именно этого громового камня неизвестно, что делает его еще более дорогим для тех, кто разрешает себе представить возможность его обладания. Я разрешила. А ты?

P.S. Не разворачивай марлю, пока не появится необходимость. Ты узнаешь, когда придет время.

P.P.P.S. Всегда помни, что я люблю тебя.

— Ну, это объясняет камень, — сказала Кэт таким тоном, что было понятно, она находилась в замешательстве. — Что за история с книгой?

Они изучали хрупкие страницы строчкой за рукописной строчкой непонятного языка.

— Что это такое, средневековый марсианский? — прищурилась Кэт, поворачивая книгу сверху вниз. — Такое ощущение, будто моя безграмотная двоюродная бабушка, Десси, наконец-то написала тот любовный роман, про который она болтала.

Стук в окно Эврики заставил их обеих подпрыгнуть.

На улице, заправив одну руку в карман джинсов, стоял дядя Бо. Эврика думала, что он уже уехал; ему не нравилось задерживаться в Лафайетте. Она оглянулась нет ли поблизости тети Морин. Бо был один. Эврика опустила окно.

Ее дядя наклонился, опираясь локтями на оконную раму. Он показал на книгу.

— Твоя мама, — его голос был даже тише обычного, — она знала, что говорила книга. Она могла ее читать.

— Что? — Эврика взяла книгу из рук Кэт и начала переворачивать страницы.

— Не спрашивай меня как, — сказал дядя Бо. — Я видел однажды, как она просматривала ее, делая заметки.

— Ты знаешь, где она научилась, —

— Я не знаю ничего, кроме этого. Но когда твой отец сказал, что никто не способен прочитать ее — мне захотелось тебе разъяснить, что это возможно.

Эврика наклонилась вперед, чтобы поцеловать дядю в выветренную щеку.

— Спасибо, дядя Бо.

Он кивнул.

— Мне нужно домой, выпустить собак. Вы двое приезжайте на ферму в любое время, договорились? — Он легонько помахал девочкам, в то время, когда отходил к своей старой машине.

Эврика повернулась к Кэт, прижимая книгу к груди.

— Итак, вопрос в том —

— Как нам перевести ее? — Кэт постучала серебряными ногтями по приборной панели. — На прошлой неделе у меня было свидание. Классик — ветеринар с двойной специализацией в Университете Луизианы. Он только второкурсник, но может знать.

— Где ты встретила этого Ромео? — спросила Эврика. Она не удержалась и подумала об Эндере, хотя ничего, что делал Эндер в присутствии Эврики не вызывало в ней ни малейшего подобия на романтику.

— Есть один способ. — Улыбнулась Кэт. — Я онлайн просматриваю списки студентов моего отца, выбираю самых симпатичных, и затем оперативно вхожу в союз студентов после того, как класс выйдет. — Взгляд ее темных глаз упал на Эврику и в них отразилась редкая застенчивость. — Ты никогда об этом никому не расскажешь. Родни думает, что наша встреча — это чистой воды случайность. — Она широко улыбнулась. — У него есть дреды до сюда. Хочешь покажу фотку?

В то время, когда Кэт вытаскивала телефон и просматривала фотографии, Эврика обернулась на то месте, где стояла машина Эндера. Она представила, что машина все еще была там, и что Эндер привез Магду обратно к ней, только сейчас джип был расписан змеями, и пламенем, и асимметричными изумрудами.

— Миленький? Хочешь, чтоб я позвонила ему? Он говорит, как и ты, на пятидесяти семи языках. Если твой отец говорит правду, мы действительно должны ее перевести.

— Может быть. — Эврика была сбита с толку. Она закинула книгу, громовой камень и письмо матери в рюкзак. — Не знаю, готова ли я сегодня для этого.

— Конечно. — кивнула Кэт. — Тебе решать.

— Да, — пробормотала Эврика, теребя ремень безопасности, и пытаясь не думать о слезах матери. — Ты не возражаешь, если мы сейчас не будем об этом разговаривать?

— Конечно же, нет. — Кэт завела машину и направилась в сторону выхода из парковки. — Смею предположить будем ли мы действительно заниматься? Этот экзамен по Моби Дику и наши последующие погружения в средний бал успеваемости возможно смогут отвлечь тебя от этих вещей.

Эврика выглянула в окно и наблюдала, как бледно-золотистые листья платана дрейфовали по пустому месту Эндера.

— Что ты скажешь, если мы не будем заниматься, —

— Больше ни слова. Я к твоим услугам. Что задумала?

— Ну… — Был ли какой-либо смысл врать? С Кэт, возможно нет. Эврика робко подняла плечи. — Давай проедем мимо стадиона Манора?

— Зачем, мисс Будро? — Глаза Кэт приобрели пленительный блеск, обычно предназначенный для взрослых парней. — Что тебе помешало сказать об этом это раньше?

***

Манор был в несколько раз больше Евангелии, и в несколько раз меньше финансировался. Единственная другая католическая школа смешанного типа в Лафайетте издавна являлась главным соперником Евангелии. Студенческий коллектив был более разнообразным, более религиозным, более конкурентоспособным. Дети Манора казались Эврике холодными и агрессивными. Почти каждый год они выигрывали районные соревнования в большинстве видов спорта, хотя в прошлом году Евангелия попала на соревнования по бегу в Чемпионате штата. Кэт намеревалась сохранить этот титул в этом году.

И это выглядело, как пересечение границы врага, когда Кэт въезжала на парковку «Манор Пантерз», которая открывалась к реке.

Когда Эврика открыла дверь, Кэт уставилась на свою темно-синюю юбку до колен.

— Мы не можем выйти в таком виде.

— Какая разница? — Эврика выбралась из машины. — Ты беспокоишься, что они подумают, Евангелистки приехали сюда, чтобы устроить диверсию?

— Нет, но там могут быть несколько мужчин, которые работают в поту, а я выгляжу в этой юбке как замужняя женщина. — Она разблокировала багажник, свой передвижной шкаф. Он был завален цветными принтами, множеством лайкры и обуви больше, чем в обувном магазине. — Прикроешь меня?

Эврика заслонила своим телом Кэт и стала лицом к трассе. Она сканировала поле в поисках Эндера. Но солнце светило ей в глаза и отсюда парни-бегуны выглядели одинаково высокими и худощавыми.

— Значит, ты решила увлечься кем-то. — Кэт копалась в багажнике, бормоча про себя о ремне, который она оставила дома.

— Я не знаю, насколько это серьезно, — сказала Эврика. Правда? — Он пришел ко мне пару дней назад, —

— Ты не говорила мне об этом.

Эврика услышала звук молнии и заметила, как тело Кэт переливается из-за чего-то.

— На самом деле, ничего особенного. Я оставила некоторые вещи в его машине, и он пришел, чтобы вернуть их. Там был Брукс. — Она замолчала, думая о том моменте, когда была зажата между двумя парнями на грани драки. — Все было очень напряженно.

— Эндер странно вел себя с Бруксом или Брукс странно вел себя с Эндером? — Кэт прыснула духи на шею. Они пахли мускатной дыней и жасмином. Кэт создала свой собственный микроклимат.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Эврика.

— Ну просто, — Кэт прыгала на одной ноге, застегивая ремешок на высоких каблуках, — ты знаешь, Брукс может быть достаточно собственническим, когда дело касается тебя.

— Правда? Ты так думаешь? — Эврика прервалась, быстро вставая на цыпочки, тогда как перед ними завернул за поворот машины высокий блондин. — Я думаю, это Эндер — нет. — Разочаровавшись, она обратно опустилась на пятки.

Кэт засвистела от изумления.

— Ух ты. Ты не думаешь, что твое увлечение «настолько серьезно»? Ты шутишь? Ты только что расстроилась, что этот парень был не им. Я никогда раньше не видела тебя такой.

Эврика закатила глаза. Она прислонилась к машине и посмотрела на часы.

— Ты все еще одеваешься? Уже почти пять; у них возможно скоро закончиться тренировка.

— Мой наряд останется без комментариев?

Когда Эврика повернулась, Кэт надевала облегающее леопардовое платье-карандаш, черные шпильки и маленький рысий берет, который они вместе купили прошлым летом в Новом Орлеане. Она покружилась, выглядя как девушка с разворота таксидермиста.

— Я называю это Тройная кошка. — Она изобразила когти руками.

— Ррр.

— Осторожно. — Эврика кивнула в сторону детей Манора на поле. — Эти хищники могут тебя съесть.

Они пересекли парковку, мимо желтых автобусов, ожидавших детей, чтобы отвести домой, мимо множества оранжевых кулеров с водой и тощеногих парней-первокурсников, делающих приседания на трибунах. Они освистывали Кэт.

— Эй, земляк, — промурлыкала она чернокожему мальчику, разглядывающего ее в то время, как он пробегал мимо.

Эврика не привыкла видеть Кэт в компании чернокожих мальчиков. Ей было интересно, видят ли эти мальчики ее на половину белокожей так, как белокожие дети в Евангелии видят Кэт на половину чернокожей.

— Он улыбнулся! — проговорила Кэт. — Может мне нужно его догнать? Я не уверена, что смогу бегать в этом платье.

— Кэт, мы пришли сюда, чтобы найти Эндера, помнишь?

— Точно. Эндер. Супервысокий. Худощавый, но не слишком. Прекрасные белокурые локоны. Эндер.

Они остановились на конце дороги. Хотя Эврика пробежала уже шесть миль этим днем, но когда носок ее ботинка коснулся красного галечного гравия, у нее снова появилось желание бежать.

Они наблюдали за командой. Мальчики и девочки беспорядочно двигались по трассе, бегая с разной скоростью. На всех была одна и та же белая футболка поло с темно-желтым воротником и желтые шорты для бега.

— Это не он, — сказала Кэт, указывая пальцем на бегунов. — И это не он — миленький, но не он. И этот парень определенно не он. — Она нахмурилась. — Странно. Я могу представить ауру, которую он создает, но мне сложно вспомнить четко его лицо. Может быть, я просто не видела его вблизи?

— Он необычно выглядит, — проговорила Эврика. — Не в плохом смысле. Яркий.

Его глаза словно океан, она хотела сказать. Его губы кораллового цвета. Его кожа обладает такой силой, что может заставить иголку компаса подпрыгнуть.

Она нигде его не видела.

— Там Джек. — Кэт указала на темноволосого каланчу с мышцами, который остановился, чтобы заняться растяжкой сбоку от трассы. — Он капитан. Помнишь, прошлой зимой, когда я играла с ним в игру «Семь минут на небесах»? Хочешь я спрошу его?

Эврика кивнула, следуя за медленной походкой Кэт навстречу парню.

— Эй, Джек. — Она плюхнулась на трибуну, выше той, на которой Джек растягивал ногу. — Мы ищем парня из твоей команды, зовут Эндер. Какая у него фамилия, Рика?

Эврика пожала плечами.

То же самое сделал Джек.

— В этой команде нет никаких Эндеров.

Кэт оголила ноги и скрестила лодыжки.

— Слушай, два дня назад у нас были соревнования против вас, которые отменили из-за дождя, и он был там. Высокий парень, блондин — помоги мне, Рика?

Глаза цвета океана, почти выпалила она. Руки, которые могут достать падающую звезду.

— Слегка бледный? — смогла она выговорить.

— Слегка не в этой команде. — Джек перешнуровал свой кроссовок и выпрямился, показывая, что он закончил.

— Ты какой-то фиговый капитан, если не знаешь имена своих товарищей по команде, — сказала Кэт, когда он уходил.

— Пожалуйста, — пылко сказала Эврика, что заставило Джека остановиться и обернуться. — Нам действительно нужно найти его.

Парень вздохнул. Он вернулся обратно к девочкам, схватив черную сумку через плечо из-под трибун. Он вытащил планшет и несколько раз пролистнул его. Когда он вручил его Эврике, на экране находилась фотография команды по бегу, позирующей на трибуне.

— Фотографии для выпускного альбома были сделаны на прошлой неделе. Здесь вся команда. Он здесь есть?

Эврика внимательно изучала фотографию, разыскивая глазами парня, которого она только что видела на парковке, который врезался в ее машину, которого она не могла выкинуть из головы. Тридцать молодых и многообещающих парней улыбались ей, но ни один из них не был Эндером.

Глава 10

Вода и сила

Эврика выдавила кокосовый солнцезащитный крем на ладонь и намазала второй слой на плечи Уильяма. Было теплое, солнечное субботнее утро, поэтому Брукс отвез ее и близнецов в свой семейный домик в Сайпреморт Пойнт у самого края залива Вермилион.

Все, кто жили вдоль южного участка реки Байу Тече, хотели иметь местечко в Пойнт. Если у твоей семьи не было загородного домика вдоль коридора полуострова в две мили, недалеко от гавани, ты заводишь друзей с теми семьями, у которых он есть. Загородные дома являлись домами для отдыха на выходных, в большинстве случаев отговоркой, чтобы иметь лодку, которые варьировались от немного большого, чем прицеп, припаркованные на траве, и до особняков за миллион долларов на кедровых сваях с частными стоянками для лодок. На входных дверях загородных домов черной краской были отмечены ураганы, обозначающие каждую отметку, до которой поднималась вода — Катрина в 2005 году, Рита в 2005, Айк — 2008.

Дом семьи Брукса включал четыре спальни, обшитые доской, с гофрированной алюминиевой крышей и петуниями в выцветших горшках из-под банок кофе, расставленных на подоконниках. Дом имел кедровую пристань на заднем дворе, которая выглядела бесконечной в послеобеденном солнце. Эврика провела там сотню счастливых часов, кушая ореховые пралине с Бруксом, держа в руках удочку из сахарного тростника, которая была окрашена в зеленый цвет с водорослями.

План на этот день состоял в том, чтобы порыбачить в обед, затем поесть устриц в Бэй-Вью, в единственном ресторане города. Однако близнецы заскучали от рыбалки, как только червяки исчезли под мутной водой, поэтому они все бросили свои удилища и поехали по узкому участку к пляжу с видом на бухту. Некоторые говорили, что искусственный пляж был ужасен, но когда солнечный свет переливался на воде, и золотистая спартина волновалась на ветру, и чайки кричали, когда низко опускались, чтобы словить рыбу, Эврика не понимала почему. Она прихлопнула комара на ноге и посмотрела на черную бездну бухты на краю горизонта.

Это был ее первый раз, когда она оказалась возле воды после смерти Дианы. Но, Эврика напомнила себе, это было в детстве; нет никаких оснований для переживаний.

Уильям возводил песочный особняк, поджав губы в сосредоточении, пока Клэр разрушала его прогресс крыло за крылом. Эврика зависла над ними с бутылкой солнцезащитного крема, изучая их плечи на малейший оттенок розового.

— Ты следующая, Клэр. — Ее пальчики втирали крем вдоль края оранжевого надувного крыла Уильяма.

— Ага. — Клэр поднялась на ноги, ее колени были испачканы мокрым песком. Она взглянула на солнцезащитный крем и начала убегать, но споткнулся об песочный бассейн особняка.

— Ураган Клэр снова наступает. — Брукс подсел, чтобы погнаться за ней.

Когда он вернулся, неся Клэр на руках, Эврика подошла к ней с кремом. Она корчилась, визжала, когда Брукс щекотал ее.

— Ну вот и все. — Эврика закрыла крышку бутылки. — Ты защищена еще на один час.

Дети убежали, забросили песчаную архитектуру, чтобы поискать несуществующие ракушки на краю воды. Эврика и Брукс шлепнулись обратно на покрывало и зарыли ноги в прохладный песок. Брукс был одним из нескольких человек, которые помнили, что лучше всегда садиться справа, чтобы она могла лучше слышать его, когда он говорит.

Пляж был немноголюдным для субботы. Слева сидела семья с четырьмя маленькими детьми, все искали тени под синим брезентом, разбитым между двумя столбами. Рассеянные рыбаки бродили по берегу, их снасти утопали в песке до того, как вода успевала очистить их. Дальше по побережью группа школьников из средней школы, которых Эврика как-то видела в церкви, бросали водоросли друг в друга. Она видела, что вода близнецам доходила до лодыжек, напомнив себе, что остров Марш накатывает более крупные волны залива в бухту в четырех милях отсюда.

Брукс передал ей влажный стакан с колой из корзины для пикника. Для парня, у Брукса странным образом хорошо получалось упаковывать продукты для пикника. В корзинке всегда было разнообразие фастфуда и здоровой еды: чипсов, печенья и яблок, бутербродов с индейкой и холодных напитков. Рот Эврики увлажнилась при виде пластикового контейнера с остатками пряных тушеных креветок на диком рисе его мамы Эйлин. Она сделала большой глоток газировки и откинулась назад на локти, поставив холодный стакан между голых ног. Вдали на востоке проплывал парусник, чьи паруса сливались с низкими облаками на воде.

— Мне нужно прокатить тебя, — сказал Брукс, — пока погода не поменялась. — Брукс был отличным мореходом, в отличие от Эврики, которая никогда не могла вспомнить в какую сторону поворачивать рычаги. Это было первое лето, когда ему разрешили одному брать друзей на лодку. Однажды она плавала с ним в мае и после планировала делать это каждые выходные, но случилась авария. Она работала над тем, чтобы снова привыкнуть находиться у воды. Ее все еще посещали кошмары, в которых она тонула по середине самого темного, самого дикого океана в тысячах милях от берега.

— Может быть на следующих выходных? — проговорил Брукс.

Она не могла вечно сторониться океана. Он был такой же ее частью, как и бег.

— В следующий раз мы можем оставить близнецов дома, — сказала она.

Ей было как-то не по себе брать их с собой. Брукс уже отклонился от своего пути, проехав двадцать миль на север, чтобы забрать Эврику из Лафайетта, поскольку ее машина все еще находилась в мастерской. Когда он пришел к ней домой, угадайте кто умолял и закатил истерику, чтобы пойти вместе с ними? Брукс не мог им отказать. Отец сказал, что все нормально, а Рода была на какой-то встрече. Поэтому следующие полчаса Эврика переносила детские кресла из Континенталя отца на заднее сидение седана Брукса, разбираясь с двадцатью различными застежками и раздражающими ремнями. Затем с пляжными сумками, надувными нарукавниками, которые нужно было надуть, и аквалангом, который достали из самых дальних уголков чердака по поручению Уильяма. Она представила, что, когда Брукс проводит время с Майей Кейси, таких препятствий не возникает. Всякий раз, как Брукс встречался с Майей, она представляла Эйфелеву башню и стол при свечах с вареным лобстером на тарелках посреди множества красных роз без шипов.

— Почему они должны остаться дома? — Брукс посмеялся, наблюдая как Клэр лепит усы из водорослей на Уильяме. — Им нравится это. У меня есть детские спасательные жилеты.

— Потому что. Они утомительны.

Брукс достал из корзины этуфэ. Он взял вилку и передал Эврике контейнер.

— Ты еще более утомишься чувством вины, если не возьмешь их.

Эврика обратно легла на песок и положила соломенную шляпу на лицо. Он был раздражающе прав. Если Эврика когда-либо позволит себе добавить еще большее чувство вины, чем уже есть, она возможно будет прикована к постели. Она чувствовала себя виноватой за то, как отдалилась от отца, за нескончаемую волну паники, которую направляла на домашних, глотая таблетки; за помятый джип, за ремонт которого Рода настояла заплатить, чтобы потом она смогла контролировать расходы Эврики.

Она подумала об Эндере и почувствовала себя более виноватой из-за того, что была настолько доверчивой, чтоб поверить, что он позаботиться о ее машине. Вчера днем Эврика наконец-то набралась смелости позвонить по номеру, который он положил в кошелек. Ответила женщина с хриплым голосом по имени Судьба и сказала Эврике, что она только позавчера приобрела этот номер.

Зачем приезжать к ней домой только для того, чтобы оставить несуществующий номер? Зачем врать о том, что находишься в команде по бегу Манора? Как он нашел ее в офисе юриста — и почему так неожиданно уехал?

Почему только мысль о том, что она больше никогда не сможет его увидеть заставляла ее паниковать?

Здравомыслящий человек поймет, что Эндер — гад. Это было заключение Кэт. Несмотря на всю ту ерунду, которую Кэт терпела от всевозможных парней и мужчин, она не переносила врунов.

Хорошо, он врал. Да. Но Эврика хотела знать зачем.

Брукс поднял уголок соломенной шляпы, чтобы взглянуть на нее. Он повернулся на живот рядом с ней. У него был песок на одной стороне загорелой щеки, она могла почувствовать запах солнца на его коже.

— Что твориться в моей любимой голове? — спросил он.

Она подумала о том, как чувствовала себя в ловушке, когда Эндер схватил Брукса за воротник. Она подумала, как Брукс впоследствии посмеялся над ним.

— Ты не хочешь знать.

— Поэтому я и спросил, — сказал Брукс. — Потому что я не хочу знать.

Она не хотела говорить Бруксу об Эндере — и не только из-за враждебности между ними. Скрытность Эврики связана с ней, с тем как напряженно Эндер заставлял ее чувствовать. Брукс был одним из ее лучших друзей, однако он не знал ее с этой стороны. Даже она не знала об этой своей стороне. Она никуда не ушла.

— Эврика. — Брукс постучал большим пальцем по ее нижней губе. — Что случилось?

Она коснулась центра груди, где висел треугольный лазурный медальон ее матери. Два дня она привыкала к его весу на шее. Брукс потянулся и дотронулся ее пальцев на лицевой части медальона. Он поднял его и нажал на застежку.

— Она не открывается. — Эврика отпустила его, не желая, чтоб он сломал.

— Извини. — Он вздрогнул, и затем перекатился на спину. Эврика наблюдала за линией мышц на его животе.

— Нет, прости. — Она облизнула губы. Соленые. — Она просто хрупкая.

— Ты до сих пор не рассказала мне, как все прошло в офисе юриста, — сказал Брукс. Но он смотрел не на нее, а глядел на небо, где сквозь серое облако просачивалось солнце.

— Ты хочешь знать, стала ли я миллиардером? — спросила Эврика. Наследство сбило ее с толку и опечалило, но лучше говорить о нем, чем об Эндере. — По правде говоря, я не совсем уверена, что оставила мне Диана.

Брукс потянул пляжную траву, торчащую из песка.

— Что ты имеешь в виду? Оно похоже на сломанный медальон.

— Она также оставила мне книгу на языке, который никто не может прочитать, и что-то, что называется «громовой камень» — какой-то археологический шар в марле, которую мне нельзя разворачивать. Она написала письмо, в котором говорилось, что эти вещи важны. Но я не археолог; я только ее дочь. Я понятия не имею, что мне с ними делать, и это заставляет меня чувствовать себя глупой.

Брукс повернулся на покрывале, так что его колени касались Эврики.

— Мы говорим о Диане. Она любила тебя. Если фамильные ценности имели цель, то в их число точно не входило расстроить тебя.

Уильям и Клэр проводили время у брезента вниз по побережью, плескаясь с другими детьми. Эврика была благодарна за несколько моментов наедине с Бруксом. Она не осознавала, насколько наследство заставляло чувствовать ее обремененной, и сколько бы облегчения принесло разделения этого бремя с кем-нибудь. Она посмотрела на бухту и представила, что ее фамильные ценности улетают от нее, словно пеликаны, не нуждающиеся больше в ней.

— Мне хотелось бы, чтобы она рассказала про эти вещи, пока была жива, — пробормотала она. — Я не думала, что между нами были секреты.

— Твоя мама была одной из самых умных людей, когда-либо живших в мире. Если она оставила шар в марле, может быть стоит провести расследование. Подумай об этом как о приключении. Это то, что сделала бы она. — Он бросил пустую бутылку от газировки в корзинку для пикника и снял свою соломенную шляпу. — Я собираюсь искупаться.

— Брукс? — Она приподнялась и дотронулась до его руки. Когда он повернулся к ней лицом, его волосы плюхнулись ему на глаза. Она потянулась, чтобы убрать их в сторону. Рана на лбу еще заживала; над глазами была всего лишь тонкая круглая корочка. — Спасибо.

Он улыбнулся и встал, расправляя плавки, которые хорошо выглядели на его загорелой коже.

— Без проблем, Каракатица.

В то время как Брукс отходил к воде, Эврика бросила взгляд на близнецов и их новых друзей.

— Я помашу тебе с прибоя, — крикнула она Бруксу, как и всегда.

Существовала легенда про речного мальчика, который утонул в заливе Вермилион днем поздним летом, прямо перед закатом. В одно мгновение, он бежал со своими братьями, плескаясь в мелководных участках залива; в следующее — возможно на спор — он плыл мимо прибоя и был унесен в море. Исходя из этого, Эврика никогда не осмеливалась плавать вблизи бело-красного речного прибоя, когда была ребенком. Сейчас она знала, история была ложью, рассказанная родителями, для чтобы держать детей в страхе и безопасности. Волны залива Вермилион едва считались волнами. Остров Марш отбивал настоящие волны, словно супергерой, защищающий свой родной мегаполис.

— Мы голодные! — крикнула Клэр, стряхивая песок с короткого светлого хвоста.

— Поздравляю, — сказала Эврика. — Ваш приз — пикник. — Она открыла корзину и выложила содержимое детям, которые прибежали посмотреть, что находилось внутри.

Она засунула трубочки в коробки для сока, открывая несколько пакетов чипсов, и вытаскивая все признаки помидора из бутерброда с индейкой Уильяма. Она не думала об Эндере уже целых пять минут.

— Как еда? — Она надкусила кусочек чипсов.

Близнецы кивнули с полным ртом.

— Где Брукс? — спросила Клэр между тем, как кусала бутерброд Уильяма, хотя у нее был свой собственный.

— Плавает. — Эврика сканировала воду. Ее глаза затуманились от солнца. Она сказала, что помашет ему; он должно быть находился у прибоя. Буйки лишь в ста ярдах от берега.

Не так уж и много людей плавало, справа только мальчики из средней школы, которые смеялись над бесполезностью своих буги-бордов. Она видела, как темные локоны Брукса подпрыгивали над водой и его длинную загорелую руку примерно на полпути к прибою — но это было некоторое время назад. Она приложила руку над глазами, чтобы закрыться от солнца. Она наблюдала за линией между водой и небом. Где он?

Эврика поднялась на ноги, чтобы лучше рассмотреть горизонт. На этом пляже не было ни спасателей, ни кого, кто бы следил за дальними пловцами. Она представила, что может смотреть вечно — мимо Вермилиона, к югу на Уикс Бэй, к острову Марш и далее к заливу, к Веракрусу, Мексика, к ледяным шапкам около Южного полиса. Чем дальше она смотрела, тем темнее становился мир. Каждая лодка была изодрана и оставлена. Через волны проплывали акулы, змеи и аллигаторы. Там же вдали свободным стилем плавал и Брукс.

Нет никакого повода для паники. Он был сильным пловцом. Но несмотря на это, она начала паниковать. Она тяжело сглотнула, тогда как ее грудная клетка напряглась.

— Эврика. — Уильям дотронулся ее руки. — Что случилось?

— Ничего. — Ее голос задрожал. Ей нужно успокоиться. Нервы искажали ее восприятие. Вода выглядела неспокойнее, чем раньше. На нее дунул сильный ветер, принося глубокий, мутный запах перегноя и выброшенных на берег щук. Порыв приплюснул черный кафтан Эврики к ее телу и разбросил чипсы близнецов по песку. Небо грохотало. Из ниоткуда накатило зеленоватое облако и поплыло за тонким банановым деревом на западном изгибе бухты. Плотное, тошнотворное ощущение чего-то плохо сваренного распространилось по ее желудку.

Затем она увидела гребень волны.

Волна скользила по поверхности воды, строясь вновь на себе за пол мили позади прибоя. Она каталась на них в виде фактурных завитков. Ладони Эврики начали потеть. Она не могла двигаться. Волна тянулась к берегу, как будто ее притягивал мощный магнит. Она была отвратительной и рваной, высокой, а затем еще выше. Она увеличилась до двадцати футов, совпадая с высотой кедровых свай, на которых стоял ряд домов на южной стороне залива. Словно размотанная веревка, она обрушилась на полуостров домов, и затем казалась поменяла направление. На пике волны пенистый слой наклонился в сторону центра пляжа — в сторону Эврики и близнецов.

Водная стена продвинулась, глубоко с мириадами синего цвета. Она озарилась бриллиантами солнечного света. Маленькие островки обломком мутили ее поверхность. Огромные вихри крутились так, будто волна пыталась поглотить себя. Она воняла тухлой рыбой и — она вдохнула — цитронелловами свечками?

Нет, она не пахла цитронелловами свечками. Эврика вдохнула еще раз. Но запах по какой-то причине сохранился в ее голове, словно она вызывала его из памяти другой волны, и она не знала, что это значило.

Взглянув на волну, Эврика увидела, что она похожа на ту, которая разорвала на части Семимильный мост во Флориде и весь мир Эврики. Она не могла вспомнить на что она похожа до этого момента. Из глубин шума волны она подумала, что слышит последние слова матери:

— Нет!

Эврика закрыла уши, но оказалась она слышала свой собственный голос. Когда она осознала это, ее одолела решительность. Ноги гудели, что означало она бежала.

Она уже потеряла мать. И не собирается терять лучшего друга.

— Брукс! — Она бросилась в воду. — Брукс! — зайдя по колено. И потом остановилась.

Земля содрогнулась от силы отступления воды. Океан бросился к ее икрам. Она приготовилась к отливу. По мере того, как волна отходила обратно в залив, она также убрала песок под ее ногами, оставляя лишь ужасную грязь, каменный осадок и неузнаваемый мусор.

Вокруг Эврики, волны оставили разброшенные, покрытые грязью ряды морских водорослей. Рыба плюхнулась на открытую землю. Крабы тщетно карабкались, чтобы поспеть за водой. В течение нескольких секунд, море полностью отступило на бурун. Но Брукса нигде не было видно.

Бухта была истощена, ее вода собралась в волну, которая, Эврика знала, вернется обратно. Мальчики бросили свои буги-борды и бежали к берегу. Удочки лежали брошенными. Родители хватали детей, что напомнило Эврике сделать то же самое. Она побежала в сторону Клэр и Уильяма и подсунула близнецов под каждую руку. Она побежала прочь от воды, через густую траву с огненными муравьями, мимо маленькой беседки и на горячий асфальт парковки. Она крепко держала детей. Они остановились, создавая линию с другими любителями пляжного отдыха. Они наблюдали за бухтой.

Клэр хныкала над хваткой Эврики вокруг своей талии, которая становилась крепче по мере того, как волна приближалась. Гребень был пенистым, болезненно-желтого цвета.

Волна сворачивалась, вспенивалась. Прямо перед тем, как рухнуть, ее грохот заглушил ужасающее шипение гребня. Птицы замолкли. Никто не издавал ни звука. Все наблюдали за тем, как волна бросилась вперед и обрушилась на грязную поверхность бухты, пронзая песок.

Волна поспешила дальше, подтопляя пляж. Зонтики были вырваны и носились как копья. Полотенца крутились в буйных водоворотах, измельченные об мышьяковые камни. Эврика смотрела, как их корзинка для пикники плавает по поверхности волны и всплывает на траву. Люди кричали, бегали по парковочной площадке. Эврика повернулась бежать, когда увидела, что вода начала прибывать и на парковку. Она текла по ее ступням, разбрызгиваясь на ноги, и она поняла, что никогда не сможет убежать от нее.

Затем внезапно, быстро, волна отступила от парковки обратно на поляну, унося почти все, что находилось на берегу в бухту.

Она опустила детей на мокрый асфальт. Пляж был разрушен. Шезлонги уходили под воду, зонтики дрейфовали вдоль и поперек, повсюду валялись мусор и одежда. И в центре этого мусора и песка, усыпанного дохлой рыбой…

— Брукс!

Она побежала навстречу своему другу. Он лежал лицом в песок. Из-за ее стремления дойти к нему, она споткнулась, падая поперек его мокрого тела. Она повернула его на бок.

Он был холодным, губы синие. Ее захлестнула буря эмоций, и она подошла ближе, испуская всхлип —

Но затем он повернулся на спину. Его глаза были закрыты, но он улыбался.

— Нужно ли ему сделать искусственное дыхание? — спросил мужчина, пробивающийся через толпу людей, которая собиралась вокруг них.

Брукс покашлял, отмахиваясь от предложения мужчины. Он уставился на толпу, смотрел на каждого человека, как будто раньше никогда не видел никого, похожего на себя или ее. Затем его взгляд упал на Эврику. Она обняла его, уткнувшись лицом в его плечо.

— Я так испугалась.

Он слабо поглаживал ее спину. Через некоторое время, он освободился из ее объятий, чтобы встать. Эврика тоже встала, не зная что делать дальше, с облегчением, что он выглядел нормальным.

— Ты в порядке, — проговорила она.

— Ты шутишь? — Он погладил ее по щеке и на его лице появилась очаровательно неуместная улыбка. Возможно, он чувствовал себя некомфортно среди такого количества людей. — Ты видела, как я бодисерфил это дерьмо?

На его груди, с правой стороны, была кровь.

— Ты ранен! — Она обошла его и увидела четыре параллельных пореза на каждой стороне спины, наряду с изгибом его грудной клетки. Кровь разбавляла стекающая морская вода.

Брукс уклонился от ее пальцев на его боку. Он вытряхнул воду из уха и взглянул на ту часть окровавленной спины, которую мог сам увидеть.

— Я поцарапался о камень. Не волнуйся. — Он посмеялся, и это прозвучало так, как будто это был не он. Он убрал свои мокрые волосы с лица и Эврика заметила, что рана на лбу горит красным. Волна должно быть усугубила ее.

Прохожие казались убедились в том, что Брукс будет в порядке. Круг вокруг них рассыпался, когда люди начали искать свои вещи по пляжу. Озадаченные перешептывания о волне слышались тут и там по побережью.

Брукс дал пять близнецам, которые казались дрожали.

— Ребят, вы должны были быть там, вместе со мной. Эта волна просто эпична.

Эврика толкнула его.

— Ты не в себе? Это не было эпично. Ты что пытался убить себя? Я думала, ты просто собирался подплыть к приливу?

Брукс поднял руки.

— Это все, что я сделал. Я искал тебя, чтобы помахать — ха! — но ты выглядела озабоченной.

Она пропустила его, пока думала об Эндере?

— Ты был под водой вечность. — Клэр не понимала бояться ей или удивиться.

— Вечность! Кто, по-вашему, я? Аквамен? — Он преувеличенно бросился ей навстречу, хватая длинные сети водорослей с берега и складывая их по телу. Он побежал за близнецами.

— Аквамен! — закричали они, бегая и смеясь по берегу.

— Никто не сможет убежать от Аквамена! Я заберу вас в мою подводную берлогу. Мы сразим водяных нашими перепончатыми пальцами и покушаем суши на коралловых тарелках, которые в океане являются обычной едой.

Пока Брукс крутил в воздухе одного близнеца, а потом другого, Эврика наблюдала, как солнце играет на его коже, как кровь сужается на мышцах его спины, как он повернулся и подмигнул, произнеся губами — Расслабься, я порядке.

Она оглянулась на бухту. Ее глаза прослеживали в памяти волну. Песок под ней распался в еще один круг воды, и она вздрогнула, несмотря на солнце.

Все казалось неопределенным, как будто все, что она любила могло размыться.

Глава 11

Последствия крушения

— У меня и в мыслях не было напугать тебя.

Брукс сидел на кровати Эврики, подперев свои голые пятки на подоконник. Наконец-то они были одни, отчасти восстановившиеся после паники этим днем.

Близнецы находились в кровати после нескольких часов внимательного изучения Роды. Она впала в истерику после одно предложения об их приключении, обвинив Эврику и Брукса в том, что ее дети были настолько близки к опасности. Отец попытался сгладить ситуацию с помощью горячего какао с корицей. Но вместо того, чтобы соединить их, каждый просто взял чашку и пил в собственном уголке дома.

Эврика откинулась на старое кресло-качалку возле окна. Она смотрела на отражение Брукса в ее антикварном зеркальном шкафе, деревянный шкаф с одной дверью и зеркальным видом спереди, который раньше принадлежал бабушкиной матери. Его губы пошевелились, но ее голова покоилась на правой руке, блокируя хорошее ухо. Она подняла голову и услышала текст песни «Сара» группы «Флитвуд Мэк», которую Брукс проигрывал на ее плеере.

… в море любви, где каждый хотел бы утонуть.

Теперь уже неважно…

— Ты что-то сказал? — спросила она его.

— Ты выглядишь злой, — немного громче сказал Брукс. Дверь спальни Эврики была открыта — правило отца, когда она принимала гостей — и Брукс также, как и Эврика знал, с какой громкостью они могут говорить, чтобы внизу никто их не услышал. — Как будто ты думаешь, что волна — это моя вина.

Он наклонился между деревянными столбами старой кровати ее бабушки и дедушки. Его глаза были такими же, как и покрывало каштанового цвета на белом постельном белье. Он выглядел так, словно был готов на все — пролезть на вечеринку через бархатную веревку, поездку по пересеченной местности, купание в холодной темноте на краю вселенной.

Эврика была опустошена, как будто это ее поглотила и выплюнула волна.

— Конечно же, это не твоя вина. — Она уставилась на свою кружку. Она не была уверена, что злилась на Брукса. Если да, она не понимала почему. Между ними был какая-то, которая обычно не существовала.

— Тогда что?

Она пожала плечами. Она скучала по матери.

— Диана. — Брукс проговорил имя, словно впервые соединял два события вместе. Даже самые лучшие парни могут быть бестолковыми. — Конечно же. Я должен был понять. Ты была такой смелой, Эврика. Как ты справилась с этим?

— Я не справилась, вот как.

— Иди сюда.

Когда она подняла глаза, он хлопал по кровати. Брукс пытался понять, но не мог, не совсем. Видеть, как он пытается сделать это заставляло ее расстраиваться. Она помотала головой.

Дождь сыпался на окна, придавая им полоски, как у зебры. Любимый метеоролог Роды, Коки Фошё, прогнозировал солнце все выходные, которое являлось единственным правильным событием — Эврика была удовлетворена, что не согласилась с Родой.

Краем глаза она увидела, Брукс поднялся с кровати и направился к ней. Он протянул руки, чтоб обнять ее.

— Я знаю, это тяжело открыться. Ты думала, сегодня волна собиралась —

— Не продолжай.

— Я все еще здесь, Эврика. И я никуда не ухожу.

Брукс взял ее за руки и притянул к себе. Она позволила ему обнять себя. Его кожа была теплой, а тело подтянутым и крепким. Она положила голову на его ключицу и закрыла глаза. Долгое время ее никто не обнимал. Она чувствовала себя замечательно, но что-то терзало ее. Она должна была спросить.

Когда она отстранилась, Брукс на мгновение подержал ее за руку, прежде чем отпустить.

— То, как ты вел себя, когда поднялся после волны…, — сказала она. — Ты смеялся. Меня это удивило.

Брукс почесал подбородок.

— Представь, ты выходишь, откашливаешься и видишь двадцать незнакомцев, которые разглядывают тебя, и один из них — мужик, готовый сделать тебе искусственное дыхание рот в рот. Что я мог сделать, кроме как переиграть эту ситуацию.

— Мы беспокоились о тебе.

— Я знал, что был в порядке, — сказал Брукс. — но я должно быть был единственный, кто знал это. Я видел, насколько ты испугалась. Я не хотел, чтобы ты думала, что я был —

— Что?

— Слабым.

Эврика покачала головой.

— Это невозможно. Ты — пороховая бочка.

Он широко улыбнулся и потрепал ее волосы, что привело к короткой борьбе. Она нырнула под его руку, чтобы сбежать, схватила его за футболку в тот момент, как он достиг почти своей спины, чтобы поднять ее. Вскоре она поймала его за шею, прижимая к комоду, но затем одним быстрым движением, он бросил ее назад на кровать. Она плюхнулась на подушку, смеясь, как делала в конце тысячи других поединках с Бруксом. Но он не смеялся. Его лицо покраснело, он скованно встал у подножия кровати и смотрел на нее.

— Что? — спросила она.

— Ничего. — Брукс отвел взгляд и огонь в его глаза казалось уменьшился. — Как насчет того, чтобы показать мне, что оставила тебе Диана? Книгу, этот… магический камень?

— Громовой камень. — Эврика сползла с кровати и села за стол, который был у нее с детства. Полки были насколько переполнены сувенирами, что не было места для домашней работы, книг или заявлений в колледж. Поэтому Эврика сложила все это в кучи, которые обещала Роде разобрать. Но что раздражало Роду радовало Эврику, и таким образом кучи выросли до опасной высоты.

С верхней полки она вытащила книгу, которую Диана оставила ей, затем маленький синий ящик. Она положила их на покрывало. Разместив наследство между ними, Эврика и Брукс сели друг напротив друга, скрестив ноги.

Сначала Брукс потянулся к громовому камню, открывая выцветшую застежку на ящике, и засунул руку внутрь, чтобы вытащить камень, окутанный в марлю. Он изучал его со всех сторон.

Эврика смотрела, как его пальцы исследуют белое одеяние.

— Не разворачивай.

— Конечно же нет. Пока нет.

Она искоса посмотрела на него, выхватывая камень, снова удивляясь его тяжести. Она хотела знать, как он выглядел внутри — и, очевидно, Брукс хотел тоже.

— Что ты имеешь в виду под «пока нет»?

Брукс моргнул.

— Я имею в виду письмо твоей мамы. Разве она не сказала, что ты узнаешь, когда придет время открыть его.

— О, точно. — Она должна быть рассказала ему об этом. Она положила локти на колени, подбородок на ладони. — Кто знает, когда придет это время? Тем временем мы можем сыграть в скибол.

Брукс уставился на нее, потом покачал головой и сглотнул так, как делал, когда смущался.

— Он должно быть очень ценный, раз твоя мама оставила его тебе.

— Я пошутила. — Она положила громовой камень обратно в ящик.

Брукс взял в руки старинную книгу с таким благоговение, которого Эврика не ожидала. Он поворачивал страницы с большей аккуратностью, чем она, что заставило ее задуматься, заслуживает ли она вообще это наследство.

— Я не могу прочитать.

— Я знаю, — проговорила она. — Похоже, что она из далекого будущего —

— До конца не реализованного прошлого. — Брукс прозвучал так, будто цитировал одну из научных книг, которые читал отец.

Брукс продолжал переворачивать страницы, медленно поначалу, затем быстрее, остановившись в разделе, который Эврика не обнаружила раньше. Посередине книги странный плотный текст прерывался замысловатыми иллюстрациями.

— Это что, политипаж? — Эврика узнала этот способ из класса по ксилографии, который она посещала с Дианой — хотя эти иллюстрации были намного более замысловатыми, чем что-либо Эврика могла вырезать на упрямом бревне бука.

Она и Брукс изучали картинку, на которой боролись двое мужчин. Они были одеты в роскошную, меховую одежду. На их груди висели массивные драгоценные украшения. На одном из мужчин была надета тяжелая корона. За толпой наблюдателей растянулся городской пейзаж, высокие шпили необычных зданий обрамляли город.

На противоположной странице находилось изображение женщины в такой же шикарной одежде. Она сидела на коленях, наклонившись к краю реки, усыпанного цветущими нарциссами. Появившиеся тени облаков граничили с ее длинными волосами пока она изучала свое отражение в воде. Ее голова была опущена, поэтому Эврика не могла увидеть лица, но что-то в ее языке тела казалось знакомым. Эврика знала, она плачет.

— Всё здесь, — прошептал Брукс.

— Ты видишь в этом какой-нибудь смысл?

Она повернула пергаментную страницу в поиске дополнительных иллюстраций, но вместо этого нашла короткие неровные концы нескольких вырванных страниц. Затем опять шел непонятный текст. Она коснулась грубых краев рядом с переплетом.

— Посмотри, здесь не хватает нескольких страниц.

Брукс поднес книгу ближе к лицу, щурясь на то место, где должны были находиться потерянные страницы. Эврика заметила еще одну иллюстрацию на обратной стороне страницы. Она была более простой, чем остальные: три концентрических круга по середине страницы. Это было похоже на символ чего-то.

Инстинктивно, она дотронулась лба Брукса, отодвигая его темные волосы. Его рана была круглой, ничем ни примечательной. Однако корочка была настолько раздражена грубой волной этим днем, что Эврика могла видеть… кольца внутри нее. Они имели странное сходство с иллюстрацией в ее книге.

— Что ты делаешь? — Он убрал ее руку, разглаживая свои волосы.

— Ничего.

Он закрыл книгу и положил руку на ее обложку.

— Я сомневаюсь, что у тебя получиться ее перевести. Попытки лишь приведут тебя к страданию. Ты действительно думаешь, кто-то в этом захолустье, Луизиане, сможет перевести что-то такого масштаба? — Его смех прозвучал подло.

— Я думала, тебе нравиться захолустье, типа Луизианы. — глаза Эврики сузились. Брукс всегда был единственный, кто защищал их родной город, когда Эврика въехала в него. — Дядя Бо и Диана могли читать ее, это означает, что есть кто-то, кто может это перевести. Я просто должна узнать кто.

— Давай, я попробую. Я возьму сегодня книгу с собой, и спасу тебя от сердечной боли. Ты не готова справиться со смертью Дианы, и я с радостью помогу тебе.

— Нет. Я не позволю, чтобы книга покидала поле моего зрения. — Она потянулась за книгой, которую все еще держал Брукс. Ей пришлось вырвать ее из его рук. Переплет треснул от давления, с каким она выдернула книгу.

— Вау. — Брукс отпустил книгу, подняв руки, и посмотрел таким взглядом, цель которого была показать, что она являлась излишне эмоциональной.

Она отвела взгляд.

— Я еще не решила, что буду делать с ней.

— Ладно. — Его тон смягчился. Он коснулся ее пальцев, которые обрамляли книгу. — Но, если переведешь ее, — сказал он, — возьми меня с собой, хорошо? Она, возможно, будет трудна для понимания. Тебе захочется иметь кого-то, кому ты доверяешь.

На тумбочке загудел телефон Эврики. Она не узнала номер. Пожав плечами, она подставила экран к лицу Брукса.

Он поморщился.

— Это может быть Майя.

— Почему Майя Кейси звонит мне? Как у нее оказался мой номер?

Затем она вспомнила: мобильный Брукса сломан. Они нашли его разломленным пополам на пляже после того, как волна бросилась на него, как на пианино. Эврика по рассеянности забыла свой телефон дома этим утром, поэтому он был целым.

Скорее всего Майя Кейси позвонила в дом Брукса, и Эйлин дала ей номер Эврики, которая должно быть забыла, насколько противными бывают старшеклассницы.

— Ну и? — Эврика протянула телефон Бруксу. — Поговори с ней.

— Я не хочу с ней разговаривать. Я хочу быть с тобой. Я имею в виду — Брукс потер подбородок. Телефон перестал гудеть, но эффект от него — нет. — Я имею в виду, мы с тобой общаемся, и я не хочу, чтобы кто-то отвлекал, когда мы наконец-то говорим о… — Он остановился, дальше пробормотал что-то похожее, как Эврике показалось, на ругательство. Она повернулась к нему здоровым ухом, но он ничего не говорил. Когда он посмотрел нее, его лицо снова покраснело.

— Что-то не так? — спросила она.

Он помотал головой, и наклонился ближе к ней. Пружины под ними заскрипели. Эврика уронила телефон и книгу, потому что его глаза стали другими — гладкими по краям, бездонно-темными — и она знала, что произойдет дальше.

Брукс собирался поцеловать ее.

Она не двигалась. Она не знала, что делать. Их глаза были прикованы друг к другу на протяжении всего времени, как его губы приближались к ней. Его тяжесть упала на ее ноги. Она издала тихий вздох. Его губы были мягкими, но руки крепкими, прижимающимися к ней, чтобы продвинуться в новою позицию. Они поддались навстречу к друг другу, в тот момент, как его губы соединились с ее губами. Ее пальцы подобрали его футболку, касаясь кожи, которая была гладкой, как камень. Его язык отыскал кончик ее языка, который был словно шелк. Она выгнула спину, желая быть ближе к нему.

— Это, — сказал он.

Она кивнула.

— Так правильно.

Они вдохнули еще воздуха, и вернулись к поцелую. Если взглянуть в историю поцелуев Эврики, там были поцелуи из игры в бутылочку, смелые, небрежные ощупывания, и поцелуи с языком за пределами школьных танцев. Этот был дальше галактик.

Брукс ли это? Такое ощущение, что она целовала кого-то, с кем однажды разделила мощную интрижку, о которой Эврика не позволяла себя желать. Его руки дотронулись ее кожи, как будто она была чувственной богиней, а не девочкой, которую он знал всю свою жизнь. Когда Брукс стал таким мускулистым, таким сексуальным? Он был таким несколько лет, и она пропустила это? Или мог ли поцелуй, совершенный правильно, метаболизировать тело, что сказалось в мгновенном скачке роста, превратив их обоих в столь взрослых людей так неожиданно?

Она отстранилась, чтобы взглянуть на него. Она изучала его лицо, веснушки и копну темных волос, и заметила, что он выглядел совсем иначе. Она испугалась и обрадовалась, что больше нет пути назад, особенно после такого.

— Что заставило тебя так долго ждать? — Ее голос был ничто иное, как хриплый шепот.

— Чтобы что?

— Чтобы поцеловать меня.

— Я… ну… — Брукс нахмурился и отстранился.

— Подожди. — Она попыталась задержать его. Ее пальцы слегка коснулись задней части его шеи, которая внезапно стала ощущалась жесткой. — Я не хотела портить настроение.

— Были причины, почему я так долго ждал, чтоб поцеловать тебя.

— Например? — Она хотела сказать это весело, но уже размышляла: Это было из-за Дианы? Была ли Эврика настолько травмированной, что испугала Брукса?

Это замешательство было достаточно для Эврики, чтобы убедить себя в том, что Брукс смотрел на нее так же, как и все в школе — психопатка, плохая примета, последняя девочка, за которой любой нормальный парень должен увиваться. Поэтому она выпалила:

— Я полагаю, ты был занят с Маей Кейси.

Лицо Брукса помрачнело и приняло угрюмый вид. Он встал с кровати и скрестил руки на груди. Его язык тела был таким же отдаленным, как и память о поцелуе.

— Это так типично, — проговорил он в потолок.

— Что?

— Это не может быть никак связано с тобой. Это должно быть вина кого-то другого.

Но Эврика знала, это напрямую связано с ней. Понимание было настолько болезненным, что она попыталась скрыть его чем-то. Вытеснение, любой из ее пяти последних психологов сообщил бы ей, опасная привычка.

— Ты прав, — сказала она.

— Не учи меня. — Брукс не выглядел, как ее лучший друг или парень, которого она целовала. Он был похож на человека, кто болезненно воспринимал все, касаемо ее. — Я не хочу, чтобы меня успокаивал кто-то, кто считает себя лучше остальных.

— Что?

— Ты права. Все остальные в мире неправы. Не так ли?

— Нет.

— Ты сразу же опровергаешь —

— Я не опровергаю! — крикнула Эврика, осознав, что она сразу же опровергает его утверждение. Она понизила голос и закрыла дверь спальни, не заботясь о последствиях при условии, если отец пройдет мимо. Она не могла позволить, чтобы Брукс жил в этой неправде. — Я не опровергаю тебя.

— Ты уверена? — спросил он хладнокровно. — Ты даже опровергаешь то, что твоя мать оставила тебе в завещании.

— Это не так. — Она была помешана на нем и днем и ночью — но Брукс даже не слушал ее. Он расхаживал по комнате, казалось, гнев одолел им.

— Ты держишь около себя Кэт, потому что она не замечает, когда ты подстраиваешь ее под себя. Ты терпеть никого не можешь в своей семье. — Он метнул рукой в сторону кабинета внизу, где Рода и отец смотрели новости, но сейчас, несомненно, подключались к спору наверху. — Ты уверена, что каждый психолог, к которому ты ходишь, идиот. Ты отталкиваешь всех из Евангелии, потому что нет никого, кто бы мог понять через что ты прошла. — Он перестал шагать и взглянул на нее. — И теперь я.

Грудь Эврики заныла, как будто он ударил ее в сердце.

— Что ты?

— Ты используешь меня.

— Нет.

— Я не твой друг. Я — отражатель для твоей тревоги и депрессии.

— Т-ты — мой лучший друг, — она начала заикаться. — Ты — причина почему я все еще здесь —

— Здесь? — резко сказал он. — Это последнее место на земле, где ты хочешь быть? Я — лишь прелюдия к твоей будущей, настоящей жизни. Твоя мама растила тебя и учила следовать своим мечтам, и это все, что тебя когда-либо волновало. Ты понятия не имеешь насколько другие люди заботятся о тебе, потому что слишком погружена в себя. Кто знает? Может быть, у тебя даже нет мыслей о суициде. Может быть, ты приняла таблетки так, для внимания.

Из груди Эврики вырвался вздох, словно она упала с самолета.

— Я доверяла тебе. Я думала, ты был единственным человеком, кто не осудит меня.

— Хорошо. — Брукс возмущенно помотал головой. — Ты называешь всех, кого знаешь субъективными, но ты когда-нибудь осознавала какой стервой ты была по отношению к Майе?

— Конечно же, давай не будем забывать про Майю.

— По крайней мере, она заботится о других людях.

Губа Эврики задрожала. Снаружи раздался звук грома. Она настолько плохо целуется?

— Ну, если ты так решил, — крикнула она, — позвони ей! Будь с ней. Чего ты ждешь? Возьми мой телефон и назначь свидание. — Она бросила ему телефон. Он отскочил от груди, и она не могла поверить, что только что прижималась к ней.

Брукс взглянул на телефон, словно рассматривая ее предложение.

— Возможно я позвоню. — медленно проговорил он сквозь зубы. — Возможно я не нуждаюсь в тебе так, как думал.

— О чем ты говоришь? Ты меня разыгрываешь или что?

— Правда глаза колит, не так ли? — Он ударил ее плечо в то время, как проходил мимо. Он распахнул дверь, затем взглянул на кровать, на книгу, и на громовой камень в ящике.

— Ты должен уйти, — сказала она.

— Скажи это еще нескольким людям, — сказал Брукс, — и останешься одна.

Эврика слушала, как он с грохотом спускается по лестнице и знала, как он выглядит, хватая ключи и обувь со скамейки в прихожей. Когда дверь захлопнулась, она представила, как он под дождем идет в сторону своей машины. Она знала, как скашиваются его волосы, как пахнет его машина.

Мог ли он представить ее? Захочет ли он вообще видеть ее прижатой к окну, глядящей на шторм, глотающей эмоции и сдерживающей слезы?

Глава 12

Нептун

Эврика взяла громовой камень и швырнула его в стену, желая, чтоб он разрушил все, что случилось между ней и Бруксом после поцелуя. Камень оставил вмятину в штукатурке, которую она покрасила в синий горошек во время счастливых мгновений своей жизни, и приземлился со стуком рядом с дверью шкафа.

Она опустилась на колени, чтобы оценить ущерб, руки коснулись мягкого персидского ковра с блошиного рынка. Вмятина была не такой глубокой, как два года назад, когда она ударила стену рядом с плитой, споря с отцом стоит ли ей пропустить неделю в школе, чтобы поехать с Дианой в Перу. Это было не так шокирующе, как штанга, которую отец сломал, когда ей было шестнадцать — он накричал на нее после того, как она забросила летнюю работу, на которую он ее устроил, в химчистку к Рути. Но вмятины было достаточно, чтобы Рода устроила скандал, которая, казалось, думала, что стену больше не восстановить.

— Эврика? — Рода крикнула из кабинета. — Что ты сделала?

— Просто упражнение, которому меня научила доктор Лэндри! — крикнула в ответ она, делая такое лицо, которое ей хотелось бы, чтобы Рода видела. Она была в бешенстве. Если бы она была волной, она заставила бы рассыпаться континенты, как черствый хлеб.

Она хотела ранить кого-то так, как ее ранил Брукс. Она схватила книгу, которой он так интересовался, сжала разворот страницы и собиралась порвать его на две части.

Найди выход из убежища, девочка. Голос Дианы вновь раздался в ее голове.

Норы были маленькими, тесными и замаскированными. Ты не понимаешь, как попадаешь в нее до того момента, когда тебе становиться сложно дышать и нужно выбираться из нее. Они приравнивают это к клаустрофобии, которая, для Эврики, все еще была врагом. Но лисы жили в норах; они растили там свое потомство. Воины убегали из них, защищаясь от врагов. Может быть. Эврика не хотела выбираться из этой норы. Может быть, она была лисицей-воином. Может быть, эта нора ее ярости была тем местом, к которому она принадлежала.

Она выдохнула, ослабляя хватку на книге. Осторожно опустила ее, как будто это было одним из художественных проектов близнецов, подошла к окну, высовывая голову наружу, и посмотрела на небо в поиске звезд. Звезды опускали ее на землю. Их отдаленность предлагала ей точку зрения, когда она не видела ничего сквозь свою боль. Но звезды сегодня были не в поле зрения Эврики. Они были скрыты под покровом толстых серых облаков.

Молния озарила темноту. Снова ударил гром. Дождь пошел сильнее, разбивая деревья. На улице машина проехала по луже размером с озеро. Эврика подумала, что Брукс едет домой в Нью-Иберию. Дороги были темными и скользкими, и он так быстро ушел…

Нет. Она злилась на Брукса. Она вздрогнула, затем закрыла окно, и прислонилась головой к холодному стеклу.

Что если все, что он сказал правда?

Она не считала себя лучше остальных — но она показывала это своим поведением? С помощью парочки колючих высказываний, Брукс привел Эврику к мысли, что целый мир был против нее. И сегодня даже не было звезд на небе, что только делало все вокруг мрачнее.

Она взяла телефон, заблокировала номер Майи Кейси, хмуро нажав три кнопки, и написала Кэт.

— Привет.

— Погода ужасна, — мгновенно ответила ее подруга.

— Да, — Эврика медленно печатала. — Я тоже ужасна?

— Я об этом не слышала. Почему? Рода опять в своем репертуаре?

Эврика могла представить, как Кэт смеется в своей спальне при свечах, ее ноги подперты на стол, в то время как она выслеживает будущих парней в ноутбуке. Скорость, с какой печатала Кэт свои ответы, успокаивала Эврику. Она снова взяла книгу в руки, открыла ее на коленях и провела пальцами по кругам на последней иллюстрации, на той, на которой ей показалось, что она видела те же самые круги в ране Брукса.

— Брукс ведет себя не как Брукс, — она печатала в ответ. — Мы сильно поссорились.

Секунду спустя, ее телефон зазвонил.

— Вы двое ругаетесь, как старые женатики, — сказала Кэт, как только Эврика взяла трубку.

Эврика посмотрела на вмятину в стене с горошками. Она представила подобный синяк на том месте в груди, куда она кинула телефон.

— Все плохо, Кэт. Он сказал мне, что я считаю себя лучше остальных.

Кэт вздохнула.

— Это только потому, что он хочет тебя.

— Ты думаешь, все вертится вокруг секса. — Эврика не хотела признаваться, что они целовались. Она не хотела думать об этом после того, что сказал Брукс. Что бы ни значил поцелуй, это далеко в прошлом. Это было мертвым языком, на котором никто больше не знал, как говорить, более недоступным, чем книга Дианы. — Это намного больше нежели секс.

— Смотри, — сказала Кэт, чавкая что-то хрустящее, возможно Читос. — Мы знаем Брукса. Он извиниться. Я даю ему срок до понедельника. Тем временем, у меня есть хорошие новости.

— Говори, — сказала Эврика, хотя она скорее бы укрылась под одеялами до конца света или колледжа.

— Родни хочет познакомиться с тобой.

— Кто такой Родни? — застонала она.

— Мой классик, помнишь? Он хочет посмотреть на твою книгу. Я предложила встретиться в «Нептуне». Я знаю ты выше этого, но куда еще идти?

Эврика подумала о Бруксе, который хотел пойти с ней, когда она будет переводить книгу. Но это было до того, как он взорвался словно дамба при наводнении.

— Прошу тебя не сиди без дела, чувствуя себя виноватой за Брукса. — Кэт могла быть на удивление телепатической. — Надень что-нибудь миленькое. Родни, возможно, приведет друга. Увидимся в музыкальной зоне через полчаса.

«Нептун» — это кафе в торговом центре на втором этаже, выше химчистки Рути и магазина с видеоиграми, который медленно выходил из бизнеса. Эврика надела кроссовки и дождевик. Она пробежала полторы мили под дождем, чтобы не спрашивать отца или Роду можно ли ей взять одну из их машин.

Поднявшись по деревянной лестнице, через дверь с тонированным стеклом, ты знаешь, что увидишь, как минимум два десятка школьников из Евангелии, уткнувшихся в ноутбуки и толстые учебники. Интерьер был цвета карамельного яблока, потертого словно логово стареющего холостяка. Запах сточной канавы висел в воздухе будто облако над скошенным бильярдным столом и машиной для игры в пинбол без флипперов в стиле фильма «Тварь из черной лагуны». Здесь подавали еду, которую никто не ел дважды, пиво студентам, достаточно кофе, газировки и атмосферы, позволяющей старшеклассникам зависать тут всю ночь.

Раньше Эврика была постоянным клиентом. В прошлом году она выиграла соревнование по бильярду — новичкам везет. Но она не возвращалась сюда с момента аварии. Не имело никакого смысла, что такое нелепое место как «Нептун» все еще работало, а Диану смыло волной.

Эврика не заметила, что с нее капает вода до того, пока она не зашла внутрь и на нее посмотрели тяжелые глаза. Она отжала волосы и, когда заметила косички Кэт, направилась к угловому столику, за которым они всегда сидели. Музыкальный автомат «Вурлитцер» играл «Шарманку» Донована, тогда как по телевизору крутили гонки «Нэскар». «Нептун» был таким же, но Эврика очень сильно изменилась, что это также мог быть «Макдональдс» или «Галатор» в Новом Орлеане.

Она прошла мимо столика с энергичными одинаковыми чирлидершами, помахала своему другу Люку из класса по землеведению, который казалось полагал «Нептун» — это хорошее место для свиданий, слабо улыбнулась столику с первокурсницами-бегунами, достаточно храбрыми, чтобы быть там. Она услышала, как кто-то пробормотал: «Не думала, что ей разрешено находиться за пределами палаты», — но Эврика пришла сюда для дела, а не для того чтобы обращать внимание что думал о ней какой-то ребенок.

Кэт была одета в укороченный фиолетовый свитер, рваные джинсы, а макияж ярче обычного должен был произвести впечатление на парней-студентов. Ее последняя жертва сидела рядом с ней на разодранной красной виниловой скамейке. У него были светлые дреды и угловатый профиль, когда он окинул кружку пива. Он пах как кленовый сироп — ненастоящий, приторный, которого отец не использовал. Его рука находилась на колене Кэт.

— Привет. — Эврика села на противоположную скамейку. — Родни?

Он был всего лишь на несколько лет старше, но выглядел так по-коллежски со своим кольцом в носу и выцветшей толстовской Университета Луизианы, что заставило Эврику почувствовать себя маленьким ребенком. У него были светлые ресницы и впалые щеки, ноздри как две разные фасолины.

Он улыбнулся.

— Ну, давай посмотрим на эту сумасшедшую книгу.

Эврика вытащила книгу из рюкзака и вытирала стол салфеткой перед тем, как передать ее Родни, чьи губы приняли интригующий, незначительный хмурый вид.

Кэт наклонилась, касаясь подбородком плеча Родни, в то время как он поворачивал страницы.

— Мы смотрели на нее вечность, пытаясь понять. Может быть она из внешнего пространства.

— Скорее это похоже на внутреннее пространство, — проговорил Родни.

Эврика наблюдала за ним, за тем, как он посмотрел на Кэт и усмехнулся, за тем, как он получал удовольствие от каждой ее дурацкой реплики. Эврика не считала Родни очень привлекательным, но удивилась, когда почувствовала приступ ревности в груди.

Его заигрывание с Кэт заставило казаться все, что было между ней и Бруксом, Вавилонской башней — масштаб недопонимания. Она взглянула на машины, которые двигались по дороге в телевизоре, и представила, что находиться за рулем одной из них. Но вместо ее машины, покрытой рекламами, ее покрывал загадочный язык книги, которую за столом Родни притворялся, что читал.

Она никогда не должна была целовать Брукса. Это было огромной ошибкой. Они знали друг друга слишком хорошо, чтобы пытаться узнать друг друга еще лучше. И они уже однажды расставались. И если Эврика когда-либо вообще надумает влюбиться в кого-нибудь — что, после аварии она не пожелала бы даже своему худшему врагу — это должен был быть кто-то, кто бы не знал о ней ничего, кто бы вступил в отношения равнодушным к ее сложному характеру и недостаткам. Она не должна критиковать себя, готовой начать с того, как она отстранилась от их первого поцелуя и заканчивая списком всего неправильного в ней. Она знала лучше кого-либо, что список будет бесконечным.

Она скучала по Бруксу.

Но Кэт была права. Он был придурком и должен извиниться. Она незаметно проверила свой телефон. Никаких сообщений от Брукса.

— Что ты думаешь? — спросила Кэт. — Нам стоит это сделать?

Левое ухо Эврики зазвенело. Что она пропустила?

— Извините, я… — Она повернула здоровое ухо ближе к ним, чтобы услышать разговор.

— Я знаю о чем ты думаешь, — сказал Родни. — Ты думаешь, я считаю тебя какой-то психопаткой нового века. Но я знаю классический и простонародный латинский, три диалекта раннего греческого, и немного арамейского. А это написание — он постучал по странице плотного текста — не похоже на то, что я когда-либо видел.

— Разве он не гений? — пискнула Кэт.

Эврика поспешила наверстать упущенное.

— Итак, ты думаешь нам следует отнести книгу…?

— Она немного эксцентричная, эксперт-самоучка по мертвым языкам, — проговорил Родни. — Зарабатывает тем, что предсказывает будущее. Просто попросите ее посмотреть на текст. И не позволяйте ей обобрать вас. Она еще больше зауважает вас. Что бы она не попросила, предлагайте половину и соглашайтесь на четверть меньше ее первоначальной цены.

— Я возьму мой калькулятор, — сказала Эврика.

Родни потянулся через Кэт, взял салфетку из раздатчика и нацарапал:

Мадам Юки Блаватская, 321 Грир серкл.

— Спасибо. Мы заглянем к ней. — Эврика обратно положила книгу в рюкзак и застегнула его. Она знаком пригласила Кэт, которая отлипла от Родни и произнесла одними губами:

— Сейчас?

Эврика поднялась с кабинки.

— Пошли договариваться.

Глава 13

Мадам Блаватская

Магазин мадам Блаватской находился в старой части города, недалеко от церкви святого Джона. Эврика тысячу раз проходила мимо неоновой зеленой ручки в окне. На улице шел дождь и Кэт припарковалась на ухабистой парковке, перед невзрачной дверью стеклянной панели, стуча античным медным молоточком в форме головы льва.

Спустя несколько минут дверь открылась, посылая звон колокольчиков, звенящих из внутренней ручки. В проходе стояла полная женщина с растрепанными, вьющимися волосами, уперев руки в бока. Позади нее шло красное сияние, которое скрывало ее лицо в тени.

— Вы пришли для гадания?

Ее голос был грубым и хриплым. Эврика кивнула в тот момент, когда она втягивала Кэт в темную прихожую, которая была похожа на приемную стоматолога после закрытия. Единственная лампа с красной лампочкой освещала два складных стула и почти пустую журнальную стойку.

— Я работаю с ладонями, картами и книгами, — выговорила мадам Блаватская, — но вы должны заплатить отдельно за чай. — Она выглядела на семьдесят пять с накрашенными красными губами, скоплением родинок на подбородке и тонкими мускулистыми руками.

— Спасибо, но у нас есть особенная просьба, — сказала Эврика.

Мадам Блаватская взглянула на тяжелую книгу, которую Эврика поджала подмышкой.

— Просьбы не бывают особенными. Бывают подарки. Отпуск был бы чем-то особенным. — Старая женщина вздохнула. — Заходите в мою студию.

Большое черное платье Блаватской принесло запах тысячи сигарет по мере того, как она вела девочек через вторую дверь в главное помещение.

Ее студия продувалась насквозь, а также имела низкий потолок и рельефные обои насыщенного черного цвета. В углу находился увлажнитель воздуха, наверху опасно набитого книжного шкафа стоял винтажный горячий горшок, а на стене в скошенных рамках висели столетние хмурые портреты. Широкий рабочий стол выдерживал на себе затвердевшую лавину книг и бумаг, старый настольный компьютер, вазу с гниющими фиолетовыми фрезиями и две черепахи, которые либо спали, либо умерли. В каждом углу комнаты висели изящные золотые клетки, где находились столько птиц, что Эврика перестала считать. Это были маленькие птицы, размером с открытую ладонь с тонкими лимонно-зелеными телами и красным клювом. Они щебетали звучно, мелодично и непрерывно.

— Абиссинские голубки, — заявила мадам Блаватская. — Исключительно разумные. — Она засунула палец, покрытый арахисовым маслом, в одну из решеток клетки и засмеялась как ребенок, когда птицы устремились клевать ее кожу, тем самым очищая ее. Одна из птиц сидела на указательном пальце дольше остальных. Мадам Блаватская наклонилась ближе, оттопыривая свои красные губы и издавая звуки поцелуя в его сторону. Он был больше остальных с ярко красной короной и бриллиантово-золотыми перьями на груди. — И самый яркий из всех, мой милый, милый Поларис.

Наконец она села и жестом пригласила девочек присоединиться к ней. Они тихонько сели на низкий черный велюровый диван, переставляя двадцать странно запятнанных и неправильно подобранных подушек, чтобы освободить место. Эврика посмотрела на Кэт.

— Да, да? — спросила мадам Блаватская, дотягиваясь до длинной, скрученной вручную сигаретой. — Я могу предположить, что вы хотите, но вы должны спросить, дети. В словах существует огромная сила. Из них вытекает вселенная. Используйте их сейчас, пожалуйста. Вселенная ждет.

Кэт выгнула одну бровь, смотря на Эврику, и наклонила голову в сторону женщины.

— Лучше не расстраивать вселенную.

— Моя мама оставила мне эту книгу в своем завещании, — проговорила Эврика. — Она умерла.

Мадам Блаватская помахала своей костлявой рукой.

— Я очень сильно в этом сомневаюсь. Здесь нет ни смерти, ни жизни. Только прихожане и рассредоточенность. Но это другой разговор. Что хочешь ты, ребенок?

— Я хочу перевести ее книгу. — Ладони Эврики прижались к кругу на зеленой обложке.

— Ну, передай мне ее. Я — экстрасенс, но я не могу прочитать закрытую книгу в полутора метрах от меня.

Когда Эврика протянула книгу, мадам Блаватская выхватила ее так, будто отвоевывала краденую сумку. Она пролистывала ее, останавливаясь тут и там, чтобы пробормотать что-то про себя, засовывая нос в страницы с ксилографическими иллюстрациями, что никак не указывало на то, понимает ли она содержимое или нет. Она не поднимала взгляд пока не дошла до склеенной части страниц около оборота книги.

После этого она потушила сигарету и засунула оранжевый Тик Так в рот.

— Когда это случилось? — Она держала кусок слипшихся страниц. — Ты же не пыталась высушить это, после того как пролила — Что это? — Она понюхала книгу. — Пахнет как коктейль «Смерть в полдень». Ты слишком молода для того, чтобы пить полынь, ты знаешь.

Эврика понятия не имела, о чем говорит мадам Блаватская.

— Весьма прискорбно. Я могла бы исправить это, но потребуется дровяная печь и дорогие химикаты.

— Она была такой, когда я ее получила, — сказала Эврика.

Блаватская нацепила очки в проволочной оправе, опустив их на край носа. Она изучала корешок книги с внутренней передней и задней стороны.

— Как долго у твоей матери эта книга?

— Я не знаю. Мой отец сказал, что она нашла ее на блошином рынке во Франции.

— Так много лжи.

— Что Вы имеете в виду? — спросила Кэт.

Блаватская взглянула сквозь оправы своих очков.

— Это семейная книга. Семейные книги хранятся внутри рода, если только не возникает крайне необычных обстоятельств. Даже если такие обстоятельства возникают, почти невозможно чтобы такая книга попала в руки человеку, который бы продал ее на блошиный рынок. — Она похлопала по обложке. — Эта вещь не с барахолки.

Мадам Блаватская закрыла глаза и наклонила голову в сторону птичьей клетки слева от нее, словно слушая песню голубков. Когда она открыла глаза, она посмотрела прямо на Эврику.

— Ты сказала, твоя мама умерла. Но что насчет твоей отчаянной любви к ней? Существует ли более быстрый способ к бессмертию?

У Эврики жгло горло.

— Если бы эта книга находилась в нашей семье, я бы о ней знала. Мои бабушка и дедушка не хранили секретов от нас. Мамины сестра и брат были там, когда я получала наследство. — Она подумала о дяде Бо, о том, как он рассказал ей, что Диана могла читать книгу. — Они почти ничего не знали об этом.

— Возможно книга перешла не от родителей твоей матери, — проговорила мадам Блаватская. — Возможно книга нашла ее через дальнего родственника, любимой тети. Твою маму случайно зовут не Диана?

— Откуда Вы знаете?

Блаватская закрыла глаза, наклонила голову вправо, в сторону другой птичьей клетки. Внутри шесть голубков бежали к той стороне клетки, которая ближе к Блаватской. Они щебетали высокие замысловатые стаккато. Она усмехнулась.

— Да, да, — бормотала она, но не девочкам. Затем она откашлялась и посмотрела на книгу, указывая на нижний угол внутренней задней обложки. Эврика уставилась на символы, написанные различными тусклыми оттенками.

— Это список тех, кто владел этой книгой. Как видишь, их было много. Самым последним владельцем была Диана. — Мадам Блаватская прищурилась, чтобы разглядеть кто владел книгой до матери Эврики. — Твоя мама получила эту книгу от человека по имени Ниоба, а Ниоба получила ее от кого-то по имени Библис. Ты знаешь этих женщин?

Пока Эврика мотала головой, Кэт выпрямилась.

— Ты можешь прочитать его.

Блаватская проигнорировала Кэт.

— Я могу вписать твое имя в конец списка, раз уж книга теперь твоя. Без дополнительной платы.

— Да, — Эврика тихо сказала. — Пожалуйста.

— Эврика. — Мадам Блаватская улыбнулась, потом взяла фломастер и нацарапала на странице несколько странных символов. Эврика уставилась на свое имя на загадочном языке.

— Как Вы —

— Он похож на старую мадленскую письменность, — сказала Блаватская, — хотя есть различия. Там нет гласных, написание довольно абсурдное!

— Мадленский? — Кэт взглянула на Эврику, которая тоже ничего о нем не слышала.

— Очень древний, — сказала Блаватская. — Был найден в доисторических пещерах на юге Франции. Этот язык не является родной сестрой Мадленского, но возможно троюродной. У языков сложное семейное древо, ты знаешь, смешанные браки, пасынки, даже есть незаконнорожденные. В истории языков существует бесчисленное множество скандалов, убийств, большое количество инцестов.

— Я слушаю, — сказала Кэт.

— Очень редко попадается такой текст. — Мадам Блаватская почесала тонкую бровь, влияя на утомленный поток воздух. — Его трудно будет перевести.

Жар покалывал заднюю часть шеи Эврики. Она не знала радоваться ли ей или бояться; ей нужно понять единственную вещь, эта женщина являлась ключом к чему-то.

— Это может быть опасно, — продолжала Блаватская. — Знание — власть; власть развращает. За развращением следует стыд и разорение. Незнание может и не радует, но оно лучше, чем жить в стыде. Ты согласна?

— Я не уверена. — Эврика почувствовала, что Мадам Блаватская могла бы понравиться Диане. Она бы доверилась такому переводчику. — Я думаю, что мне лучше узнать правду, вне зависимости от последствий.

— Так и будет. — Блаватская загадочно улыбнулась.

Кэт наклонилась вперед, сложив руки на краю стола.

— Мы хотим все по лучшей цене. Только без фокусов.

— Я вижу у тебя есть свой личный бизнес-менеджер. — Блаватская захихикала, затем вдохнула и начала обдумывать требование Кэт. — За вещь такого масштаба и сложности… Это будет очень тяжело для старой женщины.

Кэт подняла руку. Эврика надеялась, она не собирается продолжать эту тему с Мадам Блаватской.

— Ближе к делу, леди.

— Десять долларов за страницу.

— Мы дадим пять, — проговорила Эврика.

— Восемь. — Блаватская засунула еще одну сигарету между своих ярко красных губ, явно получая наслаждение от этого ритуала.

— Семь с половиной. — Кэт щелкнула пальцами, — и Вы добавите в нее химикаты, чтобы исправить повреждения от воды.

— Вы не сможете найти кого-то еще, кто бы смог сделать то, что я могу. Я могла бы просить сто долларов за страницу! — Блаватская вытерла глаза поблекшим носовым платком, оценивая Эврику. — Но ты выглядишь такой сломленной, даже несмотря на то, что тебе помогают больше, чем ты знаешь. Знай это. — Она сделала паузу. — Семь с половиной — справедливая цена. Договорились.

— И что теперь? — спросила Эврика. Ее ухо зазвенело. Она потерла его, на мгновение подумав, что слышит разговор птиц, четко проникающего в ее левое ухо. Невозможно. Она помотала головой и заметила, что Мадам Блаватская тоже заметила.

Женщина кивнула в сторону птиц.

— Они говорят, что он очень долгое время наблюдал за тобой.

— Кто? — Кэт оглянула комнату.

— Она знает. — Мадам Блаватская улыбнулась Эврике.

Эврика прошептала:

— Эндер?

— Шшш, — проворковала мадам Блаватская. — Песня моих голубков смелая и знаменательная, Эврика. Не беспокойся о вещах, которые ты не пока не можешь понять. — Неожиданно она повернулась на стуле, чтобы посмотреть в компьютер. — Я отправлю тебе переведенные страницы партиями на электронную почту, вместе со ссылкой на мою учетную запись Square для оплаты.

— Спасибо. — Эврика нацарапала адрес электронной почты и передала Кэт, чтобы она написала свой.

— Забавно, не так ли? — Кэт вручила мадам Блаватской листок с информацией. — Отправлять по почте перевод чего-то такого древнего?

Мадам Блаватская закатила свои влажные глаза.

— То, что ты считаешь современным опозорит любого из учителей старой эпохи. Их возможности значительно превосходят наши. Мы отстаем от них на тысячу лет по сравнению с тем, чего они достигли. — Блаватская открыла ящик и вытащила мешочек с маленькими морковками, разламывая одну из них наполовину, чтобы разделить их между проснувшимися на столе после сна черепахами. — Вот тебе, Джильда, — пропела она. — Вот тебе, Брунильда. Мои дорогие. — Она наклонилась в сторону девочек. — Эта книга расскажет о куда более интересных открытиях, чем киберпространство. — Она снова надела очки и указала жестом на дверь. — Ну, спокойной ночи. Не позволяйте черепахам кусать вас на выходе.

Эврика шатаясь встала с дивана, пока Кэт собирала их вещи. Эврика остановилась, чтобы взглянуть на книгу, лежащую на столе. Она подумала, что бы сделала ее мама. Диана провела свою жизнь, доверяя своим инстинктам. Если Эврика хотела узнать, что означало ее наследство, она должна довериться мадам Блаватской. Она должна оставить книгу. Это непросто.

— Эврика? — Мадам Блаватская подняла указательный палец. — Ты же знаешь, что они сказали Креону?

Эврика помотала головой.

— Креону?

— Страдание — школьный учитель мудрости. Подумай об этом. — Она вдохнула. — Ну надо же, на какой ты дороге.

— Я на дороге?

— Мы с нетерпением ждем вашего перевода, — сказала Кэт более ровным голосом.

— Я могу начать прямо сейчас, а могу и нет — она показала на стол — я живу наверху — она резко дернула большой палец в потолок. — И я защищаю свою частную жизнь. Перевод требует времени и положительной вибрации. — Она посмотрела в окно. — Это возможно будет хорошим чириканьем. Я должна прочирикать это.

— Мадам Блаватская, — выговорила Эврика до того как переступить порог студии. — А у моей книги есть название?

Казалось Мадам Блаватская находилась очень далеко. Не смотря на Эврику, она проговорила очень мягким тоном: «Она называется «Книга любви»».

От: savvyblavy@gmail.com

Кому: reka96runs@gmail.com

Копия: catatoniaestes@gmail.com

Дата: Воскресенье, 6 октября 2013 г., 1:31

Тема: первая порция

Дорогая Эврика,

Благодаря долгим часам концентрации, я перевела следующее. Я старалась не брать на себя смелость при переводе прозы, а только сделать его содержание как можно чище, чтоб облегчить твое чтение. Надеюсь, это оправдает твои ожидания….

На исчезнувшем острове, где я родилась, меня называли Селеной. Это моя книга любви.

Моя любовь — это сказка о страсти, которая погубила. Ты можешь усомниться в ее правдивости, но все истинные вещи всегда ставились под вопрос. Только те, кто позволят себе представить — поверить — смогут найти искупление в моей истории.

Мы должны начать сначала, в месте, которого больше не существует. Где мы закончим… ну, кто может знать концовку, пока не написано последнее слово? Все может поменяться на последнем слове.

Изначально остров находился за Геркулесовыми столбами в Атлантическом океане. Я выросла в горах, где жила магия. Каждый день я смотрела на красивый дворец, который выглядел словно бриллиант на залитой солнцем в долине далеко внизу. Легенды рассказывали о городе с удивительной конструкцией, водопадах, окруженных единорогами — и принцах-близнецах, которые росли внутри дворца со стенами из слоновой кости.

Старшего принца и будущего короля звали Атлас. Он был известен как джентльмен, предпочитающий молоко из гибискуса, и никогда не уклоняющийся от соревнований по борьбе. Молодой принц был загадкой. Его звали Лиандер, и с раннего детства он был увлечен путешествиями по морю в многие колонии короля по всему миру.

Я слушала как другие девушки, живущие в горах, рассказывали про свои яркие сны, в которых принц Атлас увозит их на серебристом коне, и делает своей королевой. Но принц покоился в тени моего сознания, когда я была ребенком. Если бы тогда я знала то, что знаю сейчас, мое воображение позволило бы мне любить его еще до того, как наши миры столкнуться. Так было бы легче.

Будучи девочкой, я не стремилась покинуть заколдованные лесистые окраины нашего острова. Меня ничего не интересовало, кроме моих родственников, среди которых были колдуны, телепаты, оборотни, алхимики. Я бегала между их мастерскими, в подмастерье ко всем, кроме ведьм-сплетниц — чья сила, редко выходившая за рамки маленькой человеческой зависти, о которой они не уставали говорить, на самом деле заставляла мир вращаться. Мне рассказывали много историй о моих сверхъестественных предках. Моей любимой была про дядю, который мог говорить через океан и вселяться в тела минойских женщин и мужчин. Его авантюры звучали прекрасно. В те дни я наслаждалась вкусом сплетен.

Мне было шестнадцать, когда слухи из дворца дошли до гор. Птицы пели, что король заболел странной болезнью. Они пели о щедром вознаграждении, которое обещал принц Атлас тому, кто вылечит его отца.

Я никогда не мечтала о том, что перейду порог дворца, но однажды я вылечила лихорадку отца с помощью местной мощной травы. И поэтому под убывающей луной, я прошла двадцать шесть миль вплоть до дворца. На моем ремне висел мешочек с примочкой полыни.

Предполагаемые лекари выстроили очередь протяженностью три мили от замка. Я заняла место сзади. По одному маги входили внутрь; по одному они выходили возмущенными либо пристыженными. Когда я была только десятой в очереди, двери закрылись. Из труб закрутился черный дым, оповещая, что король умер.

Из города доносились вопли, по мере того как я печально возвращалась домой. Когда я была на полпути туда, одна в лесистой лощине, я наткнулась на парня моего возраста, склонившегося над сверкающей рекой. Он находился по колено в белых нарциссах, настолько погруженный в свои мысли, что казалось был в другом измерении. Когда я заметила, что он плачет, я коснулась его плеча.

— Вам больно, сэр?

Когда он повернулся ко мне, в его глазах была огромная скорбь. Я понимала это так, как знала язык птиц: он потерял самую дорогую вещь в своей жизни.

Я протянула примочку в моей руке.

— Как бы мне хотелось спасти жизнь вашему отцу.

Рыдая, он наклонился ко мне.

— Ты все еще можешь спасти меня.

Остальное еще впереди, Эврика. Жди.

Целую

М. Блаватская, Джильда и Брунильда.

Глава 14

Тень

Вторник. А это означает наступил очередной сеанс с доктором Лэндри. Офис психолога в Нью-Иберии вряд ли входил в число первых мест, куда Эврика хотела поехать на своем недавно отремонтированном джипе. Но в холодном противостоянии за завтраком этим утром Рода закончила все обсуждения своей обычной леденящей душу фразой:

Пока ты живешь в моем доме, ты будешь следовать моим правилам.

Она дала Эврике список номеров ее трех помощниц в университете, на случай если Эврика попадет в беду в тот время, пока Рода будет на совещании. Когда Рода возвращала ключи обратно Эврике, она сказала, что они больше не будут рисковать. Жена отца могла бы произнести: «Я люблю тебя» угрожающе — не то, чтобы Эврика когда-либо получала подобные угрозы от Роды.

Эврика нервничала снова сесть за руль. Она превратилась в слишком бдительного водителя — считая три секунды расстояния между машинами, включая поворотник за полмили до того, как повернуть. Мышцы ее плеч завязались узлом к тому времени, когда она доехала до офиса Лэндри. Она сидела в Магде под буковым деревом, пытаясь выдохнуть напряжение.

В 15:03 она откинулась на диван в офисе психолога, и надела на лицо еженедельную хмурую маску.

На Лэндри была другая пара туфель. Она вытащила ноги из громоздких оранжевых балеток, которые никогда не были в моде.

— Просвети меня. — Доктор Лэндри поджала голые ноги под стул. — Что нового произошло с момента нашего последнего сеанса?

У Эврики зачесалась форма. Она жалела, что не сходила в туалет перед началом сеанса. По крайней мере ей сегодня не нужно было бежать обратно на соревнование по бегу. Даже тренер уже не ждала бы ее к этому времени. Она медленно могла поехать домой, по разным грязным дорогам, на которых редко появляются призрачные парни.

Она не увидит его, поэтому он не сможет заставить ее заплакать. Или коснуться пальцем уголка ее глаза. Или пахнуть как неизведанный океан, в котором она хотела искупаться. Или быть единственным человеком рядом с ней, кто не знал ничего о катастрофе, в которую она попала.

Щеки Эврики горели. Лэндри наклонила голову, словно замечая, насколько красными они становятся с каждой минутой. Ни за что. Эврика сохранит появление Эндера и его исчезновение при себе. Она потянулась к одному из леденцов на журнальном столике, шурша фантиком.

— В этом вопросе нет подвоха, — сказала Лэндри.

Все вокруг подвох. Эврика подумывала открыть учебник по математическому анализу и остаток времени перечитывать теорему. Может быть она должна быть здесь, но не обязана разговаривать. Однако содержание этого разговора попадет к Роде, чья гордость приведет каким-то бессмыслицам вроде конфискации автомобиля, запрета выходить из дома или другим темным угрозам, которые звучали даже очень серьезно в стенах ее дома, где у нее не было ни одного союзника. Точнее никого, у кого бы была власть.

— Хорошо. — Она облизывала леденец. — Я получила наследство от моей мамы. — Это точно было отличной темой для сеанса. В ней было все: глубокий символический смысл, семейная история, и новость для разговора, которой психологи не могли противостоять.

— Я полагаю, твой отец будет распоряжаться средствами пока ты не станешь совершеннолетней?

— Ничего подобного. — Эврика вздохнула, но не от удивления, а от скуки. — Я сомневаюсь, что мое наследство что-либо стоит. В жизни моей мамы не было ничего, что бы представляло денежную стоимость. Только вещи, которые она любила. — Она потянула за цепочку на шее, чтобы вытащить медальон с лазуритом из-под белой блузки.

— Как красиво. — Лэндри наклонилась, неубедительно симулируя уважение к выветрившемуся куску. — Там внутри фотография?

Да, картинка миллиона оплаченных часов, подумала Эврика, представляя песочные часы, наполненные крошечными Лэндри вместо песка.

— Он не открывается, — пробормотала Эврика. — Но она долгое время носила его. Есть еще парочка других археологических предметов, которые ей показались интересными. Этот камень называется громовым.

Лэндри непонимающе кивнула.

— Должно быть ты чувствуешь себя любимой, зная, что твоя мама оставила тебе все эти вещи.

— Возможно. Но это также сбивает с толку. Она оставила мне старую книгу, написанную на древнем языке. Но по крайней мере я нашла человека, кто может ее перевести.

Эврика прочитала отправленный мадам Блаватской имейл несколько раз. История была интересной — Кэт тоже так считала — но Эврике она также показалась печальной. Такое ощущение, что она была слишком далека от реальности. Она не понимала, как эта история относится к Диане.

Лэндри нахмурилась, качая головой.

— Что? — Эврика услышала, как ее голос повысился. Это означало, она защищается. Она совершила ошибку, начав этот разговор. Изначально она хотела, чтобы он был более на безопасную и нейтральную тему.

— Эврика, ты никогда не узнаешь, что этим хотела тебе сказать мама. Эта реальность смерти.

Здесь нет смерти… Эврика услышала, как голос мадам Блаватской заглушает голос психолога. Только прихожане и рассредоточенность.

— Это желание переводить какую-то старую книгу кажется бесполезным, — сказала Лэндри. — Возлагать надежды на новое воссоединение с твоей мамой может быть сейчас очень болезненно.

Страдание — школьный учитель мудрости.

Эврика уже была на дороге. Она собиралась связать эту книгу с Дианой, только она не знала пока как. Она схватила горсть отвратительных леденцов, нуждаясь занять чем-нибудь руки. Ее психолог говорила как Брукс, который до сих пор не извинился. Они напряженно избегали друг друга в течение двух дней.

— Оставь мертвых в покое, — проговорила Лэндри. — Сконцентрируйся на твоем живом мире.

Эврика посмотрела в окно, на небо, чей цвет был обычным для дней после урагана: непримиримый синий.

— Спасибо за этот куриный суп для души.

Она слышала, как Брукс жужжит что-то в ее ухо про то, как Эврика считала всех своих психологов глупыми. Именно этот точно был таким! Она даже подумывала извиниться перед ним, просто чтобы снять напряжение. Но каждый раз, когда она видела его, он был окружен стеной парней, футболистами, которых она никогда раньше не видела рядом с ним до этой недели, парни, чья драгоценная грубая и наглая самоуверенность была объектом некоторых насмешек Брукса. Он встречался с ней взглядом, затем делал неприличный жест, который заставлял лопаться от смеха круг парней.

Он тоже заставлял Эврику лопаться от смеха, только совсем по другой причине.

— Перед тем как ввязываться в дорогостоящий перевод книги, — проговорила Лэндри, — хотя бы подумай о плюсах и минусах.

В ее голове не было никакого сомнения. Она продолжит перевод «Книги любви». Если даже окажется, что это простая история любви, может быть она поможет ей лучше понять Диану. Однажды Эврика спросила ее, что она чувствовала, когда встретила отца, и как поняла, что хочет быть именно с ним.

— Я чувствовала, словно меня спасли, — сказала ей Диана. Это напомнило Эврике о том, что сказал принц Селене: «Ты все еще можешь спасти меня».

— Ты слышала, как представлял себе тень Карл Юнг? — попыталась спросить Лэндри.

Эврика покачала головой.

— Но что-то мне говорит, я скоро услышу.

— Идея заключается в том, что у нас у всех есть тень, которая состоит из отвергаемых проявлений собственного Я. По моим ощущениям твоя крайняя отчужденность, эмоциональная недоступность и настороженность, которая я должна сказать ощущается в тебе, идет от сердца.

— Откуда она еще может идти?

Лэндри проигнорировала ее.

— Вероятно в детстве тебе говорили сдерживать свои эмоции. Человек, который долго время сдерживает их, может обнаружить, что те запущенные проявления собственного Я начнут всплывать где угодно. Твои подавленные эмоции могут хорошенько помешать твоей жизни.

— Все возможно, — сказала Эврика. — Однако, я предполагаю, мои подавленные эмоции встали в очередь.

— Это очень распространенно, — сказала Лэндри. — Мы часто ищем общения с другими людьми, отображающими те аспекты, которые мы подавляем в глубину нашей тени. Подумай об отношениях твоих родителей — то есть твоего отца и мачехи.

— Лучше не буду.

Лэндри вздохнула.

— Если ты не будешь бороться с этой отчужденностью, она приведет тебя к самовлюбленности и одиночеству.

— Это угроза? — спросила Эврика.

Лэндри пожала плечами.

— Я видела такое раньше. Это один из видов расстройства личности.

Именно сюда неизбежно вела терапия: сведение людей к видам. Эврика желала оказаться за пределами этих стен. Она взглянула на часы. Прошло лишь двадцать минут.

— Тебя задевает слышать, что ты не особенная? — спросила Лэндри. — Потому что это показатель самолюбия.

Единственный человек, кто понимал Эврику, находился на дне моря.

— Скажи, где сейчас витают твои мысли, — проговорила Лэндри.

— Сент-Люсия.

— Ты хочешь уйти?

— Давайте договоримся. Я больше никогда сюда не приду, а Рода заплатит за время терапии, и все в выигрыше.

Голос Лэндри огрубел.

— Ты проснешься в сорок лет, незамужней, бездетной, без карьеры, если не научишься взаимодействовать с этим миром.

Эврика встала, пожелав, чтобы кто-то, похожий на мадам Блаватскую, сидел в кресле напротив нее вместо доктора Лэндри. Любопытные поправки переводчика казались более проницательными, чем любой сертифицированный лепет, когда-либо выходивший изо рта этого психолога.

— Твои родители оплатили еще полчаса. Не выходи за пределы этой комнаты, Эврика.

— Жена моего отца оплатила еще полчаса, — поправила она. — Моя мама на пятничном рыбном ужине. — Она подавилась своими собственными ужасными словами, когда проходила мимо Лэндри.

— Ты совершаешь ошибку.

— Если Вы так думаете, — Эврика открыла дверь. — Меня убедили, что я принимаю правильное решение.

Глава 15

Синяя нота

— Как ты считаешь, я толстая? — спросила Кэт, стоя в очереди за обедом в среду. Эврика все еще не разговаривала с Бруксом.

Это был день жареной свиной отбивной, гастрономический проблеск в неделе Кэт. Однако на ее подносе находилась буроватая куча измельченного салата айсберг, ковшик желейной спаржевой фасоли и здоровое количество острого соуса.

— Еще одна глотает пыль. — Эврика указала на еду Кэт. — Причем буквально. — Она провела карточкой по аппарату, чтобы заплатить за свиную отбивную и шоколадное молоко. Эврике становилось скучно от разговоров про диеты. Ей нравилось помещаться в купальник так же, как и Кэт.

— Главное я знаю, что я не толстая, — сказала Кэт в то время, пока они проходили сквозь головокружительный лабиринт столов. — Очевидно, ты тоже это знаешь. Но знает ли это Родни?

— Ему стоило бы. — Эврика избегала взглядов девочек-первокурсниц из команды по бегу, к которым Кэт отправила превосходный воздушный поцелуй. — Он что-то сказал? Если да, то тебе-то что?

Эврика жалела, что сказала это. Она не хотела ревновать Кэт. Она хотела быть лучшим другом, которого очаровывали разговоры про диеты, свидания и компромат на других детей в их классе. Вместо этого она чувствовала себя жестокой и скучной. И оскорбленной от того, как Рода ее практически разделала, как рыбу, накануне вечером из-за ее раннего ухода от Лэндри. Рода была настолько в бешенстве, что даже не смогла придумать достаточно строгого наказания, которое теперь откладывалось и держало Эврику на грани.

— Нет, ничего такого. — Кэт взглянула на столик старшеклассниц команды по бегу, который находился в стороне от остальных, в беседке у окна. Рядом с Терезой Ли и Мэри Монто на черной металлической скамейки было два свободных места. Они помахали Кэт, и неуверенно улыбнулись Эврике.

С тех пор как Эврика вернулась обратно в школу в этом году, она обедала с Кэт под огромным пеканом во дворе. Разноголосица стольких студентов, как они кушают, шутят, спорят, продают хлам, чтобы постараться собрать деньги для какой-то учебной экскурсии в церковь, было слишком для Эврики, которая лишь недавно вышла из больницы. Кэт никогда раньше не произносила и слова про то, что они пропускают самое интересное внутри. Но сегодня, когда Эврика зашагала в направлении задней двери, она вздрогнула. На улице было холодно и ветрено, а Кэт была одета в клетчатую юбку формы Евангелии и без чулок.

— Ты не обидишься, если мы сегодня останемся в помещении? — Кэт кивнула в сторону пустых мест за столом команды по бегу. — Я бы превратилась там в сосульку.

— Ничего страшного. — Хотя для Эврики это выглядело как смертельный приговор, сесть на скамейку напротив Кэт, сказать привет Терезе и Мэри, и пытаться притворяться, будто она не замечает того, что весь столь пялиться на нее.

— Родни открыто ничего не говорил мне о моем весе. — Кэт покрутила кусочек салата в луже острого соуса. — Но он худой, и это заставляет меня думать, что я возможно вешу больше, чем мой парень. Ты знаешь это. Тяжело не предвкушать что же скажет человек, который тебе действительно нравится. Что-то во мне все равно хочет рассердиться на него, вопрос в том —

— Насколько длинным будет список? — Эврика уставилась на поднос. Она то скрещивала ноги, то возвращала их в исходное положение, думая о Бруксе.

— Возьмем твоего загадочного парня, — сказала Кэт.

Эврика потянула резинку в волосах, а затем обратно зачесала их в такой же пучок, который только что распустила. Она знала, что ее лицо горело.

— Эндер.

— Ты покраснела.

— Я не покраснела. — Эврика сильно потрясла соус Табаско на еде, которую она больше не хотела есть. Ей просто нужно было что-нибудь утопить. — Я никогда больше не увижу его.

— Он вернется. Парни всегда так делают. — Кэт медленно прожевала кусок салата, потом потянулась, чтобы украсть кусочек свиной отбивной с тарелки Эврики. Ее диеты были экспериментами, и эта, к счастью, закончилась. — Хорошо, тогда Брукса. Когда ты встречалась с ним —

Эврика жестом показала Кэт остановиться.

— Именно по этой причине я ушла от психолога. Я не готова ворошить свою любовь к Бруксу в пятом классе.

— Разве вы еще не целовались?

Эврика чуть не подавилась шоколадным молоком. Она до сих пор не рассказала Кэт про поцелуй, который казалось разрушил ее дружбу с ее лучшим другом. Теперь Эврика и Брукс едва могли смотреть друг на друга.

— Мы все еще в ссоре, если это то, что ты имела в виду.

Она и Брукс просидели почти весь урок по латинскому, не смотря друг на друга, при том, что их стулья натыкались друг на друга в тесной языковой лаборатории. Для этого требовалась сосредоточенность — обычно Брукс передразнивал как минимум три шутки по поводу серебряного леса темных волос господина Писцидия.

— В чем его проблема? — спросила Кэт. — Как правило, его промежуток от придурка до раскаивающего человека происходит быстрее. Прошло целых три дня.

— Почти четыре. — на автомате произнесла Эврика. Она почувствовала, как другие девочки за столом повернули свои головы, чтобы подслушать разговор. Она понизила голос. — Может у него нет никакой проблемы. Может быть проблема во мне? — Она положила голову на согнутый локоть на столе и оттолкнула вилкой тарелку дикого риса. — Эгоистичная, высокомерная, вечно критикующая, бессовестная, безрассудная —

— Эврика.

Она выпрямилась, словно ее дернули за ниточки, услышав, как глубокий голос произносит ее имя. Во главе стола стоял Брукс и наблюдал за ней. Его волосы упали на лоб, скрывая глаза. Рубашка слишком плотно обтягивала его плечи, что было раздражающе сексуально. Он рано пережил пубертатный период, и был выше всех парней своего возраста, но на первом курсе рост прекратился. У него что начался второй скачок роста? Он выглядел по-другому, и дело не только в том, что он стал выше и мускулистее. Он, казалось, не стеснялся подойти прямо к их столику, хотя все двенадцать девочек, сидевшие за ним, перестали свои разговоры и смотрели на него.

У него не было обеда. Он должен был выполнять свои обязанности помощника по административным вопросам, и она не видела в его руках никакой голубой записки с призывом прийти. Что он здесь делает?

— Прости меня, — проговорил он. — Я был в авокадо.

Кэт шлепнула себя по лбу.

— Какого черта, Брукс, это ты называешь извинением?

Эврика почувствовала, как уголки ее губ начали подниматься. Однажды, годом ранее, когда Эврика и Брукс смотрели вместе телевизор после школы, они услышали, как отец по телефону извинялся за то, что находился в инкоммуникадо. Близнецы не поняли, и Клэр прибежала к Эврике, спрашивая почему отец находится в авокадо.

— Это должно быть косточки, — сказал Брукс, и так родилась легенда.

Теперь только все зависело от Эврики, стоит ли завершить шутку и тем самым положить конец молчанию. Все девочки за столом наблюдали за ней. Двое из них, она знала, были влюблены в Брукса. Это будет унизительно, но сила общей истории заставило Эврику произнести слова.

Она глубоко вдохнула.

— Эти последние несколько дней были косточками.

Кэт застонала.

— Вам двоим нужна отдельная планета.

Брукс широко улыбнулся и опустился на колени, устраивая подбородок на краю стола.

— Обед длится только тридцать пять минуть, — сказала Кэт. — Его недостаточно, чтобы извиниться за всю ту ерунду, которую вы друг другу сказали. Мне интересно хватит ли тебе всей жизни, чтобы извиниться за всю ту ерунду —

— Кэт, — проговорила Эврика. — Мы поняли.

— Не хочешь куда-нибудь пойти и поговорить? — предложил Брукс.

Эврика кивнула. Поднимаясь со стула, она схватила сумку и подвинула свой поднос Кэт.

— Доешь свиную отбивную, худышка.

Она последовала за Бруксом через лабиринт столов, размышляя сказал ли он кому-нибудь об их ссоре и поцелуе. Как только проход стал достаточно широким, чтобы идти бок о бок, Брукс пододвинулся ближе к ней и положил руку на спину. Эврика не знала, что она хочет от Брукса, но его рука на ее спине чувствовалась приятно. Она не знала когда у Майи Кейси обед, но хотела бы чтобы он был сейчас, тогда бы она смогла увидеть, как они вместе уходят из столовой.

Они протолкнулись через оранжевые двойные двери и направились по пустому коридору. Их шаги раздавались эхом в унисон на линолеуме. С детства у них была одинаковая походка.

Почти в конце коридора Брукс остановился и повернулся к ней. Он, вероятно, не хотел останавливаться перед полками с кубками, но Эврика не могла не посмотреть на свое отражение в стекле. Затем через стекло она увидела огромный кубок, который команда по бегу выиграла в прошлом году, и рядом с ним поменьше, кубок за второе место, завоеванный два года назад, когда они отдали первое место Манору. Эврика не хотела думать о команде, из которой она ушла или ее соперниках, еще парне, который соврал, будто является одним из них.

— Давай выйдем на улицу. — Она мотнула головой для того, чтобы Брукс последовал за ней.

Двор с искусственным покрытием отделял классы от административного центра со стеклянными стенами. С трех его сторон располагались здания, построенные вокруг огромного, обросшего мхом пекана. Прогнившие скорлупки орехов покрывали траву, выделяя плодородный запах, который напомнил Эврике о поднимающихся ветках пекана на ферме ее бабушки и дедушки, когда они с Бруксом были детьми. Позади них по высохшему руслу музыкального класса ползли лианы гиацинта. Колибри метались с одного цветка на другой, пробуя нектар.

Надвигался холодный фронт. Воздух был прохладнее, нежели утром, когда Эврика уходила в школу. Она потуже затянула свою зеленую кофту вокруг плеч. Она и Брукс прислонились спинами к грубой коре дерева и наблюдали за парковкой, как за обширным пространством чего-то прекрасного.

Брукс молчал. Он осторожно наблюдал за ней в рассеянном солнечном свете под покровом мха. Его взгляд был таким же пристальным, как взгляд Эндера, когда он повернулся к ней из своей машины, и когда пришел к ней домой, и даже на улице перед офисом господина Фонтенота. Это был последний раз, когда она его видела. Теперь Брукс, казалось, подражал парню, которого она ненавидела.

— Я вел себя по-идиотски в ту ночь, — проговорил Брукс.

— Да, так и есть.

Это заставило его рассмеяться.

— Ты был идиотом, говоря эти вещи — даже если был прав. — Она развернулась к нему, ее плечо прижималось к стволу дерева. Ее глаза отыскали его нижнюю губу и больше не могли отпустить. Она не могла поверить, что целовала его. И ведь не единожды, а несколько раз. Мысль об этом заставила тело гудеть.

Она хотела и сейчас поцеловать его, но именно после этого у них произошла ссора. Поэтому она опустила взгляд на свои ноги и уставилась на скорлупы ореха пекана, разбросанных по неровной траве.

— То, что я сказал той ночью было несправедливо, — сказал Брукс. — Это все было про меня, а не про тебя. Моя злость была лишь прикрытием.

Эврика знала, что ты закатываешь глаза, когда парни говорят тебе, что проблема в них, а не в тебе. Но также она знала, что это было правдой, даже если парни не знали этого. Поэтому она позволила Бруксу продолжить.

— Я испытываю чувства к тебе уже долгое время. — Он не запинался, когда говорил это; он не говорил «эм», «гм» или «нравишься». Как только слова были произнесены, он не выглядел так, будто хочет взять их обратно. Он удерживал ее взгляд и ждал ответа.

По двору пронесся ветер, и Эврика подумала, что может упасть. Она подумала о Гималаях, на которых, как говорила Диана, было очень ветрено, и не могла поверить, как горы оставались на месте и их не сдувало. Эврика хотела быть такой же мощной.

Она удивилась как легко Брукс произнес эти слова. Они всегда были честны друг с другом, но никогда не обсуждали такие вещи. Влечение. Чувства. К друг другу. Как он мог оставаться спокойным, когда говорил самые сильные слова, которые когда-либо кто-нибудь мог произнести?

Эврика представила, что сама говорит эти слова, и как бы она нервничала. Только когда она четко представила это, случилось что-то забавное: перед ней стоял не Брукс. Это был Эндер. Он был единственный, о ком она думала лежа в кровати по ночам, единственный, чьи бирюзовые глаза заставляли ее чувствовать, будто она падает с самого безмятежного и головокружительного водопада.

Между ней и Бруксом не было ничего подобного. Они все испортили в тот день, пытаясь притвориться будто между ними было что-то. Может Брукс думал, что после того, как поцелует ее, должен будет сказать, что она ему нравиться, что она обидится, если он притвориться будто это ничего не значит.

Эврика представила Гималаи, сказала себе не падать.

— Ты не должен говорить этого для того, чтобы поцеловать меня. Мы можем снова стать друзьями.

— Ты не веришь мне. — Он выдохнул и посмотрел вниз, бормоча что-то, что Эврика не могла понять. — Ты права. Может лучше подождать. Я уже ждал очень долго, чего стоит еще одна вечность?

— Ждал чего? — Она помотала головой. — Брукс, этот поцелуй —

— Он был синей нотой, — оборвал он, и она практически точно знала, что он имел в виду.

Теоретически, определенный звук может быть неправильным, фальшивым. Но когда ты находишь синюю ноту — Эврика узнала об этом из видео про блюз на Ютубе, которые она смотрела, чтобы научиться играть на гитаре — удивительным образом все кажется правильным.

— Ты действительно думаешь, что отделаешься этой плохой джаз-метафорой? — подразнила Эврика. — Честно? — В самом поцелуе не было ничего плохого. Кто-то может даже использовать слово «чудесный» для его описания. Плохими были люди, которые участвовали в поцелуе. Это была черта, которую они пересекли.

— Я привык, что ты не испытываешь ко мне тех чувств, какие я испытываю к тебе, — сказал Брукс. — В субботу я не мог поверить, что ты можешь…

Остановиться, Эврика хотела сказать. Если он продолжит разговаривать, она начнет ему верить, решит, что им снова нужно поцеловаться, возможно чаще и определенно скоро. Она, казалось, не может выговорить и слова.

— Затем ты пошутила над тем, что меня заставило так долго ждать, в то время как я хотел целовать тебя вечность. Я сорвался.

— Я все испортила.

— Я не должен был так набрасываться на тебя, — сказал Брукс. Звук саксофона из музыкальной комнаты влетел во двор. — Я сделал тебе больно?

— Я приду в себя. Мы оба скоро придем в себя, так?

— Надеюсь я не заставил тебя плакать?

Эврика искоса посмотрела на него. По правде говоря, она была близка к этому, пока наблюдала как он уезжал, представляя будто он направляется прямо к Майе Кейси за утешением.

— Ты? — он спросил снова. — Плакала?

— Не льсти себе. — Она пыталась легко произнести слова.

— Я беспокоился, что зашел слишком далеко. — Он остановился. — Без слез. Я рад.

Она пожала плечами.

— Эврика. — Брукс неожиданно обнял ее. Его тело было теплым в отличие от ветра, но она не могла дышать. — Все будет хорошо, даже если ты плакала. Ты ведь знаешь это?

— Да.

— Моя семья плачет над патриотическими рекламами. Ты не плакала даже когда твоя мама умерла.

Она оттолкнула его, но ладони остались на его груди.

— Как это нас касается?

— Ранимость — это не самое худшее качество в мире. У тебя есть поддержка. Ты можешь доверять мне. Я готов подставить свое плечо, на которое ты сможешь опереться или быть тем, кто подаст тебе салфетки.

— Я сделана не из камня. — Она снова стала защищаться. — Я плачу.

— Нет, ты не плачешь.

— Я плакала на прошлой неделе.

Брукс выглядел шокированным.

— Почему?

— Ты хочешь, чтобы я заплакала?

В его глазах был холод.

— Это было когда в тебя врезались? Я должен был знать, что ты не заплачешь из-за меня.

Он пригвоздил ее взглядом, вызывая клаустрофобию. Желание поцеловать его ушло. Она посмотрела на часы.

— Скоро зазвенит звонок.

— Еще десять минут. — Он сделал паузу. — Мы… друзья?

Она посмеялась.

— Конечно же мы друзья.

— Я имею в виду, мы только друзья?

Эврика потерла свое больное ухо. Ей было трудно смотреть на него.