Слёзы Турана

ПЕЧАТЬ СЧАСТЬЯ

«Балх блестящий» — так называли этот город поэты двенадцатого века. Соседние эмиры считали, что это он тель счастья, спокойствия и добра на земле.

Через него проходил «шелковый путь» в Индию. От еврейских ворот и до индийских было несколько фарсах. Высокая глинобитная стена окружала посевы и поместье. Центр города украшала мечеть, известная во всех странах Азии своей художественной отделкой. О ней писали, что автор чертежей, создавая здание, хотел всеми силами представить и изобразить дом аллаха. Вокруг главного здания было расположено триста шестьдесят комнат, для прислужников. Стены храма были украшены шелком и драгоценными камнями. Эта часть города считалась самой шумной: к гомону многочисленных базаров примешивался скрип семидесяти мельниц, расположенных по берегам Дихе, каналу от Аму-Дарьи. Большой торговый город на «шелковом пути» с утра до вечера пропускал через свои ворота сотни караванов, составленных иногда из пятисот и более верблюдов. Караваны шли со всех сторон света. И редко, когда мелкие купцы или ремесленники спорили с иноверцами и пришельцами за лучшие места на базаре или грубо обзывали друг друга, не сойдясь ценой на товар.

«У жителей Балха хорошие нравы, храбрость, сила характера, ум, обилие верных взглядов, благородство мыслей, хорошая дружба, усердие в исполнении обязанностей. Город хорошо расположен и устроен. Удобства его приближаются к Дамаску», — писали о Балхе персидские путешественники

Но выше всех зданий и мечетей был дворец эмира Кумача. Под стать ему был и сам правитель. Занимаясь военным искусством со стражей, Кумач рубился сразу с пятью-шестью воинами. Любой конь замирал под его властной рукой. Высокий, статный, перехваченный в тонкой талии поясом из серебряных монет, он часто задумчиво смотрел с площадки башни вдаль. Длинная, широкая в кисти рука, осторожно поправляла пышные, побитые проседью усы. Что горбило плечистое тело? Что заставляло туманиться острые глаза? Может быть, причиной этому был ветер, запутавшийся в листве столетнего гуджума? Или летучий запах горькой полыни, напоминающий привкус походных костров?

Мрачная дума давно тяготила его лобастую голову. Но прав был тот, кто сказал однажды: «В путь отправляясь, проверь дважды, все ли нужно в твоем хурджуне»,

С давних лет Кумач был наставником султана Санджара. До сих пор, находясь за многие десятки фарсахов от дворца Санджара, пищу он принимал после верного слуги Каймаза

Вот и сейчас, только ветерок воспоминания коснулся эмира Кумача, как низко опустилась густо подкрашенная бровь. Султан Санджар был третий сын у Мелик-шаха.

Родился он от любимой наложницы. Старший сын — Беркиярук, получивший от отца наследство, царствовал недолго. И еще меньше царствовал средний сын — Махмуд. Много помнит битв Кумач, но больше всего запомнилась ему схватка султана Санджара со старшим братом.

В ту пору Беркиярук, разбитый сильным соседом, бежал с пятьюдесятью всадниками в Исфагань, где собрал тех, кто «желал его» и поддерживал власть.

…При этих думах Кумач насупил тяжелые брови, вспоминая битву между братьями. Санджар свое войско разделил на три части. Правым крылом командовал он — Кумач, опытный воин, левым — главный визирь, а центр вел сам Санджар.

Солнце оторвалось от земли, когда Беркиярук двинул свои войска. Он, Кумач, возглавил первые отряды воинов. На полном скаку ворвался он в ряды защитников брата Центр войска Санджара изогнулся, прорвался и побежал Беркиярук стал преследовать врага, но воины его, ослепленные богатой добычей, занялись грабежом. Тогда он — Кумач, и кавалерийское крыло, которым командовал глав ный визирь, ударили с разных сторон. Санджар через гонцов управлял ходом битвы, и полководцы загнали войска Беркиярука в теснину. Высокие гряды гор сковали противника и никто из воинов Беркиярука не смог уцелеть. А чтобы не осталось в живых и воинов, раненых в битве, Санджар распорядился пустить воду в ущелье…

Степь дохнула запахом горькой полыни. Из города донесся стук мельниц, звон кузнечных молотков, крики разносчиков воды. За каналом, отправляясь в далекий путь, вытягивался из города длинный караван.

Во дворце вдруг засуетилась прислуга. Но Кумач, застывший на крепостной высоте, по-прежнему не отрывал глаз от голубой дали. Вспомнилось: Беркиярук в том стремительном натиске, сокрушив войска брата, захватил мать Санджара. Женщина до смерти испугалась, боясь, что он в отместку за свою мать, убьет её. Беркиярук тогда тяжело приподнял голову и сказал:

— Я взял тебя в плен только за тем, чтобы мой брат Санджар освободил находящихся у него пленных! Ты не ровня моей матери, чтобы я убил тебя!..

По-разному говорили о дальнейшей судьбе Беркиярука. Дервиши и пустынники, исходившие всю страну вдоль и поперек, не раз рассказывали о том, как Беркиярук после битвы долго странствовал по пустыне. У него осталось всего 17 всадников и одна белая верблюдица. Потом войско его увеличилось до 300 всадников. Списавшись с населением Исфагани, он направился туда, но местный султан отказался подчиниться бывшему султану султанов.

…Во дворце забеспокоились еще больше. Телохранители, низкорослые, широкоплечие куджаты, приложив руки к сердцу, к губам и лбу, упали перед Кумачем на ковры.

— О, величайший, гонец из Мерва просит, ждет внимания и вашего снисхождения!..

Брови Кумача медленно поднялись. Теплый и душный туман воспоминаний постепенно отступил от эмира, и широкие плечи, придавленные тяжелым раздумьем, распрямились. Кумач внимательно осмотрел себя, поправил безрукавный халат из толстого зеленого китайского шелка, туже затянул черный пояс с ножом и, приняв гордую осанку, стал медленно спускаться в густую зелень виноградника…

В приемный зал дворца ввели молодого рослого воина, грудь которого украшала шкура барса. Выслушав гонца от султана султанов, Кумач хлопнул в ладоши, приказывая созвать приближенных на совет.

Угощая дворцового гонца заморскими яствами, Кумач спросил, скрывая истинное настроение, отражавшееся в глазах с тяжелыми веками:

— Давно ли в стае орлов султана появились барсы?

— С тех пор, как в свидетели стали приводить покойников, — спокойно ответил Ягмур.

— Я вижу, зубы твои остры, но крепок ли меч в руках? — располагающе спросил Кумач, хватаясь за рукоятку ятагана.

Но оружие Ягмура раньше блеснуло в лучах светильника. Кумач опустил ятаган.

«Нет, — Санджар все еще крепок, если может так точно определить в человеке храброго воина. Такого бы и он, Кумач, взял в свою личную охрану».

Эмир потянулся, взял с подноса фазана, набитого орехами, и бросил Ягмуру, проявив тем самым к султанскому гонцу высшее предрасположение.

Ягмур изловчился и поймал жирного, поджаренного фазана на меч. Кумач вздохнул: чувство ревности захлестнуло грудь. Как бы хотелось опытному полководцу видеть такими же ловкими и сильными своих сыновей.

«Да, — подумал Кумач, такой джигит долго не будет свидетелем в делах лжеца… Красив, как барс!»

Гонец приехал звать могучего полководца Кумача на совет в Мерв и сообщил, что сборщиком налогов назначен любимец атабека Каймаз. Кумач знал настроение во дворце. Находясь в тени раскидистых деревьев Балха, он внимательно следил за событиями и в столице сельджукидов, и его больше всего беспокоил один вопрос: как отнеслись приближенные трона к двум о грядам, посланным на усмирение огузов? Усмирять было некого: Кумач всю эту историю начал для того, чтобы убрать верного султану Санджару сборщика налогов — Омара, заменив его преданным Кай-мазом, и проверить — насколько Мерв еще верит его гонцам. Гороскоп показывал хорошие предзнаменования, и на сердце эмира было спокойно. Особенно он уверился в этом после того, как горбун, один из придворных султана султанов прислал фирман, в котором доносил о заговоре в Самарканде. Теперь хорошо решится вопрос с двумя отрядами, высланными Мервом для подавления возмутителей покоя.

А ведь именно он, Кумач, воспользовавшись отсутствием одного из предводителей воинственных степняков — Чепни, через своих людей вызвал людское недовольство, и он же своими силами подавил волнение. Теперь, владея тайными замыслами Самарканда, Кумач мог трижды заверить султана и приближенных трона в своей преданности: первым долгом он сам расправился с возмутителями спокойствия, во-вторых, — он доносит о смуте в Самарканде, упрекая визирей в плохой осведомленности. Кроме того, он сохранил два отряда для подавления черни Самарканда А дальше? Кумач, раздумывая, протянул руку к винограду Из окна падал свет. Слуги расставляли блюда с яствами, поправляли шелковые подушки.

Уставшие глаза эмира слипались, но в тяжелом, тоскую щем взгляде сверкала жажда власти Взгляд упал на пушистый узорчатый ковер, и хитроумные рисунки неожиданно расправились в длинные ряды полков султана Беркиярука, напротив которых стояли воины Санджара. А в центре — он — Кумач Эмир испуганно тряхнул головой, отгоняя виденье. Оглянулся — не подслушал ли кто его затаенных мыслей?.. Но в зале было тихо. Уставший гонец из Мерва, удобно устроившись на подушках, вгрызался белыми зубами в сразана и запивал жирное жаркое терпким вином.

И вдруг показались… его единомышленники… «Рано, — решил Кумач, — рано обнажать свой тайный замысел. Ласковыми словами и змею из норы вызвать можно. И пусть это сделает Каймаз».

— Каймаз! — громко позвал Кумач.

В зал вошел красивый юноша. Он преданно посмотрел в глаза эмира, который всем присутствующим приказал сейчас же выйти на веранду.

— Запомни сегодняшний день и благослови его, мой мальчик, — прошептал Кумач, обнимая юношу. — Все это время ты и душой и телом служил мне. А теперь аллах через меня посылает тебе новую светлую милость: по воле повелителя вселенной ты назначен сборщиком налогов. И ты должен ценить это. Слава о твоей храбрости дошла до стен столицы мусульман. И если ты будешь вести себя, как я тебе буду подсказывать, путь твой покроется золотом.

Глаза юноши жарко заблестели.

— Мой повелитель, я буду послушен, как и прежде. Приказывайте! — радостно обнял и поцеловал он ноги эмира.

— Ему не устоять перед твоей храбростью и находчивостью. Я знаю его слабость. О, как я знаю эту слабость!. Но помни: у тебя будут враги, и главным из них — визирь Он не потерпит, чтобы золото дворца проскользнуло мимо его рук. Знай, что иногда крепкое сердце одного мужчины может решить в сотни раз больше, чем отряд воинов.

— Да благословит аллах ваше имя, повелитель, — немел от сладостного восторга, стал благодарить Каймаз, целуя ноги своего владыки.

— Иди, собирайся в Мерв, — сказал ласково Кумач и добавил. — За такого слугу он простит мне многое.