Глава двадцатая

Через два дня после признания Сюзанны Рой стоял в уэльском лесу, ссутулившись, сунув руки в карманы и наблюдая за тем, как группа людей расчищала от опавших листьев и травы новую площадку.

Была половина двенадцатого утра, и холод стоял собачий. Слишком холодно для снега, как в шутку сказал кто-то раньше. Мужчины пребывали в хорошем расположении духа, потому что, отправляясь на поиски улик или пропавшего человека, они обычно готовились к тому, что работа затянется надолго и поиски скорее всего окажутся безрезультатными. Но, располагая магнитофонной пленкой с записанным на нее признанием и картой, на которой были отмечены места захоронения тел, они надеялись на быстрый результат.

Но Роя не отпускало нервное напряжение. Он вовсе не рассчитывал на то, что, прибыв сюда, они сразу же обнаружат место, отмеченное крестиком на карте Сюзанны, но он никак не ожидал и того, что на это потребуется так много времени.

Может статься, Сюзанна действительно отлично помнила, где находится могила, но, поскольку на местности не было никаких ориентиров — ни скалы, ни какого-нибудь дерева необычной и легко запоминающейся формы, — она могла оказаться где угодно. Они уже почти расчистили площадку, которую, как полагал Рой, имела в виду Сюзанна, старались обнаружить хоть какой-то бугорок или холмик — что-нибудь, что указывало бы на то, что в последние годы здесь на самом деле копали. Но пока они не нашли ничего необычного, да и земля промерзла насквозь.

В душе у него начали зарождаться сомнения. Неужели Сюзанна все выдумала? В конце концов, ведь это он первым предположил, что она убила их здесь. В его практике уже бывали случаи, когда человек, пребывающий под стражей по обвинению в совершении одного преступления, вдруг признавался в другом, что объяснялось неким душевным расстройством. Даже когда Сюзанна рассказывала подробно о том, что сделала, все равно ее слова звучали неубедительно. Да и где-то в глубине души Рой и сам не верил, что она способна на такое.

Скорее всего, он все-таки надеялся, что все это окажется неправдой. Однако, если так случится на самом деле и если поиски не дадут результатов, его ждут крупные неприятности.

Кроме того, его очень интересовало, что происходит сейчас в Луддингтоне. Обыск в саду «Гнездовья» проводила бригада уголовного розыска графства Уорвикшир, и только вчера поздно вечером он узнал о том, что они получили ордер и начали поиски.


— Эй, тут целая куча сучьев! — внезапно воскликнул молодой констебль, стоя почти на самом краю расчищенного участка.

Сердце у Роя судорожно ворохнулось в груди, и он устремился к молодому человеку.

Ворох сучьев под полусгнившей кучей опавших листьев действительно выглядел странно и подозрительно. Они покрывали площадь размером примерно восемь на четыре фута и в высоту достигали почти фута.

— Они же не могли сами упасть вот так, а? — спросил констебль.

— Сомневаюсь, — ответил Рой, разглядывая ближайшее дерево. Оно выглядело вполне здоровым и крепким, и сухие ветки не могли принадлежать ему. Кроме того, ветки сами собой не громоздятся в кучу, и эту явно сложили человеческие руки. — Может быть, кто-то собрал их, чтобы сжечь, но потом передумал. Однако мы все равно посмотрим, что там под ними.

Когда констебль начал разбирать завал из веток, Рой скрестил пальцы в кармане. Кое-кто из мужчин начал жаловаться на холод, но если сейчас что-нибудь найдут, они мгновенно воспрянут духом.

— Эй, парни, я что-то нашел! — раздался возглас другого констебля. Рой повернулся в сторону небольшого ручейка, о котором упоминала Сюзанна. Мужчина держал что-то на кончике палки. — Похоже на женскую туфлю, — крикнул он.

Рой внимательно осмотрел находку, прежде чем поместить ее в пакет и пометить ярлычком вещественного доказательства. Это были остатки черного кожаного сапожка, доходящего до лодыжки, с молнией на боку. Похоже, его грызло какое-то животное, и он был весь покрыт слоем грязи, так что должен был пролежать здесь по крайней мере несколько лет. Рой осмотрел место, где констебль нашел женский сапожок, но больше ничего не обнаружил.

Вернувшись к куче веток, он заметил, что полицейские уже разобрали ее и теперь стояли с лопатами вокруг площадки, примеряясь и выискивая места, где земля казалась мягче.

— Давайте, начинаем копать, — скомандовал инспектор.

Чтобы пробиться сквозь верхний промерзший слой, землю пришлось долбить ломом, но потом дело внезапно пошло намного быстрее: земля стала податливее, и обнаружился слой мягкого темного суглинка.

— Держу пари, это здесь! — радостно воскликнул один из полицейских. — Здесь уже копали раньше.

Вскоре стало ясно, что он прав, потому что копать действительно оказалось легко, но только в пределах прямоугольника неправильной формы. Дальше земля по-прежнему была как камень.

От апатии, охватившей было мужчин, не осталось и следа. Они работали с явным энтузиазмом, их лица раскраснелись от натуги, парок от дыхания клубился в морозном воздухе. Напряжение стало почти ощутимым, глаза всех присутствующих были прикованы к яме, которая с каждой минутой становилась все глубже.

Лопата наткнулась на что-то твердое, и все подошли поближе.

— Теперь осторожно расчищайте вокруг, — распорядился Рой. — Это может быть кость.

Через несколько минут они нашли череп.

Полицейские, работавшие в других местах, услышав новости, подбежали посмотреть на находку. Они сгрудились вокруг неглубокой могилы, и кто-то из мужчин перекрестился. Зрелище напоминало сцену из фильма ужасов: плоть того, кто лежал здесь, сгнила или была объедена, но сохранились волосы — длинные и седые. На стоявших наверху людей глумливо скалился полуоткрытый рот и смотрели пустые глазницы.

Хотя желающих помочь было хоть отбавляй, прошел целый час, прежде чем они осторожно и аккуратно расчистили и откопали тело. Когда Рой взглянул на него, к горлу подступил комок, потому что на скелете сохранились лишь обрывки сгнившего свитера и башмаки на ногах — то есть Сюзанна действительно застрелила Ройбена в тот момент, когда он занимался любовью.

— Похоже, он еще цел, — заметил кто-то. — Он лежит на чем-то вроде одеяла или подстилки. Это кстати, мы, наверное, сумеем вытащить его, не потревожив всего остального.

Первоначальное возбуждение исчезло, день казался бесконечным, поскольку перед тем, как вытаскивать скелет, его должен был осмотреть патологоанатом, а каждая стадия еще и сфотографирована. Стемнело, им пришлось установить и включить прожекторы, расчищенный участок огородили, а над могилой разбили палатку. Тело Зои обнаружили на самом дне, к тому времени в причудливом, неверном свете прожекторов раскопки обрели какой-то потусторонний вид.

В течение дня полицейские регулярно подкреплялись бутербродами с кофе, тем не менее все окоченели от холода, и пребывание на воздухе в ожидании дальнейших распоряжений превратилось в пытку.

— Парень, теперь, должно быть, ты прославишься на весь мир, — обратился к Рою один из старших офицеров полиции Уэльса после того, как было найдено тело Зои.

Этот полисмен весь день отпускал грубые шуточки и делал неуместные замечания. Рой подумал, что, скорее всего, того раздражает тот факт, что не он возглавляет расследование и что понадобился какой-то варяг из Бристоля, чтобы раскрыть двойное убийство, случившееся на его территории.

— Я с радостью оказался бы сейчас дома, — отозвался Рой. Он вовсе не чувствовал себя на гребне славы, на самом деле его тошнило от этой работы. Обычно, когда виновного удавалось схватить и наказать, он испытывал некоторое удовлетворение, но в данном случае нельзя было рассчитывать и на это. Сюзанна и так несла наказание почти всю свою сознательную жизнь.

— А вот я ничуть не расстроюсь из-за этой парочки, уж во всяком случае не лишусь сна, — заявил местный полицейский, радостно потирая руки. — Эта банда из Хилл-хауса чересчур долго оставалась для меня головной болью. Вот и славно, что мы от них избавились. Слишком много всяких уродов, чокнутых и наркош прутся к нам сюда, в Уэльс.

Рой не счел нужным ответить. Уэльсец не понравился ему с первого взгляда, он был явно ограниченным фанатиком. Публика, жившая в Хилл-хаусе, на самом деле оставляла желать лучшего, ни один человек в здравом уме не пожелал бы себе таких соседей, но уж никак нельзя было сказать, что все, кто стремился в Уэльс, были именно такими. Этот полицейский всерьез считал, что любой непривычно одетый человек — наркоман. Он не мог понять, что многие люди, выросшие в больших и малых городах внутренней Англии, могли приходить в щенячий восторг при виде красот Уэльса. Или того, что страна остро нуждалась в притоке новой крови — людей, которые хотели мирно жить и спокойно трудиться, воспитывая своих детей среди такой великолепной природы.


Рой покинул место преступления около девяти вечера и прямиком направился в деревенский паб, где заказал для себя комнату на ночь. Он хотел только одного — принять горячую ванну, упасть в кровать и забыться сном.

Но заснуть ему не удалось. Он лежал и раздумывал о том, как отреагировала Бет на сделанное Сюзанной признание, о котором ей наверняка уже рассказал Стивен. Расследуя подобные дела, он видел, через что доводилось проходить родственникам и друзьям убийцы. Нередко им приходилось намного хуже, чем самому убийце, иногда они чувствовали себя виноватыми, и любовь, гнев, ярость, стыд и сожаление перемешивались в такой убойной силы коктейль, совладать с которым часто не удавалось.

Ему страшно хотелось позвонить ей, но, даже если она готова разговаривать с ним, что он ей скажет? Между ними стояла Сюзанна. Она свела их вместе, и она же оттолкнула их друг от друга.

Бет не захочет слушать о том, как плохо ему было, когда он смотрел, как выкапывают тела, как восхищался он стойкостью своих людей в насквозь промерзшем лесу, насколько тяжело ему было думать о том, как родители Зои перенесут известие о смерти своей единственной дочери.

Он вспомнил, что нечто подобное разрушило и его отношения с Мэг после смерти Питера. Мэг не могла думать ни о чем, кроме своей скорби. Она не понимала, что у него по-прежнему есть работа, которую он должен выполнять и которая регулярно подбрасывала ему неприятные и часто драматичные события. Она хотела, чтобы он чувствовал себя таким же разбитым, как и она, чтобы они говорили и думали только об их сыне. Он страдал, он чувствовал себя опустошенным, но знал, что должен справиться с этим состоянием, преодолеть его. И этого она ему не простила. Мэг заявила, что он забыл о смерти Питера, словно это был ничего не значащий пустяк.

Разумеется, Бет не была похожа на Мэг. Кроме того, ситуация была совершенно иной, но Рой слишком хорошо знал и то, что жертва изнасилования очень нескоро найдет в себе силы довериться кому-либо. Самое грустное заключалось в том, что, поскольку именно он руководил расследованием этих трех новых убийств, совершенных Сюзанной, Бет сочтет его недостойным своего доверия.

Он забрался в постель, закутался в одеяло, стараясь согреться, и уже в который раз подумал о том, что ему следовало бы выбрать себе другую профессию. Его работа над этим делом не закончится завтра, когда последние кости будут извлечены из земли и отправлены в лабораторию. Все завершится только после того, как Сюзанна предстанет перед судом и ей будет вынесен приговор. К тому времени Бет совершенно потеряет к нему интерес.


На следующее утро Бет и Стивен пришли на работу пораньше, чтобы иметь возможность поговорить до того, как появятся их первые клиенты. Вчера, когда Стивен уже собрался уходить с работы, ему позвонили из полицейского управления и сообщили о том, что в Уэльсе были обнаружены два трупа и еще один — в Луддингтоне. Стивен позвонил Бет вечером, чтобы сообщить новость, поскольку был уверен в том, что сообщения об этом появятся в девятичасовых новостях, а к утру попадут и на первые полосы газет.

— Ты не можешь обвинять всех за то, что они видят в Сюзанне нового Фреда Уэста, — сказал Стивен, показывая на первую страницу «Миррор», одной из нескольких газет, которые он захватил с собой. Заголовок гласил: «Число жертв увеличивается».

Бет быстро пробежала глазами страницу.

— Они сообщают об этом так, словно ожидают новых жертв, — вздохнула она.

— Моя старая бабушка всегда говорила: «Ничто так не повышает тираж газеты, как доброе убийство». — Стивен виновато улыбнулся. — Собственно, ее с полным основанием можно было считать ведущим экспертом по убийствам, обычно она не пропускала ни одного. Обожала рассуждения о психологическом портрете. Может быть, именно поэтому я и решил стать адвокатом.

Бет уныло вздохнула.

— Интересно, что бы она сказала о нашей Сюзанне?

— Я и сам не знаю, что можно сказать о ней, — отозвался Стивен. — То я готов убить ее, то мне становится жалко ее до слез. Я понимаю и тут же не понимаю ее. Я по-прежнему думаю, что она еще не все рассказала нам. Есть еще что-то, что имеет решающее значение.

— Может быть, все потому, что мы не можем понять, что она чувствовала, убивая их? — предположила Бет. — Возможно, тебе следует попросить ее рассказать нам об этом, Стивен?

— Не уверен, что мне захочется узнать это. — Он вздохнул. — Мне и так по ночам снятся кошмары из-за нее.

Бет встала со стула и подошла к нему, положила руку ему на плечо.

— Готова держать пари, ты жалеешь о том, что я свалила все на тебя, — сказала она. — Кубок оказался отравленным, не так ли?

Он чуть улыбнулся.

— Когда я учился в юридическом колледже, то воображал, будто главное занятие адвоката защиты — не допустить, чтобы невиновные пострадали за преступления, которых они не совершали.

Бет видела, как глубоко он взволнован, и, судя по мешкам под глазами, спал он не больше ее.

— Я была такой же, — призналась она. — Я думала, что стану защитницей угнетенных. Но все-таки постарайся выудить у Сюзанны эту единственную вещь, о которой она еще тебе не рассказывала. Вполне вероятно, что это ничего не изменит. Зато может помочь нам обоим лучше понять ее.

— Я встречаюсь с ней завтра, — мрачно сообщил он. — Я сделаю все, что в моих силах, но не удивляйся, если у меня ничего не получится.


На следующий день, направляясь на встречу с Сюзанной, Стивен всю дорогу твердил себе, что должен быть бесстрастным и беспристрастным. Он не мог позволить себе тратить на нее массу времени и нервной энергии: у него были и другие клиенты, которые нуждались в нем гораздо больше. Изучать ее душевное состояние должен психиатр, его же задача состояла в том, чтобы она получила справедливый приговор.

Он начал достаточно хорошо.

— Вам сообщили о том, что полиция обнаружила трупы в Уэльсе? — сухо обронил он. — Сегодня утром я узнал, что и в Луддингтоне нашли тело. Вы больше ничего не хотите мне сообщить? Или, наоборот, узнать?

— Вы выглядите усталым, — заявила она, пристально глядя на него. — Это из-за меня?

Он в очередной раз растерялся, поскольку это было типично в ее духе — проявлять заботу о других, в то время как она сама находилась в критическом положении.

— Нет, разумеется, нет, — быстро ответил он. — Просто в последнее время у меня много работы, и приходится довольно поздно ложиться спать.

— Не лгите мне, — тихо сказала она. — Я ведь понимаю, что вам пришлось вынести.

Стивен взглянул в ее зеленые с отливом синевы глаза и увидел в них настоящее сочувствие. Это тронуло его, потому что дома такого сочувствия он еще не встречал.

— Это часть моей работы, — пожал он плечами.

— Больше нет, — заявила она. — Я собираюсь отказаться от ваших услуг. Мне нужен новый адвокат.

Этого Стивен ожидал меньше всего.

— Но почему, Сюзанна? — спросил он. — Естественно, это ваше право. Но мне хотелось бы узнать причину, которая должна быть достаточно серьезной, если учесть, сколько нам пришлось пережить вместе.

Она с грустью смотрела на него, нижняя губа у нее дрожала.

— Давайте считать, что вы принимаете во мне слишком личное участие, — еле слышно прошептала она. — Я хочу, чтобы меня защищал человек, которому нет до меня дела.

— Какую ерунду вы говорите, — с негодованием заметил он.

— Разве? — проговорила она, подняв бровь. — Этого дела вам не выиграть, мистер Смит, я получу пожизненное заключение, что бы вы ни попытались для меня сделать. Я могу согласиться с этим, но не думаю, что у вас получится. Вот почему мне нужен кто-нибудь другой.

Стивен вздохнул. Его тронула ее очевидная искренность, и он испытал облегчение, хотя, направляясь сегодня на встречу с Сюзанной, намеревался защищать ее до конца.

— Если это то, чего вы действительно хотите, ну что ж, вы это получите, — произнес он.

Она улыбнулась.

— Так будет лучше для нас обоих, — сказала она, чуточку повеселев. — Вы немного похожи на меня, мистер Смит, — слишком чувствительны. Если вы собираетесь продолжать заниматься уголовным правом, вам необходимо нарастить шкуру потолще.

— Обычно мои клиенты не производят на меня такого сильного впечатления, — защищаясь, заявил Стивен. — Вы — особый случай.

— Вы хотите понять, не так ли? — спросила она, чуть улыбнувшись. — Я хотела бы вам помочь, но я и сама не все понимаю.

— Может быть, попытаетесь? Ради меня? — попросил он.

Она вздохнула.

— Объяснить смерть Лайама достаточно легко, потому что это был несчастный случай. Мне пришлось столько пережить, я страшно боялась потерять его и ударила ножом в отчаянии. Я могу только предполагать: если вы видели мертвое тело, лежащее на полу, закопали его, смыли кровь, и вам это сошло с рук, то Рубикон перейден и табу на убийство больше не действует. И вы можете сделать это снова.

Она умолкла и задумалась.

— Никто из нас не знает, на что он способен в действительности, пока не испытает смертельного страха или дикого гнева. Внутри вас как будто бы живет другое существо, которое в такие моменты вырывается наружу. Если бы я не убила Лайама, то никогда не смогла бы убить Ройбена и Зою. Но, с другой стороны, если бы я не убила Лайама, то никогда не пала бы жертвой Ройбена.

— Почему вы так думаете?

— Тогда бы я не так нуждалась, и меня не терзало бы чувство вины за то, что Аннабель умерла потому, что я убила Лайама.

Внезапно Сюзанна поднялась на ноги, показывая, что ее объяснение и их свидание окончены.

— Благодарю вас за все, что вы для меня сделали, мистер Смит, — произнесла она, протягивая ему руку. — А сделали вы очень много, пусть даже вы и не видите этого.

Стивен пожал ей руку. В это мгновение ему показалось, что она похожа на герцогиню, благодарящую своих слуг за проявленную о ней заботу.

— Не беспокойтесь больше обо мне, — сказала она с достоинством. — У вас есть жена и семья, думайте лучше о них.

Стивен не нашелся, что ответить.

— Желаю вам удачи. — Это было все, что он смог выдавить.

— Я написала Бет письмо, — проговорила она, вытаскивая конверт из кармана брюк. — Вы не могли бы передать его ей?

Стивен кивнул, соглашаясь, и добавил:

— Берегите себя, Сюзанна. Я буду думать о вас, с этим ничего не поделать.

— Я не желаю, чтобы новый адвокат был из вашей фирмы. — Она подошла к двери и сделала ожидавшему ее снаружи офицеру знак, что хочет, чтобы ее выпустили. — Пусть будет кто-нибудь совершенно посторонний.


Бет пробыла дома не больше пяти минут, когда зазвонил дверной звонок.

Она подняла трубку интеркома и услышала голос Стивена:

— Я опускаю письмо Сюзанны в твой почтовый ящик, — сказал он. — Зайти не могу, я и так опаздываю, но мне показалось, что ты захочешь получить его немедленно.

Бет помчалась вниз, перепрыгивая через две ступеньки, надеясь успеть поймать Стивена, но опоздала. Он ушел, а внизу ее ждало письмо. Она вскрыла его, поднимаясь наверх.

«Дорогая Бет, — читала она. — Не знаю, прочтешь ли ты это письмо до того, как мистер Смит скажет тебе о том, что я отказалась от его услуг, но, думаю, это не имеет решительно никакого значения, потому что я знаю: ты поймешь меня, даже если он и не понимает.

Я больше не хочу тебя видеть. Никогда. Пожалуйста, не приходи в суд, не пытайся навестить меня, не пиши мне. Это ни к чему хорошему не приведет».

Дойдя до верхней площадки, Бет прервала чтение. Она закрыла за собой дверь, вошла в гостиную, опустилась на диван и продолжила читать.

«То, что возникло между нами, когда мы были детьми, навсегда останется со мной. Я хочу, чтобы эти воспоминания сохранились у меня чистыми и незамутненными. Ты понимаешь меня? Судьба сыграла с нами злую шутку, заставив нас встретиться вновь при таких обстоятельствах. Ты — олицетворение успеха, а я — грязь под ногами. Но я считаю, что случайностей не бывает, и, наверное, в нашем случае дело не только в том, что я должна была устыдиться того, чем я стала, но и в том, чтобы и ты смогла взглянуть своему прошлому в лицо.

Я сказала твоему полицейскому, что тебя изнасиловали. Может быть, сейчас ты об этом уже знаешь. Я хотела досадить ему, причинить боль, и я получила от этого удовольствие.

Я знаю, что сейчас ты теряешься в догадках, почему так происходит, точно так же, как ты наверняка не понимала и того, зачем я призналась в других убийствах. Ты ни за что не поверила бы, что я окажусь способна на такую жестокость и мстительность. Но это правда.

Я не могу сказать точно, в какой момент я начала меняться и перестала быть той девочкой, которую ты знала. Вероятно, это происходило постепенно, в течение многих лет. Я помню, как возненавидела и своего отца, и брата в последние десять лет жизни матери. Я была, как взведенная пружина, и завод становился все туже с каждым днем. Я говорила тебе о моральном шантаже, но дело не только в этом. Я боялась их, особенно Мартина. Он унижал и подавлял меня с самого детства и вел себя все хуже и хуже, когда я взрослела. Поэтому, когда отец оставил ему все, я решила, что с меня хватит. Если бы тогда в мою жизнь не вошел Лайам, мне пришлось бы убить Мартина, потому что пружина готова была сломаться.

Если бы дело было только в Мартине, я испытывала бы законную гордость, избавив мир от такого жестокого и злобного человечишки. Я бы сразу пошла в полицию и во всем созналась, приняла бы заслуженное наказание и чувствовала бы, что справедливость восторжествовала.

Но я убила человека, которого любила. Потом я потеряла Аннабель, и для меня все было кончено. Но тут появился Ройбен, и я решила, что мне дается шанс искупить свои грехи.

Вот я сижу сейчас в своей камере и не могу внятно объяснить, почему я чувствовала, что должна убить его и Зою. Но я точно знаю, что ярость, которую я испытывала к Мартину и своему отцу, потеря Аннабель, то, что я сделала с Лайамом, — все это перемешалось с унижением и болью, которые причинили мне Ройбен и Зоя. Я должна была показать им, что они не могут безнаказанно так вести себя со мной.

То, что я убила их, мучило меня. Но я не чувствовала себя виновной в том смысле, как ты это понимаешь. То, что я испытывала, было сродни ликованию. Впервые в жизни я ощутила себя сильной и способной на поступок.

Я понадеялась, что эта вновь обретенная сила останется со мной и в Бристоле. Я мечтала о том, что найду хорошую работу, снова устрою свой дом. Но одежда моя была поношенной, у меня не было денег, и на каждом шагу меня преследовали воспоминания об Аннабель.

Я попала в замкнутый круг. Без приличной одежды я не могла рассчитывать на хорошую работу, а без работы у меня не было денег, чтобы купить одежду. Все, что я зарабатывала уборкой помещений, едва хватало на оплату жилья и еду.

Может быть, не встреть я тогда в Даунсе доктора Визерелла вместе с этой сукой-блондинкой, я нашла бы наконец путь наверх. Но при виде их, виновных в смерти Аннабель, ко мне вернулись все страшные воспоминания. И у меня появилась цель. Я начала следить за ними, моя жизнь вновь получила смысл. Я так много узнала о них, до мельчайших подробностей выучила их ежедневный распорядок. После работы они обычно шли пешком в бар «Адам и Ева» в Хотвеллзе, чтобы выпить там по стаканчику. Я садилась в углу, прикрывалась газетой и наблюдала за ними, поражаясь тому, что они так поглощены собой, что не замечают меня. Я придумывала все новые и новые способы причинить им боль, например рассказать об их связи его жене и ее мужу, написать «изменщики» на дверях медицинского центра, я даже подумывала о том, чтобы убить одного из их детей. Люди могли считать меня алкоголичкой, но единственное, что меня занимало, — это месть.

Однако какая-то часть меня испугалась тех чувств, которые обуревали меня. Я знала, что со мной что-то не так, но мне не с кем было поговорить, я даже не знала никого в своем доме на Белль-вю. Я приходила в конторы и убирала их. Каждую пятницу они оставляли для меня деньги на столе. Я там никого не видела, никогда. Я напоминала себе маленькое ночное животное, жившее невидимой для всех жизнью. Когда я брала с собой бутылку и шла посидеть в сквере в Хотвеллзе, то, наверное, надеялась, что кто-нибудь обратит на меня внимание и меня арестуют или отправят в больницу для умалишенных. Но никому не было до меня никакого дела, никто даже не заговорил со мной.

За несколько дней до того, как я застрелила их, я заболела. Я лежала в постели, вся дрожа, в своей ужасной комнате, зная, что если я умру, то пройдут недели, прежде чем кто-нибудь обнаружит мое тело. Тюрьма внезапно показалась почти желанным выходом, так что я сразу же отбросила мысль о том, чтобы убить их тайно и скрыться. Застрелить их в открытую было бы намного проще и драматичнее. Все сразу узнают, кто сделал это и почему. Меня не волновало, что будет со мной потом.

Если бы мне достался другой адвокат, сомневаюсь, чтобы я хоть на мгновение почувствовала угрызения совести. Но тут появилась ты, и все эти воспоминания, чувства, надежды и мечты, которые были у меня когда-то, вдруг вновь нахлынули волной. Этого оказалось достаточно, чтобы заставить меня задуматься над тем, кем я стала. Из-за тебя обо мне беспокоились и мистер Смит, и детектив-инспектор Лонгхерст. Все эти годы мне так хотелось, чтобы кто-нибудь хоть немного заботился обо мне, но когда это наконец произошло, было уже поздно что-либо менять. Я обнаружила, что не могу с этим жить.

Хотя я знаю, о чем ты думаешь, я уверена, что представляю опасность. Меня следует изолировать от людей. Так что забудь обо мне, Бет. Продолжай жить своей жизнью, найди счастье. Я была бы счастлива, если бы могла думать, что, при всей своей греховности и злых поступках, именно благодаря встрече со мной ты обрела силу, чтобы освободиться от своего болезненного прошлого.

Помнишь, как мы с тобой шутили над тем, что были дамами без кавалеров? Но на самом деле мы ведь в это не верили, правда? Я всегда мечтала о том, что в шестнадцать лет превращусь в стройную, томную красавицу и что мальчишки будут становиться в очередь, чтобы пригласить меня на свидание. Я представляла себе свою свадьбу: я — вся в белом, а ты — моя главная свидетельница, и в мечтах своих я заходила так далеко, что видела себя счастливой матерью нескольких детей, и ты приезжала ко мне в гости как самая любимая их тетка.

Я не знаю, кто из нас двоих более достоин жалости. Я, оказавшаяся слишком слабой, чтобы настоять на собственной жизни, и в один прекрасный день вдруг превратившаяся в убийцу. Или ты, которая при всем своем уме и красоте позволила трем негодяям лишить себя любви и счастья.

Тебе еще не слишком поздно убрать стену, которую ты возвела между собой и людьми. Убери ее, влейся в жизнь, стань ее частью. Сделай это для меня, Бет.

С любовью и благодарными воспоминаниями,

Сюзанна».

Бет заплакала задолго до того, как добралась до конца, а дочитав письмо, вошла в спальню, бросилась на кровать и дала волю слезам. Она плакала так, словно ей снова было семнадцать лет.

Может быть, для многих людей объяснения Сюзанны было бы недостаточно, но ей его хватило вполне. Их жизни могли казаться полными противоположностями, но, по сути, у них было много общего. Бет хорошо знала, каково это — чувствовать себя настолько одинокой, что разум помимо воли выстраивает вокруг тебя такую непроницаемую стену, что сквозь нее никому не пробиться. Она знала также, что унижение и боль могут довести до отчаяния.

Она ненавидела своего отца. Сюзанна питала ненависть к своему брату. В жизни обеих случились инциденты, которые так и не нашли своего решения. Бет повезло хотя бы в том, что карьера дала ей возможность стать совершенно независимой. Но она так же прочно была связана с прошлым, как и Сюзанна со своей больной матерью.

Час спустя, все еще плача, Бет услышала звонок в дверь и, решив, что это, наверное, Стивен, встала, чтобы открыть ее.

Но это оказался не Стивен, это был Рой.

Она не могла не впустить его. В конце концов, у него могло оказаться какое-то срочное сообщение.

Пока он поднимался по лестнице на верхний этаж, она умылась и попыталась привести в порядок лицо, но не преуспела в этом, не сумев избавиться от потеков туши и скрыть красноту глаз.

Он бросил на нее один-единственный взгляд, крепко обнял и прижал к себе.

— Я должен был прийти, — пробормотал он, зарывшись лицом ей в волосы. — Я не выдержал бы еще одного дня без тебя.

— Я ведь сказала тебе, чтобы ты не подходил ко мне, пока все не закончится, — всхлипывала она, пытаясь оттолкнуть его.

— Я помню, — ответил он, удерживая ее за руки. — Но мне почему-то кажется, что сейчас тебе так же нужен друг, как и мне.

Бет сдалась, у нее не осталось больше сил сопротивляться ему, и она просто протянула Рою письмо Сюзанны, чтобы он по крайней мере знал, отчего она расстроена.

Она не отрывала глаз от его лица, пока он читал. Бет сказала себе, что, если заметит в лице Роя хотя бы проблеск цинизма, если он ухмыльнется или скажет что-нибудь резкое, она выгонит его вон. Но, к своему изумлению, она заметила, как по щеке Роя скользнула слеза.

Сердце у нее растаяло: она знала, что это жесткое, словно вырубленное из камня лицо не привыкло ощущать влагу слез.

Он поднял голову и взглянул на нее своими темными, блестящими глазами.

— Она очень благородно поступила, — произнес он хриплым голосом. — Никакой жалости к себе, никакого стремления ухватиться за тебя, как за последнюю соломинку.

— Больше не будет циничных замечаний? — спросила Бет, все еще пытаясь сдержать слезы.

Рой потянулся к ней, взял за руку и силой усадил рядом с собой на кушетку.

— Как я могу быть циничным? Она написала это от чистого сердца. Сюзанна оказалась настолько честна, что написала даже о том, почему рассказала мне о тебе.

— Но ты арестовал ее. Ты принимал участие в поиске тел. Ты встречался с матерью Зои. Я не могла бы тебя винить, если бы ты был настроен против нее.

— Мне не нравится то, что она сделала, но это отнюдь не мешает мне видеть, какая она. Или какой могла быть, если бы судьба обошлась с ней помягче.

— Как давно она рассказала тебе обо мне? — спросила Бет.

— В прошлую пятницу, утром. После чего допрос пришлось прервать. А когда мы собрались продолжить его после обеда, она заявила, что желает сделать признание.

— Я сама хотела рассказать тебе все. — Бет снова начала плакать. — Мне так стыдно, что ты узнал обо всем таким образом.

Рой снова обнял ее и прижал к себе.

— Тебе нечего стыдиться. Во всем виноваты те животные, которые так поступили с тобой, — с яростью вырвалось у него. — Кроме того, кажется, я всегда подозревал нечто в этом роде, — пробормотал он, прижавшись губами к ее лбу. — Думаю, самое время рассказать мне обо всем, как ты считаешь?

— Но ты устал, и в последнее время у тебя было так много работы, — запротестовала она, пытаясь остановить его.

— Не настолько я устал, чтобы не хотеть услышать то, что ты скрывала столько лет, — мягко ответил он.

И тогда Бет рассказала ему все, описала до мельчайших подробностей и, закончив, поняла, что наконец смогла оставить эту историю в прошлом. Его реакция, в которой смешались боль и ярость, была именно такой, какую она когда-то ждала от своего отца, но так и не дождалась.

— Неудивительно, что ты презираешь отца, — взорвался Рой, стиснув кулаки и ударив ими по подлокотнику кресла. — Каков негодяй! Не будь он таким старым, у меня могло бы возникнуть искушение отправиться к нему в дом для престарелых и вынуть из него душу.

Бет сухо рассмеялась.

— У него ее отродясь не было, — сказала она. — Но здесь есть кое-что, Рой, очень важное для тебя и меня. Они сделали меня фригидной.

Ее слова, которые она еще никогда никому не говорила, как будто эхом закружились по комнате. Ей пришлось закрыть глаза, чтобы не видеть выражения разочарования и шока, которое неминуемо должно было появиться у него на лице.

Бет вдруг ощутила большую руку Роя у себя на щеке. Он нежно погладил ее, а потом бережно поцеловал в губы.

— Тогда мы займемся этим, — прошептал он. — В том, что касается тебя, терпение мое поистине безгранично. Даже если между нами никогда не будет ничего большего, чем платонические отношения, то я скорее соглашусь на них, чем рискну потерять тебя.


Рой отправился домой, но сначала он приготовил для них обоих омлет и настоял на том, чтобы Бет приняла горячую ванну и пораньше легла спать. Она видела, что он едва держится на ногах от усталости, но у него хватило сил пошутить над собой, сказав, что он к этому привык.

Он не стал заставлять ее и дальше копаться в своем прошлом, не стал он и предлагать ей обратиться к психиатру, чего она ждала и боялась. Рой не рассказал ей о том, чем занимался в Уэльсе, и это выглядело так, будто он решил, что единственная возможность двигаться им вперед — отделить прошлое от настоящего и просто ждать будущего.

Последние его слова, перед тем как уйти около девяти часов, были о том, что он приглашает ее посмотреть в субботу на его коттедж.

Бет приснился эротический сон, в котором они с Роем занимались любовью в лесу. Сон был таким напряженным, что она проснулась вся в поту, дрожа от возбуждения. У нее еще никогда не было оргазма, она даже никогда не приближалась к нему, но сегодня она поняла, что это наконец только что случилось. Она снова закрыла глаза, чтобы опять погрузиться в свой сон, но, хотя она видела лицо Роя и вновь переживала его поцелуи, все было уже по-другому.

Чувствуя, что больше не сможет заснуть, Бет включила свет и посмотрела на будильник. Было пять часов.

Она вдруг поняла, чего ей хочется. Если она попытается преодолеть инстинкт, то у нее может никогда не получиться. Она вскочила с кровати, набросила пальто прямо поверх ночной рубашки, сунула ноги в шлепанцы, схватила ключи и помчалась к своей машине.


Однако доехав до деревушки Куин Чарльтон, Бет сообразила, что не знает точно, где стоит коттедж Роя. Она остановилась на перекрестке, раздумывая, в какую сторону ехать. По-прежнему было темно, хоть глаз выколи, фонари на улицах не горели, и всего у нескольких коттеджей было наружное освещение.

Справа от нее возвышалась церковь, дома с левой стороны были слишком большими, как и те, мимо которых она только что проехала, и она знала, что дорога прямо перед ней вела в Кейншам. Она подумала, что Рой обязательно упомянул бы об этом, если бы жил на этой улице. Таким образом, оставался только один переулок, который, насколько ей было известно, заканчивался тупиком, упираясь в поля.

Бет медленно двинулась вперед, внимательно вглядываясь в каждый дом. Все они казались ей намного роскошнее того, каким она представляла себе жилище Роя. Ей пришло в голову, что если кто-нибудь увидит ее, то может вызвать полицию, посчитав вором или взломщиком. Она улыбнулась, представив, как ее останавливает полиция и обнаруживает, что на ней одна ночная рубашка, а сама она разыскивает некоего полицейского.

И тут в самом конце переулка она увидела автомобиль Роя, стоявший перед коттеджем, который даже в темноте казался намного больше и привлекательнее того дома, каким он выглядел в описании Роя. Она припарковалась за его автомобилем, вышла из машины, тихонько закрыв дверцу, и на цыпочках подкралась к входной двери.

Теперь ее глаза понемногу привыкали к темноте. Она разглядела изгородь вокруг сада, который предположительно выходил на поля. Здесь стояла поразительная тишина, особенно по сравнению с тем местом, где жила она сама. И темнота показалась ей плотным одеялом, надежно глушащим все звуки. Было очень холодно, ветер пронизывал ее до костей, распахивая пальто и морозя ее голые ноги.

Звонка она не увидела, поэтому попыталась постучать в дверь. Но внутри не загорелся свет, и вообще вся затея начинала казаться ей сплошной глупостью, верхом идиотизма. Она постучала снова, на этот раз громче, но ответа по-прежнему не было, так что ей не оставалось ничего другого, как обойти дом крутом — она решила, что Рой наверняка выбрал себе спальню, откуда открывался красивый вид.

Только в одной комнате занавески на окне оказались задернутыми, и она швырнула горсть мелких камешков в стекло. Никакого ответа. Она попробовала повторить попытку — и с тем же успехом.

Бет уже собралась вернуться к своей машине, когда заметила дерево — вишню или яблоню, судя по ее размеру и форме. Хотя росло оно не настолько близко к дому, чтобы, взобравшись на него, можно было постучать в окно, Бет решила попробовать хотя бы дотянуться веткой до стекла.

Она захихикала. Девчонкой Бет лучше всех в своей деревне лазила по деревьям, но она не занималась этим по меньшей мере уже тридцать лет и еще никогда не делала этого в темноте. Но сейчас она чувствовала себя в состоянии сотворить что угодно — влезть на дерево, полететь, станцевать чечетку у Роя на крыльце. Наконец-то она обрела свободу, теперь она могла заниматься всем, от чего отказалась и чего избегала после изнасилования.

На нижней части ствола не было ничего, за что можно было бы зацепиться, зато первая ветка покачивалась всего в паре футов у Бет над головой. Она подпрыгнула, сумела за нее ухватиться, затем, перебирая руками, подобралась к стволу. Пальто мешало, сковывало движения, шлепанцы свалились с ног, а спину и голые ноги холодило ветром, но мысль о том, как удивится Рой, проснувшись и обнаружив ее на дереве у себя за окном, подстегивала Бет и заставляла двигаться дальше. Она нашла на стволе удобный упор для рук и полезла вверх.

Теперь от окна ее отделяло всего несколько футов. Она попробовала ногой толстую ветку, решила, что та выдержит, и осторожно двинулась вперед, держась руками за другую ветку у себя над головой. Теперь она подобралась уже достаточно близко, чтобы дотянуться до окна: протянув руку, она ухватила тоненькую веточку у себя над головой и принялась стучать ею в стекло.

— Рой! — громким шепотом позвала она. — Рой!

Хотя Бет уже замерзала от холода, нелепость положения вызвала у нее нервный смех. Она живо представила себе заголовки в газетах: «Адвокат без трусиков пыталась проникнуть в дом полицейского» или «Дамские трусики как деталь полицейской сводки».

Бет оттянула тонкую ветку подальше, а потом отпустила ее, и та снова ударила по стеклу, на это раз сильнее. Где-то в соседних домах залаяла собака. Она подумала о том, что будет делать, если ее обнаружит в таком виде кто-нибудь посторонний.

Но тут вдруг Рой отодвинул занавеску и выглянул наружу.

Бет засмеялась при виде удивленного выражения его лица, ведь она, должно быть, походила на ведьму, со своим белым лицом и черными волосами. Но, вероятно, он все-таки услышал ее смех, потому что распахнул окно.

— Бет? — промолвил он, словно не мог поверить своим глазам, что это действительно была она.

— Да, я, пытаюсь совершить незаконное вторжение на территорию чужой частной собственности, — прошептала она в ответ, не прекращая хихикать.

— Может, стоит оставить тебя там, где ты сидишь? — так же шепотом отозвался он.

— Я закричу, если ты это сделаешь, и тогда сбегутся все твои соседи, — сказала она. — Должна тебя предупредить, что под этим пальто у меня, кроме ночной рубашки, ничего нет.

Он исчез из окна и внезапно оказался прямо под ней, в халате и с голыми ногами. Подняв голову, Рой глядел на нее.

— Как, ради всего святого, ты там оказалась? — проговорил он.

Бет перебралась по ветке обратно к стволу, а потом спустилась на другую, уселась на нее и протянула к нему руки.

— Лови меня!

Рой легко поймал ее, крепко прижав к себе.

— Ты сумасшедшая, — произнес он театральным шепотом. — Почему ты не позвонила?

Он нес ее на руках, как пушинку.

— Ты бы не сделал этого, если бы я предупредила тебя, что собираюсь приехать, — смеясь, заметила она.

— Ты заслуживаешь того, чтобы тебя отшлепали по заднице, — с нарочитой серьезностью сказал он и опустил ее на пол у электрического камина, который немедленно включил. — Здесь не слишком тепло, меня ведь долго не было дома. Я лег спать сразу же, едва добрался до кровати.

— Ну, тогда пойдем и заберемся в нее вместе, пока и она не остыла, — сказала Бет, выключая камин. Она встала и протянула ему руку.

Было так приятно видеть его широкую улыбку, и она была рада, что он не спросил, уверена ли она в том, что делает. Он крепко сжал ее руку, поднес к губам и поцеловал.

— Следуйте за мной, миледи, — сказал он и повел Бет за собой наверх по лестнице.

Оказавшись в темной спальне, Рой снял халат, но Бет смогла разглядеть, что на нем еще оставались трусы. Затем он снял с нее пальто и в буквальном смысле закутал в одеяло.

— Ты совсем как ледышка, — воскликнул он, забираясь в кровать рядом с ней. Он притянул ее к себе, отпрянув на миг, когда почувствовал, как она замерзла. — Мне придется не только вдохнуть в тебя жизнь поцелуями, но и быстро растереть.

Ни на одно мгновение у нее не возникло чувства страха или хотя бы опасения. Ей казалось вполне естественным и приличным, что он своими большими руками втирает тепло в ее руки, ноги, спину и ягодицы. Она чувствовала, что тает, когда он поцеловал ее и его тело так уютно прижалось к ее телу, словно они были единым целым.

Он не пытался тронуть ее грудь, пока она сама не прильнула к нему, и когда наконец его рука легла на ее грудь, Бет охватил такой же экстаз, как тогда, в шестнадцать лет, когда она впервые обнималась и целовалась с мальчиком.

Они занимались любовью так медленно, нежно и осторожно, что Бет забыла обо всем, и только чувствовала, как ее несет куда-то в новые, доселе неизвестные ей дали, поднимает к таким вершинам наслаждения, что прошлое перестало для нее существовать и ничего больше не имело значения, кроме вкуса губ Роя и его ласковых рук. Все было совсем так, как в ее сегодняшнем сне, только намного горячее, чувственнее и восторженнее. Страха не было, осталось лишь одно желание, чтобы это никогда не кончалось. Она не могла поверить в то, что наконец-то с ней рядом мужчина, сумевший разбудить в ней все те чувства и желания, которые, казалось, уснули навсегда.

— Скажи мне, что тебе больше всего нравится, — прошептал Рой.

— Не могу, все просто замечательно, — выдохнула она. — Но покажи мне, как доставить удовольствие и тебе.

— Мне доставляет удовольствие одна только игра с тобой, — сказал он и принялся покусывать ее груди. Затем ввел в нее палец, и она содрогнулась от удовольствия. — Я люблю тебя, Бет, я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной.

Бет показалось, что из реального мира она перенеслась в мир невероятных чувственных ощущений, ее тело больше не принадлежало ей, превратившись в орган, на котором играл Рой. Ощущения все нарастали, обостряясь, пока наконец ее не охватило жаркое, ошеломляющее, оглушающее чувство, и тогда она поняла, что такое оргазм.

И он вошел в нее, а она прижалась к нему всем телом, с головой погрузившись в блаженство. Она слышала свой голос, она звала его по имени, извивалась под ним, умоляя его войти еще глубже. Это было самое восхитительное ощущение, которое ей когда-либо довелось испытать.


Серый, тусклый свет сочился сквозь занавески, и они лежали, обнявшись, сонные, но пока еще настолько новые и непривычные друг для друга, что не могли заснуть по-настоящему.

— Мне пора на работу, — с грустью заметила Бет.

— Нет, не пора, — возразил Рой. — Скажись больной и оставайся здесь со мной.

— Но у меня назначено несколько встреч…

Рой прервал ее возражения поцелуем.

— Они все воры и мошенники, пусть подождут денек или два, — сказал он. — Кроме того, ты же не можешь вернуться домой среди бела дня в одной ночной рубашке.

Об этом Бет не подумала. Действительно, она никак не могла припарковать машину и прошагать в свою квартиру в том виде, в каком явилась сюда.

— Ну, и что же мне делать? — поинтересовалась она.

— Я могу позвонить вместо тебя, я — хороший обманщик, когда обстоятельства того требуют, — ухмыльнулся он. — Мы останемся в кровати до обеда, потом я схожу в супермаркет и куплю нам что-нибудь поесть, а тебе — кое-что из одежды.

— Кажется, я заболеваю всерьез и надолго. — Она захихикала и поглубже нырнула под одеяло. — Может пройти не одна неделя, прежде чем я выздоровею.

— Тогда и я заражусь от тебя, — заявил он, укрывая их обоих одеялом с головой. — Этак мы вообще никогда не выберемся из этой постели.


Стивен улыбнулся, положив телефонную трубку на рычаг. Он только что разговаривал с Роем. Его рассказ о том, что у Бет возникли проблемы с желудком после обеда в его доме, мог бы убедить кого угодно. Но Стивен прекрасно знал, что Бет была из тех, кто предпочитал болеть дома. Он понял, что ее болезнью была любовь.

Он был рад за Бет. Действительно рад тому, что изо всей этой жуткой истории с Сюзанной получилось хоть что-то хорошее. Но, с другой стороны, если бы не Сюзанна, то он так никогда и не узнал бы Бет по-настоящему, Анна продолжала бы пить, а девочки по-прежнему оставались бы несчастными.

Он поднялся на ноги. Ему придется пойти к Брендану и сказать, что Сюзанна не нуждается больше в его, Стивена, услугах и что Бет больна. Брендану не понравится ни то, ни другое, но Стивену было, в общем-то, наплевать. Единственное, в чем можно быть уверенным адвокату по уголовным делам, так это в том, что он никогда не будет испытывать недостатка в клиентах. Стивен просто надеялся, что если появится вторая Сюзанна, то ей не удастся так разбередить его душу, как это сумела сделать первая.

Загрузка...