Сломленный ангел

Глава пятая

— Мне просто необходимо поговорить с кем-то, иначе я не выдержу, — внезапно вырвалось у Бет после двух бокалов джина с тоником в обществе Роя.

Был вечер пятницы, прошло уже пять дней, после того как она навестила Сюзанну, и в течение всего этого времени она пребывала в состоянии нервного возбуждения. Одна часть ее изнывала от желания признаться кому-нибудь в том, что перед ней встала такая проблема, в то время как другая считала, что справляться с этой проблемой она должна только сама. А потом сегодня пришло письмо от Сюзанны, в котором та отказывалась от адвокатских услуг Бет.

Письмо было честным, прямым и откровенным. В нем Сюзанна писала, что тронута желанием Бет защитить ее, но думает, что это не очень удачная идея, особенно если учесть те отношения, которые существовали между ними когда-то. Она просила Бет порекомендовать ей кого-нибудь другого.

Первым ощущением Бет было большое облегчение. С какой бы стороны она ни смотрела на это дело, повсюду видела одни проблемы. Она чувствовала, что попала в ловушку, потому что не могла воспринимать его отстраненно, и, кроме того, ее начали преследовать мучительные воспоминания.

В то же время она считала себя обязанной сделать для Сюзанны все, что было в ее силах. Ей казалось, что она не может просто так отмахнуться от прихоти судьбы, по которой они встретились в Бристоле при таких необычных обстоятельствах.

Так что когда Рой позвонил ей сегодня днем и предложил выпить с ним после работы, она с радостью согласилась — любое развлечение было лучше, чем провести еще один вечер в одиночестве, наедине со своими тревогами и печалями.

Они встретились в баре «Тетушка», всего в паре минут ходьбы от ее конторы. Может быть, сказалось действие выпитого на пустой желудок джина или дружеский, искренний интерес Роя, но только она вдруг почувствовала непреодолимое желание поделиться с ним своими проблемами.

— Лучше рассказать обо всем мне, чем кому-то другому, ведь я буду нем как могила, — с улыбкой заявил он. — Вы ждете ребенка? Или собираетесь сбежать с горбатым молочником?

— Нет, — ответила она и рассмеялась. — Ничего подобного, хотя почти столь же невероятное. Понимаете, оказывается, Сюзанна Феллоуз и я были близкими подругами в детстве.

— Господи Иисусе! — воскликнул он, поворачиваясь к ней, и его карие глаза широко раскрылись от удивления. — Просто невероятно. Думаю, что и я на вашем месте не сумел бы удержать язык за зубами.

Бет объяснила, как обстоят дела. И то, что Сюзанна хочет получить нового адвоката перед тем, как сделать заявление в полиции по поводу случившегося.

Рой умел слушать.

— Я думаю, что все это к лучшему, — задумчиво произнес он после того, как она замолчала. — Я уверен, что в ее жизни есть нечто, в чем ей не хочется признаваться даже вам. А вам будет трудно сохранять объективность, чувствуя личную сопричастность. К тому же вы не произвели на меня впечатления человека, которому нравится подобное положение вещей.

Бет была немало удивлена тем, что он сумел разглядеть в ней такие черты, ведь, в конце концов, они были едва знакомы. Тем не менее она осталась довольна — это свидетельствовало о том, что он чуткий человек и что она может быть с ним откровенна.

— Так и есть, — согласилась она. — Честно говоря, еще ни разу я не лишалась сна из-за своих клиентов. И хотя я вроде бы должна чувствовать облегчение, я не могу просто так взять и отказаться от этого дела. Я сгораю от желания узнать о том, что произошло с ней за те тридцать лет, что мы расстались. Мне тошно представить, как она жила совсем одна, без друзей.

Она рассказала ему о том, что Сюзанна намерена признать себя виновной, и передала ее слова о том, что теперь ее окружают такие же люди, как она.

— Но ведь она даже не представляет себе, что такое тюрьма для человека, приговоренного к пожизненному заключению, — горячо продолжала Бет. — Мне кажется, что еще до того, как умерла Аннабель, на нее обрушилась целая череда несчастий. Если эта девочка была, как я подозреваю, единственным светлым пятном в жизни Сюзанны, то неудивительно, что она тронулась рассудком. Я действительно считаю, что в данном случае мы имеем дело с частичной вменяемостью, и ей нужна помощь, а не пожизненное лишение свободы.

— Может быть, это не беспокоит ее как раз потому, что она не знает, что такое свобода, — заметил Рой.

Бет с любопытством взглянула на него. В его голосе диссонансом прозвучала какая-то странная нотка, которую она не могла понять.

— Почему вы так говорите?

— Это всего лишь ощущение. Вы рассказывали, что ее юность была омрачена сначала присутствием умалишенной бабушки, а потом болезнью матери. Может статься, что всю свою молодость она ухаживала за другими.

— Она действительно упомянула, что ее родители умерли всего десять лет назад, причем в течение каких-то шести недель, — подтвердила Бет, с ужасом глядя на Роя. — Черт возьми! Неужели она ухаживала за ними с шестнадцатилетнего возраста?

— Очень может быть, — Рой кивнул головой. — Это вполне согласуется с тем, что мне удалось узнать, когда я отправился по ее старому адресу, где она жила, когда родилась Аннабель.

Я разговаривал с ее бывшей соседкой.

— И как она отреагировала на то, что сделала Сюзанна?

— Ей даже в голову не пришло, что ее бывшая соседка и женщина, замешанная в убийстве на Доури-сквер, — одно и то же лицо. Она отказывалась поверить в это. Уже одно это может служить доказательством того, что женщина, которую мы арестовали, разительно отличается от той, какой она была раньше.

— Ручаюсь, что так оно и было! — с воодушевлением воскликнула Бет. — Я сама до сих пор не могу привыкнуть к мысли о том, что застенчивая, ласковая девочка, которую я когда-то знала, превратилась в убийцу-алкоголичку.

— Соседка никак не хотела поверить мне. Она говорила, что Сюзанна была очень старомодной, сама пекла хлеб и пироги, варила варенье, а по вечерам шила и вязала. Кажется, она поселилась там в самом начале беременности, но никто не знал ее толком до тех пор, пока у нее не родилась девочка.

— Ей известно хоть что-нибудь о прошлом Сюзанны?

— Ничего, — ответил Рой. — Но при этом соседка уверяла меня, что Сюзанна гораздо охотнее слушала других, чем рассказывала о себе. Она пекла пирожки для стариков-пенсионеров, ходила для них в магазины. Мне ее поведение очень напоминает человека, который привык всю жизнь заботиться о других.

Бет кивнула головой в знак согласия.

— А что произошло после смерти Аннабель?

— Такое впечатление, что ее горе разделила с ней чуть ли не вся улица. Судя по всему, Аннабель была местной звездочкой, она махала прохожим ручкой из окна, играла с другими маленькими детьми. Соседи сразу же предложили свою помощь и утешение, они все пришли на похороны Аннабель, но Сюзанна замкнулась в себе. Она сидела взаперти, задернув занавески в комнате. По мнению соседки, это было вполне понятно, и они решили, что со временем она придет в себя. И только примерно шесть месяцев назад они обнаружили, что Сюзанна переехала. Никто не видел, как она уходила, она ни с кем не попрощалась. Они впервые узнали об этом, когда за ее мебелью приехал грузовик.

Бет уже знала от хозяина дома на Белль-вю, что Сюзанна прожила там всего два года.

— Ну, и как по-вашему, где она провела эти восемнадцать месяцев до того, как поселиться на Белль-вю? — поинтересовалась она у Роя.

— Этого мы не знаем. Она получала пособие на ребенка, когда Аннабель была жива, но аннулировала его после своего переезда из Амбра-вейл в Клифтон-вуд. Может, она жила с мужчиной, который ее содержал? Это вполне мог быть отец Аннабель. Нет никаких записей о том, что она обращалась к врачам в Бристоле, а это после потери ребенка крайне необычно.

— Не думаю, что у нее сохранилось хоть какое-то доверие к ним после того, как с ней обошелся доктор Визерелл, — задумчиво протянула Бет. — Мне страшно даже подумать о том, что ей пришлось перенести и что заставило ее бродить вокруг этого медицинского центра, строя планы рассчитаться с людьми, которых она обвиняла в смерти своего ребенка.

— Вряд ли можно ждать помощи от кого-то после того, как умирает твой ребенок, — сухо отозвался Рой. — Друзья не знают, как вести себя. Не думаю, что и визиты к психотерапевту приносят большую пользу. С этим приходится справляться в одиночку.

Бет поняла, что пробудила в Рое тяжелые воспоминания, и постаралась перевести разговор на другое.

— Как бы вы вели себя с Сюзанной на моем месте? — спросила она.

— Передал бы ее дело кому-нибудь, кому вы доверяете, а потом написал бы ей письмо и предложил свою дружбу, — сказал он просто.

Какое-то время Бет размышляла над его словами. Стивен Смит был таким же способным адвокатом, как и она, и он, вероятно, нисколько не возражал бы, если бы она стала навещать Сюзанну время от времени. Все могло получиться очень даже неплохо.

После того как официант в третий раз наполнил их стаканы, они заговорили о ценах на недвижимость. Бет заметила, что они вновь резко пошли вверх с тех пор, как она приобрела свою квартиру. Рой ответил, что он чрезвычайно доволен тем, что успел купить свой коттедж несколько лет назад, когда цены снизились, потому что сегодня он уже не смог бы позволить себе такой покупки.

— Вы живете в коттедже? — с некоторым удивлением спросила Бет. Она представляла себе, что он живет в каком-нибудь более современном доме.

— Он совсем не похож на идиллический домик с розами у крыльца, — с сожалением заметил он. — Я купил его по дешевке на аукционе, потому что он буквально разваливался на части. В то время мне казалось, что это как раз то, что мне нужно. Теперь я уже не уверен в этом.

Бет поняла: он имеет в виду, что ему необходимо было отвлечься от мыслей о гибели сына и о том, что его брак дал трещину.

— Там оказалось больше работы, чем вы ожидали? — спросила она.

— Дело даже не в этом. Просто выяснилось, что одно зависит от другого. Например, я не мог починить крышу, потому что сначала пришлось заменить несколько балок. Я так и сделал, а потом решил, что стоит поставить и новые оконные рамы, но половицы почти совсем сгнили, а некоторые так вообще провалились. И тогда я обнаружил в подвале небольшое озеро — водопроводные трубы продырявились, как решето.

— Сколько же дому лет? — поинтересовалась она, живо представив Роя по уши в грязи, копающимся в подвале.

— Примерно сто пятьдесят. Построен как домик для сельскохозяйственных рабочих, две комнаты наверху и две внизу, но в нем никто не жил последние лет пятнадцать. Он весь зарос ежевикой и другим кустарником. Очевидно, я был не в себе, когда покупал его.

— Держу пари, в нем должно быть что-нибудь хорошее, — заметила она. Ее позабавило его язвительное отношение к собственному жилищу.

— Вид просто потрясающий, — согласился он. — Повсюду поля, и, когда в теплый солнечный день я кошу траву и убираю участок, мне кажется, будто я в раю. Но когда я возвращаюсь домой промозглым холодным вечером, да еще не могу разжечь камин, то тогда думаю, что с удовольствием променял бы его на квартиру в городе.

— Я бы с радостью взглянула на него, — внезапно вырвалось у нее, и она тут же пожалела о своих словах.

— Тогда мы выберем какой-нибудь славный денек, — ответил он, и глаза его заблестели. — И только после того, как я возьму несколько отгулов, чтобы прибраться хоть немного в доме.

Они немного поговорили о том, каким в их представлении должен быть идеальный дом. Бет сказала, что ей нравятся дома в стиле короля Георга, с большими комнатами и садом, в котором много деревьев и лужаек.

— И в нем обязательно должны быть экономка и садовник, чтобы мне не пришлось присматривать за всем самой, — добавила она смеясь.

Рой ответил, что в его понятии идеальный дом у него уже есть, только в нем все нужно отремонтировать.

— И чтобы в кухне стояли посудомоечная и стиральная машины, — мечтательно протянул он. — И никаких пластиковых пакетов, никаких километровых труб и шлангов. Сверкающая ванная комната. Мебель и красивые занавески.

— В каком доме вы жили, когда были маленьким? — спросила она.

Рой скривился.

— В муниципальном доме в Саутмиде.

Бет удивилась тому, что он вырос в том же дешевом и бандитском жилом микрорайоне к северу от Бристоля, как и многие ее клиенты. Судя по его речи и манере поведения, она решила, что он из семьи среднего класса.

— Пойти служить в полицию было способом вырваться оттуда, — заметил он, как будто прочитав ее мысли. — Кое-кто из моих приятелей завербовался в армию, некоторые эмигрировали в Австралию, а те, кто остался, впутались в неприятности. Вот так и обстоят там дела: или ты уезжаешь, или тебя засасывает трясина.

— А ваши родители по-прежнему живут там? — спросила она.

— Отец умер несколько лет назад. А мать недавно получила небольшую квартирку в Кейншеме, неподалеку от сестер. Они обе замужем, у них трое детей. В общем-то, я тоже живу недалеко от них, мой коттедж находится в Квин-Чарльтон. Знаете это место?

— О да, — воскликнула Бет, вспомнив крошечную деревушку к югу от Бристоля, на которую она как-то наткнулась, когда свернула не на том повороте, возвращаясь из Бата. Это была типично сельская местность, хотя всего в пяти милях от Бристоля. — Она такая милая. Вам повезло, что вы сумели найти там себе подходящее жилье.

— Да, это сыграло свою роль, — согласился Рой. — А ваши родители? Где они живут?

— В Сассексе, но мать уже умерла, а отец в доме для престарелых. В том же районе живут и мои брат с сестрой.

— И что же в таком случае вынудило вас переехать в Бристоль? — Он нахмурился, словно сама мысль об этом показалась ему странной.

— Чтобы удрать от них, — легкомысленно проговорила она.

— Вы меня удивляете. — Он повернулся на стуле и устремил на нее пристальный взгляд, заставив покраснеть. — У вас такая самоуверенная манера поведения, в основе которой обычно лежат крепкие семейные узы.

— Я уехала из дома в восемнадцатилетнем возрасте, — сказала она. — Уверенность вызвана привычкой самой заботиться о себе.

— И поэтому вы мечтаете о доме в георгианском стиле с экономкой и садовником, а не с мужчиной?

Бет ощетинилась.

— Бога ради, прекратите свои потуги на психоанализ.

— Не сердитесь, мне просто стало интересно, — сказал он. — Мой отец был жалким неудачником. Он превратил нашу жизнь в ад. Так что я научился разбираться в семейных привязанностях и знаю, что семья способна сделать с человеком.

Бет никогда не рассказывала никому о том, каким был ее отец, она спрятала свои чувства глубоко внутрь себя, как поступала всегда с тем, что ей не нравилось. Но сейчас ей вдруг захотелось излить душу.

— Мне тоже не нравится мой отец, — выдавила она. — Он просто невыносимый сноб. Полагаю, что именно из-за него я никогда не хотела выйти замуж.

— Мой отец оказал на меня обратное действие. — Рой ухмыльнулся. — Думаю, я намеревался доказать, что могу быть прекрасным мужем. Мне был всего двадцать один год, когда я встретил Мэг, и я сразу же женился на ней.

— Вы были счастливы?

Несколько мгновений Рой размышлял, прежде чем ответить.

— Мы были счастливы хотя бы потому, что вместе нам было лучше, чем с нашими семьями, — наконец произнес он. — Оглядываясь назад, я вижу, что у нас было мало общего. У меня была моя работа, она занималась домом, но так жили многие пары в то время. Мы были женаты уже девять лет, когда родился Марк, и к тому времени мы почти потеряли надежду, что у нас появятся дети. Он стал стержнем нашего брака, так что когда он умер, семья просто распалась.

— Простите меня, — сказала она, накрыв ладонью его руку. — Вы все еще видитесь с Мэг?

Он покачал головой.

— Она снова вышла замуж. Надеюсь, что теперь она счастлива.

— А вы? Вы счастливы? — спросила Бет, неожиданно для себя отказавшись от своей привычной холодности. Работа вынуждала ее все время расспрашивать людей, но в частной жизни она, как правило, не испытывала ни к кому любопытства. Рой заинтриговал ее, в нем чувствовалось необычное сочетание жесткости и нежности. Она решила, что последнее качество он привык скрывать из-за своего происхождения, к тому же в его профессии оно могло мешать ему и даже стать источником неприятностей. Ей казалось, что он, подобно ей самой, нечасто дает волю чувствам, постоянно пребывая настороже.

— По большей части. — Он весело, по-мальчишески улыбнулся. — В браке у меня было мало веселья, в основном тоска смертная. С тех пор как мы развелись, у меня появилось достаточно много поводов для того, чтобы радоваться. Я обнаружил, что мне нравится быть одному. Хотя не уверен, что так же буду относиться к этому в старости.

— И я тоже. — Она широко улыбнулась. — Но будь я проклята, если свяжусь с кем-нибудь только ради того, чтобы иметь сомнительное удовольствие разделить с ним компанию в отдаленном будущем.

— А сейчас вы когда-нибудь испытываете чувство одиночества? — с любопытством спросил он.

Какое-то время Бет раздумывала. Чувство одиночества — это было то, в чем она никогда не призналась бы. В конце концов, она совсем не походила на некоторых знакомых ей людей, которые не могли провести и вечера в одиночестве, чтобы не снять трубку телефона и не нарушить его. Но она научилась устраивать свою жизнь так, чтобы у нее не было свободного времени, с которым она не знала бы, что делать.

— Только иногда, особенно в дождливые выходные дни, — ответила она. — Полагаю, я слишком занята, чтобы поддаться ему.

— Получается, я должен сделать вам приглашение в дождливый и пасмурный выходной день? — спросил он улыбаясь.

Бет ощутила, как в ней нарастает отвращение, как бывало всегда, когда на нее начинали давить. Ей был симпатичен Рой, нравились его интеллигентность, его чувство юмора и цельность, но она вовсе не желала, чтобы он питал к ней какие-либо романтические чувства.

Должно быть, он понял, о чем она думает, потому что рассмеялся, когда она не ответила.

— Я чувствую, что вы готовы вылить на меня ушат холодной воды, — сказал он. — Все в порядке, Бет, я думал всего лишь о том, чтобы сходить в кино или пообедать вместе, и вовсе не собирался превращать вас в свою наложницу, заставляя заниматься со мной сексом или стирать мои носки.

— Ну что ж, рада это слышать, — весело откликнулась она, пытаясь скрыть свою растерянность оттого, что он так легко прочитал ее мысли. — А сейчас я умираю с голоду, так что как насчет того, чтобы съесть чего-нибудь? Я плачу.

Вечером, уже лежа в постели, Бет размышляла о том, почему она не может быть такой, как все остальные одинокие женщины, и с энтузиазмом относиться к каждому подходящему новому мужчине в своей жизни. С этой точки зрения Рой подходил по всем статьям: он был привлекателен, высок, мил, у него была хорошая работа, и ей нравилось его общество. Он даже оказался настолько джентльменом, что позволил ей заплатить за пиццу. Ну почему она всегда так подозрительна?

Впрочем, ответ был ей известен, даже слишком хорошо.

Она страшилась интимности. И дело было даже не в том, что ей никто не нравился. Десятки раз она получала все необходимые сигналы, чувствовала, как между ней и мужчиной пробегает электрический ток, даже ощущала непреодолимое желание заняться любовью. Но стоило ей оказаться с ним в постели, как она превращалась в статую.

Еще совсем недавно, встретив очередного мужчину, она искренне надеялась, что уж на этот-то раз все будет по-другому. И когда у них ничего не получалось, она во всем обвиняла мужчину, считая, что тот оказался плохим любовником. Он был слишком грубым, настойчивым, быстрым, он был недостаточно чистым или же слишком чистым. Она была чересчур пьяна либо же пьяна недостаточно. Она выискивала всевозможные причины вместо того, чтобы взглянуть правде в глаза — ведь это в ней самой что-то было не так. Она не могла признаться в этом никому из своих мужчин, так что ей приходилось притворяться, делать вид, что все получилось просто замечательно, и, вопреки всему, надеяться, что в следующий раз так и случится.

Она больше не могла заставить себя сделать это снова. Лучше уж соблюдать целомудрие, чем вновь унижаться, притворяясь и страдая от горечи.

Книжки о самопомощи — она прочла их все. Разумеется, они научили ее понимать, в чем причина, но ведь она знала это и сама. Однако проблема не решалась оттого, что становился ясен ее источник.

Бет любила своих брата и сестру, но каждый раз, когда она видела их в окружении детей и супругов, чувствовала себя уязвленной. Она ощущала наслаждение, которое доставлял им секс, оно словно сочилось из них. Каждая беременность сестры и невестки вызывала в ней смешанное чувство зависти и отвращения. Она испытывала неловкость, когда они кормили детей грудью, для нее этот процесс был слишком животным.

Поэтому Бет соблюдала дистанцию. Ее визиты были краткими и редкими, и она избегала таких торжественных событий, как Рождество, которые представлялись ей чересчур опасными — минными полями — для тех чувств, которые они вызывали. Вместо родственной связи, которую она с радостью установила бы со своими племянниками и племянницами, ей приходилось ограничиваться дорогими подарками. Она сама лишила себя их любви и привязанности.

Слеза медленно скатилась у нее по щеке, и она лежала, не в силах заснуть. Бет знала, что другие видели в ней женщину, у которой есть все: успешная карьера, много денег, красивая одежда и славный дом. Их нельзя было винить в том, что они полагали, будто ей никогда не хотелось иметь мужа и детей.

И она ни за что и никогда не призналась бы ни одной живой душе в том, что с радостью отдала бы все, что имела, за мужчину, который заставил бы ее почувствовать себя настоящей женщиной.