Глава 57
Леннон
– Я слышала, ему нравятся блондинки.
Больше нет.
– Поговаривают, у него в члене пирсинг.
Точно нет.
– А мне говорили, что он не любит целоваться.
Я поднимаю телефон, пытаясь скрыть улыбку.
Вообще-то, любит.
– По слухам, он такой большой, что потом будет болеть целую неделю.
Я меняю позу, и между ног пульсирует знакомая боль, к которой я уже пристрастилась.
Могу подтвердить.
Мгновение спустя, когда Феникс заходит за кулисы, толпа нетерпеливых девушек, стоящих возле столика для раздачи автографов, выкрикивает его имя, словно он их мессия.
Тем не менее спешит он прямиком ко мне.
Его взгляд становится мягче, когда он доходит до меня и поднимает руку, намереваясь коснуться моего лица. Я бросаю на него предостерегающий взгляд, поскольку мы не только на публике, но и Чендлер бродит поблизости.
Феникс сжимает руку в кулак и опускает ее. Нахмурившись, он встает рядом со мной и бормочет проклятия… Будто ему требуется вся сила воли, дабы сдержаться.
Нас таких двое.
Пытаясь разрядить обстановку, я киваю на стайку девушек, отчаянно борющихся за его внимание.
– Они тебя хотят.
Его рот изгибается в хищной ухмылке.
– Все меня хотят. – Наклонив голову, он проводит губами по моему уху. – Но лишь тебе дозволено мной обладать.
Мое сердце колотится о ребра.
Словно зная о влиянии своих слов, он медленно скользит нарочито откровенным взглядом по моему телу, прежде чем подойти к фанаткам.
Мне вдруг начинает казаться, что одежда меня душит. И возникает безрассудное желание подойти к ним, украсть Феникса и заставить его трахнуть меня на глазах у всех, просто чтобы подтвердить его заявление.
В этот момент я замечаю, что с противоположного конца комнаты на меня смотрит Джордж.
Чувство вины тяжестью оседает в груди. Мы не разговаривали с той ночи в клубе, и у него есть все основания меня ненавидеть.
Хотя мы не вольны выбирать тех, кто нас привлекает, то, как все закончилось между нами, казалось неправильным.
Я должна принести ему искренние извинения, и надеюсь, что он наконец-то позволит мне это сделать.
Глубоко вздохнув, я подхожу к Джорджу.
– Привет. Мы можем поговорить?
Он фыркает в свой напиток.
– В последний раз, когда мы разговаривали, все закончилось тем, что ты трахнула парня, к которому, по твоим же словам, не испытывала чувств.
Справедливо. Хотя и не совсем точно. Единственные чувства, которые я позволяю себе испытывать к Фениксу, плотские.
Безопасные.
– Это не так. Я не питаю чувств к Фе… – Я вовремя останавливаюсь, не произнеся его имени, потому что мимо проходил Чендлер. – Мне очень жаль. Я никогда не хотела причинить тебе боль.
Джордж снова фыркает.
– Нет, хотела.
Мне хочется заверить его, что это не так, но тут он продолжает:
– Ты знала, что у меня есть к тебе чувства, Леннон. Но вместо того, чтобы поступить порядочно и сказать, что они не взаимны, ты поощряла меня и тем самым использовала. – Его лицо искажается от отвращения. – Возможно, то, как ты повторяешь, что не хотела причинить мне боль, поможет тебе лучше спать, но это не изменит правды. Ты вовсе не хороший человек. Ты эгоистка.
Я такая же, как Феникс.
Мое сердце застревает в горле от этого осознания.
Несмотря на разные сценарии, то, что я сделала с Джорджем, напоминает то, как Феникс поступил со мной.
Если подумать, когда-то я бы убила, чтобы стать Фениксом Уокером.
Похоже, мое желание наконец исполнилось.
Я прятала всю боль глубоко внутри и заставила себя забыть о ней, чтобы насладиться сексом, но слова Джорджа только что вытащили ее наружу, опалив мою душу.
Однако Джордж со мной еще не закончил.
– Раньше я считал, что ты умная девушка, но это не так. Умные девушки не возвращаются к бывшим, которые им изменили.
Он прав.
Только то, что сделал Феникс, хуже. Намного хуже.
И вот я занимаюсь с ним сексом, будто все в порядке.
Тем не менее он до сих пор даже не признается в содеянном.
Получается, единственный, кто всегда оказывался в выигрыше, это Феникс.
Я не просто глупа. Я слаба и безвольна.
– Мне жаль, – выдавливаю я, пока реальность продолжает меня душить. – Мне так жа…
Я не успеваю закончить, потому что Феникс хватает Джорджа за горло и прижимает к стене.
– Скажи ей еще хоть одно гребаное слово, и я тебя на хрен убью.
За кулисами раздается коллективный вздох, а девушки за столиком начинают щелкать камерами на мобильных.
Я впиваюсь ногтями в руку Феникса, пытаясь оторвать ее от горла Джорджа, пока тот не потерял сознание.
– Оставь его в покое. Он не сделал ничего плохого.
Феникс смотрит на меня как на сумасшедшую.
– Он причинил тебе боль.
– Нет. – Слезы затуманивают мое зрение, когда к нам подбегает толпа людей. – Это сделал ты.
* * *
Я скрежещу зубами так сильно, что удивляюсь, как они не превращаются в пыль, когда мой телефон вибрирует от очередного входящего сообщения.
Переворачиваясь в постели, я смотрю на телефон.
Феникс: Поговори со мной.
Мне нечего ему сказать. Вернее, ничего, что он захочет услышать.
Я рада, что он не может вломиться сюда, как обычно, потому что в этом отеле нет смежных номеров.
Впрочем, это не помешает ему звонить и писать мне всю ночь.
Точки в нижней части экрана появляются и исчезают, а затем высвечиваются снова.
Феникс: Ну же, Группи. Ты не можешь вечно меня избегать.
Ха. Спорим?
Это как раз то, что я планировала делать после окончания тура.
Теперь на двенадцать дней раньше срока.
С раздражением я швыряю телефон через всю комнату.
– Мой брат все еще тебя доводит? – хмуро спрашивает Куинн. – По словам Скайлар, мальчики с возрастом становятся только глупее.
Скайлар права.
Однако, несмотря на то что Куинн знает своего старшего брата совсем недолго, очевидно, что она о нем хорошего мнения.
Мне не хочется разрушать этот образ.
Потому что я лучше других знаю, насколько это опустошает – осознавать, что человек, который тебе небезразличен, не тот, кем ты его считал.
Уф. Будет трудно скрыть свое презрение, живя с ней в одной комнате в течение следующих двенадцати дней.
Я собираюсь заверить Куинн, что все в порядке, но она начинает складывать одежду и туалетные принадлежности, которые Скайлар недавно купила ей, в маленькую сумочку.
Я бросаю взгляд на часы на тумбочке. Уже почти полночь.
– Куда ты собираешься?
– Насколько я знаю, ты должна нянчиться с Фениксом. Ане со мной.
Она права.
Но у девочки уже имеется один побег на счету.
Ужас сковывает мои внутренности, и я сажусь.
– Пожалуйста, не убегай.
Я уже думаю о том, как подкупить ее, чтобы она осталась, когда красивое лицо Куинн расплывается в ухмылке.
– Боже, видела бы ты сейчас себя. – Она запихивает пару пижам в сумку. – Расслабься. Скайлар пригласила меня в свою комнату на ночевку. Она научит меня делать макияж, а потом мы займемся маникюром. – В ее глазах мелькает надежда. – Хочешь пойти?
Мне не хочется ее разочаровывать, но, учитывая мое кислое настроение, веселиться я не смогу.
– Можно я пообещаю прийти в другой раз?
Пожимая плечами, она взваливает сумку на плечо.
– Хорошо. Но только если позволишь мне одолжить твои «Док Мартинс».
Похоже, проворачивать махинации – одно из ее любимых занятий.
– Ладно.
Она направляется к двери, но я окликаю ее.
– Куинн?
Она поворачивается.
– Что?
– Ты клянешься, что идешь в комнату Скайлар, так?
Если она сбежит из-под моего присмотра и вновь пострадает, я никогда себе этого не прощу.
Наклонив голову, Куинн вздыхает.
– Боже. Да. – Ее выражение лица становится серьезным. – Зуб даю.
Понятия не имею, что это значит.
– Это значит, что я тебя не обманываю, – восклицает она.
В таком случае генетика тут ни при чем.
Когда она уходит, я иду в другой конец комнаты и поднимаю с пола телефон.
Я раздумываю, не слишком ли поздно звонить миссис Палме, когда слышу стук.
И бегу к двери.
– Ты забыла свой… – начинаю я, но тут же замолкаю, поняв, что передо мной стоит он.
Как бы мне ни хотелось захлопнуть дверь, Феникс может быть здесь из-за рабочих вопросов.
Я скрещиваю руки на груди, в основном потому, что злюсь, а также потому, что под верхом белой пижамы на мне нет лифчика.
– Что тебе нужно?
У него хватает наглости смотреть на меня так, будто я его раздражаю.
– Я писал и звонил тебе последние два часа.
Я в курсе.
– А я игнорировала тебя последние два часа.
Уверена, что он уже понял. Поэтому его упрямая задница сейчас здесь.
Я начинаю закрывать дверь, но он вставляет ногу между ней и косяком.
– Друзья не избегают друг друга, помнишь?
Вот ублюдок.
Распахнув дверь, я заявляю:
– Мы не друзья.
Мне хочется срезать эту самодовольную ухмылку с его губ бензопилой.
– Тогда почему ты продолжаешь настаивать на том, что мы друзья по сексу?
– Были. В прошедшем времени. – Я одариваю его мстительной улыбкой. – Спокойной ночи.
– Черт возьми, Леннон. Впусти меня, – зарычав, требует он.
Мне известно, что Феникс крупнее и сильнее и мог бы легко протиснуться внутрь, если бы захотел, но, несмотря на это, я все равно стою на своем.
– Нет.
Он проводит рукой по лицу.
– Знаю, что ты злишься, потому что я напал на Джорджа.
Хотя я признаю, что это было совершенно неуместно, Феникс, бесспорно, промахнулся с выводами.
Проблема в том, что он даже не понимает, в чем дело.
Феникс очень умен. Он должен легко понять очевидное.
Однако я бросаю ему подсказку, потому что чем быстрее он осознает, тем быстрее исчезнет.
– Я не злюсь. Я расстроена.
Ранена.
Он недоуменно моргает, и я с трудом сдерживаюсь, дабы не вскинуть руки.
– Почему? Мы оба знаем, что он тебе не нравится…
– Я расстроена, потому что я такая же, как ты! – кричу я так громко, что, наверное, кто-нибудь вскоре позвонит на стойку регистрации с жалобой на шум.
Моя вспышка гнева только больше озадачивает его.
– Что?
– Я знала, что у Джорджа есть ко мне чувства, и они не взаимные, но я все равно использовала его. Так же как ты использовал меня.
Следуй за подсказками, придурок.
– Твою ж мать, – хрипит Феникс и бульдозером проносится мимо меня в комнату. – Я же говорил, мои чувства к тебе были – и есть – настоящие.
– Что делает твой поступок еще хуже.
Потому что когда питаешь к кому-то чувства, ты не ломаешь этого человека намеренно.
Но Феникс это сделал. И вот мы здесь.
Застряли в месте, из которого никогда не сможем выбраться.
У меня перехватывает дыхание, когда он зажимает пальцами мою футболку и тянет к себе.
– Ненавижу, что причинил тебе боль.
Он говорит это уже второй раз. Только теперь агония на его лице будто стала сильнее. Настолько, что мне отчаянно хочется ему поверить… Вопреки тому, что подсознание твердит – зря.
Затянувшаяся между нами тишина кажется вечностью, а затем Феникс наконец отпускает меня.
Отстранившись, я замечаю в его руках бумажный пакет.
– Что там?
С бесстрастным лицом Феникс заглядывает внутрь и достает бутылку «Джека Дэниелса» вместе с двумя красными стаканчиками.
Воспоминание пронзает меня, точно клинок.
– Тебе нельзя пить, помнишь?
Ведь он пообещал мне, но – вот сюрприз! – солгал.
Выражение его лица становится суровым, будто Феникс знает, о чем я думаю, и это его тревожит.
– Хорошо, что я наполнил бутылку холодным чаем.
Проклятье. Отлично. На этот раз он не соврал. Ничего себе.
Я в растерянности наблюдаю, как он подходит к маленькому столу в углу комнаты и наполняет оба стаканчика.
Затем протягивает один мне.
– Что ты делаешь?
Одарив меня озорной улыбкой, Феникс чокается со мной.
– Мы должны сыграть. В память о былых временах.
Я пронзаю Уокера взглядом, от которого меркнет его улыбка.
– Давай не будем.
Какая-то дурацкая игра, в которую мы играли в старших классах, не поможет нам чудесным образом снова стать друзьями.
Конечно, тогда это сработало, но существует огромная разница между тем, чтобы поцеловать девушку и игнорировать ее в течение трех дней… И тем, чтобы сокрушить человека, который влюблен в тебя, ради собственной выгоды.
– Леннон. – Его голос звучит напряженно, но мне все равно.
– Я не буду играть в эту дурацкую игру.
Не обращая внимания на мой протест, он поднимает стаканчик в воздух.
– Я начну. У меня никогда не было комендантского часа.
Серьезно? Прошло уже более четырех лет. Можно было придумать начало и получше.
Несмотря на неприязнь к Фениксу и к этой нелепой игре, я делаю маленький глоток.
– Удивительно, учитывая Чендлера и все остальное.
– Однажды он попытался, но мы оба знаем, что я не следую правилам. – Его понимающий взгляд сродни стреле, пущенной в сердце. – Твой черед.
Ну, если он может повторяться, то и я могу.
– Я никогда не пела на сцене. – Когда он приподнимает бровь, я добавляю: – Перед толпой.
Не так, как он.
Он наблюдает за мной, пока пьет, а потом этот подонок продолжает:
– Меня никогда не обливали свиными помоями на вечеринке.
Фениксу повезло, что этот холодный чай вкусный, иначе бы я уже вылила его ему на голову.
Поднося стакан к губам, я поднимаю указательный палец свободной руки.
– Еще не вечер.
Чем вызываю у него смех.
Но я стремлюсь оборвать его следующим утверждением:
– Я никогда не обманывала на экзамене… или в отношениях с девушкой.
Он глядит на меня с укоризной.
– На экзамене – да. В отношениях – нет. Я же говорил тебе, что не трахал Сабрину той ночью.
– Не имеет значения. – Желая ударить по больному месту, я поднимаю на него взгляд. – Потому что я никогда не была твоей девушкой… И никогда ею не стану.
Можно с уверенностью заявить, что мой комментарий попадает в яблочко, потому что Феникс выглядит так, будто его ударили по яйцам. Мне даже почти жаль его.
Но, эй. Это он хотел поиграть в игру и пройтись по тропинкам общих воспоминаний. Я ничего не могу поделать с тем, что наш путь вымощен болью, затоплен душевными терзаниями и завален обманом.
В конце концов, Феникс сам выбрал этот путь.
Его ноздри раздуваются на вдохе, и он бросает на меня осуждающий взгляд.
– Я никогда не лгал себе, что просто дружу с кем-то ради секса, в действительности желая большего.
Я порываюсь сделать глоток, но в последнюю секунду намеренно останавливаю себя.
– Тебе известно о лжи все. Не так ли? – Жгучее чувство сжимает мое сердце, словно кулак. Его кулак. – Я никогда не крала ничьи песни.
Феникс тяжело сглатывает, а затем залпом осушает стакан.
Это что-то наиболее близкое к признанию, чего я давно ждала от него.
И на этот раз… Вкус победы сладок.
Я ощущаю удовлетворение, пока не слышу следующие слова:
– Мне никогда не платили за то, чтобы я раздевался.
В его тоне безошибочно чувствуется укор, и я знаю, что это расплата за мой последний ход.
Жаль, что она не сработает, поскольку пить мне не придется.
На лице Феникса отражается искреннее непонимание.
– Тогда что ты делала в «Обсидиане»?
Поставив стакан на стол, я сурово смотрю на Феникса.
– Для этого нам нужно сыграть в «правду или действие».
Он решительно встречает мой взгляд.
– Тогда «правда или действие».
– Отлично. – Я поджимаю губы. – На этот раз я буду первой. Правда или действие?
Существует только один вопрос, на который я жажду получить ответ.
Но Феникс искусно уклоняется от него.
– Действие.
Я прищуриваюсь.
– Хочу, чтобы ты поимел себя.
Сверкнув ехидной ухмылкой, Феникс тянется к молнии на джинсах и идет к моей кровати.
– Я бы предпочел поиметь тебя, но…
– Стой, – кричу я, прежде чем он успевает вытащить член. Мне хочется добиться от него правды, и я не позволю отвлекать себя. – Хочу… – Я оглядываю комнату, пытаясь что-нибудь придумать. И кое-что приходит мне в голову, когда я замечаю на столе его мобильный. – Чтобы ты отправил непристойное сообщение тому, кто звонил тебе последним.
Его лицо светится от удовольствия, когда Феникс проводит взглядом по моему телу.
– Насколько непристойным оно должно быть, Группи?
– Очень. – Я хватаю телефон Феникса и передаю ему. – И обязательно используй имя в сообщении. Чтобы получатель понял, кому оно предназначено.
Прикусив губу, он говорит:
– Поверь мне, он поймет.
Очевидно, Феникс предполагает, что получателем окажусь я, поскольку последние пару часов он разрывал мой телефон. Однако я редко звоню ему, так как мы постоянно прижаты друг к другу бедрами или другими частями тела.
Я одариваю его дерзкой улыбкой.
– Помни, это должен быть последний человек, который звонил тебе. А не тот, кому звонил ты.
Сексуальный взгляд исчезает, когда он смотрит на свой телефон.
– Последним мне звонил Чендлер.
Ситуация становится все лучше и лучше.
– Давай, Уокер. Время идет. И не забудь, оно должно быть очень непристойным.
Так как он использует преобразование речи в текст, я слышу каждое слово его любовного послания.
Бросив на меня раздраженный взгляд, Феникс держит телефон в нескольких дюймах ото рта:
– Я хочу… – Он выглядит так, будто его сейчас стошнит, и я наслаждаюсь каждой минутой этого зрелища. – Сорвать с тебя одежду.
Я окидываю его взглядом, потому что мы оба знаем, что Феникс способен на более пошлые вещи.
Желая подстегнуть его фантазию, я медленно провожу рукой по груди и сжимаю ее. Другая ладонь скользит под пояс пижамы.
Глаза Феникса внимательно следят за каждым движением, отчего мои соски напрягаются под тонкой тканью.
– А потом я свяжу тебя, раздвину ноги и буду пробовать на вкус, пока ты не кончишь на мое чертово лицо. – Он сгибает палец. – Подойди сюда.
Качая головой, я одними губами произношу:
– Чендлер.
Судя по виду, Феникс готов прикончить меня прямо сейчас, но затем он выдавливает:
– Чендлер.
– Вы хотите отправить это сообщение Чендлеру? – спрашивает роботизированный голос.
– Да, – отвечаю я.
– Сообщение отправлено.
Феникс отбрасывает телефон на кровать.
– За это твоим действием станет… Позволить мне сделать все, что я только что произнес.
Как бы заманчиво ни звучало, у меня есть цель. К сожалению, придется выдержать еще один раунд, прежде чем я смогу ее достичь.
– Твоя очередь.
Феникс начинает говорить, но тут звонит мой телефон.
Я вздрагиваю, когда вижу имя Чендлера на экране.
И прочищаю горло, прежде чем снять трубку.
– Алло?
– Феникс снова напился, – крайне раздраженно ворчит менеджер. – Присмотри за ним сегодня и убедись, что он не попадет в беду.
Мне требуется вся сила воли, чтобы не раскрыть нас.
– Конечно.
– И забери у него чертов телефон, – огрызается он. – Не хватало только, чтобы он написал Вику Доэрти, что хочет связать его и попробовать на вкус.
Поднеся кулак ко рту, Феникс закусывает костяшки, подавляя смешок.
– Поняла.
Как только Чендлер кладет трубку, мы с Фениксом начинаем смеяться.
Хриплый звук наполняет комнату, и, подобно его голосу, он гипнотизирует и притягивает. Я могла бы слушать его на повторе каждый день, и мне бы никогда не надоело.
– Полагаю, в пьянстве все же есть свои преимущества.
Я вытираю проступившую на глазах влагу, представляя себе лицо Чендлера, пока он читает этот текст.
– Несомненно.
Через некоторое время Феникс снова становится серьезным.
– Правда или действие?
Я напрягаюсь, потому что знаю, что последует дальше.
– Правда.
– Что ты делала в «Обсидиане»?
Что ж, все или ничего.
– За три недели до окончания второго года обучения в Дартмуте мне позвонила миссис Палма. Папа вел себя странно, и его отвезли в больницу. Короче говоря, они провели кучу тестов и диагностировали у него раннюю стадию деменции. – Я заправляю прядь волос за ухо. – В итоге мне пришлось уйти из колледжа, чтобы заботиться о нем. Однако, поскольку отец фрилансер, он – а по сути, мы – должны были оплачивать медицинские расходы из своего кармана.
Я использовала то, что имелось на его сберегательном счете и в пенсионном фонде, чтобы покрыть большую часть медицинского долга и платить за дом и чтобы оплатить мой последний семестр, потому что отец забыл выслать им чек. В общем, я устроилась на работу в ресторан, но заработка не хватало, чтобы покрыть наши расходы на жизнь. Поэтому начала работать в «Обсидиане»… барменом.
Феникс выглядит опечаленным.
– Мне… Черт.
Я не хочу и не нуждаюсь в его жалости.
– Все нормально.
Он вдыхает через нос, прежде чем резко выдохнуть.
– Хотел бы я, чтобы ты связалась со мной.
Я не могу сдержать смех, хотя, в отличие от предыдущего раза, он лишен всякого юмора.
– И что я должна была сказать? Привет, Феникс. Помнишь меня? Девушку, которую ты обвел вокруг пальца. Не желаешь выписать мне чек за ту песню, что ты украл? – Гнев проносится по моей коже, а потом печаль наполняет грудь. – Мы оба знаем, что ты больше никогда не собирался видеться со мной или разговаривать, не говоря уже о том, чтобы помогать мне. Единственная причина, по которой я сейчас здесь стою, это Сторм и Чендлер.
Замолчав, Феникс вынимает сигарету, спрятанную за ухом, и зажигает ее.
– Это номер для некурящих, – напоминаю я, но, как обычно, ему наплевать.
Потому что он Феникс Уокер.
Он делает все, что пожелает, без последствий.
Наверное, это здорово.
Стиснув зубы, я открываю окно, надеясь выпустить часть дыма.
– Правда или действие?
– Я приезжал в Дартмут, – хрипит он, его голос чуть громче шепота.
Признание Феникса едва не сбивает меня с ног.
– Когда?
Поднеся сигарету к губам, он делает долгую затяжку.
– Спустя чуть более полутора лет после того, как покинул Хиллкрест. – На резком выдохе он выпускает шлейф дыма. – Sharp Objects взорвали чарты, и я понимал, что ты уже слышала песню. В глубине души я надеялся, что ты выследишь меня и накричишь… Но ты этого не сделала.
Я не собиралась доставлять ему такого удовольствия. Тем более что я ничего не могла поделать с его предательством.
Все равно что бить по кирпичной стене.
Единственный, кто пострадает, это ты сам.
Дым от зажженной сигареты, зажатой меж губ, клубится в воздухе, а взгляд Феникса устремляется в пустоту, он словно теряется в своих мыслях.
– Когда я добрался до кампуса, был сумасшедший снегопад, и я отморозил себе яйца, разыскивая тебя. Уже начал думать, что зря потратил время, и собирался уезжать, когда увидел, что ты вышла из двери, ведущей во двор. – Слабая улыбка расплывается по его губам. – На тебе был объемный пуховик, фиолетовая шапка с пушистым помпоном и теплые наушники. Твой нос и щеки покраснели от мороза. Ты выглядела так чертовски мило, что мне пришлось остановиться и перевести дыхание.
Феникс тушит сигарету в стакане.
– Но ты продолжала идти, и я не хотел терять тебя из виду, поэтому последовал за тобой. Приблизившись, я позвал тебя по имени… И ты остановилась. Мне потребовалась пара секунд, дабы понять, что причина не в том, что ты меня услышала. Все из-за парня, который протягивал тебе чашку горячего шоколада.
Гарри.
Я помню тот день. Надвигалась метель – привычное явление для зимы в Нью-Гэмпшире, – и я встречалась со своим парнем во время двадцатиминутного перерыва между занятиями. Надетые наушники были рождественским подарком отца. Через них я могла подключаться к телефону, чтобы слушать музыку.
Именно поэтому я не услышала, как Феникс позвал меня.
Хотя я чувствовала его.
Взгляд Уокера встречается с моим.
– Он наклонился, чтобы поцеловать тебя, а потом ты ему улыбнулась. – Эмоции Феникса резко сменяют друг друга. – Той же улыбкой, которую когда-то дарила мне… И в тот момент я все понял.
– Понял что?
Его низкий, грубый голос опутывает меня, словно туго натянутая нить.
– Причина, по которой ты так и не пришла, не в том, что нервозность и досада не позволили тебе выступить против меня. Все дело в том, что ты была счастлива… А я потерял тебя навсегда.
В груди у меня завязывается узел, а глаза наполняются слезами, которые я никогда не позволю ему увидеть.
Но я признаюсь ему в этом:
– Однажды я приходила увидеть тебя.
Феникс выглядит столь же удивленным моим признанием, как и я его.
– Когда?
– Во время вашего первого тура. Вы выступали в одном из соседних городов, и я решила купить билет на шоу в последнюю минуту. – Комок появляется у меня в горле, и я сглатываю, прежде чем продолжить. – Я хотела испытать, каково это, когда пара тысяч человек слушает мою песню.
Хотя исполняла ее не я.
Грудь Феникса вздымается и опадает от быстрых рваных вдохов, и выражение его лица меняется.
Он выглядит так, будто тонет…
Но это меня он выбросил за борт без спасательного круга.
– Почему?
Я задаю себе этот вопрос каждый день на протяжении последних четырех лет.
Он склоняет голову, точно ему невыносимо смотреть на меня.
И молчит так долго, что я уверена: Феникс не собирается мне отвечать.
Но затем его глубокий, измученный голос заполняет пространство между нами.
– Слова всегда были моим самым уязвимым местом. Неважно, сколько инструментов я освоил, как хорошо пел или выступал… Я никогда не мог сделать то, что должен делать артист.
Он поднимает голову, его взгляд сталкивается с моим.
– Творить. Единственное, что я могу, – взять чье-то творчество и повторить его – может, добавить несколько нот и немного изменить. Но даже если заставлю его звучать в десятки раз лучше оригинала и вложу все силы во время пения, это все равно не сделает его моим. Я родился с прекрасным голосом и врожденной любовью к музыке… Но не с даром.
Поднявшись с кровати, Феникс сокращает расстояние между нами.
– Музыкальная индустрия беспощадна, и шанс на то, что тебя когда-нибудь заметят, – один на миллион. Он минимальный. – Пренебрежение искажает его черты. – У меня был голос, внешность и стремление исполнить мечты… Однако все это не являлось гарантией того, что я когда-нибудь добьюсь успеха. Мне требовалось нечто оригинальное. Что-то редкое и уникальное. – Он касается моей щеки. – Нечто особенное.
Из моей души вырывается всплеск агонии, захлестывая неистовой волной, которая заставляет вращаться окружающий мир.
Все, чего я когда-либо хотела, это быть особенной…
А он украл это.
Я отталкиваю Феникса со всей силы, на которую способна.
– Убирайся.
Он пытается обнять меня, но я не позволяю.
Мне нужно, чтобы он ушел.
Феникс уже обладал всем, что, по его словам, ему требовалось, и даже больше. Ему не нужно было забирать то единственное, чем обладала я.
Когда он отказывается сдвинуться с места, я подбегаю к двери и распахиваю ее.
– Если ты когда-нибудь по-настоящему заботился обо мне, ты уйдешь. Прямо сейчас.
Только эта фраза и заставляет его сдвинуться с места.
– Мне жаль. – Он хватает меня за предплечье, когда переступает порог.
Извинения ничего не меняют. Они не исправят нас.
– Тебе не нужно было ее красть.
В тот момент, когда я подумала, будто во мне не осталось ничего, что он мог бы сломать, что-то глубоко внутри моей груди разбилось.
Я любила Феникса Уокера. Так сильно, что охотно бы пожертвовала чем угодно и сделала все, что ему нужно, лишь бы убедиться, что все его мечты сбываются.
Ему не надо было вонзать нож в мое сердце, чтобы получить желаемое.
– Я бы отдала тебе песню. – Все расплывается перед глазами, а голос срывается. – Я бы отдала тебе все, Феникс.
Мое сердце, разум, тело, душу и искусство.
Из чего бы я ни состояла, все принадлежало ему.
Истинная мука пронзает острые черты его лица, словно ему больно так же, как и мне, но это невозможно, ведь он сам это сотворил.
– Так отдай сейчас. – Его рука скользит к моему затылку. – На этот раз я не облажаюсь.
Я никак не могу доверять его словам. Доверять ему.
Всепоглощающая агония пробивает стену, которую я с тех пор воздвигла вокруг себя, нанося новый удар. Я прислоняюсь лбом к груди Феникса и вдыхаю его аромат.
Мне не нужно баловаться с наркотиками, дабы знать, что он – самый смертоносный для меня.
Орган, бьющийся в груди, умоляет притянуть Феникса ближе, но самосохранение берет верх, и я отпихиваю его.
– Не могу.
Я в последний раз отталкиваю его, прежде чем захлопнуть дверь.
Всхлип вырывается из моего горла, и я сползаю на пол.
Все слезы, которые я сдерживала последние четыре года, изливаются наружу, и слова моей песни эхом отдаются в голове… насмехаясь надо мной.
Крепок, словно гвоздь,
Подобно лезвию заострен,
Но продолжаю лежать здесь
В хаосе, что тобойучинен.
Изрезан и сломлен,
Бледен и без сил вновь,
Куда бы ни повернул,
Я вдыхаю тебя и теряю кровь.