Слова на стене

Глава 4

Доза 1 мг. Реакция на увеличение дозы достаточно мягкая. Адам проинформирован о своей новой школьной среде. На данной стадии галлюцинации, как кажется, не являются слишком частыми и навязчивыми. Продолжаем наблюдать за его привязанностью по отношению к ним.

5 сентября 2012 года

Похоже, то, что я не верю в Бога, на самом деле не имеет никакого значения. Католики больше заботятся о том, чтобы все вовремя посещали церковь. Каждый день в одиннадцать часов начинают звонить церковные колокола. Мы все должны встать и прочитать наизусть молитву святому Августину. Ровным и лишенным каких-либо эмоций голосом. Хором.

Не уверен, что смогу к этому когда-нибудь привыкнуть.

Если верить брошюре, что лежит у нас на холодильнике, школа святой Агаты – самая старая частная школа в штате. Она была названа в честь женщины, которая, как полагают, «отказала мужчине, пристававшему к ней с любовными ухаживаниями». Впоследствии ей отрезали грудь как бы в знак ее покаяния. Ну, как-то так. Католики вообще любят прославлять дикие поступки.

Сама церковь часто упоминается в сборнике «Аркитекчурал дайджест» из-за своего впечатляющего кирпичного фасада и оригинальной четырехэтажной колокольни. И еще один плюс, из-за чего я хожу туда с удовольствием: это витражи, которые были доставлены сюда самолетом из Италии в 1900-е годы и благословлены самим папой римским Львом XIII незадолго до его смерти.

У мамы и Пола было на уме несколько частных школ, из которых следовало выбрать одну. Еще одна школа для мальчиков находилась в двадцати минутах ходьбы от нашего дома, но мама решила, что там из меня воспитают самого настоящего «мачо». Это, разумеется, ее слова, а не мои. После посещения этой школы мама сказала только одно: ее шокировала их военизированная школьная форма. Пол при этом неопределенно пожал плечами. Он всегда прислушивался к ее мнению, отдав ей в этом вопросе роль лидера.

Забавно еще и то, что в школу святой Агаты ходил в свое время и сам Пол. И хотя сам я никогда не интересовался религиозными вопросами, а моя мама скорее приобретет по случаю целительные кристаллы, чем отправится в церковь, тем не менее ей показалось правильным отправить меня в школу в старинное здание с красивым кирпичным фасадом, и от этого она почувствовала себя по-настоящему счастливой. Я не собирался спорить с ней, потому что мне все равно, куда идти. Это просто место, где я должен находиться какое-то время.

По существу, это и есть самая обыкновенная церковь, одна из тех, где вам уже приходилось бывать. Полуобнаженные ангелы. Неудобные деревянные скамьи со спинками. И запах горелого ладана, от чего создается впечатление, будто кто-то неподалеку поджаривает грязное белье. Да, и еще стыд. Тут воняет самым настоящим стыдом.

Кстати, о стыде. Я полагаю, что привлекательный образ школьницы-католички – это только клише, но тут я вдобавок еще и убедился в том, что плиссированная юбка и жилетка могут действительно отвлечь внимание. В течение нескольких минут, когда я прогуливался в пятницу по школьным коридорам, я успел заметить, как две монахини с линейками в руках отводили девочек в сторонку и измеряли открытые участки ног от края юбки до колена. До этого момента я и не предполагал, что монашки способны на такое до сих пор. Я даже не сразу понял, что стою и пялюсь на эту сцену, а потом опять замешкался и не сразу догадался, что нас всех повели в церковь на мессу. Ребекка шла за мной в бледно-лиловом платье, которое так и сияло на фоне нашей синей с красным школьной формы.

Она не сердится на меня за то, что я больше с ней не разговариваю. Уверен, что поначалу она просто негодовала, когда я начал принимать лекарство, но теперь, как мне кажется, все успокоилось. Если бы она существовала на самом деле, я бы заметил, что это она, а не я, никогда не разговаривала со мной, но ведь это не может служить весомым аргументом, видите ли. Но я до сих пор все еще то кивком, то закатыванием глаз показываю ей, что вижу ее. Мне не хочется выглядеть полным козлом.

На пути в церковь я внезапно ощущаю, как что-то влажное шлепнулось о мою шею сзади. Мокрый бумажный шарик. Я даже подпрыгнул от неожиданности. Но когда я повернулся назад, одна из монахинь так злобно сверкнула на меня глазами, что я понял – в этот момент она пожелала мне мучительной смерти. Где-то позади хохотнул Йен и пара ребят. Тогда я развернулся уже полностью, хотя продолжал идти. Я разозлился не на шутку. Я и поверить не мог, что кто-то еще до сих пор плюется из трубочки такими вот бумажными шариками. И в ту же секунду я с удивлением осознал, что за всю свою жизнь никого не ударил. Мне кажется, я бы с радостью ударил того, кто заслуживает это по праву.

Конечно, тут никакой самодеятельности. А вот настоящего подлеца я бы с удовольствием отколошматил. Видите ли, это имеет отношение к понятию «моментальная» карма. Вы меня понимаете?

Дело не в том, что я ни разу в жизни не был в церкви. Я уже прошел все церковные таинства, которые полагается, учитывая мой возраст. Так что в моем послужном списке одни только плюсики, чтобы обеспечить дорогу прямо в рай. Мама постаралась все сделать именно так, потому что знала, что если бы бабушка об этом ведала, то была бы просто счастлива.

Но тут для меня было все новое, а поэтому я немного нервничал. Мы только что увеличили дозировку лекарства. Помните? Это отмечено где-то в ваших записях, я уверен. Но тут есть еще кое-что, о чем вы должны немедленно узнать.

Я никому не рассказываю о своих головокружениях. Не то чтобы я никому не смог об этом рассказать, но тот, с кем я сумел бы поговорить в церкви, был слишком занят – это наш церковный служка. Мне кажется, что церковь – это как раз то единственное место, где Дуайт по-настоящему затыкается. Мне даже было как-то странно наблюдать за тем, что он тихо сидит на скамейке и ничего не говорит своим соседям. Правда, мантия на нем выглядела как-то совсем уж по-дурацки, поэтому я вовсе не виню его за то, что у него был такой вид, словно он помалкивал и только ждал того момента, когда же это все закончится.

Как бы там ни было, мы только прошли первое чтение. А это, насколько я помню католическую мессу из своего детства, означает, что священник еще потребует не менее получаса пристального внимания прихожан. Или даже больше, если проповедь предполагалась исключительно поучительной, как это обычно бывает. Поэтому я смиренно сложил руки на коленях и стал ждать, когда все вокруг перестанет вертеться.

Я пытался сосредоточить взгляд на чем-либо неподвижном, но церковь была полна суетившихся ребят, которые постоянно возились со своими формами. Тогда я посмотрел на витражи, расположенные над алтарем. Это были кальварии – 14 изображений крестного пути Христа.

Когда нам показывали школу, то сказали, что перед Пасхой каждый класс (кроме начальных) будет представлять свою интерпретацию кальварий. Одного ученика выберут на роль Иисуса. Его измажут фальшивой кровью и заставят тащить тяжелый фанерный крест по церковному полу. Другими словами, он будет задействован на всех стадиях по пути к распятию.

Это взволновало только меня одного.

Хотя эти витражи достаточно величественны и прекрасны. И ужасающи одновременно. Есть что-то успокаивающее в золотых и красных оттенках, когда на них падают солнечные лучи. В стекле даже кровь на лице Иисуса кажется чуть менее угрожающей. Однако уже через несколько минут я понял, что тут что-то не так.

Грудь Иисуса начала вздыматься и опадать. Я отвел от него взгляд и сосредоточился на шестом изображении. Там женщина по имени Вероника выступает из толпы, чтобы стереть кровь и пот с лица Иисуса, когда его ведут на смерть. Это моя любимая картина и, бесспорно, самая добрая из всех кальварий. Но когда я внимательно посмотрел на нее пару секунд, женщина начала дышать. Ее цветное платье почернело, и она повернулась лицом ко мне. После чего все остальные фигуры на картине тоже обернулись на меня.

Даже ангелы пристально смотрели в мою сторону, их стеклянные лица отражали утренний свет. Непонятный ветер зашелестел в их крыльях. Я закрыл глаза и наклонил голову, надеясь теперь лишь на то, что ребята по соседству решат, будто я усердно молюсь. Ангелы продолжали внимательно наблюдать за мной со стекла. Я хорошо понимал, что если снова посмотрю на них, то уже просто не смогу отвести взгляда.

Именно в этот момент я почувствовал, что Ребекка смотрит мне прямо в спину. Когда я обернулся, она улыбнулась мне. Это была ее привычная улыбка на тот случай, когда она понимала, что что-то идет не так, но только не хотела раздувать из этого большую проблему. Я знал и то, что все это не по-настоящему. Я знал, что она сама ненастоящая, хотя в тот момент в этом я не мог себя убедить. Я попытался сосредоточиться на причастии, которое сейчас проходило в церкви.

Я не стал вставать ради этого. Ну, вы, наверное, знаете, это когда раздают кусочки тела Христова, представляющие собой черствые облатки.

Смешно и то, что некоторые люди до сих пор удивляются, если ты не принимаешь участия в этом таинстве. Когда я был еще маленьким, мама объясняла мне это тем, будто эти люди считают, что слишком грешны для того, чтобы принимать тело Христово. Но даже если бы я не чувствовал себя так странно, мне не понравилась бы даже сама мысль о том, что какой-то старикан начнет совать мне в рот еду. Или эта затея делить чашу с вином еще с сотней незнакомых людей. Это самое вопиющее из всего того, что мне доводилось видеть. Из рук в руки передается одна и та же винная чаша. Ее вытирают, поворачивают и передают следующему. Как будто если ты протрешь край чаши одной и той же белой тряпкой, она магическим образом очистится. Кровь Христова… и слюна вон той девочки с подозрительным герпесом.

Вскоре Ребекка пересела на крайнее место впереди, через два ряда от меня. Она перебирала пальцами пряди волос и выглядела озабоченно. Мне захотелось успокоить ее, но тогда все бы обратили внимание на меня и на то, что я разговариваю с пустым местом. Хотя это и не ее вина в том, что она ненастоящая.

Вместо этого я сильней сгорбился и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы справиться с головокружением.

– С тобой все в порядке? – прошептала девушка по соседству со мной. Через мгновение я понял, что это была Майя, а еще через миг я уже объяснял ей, что меня просто мучает головная боль, что, по сути, не было стопроцентной ложью. Я часто говорю об этом. Но сейчас меня беспокоило еще и то, что я сомневался – сидела ли она рядом все время, пока мы находились в церкви, или же пересела сюда только недавно.

Не говоря больше ни слова, Майя встала со своего места и направилась к проходу, а скоро и вообще исчезла из вида. Но уже через минуту она вернулась с бутылкой в руке, которую тут же и передала мне.

Я обрадовался, что она принесла мне воды, а не аспирин. Я же не мог объяснить ей, что принимаю определенные лекарства, и теперь неизвестно, как это скажется на моем организме.

Потому что у меня зрительные галлюцинации, и еще я слышу голоса.

– Пей, – сказала она. – Иногда это помогает.

– Спасибо, – прошептал я в ответ. – Меня зовут Адам.

– Майя, – сказала она, снова обращая свое внимание к алтарю. Дуайт, разумеется, давно уже сказал мне ее имя, но я воспринял данную информацию как совершенно новую для себя, после чего постарался смотреть на нее, пользуясь исключительно своим периферийным зрением. Еще Дуайт сказал мне, что ее фамилия Сальвадор, и я уверен, что она филиппинка. Ее короткие каштановые волосы ровными аккуратными прядями едва доходят ей до плеч. Меня поразило еще и то, как ей удалось пропутешествовать вдоль всего ряда скамей, добыть воды и вернуться назад, не вызывая при этом гнева монахини, находившейся в конце ряда. Монахини, как правило, быстро находили наказание за любое нарушение правил во время мессы. Однако в этом случае Майя двигалась с такой решительностью, что никто не мог даже возразить против ее перемещений. Сестра Катерина только кивнула в ее направлении.

Я бы так легко никогда не отделался.

Майя внимательно слушала священника. Я видел, насколько сосредоточен был ее взгляд, однако время от времени он перемещался в мою сторону.

Только через минуту я догадался, что таким образом она проверяет, все ли со мной в порядке.

Я сделал вид, что мне это было безразлично.

В моей старой школе у меня были друзья. Я вырос вместе с ними. Катался на велосипедах. Ускользал из дома после начала «комендантского часа». Но когда они узнали, что со мной случилось, то начали бояться меня, как это произошло и с Полом. А после одного случая в школе и моего странного поведения они вообще перестали приходить ко мне и звонить.

С Майклом и Кевином мы дружили с пяти лет. Мы даже числились в одной команде по детскому бейсболу. Правда, они присылали мне открытки с пожеланиями скорейшего выздоровления, наверное, по требованию своих мам, после того, как я ушел из школы, но домой ко мне не наведывались. Мой лучший друг Тодд вообще бесследно исчез.

Скорей выздоравливай.

Как будто сумасшествие – это одно из тех заболеваний, которое пройдет, если хорошенько выспаться.

Но я понимаю, что им было страшно, и я не сержусь на них за это.

Я почувствовал, как кто-то толкнул меня в руку, и увидел, что Майя снова смотрит на меня.

– Все в порядке, – тихонько произнес я. Она смерила меня оценивающим взглядом, потом отвернулась, но при этом, судя по всему, не была уверена в том, что я не соврал.

Ангелы на витражах все еще наблюдали за мной, но я уже не обращал на это внимания.

Ребекка появилась передо мной и, обернувшись, улыбнулась, кивком указав на Майю.

После мессы все триста учеников прошагали по лужайке и вернулись в свои классы. У меня был урок по теории религии, которую преподавала сестра Катерина. Только на этом уроке я уже вместе не с Дуайтом, а с Майей. Сестра Катерина – самая молодая учительница в школе, но одновременно и самая крутая невеста Христова из всех, кого я когда-либо видел. Она бы ломала линейки, будь ее воля, а когда она по-настоящему сердится, то так морщит лоб, что ее белесые брови практически исчезают совсем.

– Сегодня, – сказала она, – я хочу посмотреть, насколько прилежно вы приготовили домашнее задание.

Она подняла повыше красный молитвенник, который мы все получили по почте за месяц до начала учебного года. Одним из заданий являлось прочитать все молитвы, но сейчас губы сестры Катерины скривились в маниакальной усмешке.

– Я бы хотела, чтобы вы написали мне все молитвы Розария, молитву святому Августину и Аве Мария по памяти, – добавила она.

Весь класс дружно застонал. Выучить все молитвы наизусть не входило в летнее задание. Наверное, поэтому на лице Майи тоже отразилось раздражение. Она поджала губы и с отвращением наморщила носик. Даже ярые католики наверняка не помнят все молитвы Розария наизусть, но если бы Майя знала о таком задании заранее, она бы, наверное, вызубрила их все. Я уже чувствовал, что она как раз из такой породы людей.

– Это не для зачета, – продолжала сестра Катерина. – Но если вы напишите молитвы все до одной правильно, у вас не будет домашних заданий по религии до конца учебного года. У вас имеется один час.

Улыбка у нее получилась победной, но больше отталкивающей.

Я вообще-то хорошо запоминаю разные вещи. Это, пожалуй, одна из способностей, которые у меня не отобрала моя маленькая проблемка. Иногда люди с моим состоянием здоровья с трудом упорядочивают свои мысли, однако мне сохранность информации никогда не казалась сложным делом. Летом мне понадобилось, наверное, всего около часа, чтобы вытравить все эти тексты на стенки моей памяти, поэтому сейчас мне нужно было минут пятнадцать, чтобы излить все эти данные назад на бумагу. Майя удивленно подняла брови, глядя в мою сторону, когда я закончил работу раньше всех, но тут же снова вернулась к своей тетради. Как я понял, она пыталась шепотом воспроизвести то, что написала, поскольку это прозвучало как молитва.

Я, в общем, не любитель молитв, но в одной из них, посвященной Богородице, есть такая строчка:

К тебе взываем мы, изгнанные дети Евы.

Предполагается, что здесь мы должны ощутить полное опустошение и горе. Но мне чудится самое настоящее нытье. Это когда ты поссорился с папой и бежишь жаловаться маме.

К тебе взываем мы…

В конце урока я сдал свой листок и вышел в коридор, с облегчением думая о том, что у меня теперь, по крайней мере, по этому предмету не будет домашних заданий. Я наблюдал за тем, как Майя передвигается в толпе учеников, и даже улыбнулся, обратив внимание на то, как ловко она маневрирует, никого не задевая. Ее сверкающие каштановые волосы, волнами колышущиеся над плечами, напомнили мне горячий шоколад. Наверное, я наблюдал за ней внимательнее, чем требовалось.

Ребекка сидела сверху шкафчиков, подтянув колени к груди и улыбаясь чему-то своему. У нее было дурацкое мечтательное выражение лица, и это почему-то меня даже немного напугало.

Мы с Дуайтом обедаем вместе каждый день. Не уверен, что с моей стороны это был добровольный выбор, но я не возражал, потому что это здорово – иметь соседа по столику, с которым можно поесть. Иначе почувствуешь себя неловко – или ты обедаешь в одиночестве, или толкаешься с подносом, пытаясь отыскать свободное местечко, когда все вокруг уже давно занято. Конечно, тут не надо переживать по поводу того, что никто не бросается тебе на помощь и не уступает место, хотя, конечно, все это довольно неприятно.

Майя обедает с другими девчонками в дальнем конце столовой. Подальше от супербогатых ребят, которые располагаются в центре зала. Сегодня она посмотрела в мою сторону, но я тут же отвернулся, чтобы она не заметила, что я пялюсь на нее. Правда, получилось как-то неубедительно.

Так или иначе, но мы сидим с Дуайтом за одним столиком. Иногда я разговариваю, но в основном этим занимается он. Теперь я знаю про него гораздо больше, чем ожидал узнать. Например, что в средних классах он был служкой. А с девяти лет – веганом, потому что сам видел, как курам отрубают головы на ферме у его двоюродной бабушки. И еще Рыцарем Колумба с тех самых пор, как его мама заполнила соответствующую анкету и стала заставлять его посещать собрания вместе с его дедушкой. Если вы не знаете, то «Рыцари Колумба» – это католическая организация, состоящая в основном из морщинистых стариков и их сыновей, которые собирают деньги на благотворительность, а иногда проводят политические кампании, направленные на охрану католических ценностей. Например, они призывают иметь столько детей, сколько человек в состоянии родить, а также не есть мясо по пятницам во время Великого поста. Йен и еще многие парни в моей школе тоже были такими рыцарями. Дуайта рано втянули в это дело, но его это, похоже, совсем не тяготило.

Он не обижается, если я не разговариваю, и это меня радует, особенно если я вижу что-то странное и стараюсь сделать вид, что ничего не замечаю.

Например, сегодня в столовую ввалились гангстеры в полосатых костюмах. Когда начались выстрелы, я поморщился, но лекарство сработало, и я сдержался.

– С тобой все в порядке? – спросил Дуайт.

– Да, все отлично, – соврал я. – Голова болит.

Я наблюдал за тем, как последний бандит повалился на пол, истекая кровью на чистом линолеуме. Гангстеры даже немножко дергались уже после того, как умирали, наверное, для большего эффекта. Совсем как в кино. Я вглядывался в их бледные мертвые лица несколько секунд. Они все походили на тех, кого снимали в «Крестном отце». А главный мафиози посмотрел мне в глаза, после чего выскользнул в дверь и растворился в море школьных форм.

В моих галлюцинациях участвуют знакомые персонажи. Я и раньше видел бандитов, но сегодня впервые остался спокойно сидеть на своем месте, когда раздались выстрелы.

Прогресс.