Случайная жертва

2

Шестью месяцами ранее я сидел в своем офисе, замаскированном под неприбранную двухкомнатную квартиру по адресу Тель-Авив, Мапу, 17, и занимался одним из важных следственных мероприятий, благодаря которым мне удалось стать местной версией Шерлока Холмса, – ел бейгл с хумусом. Было два часа дня, и снаружи вместо погоды было 38 градусов жары, а влажность такая, что даже местные коты мечтали утопиться в тазике с холодной водой. В жизни каждого мужчины наступает момент, когда он понимает, что пришло время для решительных изменений: надо взять себя в руки, найти себе русскую подружку, которая не понимает ни слова на иврите, сменить работу и вымыть как минимум треть из той горы посуды, которая скопилась в раковине. Для меня этот момент пока не наступил. Но тут, естественно, зазвонил телефон. Все самые важные истории в моей жизни начинались именно так: телефон звонит, я снимаю трубку и слышу на другом конце провода испуганный, дрожащий голос попавшего в беду человека. Моя реакция молниеносна. Я уже на улице, вооруженный ста двумя килограммами стальных мышц и острым, как бритва, умом, и спасаю несчастного из лап плохих парней.

Вот только телефон стоял на письменном столе, и до него было метра полтора. Поэтому я решил не отвечать.

Здесь я должен вернуться чуть назад, к «ста двум килограммам стальных мышц». Дело в том, что это не совсем точное описание. Честно говоря, это вообще не описание, это – фантазия. Я в последнее время немного располнел. Если быть до конца откровенным, разжирел как никогда в жизни. Давным-давно я поклялся себе, что в тот день, когда мой вес перешагнет трехзначную отметку, я отправлюсь в спортзал и не сойду с беговой дорожки, пока ноги не отвалятся. Только вот незадача: если весишь сто два килограмма, ноги у тебя начинают отваливаться очень быстро, поэтому я вернулся домой, плюхнулся в кресло «америкэн комфорт», в щелях которого скопилось такое количество засохшей ореховой скорлупы и шелухи от семечек, что можно садиться писать диссертацию на тему изучения окаменелостей, и попробовал утопить свое горе в хумусе. Если память мне не изменяет, я предавался этому занятию пару часов – в ожидании вечера, когда можно будет уже всерьез заняться ничегонеделаньем.

Но телефон продолжал трезвонить, и мне пришлось приподнять задницу и протянуть к нему руку, так что трубку я снял в совершенно гнусном настроении.

– «Ширман и Егошуа» слушает.

Никаких «Ширмана и Егошуа» в природе не существует. Вернее, это один человек. То есть я. Все десять с лишним лет, прошедшие с тех пор, как меня выкинули из полиции, я работаю один. Но однажды мне довелось целых три недели следить за специалистом по маркетингу, который забыл рассказать жене о своем пристрастии к гей-клубам. Попутно я наслушался достаточно, чтобы понять: не стоит начинать телефонную беседу со слов: «Здравствуйте, говорит Джош Ширман, я вешу сто два килограмма, похудеть не способен, и у меня нет напарника». Поэтому я поехал в типографию на улице Шокен, и там мне напечатали красивые бланки для писем с шапкой «Ширман и Егошуа. Охрана и частные расследования». Иногда, глядя на эту надпись, я сам начинаю в нее верить.

– Говорит адвокат Бени Гендель.

– Кто?

– Адвокат Гендель. Мы уже встречались, когда вы работали в полиции. Я защищал Хаима Остфельда.

– Вы тот лысый?

Иногда я сам восхищаюсь своим остроумием. Хаим Остфельд был бухгалтером, вором из «белых воротничков», который крал у выживших в холокосте деньги, поступавшие им в качестве компенсации из Германии. Я не большой поклонник «белых воротничков», поэтому добавил в его однообразную гамму немного красного, расквасив Остфельду нос. Адвокат Гендель так орал в суде про «полицейское насилие», что я всерьез опасался за его голосовые связки. Он даже подал на меня жалобу, но шансов у него было мало. В этой стране осталось не так много табу, но кража денег у переживших холокост все еще относится к их числу. Меня оправдали еще до начала заседания. Гендель воспринял поражение с достоинством и любезно пожал мне руку. В ответ я заметил, что три волосины, зачесанные в разные стороны, совсем не помогают его лысине стать похожей на шевелюру.

По всей видимости, годы, прошедшие с тех пор, улучшили его чувство юмора, потому что он рассмеялся и сказал:

– Да, тот самый. Мне, наверное, следует вас поблагодарить. После тех ваших слов я пошел домой и обрил голову.

– Рад это слышать.

– Говорят, смотреть на меня стало значительно приятней.

Еще немного, и мы бы могли сыграть свадьбу.

– Чем я могу вам помочь?

– Какую часть вашей деловой активности занимает охранная деятельность?

Я оглянулся. Вся моя деловая активность стояла на столе и ждала, когда я ее доем.

– Примерно тридцать пять процентов. – Я назвал цифру от балды, просто потому, что, на мой взгляд, она звучала достаточно солидно. Открывая агентство, я вообще не планировал заниматься охраной. Моей профессий были и остаются расследования, но тогда как раз началась интифада, и рынок сильно сократился. То ли мужья перестали изменять женам, то ли жены решили тратить деньги более разумно. В моей работе случаются периоды затишья, но этот длился как-то слишком долго, поэтому я решил расширить сферу деятельности и, поддавшись минутному порыву, записался на курсы телохранителей в Хоф-Пальмахим. Десять дней мы только тем и занимались, что на ходу выпрыгивали из машин, отрабатывали приемы типа «выбей у противника нож и нанеси ему удар в горло» и учились быстро эвакуировать клиента из замкнутого пространства. Как ни удивительно, я даже получал от происходящего удовольствие. Охрана – дело несложное. Всего-то и нужно, что уметь стрелять, драться и быть обходительным. Двумя навыками из трех я владел и так.

– Вы не могли бы отложить другие дела и посвятить себя одной работе? – спросил он.

– Даже не обсуждается. Я сам расставляю приоритеты.

– Предположим, – после короткой паузы сказал он, – что наша работа станет для вас приоритетом.

– Надолго?

– Пока неизвестно.

– А о ком речь?

– Я пока не могу этого сказать.

– Хорошего дня, спасибо, что позвонили.

Ни он, ни я не повесил трубку. Прошла целая минута.

– Кляйнман, – выдавил он наконец.

– Какой Кляйнман?

– Довик.

– Тот самый Кляйнман?

– Да.

– Ненавижу повторяться, – признался я.

– Вы о чем?

– Хорошего дня, спасибо, что позвонили.

И тут он назвал сумму.

– Повторите, – попросил я после того, как снова обрел дар речи.

– Это несложная работа, – сказал он. – Вот увидите.

– Когда я смогу осмотреть место?

– Завтра утром.

– В котором часу?

– Можете в семь заехать за мной в офис?

Я только что хвостом не вилял. На следующий день я забрал его из офисного комплекса, известного как Азриэли-центр, и мы поехали в Тель-Барух. Минувшие годы пошли ему на пользу. Он похудел, с пальца исчезло обручальное кольцо, а костюм от Армани сидел на нем как влитой. Кроме того, лысина ему действительно шла. Для разговоров было слишком рано, поэтому мы ограничились взаимным хмыканьем и обсуждением маршрута.

– Вы давно ведете его дело? – спросил я спустя несколько минут.

– Четыре года.

– Только вы?

– Есть еще одна контора. Но они в основном занимаются уголовными правонарушениями. А я – экономическими.

Через десять минут мы приехали в Тель-Барух. Возле дома стояли два охранника. Видно было, что не профи, хотя один был на голову выше меня и весил как минимум центнер, а второй и вовсе казался великаном. Я остановился напротив ворот, на противоположной стороне тротуара. Гендель полез из машины, но я знаком велел ему не торопиться. Через пару минут Али-Баба и разбойник соблаговолили к нам подойти. Великан наклонился к окну:

– Я могу вам помочь?

Его русский акцент выпирал, как Уральские горы, но в голосе не слышалось враждебности.

– Думаю, нет, – ответил я, – но давайте попробуем.

Я вышел из машины, и водительская дверь жалобно взвизгнула. В последнее время я езжу на «Вольво» 1989 года выпуска. Эта машина прекрасно подходит для погони – при условии, что ты преследуешь цементовоз.

– Я бы мог провести у вас за спиной роту десантников, – сказал я великану. Недоумение, с которым тот уставился на меня, навело меня на мысль, что вряд ли его можно было принять за преемника Альберта Эйнштейна.

– Если к дому подъезжает машина, – объяснил я, – только один из вас подходит, чтобы выяснить, кто это. Второй остается сзади, для прикрытия и для того, чтобы никто не проник в дом у вас за спиной.

Парочка синхронно обернулась и с беспокойством оглядела ворота, оставшиеся без присмотра. Генделя, наконец пробравшегося через кучи фантиков от конфет, которыми было завалено заднее сиденье, происходящее явно забавляло. Охранников же это забавляло значительно меньше.

– Ты кто? – спросил тот, что поменьше. Он тоже говорил с русским акцентом, но не таким выраженным.

– Джош Ширман, новый начальник охраны.

– Никто нам ничего не сказал.

– А вам и не должны ничего говорить. Вы здесь простые исполнители.

– Если твоего имени нет в списках, ты сюда не войдешь.

– Хочешь, поспорим?

Генделю это надоело. Он, к моему удивлению, что-то быстро произнес по-русски, и тот парень, что был пониже ростом, вытащил из нагрудного кармана какой-то листок и сверился с ним, после чего с явной неохотой уступил мне дорогу. Гендель пробормотал: «Вы считаете своим долгом злить каждого, кто попадается вам на пути?» Я не успел сказать, чтобы он не мешал мне заниматься любимым делом, потому что у ворот появилась она, и мои речевые навыки ушли в бессрочный отпуск. Она посмотрела на нас, нажала на кнопку справа, и ворота с мягким электрическим жужжанием открылись.

– Она слишком близко, – сказал я Генделю.

– Кто?

– Кнопка.

Я подошел к женщине, улыбнулся ей и закрыл перед ней ворота, сам оставшись снаружи. Потом просунул руку через решетку ограды и нажал на кнопку. Ворота послушно распахнулись. Великан чертыхнулся сквозь зубы. Пусть идет в жопу. Они должны были подумать об этом в первый же день. Она оглядела меня с любопытством, протянула руку и представилась: «Софи Кляйнман».

Мне хватило секунды, чтобы заметить всё. Запах карамели, легкое колыхание груди под свободной футболкой и даже этот отстраненный взгляд, который предостерегал меня неизвестно от чего. Десять минут спустя мы уже прощались. Я так и не уловил, в какой момент она подала Генделю знак, что я ее устраиваю, но очевидно, что она это сделала. Мы поехали в кафе «Идельсон» на углу Иеремияху и Бен-Йехуды и сели в застекленной нише – позорном углу для курящих. Он заказал салат и омлет, а я закурил особенно вонючую сигару «Виллигер». Официант скривился, я в ответ состроил ему рожу, и он удалился – видимо, пошел рыдать на плече у повара. Гендель выложил на стол бумаги, и мы приступили к делу.

– Мне понадобится нанять шесть человек, – сообщил я ему. – Не топтунов за двадцать четыре шекеля в час, а ребят с опытом работы в личной охране.

– Без проблем, – сказал он.

– Кому я выставляю счета?

– Мне.

– Оплата четырнадцатого числа каждого месяца. Без задержек.

– О’кей.

– У вас есть список?

– Какой список?

– Кого я должен остерегаться.

– Вы что, газет не читаете?

– А кроме тех, о ком пишут в газетах?

– Почему вы спрашиваете?

Потому что это было написано у него на лице. И на лысине тоже.

Гендель вздохнул и отложил в сторону вилку:

– Кляйнман хочет знать, не ходит ли к ней кто-нибудь.

– А что, если да?

– Ничего. Вы сообщаете мне его имя, даете фотографию с камер наблюдения и обо всем забываете.

– А потом мне покажут по телевизору его труп?

– Не знаю.

– Вы все прекрасно знаете.

– Он сидит под арестом. Дома осталась красавица жена, и он психует. Вы бы в его положении не волновались?

Мы немного помолчали, пытаясь переварить мысль о том, что можем стать соучастниками убийства.

– Еще один вопрос, – наконец сказал я.

– Давайте.

– Почему я?

Он ждал этого.

– У вас отличные рекомендации.

Я уставился на него и не отводил взгляда до тех пор, пока он не понял, что я не отстану и ему придется сообщить мне, кто именно меня рекомендовал. За два года до того мне удалось раскрыть серию убийств одиннадцатилетних девочек, после чего я на несколько месяцев стал почти знаменитым и в результате приобрел кучу старых друзей, о существовании которых уже успел забыть. Расследовать то дело было сплошным удовольствием, и в некоторые ночи я просыпался от собственного крика всего по два раза.

– Они подозревают всех, – сказал Гендель. – После того как его посадили за решетку, организация ослабела. Они боятся, что тот, кого они наймут охранять Софи, сдаст ее другой стороне. А про вас говорят, что вас нельзя купить.

Я заявил, что это подлый поклеп, но он не стал меня слушать. Короче, я взялся за эту работу.

Только по дороге домой я вспомнил, что передо мной на столе стояла целая тарелка мини-круассанов с джемом, но я к ним так и не притронулся.