От автора

В предлагаемом суду читателей романе «Смех Афродиты» я предпринял попытку воссоздания образа знаменитого исторического персонажа с той степенью достоверности, какую позволяют имеющиеся в нашем распоряжении свидетельства. Эти последние дошли до нас лишь в виде крохотных фрагментов, порой безнадежно испорченных; каждая сколько-нибудь ценная деталь требует обстоятельного исторического расследования. Что остается в этих условиях сочинителю? Воспользоваться своим правом на вымысел! Тем более что личность Сафо окутана любопытными мифами и суровыми моральными предрассудками, берущими начало еще во второй половине V века до Рождества Христова. Принимая во внимание все вышеизложенные соображения, я полагаю желательным дать читателю некоторое представление о том, сколько в моем романе фактического материала, а сколько вымышленного.

Суровая правда заключается в том, что мы знаем о Сафо как личности, пожалуй, еще менее, чем о Шекспире, к которому, как некогда к героине нашего романа, тянулись страстные последователи и сподвижники, движимые все теми же чувствами любви и преданности. До нас не дошло ни одной написанной древними биографии Сафо, кроме разве что пресловутой статьи в Византийском лексиконе. Нашим главным первоисточником сведений о жизни поэтессы стали, естественно, стихи — ее и поэта-современника Алкея. Но и они дошли до нас в крохотных фрагментах — в виде цитат древних учеников-грамматиков и отрывков на чудом уцелевших клочках папирусов. Считается, что из всего написанного Алкеем и Сафо до нас дошла едва ли двадцатая часть.

Сказать короче — задача передо мной стояла примерно та же, что и перед археологом, взявшимся воссоздать диковинную амфору из сотен черепков, более половины из которых к тому же недостает. Воссоздавая жизненный путь поэтессы, я держался сохранившихся свидетельств, и только там, где исторические свидетельства отсутствовали, выдумывал события и персонажей. Я настороженно отношусь к мифам нового времени, хотя надеюсь, что проявил достаточно почтительности в отношении мифов древних. В течение многих столетий любимейшим времяпрепровождением ученых (и не только их) был поиск доказательств (хотя бы к своему удовлетворению, если не к удовлетворению прочих), что Сафо отнюдь не могла быть лесбиянкой в том смысле слова, как мы его понимаем сегодня, что она не могла кончить жизнь самоубийством, и уж тем более, достигнув почтенных лет, не могла воспылать страстью к корабельщику Фаону. Ступая в поисках романтической истины по тропе заблуждения, ученые мужи приводят иной раз весьма курьезные аргументы; когда же все другие способы оказываются исчерпанными, неудобные факты списываются на мифологию и легенды.

Жизнь Сафо приходится на один из самых удивительных периодов всей греческой истории: последние два десятилетия VII века до Рождества Христова и первые три десятилетия шестого. Это была переходная эпоха — в политической, этической и культурной сферах, — когда гибнувшие аристократические идеалы упрямо боролись против нахлынувшей волны меркантилизма. Этот конфликт я и постарался отразить в своем романе.

Есть и еще один источник свидетельств, который — прав я или не прав — более благосклонен к романисту, нежели к историку. Это — сам остров Лесбос. Из всех островов в Эгейском море он изменился с античных времен, пожалуй, в наименьшей степени. Как и тогда, его покрывают густые леса; помимо вездесущих олив и падубов, здесь немало сосновых и каштановых рощ. Любой постоянный житель Лесбоса, носящий в сердце свою Сафо (да что там житель Лесбоса, она в сердце у многих греков!), не раз и не два останется удивленным, сколь схожи картины природы в строках любимой поэтессы с теми, что он видит каждый день: будь то «ветер, с гор на дубы налетающий»[142], или луна, взошедшая на небо «…звезд вечерних царицей розоперстой»[143]

Питер ГРИН Метимна, ЛЕСБОС

Загрузка...