Без двадцати пять я свернул с шоссе над Челамом на аккуратную проселочную дорогу и подъехал к дому Карен Шипли. Солнце клонилось к горизонту и должно было зайти примерно через час. «ЛеБарон» стоял в гараже.
Тоби Ллойд играл в баскетбол перед домом, отпрыгивая то в одну сторону, то в другую, и вертел головой так, будто его держали Дэвид Робинсон и Мэджик Джонсон.[23] Я припарковался в тридцати футах, чтобы ему не мешать, и вышел.
— Привет. Помнишь меня? Мы встречались в банке.
— Конечно.
Он несколько раз ударил мячом о землю, затем повернулся и швырнул его в корзину. Мяч ударился о щит и проскользнул в сетку.
— Трудно, небось, бросать, когда холодно, — сказал я. — Пальцы мерзнут и плохо слушаются.
Он кивнул и поймал мяч.
— Вы к маме?
— Угу. Она дома?
— Конечно. Идемте.
«Элвис Коул, друг семьи, пришел в гости».
Тоби провел меня через гараж и прачечную, и мы вошли в кухню. Стены, потолки, полы и все вокруг было новеньким и блестящим, без намека на вековую грязь, которая неминуемо возникает, когда в доме долго живут. Густой соус для спагетти тихонько булькал на плите, и его красные пузырьки отлично смотрелись на фоне белой эмали.
— Мама, к тебе пришли! — крикнул Тоби.
Мы вышли из кухни и через столовую попали в гостиную. Карен Шипли появилась из коридора, ведущего в заднюю часть дома. Она была в розовой футболке, линялых джинсах и белых носках с помпонами.
— Что ты сказал, милый? — спросила она и осеклась, увидев меня.
— Привет, Карен, — поздоровался я.
Она на мгновение потеряла самообладание, но тут же взяла себя в руки и ласково улыбнулась мальчику, точно ничего особенного и не случилось.
— Вы все еще здесь.
— Угу.
Она снова улыбнулась сыну:
— Тоби, нам с мистером Коулом нужно кое-что обсудить. Ты не оставишь нас ненадолго?
— Ладно.
Похоже, он привык не путаться под ногами, когда мать ведет деловые переговоры, и это его не слишком беспокоило. Тоби выскочил на кухню, а потом через прачечную вернулся на улицу.
Гостиная была большой и удобной, со сводчатым потолком из балок, деревянными полами, мебелью в стиле ранних поселенцев и кирпичным камином с каминной полкой. Колониальный дух. Рыжий с белыми пятнами кот дремал на диване.
— Вы зря тратите свое время, мистер Коул, — заявила Карен. — Я не Карен Шипли.
— Вы связаны с мафией, — сказал я.
Она замерла на месте, левая нога подогнулась, словно она вдруг потеряла равновесие. Она открыла рот, закрыла и облизала губы. Но взгляд не отвела. На улице Тоби стучал мячом. Из кухни раздавалось тихое гудение. Таймер.
— Это глупо, — ответила она.
— Четыре дня назад через два часа после того, как я разговаривал с вами в банке, в мотель «Говард Джонсон» заявились три типа. Они потребовали, чтобы я про вас забыл и убирался из города. Я не послушался. Сегодня утром вы встречались с мужчиной, приехавшим в черном «линкольне», в пустынном месте, неподалеку от Бранли. Он передал вам нейлоновый мешок, затем начал к вам приставать, но вы ответили ему отказом. Он вас ударил. Он уехал первым, а вы отвезли мешок в банк. «Линкольн» принадлежит мясокомбинату «Люцерно», расположенному в Нижнем Манхэттене, за рулем сидел Чарли Де Лука, сын Сола Де Луки, главы криминального клана Де Лука. Я поехал на мясокомбинат и увидел там одного из той троицы, что наведывалась в «Говард Джонсон». Его зовут Джозеф Путата. Таким образом, просматривается явная связь между Де Лукой и Джозефом Путатой. Я, конечно, не видел, что лежало в мешке, но не сомневаюсь, что деньги. Уверен, что вы отмываете их для клана Де Лука, пропуская через банковскую систему и не сообщая в налоговую службу. А еще я не сомневаюсь, что, если сообщу обо всем, что мне удалось узнать, в полицию, они с удовольствием меня выслушают.
Глаза Карен Шипли покраснели и налились слезами. Она села рядом с котом, сложив руки на коленях. Она ничего мне не сказала, а только твердила: «Вот черт!»
Я пошел на кухню, выключил плиту, чтобы соус не пригорел, затем налил в стакан воды и принес ей. Карен сделала несколько судорожных глотков.
— Те три парня вас выдали. Где еще можно найти таких отморозков? — объяснил я.
— Мне очень жаль. Не думала, что они будут вам угрожать.
— Все нормально. Мне уже и раньше угрожали.
— Я не такая плохая. Мне все это не нравится.
— Знаю. Видел, как вы обошлись с Де Лукой.
Карен Шипли вытерла глаза, затем встала, подошла к трехстворчатому окну и посмотрела на сына. Он продолжал играть в мяч.
— И что теперь будет?
— Не знаю. Но пытаюсь представить.
— В каком смысле? Вы что, ничего не сказали Питеру? — удивленно спросила Карен.
— Нет.
— И полиции тоже?
— Нет.
— Но они же вас избили.
— Я почувствовал: тут что-то не так — и решил разобраться, — ответил я. — Копы имеют дело с законом. Но далеко не всегда законников интересует, что правильно, а что нет. А ведь здесь нельзя подходить формально.
Она тряхнула головой, словно я вдруг заговорил на эсперанто.
— Вы только отмываете деньги? — спросил я.
— Да.
— Какие-нибудь еще преступления? Наркотики, убийства, скупка краденого?
Мой вопрос ее удивил.
— Нет, конечно. За кого вы меня принимаете?
— За человека, работающего на мафию.
Она отвернулась и скрестила руки на груди. Смущенно. Потом взглянула на сына. Мяч громко стучал о землю. Стук-стук-стук.
— Когда я познакомилась с Де Лукой, для меня олицетворением мафии был Аль Пачино. Я тогда работала официанткой на Седьмой авеню в Виллидже, Чарли представил меня своему отцу, старик обещал помочь мне найти работу получше, и я сказала: конечно, спасибо. Про мафию никто ничего не говорил.
— Они никогда не говорят.
— Я приехала в Челам, познакомилась с женщиной, которая была здесь менеджером, и она взяла меня на работу кассиром. Я сняла маленький домик. Начала по вечерам посещать колледж в Бранли. И несколько месяцев не видела Чарли.
— А потом он попросил об услуге.
Она удивленно на меня посмотрела, но промолчала.
— Это был Сол, его отец. Он сказал, что у него возникли проблемы с парочкой деловых партнеров и ему нужно место, куда он мог бы положить деньги. И не могли бы вы открыть для него счет, о котором никто не будет знать, и, возможно, перевести деньги из страны, не сообщая об этом в налоговую.
Она покачала головой и улыбнулась, как улыбаются люди, когда вынуждены признать, что они вели себя глупо и их просто-напросто поимели.
— Неужели так очевидно?
— Вы не думали о том, что совершаете преступление, — пожал я плечами. — Вы просто хотели оказать любезность другу. Это их излюбленный метод.
— Он помог мне получить работу. И был таким славным.
Она опустила руки и подошла к камину. Ей было неловко, и она даже за это на себя разозлилась. Кот потянулся, сел и посмотрел на нее.
— Тоби ходил в детский сад, я — в колледж, готовилась к экзамену на специалиста по недвижимости. У меня началась новая жизнь. От Сола уже несколько месяцев ничего не было слышно, и, когда он позвонил, я очень удивилась. Думала, что второго раза не будет. А потом был и третий раз — для Чарли. Дальше — больше: они стали связываться со мной один раз в несколько недель, потом — каждую неделю. Вот такие дела. В «Нью-Йорк таймс» есть рубрика, посвященная организованной преступности. Они часто пишут про клан Де Лука. И только тогда я поняла, что они собой представляют. Поняла, что отмываю деньги для мафии, полученные за проституцию, азартные игры и все такое. Я позвонила Чарли. Сказала, что больше не могу этим заниматься. Чарли приехал в банк и заявил, что я буду делать то, что мне говорят, и столько, сколько потребуется, так как я всего лишь пешка в большой игре. А потом он закрыл дверь в мой кабинет и достал свой член. Я подумала: «Господи, сейчас он меня изнасилует, чтобы знала свое место», но он не стал ничего такого делать. Он помочился на мой ковер и сказал: «Видишь, что я могу?» И ушел.
Она вся дрожала, когда рассказывала мне это. Кот спрыгнул с дивана, подошел к ней и принялся тереться о ноги. Похоже, она его даже не заметила.
— Если хотите избавиться от них, идите к копам, — заявил я. — Вы связаны с Чарли и Солом, а это дорогого стоит. Вы сможете заключить с копами сделку.
Карен снова покачала головой, подошла к окну и посмотрела на сына. Кот проследовал за ней. Он был не таким большим, как мой, да и шрамов у него не наблюдалось, но мне он нравился.
— Нет. Если я пойду в полицию, то попаду под программу защиты свидетелей. А это означает, что мне придется от всего отказаться.
— Сдается мне, вы уже и так от многого отказались.
В ее глазах появилось жесткое выражение, а голос прозвучал резче, чем прежде.
— В Лос-Анджелесе у меня был только сын и куча плохих воспоминаний. Я мечтала о перспективной работе. Хотела получить образование. Хотела работать и видеть, что моя работа приносит плоды, хотела стать достойным членом общества. И стала. У меня прекрасный дом. Я отлично лажу со своим мальчиком. Он не принимает наркотики, и у него нет проблем в школе. Программа по защите свидетелей вынудит нас поменять имя и вообще жизнь. Придется все начинать сначала. Я на это не пойду. Один раз я уже начинала сначала, построила то, что хотела построить, и не собираюсь это терять. Я проделала слишком длинный путь из города дураков.
— Настолько длинный, что вас не смущает связь с мафией?
Она снова посмотрела на Тоби и покраснела:
— Не знаю, что смогу сделать, но обязательно найду выход. Прошло восемь лет, но выход непременно найдется. Обещаю вам.
Она говорила это не мне. Она говорила это сыну.
Я окинул взглядом ее дом. Посмотрел на кота. Посмотрел на мальчика, играющего в мяч. Хороший дом, уютный и теплый, наполненный вещами, которые должны быть в любом семейном доме. Ей было нелегко.
«О, Питер, я, что ли, взаправду должна?»
— Я знаю, что вы можете сделать, — сказал я.
Она устало рассмеялась и повернулась ко мне:
— Дерьмо! Вы здесь, а тут еще Питер свалился на мою голову. И шанс, который у меня был избавиться от этих людей, упущен. А больше я ничего сделать не могу.
— Нет, можете. Например, нанять меня, чтобы я помог вам выпутаться.