Смертельные Игры Дона

Глава 16

Софи

— Во что, черт возьми, я вляпалась, Джордж? — спрашиваю я, наблюдая, как он плавает в надувном бассейне у меня в офисе.

После нашей первой ночи вместе, Нико держался на расстоянии несколько ночей, а потом, кажется, просто перестал пытаться. С тех пор он провел последние пять ночей в моей постели. И у меня нет слов, чтобы описать то, что там происходит. Мы говорим, смеемся и трахаемся — много. И каждое утро, когда мы вылезаем из постели, она все меньше и меньше кажется моей и все больше — нашей.

Это безумие, потому что он Нико Вителли, дон мафии. Преступник.

Джордж смотрит на меня, а потом возвращается к своим делам. Даже не крякает. Похоже, сегодня у него нет никаких советов.

— Надо признать, дружок, кажется, вся тяжесть этих отношений на мне.

Его это, видимо, не волнует.

Я вздыхаю и беру свой мобильный телефон. Надеюсь, у Мэгс будут лучшие советы.

— Привет, Воробушек, — она отвечает на втором гудке. — Что случилось?

— Мне очень понравился тот черный Mustang, — я кручусь на кресле, продолжая наш разговор с прошлой недели, словно это было минуту назад.

Мэгс хихикает.

— Держу пари, ты ему тоже понравилась.

— Ох, еще как, Мэгс.

— Так это прогулка по воспоминаниям или что? — спрашивает она, как всегда проницательная.

— Нико — Mustang, — повторяю я.

— Потому что он вызывает желание кататься на нем сильно и часто?

Да. Но не совсем то, что я имела в виду.

— Он преступник. Он должен быть для меня под запретом. Я не хотела больше таких отношений.

— У тебя и не было таких, — напоминает Мэгс. — Ты и Рафаэль никогда не переходили эту черту. Ты не ответила на его чувства.

— Верно, — соглашаюсь я.

— И теперь ты боишься, что… Что? Он промоет тебе мозги, заставит делать его грязную работу и потом сделает тебя своей девушкой?

— Конечно, нет, — смеюсь я над тем, как нелепо это звучит. Если бы все было так просто. — Мэгс, я боюсь, что не смогу остановиться. — приятно, наконец-то, признаться.

— И ты переживаешь, что он может погибнуть, как Рэйф, или исчезнуть, как твоя мать? — мягко спрашивает она.

Или что он не чувствует того же, что начинаю чувствовать я.

— Возможно, — говорю, отталкиваясь от стола и снова крутясь на стуле. Это движение заставляет меня скучать по более простым временам, когда клуб был как замок, и все мужчины в нем были моими рыцарями в сияющих доспехах из блестящей кожи.

— Конечно, такое может случиться, — голос Мэгс становится еще мягче. — Но также могут случиться автокатастрофы, сердечные приступы, ограбления и рак. Нет предела ужасному дерьму, которое может подкрасться к тебе и украсть тех, кто тебе дорог, Воробушек.

— Знаю, — вздыхаю я. — Но это не значит, что я должна помогать беде, рисуя мишень на своей спине.

— Между вами все так серьезно? — спрашивает она.

Я открываю рот, чтобы сказать «нет», но это слово застревает на языке, что просто смешно. Мы знакомы всего несколько недель, а не месяцев или лет, и за это время он подумывал убить меня, угрожал людям, которых я люблю, и вломился в мой кабинет.

— Понятия не имею. Я просто знаю, что с ним мне не нужно притворяться. Ему нравится, когда я… настоящая.

Ему нравятся мои волосы. И моя татуировка. И мой дом. И необычные похоронные ритуалы. И даже «Грязная ночь».

— Тогда я предлагаю выбросить все сомнения из твоего упрямого мозга и кататься на нем много и часто, пока не увидишь, куда это вас приведет, — выпаливает Мэгс.

— Я не упрямая, — возражаю я.

Она смеется.

— Хоть твой отец и назвал тебя Воробушком, но ты самая упрямая, настойчивая, и непокорная маленькая птичка из всех, что я встречала.

— Упрямая, настойчивая и непокорная значат одно и то же, Мэгс.

— На этом можно было и не акцентировать внимания.

Она, возможно, не совсем ошибается.

— Но, Мэгс, неужели ты ни капельки не боишься, что я могу оказаться на дне Атлантики с бетонными туфлями?

Мэгс смеется еще громче.

— Твой отец, Кейд, Рэйф и я хорошо тебя обучили. Так что мне жаль любого мужчину, который попытается перейти тебе дорогу.

Я улыбаюсь — не могу сдержаться. Это одно из преимуществ взросления среди настоящих крутых парней.

Прежде чем я успеваю что-то ответить, в дверь приемной стучат.

— Мне пора, — говорю я Мэгс, — Но… спасибо.

Она не всегда говорит то, что я хочу услышать, но я всегда могу рассчитывать на честность Мэгс. Она не ходит вокруг да около — и это одна из тех вещей, которые делают ее потрясающей.

— В любое время, Воробушек.

Я кладу трубку и встаю. Комната слегка вращается, поэтому требуется минута, чтобы добраться до двери, но мне удается удержаться на ногах.

Я опираюсь рукой о стену и открываю дверь, ожидая увидеть Еву. Она часто забывает свои вещи — телефон, сумочку — но, слава Богу, она управляет моим расписанием лучше, чем своими вещами.

Но там стоит не кто иной, как Нико, без отмычек, выглядя чертовски привлекательно, как всегда. И теперь, когда я знаю все изгибы и плоскости под его костюмом, у меня слюнки текут, а пальцы чешутся, чтобы исследовать их снова.

Я натягиваю свою лучшую беспечную улыбку, несмотря на внезапное желание взобраться на него.

— Оказывается, ты умеешь стучать. Я уже начала сомневаться.

Он улыбается, но его глаза остаются серьезными.

Я отступаю и пропускаю его, но он просто опирается на дверной косяк.

— Тяжелый день в офисе? — шучу я.

— Что-то вроде того. — он звучит устало, и напряжение проявляется в жесткой линии его плеч.

— Я бы спросила тебя почему, но чувствую, что услышу что-то вроде «дела клуба».

Он кивает и осматривает меня. Хотя улыбка еще не добралась до его глаз, но в них полно жара и неоспоримого голода. Он переступает порог и тянется ко мне.

Мое сердце замирает в предвкушении. Я точно знаю, чего он хочет, потому что, Боже помоги мне, я тоже этого хочу. Плохо.

— Сейчас середина дня, Нико, — из последних сил протестую я.

— И что? Мне нужна терапия.

— Нико…

Он захлопывает дверь, прижимает меня к ней и целует. Его поцелуй неистов и неконтролируем, как будто что-то внутри него сломалось.

Когда его рот покидает мои губы и скользит по шее, его дыхание становится прерывистым, как и мое.

— Я могла бы быть на сеансе, — выдыхаю я.

— Ты не на сеансе, — говорит он с уверенностью.

— Откуда такая уверенность?

Как будто мне нужно спрашивать.

— Сегодня вторник. Ты закрыта. Ева ушла полчаса назад. — он скользит руками по моим бедрам к подолу юбки и задирает ее к талии.

— Сталкер, — притворно упрекаю его я.

— Сегодня вечером меня не будет дома, Софи.

Я замираю, потом отстраняюсь, и мое сердце пропускает удар не от паники, а от того, как хорошо звучит это слово.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я.

На его щеках появляются ямочки, когда он улыбается.

— Прости за оговорку, Софи. — он намеренно усиливает акцент, — Английский — не мой родной язык.

Чушь собачья.

— Черта с два…

Мой аргумент исчезает, когда он просовывает большой палец под мои стринги. Одним рывком черное кружевное белье разрывается, оставляя меня обнаженной ниже пояса.

Он отступает, чтобы осмотреть меня, расстегивая молнию на штанах.

— Покажи мне свою красивую розовую киску, Воробушек.

Он подхватывает мою ногу за колено, поднимая ее, раздвигая почти неприлично, и смотрит на меня. Я не могу сдержаться и стону, когда мои внутренние мышцы непроизвольно сокращаются, и струйка влаги просачивается через мою щель.

— Черт возьми, детка, посмотри на себя. Вся мокрая и чертовски жадная.

— Нико, пожалуйста. — я краснею от его слов, их воздействие ощущается прямо на клиторе.

Он достает свой член — этот великолепный твердый, толстый орган с пирсингом, который, должно быть, лучшая вещь со времен… ну, блядь, пирсинг в тысячу раз лучше. Я не одна здесь теку. Капля предсеменной жидкости свисает с его пирсинга, заставляя меня хотеть попробовать ее на вкус. Когда он собирается надеть презерватив, я останавливаю его, касаясь рукой.

— Подожди, Нико, — я толкаю его в грудь. Когда он видит направление моего взгляда, он отпускает мою ногу, позволяя мне опуститься на колени перед ним.

— Ты сводишь меня с ума, — стонет он.

— Я еще даже не начинала. — я обвожу его головку языком, слизывая капельку предсеменной жидкости.

Его член дергается, и глаза вспыхивают огнем. Я обхватываю рукой его толстое основание, наслаждаясь видом его красивого, налитого члена. Неудивительно, что этот мужчина доставляет столько удовольствия. Я провожу языком по кончику, задевая чувствительный выступ и пирсинг.

Он тяжело выдыхает, пальцы запутываются в моих волосах, вытаскивая единственную шпильку, удерживавшую их. В тот момент, когда я шире раскрываю рот и начинаю его сосать, его дыхание перехватывает, и пальцы крепко сжимаются.

Я сосу глубже, втягивая щеки, затем возвращаюсь к кончику, одновременно работая руками.

— Блять, детка. — он крепко держит меня за волосы, но не тянет; он позволяет мне задать ритм, снова и снова захватывая его, играя языком с пухлой головкой его члена.

Его дыхание становится тяжелым и быстрым. Свободная рука, сжатая в кулак с побелевшими костяшками, теперь поднимается, дрожа, и присоединяется к другой. Вместе они захватывают и вплетаются в мои волосы, пока он смотрит на меня. Наши глаза встречаются, и электрическое напряжение в воздухе вспыхивает ярче. Горячее.

— Ты идеальна, fiammetta.

Его слова не только усиливают мое возбуждение, но и делают что-то с моим быстро бьющимся сердцем, о чем мне сейчас лучше не думать.

Я сосу настолько глубоко, насколько могу, стону от ощущения, что он проникает туда, где еще не был ни один мужчина. Затем я отступаю и провожу языком взад-вперед по гладким металлическим шарикам, не в силах удержаться от игры с его пирсингом.

Он вздрагивает и громко стонет, его руки дрожат. Я подавляю улыбку, чувствуя себя королевой, превращая этого опасного и сильного мужчину в содрогающуюся башню желания.

И вот мои колени больше не касаются пола. Он поднимает меня, его глаза — темные омуты обещаний — прожигают меня насквозь.

Скоро ты попробуешь меня на вкус, детка. Но прямо сейчас мне нужно почувствовать, как твоя тугая киска душит мой член, чтобы я мог здраво мыслить сегодня вечером.

Прижимаясь своими губами к моим, его язык смело проникает в мой рот, как будто он принадлежит ему. Он целует меня, пока я не начинаю задыхаться и извиваться, затем натягивает презерватив, поднимает меня и раздвигает мои ноги своими бедрами.

Он опускает и одновременно входит в меня, заполняя и заставляя ахнуть. Это растяжение, жжение, изысканное удовольствие, и как пирсинг трется о мою сладкую точку… Боже, как же приятно. Каждый раз схожу с ума от того, насколько чертовски хорошо он чувствуется внутри меня.

Он трахает меня глубоко и медленно, вдавливая мои лопатки в дверь, пока я обвиваю его ногами, впиваясь пятками в его поясницу.

— Tu sei come il paradiso⁵⁰, — произносит он сквозь стиснутые зубы, дотрагиваясь до меня свободной рукой. — Как чертов кусочек рая.

Он хватает мою блузку и рвет ее, разбрасывая пуговицы. Затем стягивает чашечки моего бюстгальтера, и мои груди выпячиваются наружу, подпрыгивая от каждого глубокого толчка.

Я тянусь к его рубашке, чтобы освободить часть этого рельефного тела, но он ловит мои запястья одной рукой и прижимает их к двери над головой.

— Нет, cara⁵¹, оставайся на месте и принимай каждый удар, пока не кончишь на мой член. — он склоняет лицо к изгибу моей шеи и слегка прикусывает ее, а его рука сжимает мою грудь и щиплет за сосок.

Удовольствие нарастает так быстро, что я задыхаюсь. Я теряю контроль, поднимаясь все выше, что у меня кружится голова. Я крепче обхватываю его ногами, пытаясь удержаться и найти опору. Мои руки сжимаются в кулаки, цепляясь за пустоту, а стоны становятся громче с каждым его толчком, достигающим самого дна.

Я хочу продлить наслаждение, насладиться им, но оно слишком интенсивное. Я слишком близка.

Оргазм накрывает меня, как молния — горячий и яркий.

— Нико! — кричу я, когда мое тело воспламеняется и разлетается на тысячи осколков блаженства.

Его рычание становится громче и зверинее, пока он не вонзается в меня так глубоко, что мне кажется, я чувствую его везде, и его член еще больше набухает. Затем он замирает, запрокидывая голову в момент кульминации. Его рев настолько дикий, что мои мышцы сжимаются вокруг его твердого члена.

Оправляясь от оргазма, он прислоняется лбом к моему, и мы молчим, лишь звуки нашего дыхания начинают замедляться.

— Утка тычется в мою ногу, — говорит он, наконец отстраняясь и глядя вниз.

Я смеюсь, следуя за его взглядом.

— Должно быть, ты ему нравишься. Он плохо разбирается в людях, если хочешь знать мое мнение, — подшучиваю я, пока Нико опускает мои ноги на пол.

Посмеиваясь, он поправляет мою юбку и бюстгальтер, затем нагибается, чтобы надеть туфлю, которая слетела с моей ноги.

С моей порванной рубашкой ничего не поделаешь, но он поднимает шпильку для волос, целует меня в висок, затем хватает меня за руку и ведет через приемную в кабинет.

С ногами, все еще дрожащими, я падаю в одно из кресел, пока Нико идет в соседнюю ванную, чтобы избавиться от презерватива.

Он возвращается и направляется прямо к моему дивану, разваливаясь на нем, и вертя прозрачную пластиковую шпильку в руках. Напряжение начинает возвращаться к его плечам, но я удивляюсь, когда он спрашивает.

— Как прошел твой день?

Вроде простой вопрос, но каким-то образом он кажется более интимным, чем секс, который у нас только что был.

Как первый оргазм, который он мне подарил.

Как та рука на моей спине на похоронах Рэйфа.

Как тот пластырь, который он наложил на мою ладонь в «Грязную ночь». Все те моменты, когда он откладывал свои чувства в сторону, чтобы позаботиться обо мне.

— Хорошо. Немного суматошное утро со случайной двойной записью, но в конце концов мы справились. — я сбрасываю туфли, чтобы ноги перестали дрожать, затем встаю, направляюсь к потайному шкафу у дальней стены и беру чемодан, спрятанный внутри.

— У тебя есть другие клиенты, которые связаны или могут быть связаны с преступным миром? — спрашивает Нико.

— Ты имеешь в виду таких, как ты? — я расстегиваю молнию на чемодане и роюсь в нем.

— Я не твой клиент, fiammetta⁵². Я извращенный ублюдок, который хочет тебя разрушить.

Подобное заявление должно меня пугать, учитывая, что я начинаю чувствовать к этому мужчине, но не пугает.

— Думаю, это лучше, чем извращенный ублюдок, который хочет меня убить.

— Чертовски верно, — отчеканивает он. Затем, словно только что заметив, что я делаю, он спрашивает.

— Ты держишь в офисе чемодан с одеждой? — он встает, когда я достаю свежую рубашку.

— Ага, — отвечаю я, стягивая порванную рубашку и надевая шелковую блузку через голову.

— Зачем? — спрашивает он, переместившись ближе и заглядывая в сумку.

— Для тех случаев, когда клиенты портят мою одежду во время секса, — говорю я с невозмутимым выражением лица.

Он бросает на меня раздраженный взгляд, нахмурив брови.

Я смеюсь.

— Дай угадаю, ты был девственником, пока мы той ночью не трахнули друг другу мозги?

— Дело не в этом, — огрызается Нико.

— А в чем тогда?

— Я никем не делюсь, Софи. Чтобы ты знала, я пристрелю любого, кто посмотрит на тебя неправильно, а тем более прикоснется. И, — он не отводит взгляд, — После этого я буду спать как младенец.

Я смеюсь, понимая, что его слова вызывают во мне теплые чувства, что говорит о том, что со мной явно что-то не так.

— Хорошо, ладно. И, кстати, я тоже не делюсь.

— Как ты думаешь, почему я прилетел из Лас-Вегаса прошлой ночью?

Внезапно его голубые глаза становятся слишком серьезными, слишком проницательными.

— Ты сделал это?

Он игнорирует мой вопрос.

— Ты все еще не объяснила, зачем тебе чемодан с одеждой.

Я объясняю, чувствуя себя немного смущенной.

— Это… аварийная сумка на случай, если мне нужно будет быстро уйти.

Он смотрит на меня, в его глазах крутятся колесики.

— Здесь ты указываешь на то, что красивые женщины в «новой жизни» не нуждаются в аварийных сумках? — спрашиваю я, немного съеживаясь, потому что он был бы прав.

Но он качает головой.

— Наоборот, Софи. Мне это в тебе нравится.

Я открываю рот, чтобы ответить, хотя не совсем уверена, что сказать, но он меня опережает.

— Так, что не так с Марией? — спрашивает он небрежно, падая в мое кресло. Он берет круглый хрустальный пресс-папье на моем столе и медленно поворачивает его.

— Мария? — переспрашиваю я, в замешательстве. — Я с ней не разговаривала, кроме того телефонного звонка, о котором ты уже знаешь.

— Я имею в виду, что с ней не так? Почему она приходила к тебе как к терапевту?

Мы перешли от эксклюзивного секса к аварийным сумкам и клиентам. Уверена, что у меня скоро будет нервное расстройство, учитывая склонность Нико перескакивать с одной темы на другую без предупреждения.

— Я не могу ответить на твой вопрос, — говорю я, потому что даже если это не связано с терапией, Мария держала свой диагноз в секрете всю жизнь. Не думаю, что она оценит, если я начну болтать об этом.

— Почему нет? — спрашивает он. — Ты же видела новости, да? Мария Риччи мертва.

Я закатываю глаза.

— Но я знаю, что она жива, Нико.

Он смотрит на меня несколько мгновений, затем кивает.

— Это мне тоже в тебе нравится.

Я поднимаю бровь.

— Моя спорящая сторона? Да, я слышала, моим поклонникам тоже нравится.

Он хватает мою руку и тянет меня к себе на колени.

— Твоя честность, — говорит он, проводя пальцами по моему лицу. Это прикосновение кажется не просто сексуальным, а интимным.

Я усмехаюсь, отмахиваясь от его слов и прикосновений одновременно.

— Я сплю с преступником после того, как решила избавиться от этого элемента в своей жизни. Не уверена, что моя честность сейчас что-то значит.

— Не согласен, — отвечает он. — Ты никогда по-настоящему не стремилась к этому. Только думала, что стремилась. — в подтверждение своих слов он тянет за мои длинные волосы.

Причина, по которой я не могла подстричься, та же самая, по которой я всегда ношу с собой нож с тех пор, как порвала с домом четыре года назад. Но я отказываюсь обдумывать эту причину.

— Мне нужна стрижка. — на этот раз настоящая, а не просто подравнивание кончиков.

— Тебе она была нужна еще два года назад, милая, — усмехается он, выглядя слишком самодовольно. Блеск в его глазах говорит мне, что он знает, почему я не трогала свои волосы.

Я закатываю глаза, пытаясь вернуться к обсуждаемой теме.

— Зачем ты вообще спрашиваешь про Марию?

Он пожимает плечами, откинувшись в моем кресле.

— Мария очень избирательна в том, кому доверяет, но она доверяет тебе. И похоже, что ты хорошо ее знаешь.

Что-то в его словах меня беспокоит, но я не могу понять, что именно. Нико, кажется, беспокоится о ней. Поэтому он напряжен?

— С Марией и Викторией все в порядке?

— Да, конечно, — отвечает он. Это не похоже на ложь, и его язык тела не говорит об обратном.

— Где она сейчас?

— Тебе не стоит спрашивать.

— Ух. — я закатываю глаза. Я никогда не пойму его одержимость секретностью, даже когда в этом явно нет необходимости. — Ты же понимаешь, что я могу спросить об этом у Марии, когда она снова позвонит.

— Ну, тогда спроси у нее, — отвечает он.

— Я спрашиваю тебя, Нико.

Он сужает взгляд и сжимает зубы, решая, стоит ли отвечать на мой вопрос. Это всего лишь вопрос, который ничего не должен значить для нас, но, как ни странно, это словно пересечение важной черты.

Наконец, Нико отвечает.

— Косумель, Мексика.

Я выдыхаю.

— Спасибо.

— За что? — ворчит он.

Я пожимаю плечами.

— За то, что доверяешь мне, полагаю. Это кажется мелочью, но я знаю, что для тебя это очень важно, Нико.

Он фыркает.

— Ты действительно так думаешь?

— Да.

— Ну, тогда тебе стоит встать на колени и поблагодарить меня как следует.

Мой взгляд встречается с его. Его глаза пылают, игривый блеск вернулся, но есть и что-то более темное. Вызов. Он хочет испытать меня, так же, как я испытала его только что.

Я поднимаю одну бровь.

— Не знаю, чувствую ли я такую благодарность.

Нико обхватывает мою челюсть рукой, поглаживая нижнюю губу большим пальцем.

— Тогда отсоси, потому что хочешь. Потому что тебе не нужна причина, чтобы сосать мой член и глотать каждую каплю спермы, которую я тебе дам, так ведь?

Я больна. Именно поэтому его слова заставляют мои соски напрячься до боли, а рот наполнится слюной, жаждущий его вкуса.

— Ты ненасытен, Нико. — я пытаюсь звучать неодобрительно, но получается лишь как бездыханный стон, потому что больше всего я хочу завершить начатое ранее.

Он улыбнулся дьявольской улыбкой.

— Это касается нас двоих, fiammetta. На колени.

Я соскальзываю с его бедер и опускаюсь на ковер, уже зная, что он доведет меня до предела, и не в силах поверить, как сильно я этого хочу, и как сильно стала влажной моя киска.

И я обнаруживаю, что оказалась права. Нико не только доводит меня до предела, но и показывает мне ту сторону, о которой я и не подозревала.

Держа мою голову неподвижной, Нико жестко трахает меня в рот. Мои глаза слезятся, рот открыт, но все равно каждый раз, когда он глубоко входит в меня, я давлюсь.

Действуя на чистом инстинкте, зная, насколько Нико нужен контроль, я убираю руки от основания его члена и пробираюсь под его рубашку и вокруг его талии, наслаждаясь ощущением его твердых мышц. Это безмолвный жест капитуляции перед Нико, знак доверия и разрешения делать все, что ему угодно.

Его пальцы сжимаются в моих волосах, и он задыхается.

— Buon Dio⁵³, Софи, что ты со мной делаешь?

Я могла бы спросить тебя о том же.

Нико не из тех, кто молчит во время секса, но на этот раз он необычно громкий. Будто хочет, чтобы я слышала, как хорошо у меня во рту. Его темное удовольствие, мучительные стоны и лихорадочные проклятия попадают прямо между бедер, словно горячие стрелы похоти, заставляя меня отчаянно нуждаться в освобождении. Его и моем.

Я убираю руку с его талии, чтобы запустить пальцы в свои влажные складки и потереть клитор, когда его стоны становятся дикими, а бедра начинают дрожать. И через несколько секунд, он уже на пределе. С криком он вгоняет свой член глубоко и начинает заливать мое горло своей спермой.

И ее очень много, учитывая, что мужчина кончил менее получаса назад.

Я вибрирую от безумного вожделения, не похожего ни на что, что я когда-либо испытывала. Я чувствую себя оголенным проводом, и, если Нико просто дунет на меня, я кончу. Не знаю, связано ли это с тем, что я впервые позволила мужчине кончить мне в рот, не говоря уже о том, чтобы наслаждаться его вкусом. Или, может быть, из-за его глаз, темных и обжигающих, которые смотрят на меня, наблюдая, как я глотаю его сперму.

— Bellissima⁵⁴, — хвалит он, его глаза полны интенсивной гордости, и уголок рта изогнут в мимолетной улыбке.

Я замечаю, что его эрекция никуда не делась, чему я чрезвычайно рада, потому что если он не выебет безумное пульсирующее желание из моей киски в следующую минуту, я, наверное, умру.

Когда он наклоняет меня над столом, я практически всхлипываю от облегчения.

— Я не буду медлить, Софи, — предупреждает Нико.

— Не смей! Трахни меня жестко! Сейчас же!

— Si, bella⁵⁵, — усмехается он, затем входит в меня с такой яростью, что я сразу же начинаю кричать. Он трахает меня до оргазма глубокими, мощными толчками и сразу же переходит к очередному. И он продолжает и продолжает, доводя меня до умопомрачительных высот наслаждения.

Это безумно жестко и невероятно грязно, и я уверена, что больше никогда не смогу смотреть на свой офисный стол как раньше, но это лучший секс в моей жизни. И что-то подсказывает мне, что я только начала раскрывать Нико.

Боже, помоги мне.

К тому времени, когда мы в конце концов погрузили Джорджа в его переноску и ушли, уже давно наступили сумерки. Я довольна, сонная, хриплая, с ноющей болью в киске. Он подвозит меня к дому, пообещав, что кто-то доставит мой Camaro на подъездную дорожку к утру.

— Нико, ты уверен, что с Марией и Викторией все в порядке? — спрашиваю я снова, прежде чем выйти из его джипа.

— Si⁵⁶, — отвечает Нико. — Насколько возможно для одинокой и недавно овдовевшей женщины.

Я киваю и целую его на прощание, желая, чтобы был какой-то способ помочь Марии. Я знаю, что предложение выбрать другого терапевта исключено, поскольку ее последнему едва удалось спастись.

Мария, вероятно, переживает начальные стадии горя, заключаю я, падая в кровать, слишком уставшая, чтобы сделать больше, чем просто снять каблуки.

Но если бы у меня было чутье, оно бы сработало прямо сейчас.

Глава 17

Нико

Я наклоняюсь и целую Софи в шею, пока покидаю ее тело. Она тяжело дышит, ее руки все еще прижаты к стене, тело блестящее и скользкое от горячей воды, льющейся на нас. Я уже подумываю о следующем раунде, когда она отталкивается от стены и разворачивается, мой член задевает ее бедро. Он все еще в латексе, кончик презерватива наполнен спермой.

— Нико, ты все еще тверд?

Голос у нее хриплый.

Я только пожимаю плечами.

— Потому что я еще не закончил с тобой, и то что ты так смотришь тоже не помогает.

— Из-за тебя я опоздаю на работу, и ты знаешь, что для моего клиента в понедельник утром нужно попотеть, чтобы его все устроило.

Я не знаю, кто, черт возьми, этот парень, но меня охватывает иррациональное чувство собственничества. Слова Софи, как руки массажиста, обладают уникальной способностью переходить от успокаивающей ласки к жесткому поколачиванию. Что-то мне подсказывает, что этот парень не заслуживает ласки.

— Похоже это какой-то сопливый и требовательный парень с Уолл-стрит.

— Нико Вителли!

Она огрызается, ее брови сдвинуты вместе в явном знаке неодобрения.

— Кроме того, ты очень сильно ошибаешься насчет него. Это доказывает, что нельзя думать стереотипно.

— Возьму на заметку. Но разве это иногда не истощает эмоционально?

Я думаю о своем собственном опыте общения с Марией. Я почти уверен, что у меня начали появляться седые волосы с тех пор, как она попала под мою защиту.

— Ходить по кругу может быть немного неприятно, но нет, я бы не назвала это истощением.

— Да, я забыл. Это твое игровое поле. В любом случае, увидимся сегодня вечером.

— Вообще-то, Нико, я могу выделить для тебя обеденное время.

Я выгибаю бровь.

— Да ужасно любезно с вашей стороны, доктор Келлан.

— Ну, ты давно не приходил на терапию, Дон Вителли, — невозмутимо говорит она. — Мы же не хотим, чтобы ты снова потерял рассудок.

— Абсолютно точно.

Моя улыбка носит дразнящий оттенок.

— Я часто теряю сознание, особенно от глубины вашей жадности к моему члену, доктор Келлан.

Она задыхается, румянец заливает ее щеки, что заставляет меня только усмехнуться.

— Ты такой подлый, — пытается она выразить возмущение, но ее смех взрывается, когда она падает на меня.

Звук уникального смеха Софи — то, как она хихикает — затрагивает что-то глубоко внутри меня, заставляя меня чувствовать себя почти сверхчеловеком, потому что я могу заставить ее по-настоящему смеяться. Это чувство быстро превращается в желание большего, жажду многих других звуков, которые может издавать только она. И поэтому это никогда не закончится.

За последние двадцать ночей восемнадцать были с Софи. Я все ждал, что восторг утихнет, влечение остынет, а странная связь между нами ослабнет. Это неустанное желание к ней, к ее телу и разуму только усилилось.

Я хочу большего, чем просто трахнуть ее. Я хочу удержать ее, защитить ее. Я просто хочу… большего с ней.

Когда наш смех постепенно утихает, она поднимает глаза и встречается с моими. В ее золотых радужках я замечаю проблеск вопроса — того самого, который замечал каждое утро.

— Что это, Нико? — наконец спрашивает она, ее голос мягкий, но в тоже время твердый, а пальцы скользят по моей груди.

— О чем ты?

Я тяну время, прекрасно зная, что она не готова к моей честности. Я никогда не уклонялся от неприятных истин, в отличие от Софи, которая предпочитает танцевать вокруг них. И правда в том, что это превращается в нечто большее, чем когда-либо предполагалось.

— Это просто секс, да? Случайная интрижка, — настаивает она, пытаясь внести ясность. — Ты можешь быть честным, Нико. Я могу справиться с этим. Я выросла среди всего этого.

— Тебе не кажется, что это временно?

— Ну, да… и нет. Это немного сбивает с толку, — признается она с ноткой уязвимости в голосе.

— Я просто хочу убедиться, что мы на одной волне.

— Что тебя смущает?

— Это похоже на бесконечную связь, а не на одну ночь. Мы разговариваем каждый день, ты здесь каждую ночь, но я держусь на расстоянии от твоей реальной жизни. Как будто я твой маленький грязный секрет. Я даже не знаю, где ты живешь — не то чтобы мне это действительно интересует, — быстро добавляет она.

— Мой маленький грязный секрет, — уголок моего рта приподнимается в ухмылке. — Мне нравится, как это звучит.

— Нико, я сейчас серьезно.

— Я тоже, Софи. Ты хочешь знать о моем мире, моем бизнесе, моей семье?

Она пожимает плечами.

— Не совсем, но учитывая, что ты постоянно втягиваешь меня в свои мысли, а в последнее время ты большую часть находишься внутри меня. Я считаю, что на данном этапе говорить «нет» немного излишне.

Я улыбаюсь ей.

— Мне очень даже нравится такой расклад.

Она фыркает и закатывает глаза:

— Конечно, тебе нравится.

— Хорошо, Софи, послушай. Дело в том, что если привести тебя в мой мир до того, как ты будешь готова, ты либо станешь моей сильнейшей силой, либо моей величайшей слабостью.

— Что ты имеешь в виду?

— Чего-то между не существует. Ты не можешь засунуть палец в пасть акуле и надеяться, что она его не откусит. Если я приведу тебя в свой мир, пути назад не будет.

— Что значит «пути назад не будет»?

— Софи, — начинаю я, в моем тоне безошибочно проскальзывает серьезность. — Каждый момент своей жизни я хожу с мишенью на спине. В ту секунду, когда ты войдешь в мой мир, эта мишень сразу перейдет и на тебя. Твоя жизнь изменится так, что ты можешь быть не готова. Если ты принимаешь меня, это значит, что ты переедешь ко мне. И выйти на улицу в одиночку не сможешь, только с телохранителем.

Дополнительная полицейская охрана, которую я организовал на этой улице, камеры, ночные патрули — это ничто. Ей понадобится гораздо больше, чем это.

— Ты также станешь объектом интенсивных спекуляций в средствах массовой информации и блогах, если они узнают о тебе.

Я вижу, как тень неуверенности мелькает в ее глазах, когда тяжесть моих слов оседает на нее.

— Ты прав, это слишком для меня. Но это временные трудности, не так ли? Пока мы… разбираемся в этой случайной интрижке?

Ее вопрос наполнен надеждой, которая меня озадачивает.

— Софи, тебя действительно это устраивает? Это разумный вариант, но это не то, что может удовлетворить любого из нас.

Она молча смотрит на меня, ее руки замирают на моей груди, прямо над тем местом, которое, как я думал, было пустой оболочкой.

— Я не знаю, — признается она.

Я смотрю на ее яркие золотые глаза, в которых вижу не только сексуальный блеск. Они источают мудрость, честность и заглядывают гораздо глубже, чем большинство людей.

— Я так не думаю. Ты хочешь меня, Софи, всего меня.

Я кладу руку на кафельную стену рядом с ее головой, запирая ее своим телом. Другая моя рука поднимает ее подбородок, следя за тем, чтобы ее взгляд не отрывался от меня.

— Ты хочешь, чтобы я отвез тебя к себе домой, fiammetta⁵⁷. Ты хочешь, чтобы я сделал тебя своей.

Ее рот приоткрывается в резком вдохе.

— Нико…

— Шшш, все в порядке. — мой голос — это шепот утешения. — Я хочу того же.

— Нико! Ты не можешь знать наверняка; не прошло и двух месяцев с нашей встречи.

Я вздыхаю, запрокидываю голову и смотрю в потолок в поисках нужных слов.

— Сколько времени тебе понадобится, чтобы наконец понять, что я не… я не смогу причинить тебе боли?

Она погружает зубы в опухшую от поцелуя нижнюю губу, обдумывая это, не обращая внимания на стрелу похоти, направленную прямо на мой член. Черт, я хочу ее рот. Сейчас.

— Думаю, я понимала это с того самого первого дня, когда ты приехал ко мне домой. Когда мы пошли на похороны Рэйфа.

Признается Софи.

— Что ж, я надеюсь, что ты тоже скоро со всем разберешься.

Осторожно освободив ее губу, я захватываю их в быстром и крепком поцелуе.

Когда она начинает растворяться во мне, на мгновение забывая о своей спешке на работу, я отстраняюсь, не обращая внимания на боль в яйцах.

— Я дам тебе принять душ, Софи.

Выйдя из душевой кабины, я беру презерватив и оставляю ее, зная, что, если я не уйду сейчас, она не только опоздает, но и охрипнет, и не сможет разговаривать со своими клиентами сегодня.

Обернувшись полотенцем, я направляюсь в спальню, чтобы вытереться и одеться. Я застегиваю брюки, когда мое внимание привлекает стук во входную дверь Софи. Поскольку душ все еще работает, я иду в коридор.

В памяти всплывает Гертруда Уиллоуби, сосед Софи, который дважды на прошлой неделе приходил сюда в надежде забрать Джорджа.

Но на другой стороне не кудрявый седовласый шестидесятипятилетний мужчина; это Данте.

Я распахиваю дверь:

— Какого черта ты здесь делаешь, Данте?

— Ты мне нужен, — заявляет он, хотя его небрежная поза не выдает никакой срочности.

Его плечи расслаблены, он вытягивает шею, пытаясь заглянуть внутрь.

— И ты не мог позвонить? — огрызаюсь я.

Он пожимает плечами, и на его лице расплывается глупая ухмылка.

— И упустить шанс мельком увидеть ведьму?

— Scusa⁵⁸? — говорю я, сжимая руки в кулаки. Что это, черт возьми, было?

Данте улыбается и снова пожимает плечами.

— Эй, ты снова и снова возвращаешься к одной и той же женщине? Я уверен, что без магии тут не обошлось, fratello⁵⁹.

Я криво улыбаюсь ему.

— Очень смешно.

— Нико? — зовет Софи, выходя из ванной.

Не оборачиваясь, я могу представить ее блестящее мокрое тело, завернутое в полотенце, которое едва прикрывает выпирающую грудь, доходящее до середины бедер.

— Ух ты! Теперь я понял, — говорит Данте себе под нос, и мне приходится бороться с желанием откинуть голову назад и ударить его — реакция, которая встревожила бы Софи, не привыкшая к нашей любви.

— Подбери слюни и засунь язык обратно в рот, Данте, — тихо предупреждаю я его, стиснув зубы.

С каких это пор мне не плевать, кто мельком увидел мою женщину?

Опять же, «моя женщина» это что-то новое в моей жизни. Раньше это всегда был случайный трах. Временное развлечение.

— О, привет, — раздается голос Софи, теперь уже ближе позади меня.

Она останавливается, заметив, кто стоит за дверью. К счастью, я заметил, что она завернута в халат, а не просто в полотенце.

— Buongiorno⁶⁰, синьорина, — говорит Данте, обращая свое внимание и обаяние на Софи.

Чертовски чудесно.

— Ты, должно быть, Данте, — делает вывод она, и ее улыбка становится теплее. Несмотря на то, что она никогда с ним не встречалась, сходство между нами безошибочное.

Он кивает, явно застигнутый врасплох.

— Нико рассказывал обо мне?

— Не совсем, — плавно возражает она с игривым блеском в глазах.

— Мужчины Вителли просто любят внезапно появляться у меня на пороге.

— Кажется, мы ничего не можем с собой поделать, — усмехается Данте, и мне действительно хочется ударить его, но я вижу, что он делает все возможное, чтобы не смотреть на ее декольте.

Софи смеется.

— Ну, эта встреча проходит достаточно гладко, моя первая встреча с твоим братом была хуже.

— Я более чем компенсирую недостаток обаяния моего брата. — затем психопат добавляет: — И я гораздо более безобиден.

— Ладно, хватит паясничать. Ты пришел сюда не просто так, Данте?

— Si⁶¹, — говорит он почти осторожно, плавно переводя взгляд с Софи на меня.

Софи закатывает глаза.

— Ну конечно. Я просто пойду на кухню и заткну уши пальцами. Этого достаточно, или мне стоит включить музыку?

Мы с Данте смеемся, но, когда она поворачивается, чтобы уйти, я хватаю ее за руку и оттягиваю назад, ровно настолько, чтобы поцеловать.

— Я на минутку, fiammetta, — говорю я и на этот раз не останавливаю ее, поскольку она направляется в спальню, а не на кухню.

И только когда она закрывает за собой дверь спальни, я понимаю, что наблюдал за ней все это время.

Господи, это выходит из-под контроля.

Я оборачиваюсь и вижу Данте, его лицо лишено юмора.

— Ты, блять, так влип, Дон Вителли, — размышляет Данте, качая головой. — Это невесело. И небезопасно. И не вовремя, учитывая Орландо Де Луку.

Я мог бы соврать, но какой в этом смысл?

— Расскажи мне об этом, — говорю я, качая головой, чтобы прояснить мысли. — Но это проблема для другого дня. Почему ты здесь, Данте?

В его улыбке почти зловещее ликование.

— Ты хотел знать, как только мы поймаем червяка. Мы это сделаем. Завтра вечером.

Я более чем уверен, что появление Данте у Софи было не просто передачей этого послания: примерно через двадцать минут у меня встреча с Капо. Он мог бы легко оповестить меня об этом там. Нет, Данте появился здесь, показывая мне, что мои действия становятся слишком предсказуемыми.

— Наконец-то, блять, — бормочу я с облегчением.

Если все пойдет хорошо, после завтрашней ночи мне не придется беспокоиться о том, что за мной последуют в район Софи и она станет мишенью.

Я направляюсь к своему мотоциклу, мой любимый вид транспорта в последнее время, когда я собираюсь к Софи, поскольку он гораздо менее приметен, чем другие мои машины, но останавливаюсь, когда Данте указывает на свой Escalade.

— Позволь мне отвезти тебя, fratello.

Я на грани отказа, желая свободы, которую предлагает мне байк, но в последнюю секунду сдаюсь, сажусь на переднее сидение его машины, и мы уезжаем.

Я рад видеть, что движение на дорогах необычно свободно для утра понедельника. Надеюсь, это поможет Софи приступить к работе вовремя.

На самом деле, возможно, стоит рассказать Софи небольшой секрет о моем инспекторе дорожной службы, которому я звоню, когда хочу, чтобы дороги были пусты. Это пригодится моей женщине, учитывая ее неспособность превышать скорость или проезжать на желтый свет.

— Итак, Данте, — начинаю я, думая, что сейчас самое подходящее время, чтобы сообщить ему эту новость. — Орландо Де Лука…

Данте перебивает:

— …любит свою дочь и чертовски разозлится, если ты так рано заведешь любовницу. Что ты планируешь делать?

— Я подумал, что ты бы мог взять на себя это бремя.

Данте на мгновение замирает, обдумывая.

— Полагаю, это могло бы сработать с новой стрижкой и контактными линзами. Хотя разница в размерах будет проблемой, Нико. Я значительно выше…

— На дюйм, ты, черт возьми, бобовый стебель.

Мы заливаемся смехом, пока Данте едет по шумным городским улицам к менее загруженному берегу реки.

— В любом случае, хорошая новость в том, что тебе в конце концов не понадобится ни стрижка, ни контактные линзы…

Я замолкаю, когда меня охватывает тревожное ощущение, поднимающее волосы на затылке дыбом и стирающее улыбку с моего лица.

Подсознательно я заметил их, но только сейчас меня осенило — мотоциклисты зигзагами движутся позади нас.

— У нас незваные гости, — объявляю я, и вес этих слов намекает на предстоящие неприятности.

Единственное признание Данте — это быстрый взгляд в зеркало заднего вида, его спокойствие опровергает серьезность ситуации.

— Сколько?

— Минимум полдюжины.

— Люди Романо?

— Кто еще, черт возьми, осмелится? Нужно избавиться от них.

— Замечательно. Именно то, что нам было нужно, — голос Данте полон сарказма, едва слышимый из-за рева двигателя, когда он ускоряется.

— Разве они не могли просто дождаться завтра и спокойно умереть? Зачем поднимать такой шум сегодня?

Когда мы приближаемся к светофору, я замечаю, что взгляд Данте прикован к восемнадцатиколесному автомобилю на перекрестке. Его намерение ясны — он собирается проскочить.

— Данте, — предупреждаю я, и в моем голосе чувствуется одновременно страх и предвкушение.

— Держись крепче! — кричит он за секунду до того, как сила ускорения прижимает меня назад.

Мир за окном сливается с визгом шин и протестующим гудком грузовика. Мы объезжаем грузовик, совершив душераздирающий маневр, который под контролем кого угодно, кроме Данте, скорее всего, закончился бы тем, что машина врезалась в грузовик.

— Ты псих, — говорю я, как только у меня перестает звенеть в ушах.

— Это не Lamborghini, это утяжеленная бронемашина! Я сказал, избавься от них, а не убивай нас!

На лице Данте самодовольная улыбка, которую в другой раз я сотру кулаком:

— Пожалуйста.

— Винтовка? — спрашиваю я, вместо этого.

— На полу, на задних сидениях. Глок в бардачке.

Вооружаясь, я замечаю вновь появляющихся преследователей, все шестеро. Тем не менее, их построение странное — они расставлены веером, как будто скорее сопровождают, чем преследуют. Второй раз за сегодня я чувствую, что что-то не так.

— Что, я слишком быстр для вас, ублюдки? — насмехается Данте, глядя на них через зеркало заднего вида.

— Наверное, от них легко избавиться.

Я замираю, собираясь сказать ему, чтобы он сбавил скорость, когда в четырехстах ярдах впереди виднеется баррикада.

Четыре фургона припаркованы вплотную друг к другу, а расстояние между ними в середине составляет почти два фута. Это кажется смехотворно недостаточным, чтобы сдержать такую быструю, тяжелую, бронированную машину, как эта, и именно это вызывает у меня волну тревоги.

— Что это за хуйня. Похоже, у Романо кончились мозги, — размышляет Данте, в его тоне сквозит презрение.

— Даже самокат справится с этим.

— Ты прав.

Есть вероятность, что это ловушка. Бомба в худшем случае. Escalade должен в определенной степени противостоять бомбам. Мы могли бы рискнуть.

Неожиданная мысль мелькает в моей голове. Лицо Софи. Ее глаза, ее сообразительность и язвительный рот. Я нужен ей живым и невредимым. Вот почему я не могу так рисковать.

— Разворачивайся. Сейчас же.

Я хватаю винтовку.

— Нико, перестрелка средь бела дня в центре Чикаго…

Я прервал его:

— Лучшее, чем гребаная бомба.

Без дальнейших споров Данте дергает руль, и шины машины громко визжат.

Я приоткрываю окно рядом со мной ровно настолько, чтобы обеспечить четкий прицел. Моя первая пуля сбивает гонщика с ног, его мотоцикл выходит из-под контроля.

Поняв, что игра меняется, они разбегаются, становясь проворнее и непредсказуемее, отвечая градом пуль, нацеленных на наши шины. Данте уклоняется от натиска, но его голос звучит низко и напряженно.

— Мы не можем так продолжать, fratello.

Он кивает на другие машины, которые начали останавливаться, и на вездесущие уличные камеры.

— Нижний, Нижний Вейкер, — предлагаю я, имея в виду сеть подземных дорог, когда среди хаоса формируется план.

Данте понимающе кивает и мчится по улицам, пока мы не спускаемся в темную часть города. Все резко меняется, и нас окутывает темнота подземной улицы. Рычание двигателя Escalade усиливается, отскакивая от бетона, словно зверь, ревущий в своем логове.

Наши преследователи следуют за нами во тьму, их фары прорезают тень, как прожекторы. Но в этом подземном лабиринте вождение Данте становится хищным, его знание местности дает нам преимущество.

Агрессивная езда Данте вынуждает двух байкеров врезаться в бетонные стены, в то время как я уверенно прицеливаюсь в еще одну пару. Последний оказывается самым выносливым: ему даже удается задеть одну из наших шин.

— Figlio di puttana!⁶² — ругается Данте, вне себя от злости, когда лопается вторая шина.

Без предупреждения он резко нажимает на тормоз, выполняя экстренную остановку, которая может навредить даже слону, а затем распахивает дверь. Застигнутый врасплох байкер врезается в бок автомобиля. От удара водитель падает, и дверь срывается с петель.

Данте хватает свой М-16, выходит из машины и заканчивает работу. Он возвращается, выражение его лица такое же дикое, как и всегда.

— Теперь ты доволен? — спрашиваю я, глядя на отсутствие дверей в его Escalade.

— Он был засранцем. И что, черт возьми, я должен был делать? Позволить ему продырявить все мои шины?

Ответ Данте резок, пронизан раздражением.

— Ну в этом определенно есть смысл, не так ли?

Я потираю шею, уже опасаясь неизбежного напряжения.

— Однако я должен сказать, что это была чертовски смертельная поездка.

— Пожалуйста, — отвечает Данте, на его губах играет ухмылка, отражающая мою собственную.

— Ну, тогда это конец. Давай убираться отсюда.

Последнее, что нам нужно, это еще «сопровождающие», когда мы у нас одна дверь и две спущенными шины.

Эта засада, наглое покушение на мою жизнь расставляет все по своим местам. Любые сомнения по поводу отношений с Романо и его повстанцами улетучиваются; здесь нет места милосердию. Он умрет завтра, или, в конце концов, умру я.

Мы вырвались в яркую, мирную суету Лейк-Шор-Драйв, контрастирующую с кровавой бойней, которую оставили позади.

— Я должен был знать, что Романо попытается сделать что-то подобное, — говорю я, адреналин погони теперь уступает место холодному гневу.

— Он должен знать, что его дни сочтены и ему никуда не деться.

Данте мрачно кивает, снова глядя на дорогу.

— Отчаяние приводит к ошибкам. Очень скоро он заплатит за это.

Прибыв на место, мы видим оставшихся Капо, стоящих снаружи склада из белого кирпича, вместо того, чтобы ждать внутри. Их тревога ощутима по вытянутым лицам и шагам Сальваторе. Мы опоздали более чем на пятнадцать минут, что для нас нехарактерно.

Их беспокойство переходит в ужас, как только они видят состояние Escalade. Они одновременно достают оружие, готовясь к худшему.

— Спокойно, ребята, все хорошо, — мой голос прорезает напряжение, когда я вылезаю из машины. — Верно, Данте? — говорю я с беспечностью, которая противоречит утренним событиям.

Данте выскальзывает, затем кивает на свою истерзанную войной машину — лоскутное одеяло из пулевых отверстий, треснутого стекла и искореженного металла, не говоря уже о гордо отсутствующей двери.

— Si, по дороге сюда произошло маленькое недопонимание. Боюсь, я тоже устроил небольшой беспорядок.

Он указывает на свой мобильный телефон.

— Сейчас я вызову бригаду по уборке.

Шок Капо сменяется неохотным весельем, и их оружие опускается, когда они в полной мере осознают, что такое «маленькое недопонимание».

— Нам не стоит находиться здесь — во всяком случае, учитывая утреннее происшествие, нависшее над городом, — объявляю я, быстро разгоняя людей.

— Займитесь делами, а затем немного отдохните. Мы встретимся все в особняке сегодня вечером в десять. Я ожидаю, что каждый будет в отличном расположение духа. И во избежание сомнений, ничего не изменилось. Завтра вечером для Романо взойдет кровавая луна.