Смертельный ход

Глава вторая

Его звали Римо. Спортзал, где он находился, был погружен во тьму, если не считать тончайших лучиков света, проникавших сквозь закрашенные черной краской высокие, от пола до потолка, окна. Когда рабочие нанесли на стекла первый слой этой быстровысыхающей краски, она моментально покрылась пузырьками, немедленно лопнувшими. Через эти микроотверстия и проникали лучики. Впрочем, светлее от этого в спортзале не становилось.

Зал этот, бывшая арена одного из любительских бейсбольных клубов Сан-Франциско, был спроектирован и построен с таким расчетом, чтобы во второй половине дня его заливали лучи склоняющегося над Тихим океаном солнца. Поэтому владелец зала не скрывал своего удивления, когда новый арендатор поставил непременное условие: затемнить все окна. Второе условие тоже показалось владельцу не совсем обычным: не совать в спортзал нос, когда там будут проходить занятия. Но предложенная сумма моментально рассеяла и удивление, и сомнения хозяина. Окна были закрашены уже на следующий день, а сам он заявил: Я соваться не буду, особенно при такой плате. Да и чем незаконным можно заниматься в спортзале? Хе-хе!

Но однажды он все-таки спрятался на небольшом балкончике в зале и стал ждать. Открылась и закрылась дверь. Кто-то вошел. Через час дверь снова открылась и закрылась. Кто-то вышел. Странным было то, что владелец зала в течение часа, как ни старался, не услышал ни звука. Ни скрипа досок пола, ни дыхания, ничего, кроме стука собственного сердца, и звука дважды открывшейся и закрывшейся двери. Странно, поскольку зал был естественным усилителем звука, местом, где не существовало такой вещи, как шепот.

Человек по имени Римо сразу понял, что наверху кто-то сидит, поскольку в тот день он активно работал над слухом и зрением. Обычно для такого рода тренировок подходили звуки, издаваемые водопроводными трубами или насекомыми. В тот день с балкончика доносилось тяжелое неровное дыхание – похрапывающие звуки, какие издают толстяки в процессе ввода в организм кислорода. Так что в тот день Римо смог поработать заодно и над бесшумным передвижением в темноте. Все равно это был день спада, разделяющий бесчисленные периоды состояния повышенной готовности.

Но сегодня был день пикового физического состояния, и Римо тщательно запер все двери, ведущие в зал, и дверь на балкон. Уже три месяца он находился в готовности номер один, с того самого часа, когда в его гостиничный номер доставили пакет с материалами исследований. Никаких инструкций. Только пакет. На этот раз – Брюстер-Форум, что-то вроде «мозгового центра». Там назревали какие-то неприятности. Но до сих пор Римо так и не получил ни дополнительной информации, ни распоряжений.

Римо начинало казаться, что там, наверху, начальство не полностью контролирует ситуацию. Вся его подготовка, все, чему его учили, все говорило о том, что нельзя из недели в неделю быть в состоянии полной готовности. Идти к нему надо постепенно, его планируют заранее: чтобы достичь пика, нужно очень много работать. Если его поддерживать в течение многих дней кряду, то уровень физической активности начинает снижаться.

Уже три месяца Римо находился в стадии высшей готовности, а посему его глаза уже не так быстро адаптировались к темноте спортзала. Пока это происходило быстрее, чем у обычного человека, и легче, чем у тех, кто от природы хорошо видит в темноте. Но Римо чувствовал, что он не в той форме, в которой по идее должен быть, в которой его учили быть.

В спортзале неистребимо воняло грязными носками. У сухого воздуха был привкус старых словарей, давным-давно валяющихся на чердаке. Пылинки плясали в тонких лучиках солнечного света, проникавших сквозь дырочки в черной краске оконных стекол. Из дальнего угла, где с потолка свисали подгнившие гимнастические канаты, доносилось жужжание мухи.

Римо равномерно дышал, расслабляя саму суть своего существа, чтобы снизить частоту пульса и распространить по всему телу то, что, как он знал по опыту, является состоянием внутреннего покоя. Того покоя, о котором европейцы и, особенно, американцы европейского происхождения давно позабыли, а может быть – никогда его и не знали. Из такого покоя и проистекает сила и мощь человека – те качества, которые он постепенно отдавал на откуп машинам, делающим все быстрее и лучше. Машины довели живущего в индустриальном обществе до такого состояния, что он уже не мог использовать больше семи процентов своих физических возможностей, тогда как при более примитивных формах общественного устройства этот показатель достигает девяти.

В состоянии повышенной готовности Римо, официально казненный восемь лет назад на электрическом стуле за преступление, которого не совершал, и возрожденный для работы на официально несуществующую организацию, мог использовать до половины потенциальных возможностей своего организма.

Точнее – от сорока пяти до сорока восьми процентов, что его учитель-кореец называл «моментом скорее темноты, нежели просветления». На языке сидящего наверху начальства эта поэтическая фраза звучала по-другому: «Максимальная оперативная эффективность – 46,5 плюс-минус 1.5%».

Римо ощущал, что изо дня в день, по мере того, как снижался уровень его готовности, все гуще и гуще становилась темнота спортзала. Смех, да и только! Столько усилий, столько денег потрачено, столько преодолено препятствий еще в период становления организации, а теперь эти двое там, наверху, единственные официальные лица, знающие чем они занимаются на самом деле, быстрыми темпами ведут его к деградации. Гораздо быстрее, чем, например, водка или пиво, но совсем не так приятно.

Организация называлась КЮРЕ. Ее не было в правительственном бюджете, о ней не упоминалось в официальных отчетах. Просто сдающий полномочия президент устно уведомлял о ее существовании своего преемника.

Уходящий президент показал телефон повышенной секретности, по которому можно связаться с руководителем КЮРЕ, а потом, когда они сидели на заднем сидении лимузина, направляющегося на процедуру торжественного введения в должность, и раздавали улыбки окружающим, доверительно сказал:

– Слушайте, вы особо не переживайте насчет той группы, о которой я вам вчера рассказал. Они все делают втихую, и только двое знают, чем на самом деле занимаются.

Ничего особенного и не происходит. Просто время от времени очередной падкий на деньги прокурор попадает на крючок журналистам, случайно получившим на него компромат. Или во время судебного разбирательства появляются новые улики, и судья доводит до конца процесс, застрявший было на месте. Или кто-то, от кого этого меньше всего ожидали, по собственной инициативе дает важные свидетельские показания, крайне необходимые обвинению. В общем, это только слабый катализатор, позволяющий закону делать свое дело чуть быстрее и чуть эффективнее.

– Не нравится мне это, – тихо ответил вновь избранный президент, сверкая в толпу своей знаменитой пластиковой улыбкой. – Если народ узнает, что правительство нарушает тот самый акт, на основании которого оно и существует, останется только признать, что наша форма управления государством недейственна.

– Ну, в таком разе я ничего не говорил. А вы ничего не слышали.

– Конечно, нет.

– Так в чем проблема?

– Просто мне это не нравится, и все. Как можно остановить эту штуку?

– Один телефонный звонок, и они уходят в тень.

– Я так понимаю, что этот звонок включит механизм их уничтожения.

– Думаю, что так. У них в этой штуке больше предохранительных клапанов, чем в самогонном аппарате. Есть только два варианта: оставить их в покое или закрыть. И это все.

– Но вы говорили, что в принципе я могу обратиться к ним и предложить заняться тем или иным делом?

– Ага. Но у них и так дел сверх головы. Да и берутся они только за то, что угрожает Конституции, или не может быть выполнено никем другим. Иногда очень забавно угадывать, в чем они задействованы, а в чем – нет. Через некоторое время вы такое гадание освоите.

– Вчера ночью мне пришло в голову: а что, если руководитель этой группы решит захватить власть в стране?

– В вашем распоряжении всегда есть телефон.

– А если он задумает убийство президента?

– Только вы и никто другой можете дать добро на подключение специального человека, который должен будет это сделать. Это тот самый «второй», что в курсе дел. Он – единственный исполнитель. Только один человек. В этом-то и страховка. Черт, я понимаю ваше состояние! Посмотрели бы вы на мою физиономию, когда мне нанес визит руководитель этой группы. Я ведь был вице-президентом, президент мне ничего не рассказывал, а потом его застрелили. Вот и вы не станете ничего рассказывать об этом вашему вице-президенту.

Он повернулся к толпе, улыбнулся и добавил:

– Особенно вашему!

Криво улыбнувшись, он благосклонно кивнул толпе. Рядом с машиной пыхтели телохранители из секретной службы.

– Прошлой ночью я задумался над тем, что будет, если глава этой группы внезапно умрет?

– Понятия не имею, – ответил техасец.

– Честно говоря… все это меня несколько тревожит, – сказал вновь избранный президент и, подняв брови, вздернул голову и помахал рукой, будто увидел в толпе знакомое лицо. – С тех пор, как вы мне об этом рассказали, я места себе не нахожу.

– Можете в любое время положить этому конец, – сказал техасец.

– Этот их единственный исполнитель, должно быть, настоящий профессионал. Я имею в виду того, кто ходит на задания.

– Не знаю, но, судя по тому, что рассказал мне тогда его начальник, он занимается вовсе не упаковкой мусора.

– Говорю вам: мне это не нравится.

– Мы вас на это место не приглашали, – с улыбкой ответил техасец.

И вот Римо Уильямс стоял в спортзале, ощущая, как постепенно ухудшается его форма. Он глубоко вздохнул, неуловимым движением скользнул вверх сквозь темноту и оказался на балконе. На нем были черные теннисные туфли, чтобы не видеть своих ступней, и черная майка. Белизна в темноте может отвлечь и нарушить равновесие тела. Черные шорты. Ночь, движущаяся в ночи.

С окружающих балкон перил он перебрался на верхний край баскетбольного щита. Тщательно уселся. Правая рука держится между ног за край щита, ноги охватили основание кольца. «Как забавно, – подумал он. – В двадцать лет, когда я служил в полиции, то, пробежав один квартал, начинал задыхаться. К тридцати годам пришлось бы перебираться на сидячую должность, чтобы не хватил инфаркт. А хорошо тогда было! Свободен от службы – заходи в любой бар, какой пожелаешь. Захочешь – съешь пиццу на ужин. Представится случай – переспишь с кем-нибудь.»

Так шли дела, пока он был жив. Не существовало таких вещей, как пик физической готовности – на одном рисе и рыбе, с полным воздержанием. В принципе вовсе необязательно так уж строго соблюдать режим. Над этим он часто раздумывал. Можно неплохо сработать и в полсилы. Но мудрый учитель-кореец говорил, что ухудшение физической формы подобно катящемуся с горы камню: начинается легко, а остановить его трудно. А коли Римо Уильямс не сможет остановиться, то очень скоро станет стопроцентным мертвецом.

Он поставил ноги на край кольца, стараясь ощутить его контакт со щитом. Если ты знаком с ощущением предметов, чувствуешь их массу, движение и энергию, то можешь использовать их себе на пользу. В этом весь секрет. Не противиться силе. Это, кстати, лучший способ побеждать людей, когда возникает необходимость.

Римо встал на кольцо и привел равновесие тела в соответствие с предполагаемым расстоянием до пола. Нужно бы изменить высоту прыжка. Если время от времени этого не делать, то мышцы запоминают движения и начинают действовать механически, вместо того, чтобы руководствоваться балансом и расчетом. Когда он только начинал осваивать это упражнение, пришлось в течение полутора суток наблюдать за движениями кошки при падении. Ему было приказано стать кошкой. Он ответил, что предпочел бы стать кроликом, так как они чаще совокупляются. И сколько еще будут продолжаться эти идиотские тренировки?

– До самой смерти, – последовал ответ.

– Значит, еще лет пятьдесят.

– Или пятьдесят секунд, если сейчас не освоишь хорошенько это упражнение, – сказал кореец-инструктор. – Следи за кошкой.

Римо стал наблюдать за кошкой, и в какой-то момент ему показалось, что он действительно может в нее превратиться.

Тут Римо позволил себе небольшую шутку, знаменующую начало упражнения.

– Мяу! – раздалось в темной тишине спортзала.

Выпрямившись, он встал на кольце во весь рост. Тело начало падать вперед, но ноги еще не оторвались от кольца. Доля секунды – и Римо полетел головой вниз. Так падает в темное море черный кинжал.

Волосы коснулись пола и словно включили механизм переворота: сумеречные очертания спортзала с космической скоростью развернулись в пространстве, ноги молниеносно очертили в воздухе окружность и плотно влепились в деревянный пол.

Бац! Звук эхом прокатился по залу. Римо выжидал до самого последнего момента, пока его волосы не коснулись пола, а затем предоставил действовать мышцам, подобным мышцам кошки, которая умеет при падении извернуться в воздухе и приземлиться на лапы. Тело способно на такое только в том случае, если тренированный мозг может вобрать в себя возможности другого животного.

Римо Уильямс слышал звук удара теннисных туфель об пол. Теперь ему было не до мяуканья.

– Вот черт, – пробормотал он себе под нос. – В следующий раз так можно и шею сломать Этот придурок доконает меня максимальной готовностью, будь она проклята!

И он опять забрался на балкон, с него – на баскетбольный щит; надо повторить упражнение, чтобы туфли коснулись пола абсолютно беззвучно.