Смертельный ход

Глава двадцатая

Нильс Брюстер был мокр от пота. Прическа «перекати-поле» слиплась. Руки дрожали, рот дергался, извергая громкие вопли. Он остановил Римо около коттеджа Деборы на усыпанной гравием дороге. Солнце поднималось к полудню. Для Римо это был день свободным от максимальной готовности, день отдыха.

– О-о-о-ох! О-о-х. О-х-о, – произнес ведущий авторитет в области изучения движущих сил враждебности человека, ученый, чьи труды многие расценивали как руководство по массовому уничтожению. – А-ах… а-ах… а-ах, – добавил он и рухнул к ногам Римо.

Так, паника. Римо опустился перед ним на колени, ожидая, когда Брюстер придет в себя. Опасности шока, кажется, не было.

Брюстер открыл глаза.

– Рэтчетт… О-о-о! А-а-а! О…

Успокаивать его не имело смысла.

Только идиоты успокаивают паникующего. По его мнению, это означает, что ты не осознал серьезность ситуации. То, что от паники положение не улучшится, не имеет значения. Человек хочет сообщить нечто столь ужасающее, что теряет дар речи. Ты сохранил самообладание, а он свое потерял, следовательно, считает паникер, ему не удалось тебя убедить. Он старается еще усерднее, и еще менее успешно.

Поэтому Римо поступил как полагалось, хотя ему было неприятно, что Дебора может увидеть его из окна. Он завопил, вторя отчаянным воплям Брюстера:

– О-о-о! А-а-а! О…

Чтобы привести Брюстера в нормальное состояние и вернуть ему дар членораздельной речи, Римо присоединился к истерике.

– Рэтчетт, – с усилием выдохнул Римо.

– Рэтчетт, – с усилием выдохнул Брюстер. – Мертв!

– Рэтчетт мертв, – простонал Римо.

– Рэтчетт убит. Кровь!

– Рэтчетта убили. Море крови.

Брюстер кивнул и сказал:

– Я пошел к нему. В его особое место. Он был мертв. Кровь и вода. Он был мертв. Вы…

– Я.

– Да. Сделайте что-нибудь.

– Хорошо. Сделаю.

– Стены. Заборы. Пулеметы! Помогите!

– Да, да. Конечно. Помогу. Пулеметы! Заборы! Стены.

– Да. Расправьтесь с убийцами. Прикончите их. Убейте! Уничтожьте! Разбомбите!

– Да.

– Но не сообщайте в полицию.

– Нет, нет. Конечно нет.

– Хорошо, – сказал Нильс Брюстер. Он поднялся на ноги со все еще диковатым взором. – Пойдемте.

Они шли по мостику через ручей. Брюстер нетвердо держался на ногах, так что Римо приходилось его поддерживать.

– Это его дом? – спросил Римо, глядя на большое белое яйцо с окнами.

Брюстер кивнул и сказал:

– Утром я его не видел, хотя у нас была назначена встреча на девять часов, а он всегда пунктуален. Я хотел объяснить, что его гипноз зашел слишком далеко, и что лучше поискать другие формы художественного самовыражения. Но он не появился и к телефону не подходил. И я пришел сюда. У него есть особая комната, это, скорее всего, подсознательное воплощение его представлений о матке. Он находился внутри, а дверь была заперта снаружи.

Они приближались к дому, из которого солнце, казалось, собиралось приготовить яичный салат.

– Мне дом нравится, – сказал Римо.

– Он никому не нравится.

– А мне нравится. Чертовски интересная идея.

– Гротеск, – сказал Брюстер.

– Это ваше мнение.

– Так думают все в Брюстер-Форуме.

– Нет, не все.

– Нет? Кому же он нравится?

– Мне.

– А, вам… Я говорил обо всех.

– Я тоже некто, не пустое место.

– Вы отвечаете за безопасность.

– Но я человек.

– Да. Хорошо, будь по-вашему. Он там. Я ни к чему не прикасался. – Брюстер остановился у входа. Дверь была приоткрыта.

– При виде Рэтчетта трудно не впасть в панику, – сказал Брюстер. – Вы не заметили, конечно, но я чуть было не сорвался. К счастью, у меня невероятное самообладание. Но я был на грани.

– Хорошо, – мягко сказал Римо. Как большинство жертв паники, Брюстер не помнил своих поступков. Он не вспомнит, что терял сознание. – Оставайтесь здесь, Нильс.

– Называйте меня доктор Брюстер. – Все еще дрожа, Брюстер прислонился к дверному косяку. – Мы попали в переплет, но я не из тех, кто легко теряет голову.

– Да, доктор Брюстер, – сказал Римо.

– Называйте меня Нильс, – ответил Брюстер.

Римо ободряюще улыбнулся и вошел в гостиную. За камином – вход в особую комнату. Там и лежало голое тело Рэтчетта, наполовину покрытое розовой смесью крови и воды. На лице застыла гримаса ужаса. Стараясь не запачкаться, Римо перевернул тело. Ага, вот как они с ним поступили! Значит, началась охота на ученых и, чтобы их защитить, придется, возможно, их уничтожить. Если он вызовет полицию, то служба молитв по телефону в следующий раз даст ему послушать Второзаконие. Римо аккуратно шагнул назад и снял трубку телефона. Телефон не был защищен от подслушивания. Но Римо и не собирался звонить по делам.

Он позвонил в справочную, узнал номер доктора Хиршблум и набрал его. Послышались длинные гудки. Гудки. Гудки. Ничего не видя, Римо глядел в потолок, потом уставился в пол, нетерпеливо насвистывая. В трубке раздавались гудки.

– Дерьмо, – выругался он, бросив трубку, и вышел на улицу.

– Ужасно, правда? – сказал Брюстер.

– Что? – спросил Римо, чья голова все еще была занята гудками в телефонной трубке.

– Вы неважно выглядите.

– Да, конечно. Жуткая картина. Ужасно.

– Знай вы о насилии и жестокости, о их движущих силах и динамике, заключенных в человеческом существе, вам было бы гораздо легче.

– Наверное, – сказал Римо.

Черт побери, ее нет дома. А у него свободный день. И он планировал провести его с ней. Весь день и всю ночь. Но ее нет дома.

Доктор Брюстер порылся в кармане и достал трубку и начатую пачку табаку.

– Как это все, черт побери, произошло? – произнес он, глядя на надорванную пачку, как будто она была во всем виновата, и раскурил трубку. – Насилие – странная штука, – продолжал Брюстер, мечтательно вглядываясь в табачный дым. – Многие так и не могут научиться воспринимать его как неотъемлемую часть бытия.

«Она должна быть дома, – думал Римо. – А, может, куда-нибудь вышла? Может, она просто шутит? Играет в игры. Или передумала. Стерва. Маленькая израильская стерва передумала.»

Они вернулись в центр форума, где ученые были заняты беседами, размышлениями, разъяснениями, предсказаниями, рассматривая в интеллектуальной перспективе элементы жизни и смерти. А Римо Уильямс обдумывал, как поступить. Если она хотела заставить его ждать, помучить, он будет очень спокоен. Скажет, что не обратил внимания на время. Она опоздала? Не заметил. А что, если самому куда-нибудь запропаститься и тоже опоздать? Нет. Он ее встретит и скажет, что она просто девчонка.

– Понимаете, – объяснял Брюстер, – хотя вы и полицейский, но не до конца осознаете, что насилие – неотъемлемая часть жизни. Вам трудно воспринять очевидный факт, что человек по сути своей – убийца, и для него лучшая игрушка – другой человек. Он хищник. Только в конце своей эволюции он стал травоядным. В глухих, отсталых уголках Америки реакцией на насилие становится его идеализация. Что на самом деле не так уж плохо. Насилие – здоровое человеческое свойство. Жизненно необходимое.

Может обругать ее, повернуться и уйти? А если она в ответ засмеется? Или, что еще хуже, обидится? Тогда он извинится и обнимет ее, решил Римо. Но если она сильно обидится, то может не простить. Нет, Дебора не такая. Она рассмеется. Тогда и он рассмеется тоже. И все будет в порядке.

– Я знаю, что это сложно, сынок, но, как я однажды объяснял какому-то генералу… нет, конгрессмену, кажется, – в общем кому-то… Я сказал, что такие, как вы – полицейские – менее других способны справиться с насилием. Вы втягиваетесь в него, оно становится вашей профессией. Вы знаете, что именно поэтому нас и финансируют?

– Что? – сказал Римо.

– Так мы и добились финансирования, сынок, – объяснял доктор Брюстер. – Используем чужие мечты, опасения или страхи. Что придется.

– О чем вы? – переспросил Римо. – Я что-то не пойму.

– О финансировании. Чтобы получить средства, нужно сперва определить, чем хочешь заниматься, а потом добавить то, что интересует правительство. Как, например, наши исследования о выживании человека в боевых условиях.

– Да?

– За этот счет оплачивались эксперименты Шултера с животными и этнологические исследования Бойля.

– Понятно, – сказал Римо. – А ваш план покорения мира? – Он произнес эту фразу самым будничным тоном.

– Это принесло нам площадку для гольфа, новый конференц-зал и почтя пять лет на то, чтобы заниматься тем, что нам интересно. Не знаю, что это я разоткровенничался? Я вам доверяю. В людях я разбираюсь.

«Как и большинство людей, – подумал Римо, – Брюстер плохо разбирается в самом себе. Он мне доверяет, потому что чувствует себя в безопасности.» Он, очевидно, принял молчание Римо, поглощенного мыслями о Деборе, за шок от убийства Рэтчетта и поэтому не ощущает угрозы.

– А план покорения мира существует?

– Да, конечно. Можно покорить мир, если в вашем распоряжении пятьдесят тысяч человек. Если, разумеется, мир не будет против. Ха-ха. Понимаете, если покоряемые не будут сопротивляться. Мы, конечно, не собираемся распространяться об этом в отчетах по меньшей мере года три, пока не найдем другой источник финансирования. Так что, пока вы у нас, можете три года работать спокойно.

«Значит, все-таки это надувательство, – думал Римо. – Правительственные субсидии, секретность, работа КЮРЕ, гибель Маккарти, Хокинса и Рэтчетта – все для того, чтобы безобидные придурки вычисляли дни подъема и спада, накачивали наркотиками носорогов и замедляли пульс. Чертова липа!»

– А Дебора тоже принимала в этом участие?

– Называйте ее доктор Хиршблум. Я-то не против, но вы знаете этих медиков. Нет, ее как раз этот план меньше всего занимал. А в последнее время, похоже, ее перестало интересовать все, кроме шахмат. Острый ум. Но, к сожалению, весьма непродуктивный.

– Ага, – сказал Римо и вдруг заметил, что шагает своей старой походкой, походкой юности и ранней зрелости. Состояние максимальной готовности резко спадало. По несколько раз в день он в мыслях возвращался в маленькую комнату, где ждал Чиун, но эффект с каждым разом становился все слабее и слабее. Жизненные силы убывали.

Брюстер продолжал распространяться о плане покорения мира. Его, конечно, вполне удастся осуществить, если повысить степень использования каждым солдатом своих физических возможностей до двадцати процентов. Разве Римо не впечатляет, что среднестатистический человек использует менее десяти процентов? Но никому еще, говорил Брюстер, не удавалось достичь показателя в двадцать процентов. Он не уверен даже, что нормальный человек сможет такое выдержать. Так что Форум в некотором роде даст соответствующую затратам отдачу. План гениальный, хотя невыполнимый. Генералы от таких вещей приходят в восторг.

Римо постарался сконцентрироваться на комнате-убежище, но тротуар по-прежнему жестко стучал по каблукам. Он глубоко вздохнул, загоняя кислород в самую глубь, до паха, но слабость в ногах не проходила. Римо подумал о Деборе и на секунду оживился: ее не интересовала работа Брюстер-Форума, поскольку она и не собиралась работать на Форум.

Конечно, она – агент. Отсюда и ее самообладание тогда, когда она его еще не знала и опасалась. Она готова была полюбить его. Враждебность, разделявшая их, рухнула, и оба почувствовали первые проблески духовной близости. Вот почему вчера вечером было так хорошо.

А ключ ко всему – Конн Макклири. Израильтяне не дали Конну начать священную войну против арабов, после того, как те разбомбили его самогонный аппарат, по вполне естественной причине: Макклири находился в Израиле не для борьбы с арабами, и даже не для подготовки израильтян к войне с агрессором.

Конн Макклири, мастер индивидуального боя, готовил людей к борьбе с другим противником. Поэтому он был добровольцем. Поэтому Дебора скрыла название деревни, поэтому близкое присутствие арабов не мешало.

Деревенька была первым пунктом подготовки агентов для выслеживания тех, кто загонял людей в печи, сдирал с них кожу для отделки абажуров, откусывал кусачками гениталии, кто проводил эксперименты над детьми, женщинами и мужчинами, наблюдая, как скоро наступит конец, если вырвать какой-либо орган или связать женщине ноги во время родов. В деревне готовили персонал для выслеживания нацистов, и Дебора шла по следу одного из них.

По следу убийцы, повинного в гибели Маккарти и Рэтчетта, которые каким-то образом встали на его пути, когда он собирал компрометирующие фото сотрудников Форума. Но для чего ему фотографии? Вероятно, для шантажа, чтобы заполучить этот самый план покорения мира. А самое смешное – план-то оказался липой, всего лишь способом выкачивания денег из бюджета.

Римо предстоит хороший день, свободный день. И если Дебора попросит, он поможет ей захватить или убить того, за кем она охотится. Он ей покажет, что умеет, А потом они займутся любовью.

– Знаете, – сказал Римо Брюстеру, – сегодня прекрасный день. – Они поравнялись со стоящей на углу телефонной будкой. – Я сейчас.

– Только не звоните в полицию или куда-нибудь в этом роде. Кстати, что нам теперь делать?

– Я с этим разберусь, – заверил Римо.

– Вы уверены, что с вами все в порядке? Уж очень вы были потрясены, сынок. Мне бы не хотелось, чтобы вы сделали что-нибудь такое, о чем потом пришлось бы пожалеть. Не каждый перенесет такое проявление насилия и жестокости, чему вы стали сегодня свидетелем. Должен сказать, что прекрасно понимаю вашу растерянность.

– Благодарю, – сказал Римо. – Надеюсь, что справлюсь.

Отеческим жестом Брюстер взял Римо за руку.

– Я в этом уверен, сынок, уверен. Если полиции потребуется дополнительная информации, я буду рядом.

– О, у меня есть все необходимые сведения, – сказал Римо. – Кто-то отрезал Рэтчетту половой член, и доктор скончался от шока, вызванного кровопотерей, да еще, наверное, захлебнулся в луже воды и свернувшейся крови. Это станет ясно только после вскрытия, когда из тела будут извлечены легкие.

Доктор Брюстер вяло кивнул и без сознания повалился на гравий. Римо отодвинул в сторону выпавшую изо рта Брюстера трубку. Она упала рядом с головой доктора, дымилась и могла поджечь волосы.

Добрый преподобный отец из службы молитв по телефону сообщил Римо приятные новости: он не только мог выходить из состояния максимальной готовности, но должен был уехать. Немедленно. Римо назвал в трубку свой номер, адресуясь к магнитофону, и стал ждать. Доктор Брюстер блаженно пребывал по ту сторону сознания.

Подъехал автомобиль. Водитель предложил свою помощь. Это была Анна Сторс, блондинка с резкими чертами лица. Римо сердито отмахнулся, и она с недобрым блеском в глазах умчалась прочь.

Прижимая локтем рычаг телефонного аппарата, Римо тихонько насвистывал. Когда-нибудь он установит рекорд абсолютно неподвижного держания телефонной трубки. Книга рекордов Гиннеса: Римо Уильямс, США, три часа и пятьдесят две минуты. Все благодаря правильному образу жизни и дорогостоящим тренировкам. Но как удалось заставить ученых позировать на секс-фото, да так, что они ничего не подозревали? Гипноз? Очень сложно. Слишком сложно. Ответ может быть только один: это наркотики.

Римо отпустил рычаг при первом звуке звонка.

– Ну, что? – сердито спросил Смит. Это означало, что он в хорошем настроении.

– Я бы хотел остаться на денек. Здесь.

– Нет.

– Я тут кое над чем работаю.

– Нет, – сказал Смит. – Делайте, что приказано.

– С одним человеком случилось несчастье.

– Неважно. Не имеет значения.

– Я знаю об этом самом плане.

– Забудьте.

– Вас это не интересует?

– Если захотите, вернемся к этой проблеме через год или два.

– Но почему бросать все так вдруг?

Последовало молчание. Потом Смит ответил спокойным голосом, но огорченно:

– С каких пор вы стали задавать вопросы?

– Мне жаль, но…

– Мне тоже. Могу отнести это только за счет необычно долгого пребывания в состоянии максимальной физической готовности.

– Идите вы… – сказал Римо. – Это вы, мерзавцы, мне его устроили, а не я.

– Отдохните.

– Я с места не двинусь, пока не узнаю причину. Хочу остаться еще на день.

– Если вам так приспичило, пожалуйста: этим делом занялась другая организация. Помните историю с магазином красок? В общем, это дело вышло на международный уровень. Через двадцать четыре часа у вас там все будет наводнено агентами. А коли у вас возникло непреодолимое желание открыто послужить обществу, что, в сущности, совсем не ваше дело, то можете заняться уборкой мусора.

– Мне нужен еще один день.

– Но зачем? – Смит начинал раздражаться.

– Вас удивит, если я сообщу, что желаю переспать с кем-то?

Римо выразился без обиняков, чтобы Смит не заподозрил присутствия чувств.

– Кто-нибудь особенный?

– Один из ученых.

– Не этот ли, гомик Рэтчетт?!

– Нет. Доктор Хиршблум.

– Римо, – голос Смита стал вдруг резким и повелительным, – держитесь от нее подальше! Она – союзник и будет помогать нашим людям разбираться, что к чему.

– Она будет лучше работать, если ее хорошенько удовлетворить.

– Оставьте ее в покое.

– Как насчет автора секс-фото?

– Это часть того же дела. Шантаж правительства. Говорю вам, что все в надежных руках. Сейчас же убирайтесь оттуда, пока вас не арестовали за то, что мешаете следствию! Этот телефонный номер закрывается. Мы сами вас найдем. Не высовывайтесь. Это приказ!

Римо повесил трубку. К черту Смита и к черту КЮРЕ! Он останется и проведет день с Деборой. Решено. Нарушим субординацию. Максимальная готовность затянулась. Если он останется, они, конечно, постараются что-нибудь подстроить. Но подстроить – еще не значит, что он попадется, да и заменить его не так-то просто. Или просто?..

Что ж, если до этого дойдет, за такое стоит отдать жизнь. Конрад Макклири предпочел бы патриотизм. Римо Уильямс выбирает женщину. В другой день он, возможно, решил бы иначе. Но сегодня – это сегодня. Август. Они отправятся в Дейтон, в ресторан Хенричи на ужин и будут ходить туда по средам, пока его не отыщет КЮРЕ.

Повинуясь невнятной мысли, он снова набрал номер службы молитв по телефону. Записанный на магнитофон голос сообщил:

– Набранный вами номер не функционирует.

Быстро.

Снаружи будки Брюстер начинал приходить в себя.

– С тобой все в порядке, сынок?

– Да, Нильс. Спасибо.

– Тебе помочь?

– Я… – Римо помедлил. – Я так и не смог позвонить в полицию.

– Все правильно. Я понимаю. Сегодня ты прошел через ад. Очень трудно отвечать за безопасность.

– По-моему, я не смогу больше работать на этом месте. По крайней мере, пока.

– Сможешь, – уверенно сказал Брюстер. – Мы удваиваем твое жалование. Вот так! Не отказывайся. Я разбираюсь в людях. Ты – первый, кто подходит для работы в Брюстер-Форуме. Я сам позвоню в полицию.

Римо поблагодарил доктора Брюстера, который бросил в автомат десять центов и набрал номер, выбитый на пластинке над прорезью для монет. Он подмигнул Римо, в знак того, что все в порядке, сложил кольцом указательный и большой пальцы правой руки и начал неразборчиво бормотать в трубку.

Римо помахал Брюстеру рукой. Тот, яростно жестикулируя свободной рукой, завопил в телефон:

– Мертв! А-а-а! Мертв. О-о-о! На помощь. Убийство! Брюстер-Форум. Кровь!

Римо раскрепощенной походкой направился прочь, не заботясь о равновесии и посмеиваясь над собой. Эта расслабленность привела к тому, что впервые в жизни у него наступил период затмения.