Эта чертова осень, казалось, никогда не кончится. Стоял уже конец октября. А может, начало ноября?.. Черт его знает. Честно сказать, Даня не очень отсчитывал дни, большой нужды в том не видя. Все равно придет зима, за ней весна, а там лето... Часы — часы да. Это другое дело. А день за днем, это второстепенно.
Да тут еще один вопрос занял московского генерала. Причем возник он, вопрос, почти случайно, от слов Кишки — когда они возвращались после разгрома бандитов на кольце.
— Н-ну, блин!.. — сказал тогда Кочерга, довольно отдуваясь под тяжестью трофеев. — Везет же нам! Крошим этих гадов в труху. Ма-агия... Штык вам в жопу, а не магия!
При всех своих достоинствах Кишка был парень недалекий. Он и не понял, какую интересную вещь сказал. А Даня-то просек это сразу. Естественно, он ничего никому не сказал и виду не подал. Но заинтересовался. Задумался. Думал несколько дней. Вспоминал, сопоставлял, делал выводы... И по итогам их позвонил Бабаю:
— Привет! Есть разговор.
— Ладно. Где встретимся?
— Я сам к вам приду.
— Давай. Ждем.
Бабай лично вышел встречать гостя. На посту стоял Гондурас, и командир велел ему смотреть зорко.
— Гость у нас. Смотри не прозевай, — сказал он с напускным равнодушием, но про себя напрягся: не хотелось ему ударить в грязь лицом перед москвичами. И не ударил! Он и сам внимательно смотрел по сторонам, но первым заметил пришельца все-таки Гондурас.
— Командир, — позвал он. — Смотри! Идет. Бабай широко улыбнулся, что делал не часто.
— Привет, привет! Ждем. Проходи! Поешь?
Даня тоже заулыбался в ответ, однако пройти и покушать отказался:
— Нет, извини. Некогда. Решил сразу два дела сделать: к вам заглянуть и вон там посмотреть, поисследовать, что творится.
Он кивнул в сторону бывшей Олимпийской деревни.
Бабай подумал, что под словами «к вам заглянуть» скрыто желание доброго соседа узнать, как живется-дышится здесь новым его соратникам. Это приятно тронуло уфимского командира, и он постарался по максимуму отметить позитивы жизни на «Юго-Западной».
— Живем как короли на именинах! — блеснул он эрудицией в конце рассказа. — Точно, Гондурас?
Фраза про королей, естественно, была позаимствована у Очкарика.
Гондурас все подтвердил энергичным кивком и кратким:
— Точно!
Даня выслушал это, тоже кивнул, сказав искренне:
— Очень рад. Хорошо, что у вас так вышло... Но знаешь, я хотел кое о чем посоветоваться.
— Со мной? — Бабай чуть удивился.
— Ну конечно.
Бабай почесал пальцем в ухе, затем пятерней в затылке. Он почувствовал себя польщенным.
— Ладно, слушаю.
— Тут вот какое дело. Понимаешь, что-то кажется мне странным, как мы лихо громим врагов. В тот день, помнишь, когда вы появились?.. Разнесли вдрызг. Сейчас вот тоже... А ведь у них и вправду магические приемы всякие есть. И неслабые. А нам они — хоть бы хны. Тебя это не удивляет?
— Ну кто его знает. — Бабай пожал плечами, повспоминал. — Да ведь и мы их там у себя тоже били в хвост и в гриву... — Здесь он, правда, смутился и заскромничал. — То есть боестолкновение, по сути, одно было, но вообще справлялись мы неплохо.
— Вот! — обрадовался Даня. — Вот именно. Это я и хотел обсудить. Понимаешь, все данные указывают на то, что их магия долбаная не срабатывает. Понимаешь?! Не срабатывает здесь, с нами. Я уверен, что они пытались ее применить. Уже после того боя на Профсоюзной, когда вы оказались здесь.
— Пытались, думаешь?
— Уверен! Уж я-то эту сволочь знаю. И раздавили б нас в лепешку, если бы...
— Если бы что? — Бабай загорелся интересом.
— Если бы у нас не было защиты от этого. Понимаешь?
— Вроде да. — Бабай ухмыльнулся. — Ты хочешь сказать, что нас что-то защищает, но что — не знаешь. И хочешь выяснить.
Даня рассмеялся:
— Верно! Не знаю. То есть отчасти знаю, вот. — Он расстегнул куртку, рубаху и показал приятелю свой нагрудный крест.
— Что это? — заинтересовался Бабай.
— Это... ну как бы амулет такой. Мне его мать когда-то повесила в детстве. Очень давно уже... Вот он, я знаю, обладает силой отражать магию ихнюю. Но все-таки одного его недостаточно. Я думаю, что у вас есть что-то такое, чего вы и сами не знаете...
— Я знаю, — сказали сзади. Оба генерала разом обернулись. Гондурас невозмутимо смотрел на них.
— Мне кажется, я знаю, — повторил он.
Даня первым опомнился.
— Ну-ка, ну-ка... — заговорил он. — Поведай!
Для Бабая же, знавшего разговорчивость своего подчиненного, такое заявление стало почти чудом, потому он на несколько секунд онемел — и лишь потом обрел дар речи, правда матерной.
— ...! — прозвучало в сыром воздухе. — Нет, я балдею!..
— От чего? — повернулся к нему Даня.
— Да от него! — Бабай ткнул в Гондураса пальцем. — Он же у нас и слова не скажет сам. Великий немой!
А этой фразы Бабай не знал совсем — вторично изобрел ее в порыве вдохновения.
Виновник переполоха невозмутимо молчал.
Бабай готов был еще восхищаться метаморфозой, но Даня быстро вернул беседу в нужное русло.
— Погоди, — сказал он. — Так что ты хотел сказать?
Пришлось Гондурасу пуститься в самую длинную в его жизни речь.
Ты сказал, — начал он, — вот амулет на шее... Это было предисловие.
— Да, — согласился Даня. — А что?
— Да у меня так же. Только не на шее, а книга. Написано. Вот.
Он сунул руку в недра своих одежд и извлек оттуда небольшую кожаную папку.
— Вот. Здесь. Ношу с собой. — И открыл папку. — Видали? Вот она. Это один старик мне дал. Вот как тебе мать эту штуку...
— Крест.
— Ну да. А мне вот книгу. Называется Коран. И далее таким же телеграфным стилем Гондурас поведал о следующем.
Когда он был мальцом — лет десять, не больше, — еще был жив в их группе один старый-старый дед. То есть, может, он и не был таким уж реликтом, но десятилетнему пацану казался, конечно, динозавром.
— Эй, балам[1], — сурово сказал старец. — Татарский знаешь?
— Чего?
— Э-э... — огорчился дед. — Ладно, давай по-русски...
И по-русски рассказал нечто удивительное.
В их роду из поколения в поколение, от мужчины к мужчине переходила уникальная реликвия: половинка рукописного Корана, собственноручно переписанная святым, жившим в Сирии в XI веке. Почему половина — теперь уже невозможно сказать. Равно как и то, какими путями половина книги перекочевала с Ближнего Востока на Южный Урал. История — штука странная, даже необъяснимая.
Рукопись почиталась священным чудом. Она оберегала род от напастей. Она не давала роду угаснуть. Она не дала последнему его представителю погибнуть в катастрофе. Он был немолодым уже человеком, но уцелел и выжил.
Однако в кровавой буре сгинули его наследники: дети и внуки. Кому передать священный текст?.. На какое-то время даже пришло отчаяние. Но потом, здраво рассудив, он решил, что негоже впадать в оторопь. Раз так вышло, то надо передать реликвию кому-то далее. Прошли годы — и вот он выбрал мальчишку.
— А почему тебя? — спросил Даня.
— Не знаю, — Гондурас пожал плечами. — Я спокойный всегда был. Может, потому.
Даня подумал.
— Логично, — признал он. — Ну и дальше что? Дальше Хранитель втолковал, что эта книга будет беречь от бед. Надо всегда носить ее с собой. «Ты понял?» — с сильным нажимом спросил он.
Понял, конечно. Гондурас вовсе не был дураком. Тугодум, да. А вернее, даже не тугодум, а слишком уж основательный. И молчаливый. Словно душа какого-нибудь финна или эстонца забрела по непонятной траектории в Гондурасово тело... Не любил раскрываться окружающим, отчего и заслужил такую Бот репутацию Сундука Сундуковича. Но его это не волновало.
— Погоди. — Бабай нахмурился. — Как так? Зачем же он отдал тебе книгу эту, если она его самого берегла?
— Время пришло, — сказал Гондурас.
В самом деле было так. Старик предчувствовал нечто. Правда, что именно — и сам бы не сказал. Но предчувствовал. И предчувствия не обманули. Два дня спустя он отправился куда-то — за водой, кажется. И не вернулся.
Это случилось за несколько лет до гибели Благовещенской диаспоры. Причем как раз с момента исчезновения Хранителя дела пошли все хуже и хуже. Начались склоки, свары, грызня... Нарастали апатия и бессилие. И чем все это кончилось — известно.
— Здорово! — воскликнул Даня, и вправду заинтересованный. — Так это, ты говоришь, половина целой книги?
— Да.
— Ага... Можно посмотреть?
— Да легко. Заинтересовался и Бабай.
— А ну-ка...
Книга была удивительная. В ней не имелось букв в привычном понимании. Были строчки извилистых закорючек — арабский шрифт, о котором, понятно, никто из трех ребят и представления не имел. Кроме того, каждая страничка окаймлялась необычно красивой причудливо-узорной ленточкой...
— Орнамент, — вспомнил слово Даня и показал пальцем.
Странички книги были тонкие, но изумительно плотные, такие нежно-бежевые, цвета топленого молока. А чернила — черные — были столь ярки, что немыслимо и представить, что перо в них окунали тысячу лет тому назад.
— М-м... да, — промычал Бабай многозначительно. — И что, больше ничего он тебе не говорил?
— Говорил.
Бабай аж поперхнулся. А в следующий миг рассердился:
— Да что же... Что ж ты молчишь, как пень, мать твою! Из тебя что, слова тащить надо?!
— Я все по порядку, — невозмутимо изрек Гондурас.
— Ну давай, давай, порядок!
По порядку выходило вот что. Семейное предание Хранителя гласило: обе половинки книги когда-то должны встретиться. До сих пор этого не произошло. Но кто знает, быть может, юнец окажется удачливее и ему суждено будет увидеть, как соединятся они, прежде разлученные! И вот тогда-то их сила, и по отдельности не малая, станет огромной...
— И еще он сказал, — молвил Гондурас. — Я запомнил. Сказал так: теперь для тебя случайностей нет. Все, что будет...
Можно не продолжать! Даня вскинул руку. Он уже все прочел.
— Стоп! — воскликнул он. — Значит, тебя вело сюда, так?
— Скорей всего.
— Скорей, скорей всего, да-да-да... — Даня на миг нахмурился, но тут же озарился: — Да! Все верно.
— Что верно? — До Бабая не сразу дошло.
— Ну как же! Вот смотри: раз нет случайностей, значит, не случайно он один уцелел после разгрома. Не случайно наткнулся на вас. Не случайно произошел этот сдвиг пространства! Вы все рассматривали непонятную штуку, а у нас Муха выстрелил в такую же. И вас кинуло сюда. Зачем?! Теперь понимаешь?
Теперь понял. Бабай кивнул. Глаза сверкнули. Бабай зябко передернул плечами:
— Бр-р!.. А что, братва, и вправду холодно. Айда чай пить!
— Я на посту, — напомнил Гондурас.
— А, да. Ну, кстати, твое время вышло! Кто тебя должен менять?
— О-о.
— Сейчас его пришлю. Айда, Данька, чаю хлебнем.
— Идем, — улыбнулся Даня. — Вот тебе и некогда... Ладно, подождет окраина.