Смертоносная зима

Роберт Асприн КОГДА ТОБОЮ ДВИЖЕТ ДУХ

— Он спит!

— Спит! Ха! Опять отключился.

Голоса проституток доносились словно издалека, и Зэлбар очень хотел бы опровергнуть их слова. Он не спал и не отключился. Он понимал каждое произнесенное слово. Просто глаза его были закрыты, только и всего… и их чертовски трудно было открыть. Да и не стоят они этого усилия.

— Не знаю, чего мадам нянчится с ним. Он не настолько красив и богат.

— Возможно, у нее просто слабость к брошенным щенятам и неудачникам.

— Если так, то это первое подобное проявление с тех пор, как я здесь.

Неудачник? Он? Как они смели сказать такое! Разве он не цербер? Не один из лучших фехтовальщиков Санктуария?

Пытаясь собраться с мыслями, Зэлбар осознал вдруг, что сидит на стуле. Точнее, сидит, скрючившись, положив голову на что-то жесткое… может, стол. Под ухом холодная и липкая лужица. Он неистово пожелал, чтобы это оказалось пролитое вино, а не блевотина.

— Что ж, думаю, нам опять придется тащить его в комнату. Давай, помоги мне.

Так не пойдет. Цербера? Тащить через публичный дом, точно простого пьяницу?

Собрав остатки сил, Зэлбар, ругаясь, поднялся на ноги.

Он резко уселся в кровати, ощущая ту кристальную ясность сознания, которая сопутствует иногда пробуждению после крепкой попойки перед неизбежным последующим похмельем.

Спал! Заснул! После трех дней, что он заставлял себя не смыкать глаз, у него хватило глупости начать пить!

В невероятном напряжении Зэлбар торопливо осмотрел комнату, опасаясь того, что может найти там.

Ничего. Он один в комнате… в его комнате… в той, что стала его в Доме Сладострастия благодаря терпимости и расположению Миртис. Оно не появилось!

Заставив себя расслабиться, Зэлбар позволил вернуться отравленной волне воспоминаний.

Он не просто выпил. Он напился! И продолжается это уже давно, понял он, когда его мозг представил на рассмотрение неоднократные повторы увиденной картины. Бесчисленные оправдания, за которыми Зэлбар прятался в прошлом, теперь были сметены безжалостной рукой презрения к самому себе. Это уже входит в привычку… и в гораздо большей степени стало реальностью его жизни, чем тот красивый образ, за который он пытался уцепиться.

Осыпая себя проклятиями за ту мерзость, до которой он докатился, Зэлбар попытался использовать это временное прояснение в мыслях, чтобы разобраться в себе.

Во что он превратился?

Прибыв в Санктуарий в качестве одного из отборных телохранителей принца Кадакитиса, он со своими товарищами получил от этой царственной особы задание покончить с преступностью и коррупцией, что пышно расцвели в этом городе. Работа была трудной и опасной, но она была честной, и ею мог гордиться воин. Горожане прозвали отряд церберами: воины с готовностью приняли это имя и удвоили свое рвение, чтобы быть достойными его.

Потом пришли пасынки, ватага задиристых наемников, которую, оставив своих собратьев, возглавил один из церберов. Теперь обязанности церберов ограничивались только личной охраной принца, задача поддержания порядка в городе перешла к пасынкам. А затем из далекой страны приплыли бейсибцы, и увлечение принца их императрицей заставило его сменить церберов на пучеглазых иноземцев.

Лишенные даже малейших обязанностей во дворце, церберы получили новое назначение, выраженное общей фразой «присматривать за борделями и игорными домами в северной части города». Все попытки с их стороны пресечь царящий в городе хаос встречались упреками, штрафами и обвинениями во «вмешательстве в дела, выходящие за их полномочия».

Первое время церберы держались вместе, упражняясь с оружием и разрабатывая за кружкой вина темные замыслы, которые они приведут в исполнение, когда пасынки и бейсибские гвардейцы лишатся милости и их снова призовут для настоящего дела. Отлучение от войны у Стены Чародеев, а затем убийство императора явились последними каплями, сломившими дух церберов. Возможность вернуться к активной деятельности исчезла. Властные структуры в столице реформировались, и о самом существовании нескольких ветеранов, отправленных на службу в далекий Санктуарий, несомненно, забыли. Так они и застряли под началом принца, который не нашел для них никакого применения.

И тренировки, и встречи становились все более редкими по мере того, как отдельные церберы обнаруживали, что их с готовностью засасывает трясина домов терпимости и игорных притонов Санктуария. Цербера по-прежнему встречала дармовая выпивка и бесплатные женщины, даже когда всем в городе стало очевидно, что они перестали быть силой, с которой стоит считаться. Просто само присутствие цербера в заведении отпугивало мелких жуликов и воришек, так что мадам и владельцы рюмочных с готовностью покрывали расходы, связанные с их слабостями.

Сползание вниз было медленным, но неуклонным. Подслушанный разговор проституток только убедил Зэлбара в том, что он уже давно подозревал… Церберы не только лишились всяческого уважения, теперь их презирали даже те отбросы общества, над которыми они когда-то надменно насмехались. Когда-то гордые воины, они превратились в горстку жалких пропойц… вот что сотворил с ними этот город.

Зэлбар покачал головой.

Нет, это не правда. Его личное падение началось с одного конкретного дела. Оно началось, когда он согласился объединиться с Джабалом, пытаясь покончить с Темпусом. Оно началось со смерти…

— Помоги мне, Зэлбар.

Впервые за последнее время нервы Зэлбара находились под контролем. Он даже не оглянулся.

— Ты опоздал, — ровным голосом произнес он.

— Пожалуйста! Помоги мне!

Наконец Зэлбар медленно повернулся лицом к своему мучителю.

Это был Рэзкьюли. Его лучший друг среди церберов, точнее, он был им до тех пор, пока его не убил Темпус в отместку за участие их в деле Джабал-Керд. На самом деле перед воином предстало видение, если хотите, призрак. После многочисленных предшествующих свиданий Зэлбару не нужно было даже смотреть, чтобы убедиться, что явившаяся перед ним фигура не касается пола при ходьбе.

— Почему ты так ведешь себя со мной? — требовательно спросил он. — Я думал, ты мой друг.

— Я действительно твой друг, — далеким голосом ответил призрак. — И мне больше не к кому обратиться. Помоги мне!

— Слушай! Мы уже сотни раз обсуждали это, — сказал Зэлбар, пытаясь сдержаться. — Я хочу спать. И не потерплю, чтобы ты выскакивал со своими стонами всякий раз, стоит мне сомкнуть веки. Плохо было уже тогда, когда ты показывался лишь от случая к случаю, но теперь ты повадился терзать меня каждую ночь. Вот что: или скажи, как я могу помочь тебе, или проваливай и оставь меня в покое.

— Там, где я нахожусь, холодно, Зэлбар. Мне тут не нравится. Ты же знаешь, я всегда ненавидел холод.

— Ну, здесь тоже не сахар, — оборвал его Зэлбар, поражаясь собственной дерзости. — А что касается холода… сейчас зима. А значит, везде холодно.

— Мне нужна твоя помощь. Я не могу перейти на ту сторону без твоей помощи! Помоги мне, и я больше не буду тревожить тебя.

Зэлбар вдруг поймал себя на мысли, что стал слушать внимательно. Столько информации призрак его друга прежде не давал… или, может, он был настолько пьян, что слова не отложились у него в памяти.

— Перейти куда? Как я могу помочь тебе?

— Этого я тебе не могу сказать…

— О Вашанка! — воскликнул Зэлбар, вскидывая руки. — Опять за старое. Я не смогу помочь тебе, если ты не скажешь, что…

— Поговори с Ишад, — оборвал его дух. — Она скажет тебе то, что не могу сказать я.

— С кем? — заморгал Зэлбар. — С Ишад? Ты имеешь в виду колдунью с Подветренной? Эту Ишад? Но… О Вашанка! Подумать только. В кои-то веки я захотел поговорить с ним, а он исчез.

Захваченный внезапной мыслью, Зэлбар откинулся на подушку и закрыл глаза. Может, если заснуть снова, надоедливое явление вернется на некоторое время и ответит еще на несколько вопросов.

Как и следовало ожидать, остаток ночи Зэлбар проспал, никем не потревоженный.

Зэлбар проснулся около полудня. Призрак Рэзкьюли наконец представил ему кое-какие сведения, опираясь на которые можно начать действовать, и воин преисполнился решимости избавиться от потустороннего зануды до того, как заснет снова.

Начало его действий, однако, было отложено почти до наступления ночи. Похмелье, которого Зэлбар избежал, общаясь ночью с духом, обрушилось на него теперь, когда его союзник-солнце стояло высоко в небе. Вследствие этого цербер провел большую часть дня в постели, с разбитым телом и кружащейся головой, ожидая окончания неизбежной кары за излишества, чтобы, наконец, двинуться в путь. Возможно, он и убедил бы себя подождать до следующего утра, но все то время, которое он приходил в себя, Зэлбар, словно за плавучий предмет в штормовом море, судорожно цеплялся за одну-единственную мысль.

«Почти все позади. Надо поговорить с Ишад, и я снова смогу спать».

Вот как получилось, что трясущийся Зэлбар, натянув мундир, вышел на улицу, преисполненный решимости избавиться от ночного мучителя или умереть… что в данный момент казалось ему весьма неплохим исходом.

Зэлбар, чтобы избежать городских улиц, намеревался пройти до моста через реку Белая Лошадь Северной дорогой, вившейся вдоль крепостной стены. После отстранения церберов от власти беспорядки на улицах переросли в настоящую войну между противоборствующими группировками, и у Зэлбара не было никакого желания ввязываться в стычки. Когда-то он безбоязненно входил в сердце преступного мира Санктуария, Лабиринт, теперь это была забота кого-то другого, и цербер не собирался рисковать без нужды.

Чем дальше он шел, тем больше понимал, насколько недооценивал размеры ведущихся в городе боевых действий. Даже здесь, за городом, его опытный глаз различал приготовления к насилию. Повсюду громоздились ящики и бочки, составленные определенным образом, вне всяких сомнений, для защиты, а не для складирования; и без какой-либо видимой цели слонялись вооруженные люди — наверняка соглядатаи. Несмотря на слабость, Зэлбар напрягся, чувствуя десятки глаз, исподтишка следившие за ним… признавая его силу. Наверное, следовало пойти более длинной дорогой, огибающей город с востока и проходящей на юге через причалы, где враждебные действия были менее вероятны. Теперь возвращаться поздно. Надо просто бесстрашно идти вперед, надеясь, что среди местных осталось еще достаточно уважения к мундиру цербера, чтобы обеспечить Зэлбару беспрепятственный проход.

Уронив руку на рукоять меча, Зэлбар перешел на свою обычную развязную походку вразвалочку, отчаянно пытаясь вспомнить последние сплетни из публичного дома о том, какая группировка какую часть города контролирует. Никто не пытался задеть его, и Зэлбар уже хотел, было поздравить себя с тем, насколько долгоживуча оказалась репутация церберов, как вдруг случайный порыв ветра донес до него со стороны одного из наблюдательных постов звук презрительного смеха. А вместе с ним другое объяснение этого беспрепятственного продвижения, которое заставило щеки запылать, несмотря на холод. Похоже, репутация церберов пала так низко, что на них просто не обращают внимания… считая настолько мелкой добычей, что ради нее не стоит марать руки.

Униженным и подавленным Зэлбар прибыл к обители Ишад. И как вкопанный стал у двери, внезапно растеряв все свои мысли. Воины никогда не пользовались любовью, и Зэлбар получил свою долю издевок за то, что носил мундир. Однако впервые он выставил себя на посмешище из-за кого-то другого, носившего оружие. Когда-нибудь, потренировавшись в обращении с оружием, он поглядит, что можно сделать, чтобы вернуть надлежащее уважение к форме церберов. Возможно, этим заинтересуются Арман и Квач. Пора им всем задуматься о своем общем будущем.

Сначала, однако, надо выполнить одно неотложное дело… при теперешнем состоянии рассудка Зэлбар способен был обдумывать одновременно только один замысел. Он кулаком постучал в дверь Ишад, с любопытством разглядывая странные растения ее сада.

Окружавшая дом тишина была гнетущей, и Зэлбар уже готов был постучать опять, как вдруг дверь приоткрылась и на него, сверкнув, уставился глаз.

— Кто вы и что вам угодно в столь ранний час?

— Я — Зэлбар, из личной охраны принца Кадакитиса, — рявкнул воин, возвращаясь к былым замашкам, — и я пришел… — Осекшись, он украдкой посмотрел на уже

Темное небо. — Ранний утренний час? Простите, но только что зашло солнце.

— В этом доме спят долго. Мы очень много трудились в последнее время, — раздался ворчливый ответ. — Что вам угодно?

— Я хочу поговорить с особой, именуемой Ишад.

— Тогда приходите в более подходящее время. Ишад занята…

— Впусти его, Хаут, — раздался откуда-то властный женский голос. — Я все равно уже проснулась.

Удостоив Зэлбара мрачным взглядом, страж у двери отступил в сторону, позволяя войти.

Первым впечатлением о гостиной Ишад было то, что цербер видел и более опрятные комнаты. Затем, когда его глаз углядел раскиданные вокруг вещи, воин пересмотрел свое мнение. Однажды он руководил нападением на банду горцев, поглощенную грабежом богатого каравана. Последствия очень походили на увиденное сейчас: дорогие вещи, разбросанные в беспорядке, невзирая на стоимость. Царская роскошь, уничтоженная небрежным отношением…

Зэлбар подумал, что Ишад не понравится ему. Время, проведенное во дворцах, приучило его ценить вещи, которые он никогда не сможет позволить себе, и огорчаться, когда их портили. Царственные особы, по крайней мере, знают, как ухаживать за своими игрушками… или имеют слуг, которые умеют это.

— Чем могу служить, господин военный?

Повернувшись, Зэлбар увидел женщину с волосами цвета воронова крыла, на ходу подпоясывающую черный халат.

— Ишад?

— Да.

Теперь, когда она стояла перед ним, Зэлбар не знал, что и сказать.

— Меня просил поговорить с вами… призрак.

Человек у двери со стоном вздохнул. Ишад выстрелила в него взглядом, который вполне можно было использовать и в сражении.

— Садитесь, господин военный. Полагаю, будет лучше, если вы расскажете все с самого начала.

Рассеянно усевшись в предложенное кресло, Зэлбар попытался собраться с мыслями.

— У меня был друг… его убили несколько лет назад. Теперь он постоянно является мне. Первый раз это случилось давно, и долгое время потом он больше не появлялся, поэтому я решил, что это был дурной сон. Но затем он стал приходить ко мне чаще… точнее, всякий раз, как только я пытаюсь заснуть. Он говорит, ему нужна моя помощь, чтобы перейти на ту сторону, — не знаю, что это значит. Он просил меня поговорить с вами… вы сможете объяснить мне то, что не может сказать он. Вот почему я здесь.

Ишад выслушала его с плотно сжатыми губами и отсутствующим взглядом.

— Ваш друг… Расскажите о нем.

— Он был цербером, как и я. Его звали Рэзкьюли…

Зэлбар хотел продолжить, но Ишад вдруг подняла руку ко лбу и с недовольным видом стала растирать его.

— Рэзкьюли. Вот на ком я видела уже этот мундир. Но он не из тех, кого я контролирую.

— Не понимаю, — нахмурился цербер. — Вы что, знаете его?

— Он… время от времени помогал мне, — сказала Ишад, едва пожав плечами. — Итак, чем я могу помочь вам?

Зэлбар попытался переварить то, что поведала колдунья, но его мозг отказался воспринимать подобные сложности. Наконец, прекратив бесплодные попытки, он вновь вернулся к своим вопросам.

— Можете ли вы объяснить, что происходит? Что имел в виду Рэзкьюли, когда говорил, что не может перейти на ту сторону?

— По какой-то причине его дух застрял между миром живых и миром мертвых. Что-то не дает его душе успокоения, и он хочет, чтобы вы помогли ему из мира живых.

— Помог? Но как? Что я должен сделать?

— Точно не знаю. Думаю, самое простое — это спросить его самого!

Выпрямившись в кресле, Зэлбар нервно оглядел комнату.

— Вы хотите сказать, что призовете его дух? Сюда? Сейчас?

Ишад отрицательно покачала головой.

— Во-первых, это не совсем так. Я не призываю духов… Я посылаю за ними гонцов, а иногда привожу их сама. В данном случае, однако, я считаю, что духа следует оставить в покое и применить другие способы получения необходимой информации. Как вы, вероятно, уже заметили, духи не очень-то разговорчивы и от них мало чего можно добиться. К тому же я только что вернулась с похожего дела, и будь я проклята, если хоть на миг снова спущусь в Ад.

— Что значит «снова»? — нахмурился цербер.

— Ничего. Просто маленькая шутка. А хочу я сказать вот что: возможно, нам больше повезет, если мы просто оживим труп и спросим у него, в чем проблема.

— Его труп, — гулким эхом откликнулся Зэлбар.

— Разумеется, кому-то придется достать его. Вам известно, где он похоронен?

— На гарнизонном кладбище на север от города… могила помечена.

— Хорошо. Когда вы принесете труп сюда, мы сможем…

— Я?! — воскликнул Зэлбар. — Вы ждете, что я раскопаю могилу…

— Именно. А почему нет?

Мысль о выкапывании старого трупа… трупа вообще не говоря уж о трупе друга, ужаснула Зэлбара. И все же по какой-то странной причине он испытывал нежелание выразить свое отвращение этой женщине, так просто говорившей об оживлении трупов и путешествиях в Ад.

— Гмм… я один из церберов и состою на службе у принца, — начал он. — Если меня поймают и обвинят в разграблении могил, будет большой скандал.

Хаут хмыкнул:

— На улицах идут бои, а власти тревожатся из-за разграбления могил? Сомневаюсь, что существует хоть какая-то опасность быть обнаруженным.

— Тогда сам и принеси труп, раз ты так уверен, что опасности никакой нет, — огрызнулся Зэлбар.

— А что, хорошая мысль, — кивнула Ишад. — Хаут, сбегай-ка и принеси нам содержимое могилы Рэзкьюли. Если повезет, мы сможем прояснить это дело до восхода солнца.

— Я? — оскалился тот. — Но…

— Ты, — жестко приказала Ишад. — И немедленно.

Хаут хотел, было что-то сердито сказать в ответ, но, видимо, передумал и без единого слова, хлопнув дверью, скрылся в ночи.

— А теперь, господин военный, — ласково заворковала Ишад, сосредоточив из-под капюшона взгляд на Зэлбаре, — может, пока мы ждем, вы расскажете мне, что думаете о бейсибско-нисибийском союзе.

В течение следующего часа Зэлбар, с нетерпением дожидаясь возвращения Хаута, прочно утвердился в мысли, что Ишад сумасшедшая. Глупая женщина, похоже, вбила себе в голову, что появление в Санктуарии бейсибцев каким-то образом является частью заговора ниси… и это наблюдение, по-видимому, основывалось на том, что у обоих народов существует культ змей. Все попытки Зэлбара указать на то, что бейсибцы предпочитают маленьких ядовитых змеек, в то время как военные сводки сообщают о применении нисибиси боевых удавов ростом с человека, оказались тщетны. В лучшем случае они лишь укрепили убежденность Ишад в том, что она — единственная, кто видит истинную суть происходящего в Санктуарии.

Зэлбар сделал вывод, что ее умственный дисбаланс является результатом ее профессии. Если она на самом деле некромантка, постоянное общение со смертью и трупами просто обязано было помутить ее разум. В конце концов, только посмотрите, что сделало с ним общение всего с одним мертвецом!

Как ни боялся Зэлбар увидеть останки своего друга, его разговор с Ишад настолько действовал ему на нервы, что он прямо-таки с облегчением услышал шаги, зазвучавшие у двери. В гостиной снова появился Хаут.

— Мне пришлось украсть тачку, — произнес подручный некромантки так, словно это было обвинение. — В могиле было два трупа.

— Два? — нахмурился цербер; слова его упали в пустоту.

Хаут через мгновение появился вновь, притащив первый разложившийся труп. Он бесцеремонно швырнул его на пол и собрался за вторым.

Ишад склонилась над добычей, кивком приглашая Зэлбара приблизиться.

— Это ваш друг?

Зэлбар тряхнул головой.

— Я не знаю, как в одной могиле оказались два трупа!

— Такое случается нередко, — пожала плечами Ишад. — Могильщикам платят за тело, так что, если не следить за ними, они запихнут в одну могилу два и даже больше трупов, вместо того чтобы утруждать себя копанием могил каждому… особенно если речь идет о разных концах кладбища. Могильщики не испытывают желания таскать покойников через все кладбище. Ваш друг, вероятно, был похоронен вместе с кем-то, умершим примерно в то же время. Вопрос в другом: это он?

Труп было невозможно узнать. Уцелевшая плоть высохла и мумифицировалась; во многих местах сквозь кожу проглядывали кости. В животе зияла дыра, внутренностей не было.

— Н… нет, — осторожно произнес Зэлбар. — Я уверен, что это кто-то другой… может, Керд.

— Кто?

— Керд. Лекарь, он… называл себя медиком-исследователем, но свои эксперименты ставил на телах живых рабов. Он умер в тот же день, что и Рэзкьюли, ему вспорол живот… неудовлетворенный клиент. Я видел его труп

На скотобойне, когда ходил опознавать своего друга. В то время их было там всего двое, так что, если вы правы насчет недобросовестности могильщиков, разумно будет предположить, что второе тело принадлежит Керду.

Он перешел на еле внятное бормотание, пытаясь избежать необходимости рассматривать труп вблизи.

— Любопытно, — сама себе проговорила Ишад. — Лекарь бы мне пригодился. Но вы уверены, что это не ваш друг?

— Абсолютно. Во-первых, Рэзкьюли…

— Вот второй, — объявил от дверей Хаут. — А теперь, если не возражаете, я пойду спать. Дела такого рода долго дают о себе знать.

— Это он! — воскликнул Зэлбар, указывая на новый труп.

— Кажется, я поняла, в чем дело, — вздохнула колдунья. — Вы избавили бы нас от множества затруднений, если бы говорили точнее. Почему вы не сообщили мне, что ваш друг был обезглавлен?

Вне всяких сомнений, труп, прислоненный Хаутом к стене, явно не имел того, на что надевают шлем.

— Я не думал, что это важно. А это важно?

— Ну разумеется. Одно из обстоятельств, которое всегда держит дух в подвешенном состоянии, заключается в том, что, если физическое тело было расчленено… возможно, важная часть, например голова, осталась незахороненной.

— Что? Вы хотите сказать, голову не похоронили?

— Судя по всему, нет. Как я уже говорила, могильщики страшно ленивы, так что я сомневаюсь, что они выкопали отдельную яму только для головы. Мое предположение таково: с головой вашего друга случилось нечто неожиданное. И причина, по которой дух не может указать вам подробно, что делать, заключается в том, что он не знает, какая его часть отсутствует, и тем более, где она.

Ишад с улыбкой повернулась к Зэлбару.

— Это оказалось проще, чем я думала. Принесите мне голову Рэзкьюли, и я успокою дух вашего друга. Имеете ли вы какое-нибудь представление о том, где она находилась все это время?

— Нет, — угрюмо произнес цербер, — но я знаю кое-кого, кто может сообщить это. Не ложитесь спать. Если я прав, много времени это не займет.

Иннос, один из конюхов гарнизонной конюшни, пробудился от глубокого сна и увидел острие меча у своего горла.

— Вспоминай, Иннос!

Это был Зэлбар. Иннос следил за деградацией цербера и его превращением в попрошайку, ищущего дармовую выпивку, без особого интереса: разве только ему придется убирать на одно стойло меньше. Однако сейчас глаза цербера пылали той дикой яростью, которая напоминала о старых временах. Взглянув в эти глаза, Иннос решил, что не будет лгать, какой бы вопрос ему не задали… точно так же, как ночной сторож не решился посмеяться над Зэлбаром, когда тот стремглав примчался от Ишад.

— Н… но Зэлбар! Я ничего не сделал!

— Вспоминай! — снова приказал тот. — Вспоминай, это было несколько лет назад. Я возвратился с приема у принца… такой расстроенный, что не ведал, что со мной происходит. Я вручил тебе нечто и сказал, чтобы ты распорядился этим надлежащим образом. Вспомнил?

Иннос вспомнил, и кровь в его жилах заледенела.

— Д… да. Это была голова вашего друга Рэзкьюли.

— Где она?

— Как где, конечно же, я похоронил ее. В точности, как вы приказали.

Острие меча подалось вперед, и по горлу Инноса потекла тоненькая струйка крови.

— Не лги мне! Я знаю, что она не была похоронена.

— Но… если вы знали…

— Я выяснил это только сегодня вечером. Итак, где она?

— Пожалуйста, не убивайте меня. Я бы ни за что…

— Где?!

— Я ее продал… в Дом Плеток и Кандалов. Там используют черепа для создания антуража.

Иннос отлетел назад и, закрыв глаза, стал покорно ждать, когда опустится занесенный для удара меч Зэлбара.

Через несколько секунд мучительного ожидания Иннос рискнул приоткрыть глаз. Цербер стоял, опустив меч.

— Нет. Я не могу убить тебя, Иннос, — тихо проговорил он. — Трудно было бы ожидать чего-либо иного от кого бы то ни было в этом городе. Если кто и виноват, так это я сам. Я должен был проследить за головой.

Он пристально оглядел Инноса, и конюх заметил, что Зэлбар улыбается.

— Однако, — дружелюбным тоном продолжил он, — хочу предложить тебе собрать свои вещи и покинуть город… сегодня же. Вдруг в следующий раз, когда я встречу тебя, я не буду настолько добрым.

Не потрудившись постучать, Зэлбар мощным ударом ноги вышиб дверь Дома Плеток и Кандалов. Это было его первое посещение публичного дома, ублажающего вкусы, редкие даже для Санктуария, но сегодня гнев перевесил любопытство. Когда хозяйка заведения, широко раскрыв глаза, попыталась, было остановить его, он был краток и сразу перешел к делу.

— У вас есть череп, являющийся частью обстановки. Он мне нужен.

— Но, господин военный, мы никогда не продаем предметы обстановки. Им слишком трудно найти замену…

— Я не говорил, что собираюсь покупать его, — отрезал Зэлбар. — Я просто заберу его с собой… и советую не спорить.

Он быстро обежал комнату взглядом, не обращая внимания на выглядывающих из дверей девиц.

— Что это? Жаровня?.. Как раскалилась кочерга! Может случиться пожар. Я могу закрыть ваше заведение прямо сейчас, мадам, и сомневаюсь, что вы сможете исправлять нарушения быстрее, чем я буду находить их, когда вы вздумаете открыть его заново.

— Но… ох, да заберите вы эту гадость. Заберите их все. Мне все равно.

— Все?

Зэлбар неожиданно осознал, что не меньше дюжины черепов таращатся на него с подставок и каминных полок.

— Вы очень добры, мадам, — тяжело вздохнул он. — А теперь не могу ли я попросить у вас мешок?

Остаток ночи, когда усталость и потрясения притупили чувства Зэлбара, прошел в милосердном забытьи. Ко времени его возвращения Ишад оживила Керда… что оказалось весьма кстати, ибо вивисектор оказал неоценимую помощь, когда встала мрачная задача сопоставления рассеченных шейных позвонков, чтобы определить, какой из целого мешка черепов принадлежал Рэзкьюли.

Собранное тело друга Зэлбар похоронил сам, не доверив это дело некромантке и выкопав могилу вдалеке от кладбища, под деревом, которое они оба любили. Завершив наконец это дело, Зэлбар, шатаясь, вернулся в Дом Сладострастия и проспал непотревоженным больше суток.

Когда он проснулся, прошедшие события показались такими далекими и смутными, что от них можно было бы отмахнуться, как от бредового сна, если бы не два обстоятельства. Во-первых, дух Рэзкьюли не являлся больше, чтобы тревожить его сон, а во-вторых, Миртис выгнала его из Дома Сладострастия, услыхав, что он посещал Дом Плеток и Кандалов. (Скоро она простила его, так было всегда — гнев ее на него таял словно по волшебству.)

Другим следствием всего случившегося было то, что неделю спустя Зэлбар получил официальный выговор. Дело было в том, что, упражняясь на мечах вместе с другими церберами, он вдруг прервал тренировку и жестоко избил одного из зевак. Внушающие доверие свидетели заявили, что единственным оскорблением, которое сделала жертва, было небрежное замечание: «Ну, церберы сделают все, чтобы быть первыми!»