Клавдия не сразу нашла его, почему-то дрожали руки.
— Алло.
— Клавдия Васильевна…
— Ириша! — взвизгнула Клавдия, — ты куда пропала, негодяйка моя?..
— … меня внимательно.
У Клавдии перехватило горло. Ирина не слушала ее. Она говорила, как заведенная, немного растягивая слова.
— Вам надо привести Кожину на то же место, в то же время. Никаких слежек, никому не сообщать. Речь идет о вашей семье.
Клавдия ничего не поняла. Она не в силах была хоть что-нибудь понять. Ирина с ними?! Чушь какая-то… Она себя все время спрашивала, кто мог знать то или это. Она и мысли не допускала о чем-либо недостойном со стороны Ирины.
У Клавдии рука сжалась так, что телефон скрипнул жалобно.
И вдруг она явственно услышала в трубке щелчок, буратинное бормотание, потом снова щелчок и:
— Клавдия Васильевна, слушайте меня внимательно. Вам надо привести Кожину на то же место, в то же время. Никаких слежек, никому не сообщать. Речь идет о вашей семье.
И все. Гудок.
Выходит, все так серьезно? Выходит, серьезнее некуда? Выходит, они объявили настоящую войну?
Семья…
Клавдия снова схватила трубку и набрала домашний номер.
— Алло, эт ты, ма? — лениво спросила Ленка.
Клавдия терпеть не мола это ее пэтэушное произношение, но сейчас милее слов она и представить не могла.
— Лен, отец дома?
— Не-а.
— А Макс?
— Спит. Ты ж знаешь, он всю ночь торчал в своем Интернете.
— Разбуди его.
— Ты че, ма, он меня пошлет.
— Разбуди! — грохнула Клавдия.
Куда? Куда их?
— Алло, ма, че случилось? — сонно спросил сын. — Ты ж знаешь, что человек, который может разбудить ближнего без достаточных оснований, способен на любую подлость…
Придумала!
— Макс, сейчас же хватай Ленку, возьмите только одежду и езжайте к отцу. На такси. Но только не ловите у дома, выйдите на шоссе.
— Ma, ты что говоришь? — постепенно просыпался Макс.
— Я сейчас попробую дозвониться до папы. Вы будете ждать его на работе. А потом все вместе поедете на дачу к Валерии Павловне. И оттуда мне не звонить, носу не казать. Ясно?
— Надолго? — спросил Макс коротко.
— Не знаю. Потом, все потом. Давайте, ребята. Я на вас надеюсь.
Она хотела сказать еще какие-то добрые, прощальные слова, но не стала. Во-первых, некогда, а во-вторых, не дождутся, она не будет прощаться со своей семьей.
— Федор, ты можешь у кого-нибудь там взять машину?
— Тебе машина нужна? А наша чем не…
— Слушай, Федя, сейчас же бери у кого-нибудь машину и езжай вот по этому адресу. Записывай. — Она продиктовала адрес Инны. — Возьмешь ее и вернешься на работу. Туда уже приедут Макс и Ленка. И сразу уезжайте. На дачу к Валерии Павловне.
— Ты что, с ума сошла?
— Это серьезно, Федя, это слишком серьезно.
— Да я понимаю — не шутки. Только с чего ты решила, что я прятаться буду? Не-ет. Я детей отвезу и эту твою женщину, а сам вернусь. Я от тебя ни на шаг. А все кончится — бросишь свою работу. Поняла? В адвокаты пойдешь.
— Ладно, Федь, не дури. Беги.
— Где тебя искать?
Но Клавдия не ответила. Отключила телефон.
Минуту сидела, уставившись в стол с разорванной клеенкой. Словно из нее, как из шарика, выпустили воздух.
И что теперь?
А теперь, Дежкина, думай.
Клавдия еще утром, как и обещала себе, открыла список, который дала ей Кожина.
Двадцать шесть имен. Прямо «бакинские комиссары» какие-то. Конечно, Клавдия этих людей видела и слышала не раз. Интересен был сам по себе политический спектр. От самых левых до самых правых. И действительно, каждый из них мог устроить все что угодно.
Клавдия уже давно перестала быть политической простушкой. Очень давно, почти сразу, как пришла в прокуратуру. Она очень быстро узнала, что перед законом у нас все равны. Но некоторые равнее. Высококресельный дядечка сбивал насмерть на свой машине старушек, а его даже стеснялись пригласить для допроса. Воровал из американского супермаркета шампанское, а расплачивалось посольство. Побоями доводил до больницы собственную жену, а его заботливо клали в клинику, чтобы отдохнул.
Что уж говорить про их деток. Эти куролесили напропалую. Но туповатый недоросль, убивший свою любовницу, отделывался условным сроком. А придурковатая доченька, торговавшая наркотиками, через неделю вообще гуляла за границей.
Это было до недавнего времени единственное, за что Клавдия ненавидела свою работу. Впрочем, у нее такие штучки не проходили. Поэтому ей таких дел и не поручали. Были более послушные следователи. Хоть это Клавдия себе отвоевала.
Но сейчас надо было угадать, докумекать, дотумкать, кто же из этих «бакинских комиссаров» затеял войну.
Клавдия еще и еще раз перечитывала список и понимала — никто. Они все могли. Но ни у кого из них не было острой нужды. А тут имела место именно срочность. Тут как раз перли напролом. Тут ждать не могли, пока само рассосется.
Клавдия и так и сяк выстраивала цепочки. Может, кто-то хочет заполучить компромат на другого? Но это делается куда более просто — деньги на бочку. Нет, тут как раз хотят свой компромат изничтожить. Вот и охота.
И еще. В списке были, в основном, политики. Это для них, конечно, неприятность, что их увидят в постели с проституткой. Но не смертельная же. Не то, ради чего поставишь на карту и карьеру, и свободу, и даже жизнь. Это должно кого-то сильно припечь.
И снова Клавдия разводила руками — такого в списке не было.
Этот вопрос остался висеть, как мясницкий крюк, поблескивая кровавыми железными гранями.
Но был вопрос куда более простой — кто знал обо всем, что делает, говорит и даже задумывает Клавдия?
Она решила, что будет гадать всю дорогу, а сейчас отправится к Далматову. Может, хоть у него какая-то ниточка…
Вообще-то, по уму, Далматова надо было выпускать. Но пусть его Шевкунов еще потрясет, а так, что, Далматов — пешка. Такими жертвуют в самом начале партии.
«Тьфу, — ругнулась про себя Клавдия. — Что я несу? Он же человек как-никак, какая пешка?..»
И мысль оборвалась. Клавдия поняла, что думает сейчас уже совсем в других категориях.
В категориях войны.