Смерть и любовь в Гонконге

8

Единственную возможность возобновить контакт с доктором Меркером Тинь видел в визите в ночной клуб «Кантонский дракон», где Янг была звездой первой величины. Для начала справился о ней по телефону. Однако никто не знал, где она живет. Где-то на воде… Мало ли что это значит: то ли в водном массиве Яу Ма-теи, то ли на одной из джонок, иногда довольно роскошных, курсирующих по акватории перед Гонконгом или бросивших якорь в бухтах одного из двухсот тридцати островов, из которых состояла бывшая колония английской короны, или даже в гавани джонок перед Абердином, прямо напротив Яу Ма-теи. Там по некоторым данным тоже проживало около двадцати тысяч «водных китайцев».

Тинь несколько раз пытался взять хозяина «Кантонского дракона» в клещи, применял самые разнообразные хитрости и уловки, вплоть до угрозы отнять лицензию. Но почтенный Чжоу Тинкун доказал, что не напрасно носит свое имя – «Небесный блеск». Сверкая глазами, он, до блеска пунцовый, уверял, будто ничего не знает и не ведает. Янг приходила и уходила… а до остального ему дела мало. К чему излишнее любопытство?

Комиссар Тинь Дзедун услышал от господина Чжоу, что Янг взяла отпуск. Позвонила откуда-то днем… никому в голову не пришло полюбопытствовать откуда… Сказала, что три дня выступать не сможет. Это настоящая катастрофа для «Кантонского дракона». Танцовщица и певица Чинь вынуждена была ее подменить, но она в любом отношении уступает ей на порядок, нет в ней этой удивительно притягательной чувственности, эротической струны. Да, она хороша собой и тело у нее гибкое – но и только.

– Больше она ничего не сказала? – переспросил Тинь по телефону.

Мистер Чжоу ответил отрицательно.

– А сами вы ее ни о чем не спросили?

– Расспрашивать Янг бессмысленно. Захочет, скажет сама, а не захочет – слова не вытянешь. Три дня отпуска. Страшно подумать, какие убытки. Но ведь это Янг… как ей откажешь?! – И Чжоу Тинкун, «Небесный блеск», причмокнув, положил трубку.

В клинике «Куин Элизабет» Тинь тоже мало чего добился. Там ему сообщили, что накануне доктор Меркер отсутствовал, не появлялся и сегодня. Его комната пуста, постель не разобрана.

– Сейчас в Гонконге большая влажность, – ответил коллега Меркера из лаборатории тропиков. – Может быть, он слегка простыл. Мы все прошли через это, господин комиссар. Обычное для Гонконга дело! Появится завтра со слезящимися глазами и насморком. – Врач рассмеялся. – Но он дал о себе знать. Звонил вчера в хирургию по поводу пациента с воспалением желчного пузыря. Недавно меня по этому случаю вызывал по селектору главврач хирургии.

– Это уже неплохо! – обрадовался Тинь. – Не могли бы вы переключить меня на хирургию?

– Всенепременно!

Несколько раз в трубке щелкнуло, и комиссару ответила из приемной доктора Болдуина старшая операционная сестра Мэйбл. Подобно многим старшим медсестрам, она была не в духе.

– Да? – холодно спросила она. Кто, дескать, посмел побеспокоить шефа в святой час послеполуденного чаепития? – Какие проблемы?

– Я вас приветствую, мисс Мэйбл, – вежливо сказал Тинь. – Пусть по вашему небосклону проплывают только белопенные облака…

– Неплохо было бы. Секундочку, сейчас я соединю вас с психиатрией.

– Говорит комиссар Тинь Дзедун. Из уголовного розыска. Мне, пожалуйста, – доктора Болдуина… – по-деловому сухо проговорил он.

Недовольно выпятив нижнюю губу, Мэйбл нажала на кнопку и сообщила попивающему чай шефу.

– По вашу душу уголовный розыск, доктор Болдуин. Какой-то комиссар Тинь. Он, по-моему, с приветом. – И перевела разговор.

– Болдуин слушает, – сказал главный хирург и быстро допил свой чай. – Чем могу служить? И какие претензии ко мне имеет уголовный розыск? Признаюсь, что после вчерашних операций трое больных скончались, но обвинение в убийстве при помощи скальпеля решительно отвергаю…

– Об этом еще можно поспорить, доктор. – Тинь Дзедун издал короткий смешок. – Среди убийц хирурги занимают особое место.

– Это меня успокаивает. – Доктор Болдуин тоже рассмеялся. Он не принадлежал к числу тех главврачей, которые чувствуют себя оскорбленными, когда посмеиваются над их профессией. Есть профессора, испытывающие сожаление по поводу того, что дуэли запрещены законом…

– Чего вы хотели от доктора Мелькеля?

– От кого?

– От Мелькеля…

– Меркера.

– Я и говорю.

– Что-нибудь стряслось?

– Почему вы спрашиваете?

– Произошла странная вещь, господин комиссар. Меркер позвонил, сделал заявку на прием больного с воспалением желчного пузыря; я велел подготовить операционную… но никакого больного и в помине нет! Мы ждали до семи вечера, после чего я врачей и ассистентов отпустил. Меркер больше не позвонил и о себе знать не давал. О пациенте ни слуха ни духа. Я нахожу это странным. А вы?

– Вы уверены, что говорили с доктором Меркером?

– Вне всяких сомнений! И диагноз был сделан им, очевидно, точно: в таких случаях срочная операция необходима. Но за этим ничего не последовало…

– Откуда звонил доктор Мелькель?

– Чего не знаю, того не знаю. Он, помнится, упомянул, будто находится у друга. Да, и вот еще что меня удивило: он хотел отнести все расходы по операции на свой счет. Наверное, его друг из бедных. Непонятно. Во всяком случае, до сего часа никакой желчный пузырь у нас не объявлялся.

Тинь удержался от того, чтобы высказать свои мысли вслух. Произошли какие-то непредвиденные, возможно даже драматические, события, странным образом изменившие настроение и положение Меркера после ночи сладких любовных утех. «Желчный пузырь» – у медиков есть ужасающая привычка давать пациентам клички по их заболеваниям – интересовал Тиня все же не в той мере, как вопрос о местонахождении доктора Меркера. Но где бы он ни находился, это ситуация непредусмотренная. Единственное, что успокаивало Тиня: он вместе с Янг.

– Да, странно и непонятно! – сдержанно проговорил Тинь. – Я ищу как раз доктора Мелькеля…

– Боже мой! По поводу убийства?

– Как эксперта по одному уголовному делу.

– Я и понятия не имел, что доктор Меркер сотрудничает с полицией.

– Речь идет о каких-то вирусах или бактериях. Я тут особенно не разбираюсь. А вы не догадываетесь, где он может быть?

– Представления не имею. В этом вопросе я девственно чист.

– Благодарю, доктор!

Тинь положил трубку. У него не было ни малейшего настроения поддерживать шуточки врача. Доктор Меркер исчез. И вместе с ним Янг. Он собирался отправить в госпиталь больного с воспалением желчного пузыря… Где он находится? Тинь Дзедун сделал последнюю попытку. Взяв небольшой полицейский катер, отправился в Плавучий город у Яу Ма-теи. Но, как он и догадывался, ничего не добился. Никто не знал Янг, а тем более какого-то доктора Меркера. Все лишь пожимали плечами… все лгали ему, как с горечью отметил про себя Тинь. Проведя без толку часа три в узких улочках города джонок, он сдался.

Будучи китайцем, он твердо знал, что в Яу Ма-теи никто ничего не найдет, если найти не должен.

Доктор Мэй как раз обрабатывал нарыв на спине молодой женщины, когда Меркер возвратился после поездки на полицейский катер. Янг ассистировала. Она держала тампоны и подставила под нарыв старую оббитую эмалированную миску, протягивала доктору Мэю пинцеты и ласковым голосом успокаивала молодую женщину, лежавшую с исказившимся от боли лицом, но не проронившую ни звука.

Доктор Мэй поднял голову и подмигнул Меркеру. То, что рядом с операционным столом на стуле стояла наполовину опустошенная бутылка виски, он находил совершенно естественным.

– Я снова получаю от этого удовлетворение, Фриц! – воскликнул Мэй, осторожно прикасаясь тампоном к нарыву. – Поздравьте меня: я сумел даже обнаружить болезнь Бехтерева в начальной стадии. Чувствительность пальцев я, конечно, потерял навсегда, но после каждого глотка виски у меня в голове как бы появляются всполохи былых знаний. Пациенты очень довольны.

Доктор Меркер надел свой легкий шелковый халат, предназначавшийся, собственно, для визита к Янг, подвернул рукава и окунул руки в таз с водой. Доктор Мэй откопал где-то старую бутылку с дезинфицирующим средством и «облагородил» им воду. Действовало ли еще это средство? Как сказал однажды знаменитый немецкий хирург: «В медицине самое главное – положиться на Бога».

– Как мы перевезем желчный пузырь на сушу? – спросил Меркер.

– Ого! Вы получили для него койку?

– Да.

– В «Куин Элизабет»?

– Естественно.

– Ничего естественного в этом нет! Вы сказали, что это «водный китаец»?

– Нет. Я назвал его своим другом.

– Вот вернетесь вы в госпиталь, надают вам пинков – не обрадуетесь. – Доктор Мэй почесал голову, что отнюдь не способствовало стерильности руки, и сделал большой глоток из бутылки виски. – Говорите, как мы его перевезем? На сампане, конечно. А что, на набережной его будет ждать санитарная машина?

– Как только причалим, я ее сразу вызову.

Доктор Мэй подошел к Меркеру, взглянул на вскрытый нарыв, а потом на старый ящик с медикаментами.

– Антибиотики у вас есть? – спросил Меркер.

– Откуда? Я только начал практиковать… после пятилетнего перерыва.

– Чем же вы собираетесь покрыть нарыв?

– Цинковой мазью… она у меня пока есть. Скажу молодой даме, будто это наиновейший пенициллин. Вы увидите, как на ней все заживет!

– Придется нам скупить в Коулуне запасы целой аптеки и доставить сюда. – Меркер взял у Мэя тампон и подошел к столу, чтобы снять из воронки нарыва последние капельки гноя, а потом наблюдал, как доктор Мэй смазал рану слоем старой цинковой мази толщиной в палец. Что он при этом говорил на диалекте «водных китайцев», Меркер, конечно, не понял, но по тому, как девушка довольно закивала, понял, что Мэй ее успокоил.

– Так, а теперь займемся пузырем! – сказал Мэй, тоже опуская руки в дезинфицированный раствор. – Вот еще проблема: как уговорить семью, что ее главу нужно отправить на сушу, в настоящую больницу. Для вас будет весьма поучительно услышать, какой при этом поднимется шум и гам.

На палубе собиралось все больше больных. Нос джонки был буквально забит ими. Как же – наконец-то настоящий доктор!..

Доктор Меркер удрученно остановился на верхней ступеньке лестницы.

– Работы на три дня, никак не меньше, – проговорил он, глубоко вздыхая.

– Да, по меньшей мере. Теперь больные не уйдут с джонки, пока не подойдет их очередь. Пусть это продлится даже четверо суток… они отсюда ни ногой. Им нужно стеречь свое место в очереди. Кто от этого откажется?

Они направились к высокой надстройке на корме джонки, где некогда находились жилые помещения доктора Мэя и где он собирался устроить маленький госпиталь. Но там, где лежал – или должен был лежать – больной с острым воспалением желчного пузыря, никого не оказалось. Носилки с натянутым на бамбуковые палки брезентом, оба соседа, семья больного – ничего и никого. Доктор Мэй сунул руки в карманы своего мешковатого серого костюма.

– Ну вот видите, – только и сказал он. Доктор Меркер в ужасе воззрился на него.

– Что это значит?

– Здешние люди приучены принимать решения самостоятельно.

– Вы еще скажете, что они увезли больного!

– Они услышали слова «в госпиталь» и «на сушу» – и сбежали.

– Да ведь это безумие! – воскликнул доктор Меркер. – Без хирургического вмешательства этот человек через два дня умрет. Вы обязаны немедленно выяснить, где он живет. Мы отправимся за ним, и…

– Вы по-прежнему рассуждаете как европеец, Фриц.

– Я рассуждаю как врач! Больной должен быть доставлен сюда.

– Будь по-вашему. Я наведу справки.

Доктор Мэй замешался в толпу ожидающих своей очереди. Несколько минут спустя вернулся, но Меркер с первого взгляда понял, что ничего он не узнал. Или не скажет.

– Пузырь носит имя Лян. Но так зовут сотни людей. На какой лодке он живет, никому не известно. Это, разумеется, дикая ложь, но больше я из них ничего не выбил.

– Но ведь это для него смертный приговор!

Доктор Меркер повернулся лицом к скоплению джонок, жилых лодок и сампанов, покачивающихся на воде в золотых лучах послеполуденного солнца, за которыми с любопытством наблюдали туристы с больших прогулочных судов. Оттуда над Плавучим городом разносилась веселая музыка.

– Я ничего не понимаю.

– А вы вспомните о лакомом блюде из обезьяньих мозгов.

– Это жестоко и бесчеловечно…

– Мы, китайцы, другого мнения. Все зависит от судьбы, которую никому не дано переломить. С этим фатализмом мы прожили восемь тысяч лет и создали величайшие культурные ценности. Когда мы уже расписывали фарфор, по лесам Европы еще бродили люди, очень похожие на обезьян. Забывать об этом тоже не стоит…

– Все это к делу не относится! – сказал доктор Меркер. – Янг, ты мне не поможешь? Узнай, где они живут!

– Попытаюсь.

Она только что поднялась на палубу, ведя за руку прооперированную девушку. Отец обнял ее, радуясь, что у нее ничего больше болеть не будет. Низко кланяясь доктору Мэю и Меркеру, они, пятясь, удалились.

Янг пошла к толпе больных и растворилась в ней, как незадолго до этого доктор Мэй. На какое-то мгновение в воображении доктора Меркера всплыл образ кракена,[7] огромного и многорукого, всасывающего в себя свои жертвы. Он даже встряхнулся, чтобы избавиться от этого видения.

– Давайте продолжим прием, доктор Мэй, – предложил он. – До какого примерно времени?

– До тех пор, пока не свалимся с ног или пока нам сосок на груди не покажется пятнышком от ветрянки! Когда мы больше не сможем, я закрою дверь и ударю в литавры. Тогда они, там наверху, поймут – на сегодня все! Ложитесь спать, братья, завтра они продолжат… Родственнику привезут еду и чай. Какие запахи ты услышишь… расчудесные! Жизнь продолжается вопреки всему: мне доподлинно известно, что некоторые из ожидающих прямо у меня на палубе делали детей! Не такие уж все они больные, чтобы утерять эту способность. И потребность. Фриц, пойми – ты попал в прекрасный и неповторимый мир изгоев и отверженных!..

Спустились вниз. Перед кожаным диванчиком их терпеливо дожидался очередной пациент со штанами в руках. Его зад был усеян гнойными прыщами. Доктор Меркер догадывался, что и в данном случае панацеей явится старая-престарая цинковая мазь.

Полчаса спустя вернулась Янг. Ее взгляд сразу сказал им – пусто!

– Они доверяют тебе, Фриц, – сказала она. – И боятся. Ты здесь чужак, длинноносый и круглоглазый, и они опасаются, как бы мир суши не пришел в мир воды. Несмотря на радио и телевидение, спутниковую телефонную связь и сверхзвуковые самолеты, нас разделяют столетия.

– Да это же чушь собачья, когда речь идет о жизни человека!

– Они этого пока не понимают. Или, если хочешь, они не желают с эти примириться! Они гордятся тем, что имеют собственные ценности. – Янг пожала узкими плечами. – Смирись и ты, Фриц. Ты живешь в Яу Ма-теи.

Они вели прием до двадцати трех часов, когда доктор Мэй сказал:

– Ну, я опустошил уже две бутылки, Фриц. Заканчиваем! Если я отопью из третьей, то начну хлестать моих пациентов по щекам и орать: «Какое ты имеешь право болеть, нахал?! Сядь задницей в холодную воду – это всегда помогает!» – Доктор Мэй махнул рукой. – Но мои пациенты знают меня насквозь и не обижаются. Да, давайте закончим прием и послушаем на закуску Пятую симфонию Малера! Партию литавр исполнит Мэй Такун! Мои соседи будут в восторге. – Он вопросительно взглянул на Янг. – Как там выглядит наш гонорар?

– Шесть кур, три утки, корзины с овощами и фруктами, две лангусты, девять больших рыб. Мешочек соевой муки. И простеганное одеяло.

– Чем плохо? – развел руками доктор Мэй. Лицо его расплылось в улыбке. – Можем обжираться, как Чингисхан! А как насчет бутылок, Янг?

– Девять штук. Три виски, две джина, две коньяка и две мандаринового ликера.

– Это от новых пациентов. Они еще не знают, что я не пью ликер. – И, продолжая улыбаться, посмотрел на доктора Меркера. – Ну, что скажете? Живем, а?

– Для вас это смерть. Я поставлю вопрос с гонораром иначе.

– Деньги? Дружище, на что мне деньги?

– Первым делом на покупку лекарств! И новых инструментов тоже. Нужен надежный стерилизатор. Генератор для рентгеновского аппарата. И диванчик новый купим. Новые шкафы. Автоматический прибор для измерения давления. А потом еще и прибор для ЭКГ…

– Вы никак собрались открывать клинику при дворце, Фриц? – Доктор Мэй сплел жирные руки на затылке. И вдруг сел, сложил их на животе и уставился на Меркера. – Вы действительно хотите купить все это, Фриц? Но тогда, значит, вы останетесь у меня?

– Да, доктор Мэй… – неуверенно проговорил Меркер. Но когда это «да» прозвучало, он сам растрогался.

– О-о, святое небо… И вы примете в подарок мою джонку?! И станете новым доктором с джонки?

– Если меня примут пациенты… Вы правы: любой настоящий врач нашел бы здесь дело своей жизни. Два прошедших дня меня убедили. Когда я вижу этих больных…

– Он останется у нас, он останется у нас, Янг! – вскричал доктор Мэй и запрыгал по комнате. – Эй, небо, зажги-ка все звезды! Янг, где мои литавры? Он остается! Это достойно самой долгой и громкой дроби, какую я только в состоянии выбить! В Яу Ма-теи будет новый доктор…

Он бросился доктору Меркеру на шею, облобызал его и опрометью бросился в свою комнату, где с такой силой заколотил в литавры, что Меркер начал даже беспокоиться, как бы его от этих сверхусилий не хватил удар.

Под утро в дверь комнаты, где, крепко обнявшись, спали Янг и доктор Меркер, постучали. Не дожидаясь ответа, доктор Мэй вошел и шлепнул Меркера по голому заду.

– У меня прямо сердце разрывается – опять я вас силой вытаскиваю из ее объятий, – тихо проговорил он, когда Меркер испуганно вскочил. – Клянусь, я не вуайер,[8] и считаю такой образ ночного препровождения самым богоугодным – но вам пора вставать! Теперь я знаю, где живет пузырь. Эту новость мне принес верный человек. Забавно, что обычно с такими новостями приходят в самый неподходящий момент. Туда мы доберемся на сампане…

Янг не проснулась, когда Меркер встал; во всяком случае, сделала вид, будто крепко спит. Меркер быстро оделся в темноте и вместе с доктором Мэем поднялся наверх. На палубе пациенты лежали вповалку, укрывшись одеялами. Несколько человек сидело у сходней и за надстройками – сторожили. Здравомыслие и недоверчивость – залог продления жизни.

Мэй с Меркером спустились по скользкой лестнице и едва не упали в поджидавшую их плоскодонку. Она неслышно оттолкнулась от старой джонки и заскользила по узким водным улочкам. У руля сидел молчаливый молодой человек с покрытым оспинками лицом.

– Этого парня я четырнадцать лет назад излечил от оспы, – негромко проговорил доктор Мэй. – Ему было шесть лет. И он будет мне благодарен по гроб жизни.

Доктор Меркер оглянулся на джонку Мэя, это запущенное деревянное чудовище с высокими бортами, дырявыми парусами и гниющими надстройками.

– Какой скверный у нее вид, – сказал он.

– А вы его измените, Фриц. Отныне это ваша джонка! Сегодня же вы получите дарственную в письменном виде. – Мэй откинулся назад. – Формальности между наследниками – паршивая вещь. Ты для меня – Фриц, а я для тебя просто Мэй. И за это мы выпьем с тобой до дна литровую бутылку!

– Ни капли, Мэй! Медленно, но верно я тебя от этого отучу.

– Скорее высохнет море! Хочется рвать и метать! Не успел я обзавестись наследником, который годится мне в сыновья, как он начинает меня опекать! Меня не переделаешь. Сколько раз меня выворачивали наизнанку – я не поддаюсь!.. Эй, куда это мы?

Сампан скользил по широкой водной улице, мимо больших, дорогих жилых лодок, которыми восторгались обвешанные фотоаппаратами туристы: особенно эффектно получались на снимках алые паруса. Потом сампан опять захлюпал по узкой улочке и остановился, покачиваясь, перед джонкой в третьем ряду. Доктор Мэй указал на жилую лодку, на палубе которой сушилось на веревке белье. Вид у нее был довольно богатый.

– Ее хозяин – Кун Лундзы. Он капитан паромного судна и среди своих соседей считается самым зажиточным. Ходит по линии Коулун – Виктория – Тай Лам Чун на Новых Территориях. Мало кто знает гонконгскую акваторию лучше Куна. – Он посмотрел на джонку, перед которой они покачивались, и заметил, что горит только один опознавательный огонь. Было еще темно, хотя на востоке уже пробивалась узкая светлая полоска. Несмотря на сильный плеск воды у борта джонки, ему почудилось, будто он слышит приглушенное пение, Мэй как-то странно взглянул на Меркера. – Слышишь, Фриц?

– Нет. Все тихо.

– Господь наградил тебя железными нервами.

Лодка подошла к спущенной в воду деревянной лестнице. Поднявшись на палубу, они оказались перед развешанным как попало бельем, сложенными парусами и старыми бумажными гирляндами. Над входом в задние надстройки торчал устрашающего вида картонный дракон. Во время больших торжеств его водружали на шест и носили по кругу.

Сейчас и Меркер услышал монотонное пение и остановился. Звуки доносились из надстройки. Сквозь задернутые занавески мерцал тусклый свет.

Они медленно прошли по палубе, отворили раскрашенную дверь и оказались в просторном помещении с низким потолком. Доктору Меркеру, в отличие от Мэя, пришлось даже пригнуть голову. Вся семья была в сборе и сидела на полу на матах, упершись ладонями в колени и не шевелясь, словно все они застыли. Прабабушка что-то вполголоса напевала, поводя сложенными руками, в которых держала изваяние цветка лотоса из слоновой кости.

Посреди комнаты, в окружении всей семьи, под шелковым покрывалом лежал на ковре больной. Две лампадки, справа и слева от головы, освещали спокойное, умиротворенное лицо.

Никто не обратил внимания на вошедших. Прабабушка продолжала молиться, родственники не сводили глаз с лежавшего на ковре. Сладковатый дым от нескольких ароматических палочек наполнял воздух в этом просторном, но неуютном помещении.

– Он мертв, – прошептал доктор Меркер. – А ведь его можно было спасти.

– Возможно. – Доктор Мэй дернул Меркера за рукав. – Пойдем, нам здесь нечего делать…

– Я хотел бы еще раз взглянуть на больного.

– Глупости. К чему? Мертв – значит мертв!

– Именно поэтому. Я должен подписать свидетельство о смерти.

– Тут никому ваше дурацкое свидетельство не требуется! Пошли!

– Как врач я не имею права уйти, не засвидетельствовав факта смерти.

Доктор Меркер вырвал свою руку и, сделав несколько шагов, наклонился над умершим. Прабабушка все напевала, семья сидела в немом оцепенении. Вдруг доктор Меркер резко отшатнулся и бросился к Мэю. Тот тоже стоял в тусклом свете лампадок как статуя, сложив ладони.

– Они… они убили его… – с трудом выдавил из себя Меркер. – Они его умертвили!

– Так решил семейный совет, Фриц.

– Умертвили…

– Они считают – спасли.

– У него следы на горле!.. Его задушили!

– Да. У нас для этого веками используют шелковый шнурок.

– Это убийство! – вскричал Меркер. – Они умертвили его, чтобы не отправлять на сушу! Просто-напросто задушили, хотя в госпитале его поставили бы на ноги! Что они за люди?

– Они твои пациенты, Фриц… и живут по собственным законам. Ты должен свыкнуться с этой мыслью. Здесь рождаются на воде – и на воде же умирают. Ты ничего не изменишь, Фриц! – Доктор Мэй обнял Меркера за талию. – А теперь уйдем. Пусть они его оплакивают…

– Убийцы… оплакивают убитого?! Абсурд! Я сообщу в полицию!

– Тогда тебе не стать доктором с джонки. Надо научиться смотреть истине прямо в глаза.

– Да ведь это ад!

– Попробуй сделать то, на что я оказался не способен: перестрой джонку в госпиталь, в больницу. Все, что находится на воде, устроено прочно.

– Сейчас я просто раздавлен, – почти беззвучно прошептал доктор Меркер. – Раздавлен и смят.

Он бросил прощальный взгляд на спокойное лицо мертвеца и, задрожав всем телом, отвернулся. Монотонное песнопение прабабушки причиняло ему физическую боль. Он поспешил выйти из помещения и полной грудью вдохнул сырой морской воздух. Еще и еще раз. Доктор Мэй последовал за ним несколько минут спустя. Прочитав над мертвым короткую молитву, он положил ему на грудь маленького бумажного дракона. Мэй тайком от Меркера пронес его с собой: кому, как не ему, знать своих «водных китайцев».

Расследование дела о взрыве дома Тиня не дало почти никаких результатов. От водителя остались буквально клочки. Единственное, что выяснилось – это марка фургона и что он использовался для перевозки белья одной из прачечных. Поскольку в Гонконге прачечных не меньше двух тысяч. Тинь от проверки отказался: нет ни малейшего шанса…

Надо сказать, Тинь горевал о своем доме. Не столько о здании, сколько о коллекции часов и маленьком песике Йойо. И пусть Йойо был престранной помесью каких-то неясных пород, Тинь привязался к нему если не всем, то хотя бы половиной сердца.

То, что Меркер не давал о себе знать, заставляло его сильно нервничать. Тинь в нем нуждался. И срочно. В данном случае разложение печени шло куда интенсивнее, чем обычно: уже через сутки на теле и лице появились заметные признаки желтухи – а значит, конец уже близок. От ее застывшей улыбки даже такому профессионалу, как Тинь, делалось нехорошо. Шеф полиции его избегал… он не желал иметь ничего общего с умирающей, доживавшей последние часы в одной из комнат полицейского управления.

Около полудня доложили о приходе нежданного посетителя: Джеймс Маклиндли собственной персоной.

Ему не пришлось дожидаться долго, через пять минут его пригласили в кабинет Тиня. Тот поднялся навстречу с озабоченным лицом.

– Кого у вас убили, сэр? – спросил он. – Мы ни слухом ни духом…

Несколько секунд Маклиндли пребывал в замешательстве. Он смотрел на Тиня как на человека, отпустившего в присутствии дам грязную шуточку.

– Почему убили? – удивился он. – Взломали!..

– Это по части Четвертого управления. А у нас уголовный розыск.

– Ну, я полагал, поскольку мы с вами знакомы… У меня с полицией вообще никаких контактов нет, а вот видите, потребовались. Мне ничего подобного и в голову не приходило…

«Да, тебе всегда везло, старый разбойник, – подумал Тинь. – И адвокаты у тебя – первый класс. От любой напасти оградят, а если что – отмоют добела».

– Чем могу служить, сэр? – вежливо спросил он. – Что у вас похитили?

– Ничего.

– Не понял?

– Дверь в мой кабинет взломали, перевернули в нем все вверх дном, выпотрошили шкафы. Но ничего не пропало! В ящике письменного стола лежало десять тысяч долларов наличными… их не тронули! Это меня особенно смущает. Любой вор наличные прикарманит в любом случае!

– И впрямь загадочная ситуация. – Тинь выпятил нижнюю губу. – Проникнуть в ваш дом и взломать дверь – высший пилотаж. Ваша личная охрана плюс электронное наблюдение за каждым уголком и там и в парке, да еще дополнительная сигнализация в доме – а грабитель тем не менее в нем оказался и преспокойно проник в кабинет. Вы сами как это объясняете?

– Я потому к вам и приехал, что никакого объяснения не нахожу, – тяжело вздохнул Маклиндли. – Да, я не нахожу ответа на этот вопрос: что искал злоумышленник? Я уже звонил моему доброму другу доктору Меркеру, но его в госпитале нет. Не знаете случайно, где я могу его найти?

– Вы считаете… доктор Мелькель вашу беду рукой разведет? – Комиссар Тинь постарался скрыть улыбку.

– Я же сказал: доктор Меркер мой добрый друг. Хотите – верьте, хотите – нет, но это так. Знаете, как мало людей, с которыми можно поговорить… от сердца к сердцу? Доктор Меркер из таких. Знакомых у меня тысяча, если не больше, и каждый рад пожать мне руку. А вот друзей у меня нет. Я человек недоверчивый и подозрительный, господин комиссар. Начиная с определенной суммы годового дохода, мы как бы попадаем в зону разреженного воздуха. Видя улыбающегося мне человека, я спрашиваю себя: да полно, разве он тебе улыбается, а не твоему банковскому счету? Волей-неволей почувствуешь себя одиноким.

– Я бы не стал сопротивляться, если бы мне насильно всучили хотя бы сотую часть вашего состояния, – не к месту развеселился Тинь. – И не думаю, что из-за этого стал бы страдать от одиночества. Скорее наоборот.

– Вот видите: наоборот! Отсюда и моя недоверчивость. В этом смысле доктор Меркер действительно хороший друг. Материальные ценности его не занимают. – Маклиндли посмотрел на свои руки. – Так вы не знаете, куда он запропастился?

– Попытаемся реконструировать вторжение в ваш дом, – с почти сатанинской радостью уклонился от прямого ответа Тинь. – Итак, преступнику удалось проникнуть в ваш кабинет, он взломал все шкафы и ящики, но ничего не взял.

– Именно так.

– Наверное, он искал какой-то документ.

– Документы я храню исключительно в банковских сейфах. Или в домашнем сейфе, местонахождение которого известно мне одному.

– И поскольку сигнала тревоги не последовало, можно предположить, что преступник дверь в кабинет не взламывал – то есть это один из ваших служащих или лакеев, которые знают в доме все входы и выходы. Он не перелезал через ограду и не пробирался через ваш сад – при такой охране это исключено.

– Верно. – Маклиндли смотрел мимо комиссара Тиня. – А ночью вдобавок ко всему по парку бегают два тигра.

– А вот это даже полиции неизвестно, – искренне удивился Тинь.

– Тигры лучше всякой электроники. Предохранитель или реле перегорят – пиши пропало. Зато тигр никогда не потеряет ни обоняния, ни слуха.

– Кто их запирает в клетки утром?

– Их сторож Ли.

– Ли не может оказаться взломщиком?

– Совершенно исключено. Ли никогда не переступал порог моего дома. Он живет рядом с тиграми и ориентируется только в парке. Кроме того, у Ли нет рук. У него такие, знаете ли, протезы-крюки.

– Несчастный случай?

– Как посмотреть. Ли родом из пограничного района между Китаем и Монголией. Там его девять лет назад на охоте порвал тигр. Обе руки… С тех пор он с тиграми не разлей вода. Прекрасный сторож. И в какой-то мере дрессировщик. – Маклиндли поднялся со стула. – Что вы мне посоветуете, комиссар Тинь?

– Я пришлю к вам сотрудников сектора взломов. На успех особенно не рассчитывайте. Отпечатков пальцев наверняка не обнаружится. А если и впрямь ничего не пропало – о чем говорить? Выходит, вор искал нечто определенное.

– Тогда он идиот.

– Все возможно, сэр.

Маклиндли собрался уходить, но задержался.

– Если вы случайно встретите доктора Меркера, передайте, пожалуйста, что мне его очень не хватает. Пусть объявится.

– Как бы мое напоминание не показалось ему неучтивым – при такой близкой дружбе между вами? – съехидничал Тинь. – Не уверен, что доктор Меркер первым делом позвонит именно мне. Его работа для нас закончена.

– И как? Успешно?

– Весьма! Теперь мы знаем, откуда ветер дует.

– Поздравляю.

Маклиндли пожал руку комиссару Тиню и через минуту вышел из здания полицейского управления. У входа его ожидал бронированный «роллс-ройс» с пуленепробиваемыми стеклами. Шофер в белой ливрее открыл дверцу.

Тинь, наблюдавший за этим из окна, отступил в глубь кабинета, вполне удовлетворенный собой. Он недолюбливал Маклиндли.

Прежде чем пойти ужинать, Тинь Дзедун заглянул на всякий случай к неизвестной убийце. Полицейский врач, сидевший у ее постели, только отрицательно покачал головой.

– Невозможно сказать, испытывает она боли или нет, – проговорил он. – Гепатит развивается. Взгляните-ка на эти желто-коричневые пятна на лице. Улыбаться она улыбается – но ни словечка!

– Это нам знакомо. – Тинь прислонился к стене рядом с кроватью. – Будь оно все проклято: где Флиц? Если она умрет до его возвращения – все насмарку. Что-что, а держать тут труп я не вправе. А из другого места ее у меня похитят. Я это предчувствую.

– Только не из тюремной больницы.

– И оттуда тоже! Я больше никому не доверяю! Трюков сколько угодно…

Тинь решил перейти в наступление. Явившись в приемную шефа, попросил немедленно доложить о себе. Тот встретил его словами:

– Я не желаю ничего знать, Тинь! Ни слова о кабинете без окон на вашем этаже!

– А я прошу всего лишь разрешить мне использовать суда водной полиции, – в высшей степени вежливо проговорил Тинь, отдавая поклон. – Мне необходимо еще сегодня заполучить доктора Мелькеля. Я уверен, он где-то в Яу Ма-теи. Мы просто обязаны прочесать весь Плавучий город. Без него произойдет катастрофа.

– Тинь! Не сносить вам головы! – Шеф полиции откинулся на спинку кресла. – На что он вам, доктор Меркер?

– Чтобы присутствовал при смерти убийцы.

– Я ничего такого не слышал. – Шеф полиции поднял обе руки. – Ладно, черт побери, ищите вашего доктора Меркера. Разрешаю…

Час спустя шесть лодок начали поиск. Тинь Дзедун стоял в самой быстроходной из них и объезжал водные улицы, расспрашивая рулевых бесчисленных сампанов, он кричал в мегафон, повторяя один и тот же вопрос обитателям больших и малых джонок, просил помочь, подсказать, где живет Янг Ланхуа. О Меркере он не спрашивал – глупо было бы. Но где Янг, там и Меркер.

Ему не отвечали. «Водные китайцы» отворачивались, исчезали в трюмах или продолжали молча работать, будто это не к ним обратились.

– Он здесь! – со злостью крикнул Тинь, ударив кулаком по ни в чем не повинному мегафону. – Посмотрите на этих мерзавцев! Они все знают где! Где-то здесь, рядом! Но разве я могу осмотреть пять тысяч джонок? Почему он скрывается? Я должен найти его – и точка!

До самого вечера они объезжали водные улицы и переулки, где это было возможно. Попадались такие узкие протоки, по которым на полицейской лодке не проедешь, порой десять или более жилых джонок образовали целый жилой блок, связанный переброшенными мостками и сходнями. Лабиринт, в который не проникнуть тому, кто здесь не родился.

С наступлением темноты разнервничавшийся комиссар сдался. Он не находил объяснения поведению Меркера, совершенно забыв о том, что доктор ничего не мог знать об убийстве мистера Джона Саймэна и о взрыве бомбы-фургона. Для Меркера мир на суше был незыблем, в нем царил относительный порядок. Горести «водных китайцев» – вот что его занимало.