Эмила не обращала внимания на дождь и, пока была видна дорога, ехала с приличной скоростью. Но перед Прагой на нее обрушилась гроза. «Дворники» уже не справлялись с потоком воды, по крыше забарабанил град. Гроза бушевала прямо над головой. То и дело воздух рассекали молнии, и одновременно землю сотрясали громовые удары.
Сбавив скорость, Эмила медленно ехала по обочине, пока не заметила поворот на проселочную дорогу. Свернув на нее, заглушила мотор. Ливень все усиливался, и Эмила начала нервничать. Непредвиденная задержка ломала ее планы. Нужно было еще заехать в кафе «Славия», а это немалая потеря времени в переполненном машинами центре города. «Если гроза продлится даже не слишком долго, — подумала она, — все равно в Угошть попаду в сумерках. А скорее всего ночью».
Ей пришлось ждать почти час. Наконец ливень стад переходить в дождь, интервалы между грозовыми разрядами увеличились, и на западе прояснилось.
Эмила открыла дверцу и осмотрелась. Дала задний ход, выехала на шоссе и по асфальту, покрытому лужами, покатила к Праге.
— Пан Гакл, — начал Янда, — сегодня мы постараемся закруглиться побыстрее, поэтому сразу скажу вам, что в ваших показаниях нас прежде всего интересуют два момента. Первый: что вы делали сегодня с двенадцати до двух и когда вы в последний раз видели архитектора Яначека. И второй: что вы на самом деле делали вечером двадцать второго мая, а также ночью, начиная с того момента, когда Мария Залеска рассталась с вами в коридоре второго этажа… С кем вы разговаривали, кого видели, кто видел вас… Думаю, нет нужды говорить, что ваши первые показания неправдивы а что вы совершили серьезный проступок. У вас есть возможность исправить положение. Прошу вас, начинайте. Сначала о сегодняшнем дне.
— Если позволите, я предложил бы начать с третьего. С показаний о событиях сегодняшней ночи…
— Об этом я информирован. Знаю также, что меч палача находится в вашей комнате. Мы его передадим в лабораторию. Вы, видимо, предполагаете, что у Седлницкого и Беранека, в комнате которого хранился меч, в ночь убийства под рукой было наиболее подходящее орудие…
— Не только у Седлницкого и Беранека, — прервал его Гакл, — там ведь жил и Яначек. Возможно, он видел убийцу с мечом. По крайней мере, ночью в присутствии всех утверждал, что знает, кто убил Марию, и что этот человек находится среди нас. Его заявление, между прочим, могло стать причиной…
— Его смерти. Возможно, вы правы. Может быть, вы действительно обнаружили орудие убийства и таким образом как бы… вырвали занозу из пятки. Уверяю вас, мы уделим этому должное внимание. А теперь прошу рассказать о сегодняшнем дне, — предложил капитан вежливо, но твердо.
— Понимаю, — Рудольф быстро заморгал длинными черными ресницами. — Все время до обеда Яначек работал со мной на экспозиции. Но, скажу вам честно, работа не клеилась. В воздухе прямо ощущалось какое-то напряжение. Вначале нам помогала Ленка, которая пришла попозже, потому что ночевала у матери. Уже около десяти она стала жаловаться на головную боль. Выбегала каждую минуту — то выпить таблетку, то потому, что после выпитого лекарства ей стало плохо. Наконец я ее отпустил, чтобы она пошла полежать.
— Во сколько? — спросил Коварж.
— Еще не было одиннадцати. Ушла и больше не появись. Мы остались с Яначеком, который выглядел каким-то обиженным.
— Можете объяснить почему?
— Трудно сказать. Он с утра фырчал на меня и на Ленку. Может быть, причиной были какие-нибудь сплетни. В этом нет ничего удивительного, после того… первого… убийства мы живем в ненормальной обстановке, отношения между нами напряженные. Ночью в коридоре чуть не подрались… Около двенадцати Яначек заявил, что идет обедать. Я попросил его — да, попросил! — задержаться, чтобы закончить зал. Он ответил, что после обеда будет достаточно времени, и ушел. Больше я его не видел. Живым.
— А вы остались в зале и продолжали работать?
— Что мне оставалось делать? Я хотел быстрее закончить, чтобы уехать наконец из этого проклятого Клени. Вешать картины на силоновые нити одному без помощника очень неудобно — нити скользят, узлы развязываются. Но я сжал зубы… Твою работу за тебя никто не сделает, сказал я себе.
— Заходил ли в это время кто-нибудь в зал?
— Нет, все время я был один. Но видел, как Рафаэль Седлницкий и тот… пожилой мужчина, что у него гостит, крались по коридору. Они то и дело шипели друг другу: «Тсс!», поэтому при нашей прекрасной акустике их было слышно во всех залах. Я, тоже крадучись, подошел к двери посмотреть, что происходит, и видел, как гость попал в силоновую петлю. Тут они уже стали ругаться громко. Я решил, что Кваша снова сходит с ума, разыгрывает своего гостя, и вернулся к картинам.
— Сколько было времени, когда вы их услышали?
— Понятия не имею. Мне не пришло в голову посмотреть на часы. Может быть, они знают.
— Значит, вы продолжали работать…
— Да, какое-то время. Потом я почувствовал голод и решил, что пора пообедать. Только тогда я посмотрел на часы — была половина второго. Я отправился за Ленкой, чтобы, если ей лучше, вместе куда-нибудь пойти. К моему удивлению, ее не было в комнате, и даже постель оказалась непримятой. Я подумал, что, возможно, она в хранилище у девушек, с которыми немного подружилась. Заглянул туда, но Ленки там не было, а девушки вместе с Бенешем вовсю трудились. Они тут же решили устроить перерыв и пойти на обед в ресторан. И меня позвали с собой. Я спустился с ними вниз, но от приглашения отказался, так как мне не давало покоя отсутствие Ленки… Одолжив девушкам ключа от барбакана, чтобы они сократили себе путь, я пошел насмотреть, пет ли Ленки у Беранека или Седлницкого. Иво крепко спал. Едва я успел его разбудить, как раздался рев. Ужасно громкий, бьющий по нервам. Мы побежали в барбакан… Вот, собственно, и все.
— Благодарю, — кивнул Янда. — Есть у кого-нибудь вопросы по этой части показаний?
Он немного подождал, но его подчиненные молчали.
— Тогда они есть у меня. Как посетитель выставок знаю, что силоновые нити часто используются для подвешивания картин. Но нить упругая, узел, завязанный на ней, легко может развязаться. Поэтому некоторые оформители слегка подогревают узлы над пламенем зажигалки, волокно плавится…
— И узел уже не развяжется, — добавил Гакл. — Яначек тоже так делал.
— И убийца, — сказал Янда. — Так он укрепил концы нитей на обрезках реек. Слушайте, Яначек же не курил. Вы что, одалживали ему для прижигания узлов свою зажигалку?
— С какой стати! — Гакл бросил на капитана раздраженный взгляд. — У него были спички. Ленка постоянно покупала их в магазине. Сам он и коробка не купил бы.
— Значит, вы и Яначек умели связывать силоновые нити. Кто еще из обитателей замка? Кто вам мог бы помочь развешивать картины?
— Понимаю, что вы имеете в виду, — улыбнулся Рудольф. — Но это умеют делать все. Здесь нам помогала Ленка, но я знаю, что и Альтманова оформляла несколько экспозиций, в прошлом году вместе с Бенешем делала рекламную фотовыставку. Седлницкий, конечно, тоже умеет, свою пражскую выставку оформлял сам, никому не доверял. Не знаю, работал ли с силоном Беранек, но я вообще не видел, чтобы он когда-нибудь работал.
— Ну ладно, продолжим, — Янда закурил сигарету и задумался. — Судя по вашим показаниям, вечер и ночь с двадцать второго на двадцать третье мая вы провели с Ленкой Лудвиковой. Но она нам сообщила, что вечером отправилась к матери в Гавловице и вернулась в замок глубокой ночью. У вас есть последняя возможность изменить свои показания, то есть сказать правду.
— Простите, пожалуйста. — Гакл потер пальцами глаза. — Конечно, я говорил неправду. Но, надеюсь, вы поймете ситуацию, когда тридцатилетний мужчина влюблен в молоденькую девушку… Эта сумасшедшая девчонка летала бог знает где, наконец вернулась в замок необычным, очень опасным путем… Все это выглядело невероятно… и подозрительно…
— Вы джентльмен, я знаю, — усмехнулся капитан. — Но расскажите нам о себе. Что вы делали весь вечер и всю ночь?
— С чего мне начать? — спросил Рудольф. Его густые темные ресницы дрожали.
— Мария Залеска ушла в ресторан за Седлницким, вы и Ленка остались в коридоре второго этажа. Продолжайте.
— Почти сразу мы ушли ко мне. Ленка приготовила холодный ужин, но аппетита у нас не было. Я еще не видел Ленку такой нервной Видимо, Залеска еще раньше чем-то угрожала ей — не знаю, зачем она это делала. Но остается фактом, что они друг друга не любили. Ленка была неспокойной, не могла минуты усидеть на месте. Потом сказала, что скоро вернется, и ушла. Это ее «скоро» продлилось до двух ночи. Я ждал, не спал, мучился… Вот и все.
— Все? Мне кажется, маловато. Когда она долго не шла, не отправились ли вы ее искать? В замке или, может быть, в окрестностях?
— Нет. Она вела себя… непристойно. Я сказал себе: придет — хорошо, не придет — тоже. Но уснуть все равно не мог.
— Надо понимать так, что вы не покидали своей комнаты?
Гакл задумался, потом посмотрел на капитана и кивнул.
— Значит, будете сидеть в той комнате завтра.
— Зачем? У меня работа…
— Мы проведем следственный эксперимент — реконструкцию событий. Поэтому все вы должны оставаться в замке.
— Понятно.
Настало молчание. И так как никто больше не задавая вопросов, Гакл поинтересовался:
— Я уже могу идти?
— Еще минуточку. Мне кое о чем нужно спросить вас, как друга Залеской. Вы знаете, что ее бывший муж продолжал поддерживать с ней контакты?
— Она что-то говорила об этом.
— Он снял для нее домик. Где-то в Слапах. Вы были там когда-нибудь?
Гакл отрицательно покачал головой.
— Но вы знали об этом? Она ездила туда работать.
— Знал. Вы не совсем точно информированы. Залеский не снял, а купил бывший дом священника.
— Почему вы нам об этом ничего не сказали раньше? — не удержался Коварж.
— Я… но это же не связано…
— Как это не связано, — перебил Янда. — Мы подробно осмотрели все, что осталось после нее, и вдруг выясняется что вне нашего внимания оказался целый дом. В каком точно месте он находится?
— Не знаю, поверьте мне. Мария туда почти не ездила Спросите Залеского, он знает, где…
— Странно, что вы, ее друг, ничего об этом не знаете.
— Мария никогда не вспоминала о доме. Не дорожила им.
— Хм… Жаль, что вы не можете нам помочь. Поездка к Залескому означает для нас задержку.
— Мне тоже очень жаль.
— А пани Альтманова? — спросил Петр. — Она была близкой подругой погибшей. Может быть…
— Она точно не знает!
— Почему вы так уверенно говорите?
— Ну… мы с ней были в одинаковом положении. — Он сглотнул слюну. — Оба близкие друзья, но Мария от нас таилась. Эмила там тоже никогда не была.
Дверь приоткрылась, и в комнату осторожно заглянул доктор Гронек. Встретившись взглядом с капитаном, он виновато улыбнулся.
— Можешь заходить, — пригласил его Янда. — Мы заканчиваем.
— Если ты не будешь сердиться… — Адвокат быстро скользнул в комнату.
— Почему я должен сердиться? Говорю же, можешь…
— Потому что хочу попросить кое о чем пана Гакла. — Гронек расплылся в улыбке. — И вообще это не имеет отношения… к вашим делам.
— Ну если пан Гакл не будет возражать, — пожал плечами капитан.
— Будьте любезны, не можете показать мне ваш прекрасный антикварный перстень? — обратился Гронек к Рудольфу. — Я заметил его сразу… Видите ли, антиквариат — моя страсть. Спросите капитана Янду, какой мебелью заставлена моя квартира.
Рудольф охотно снял с пальца золотой перстень с лазуритом и подал его адвокату.
— Это, собственно, не настоящий антиквариат, — объяснил он. — Примерно конец девятнадцатого века, романтическая имитация под старину. Но для меня он имеет огромную цену, — Гакл понизил голос, — потому что я получил его в подарок от Марии.
— Да, — кивнул Гронек, возвращая ему перстень, — потому это и произошло.
— Что произошло? — быстро спросил Гакл.
— Ничего, просто мой приятель любит всякие загадочные изречения и произносит их к месту и не к месту, — Янда бросил на адвоката свирепый взгляд. — Благодарю вас, до завтра прошу оставаться в замке. И пошлите к нам, пожалуйста, Дарека Бенеша.
— Посмотри, что у меня есть! — сказал после ухода Гакла Коварж, помахивая пакетиком с молотым кофе.
— Надеюсь, тебя не подкупил какой-нибудь правонарушитель, — рассмеялся Янда.
— В этот раз нет. Когда ты нас выгнал отсюда, мы пошли в магазин.
— А еще купили сахар и бутерброды, правда, не первой свежести, — сообщил Чап. — Плитка в углу, осталось найти воду и чашки.
— Это предоставь хозяину, он как раз входит, — показал Янда на фотографа, в некоторой растерянности стоявшего в дверях. — Проходите, Дарек. Ведь вы ночуете в этой комнате? Значит, сумеете сварить на своей плитке кофе?
— Сумею, пан капитан. — Бенеш слегка поклонился.
— Вы сегодня выглядите намного лучше. Вот что значит чистая совесть. Стыдно вспоминать ваши с Альтмановой показания — сплошная ложь! Ладно, берите кофе, сахар я принимайтесь за дело. Кто хочет кофе? Все, значит, четверо. Дарек пятый.
Бенеш поставил воду на плитку, вынул из степного шкафа чашки.
— Вы у нас сегодня последний, потому что с вами все более или менее ясно, — объяснял между тем Янда. — Да и мы уже немного устали. Поэтому вместо допроса предлагаю беседу за чашкой кофе.
Все дружно одобрили идею капитана.
— У вас здесь собрался довольно занятный коллектив, — продолжил Янда. — И очень пестрый. Я имею в виду уровень образования. Мы, естественно, наводили обо всех справки, и мне эта пестрота кажется странной. Вот вы, например. У вас диплом среднего художественно-промышленного училища, отделение фотографии. Вы — человек на своем месте.
Дарек улыбнулся и начал разливать кофе в чашки.
— А взять, скажем, Беранека… Как он вообще мог попасть на это место?
— Для меня это тоже загадка, — произнес серьезно Бенеш, неся кофе Янде. Коварж и Чап стали помогать ему разносить чашки. — Может быть, это сделано преднамеренно, кто-то хотел, чтобы в хранилище… было больше беспорядка.
— Не исключено, — кивнул Янда. — А что вы думаете Ленке? Училась в гимназии, не закончила ее.
— Здесь много недоучек, — заметил Петр.
— Ленке не повезло. Ее выгнали за два месяца до экзаменов.
— Сурово, — возмутился Янда. — Так же не делают.
— Там у нее… — фотограф поймал плечами. — Она устроила какую-то дикую вечеринку. Курили наркотики. Четверых увезли в больницу, едва спасли. Но Ленку можно только пожалеть. У нее было несчастное детство. Ее отец…
— Был алкоголиком, — прервал капитан. — Да и с отчимами ей не везло, только последний — приличный человек. Я уже сегодня это слышал… Ну, а Гакл? Что скажете о нем?
— Этот тоже недоучка, и вообще… — поморщился Бенеш.
— А что он, собственно, не закончил?
— Последний раз факультет истории искусств. Выгнали с третьего курса, — охотно ответил Дарек.
— Что значит — последний раз? — удивился Петр.
— Потому что перед этим изучал архитектуру, там его выгнали уже со второго. Злые языки утверждают, что еще раньше учился в художественно-промышленном училище, по всего полгода. Только прошу вас, — он неожиданно понизил голос, — не говорите ему, что это я вам рассказал. Он такой спесивый, какого вы, наверное, никогда не встречали.
— Но он стал все-таки руководителем отдела, — как бы с сомнением заметил Петр.
— В отделе два с половиной человека, — махнул рукой Бенеш. — Руководителем его сделали только потому, что написал книгу, которая его прославила. Но как он пыжится! А сейчас книгу представили на какую-то премию. После этого с ним невозможно будет общаться.
— Видимо, он одарен литературными способностями, — размышлял вслух Янда. — Иначе при таких амбициях жизнь его сложилась бы трагически.
— Но самое непонятное происходило с Яначеком, — неожиданно изменил тему Дарек. — Это был прекрасный специалист, знал свое дело. Но его несчастьем была жадность.
— Простите мне мое старческое любопытство, — вмешался Гронек. — А какой была Залеска? Ведь вы, пан Бенеш, неплохо ее знали. Я же видел только фотографии, на которых она выглядит прекрасно.
— Это ничто, — покачал головой Дарек. — Она была не очень фотогеничной. В жизни — намного красивее. Красота ее заключалась в движении, в цветах и оттенках. У нее были голубые глаза и смоляные волосы… Кожа имела слабый золотистый оттенок… А длинная шея, а посадка головы…
— Королевская, — дополнил Гронек. — Это видно и на фотографиях… А мужчины ее оставляли. И последний — Гакл. Думаю, для всех это было настоящей трагедией, ведь она его так любила.
— Еще как! — воскликнул Бенеш. — С ума по нему сходила!
— Но ведь они были так непохожи, верно?
— Что такое любовь? — неожиданно драматическим тоном произнес Дарек. — Биолог вам будет говорить что-то о железах и гормонах. А в Древней Греции утверждали, что виной всему — стрела Купидона. И от нее нет спасения. Поразит она, скажем, прекрасную царицу Титанию — и та влюбится в осла.
Все изумленно смотрели на Дарека, потрясенные его красноречием. Только Янда невозмутимо поглаживал подбородок.
— Я старый практик, — заметил он после паузы, — и отдаю предпочтение Купидону. Это наиболее приемлемое объяснение.
Петр встал и принялся собирать чашки. Дарек хотел помочь, но его остановил Чап, который подсел рядом и начал спрашивать, какими он пользуется фотоаппаратами, пленками, проявителями… Янда собирался вмешаться, но в это время к нему наклонился Гронек и зашептал:
— Хочу сказать тебе, что уже знаю убийцу.
— Не может быть!
— Послушай, я тебе объясню, как узнал его.
— Ничего не хочу слышать! — Капитан поднял обе руки, словно защищаясь. — Знаешь что? Когда дело будет завершено, мы соберем всех в замке, подведем итоги и заодно расскажем о своих поисках, умозаключениях, догадках. — Он повернулся к фотографу, который уминал бутерброды, принесенные поручиками. — Послушайте, Дарек, а вам не будет сегодня еще раз плохо?
Бенеш, откусивший бутерброд с лососем, непонимающе посмотрел на капитана.
— Пол-литра пахты, — напомнил Янда. — Мне девушки рассказывали, как вас мутило с нее. Они боялись, как бы вы в туалете не потеряли сознание.
— Ходили стучать в дверь… Говорили, не меньше часа ждали вас, — быстро сообразив, подхватил Коварж.
— Все было не так страшно, — покраснел Бенеш. — Некоторые считают, что иногда это даже полезно для здоровья.
— Вы были в туалете, когда Беранек увидел Яначека, идущего в барбакан, так? Вы были там еще и тогда, когда к девушкам зашел Гакл? Значит, вы его не видели?
— Ну и болтушки, — разозлился фотограф. — Когда пришел Гакл, я уже давно был в хранилище! Все перепутали, коровы!
— Не сердитесь, это я большой путаник, — улыбнулся Янда. — Послушайте, мы здесь попиваем кофе, ведем беседы, а о вашей приятельнице совсем позабыли. Сейчас мы это исправим. Зденек за ней сходит…
— Если вы имеете в виду Милушку, — прервал его Бенеш, — то она уже уехала.
— Что?! — капитан нарушил один из своих железных принципов — в присутствии подследственного или свидетеля не проявлять никаких чувств.
— Я думал, вы об этом знаете, — усмехнулся Дарек с явным удовлетворением.
— Что она вам сказала? — подскочил к нему Коварж.
— Ничего. Мы все стояли в первом зале и ждали вызова на допрос. И вдруг она мне говорит: меня это не касается, я поехала, чао, Дарек. И пошла.
— Когда это было? — Янда вытер вспотевший лоб.
— Думаю… когда здесь был Седлницкий.
— Тогда дело дрянь. Едем в город, в отделение? — Петр вопросительно посмотрел на капитана. — Позвоним оттуда. Здесь скорее всего не аппарат, а историческая реликвия.
— Наверное, ничего другого не остается. Пан Бенеш, благодарю вас, можете идти, но замок не покидайте.
Дарек исчез с поразительной быстротой.
— Ты у нас знаток географии, — повернулся Янда к Чапу. — К какому району относятся Слапское водохранилище и его окрестности?
— К двум районам, — ответил Чап без колебаний, — Бепешовскому и Пржибрамскому. Ты должен назвать конкретное место.
— Угошть.
— Знаю, — ожил поручик. — Поселочек на самом берегу, три-четыре домика, костелик, примерно в километре гостиница. Бенешовский район, ближайшее отделение в селе Невеклов.
— Ну, мастак, — с уважением произнес Янда. — Тогда едем, — и он направился к двери.
— Мне кое-что пришло в голову, — остановил его Чап, решивший, видимо, сегодня неустанно отличаться. — Все ли сейчас в замке? Альтманова не подчинилась твоему приказу и улизнула у нас из-под носа. А что, если еще кто-нибудь, кроме нее… Это было бы серьезным…
— Уж точно, было бы! — капитан снова вытер лоб. — Проверь. Быстро! Пусть все снова соберутся в том зале. Проведем перекличку. — Он невесело улыбнулся.
Опасения Чапа подтвердились. Отсутствовала не только Эмила. Янда, побледневший, с крепко сжатыми губами, приказал немедленно выезжать.
— Как это могло случиться? — набросился он в машине на Петра.
— Альтманову выпустили патрульные, — объяснил поручик, — потому что она приехала с тобой. К тому же она им что-то наплела. Но он должен был исчезнуть совсем недавно, причем его никто не видел, в ворота он не выходил. — Коварж бессильно развел руками.
— Вышел через подземелье в огород, — устало объяснил Янда, — и спустился по скале. Для этого вовсе не надо быть альпинистом.
— Какое подземелье? — Петр выглядел расстроенным. — Я его не знаю.
— Об этом можешь мне не говорить. А ты должен был его знать. Новичок и тот не имеет права допускать таких ошибок. А за ошибки отвечают. И расплачиваются. Да что и тебе объясняю!
Петр решил, что сейчас лучше всего помолчать и переждать бурю. Он втиснулся в угол заднего сиденья и задумчиво смотрел на приближающиеся заводские трубы городской окраины.
— Прежде всего позвоним в Невеклов, — размышлял вслух Чап, сидя за баранкой. — Но если ее нужно перехватить в Угошти… не знаю… ее там может уже не быть.
— Будет, — уверенно сказал капитан. — Ее, скорее всего, задержала гроза. Потом она обязательно заезжала в Праге в кафе «Славия».
— Почему именно в «Славию»? — решился подать голос Петр.
— Хм… Потому что она оставила там в гардеробе пушку, — процедил Янда сквозь зубы, довольный в душе тем, какое впечатление произвели его слова на Петра.
— Ту, пропавшую? — выпалил поручик.
— Ту самую, — снова буркнул капитан и неожиданно набросился на Гронека: — Что ты пялишь на меня глаза?
— Я меняю свою версию! — заявил возбужденно адвокат. — Убийства совершили… разные люди, да?
Янда в ответ промычал что-то невнятное.
— А она, — продолжал Гронек, — во время убийства Яначека была с тобой, да? Отличное алиби… Позвонила тебе и назначила свидание.
В этот момент Чап остановил машину у тротуара.
— Приехали, — сообщил он и открыл дверцы. Янда хотел выйти, но Гронек схватил его за полу пиджака. Он спешил изложить капитану свои догадки.
— Он ее любит, да? Единственную! А остальных женщин презирает и мстит им. Месть — в этом его девиация, его отклонение от нормы.
— Пусти, — попытался освободиться Янда, — швы трещат.
— Он фиксирован на ней, — не унимался адвокат. — Настолько, что готов был ради нее на все. И на это убийство сегодня в барбакане…
— Не задерживайте нас, — вмешался Коварж, — иначе случится еще одно несчастье. А их и так было больше чем достаточно.
Янде наконец удалось выбраться из машины.