Смерть Кощея

6

Мне советовали думать, и я думал. Правда, не над вопросом, который более всего интересовал предводителя лесной шайки. Что действительно меня волновало и лишало роскоши сна, так это как не дать Вале угодить в лапы таинственного работорговца на летающей повозке, мне — избежать домогательств со стороны бугая-полудурка Руди. Ну и, конечно, как нам обоим вернуться в свое время. Целыми и сравнительно невредимыми.

Я думал… но много ль придумаешь, когда ты безоружен и связан по рукам и ногам? Тут думай, не думай, а возможности все равно на минимуме. И о факт сей, печальный, любой замысел разбивался как волна о неприступную скалу.

Тянулась ночь, гордо шествовали минуты, сливаясь в часы. А мысли мои вяло двигались по кругу. И раз за разом сбивались на другую тему: где же все-таки и когда мы с Валей из-за наших забав с машиной времени оказались? О да, это еще один вопрос, охотно занимавший мой мозг.

В именах местных слышалось что-то славянское. Славок, Рудя… Последнее, кстати, явно родственно польскому и украинскому «рудый», что значит «рыжий». А этот туповатый здоровяк как раз рыжеволос.

Но в то же время… речь на любом славянском языке уж хотя бы через слово понять можно без переводчика. Нет-нет, да проскользнут в речи поляка или, скажем, серба смутно знакомые выражения. Тогда как здешнее наречие показалось мне абсолютно чуждым.

Сие, конечно, не ахти какой выдающийся парадокс, если память напрячь. Скажем, в языке идиш атавистическое присутствие чисто еврейских выражений вроде «поца» и «мазла» сочетается с обилием германоязычных слов. Так что случайно выбранный Абрам или Соломон, живший в библейские времена, едва ли понял бы своего далекого потомка родом из США или Германии.

То есть, народ тот же самый — а лексика, даже языковые группы разные.

Пример этот не единственный.

В речь жителей Закарпатья, считающихся славянами, примешаны словечки из польского, немецкого и даже, кажется, венгерского языков.

Современные греки могут сколько угодно называть себя эллинами, своих детей при рождении нарекать Аристотелями и Сократами — но вот язык их учеными все равно уничижительно именуется «новогреческим». То есть великие философы Сократ и Аристотель, эти имена прославившие, изъяснялись на другом языке.

Ну и, наконец, перевернись в могиле предводитель бриттов Артур — современные англичане считают тебя «своим». Эти-то люди, говорящие на смеси латыни, кельтского, а также… языка германцев. Притом, что с некоторыми из последних (саксами, в частности) тебе, о великий и легендарный, даже довелось повоевать.

В общем, языки разных народов можно сравнить с разноцветным бельем. А если народы живут по соседству, торгуют и общаются — с тем же бельем, угодившим в одну стиральную машину. Где эти тряпки трутся друг о дружку, перемешиваются, обмениваются краской. А в итоге перекрашиваются до полной неузнаваемости.

Возможно, даже в этом древнем наречии, на котором говорят пленившие меня разбойники, найдется пара-тройка словечек, доживших до наших дней. Доживших — но погоды не делающих.

Язык и имена — не единственное, что меня озадачило, вместо того, чтобы служить подсказкой. Еще и титул местного правителя: «кхонас», как уже говорил. А также таинственный Морглокх, которого главарь неоднократно поминал.

Нет, понятно, что речь идет о каком-то местном божестве. Причем о божестве явно недобром. И из-за контекста, и из-за имени, созвучного со словами «мор», «морг», «мгла». Но где, в мифологии какого народа имеется персонаж с таким именем — припомнить я оказался не силах. На ум пришло разве что отдаленно похожее имя древнегреческого Морфея, повелителя снов. А также аса Локи из скандинавских мифов. Породившего разные темные сущности, включая владычицу загробного царства Хель. Интересное сочетание!

И… вот ведь черт с Моглокхом на пару! В очередной раз я поймал себя на том, что как страус головой в песок погрузился в эти отвлеченные рассуждения. И когда! Попав в плен, да перед лицом реальной, близкой опасности, грозящей нам с Валей.

Нет, наверное, мы все-таки не совсем нормальные люди. Я говорю о тех, кто суется в аспирантуру и согласен даже мальчиком на побегушках работать в научном институте. Вместо того чтобы гоняться за баблом или возводить вавилонскую башню собственной карьеры в каком-нибудь офисе.

Оставалось надеяться, что ум — все-таки сильная сторона таких людей, включая меня. Что с его помощью я успею что-нибудь придумать. Пока тянется ночь… а когда не спится, ночь вообще-то кажется бесконечно долгой.

От досадных мыслей меня отвлек ЛНМ. Снова ожив, он опять начал, как перед беседой с главарем, выдавать обрывочные реплики. «Еда», «холодно», «мое»…

В недоумении я огляделся. Лагерь разбойников давно отправился на боковую. Главарь вместе с большей частью шайки, не иначе, коротали ночь в том большом шалаше. У костра оставался здоровяк Рудя — ему, видимо, от греха подальше запретили ночевать со всеми. И еще один разбойник — «вторая половинка» предыдущего, по всей видимости. Ну и, наконец, часовой… точнее, караульщик. Оставленный не на сколько-то часов дежурить, а, как видно, на целую ночь. При мне, во всяком случае, сменить его никто не торопился.

Так вот, все спали, даже этот дежурный. Разбойничья шайка — не воинское подразделение. Дисциплина в ней худо-бедно скреплялась разве что авторитетом главаря, мастака угрожать. И была столь же надежна, как гнилые доски, скрепленные ржавыми гвоздями.

Об уставе же караульной службы тем более речи не шло. Так что обязанность свою этот страж поневоле видел лишь в том, чтобы сидеть лицом ко мне, «драгоценному пленнику» шайки. Сидеть, склонив голову на колени да клюя носом. Ну и еще постараться за ночь не свалиться в костер.

Итак, ближайшие ко мне люди… если их можно было назвать людьми, дрыхли без задних ног. Тогда чью речь уловил лингвистический модуль?

Реплики звучали все чаще: «мое», «загрызу», «слабак».

Крайне заинтригованный я, поворачивая голову, сумел уловить «голоса природы» — череду рычаний, ворчаний и подвывающих звуков, доносившихся из глубины ночного леса. На них-то и реагировал ЛНМ, разражаясь новой серией реплик.

«Уйди», «загрызу», «еда»…

Ну и дела!

Хоть я и дилетант, но знал, в чем главное отличие так называемой нейросети от обычных компьютерных программ. Она, в отличие от последних, способна, усваивая новую информацию, обучаться и совершенствоваться. Как живое (причем разумное) существо. И так же обретать новые возможности.

Но это… на моих глазах созданный в НИИИНиПТе нейросетевой модуль как будто превзошел сам себя. Уж, по крайней мере, самые смелые ожидания — точно. Умудрившись усвоить язык тех, кому наука официально отказывала даже в наличии разума. Не говоря уж об осмысленной речи.

Хотя… те, у кого есть питомец — кошка, собака — соврать не дадут. За годы, проведенные вместе, они научались своих любимцев понимать, различая малейшие оттенки в их мяуканье или, соответственно, скулеже и лае. И что эти оттенки в общей совокупности, как не полноценный язык — содержательный и не лишенный сложности?

Следующая мысль, посетившая меня, показалась спасительной. Что если, научившись этих волков понимать, я смогу с ними договориться. Точнее, подговорить их помочь нам с Валей освободиться из плена.

Конечно, волк есть волк — хищник, человеку враждебный. И когда говорят «человек человеку волк», вовсе не подразумевают склонность представителей рода людского к взаимовыручке. Да и пословица «сколько волка ни корми, он все в лес смотрит» характеризует этих тварей не лучшим образом.

Но все-таки… если мы будем говорить, понимая друг друга, это уже совсем другой уровень общения. Зря, что ли дипломаты учат иностранные языки. Да и расхожий принцип «чужак — значит враг» можно вывернуть с точностью до наоборот. «Разговаривает как мы — значит, свой». Или, как в аналогичной ситуации говорил Маугли: «Мы с тобой одной крови — ты и я».

Да и в любом случае… что я теряю, если попробую? Разве что время. Не загрызут же меня эти серые бестии, сюда прибежав. Тогда как в плену у разбойников неприятности были нам с Валей гарантированы на все сто.

Потому, недолго думая, я решился. Повернул голову в сторону леса, за ствол дерева, к которому был привязан, и выкрикнул:

— Сюда! Ко мне!

А секундой спустя ЛНМ исторг великолепный призывный вой, что сделал бы честь самому Акелле.

Естественно, даже безалаберный местный караульщик не мог не обратить на этот вой внимания. Разбойник встряхнулся, приподнимая голову, осмотрелся тревожно. Но, увидев, что поблизости никаких зверей нет, просто погрозил мне дубинкой и снова задремал.

Оставалось надеяться, что обладателей серых шкур мой клич заинтересует не меньше, чем караульщика.

Ждал я не меньше минуты, но надежда сбылась. Легонько хрустя сухими опавшими ветками, к дереву моему осторожно подобрался крупный волк. Уставился на меня, оценивающе разглядывая светящимися в темноте глазами.

Потом заговорил… точнее, заворчал. А ЛНМ с готовностью перевел:

— Вуулх услышал клич, призывающий стаю. Вуулх пришел на зов, но увидел лишь двуногое существо. Как же так?

— Ну… чего только в жизни не случается, — изрек я философски. А ЛНМ донес эти слова волку смесью ворчания и повизгивания. Последовательностью звуков, строгой, как в азбуке Морзе.

— Двуногий говорит как Вуулх, — тихонько и осторожно проскулил волк, — как народ Вуулха.

А вот следующее из сказанного им меня поразило:

— Вуулх слышал когда-то от матери, когда был маленьким детенышем. А мать Вуулха — от своей матери. Были когда-то двуногие, которые понимали народ Вуулха. Жили рядом… охотились с народом Вуулха… с ними добыча всегда была обильной. И умели говорить как Вуулх и народ Вуулха. Но это было много и много лун тому назад. Теперь таких двуногих не осталось. Ни Вуулх, ни отец с матерью Вуулха, ни братья и сестры Вуулха, ни вся стая Вуулха таких не встречали.

— Все когда-нибудь бывает впервые, — ободряюще и как можно более дружелюбным тоном молвил я, хоть и понимал, что интонации ЛНМ передаст моему серому собеседнику едва ли. — Должна же и Вуулху когда-то улыбнуться удача.

Заявление это взволновало волка и привело в прямо-таки щенячий восторг.

— У-у-у! — затянул он, приплясывая подле меня, как обычная домашняя псина при виде хозяина. — Какая радость для Вуулха! Вуулх встретил двуногого друга! Теперь двуногий друг принесет удачу! Поведет Вуулха и всю стаю Вуулха на славную охоту, которая принесет много мяса! Вся стая Вуулха наестся до отвала. И после этого признает Вуулха своим вожаком!

— Тише ты! — попросил я, смутившийся от столь грандиозных на свой счет ожиданий, и из ЛНМ донеслось тихое ворчание. — Не все сразу. Видишь, я связан… в плену у других двуногих. Плохих.

В подтверждение этих слов я пошевелил кистями рук, связанными за деревом, и продолжил:

— Нужна помощь Вуулха. Освободи меня… перегрызи веревки. И тогда…

Волк недовольно заворчал и недоверчиво уставился на меня, чуть склонив голову на бок.

— Отец учил Вуулха, а отца Вуулха учил его отец, — донеслось из лингвистического модуля, — Вуулх всегда должен держаться сильного. Идти за сильным. Только сильный приведет Вуулха и стаю к добыче. И только сильная самка родит Вуулху детенышей. А тот, кто слабый — сам добыча. Просто еда для Вуулха и народа Вуулха. Двуногий слабый…

Печально! А я уже посмел надеяться на хороший исход. Что и говорить, волк есть волк. Но я не сдавался.

— Погоди… Вуулх, — обратился я к уже повернувшемуся и готовому снова скрыться в чащобе волку, — у тебя будет много добычи. Много мяса. Я обязательно дам ее… Вуулху. Только освободи.

Я нарочно обратился к нему по имени. Надеясь, что, во-первых, Карнеги прав, а во-вторых, собственное имя — самое приятное слово не только для человека. Для зверя тоже.

И надо сказать, замысел оправдался. Потому, вероятно, что волк был достаточно молод и легковерен. Поколебавшись немного, тихо поскуливая, он передумал меня покидать. А, напротив, подошел поближе к дереву, к которому я был привязан. И, вцепившись зубами в веревку, сковывавшую мои руки, принялся ее разрывать.

Веревка была крепкой, но Вуулх почти справился, когда за этим делом его застал караульный. Проснувшийся не то от звуков, издаваемых волком, не то по веленью собственного мочевого пузыря.

Так или иначе, увиденное ему не понравилось.

— Ты что это делаешь, какашка морглохова, — проговорил разбойник спросонья, — никак нашего пленника сожрать собрался?

Он колебался не больше пары секунд — решая, поднять ли тревогу и за это огрести люлей от разбуженных подельников, или попробовать управиться самому. А затем, предпочтя второй вариант, подскочил на ноги и, выхватив из костра горящую головню, двинулся на волка с дубиной в одной руке и головней в другой.

— Прочь! — приговаривал караульный, размахивая головней и чуть ли не на каждом шагу останавливаясь и топая. — Пошла вон, тварь! Не подходи! Сожгу! Сожгу!

Судя по столь бурной реакции на появление незваного серого гостя, разбойник сам его боялся. И, думал я, не испугайся Вуулх этого небольшого представления, не отступи в темноту, караульный бы сам наверняка струхнул. На помощь бы позвал.

Но, увы! Волк, как и подобает дикому зверю, боялся огня. Поэтому предпочел ретироваться, скрываясь в ночном мраке.

Меня, впрочем, такой исход нимало не огорчил. Как я уже сказал, Вуулх почти сладил с веревкой. От нее остались разве что отдельные тонкие волокна, чтобы разорвать которые, мне хватило бы и собственных незначительных усилий.

А с освободившимися руками я бы и ноги развязал, и добрался бы до оружия. Пусть даже не меча, оказавшегося в руках главаря. Но у того же караульного в арсенале имелась не только дубинка. Еще, когда он проходил мимо меня, шугая Вуулха, я из положения сидя заметил на поясе разбойника нож. Примерно такой же, как у главаря.

Осталось дождаться, когда караульный успокоится и снова уснет. А пока я с побегом не спешил. Продолжая держать руки за деревом, как бы связанными.

Вот только и разбойник снова отправляться на боковую отчего-то не торопился — даже отогнав Вуулха. Но, раззадоренный, как видно, своей маленькой победой, подошел ко мне и пнул по еще связанным ногам.

— У, гнусь! — рявкнул он при этом. — Поспать из-за тебя не получается… гнусь богатая! Небось, в таком домине жил… целая деревня бы поместилась.

К слову, на правах аспиранта-очника я сумел выцарапать из родного универа всего лишь комнату в общежитии. Да, по крайней мере, отдельную, которую не надо было делить с еще парой жильцов. Но на роскошный дворец она все равно не тянула.

С другой стороны, если взять в целом наш общажный корпус, то да: в нем бы наверняка поместилась любая из местных деревушек да не одна. Учитывая, сколь мало была населена тысячи лет назад планета Земля. А особенно такие ее уголки с далеко не мягким климатом.

— Гнусь! — продолжал яриться разбойник. — В таком домине… слуг, небось, как у меня вшей! А я, сколько помню себя, все бродяжил. Сначала с родителями… изгнали их, Морглокх знает, за что. Потом и сам.

Похоже, в отличие от того же главаря, его не сильно заботило, понимаю я, что он говорит, или нет. Просто выговориться хотел. Излить, так сказать, свою порочную душу. И, более того: не факт, что караульный вообще бы начал передо мной откровенничать и распинаться, если б не считал иноязычным чужеземцем.

— А знаешь, — затем молвил разбойник почти доверительно, да еще присел передо мной на корточки, — мне ведь этот Кхугл… козлорогий, ты знаешь, где?

Я не знал, но догадался, что речь идет о главаре. И следующие слова караульного не преминули подтвердить мою догадку.

— Чуть что — сразу нож к горлу. Как зверь… хуже даже. А еще… он тут проговорился, когда с тобой лясы точил. Ну, что меч твой если продать, можно целую зиму на эти деньги кормиться. Так мне, знаешь, сразу захотелось спереть этот меч и свалить. А что? Думаешь, так трудно? Из схрона-то… хе-хе-хе. Даже не смешно. Это ж просто яма! Мельче выгребной даже… пожалуй. А Кхугл, небось, привык считать, что в схроне добыча, как за семью замками.

Болтун — находка для шпиона, так что я лишь молча слушал, мотая на несуществующий ус. Схрон, значит. Яма. Это облегчало мою затею. А то я думал, что главарь Кхугл трофеи прямо в шалаше держал. Чуть ли не спал с ними в обнимку.

А разбойник продолжал:

— Вот, думал: свалю с мечом. И еще мог бы тебя развязать. Чтобы ты тоже свалил, Кхугл бы с остальными тебя быстрее хватились. Засуетились бы, кинулись бы тебя искать… гнусь богатая, мальчик золотой. А про меня вообще забыли.

Затем, немного погрустнев лицом и голосом, наступил, что называется, на горло собственной песне.

— Но… не стал, — были его слова. — Не решился… как-то. Думаю, ну проживу ближайшую зиму в сытости. А дальше что? Надоело бродяжить… одному как дерьмо в проруби болтаться. Хотелось к кому-нибудь прибиться. Чтобы вместе, чтобы друг за друга. Да и Кхугл не такой плохой… надоел только. Вот если б меня главным признали…

— Зря, — коротко молвил я, прерывая эту грустную исповедь.

Караульщик опешил.

— Что зря? — пролепетал он. Видать, и впрямь не ожидавший, что я его понимаю. А может, просто звуки из амулета-ЛНМ были ему в новинку.

— Зря передумал освобождать меня, — отвечал я с расстановкой. — А еще зря пинал того, кто не может ответить.

С этими словами я потянул руки и разорвал остатки пут.

— Потому что не знаешь, — в следующее мгновение мои руки вцепились в ворот грязной рубашки разбойника, — не можешь быть до конца уверен…

Резко потянув его за ворот рубашки, я подался навстречу и врезал лбом разбойнику аккурат в переносицу.

— …в том, действительно беззащитна твоя жертва или нет.

Потерявший равновесие и получивший столь внезапный и сокрушительный удар, дежурный разбойник бухнулся на пятую точку, роняя и головню, и дубину.

Грохнулся он не слишком далеко. Потянувшись, я сумел добраться до ножа. И, не заморачиваясь с развязыванием узла, просто перерезал веревку, которой были связаны ноги, немного притупившимся, но вполне еще острым и крепким клинком.

Подскочил на ноги, стряхивая с себя веревку и с облегчением разминаясь. Затем, с ножом в руке повернулся к оглушенному разбойнику, намерившись поставить в его несчастном существовании точку. Однако меня опередил Вуулх. Выскочил из темноты и, запрыгнув на грудь своему обидчику, зверь вцепился в его горло.

— Двуногий дал Вуулху мясо, — перевел для меня ЛНМ, когда волк на мгновение отвлекся от терзания разбойника и, оглянувшись на меня, издал короткий вой.

Какая ни есть благодарность!

Вуулх продолжал пировать, я же подхватил с земли оброненную караульщиком головню, не поленившись затоптать занявшиеся сухие сосновые иголки. Какова бы ни была тайная цель нашего с Валей присутствия в прошлом, устроить лесной пожар она явно не предусматривала.

С головней в руке, освещая себе путь, я шагнул в ту сторону, откуда, как я запомнил, главарь Кхугл приносил мне меч и пультик.

Посветив на землю, я еще порадовался, что страж мой оказался таким болтливым и проговорился про яму-схрон. Яма действительно обнаружилась — под одной из сосен. И прикрытая упавшими разлапистыми ветками.

Присев на корточки, я поднял, стараясь не уколоться, и отбросил эти ветви одну за другой. Снова посветил.

Да, меч действительно находился в яме. Рядом пультик, тут же Валина сумочка, вытряхнутые из нее айфон и всякая косметическая мелочевка.

С другими трофеями, кроме наших вещей, в схроне шайки Кхугла было, мягко говоря, небогато. Пара человеческих фигурок, вырезанных из дерева, ну и еще несколько тускло поблескивавших монет.

Последние были непривычно (для кого-то, не для меня) большими. С крупное печенье. Что и немудрено. Ведь у диких предков не было техники, способной нарезать металл так же тонко и мелко, как при изготовлении современных пятаков, рубликов, десяток. Не говоря уже о копейках.

На всякий случай я прихватил одну из монет. Мало ли, вдруг набредем-таки на селение, а кормить нас там не захотят. По крайней мере, бесплатно. Деньги же даже недоверчивых людей делают посговорчивей.

Так, с монетой и пультиком, рассованными по карманам, да с мечом в руке я вернулся к костру.

И вовремя. Сладкая парочка разбойников, у огня прикорнувших, теперь просыпалась. Здоровяк Рудя даже на ноги успел подняться. И теперь с недоумением барана, узревшего архитектурные новшества, переводил мутный взгляд то на караульщика, терзаемого волком, то на вашего покорного слугу. Вооруженного, что характерно.

Он-то, извращенец-недоумок, умер первым. С яростью, помноженной на злобное торжество, я пронзил клинком его необъятное брюхо. Ставшее теперь идеальной целью, мимо которой трудно промахнуться.

Из брюха брызнула кровь. Резким движением я выдернул клинок, и Рудя, схватившись за живот обеими руками, словно рану пытаясь заткнуть, повалился на землю аки мешок с дерьмом.

Второй разбойник успел больше. Успел схватиться за дубинку, успел нанести один удар.

Атаку его я успел парировать и отразить мечом. А следующим движением снес разбойнику его заросшую, давно немытую башку. Та укатилась прямо в костер.

На секунду отвлекшись от своей трапезы, Вуулх бросил горящий взгляд в сторону еще двух новых трупов двуногих. Точнее, еще двух свежих кусков мяса. «Ба! Да тут хватит, чтобы всю стаю накормить!» — говорил этот красноречивый взгляд, что было понятно без всякого перевода.

Эх, волчара, знал бы ты, сколько еще еды принесет тебе ожившая легенда в моем лице! Причем очень скоро.

С мечом наготове и горящей головней в левой руке, я направился к шалашу. По соседству с этой примитивной постройкой, к пущей радости моей обнаружилась Валя — привязанная к ближайшему дереву, зато живая и вроде здоровая.

При виде меня, да еще при оружии, девушка расплылась в улыбке, достойной Чеширского Кота и готова была радостно завизжать, но я, молча и с подчеркнуто-серьезной миной на лице, помотал головой. Тише, мол. Не будь обе руки заняты, приложил бы палец к губам.

Тишина не была лишена резона — все-таки, даже с мечом я не был непобедимым, особенно против толпы. Кроме того, между шалашом и деревом с Валей бессовестно дрых еще один караульщик. Рассудивший справедливо, что ни сбежать, ни, тем более, как-то угрожать ему и подельникам связанная по рукам и ногам девушка не может в принципе.

Один точный удар — и острие меча вонзилось под ребро горе-стражу, заставив его уснуть навсегда. Затем, повернувшись к Вале, я аккуратно, но настойчиво перерезал оплетавшие ее веревки.

Видя, что освобожденная девушка готова и в пляс пуститься, и на шею мне броситься, я был вынужден охладить ее пыл — хоть и стремно было малость. Напомнил:

— Еще не закончено.

И указал головней в сторону шалаша. После чего добавил:

— Подожди меня здесь. А лучше у костра.

Одновременно из-за шалаша и со стороны именно костра донесся вой Вуулха. Девушка испуганно поежилась.

— Стая! Ко мне! — перевел ЛНМ.

— Не бойся, — успокоил я Валю, — тот волк — наш союзник. Потом объясню. Хотя… на всякий случай, лучше держись поближе к огню.

А потом, немного помешкав, вручил девушке горящую головню. Все-таки волк есть волк. Не факт, что к моей спутнице он отнесется с таким же почтением, как и ко мне. Да и стая эта, ожидавшаяся с минуты на минуту — мало ли, что этим тварям в их серые башки придет.

Оставалось надеяться, что собственный лингвистический модуль поможет Вале тоже достичь с волками взаимопонимания. А нет — по крайней мере, огонь и обилие более доступной пищи поубавят у лесных хищников желания поохотиться на живую девушку.

Что до меня, то я рассчитывал на успевшие более-менее привыкнуть к темноте глаза. Обойдясь с их помощью без дополнительного источника света.

Прокравшись в темноту шалаша, я принялся рубить и колоть спавших там вповалку разбойников почти наощупь. Но именно почти — к концу бойни я уже отчетливо видел, что в единственной комнате примитивного жилища, на импровизированных постелях из звериных шкур и просто земляном полу не осталось никого живого.

Включая главаря по имени Кхугл.