Болан уже больше двух суток гостил у Валентины Куэрент. Он узнал, что она преподает в той самой школе, куда он был направлен инструктором по военной подготовке, чем, однако, пока так и не занялся. Еще он выяснил, что в свои двадцать шесть лет она не замужем и склонна к резким колебаниям настроения в диапазоне от полной серьезности до щенячьего восторга. Кроме того, она казалась одновременно и целомудренной, и опытной во всех отношениях, краснеющей по пустякам и чувствующей себя совершенно непринужденно в самых затруднительных, пикантных обстоятельствах. Они спали на одной кровати, и Валентину скрывала от Болана только широкая ночная рубашка с пеной кружев. Девушка не стесняясь помогала, когда Маку нужно было одеться или раздеться, он часто видел ее только в лифчике и трусиках, но их тела никогда не соприкасались, губы не сливались даже в шутливом, невинном поцелуе.
Болан в третий раз проснулся в постели Валентины. Она сидела рядом с ним, внимательно изучая его черты.
— Привет, — сказал Мак.
Смутившись, она опустила густые ресницы:
— Вы всегда просыпаетесь, когда я начинаю смотреть на вас.
— Я нахожу это довольно приятным. Впервые он накрыл своей ладонью ее маленькую руку.
— Нет, лучше не надо, — попросила Валентина, прерывисто вздохнув, и попыталась высвободить руку.
— Почему? У вас очаровательная ручка, нежная и одновременно вселяющая уверенность.
— Но… это… ваша раненая рука.
— О-о, она себя сейчас очень хорошо чувствует и могла бы даже вас обнять.
— Будьте наконец серьезны, Мак. Действительно, я сижу здесь потому, что думаю… ну… я считаю, что вам уже пора покинуть это убежище.
— Вы выставляете меня за дверь? — спросил он.
Она согласно кивнула:
— Да, тем паче, что вы себя уже настолько хорошо чувствуете…
— Насколько? — невинно спросил Болан.
— Достаточно хорошо, чтобы обнимать меня.
— Придвиньтесь ко мне, попробуем, — предложил Мак.
— Я не против… — ответила Валентина, в упор глядя на него. Но именно поэтому я считаю, что…
— Что мне лучше уйти?
— Да.
Она освободила руку и стала теребить складочку платья на коленях.
— Вы сколько раз влюблялись, Валентина? — тихо спросил Болан.
— О нет! Я прошу вас, давайте не будем об этом.
— Я серьезно спрашиваю, вы когда-нибудь любили?
— Конечно. Раза два или три.
— Ну и как это выглядело?
Возникла короткая пауза, потом Валентина спросила:
— Вас это действительно интересует?
— Очень.
— Я не знаю, что это такое — любить. Я имею в виду по-настоящему. Конечно, мне случалось увлекаться. Но на этот раз мне кажется, что я не просто неравнодушна к вам.
Болан пропустил это заявление мимо ушей.
— Мне тридцать лет, — задумчиво произнес он.
— Я знаю.
— Когда-то раньше я думал, что в один прекрасный день влюблюсь в очаровательную девушку.
— Как давно это было?
— Об этом я не думал уже долгие годы. И вдруг эта мысль снова вернулась ко мне. Почему?
Мак напряженно смотрел на нее, пытаясь прочитать ответ в ее глазах.
— Мак, умоляю вас, не надо…
Он обнял ее и привлек к себе.
— Нам не стоит продолжать эту опасную игру, — прошептала девушка. — Я не хочу любить убийцу.
Глаза Болана, превратившись в колючие льдинки, потемнели от еле сдерживаемого гнева. Он разжал руку, и Валентина, вскочив с кровати, выбежала из комнаты. Болан опустил ноги на пол, потянувшись за одеждой. Из гостиной послышались сдавленные рыдания Валентины.
Мак встал, сгреб одежду в один ком и побрел в ванную. Развесив все по крючкам, он снял повязку и стал рассматривать свою рану в зеркало. Входное отверстие от пули уже затянулось, и Мак решил, что может вымыть плечо с мылом. С наслаждением он принял душ, затем оделся и вышел на кухню. На столе стоял готовый завтрак, но Валентины дома не было.
Обдумывая ситуацию, Болан автоматически проглотил поджаренный бекон с яичницей и горошком. Едва он успел выкурить сигарету и допить третью чашку кофе, как хлопнула входная дверь, а секундой позже на кухне появилась Валентина. Она запыхалась, раскраснелась и выглядела очаровательно в коротких шортах и узкой, в обтяжку, рубашке.
— Я снова перегнала вашу машину, — сообщила она, — усаживаясь напротив и глядя на него заплаканными глазами.
— Спасибо, — тихо ответил Болан. — Вы заслуживаете медали. Нет, лучше я вам вручу десять тысяч долларов.
— Десять чего?
— В багажнике этой машины лежит много денег. И я вам дам десять тысяч долларов.
— Мне они не нужны, сухо ответила девушка. И потом откуда они у вас?
— Деньги?
Он улыбнулся и не торопясь закурил:
— Мало того, что я убийца, я еще и вор, хотя никто не жалуется на кражу. Ведь я похитил двести пятьдесят тысяч долларов у мафиози.
— Боже мой! И эти деньги находятся в багажнике вашей машины?
Болан коротко кивнул и, пустив в потолок струйку дыма, продолжил:
— Я собираюсь не только хранить это богатство, но и приумножать его за счет мафии. Война стоит дорого. Так что я решил бить «маттео» их собственными деньгами. Понятно? Я не только убиваю, но еще и ворую.
— Я… не думаю о вас как об убийце, Мак, — смущенно ответила Валентина. — Не знаю, почему я тогда сказала…
— Но вы были правы. Завтра утром в школе начинаются занятия, и вы отправитесь в свой класс. А я возвращаюсь на фронт.
Улыбаясь, он смотрел на нее:
— Мне очень жаль, что я не сдержал своих эмоций.
— Поверьте, я действительно не думаю о вас как об убийце, — повторила девушка, опуская глаза. — Вы можете оставаться здесь столько, сколько хотите, но спать придется на диване. Разве что…
Брови Болана поползли вверх:
— Разве что?
— Так… ничего, — пробормотала она, покраснев до ушей и отворачиваясь. — Мне не хотелось бы отпускать вас не только из моего дома.
Вдруг без всякого перехода, как это умела только она, Валентина широко улыбнулась и открыто посмотрела на Болана блестящими ясными глазами:
— Мне двадцать шесть. И я никогда по-настоящему не любила. Уж не думаете ли вы, что я вам теперь позволю так просто уйти?..
Их взгляды встретились, и Болан почувствовал, как гулко забилось его сердце, чего с ним никогда раньше не было.
— Вал, — прошептал он.
Они поднялись из-за стола одновременно и, потянувшись друг к другу, сплелись в тесном объятии. Болан прижимал к себе ее гибкое стройное тело, даже не обратив внимания на боль в плече. Их губы встретились и слились в долгом поцелуе, которого они оба ожидали с одинаковым нетерпением и надеждой.
Не говоря больше ни слова, Болан взял ее на руки и понес в спальню. Обняв Мака за шею и уткнувшись лицом в широкое плечо, девушка согревала его своим прерывистым, жарким дыханием. Болан поставил ее на кровать, раздевая и целуя упругие бедра и плоский, подтянутый живот. Валентина, вся затрепетав, прижала к себе его голову, затем опустилась на колени и, обвивая гибкими руками его шею, впилась полураскрытым ртом в его губы…
— Я помогу тебе, — срывающимся жарким шепотом произнесла она, неловко помогая Маку раздеться.
Болан мягко отвел ее руки, сбросив с себя одежду. Валентина откинулась на подушки и молча застыла, не сводя с него нетерпеливых глаз.
— Я люблю тебя, Мак Болан.
Он лег рядом, ласково ответив:
— Спасибо.
— Я прошу тебя… — ее голос был тише дуновения летнего ветерка.
— Вал, милая, прижмись ко мне покрепче…
— О-о! Мак! Я люблю тебя… Мак!
— Я тоже люблю тебя, Вал.
Их дыхание смешалось, слившись воедино. Валентина отдалась своей любви со стонами и слезами радости, наслаждения и счастья…
Мак держал Валентину в объятиях, и ее голова лежала у него на груди, когда она, слегка повернув голову, прошептала:
— Мне так не хочется, чтобы сегодняшний день когда-нибудь закончился. Хотя это неизбежно, но, несмотря ни на что, я счастлива.
Болан улыбнулся ей и, поцеловав ее в висок, ответил:
— Мне очень жаль, что обстоятельства сложились именно так, Валентина. Ведь ты заслуживаешь большего, гораздо большего.
— Мне трудно представить… — робко возразила она.
— Ты могла бы, по меньшей мере, полюбить человека, достойного тебя.
— Оставь эти глупости, Мак, — она приложила палец к его губам и продолжила:
— Ты можешь скрыться, забыть этих людей. Ведь есть столько отдаленных уголков, куда бы ты мог уехать. Если хочешь, я пойду за тобой хоть на край света.
— Что понимает в мире жестокости и насилия ангел вроде тебя? — серьезно спросил Болан.
— Зла недопустимо, Мак. Его можно сотворить, но тот, кто совершит зло, сам же и пожнет его плоды.
— Очень опасная теория, — ответил Болан. — Стоило бы поговорить в этом духе с евреями о Гитлере.
— Но ведь именно Гитлер испытал на себе все несчастья от своего зла.
— Да. Но только что произошло бы, подставь ему мир другую щеку? Люди получили бы вторую звонкую оплеуху и неизвестно где находились бы теперь.
Они замолчали. Потом Валентина взобралась на Мака верхом и, нагнувшись, ласково куснула его за нижнюю губу.
— Ты полностью посвятил себя насилию, так? — грустно спросила она.
— Нет, ты ошибаешься, Вал. Не полностью, но сейчас да.
Его руки, нежно скользнув вдоль спины Валентины, опустились на ее круглые, выпуклые ягодицы:
— Как бы то ни было, Вал, а мне отступать некуда. Я больше никогда не стану свободным человеком. Никогда. Правосудие преследует меня за мои «преступления». Меня разыскивает армия, и скоро я прослыву дезертиром. Мафия тоже охотится за мной. А теперь, дорогой мой идеалист, и ты с ними заодно… Получается, что Мак Болан выступает один против всего мира.
— Тебе нужны добровольцы? — прошептала Валентина.
— А?
Вместо ответа она обвила его руками, прижимая к себе в бесконечном отчаянии женщины, обреченной на вечное одиночество. В уголках глаз, едва сдерживаемые, блеснули крупные слезы.
— Мне бы хотелось стать на сторону Болана, — вымученно улыбнулась она. — Можно записаться добровольцем?
Мак повернулся на бок, увлекая девушку за собой и покрывая ее заплаканное лицо поцелуями:
— Ты переходишь на сторону, поражение которой предопределено.
— Я ничего не знаю, ничего, — произнесла она сквозь слезы. — Но мне кажется, что ты сможешь пройти свой путь до победного конца.