Смерть напоказ

Мое тело, испытывая наслаждение или боль, будто находится на сцене, на вершине ощущений, мне нравится воспроизводить эти состояния всеми способами: в фотографии, кино, звукозаписи.

Как только случается что-то уродливое, как только мое тело впадает в истерическое состояние, сразу требуется запустить механизм ретранскрипции, как то: отрыжка, испражнение, мастурбация, диарея, сплевывание, воспаление на губе или на заднице. Постараться сфотографировать, запечатлеть их. Предоставить возможность говорить этому сведенному судорогой, вымотанному, воющему телу. Установить микрофон во рту, как если бы туда воткнули хуй, как можно глубже в горло, когда случается приступ, как то: мышечный спазм, эякуляция или сильный позыв опорожниться, хрип. Установить другой микрофон в заднице, пусть он утопает в волнах или пусть крепится в углублении унитаза. Сделать так, чтобы оба шума перекликались, микшировать их: урчание живота, гортанные всхлипы. Записать звуки рвоты, случающейся, наоборот, от переизбытка чувственной радости.

Мое тело — лаборатория, которую я открываю для обозрения: я, — единственный актер, единственный инструмент собственного телесного исступления. Партитура, выведенная на ткани плоти, безумия, боли. Можно наблюдать, как оно устроено, как оно проявляет себя на публике.

Я расскажу здесь о том, как дрочу. Процесс протекает в хаосе, что свойственен удовольствию над же абстрагированию (это стихийный текст).

Как выдавливаю прыщ, как проливаю сперму. Поток, что тщательно приготовляется вначале и проходит сквозь тело, от простаты до семенных каналов, и потом высвобождается из узкого отверстия хуя.

Здесь вся моя выразительность. Все, что могу с ее помощью высказать и все, что способно хлынуть, забить фонтаном. Все, что ошеломляет меня.

Все возможные преобразования: хирургия, татуировки.

Снять на пленку мою задницу в действии, чтобы меня пробило, продырявило дерьмо или хуй, или пальцы, или любой предмет в то самое время, пока мой собственный хуй занят другим.

В заключение цепочки описаний — последнее переодевание, последний грим, смерть. Ей затыкают рот, ее порицают, вымарывают, пытаются утопить в дезинфицирующих средствах, заглушить холодом. Я же хочу продемонстрировать ее мощный голос, чтобы она, — дива, — принялась петь посредством моего тела. Она будет моим единственным партнером, я буду единственным исполнителем. Не стоит позволять затеряться этому красочному, зрелищному источнику, находящемуся в такой близи, глубоко внутри. Лишить себя жизни на сцене, перед камерами. Сыграть исключительный, выдающийся спектакль тела в момент смерти. Подбирая слова, сюжет и детали.

Сделать так, чтобы снимали, как мое тело разлагается, день за днем, распадающееся на свету выставленное напоказ, простертое, у всех на виду, подражая казни «сто кусков» на сцене театра китайских масок. Вскрыть тушу, разрезать задницу перед объективом камеры. Заставляя лопаться жилы, дергаться нервные окончания, забрызгивая все вокруг. Этот спектакль восхитит, захватит, он будет прекраснее фильма ужасов, трагичнее, чем казнь святой, брошенной в пасть тигру. Никаких трюков, никаких подставных лиц. Настоящее тело, моя настоящая кровь. Берите и ешьте, пейте (мою паранойю, мою манию величия). Я пролью ее восторженно и неистово (перед этим кровь, разгоряченная героином, вскипит в моих венах), обольюсь ею, и она будет лопаться пузырями.

Публику охватят всевозможные судороги, конвульсии, отвращение, эрекция, дрожь, наслаждения, рвота. Настанет очередь говорить их собственным телам. Закатывающиеся вытаращенные глаза, их белые стекленеющие прорези заставят взоры публики обратиться внутрь. Кишки и мозги полетят во все стороны, разбрызгивая вызывающую экстаз вонищу. Голливуд и Вавилон можно уменьшить до размеров комнаты для прислуги и находящегося там единственного актера. Кто захочет воспроизвести мое самоубийство, мой бестселлер? Снимать на пленку укол, вызывающий смерть столь медленную, яд, проникающий вместе с поцелуем, перетекающий из одних губ в другие (имя мне — Неизбежность)?