Смерть под ее кожей

Глава 2

– Это ужас, полнейший ужас. Ничего подобного не случалось за все сорок лет моей работы. Просто чертова свадьба какая-то!

Мисс Пентикост бросила на меня взгляд.

Я прикрыла телефонную трубку рукой, в то время как мисс Пентикост прижималась ухом к своей.

– Что-то вроде смерча, – объяснила я. – Обычно так говорят про погоду, но необязательно.

Другую руку, ту самую, которой она крутила зажигалку, мисс П. опустила в миску с ледяной водой. Она так напрягала пальцы сегодня, что теперь они болели и дрожали. Холодная вода не лечит, но хотя бы облегчает страдания.

Мы сидели перед телефонами в офисе детективного агентства «Расследования Пентикост», каждая за своим столом. Офис занимал первый этаж уютного особняка в Бруклине, который мы обе называли своим домом. Мы только что вернулись из суда. В машине я показала телеграмму мисс П. Она поворчала, что я не показала ей телеграмму раньше, а я поворчала, что ничего хорошего это бы не принесло и что у нас были другие приоритеты. Когда мы покидали зал суда, Уитсен попросил сделать перерыв и вместе с Кларком направился в кабинет судьи Хармана. Дома нас уже дожидалось сообщение.

Наша экономка миссис Кэмпбелл пересказала нам его с характерным шотландским акцентом. Харман заявил, что не видит никаких нарушений. В конце концов, Уитсен задал вопрос, а мисс Пентикост правдиво на него ответила.

Видимо, адвокат не хуже меня понял настрой присяжных, поэтому спросил, возможна ли еще сделка со следствием. Зная Кларка, я сомневалась, что он согласится на срок меньше двадцати лет.

Мисс П. снова сосредоточилась на телефонном разговоре. Голос Большого Боба Хэлловея звучал так, словно Боб находился за миллион миль отсюда. Словно он звонил с Луны, а не с окраины какого-то захолустного городишки в Виргинии.

– Примите мои соболезнования, мистер Хэлловей, – сказала она. – Как именно умерла мисс Доннер?

– Ее зарезали. Ударом ножа в спину, – его голос, может, и искажали трескучие помехи, но гнев звучал кристально ясно. – Прямо после финальной феерии во вторник.

Мисс Пентикост снова покосилась на меня.

– Феерии? – произнесла она одними губами.

– После финального представления, – прошептала я.

– Ее нашла девушка Мистерио. Она просто лежала там, – сказал Большой Боб. – Самое тяжелое зрелище в моей жизни, а я-то уж повидал всякого.

Его голос звучал надтреснуто не из-за плохой связи. Это было искреннее горе, и я никогда прежде не слышала ничего подобного от этого жесткого человека. И могла бы не услышать за всю жизнь.

Но я его понимала.

Руби была одной из первых цирковых, с кем я столкнулась, когда подростком пришла к Харту и Хэлловею в поисках убежища. Помню, как она стянула с меня замызганную кепку и сморщила нос.

– Могу поспорить, если тебя как следует оттереть, под этой грязью обнаружится симпатичная девушка.

Меня впервые назвали девушкой, симпатичной или нет – уже не важно.

Ее все любили. Как же иначе?

За исключением того, кто использовал ее вместо подставки для ножей.

– Цирк по-прежнему в Стоппарде? – спросила мисс П.

– Пока тут, да, – ответил Большой Боб. – Во вторник мы давали первое представление. Мы рассчитывали провести здесь две недели, до следующего воскресенья. Потом едем в Шарлотту. Дольше задержаться не можем. Контракты подписаны, а подписанные контракты в наше время редкость.

Дело было в четверг. А значит, у нас есть десять дней, прежде чем место преступления и все вокруг него упакуют и увезут из города.

– И власти позволят вам уехать? – спросила мисс П. – Удивительно, что они дают стольким… – она чуть не сказала «подозреваемым», но придумала формулировку получше, – людям, близким к жертве, уехать до того, как дело будет завершено.

– Шеф полиции немного пошумел по этому поводу, когда появился в первый раз. Но этим утром изменил мнение. Сказал, что мы можем уезжать.

– А что изменилось? – поинтересовалась мисс П.

На другом конце провода только потрескивали помехи.

– Мистер Хэлловей?

– Да он поймал кое-кого на крючок, – ответил Большой Боб. – Уилл? Ты еще на линии?

– Я здесь.

– Мне не хочется огорчать тебя, но… они арестовали русского. Его держат в каталажке со вчерашнего утра. Официальные обвинения предъявили только сегодня утром.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы переварить новость.

– Калищенко? Полиция считает, что он убил Руби?

– Да.

– Какого черта?

– Его нож был у нее в спине.

Опять потрескивающая тишина.

Валентин Калищенко был настоящим старожилом цирка Харта и Хэлловея – метатель ножей, глотатель шпаг, пожиратель огня и один из моих цирковых наставников. Я бы не сказала, что Русский Псих был мне как отец – это было бы слишком. Скорее как постоянно пьяный дядюшка, который позволял мне играть с острыми предметами с самого нежного возраста.

– Это же ничего не значит, – сказала я, потянув за колтун в волосах. – У него сотни ножей.

– Конечно, – согласился Большой Боб.

– И он вечно их повсюду разбрасывает.

– Конечно.

– А что насчет отпечатков пальцев? – спросила я. – На ноже нашли отпечатки?

– Вроде только смазанные. Я слышал разговоры копов. Вроде как на рукоятке такая обмотка, что четких отпечатков не остается.

– Значит, его нож и нет отпечатков. То есть ничего. Что еще у них есть?

– Не хочу говорить об этом по телефону, – сказал Боб. – Ты же знаешь, какие они, эти маленькие городки. Никогда не можешь быть уверен, что это не групповой звонок.

Мисс Пентикост откашлялась, глотнула медовухи и спросила:

– И что вы собираетесь делать, мистер Хэлловей?

– Что я собираюсь делать?

– В телеграмме вы просили помощи. Какой именно?

– Я хочу, чтобы вы узнали правду о том, кто убил Руби!

– Вы не верите, что виновен мистер Калищенко?

Последовала не то чтобы тишина, но определенно пауза.

– Я… э-э-э… не хочу сейчас в это вдаваться, но здесь явно играют холодной колодой. Копы торгуют алиби направо и налево. Но вряд ли истина есть у них в ассортименте.

Мисс П. опять покосилась на меня.

– Колода, подтасованная под стопроцентный выигрыш, – объяснила я. – Но игра идет по-настоящему, так что за руку не поймаешь.

– Я не пытаюсь прокатиться зайцем, – сказал Большой Боб. – Могу нанять вас официально.

– Пожалуйста, оставайтесь на линии, мистер Хэлловей.

Она прикрыла трубку рукой и велела мне сделать то же самое.

– Итак?

– Итак.

– Что вы думаете? – спросила мисс Пентикост, откидываясь на спинку кресла.

– Перефразируя вас, у меня недостаточно фактов, чтобы ответить на этот вопрос.

– И то верно, – согласилась она. – Тогда давайте уточним вопрос. Мистер Калищенко способен на убийство?

– Не то слово.

Она приподняла одну бровь.

– Любой способен на убийство, – напомнила я. – Я и сама способна. И вы. Конечно, при определенных обстоятельствах.

– И определенные обстоятельства в случае мистера Калищенко… это?

Я задумалась.

– Самооборона, – предположила я.

– Это очевидно. Что еще?

– Защита кого-то, – добавила я. – Например, его семьи.

– Семьи?

Воспоминания нахлынули и чуть не накрыли меня с головой. Придорожная забегаловка где-то по другую сторону Аппалачей. Дышащий мне в лицо пивом громила, грубые руки, сжимавшие меня так, что не оставалось воздуха в легких. А потом Калищенко со своими ножами и много крови.

– Его семья – это цирк, – сказала я, рывком возвращаясь в настоящее. – Он сделает что угодно ради любого из нас. Включая Руби. Поэтому я беру свои слова обратно. Он этого не делал. Никогда не сделал бы такого. С кем-то из наших.

Пару секунд мисс Пентикост внимательно изучала меня. Сейчас, когда я пишу это, то понимаю почему. Я не сказала «с кем-то из них». Я говорила «мы» и «наши».

Себя я тоже включала в эту семью. Теперь, когда я знаю мисс Пентикост гораздо лучше, чем тогда, я думаю, что это повлияло на ее решение.

Она убрала ладонь с трубки.

– Мистер Хэлловей, вы еще здесь?

– Да.

– Мы выезжаем в Виргинию завтра утром.

Пока они обсуждали детали, я откинулась на спинку кресла. Мой взгляд остановился на картине над столом мисс П. Это было солидное полотно, написанное маслом: раскидистое желтое дерево посреди степи. В тени дерева лежала женщина в синем платье, ее лицо скрывала тень. Я рассматривала эту картину на протяжении почти четырех лет, но до сих пор не могла сказать, отдыхает она или упала. А может, ждет любовника? Или ждет смерти?

Я вполуха слушала, как Большой Боб объясняет, каким маршрутом лучше ехать из Нью-Йорка в Стоппард, и обещает предоставить нам жилье и автомобиль.

Я думала о Руби, лежащей в грязи на каком-то вытоптанном кукурузном поле в сельской глухомани. Она умерла быстро или страдала? Предчувствовала ли свою смерть? Видела ли, как сгущается тьма, понимала ли, что это значит?

Я все еще рисовала эту картину в своем воображении, когда мисс Пентикост сказала Большому Бобу, что мы увидимся с ним завтра днем, и повесила трубку.

Она вытащила руку из миски с водой и вытерла ее полотенцем, которое оставила миссис Кэмпбелл. Стала сгибать и разгибать пальцы. Они покраснели и выглядели воспаленными, на ее лице отразилась боль.

– По словам мистера Хэлловея, поезд отходит завтра в половине седьмого утра с Пенсильванского вокзала, – сказала она. – Можем доехать на нем до Фредериксберга, а там нас будет ждать шофер.

Я ничего не ответила, только кивнула.

– Хотя цирк уезжает чуть больше чем через неделю, мы должны быть готовы остаться надолго. Давайте соберем вещи на три недели, – сказала она.

Я снова рассеянно кивнула.

– Уилл?

– Что?

Я удивилась, насколько хриплым был мой голос.

Надо отдать ей должное – она не стала задавать бессмысленных вопросов вроде «Вы хорошо себя чувствуете?». Она просто дала мне несколько секунд, чтобы прийти в себя.

– Да, на три недели в самый раз. Лучше перестраховаться. Собрать все необходимое на случай неприятностей?

– Полагаюсь на вас, решайте сами.

– Ладно, – сказала я. – Значит, подготовимся к неприятностям.