В штурмовом батальоне парашютистов наши с Зоммером снайперские навыки сразу заинтересовали обер-лейтенанта Рудольфа Витцига. Он ознакомился с нашими личными делами и вызвал нас к себе. Его первым вопросом было:
— Готовы ли вы умереть за фюрера?
Что могли ответить мы с Зоммером? Отрицательный ответ каждому из нас грозил роковыми последствиями. И мы оба почти в один голос ответили, что это будет для нас честью — умереть за фюрера. После этого обер-лейтенант Витциг задал нам еще несколько вопросов относительно наших воинских навыков, а в конце разговора сказал нам, что мы зачислены в секретную группу «Гранит», командиром которой он является.
В тот же день нас повезли в тренировочный лагерь возле Дессау, где уже несколько месяцев основная часть группы «Гранит» готовилась к штурму форта Эбен-Эмаэль. Впрочем, о том, что нам предстоит, мы узнали только по прибытии на место.
Зачем была нужна такая строгая секретность и что представлял из себя этот легендарный форт? Расскажу в нескольких словах.
Эбен-Эмаэль входил в систему укреплений между Маастрихтом и Льежем, мощность которой на территории к югу от данного района была столь велика, что бельгийцы и союзники даже сомневались, что немцы отважатся начать атаку на этом участке. Размеры форта были 800 на 900 метров. В его подземной части находились склады боеприпасов и продовольствия, электростанция, узел телефонной связи и казарменные помещения.
Кроме того, Эбен-Эмаэль был окружен противотанковым рвом. В вооружение форта входили многочисленные орудия калибра 120 и 75 мм, а также противотанковые пушки, минометы и крупнокалиберные пулеметы. Их общая огневая мощь была столь значительной, что захватить бастион в ходе лобовой атаки в те времена, наверное, было невозможно. Атака с помощью артиллерии и бомбардировщиков также представлялась обреченной на провал из-за значительной толщины бетонных стен форта. А эффективный десант с воздуха с применением традиционных транспортных средств не был возможен из-за относительно малых размеров бастиона.
Однако взятие форта Эбен-Эмаэль делало возможным продвижение немецких войск через Бельгию к сердцу Франции. И нашему командованию удалось разработать смелую, рискованную и красивую операцию, успех которой зависел прежде всего от фактора внезапности.
Именно поэтому и была необходима строгая секретность, которая у нас иной раз доходила до абсурда. Так, члены группы не имели права разглашать, даже собственные имена посторонним людям. Впрочем, у нас для этого и не было особой возможности. Тренировочный лагерь был почти полностью отрезан от внешнего мира. Никто из группы не получал отпусков, а наши письма подвергались суровой цензуре. Я был вынужден писать Ингрид и матери, что служу на прежнем месте, и ограничиваться общими фразами о том, что все у меня хорошо.
Конечно, каждый из нас старался неукоснительно соблюдать подобные требования. Но тем не менее еще до нашего появления в группе двое из ее членов были приговорены к смерти за несоблюдение секретности. Подробностей этой истории я не знаю, об этом в группе особо не распространялись. Но именно вместо этих двоих и были взяты мы с Зоммером.
Боевая подготовка занимала все наше время. Нам, двоим новичкам, попавшим в группу менее чем за месяц до начала операции, было особенно тяжело. Каждый из членов группы должен был уметь подменить любого из членов группы. Нам с Зоммером пришлось освоить даже некоторые саперные навыки. Зачем это было нужно, я скажу немного дальше. Значительная часть тренировок также состояла из того, что мы отрабатывали свои действия на макете форта Эбен-Эмаэль, выполненном в натуральную величину.
После тренировок у нас по вечерам едва хватало сил, чтобы дойти до кровати.
— Ну и кто здесь говорил, что в элитных войсках нам придется легче? — полушуткой спрашивал я у сержанта Зоммера. Надо сказать, что у него в эти дни был крайне измученный вид. Наверное, сказывался возраст, и, несмотря на опыт, физические нагрузки ему давались все-таки тяжелее, чем мне.
— Лучше вспотеть на тренировке, чем стать холодным трупом на поле боя! — парировал он.
Чувство юмора ему по-прежнему не изменяло, и это вселяло в меня уверенность.
Но вернусь к тому, каким образом мы собирались взять Эбен-Эмаэль. Слабым местом форта было то, что его противовоздушная оборона обеспечивалась лишь восемью зенитными пулеметами. Этим грешно было не воспользоваться. А поскольку, как я уже отмечал, десантирование традиционными транспортными средствами было невозможно, то наше командование решило проблему, предложив применить новейшие штурмовые планеры DFS-230.
Конечно, оставалась и еще одна проблема — 25-сантиметровая броня защитных сооружений форта. Однако нашими саперами было установлено, что она легко прожигается 50-килограммовыми кумулятивными зарядами. Их мощность многократно усиливалась, поскольку взрыв был направленным. Это достигалось благодаря использованию конусообразной втулки из тонкого железа на одной из сторон заряда или приданию определенной формы самому заряду с конусообразным вдавлением в соответствующем месте. Таким образом, данные заряды при относительно малом весе пробивали мощную броню и железобетонные стены. Применять кумулятивные заряды должен был уметь каждый из нас, для этого нам и была нужна саперная подготовка.
10 мая 1940 года ночью, в 3.15, с нашей базы под Кёльном в воздух поднялись 11 самолетов «Юнкерс-52», каждый из которых буксировал транспортный планер DFS-230. На бортах планеров находилась наша штурмовая группа «Гранит» во главе с обёр-лейтенантом Витцигом.
Нас было всего 85 человек, в то время как в гарнизоне форта было более 1200 бойцов. Каждый из нас был вооружен пистолетом «парабеллум» и гранатами. Кроме того, у каждого было с собой оружие, соответствовавшее его специализации. Правда, у нас с Зоммером, кроме наших карабинов К98к с цейсовскими оптическими прицелами, были также пистолеты-пулеметы. Другие ребята из группы были вооружены пулеметами MG-34, пистолетами-пулеметами МР-38 и польскими противотанковыми ружьями Ur. Кроме того, четыре бойца в нашей группе были вооружены огнеметами «Flammen- werfer 40». И, конечно, у нас с собой были кумулятивные заряды весом по 12,5 и по 50 килограммов. 50-килограммовые заряды состояли из двух половинок, каждая из которых имела ручки для переноски, перед взрывом их нужно было соединять.
По пути буксирный трос одного из планеров порвался, еще один планер отцепился раньше времени. Оба эти планера приземлились на территории Германии. Остальные наши планеры благополучно долетели до Ахена (немецкого города, расположенного в месте, где смыкаются три страны: Германия, Бельгия и Голландия). Через считанные минуты нам предстояло высаживаться на крышу форта Эбен-Эмаэль.
В эти минуты я был максимально сосредоточен и старался ни о чем не думать, кроме предстоящего задания. Перед вылетом я долго разглядывал фотографии жены и сына в своем медальоне. А сержант Зоммер похлопал меня по плечу и сказал:
— Не забывай правило номер один!
Его слова заставили меня собраться. И вот теперь я летел в неизвестность, предстоящий штурм был крайне рискованным, но я заставил себя не думать об этом. Внизу подо мной проплывала темная ночная земля.
Примерно в двадцати километрах от Эбен-Эмаэля буксировочные тросы наших планеров были отцеплены от «Юнкерсов», и мы бесшумно полетели к цели.
Когда наш планер подлетал к крыше форта, я ожидал, что бельгийцы откроют по нам огонь из зенитных пулеметов. Но это произошло, только когда наш планер уже успел с треском приземлиться на крышу. Как я узнал через некоторое время, на территорию форта успешно приземлились все девять из остававшихся у нас планеров. Правда, командир нашей группы Витциг по иронии судьбы оказался именно в одном из двух планеров, которые отцепились от «Юнкерсов» еще над территорией Германии. Но вместо него командование группой сразу принял обер-фельдфебель Венцель. И мы незамедлительно начали атаку.
Наш планер приземлился примерно в пятнадцати метрах от намеченной цели. Подрывники, которые летели со мной, тут же схватили в руки кумулятивные заряды и устремились к артиллерийской башне форта, находившейся напротив нас. Их продвижение прикрывал огнем турельный пулемет, установленный на крыше нашего планера.
Мы с Зоммером тут же заняли позиции и начали стрелять по бельгийцам, которые вели по нам огонь из пулеметов и винтовок через амбразуры на крыше форта. В темноте вспышки на конце их стволов были отчетливо видны, и нам не составляло никакого труда целиться и нажимать на спусковой крючок, снова целиться и снова нажимать.
Наши подрывники между тем прожигали кумулятивными зарядами броню бронебашен, бросали заряды в дула орудий и вентиляционные шахты. Все это длилось считанные минуты. Я действовал как во сне, автоматически находя цель и нажимая на спусковой крючок. Наконец я перестал видеть вспышки на концах стволов противника. Из сомнамбулического состояния, в котором я находился все это время, меня вывел голос Зоммера:
— Наши ворвались внутрь! Вперед!
Я устремился за ним. Вскоре мы оказались внутри задымленного коридора. Примерно двумя этажами ниже раздавались звуки боя. От винтовки здесь не было толка, и я повесил ее на плечо, взяв в руки до этого висевший у меня на шее пистолет-пулемет МР-38. Сержант Зоммер сделал то же самое еще раньше меня. Мы начали спешно спускаться по лестнице.
Ворвавшись в помещение, где шел бой, мы оба разом закричали: «Свои!» — чтобы нас не подстрелили ребята из нашей же команды, приняв за врагов.
Бельгийцы отстреливались, укрепившись в соседнем помещении. Неожиданно я увидел, что в нас летит граната. А дальше произошло то, что можно увидеть только в кино. Я никогда не поверил бы, что такое может быть на самом деле, если бы не увидел своими глазами. Один из наших парашютистов взмахнул своим пистолетом-пулеметом и отбил гранату в сторону бельгийцев, словно теннисный мячик. Через секунду прогремел взрыв. Наши воспользовались замешательством врага и швырнули в бельгийцев еще несколько гранат. А еще через несколько секунд мы ворвались в их помещение, не переставая вести огонь из пистолетов-пулеметов.
Защитники форта отступали. Один из них убил нашего парашютиста, выстрелив из винтовки ему прямо в грудь. Расстояние составляло всего несколько шагов, и попасть здесь было немудрено. В ответ я тут же срезал бельгийца короткой очередью.
Мы продолжали продвигаться вперед. Распахнув очередную дверь, мы оказались на открытом пространстве. Прямо перед нами находился бетонный дот, в котором было оборудовано пулеметное гнездо.
Бельгийские пулеметчики тут же открыли по нам огонь. Однако мы сразу заняли недоступные для их огня позиции, и ни один из нас не был даже ранен. Пули рикошетили совсем рядом с нами, С других концов форта также без конца раздавались очереди, взрывы и крики. Кажется, весь Эбен-Эмаэль к этому моменту превратился в сплошную зону боевых действий. В воздухе пахло гарью, стоял дым, и было трудно что-либо разглядеть на расстоянии более десяти метров.
Я достал свою снайперскую винтовку. То же самое сделал и Зоммер. Выстрелив почти одновременно, мы сразу уничтожили двоих пулеметчиков. Другие ребята из нашей группы тут же воспользовались тем, что пулеметный огонь замолк, и швырнули в направлении дота пару гранат. Одна из них взорвалась совсем рядом с огневой щелью. Но двое других парашютистов на всякий случай решили забросить гранаты еще и внутрь дота. Они закричали нам с Зоммером:
— Прикройте! — и устремились к доту.
Мы навели свои прицелы точно на огневую щель. Вскоре туда влетели гранаты парашютистов. Раздался сильный взрыв. Теперь мы могли быть уверены, что дот обезврежен.
Однако сразу за дотом находилось еще одно из строений форта. В его стальной двери была небольшая огневая щель, через которую бельгийцы стреляли по нам из винтовок.
Почти не целясь, я выстрелил туда. Я наверняка попал в кого-то из противников, и огонь на секунду стих. Этого было достаточно, чтобы к двери подбежал наш огнеметчик. Из его ствола вырвалась огненная струя, и мы услышали крики и вой бельгийцев. Из щели повалил черный дым.
Еще один парашютист тут же установил на дверь 12,5-килограммовый кумулятивный заряд. Мы все отскочили к укрытиям. Раздался взрыв. Тут же, не теряя ни секунды, мы все устремились внутрь этого строения.
Коридор был весь наполнен убитыми и умирающими бельгийскими солдатами. Некоторые из них продолжали тихо выть и стонать. На всякий случай мы добили их очередями из наших пистолетов-пулеметов.
Коридор заканчивался еще одной стальной дверью со смотровой щелью. Но из нее никто не пытался вести по нам огонь. Подскочив к двери, я увидел убегающих противников и тут же открыл по ним огонь из своего МР-38 прямо через щель, стреляя на уровне груди убегавших. Они с криками начали падать.
К моему удивлению, оказалось, что они убегали в такой панике, что даже не заперли дверь. Ее быстро распахнул тот самый парашютист, который до этого, как теннисной ракеткой, отбил своим пистолетом-пулеметом бельгийскую гранату. Он швырнул внутрь гранату и тут же захлопнул дверь. Я отскочил за угол. Раздался взрыв.
После этого мы устремились вперед. Вскоре мы снова оказались в узком коридоре, спускавшемся вниз. Там мы наткнулись на двух бельгийцев, поджидавших нас за углом. Но наши пули опередили их. Что ж, мне начинал нравиться мой МР-38 — это было замечательное оружие для ближнего боя в подобных ситуациях.
На следующем этаже мы соединились с еще одной группой парашютистов, которые прорывались в следующее помещение, но им мешал плотный огонь бельгийцев. В нашей небольшой группе еще оставалось достаточное количество гранат, и мы забросали бельгийцев гранатами. После этого мы ворвались туда. Часть врагов обратилась в бегство, остальных мы быстро уничтожили в коротком бою, после которого лишь один из наших ребят был ранен.
Многие из нас после этого позволили себе расслабиться на несколько секунд. Это едва не стоило жизни парашютисту, отбившему гранату, как теннисный мяч. Я внезапно увидел, как один из бельгийцев, казавшийся убитым, вдруг наставил на него свой пистолет. Однако моя очередь раздалась прежде, чем он нажал на спусковой крючок.
— Спасибо, — сказал мне парашютист, которому я спас жизнь.
Его лицо на мгновение побледнело. Наверное, он подумал о том, что только что мог умереть. А через миг мы все уже побежали дальше, продолжая штурмовать форт.
Каковы же были результаты наших действий к этому моменту? Только за первые пятнадцать минут боя группе «Гранит» удалось уничтожить 7 казематов и 14 орудий. Когда через 25 минут после начала атаки к форту прилетели наши пикирующие бомбардировщики, они увидели над большинством целей германские флаги, говорившие о том, что эти объекты уже взяты. В результате бомбардировщики смогли сосредоточить свой удар на казематах, прикрывавших огнем противотанковый ров.
Единственный пункт операции, который мы не смогли выполнить сразу, это уничтожение башни со 122-миллиметровыми орудиями. Дело в том, что ответственная за это группа как раз находилась в одном из недолетевших до форта планеров. Соответственно, перед нами встала задача вывести башню из строя своими силами. Однако к этому моменту у нас уже закончились 50-килограммовые кумулятивные заряды.
Но, так или иначе, всего за час мы добились того, что уничтожили основную часть орудий форта и существенная часть его территории перешла под наш контроль.
Около восьми утра к нам прибыл планер с обер-лейтенантом Витцигом, который сразу принял командование нашей группой.
А вскоре мы получили новые боеприпасы и смогли наконец обезвредить башню со 122-миллиметровыми орудиями. Боеприпасы, а в том числе и заряды, нам сбросили в парашютных контейнерах бомбардировщики Хе-111. Правда, надо сказать, что мы уничтожили не все 75-миллиметровые орудия гарнизона (уничтожение некоторых из них не было нашей приоритетной задачей), и они начали обстреливать территорию форта картечью. Соответственно, сбор парашютных контейнеров являлся очень опасным. А у нас уже были убитые и раненые. На счету был каждый человек. Несколько из парашютистов сразу вызвались добровольцами, но командир принял решение поручить сбор контейнеров бельгийцам, которых мы уже успели захватить в плен.
Когда они собирали контейнеры, мы постоянно держали их на прицеле. Впрочем, никто из них и не попытался сбежать. При этом мы надеялись, что гарнизон форта не будет вести огонь по своим. Однако только на моих глазах двое бельгийцев были ранены картечью.
Наше положение было очень рискованным. Придя в себя после неожиданного нападения, гарнизон форта предпринял против нас контратаку. Мы оборонялись, заняв позиции в защитных сооружениях форта. Бельгийцы были вооружены винтовками. Мы удерживали их продвижение огнем пулеметов и пистолетов-пулеметов. Но у нас не было бесконечных боеприпасов, а они обладали десятикратным численным превосходством. Впрочем, во время боя я, к счастью, не задумывался об этом. Иначе бы я испугался, начал действовать неправильно и наверняка поймал бы вражескую пулю. Но инстинкт выживания заставил меня думать только о том, что было важно в тот момент. И я стрелял из своего МР-38, стараясь не подпустить бельгийцев близко. И они испугались первыми, и их контратака провалилась.
Тем не менее наша штурмовая группа по-прежнему находилась на волосок от гибели. В окрестности форта была стянута артиллерия бельгийских частей. Орудия противника беспрестанно вели огонь по занятой нами части форта. Впоследствии в одном из источников я нашел цифру: оказывается, бельгийцы выпустили по нам в тот день более двух тысяч снарядов.
В 11 часов утра нас должен был сменить 51-й саперный батальон и 151-й пехотный полк. Но из-за того, что бельгийцы взорвали мосты через реку Маас, наши части в этот день так и не подошли к форту.
— Будет чудом, если нас не атакуют бельгийские части, стянутые к форту, — сказал мне Зоммер.
К этому моменту я сам уже понимал, что мне вряд ли суждено вернуться домой живым. Впрочем, у меня за плечами было немало боев. И я мыслил уже не так, как раньше. Мне было до безумия жалко, что я погибну вот так и что не увижу больше ни Ингрид, ни Курта… Но, кроме этого, я испытывал дикую злость и поэтому собирался сделать все от меня зависящее, чтобы враг заплатил максимальную цену за наши жизни.
— Будет чудом, если я заберу с собой на тот свет меньше десяти бельгийцев, — ответил я Зоммеру, мрачно усмехнувшись.
Он похлопал меня по плечу:
— Наши части должны подойти хотя бы к ночи. А до ночи мы как-нибудь продержимся.
Ребята из Люфтваффе очень здорово помогли нам в этой ситуации. Они периодически прилетали и бомбили бельгийские войска, стянутые к форту. Однако впереди нас ждала тревожная, очень неспокойная ночь. Немецкие войска, которые должны были прийти к нам на помощь, подошли к форту только ранним утром следующего дня. Как я узнал впоследствии, против нас действительно готовилась атака силами пехотной дивизии, занимавшей позиции возле Эбен-Эмаэля. Однако она не состоялась. Бельгийцы попросту не были готовы к решительным действиям в случае войны.
С появлением немецких саперов и пехотного полка наша миссия фактически завершилась. Теперь нам были уже не страшны атаки противника. Мы позволили себе немного расслабиться. Нам захотелось разговаривать друг с другом, ведь мы только что совершили невозможное. Силами крохотной горстки людей мы фактически взяли штурмом самый неприступный европейский форт и смогли удерживать его целые сутки. Но, что самое главное, мы выжили.
— Давай знакомиться, — Зоммер подошел к парашютисту, который вчера отбил бельгийскую гранату, словно теннисный мяч.
Поясню: как я уже говорил, секретность во время подготовки операции доходила до абсурда. И, будучи новичками в группе, мы с Зоммером действительно не знали по именам всех членов нашей группы.
Нашего нового приятеля звали Конрадом. Он еще раз поблагодарил меня за то, что я спас ему жизнь.
— Ты тоже, скорее всего, спас жизни кого-то из нас, когда отбил ту гранату, — ответил я. — Кстати, как тебе это удалось?
— У меня это как-то автоматически получилось. Наверное, реакция выработалась. Я до армии, еще в школе, разными видами спорта занимался.
— А какими видами?
— Да многими. Но прежде всего футболом и борьбой. Девчонки ведь особенно любят борцов и футболистов…
Мы все улыбнулись, а Зоммер расхохотался:
— Конрад, не говори о девчонках при Гюнтере. Он женат, и у него уже есть ребенок!
Теперь уже и Конрад захохотал вместе с Зоммером.
— А что не так с тем, что я женат? — спросил я, невольно начиная смеяться вместе с ними.
— Ничего! — хором ответили Зоммер и Конрад.
Мы все трое хохотали до слез. Наверное, в этой сцене не было ничего особенно смешного. Но после того что мы пережили, наша реакция была вполне естественной. Нам просто нужно было разрядиться от накопившихся эмоций.
Примерно в полдень гарнизон Эбен-Эмаэля официально капитулировал. К этому моменту форт уже был окружен нашей пехотой. Потери нашей штурмовой группы составили всего шесть человек убитыми и около двадцати ранеными, причем некоторые из них были ранены даже не противником, а в результате не слишком удачного приземления наших транспортных планеров.
К этому моменту три другие штурмовые группы Коха захватили важные переправы, необходимые для продвижения войск Вермахта. Война с Бельгией обещала быть победоносной, и все получилось именно так.
20 мая мы узнали, что танковые части Гейнца Гудериана дошли до Атлантического побережья, отрезав огромную армию из французских и британских солдат от их складов и путей снабжения.
Несмотря на несколько последующих контратак, германская армия смогла удержать в боях свои позиции, и 28 мая Бельгия капитулировала.
С падением Бельгии наши войска смогли обрушить все свои силы на Францию. 12 июня германские части вошли в Париж, и уже 25 июня Франция признала свое поражение. Ее оккупировали немецкие войска. Весь мир был поражен случившимся. Я сам был удивлен, что наша армия смогла так быстро добиться успеха. Впрочем, война уже успела изменить меня, Я совершенно не сочувствовал поверженным французам. Я стал солдатом в полном смысле этого слова. Я понял: для того чтобы выжить, врагов нужно считать врагами вне зависимости от обстоятельств. У нас не было выбора. По крайней мере, лично у меня было уверенное ощущение: либо Германия победит в развязавшейся огромной войне, либо погибнет.
Последующие девять месяцев были для Вермахта относительно спокойными. Война с Британией велась преимущественно силами Люфтваффе, и пехота здесь мало чем могла быть полезна.
Гитлер был крайне доволен нашей операцией по штурму Эбен-Эмаэля. Он лично встретился с нашей штурмовой группой, произнеся короткую речь. Он был превосходным оратором. Я всегда относился скептически к нацистской идеологии, но, увидев Гитлера вживую, еще несколько дней оставался под его обаянием. Позднее в воспоминаниях людей, приближенных к фюреру, я не раз читал, что от него буквально исходила какая-то энергия, заставлявшая верить каждому его слову. И это было действительно так. Вся наша группа испытала это на себе.
После выступления Гитлер беседовал с нашими офицерами. Через некоторое время мне довелось увидеть пропагандистскую фотографию. На ней были запечатлены вместе фюрер, лейтенант Мейсснер, обер-лейтенант Цирах и капитан Вальтер Кох.
Мы все были награждены за штурм Эбен-Эмаэля. Я был удостоен Железного креста второго класса. Но, что самое главное, каждый из нас получил месячный отпуск.
Дома я словно оказался в другом мире, который снова был для меня чужим. Но я уже знал что делать: я помогал матери и Ингрид выпекать хлеб и играл со своим сынишкой Куртом. Ему было уже два года, он умел говорить массу слов. Но мне особенно нравилось, как он произносит слово «папа» — с особенным чувством, не так, как другие слова. Но потом мне стало грустно, когда я подумал: а может, он произносит это слово иначе, чем остальные, потому что не до конца верит, что этот малознакомый человек и есть его папа, и боится, что я недолго пробуду с ним? Между тем мой отпуск действительно подходил к концу.
В последнюю неделю Ингрид однажды спросила меня:
— Как думаешь, это надолго?
— Что ты имеешь в виду? — спросил я.
— Твоя служба. Когда ты вернешься домой?
— Когда мы победим.
— Но мы ведь уже победили Францию.
— Да, но теперь нам осталось победить Британию. Это будет скоро, я уверен в этом, — я начал целовать Ингрид, чтобы она перестала думать о плохом.
Надо сказать, я и сам тогда верил в победу Германии. К тому же я был призван на четыре года и уже успел отслужить большую половину этого срока.
Когда я возвращался на базу, на этот раз мне было особенно тоскливо ехать в поезде. Впрочем, интенсивные тренировки помогали мне меньше думать о доме. Мы прыгали с парашютом не меньше раза в неделю, а на стрелковый полигон ходили почти каждый день.
В выходной день мы получили увольнения, и Зоммер с Конрадом вытащили меня с собой в пивную. Мы неплохо выпили и даже пели песни. На обратном пути в казарму будущее представлялось нам если и не радужным, то вполне сносным. Однако судьба уже готовила нам новые опасные испытания.