Смерть в облаках

Глава 6. Консультация

Инспектор Джепп встретил Эркюля Пуаро широкой ухмылкой.

– Привет, дружище, – сказал он. – Ну что, вас чуть не посадили в камеру предварительного заключения?

– Боюсь, подобное происшествие могло бы повредить моей профессиональной репутации, – мрачно произнес Пуаро.

– Иногда детективы становятся преступниками – по крайней мере, в книгах… – Инспектор продолжал ухмыляться.

В этот момент к ним приблизился высокий худой мужчина с интеллигентным меланхоличным лицом.

– Мусье Фурнье из французской сыскной полиции, – представил его Джепп. – Он приехал, чтобы принять участие в расследовании этого дела.

– Кажется, я уже имел удовольствие встречаться с вами несколько лет назад, месье Пуаро, – сказал Фурнье, с поклоном пожимая ему руку. – Кроме того, я слышал о вас от месье Жиро[12].

На его губах играла едва заметная улыбка. И Пуаро, хорошо представлявший, в каких выражениях Жиро (которого он сам пренебрежительно именовал «человеком-гончей») отзывался о нем, позволил себе сдержанно улыбнуться в ответ.

– Приглашаю вас, джентльмены, отобедать у меня, – сказал Пуаро. – Я уже пригласил мэтра Тибо. То есть если, конечно, вы и мой друг Джепп не возражаете против моего сотрудничества с вами.

– Всё в порядке, приятель, – бодрым голосом произнес Джепп, дружески хлопнув его по спине. – Разумеется, вы в деле.

– Действительно, для нас это большая честь, – пробормотал француз.

– Видите ли – как я только что сказал одной очаровательной леди, – мне необходимо восстановить мое доброе имя.

– Вы определенно не понравились присяжным, – согласился Джепп все с той же ухмылкой. – Давно не слышал таких смешных шуток.

В соответствии с общей договоренностью за превосходным обедом, который дал своим друзьям маленький бельгиец, о деле не было сказано ни слова.

– Оказывается, и в Англии можно хорошо поесть, – вполголоса произнес Фурнье, деликатно пользуясь зубочисткой.

– Восхитительный стол, месье Пуаро, – сказал Тибо.

– Слегка на французский манер, – заметил Джепп.

– Пища не должна отягощать желудок, поскольку вместе с этим она парализует процесс мышления, – произнес Пуаро назидательным тоном.

– Не сказал бы, что желудок доставляет мне особые проблемы, – сказал Джепп. – Но не буду спорить. Давайте перейдем к делу. Я знаю, что у мусье Тибо сегодня вечером встреча, и поэтому предлагаю сейчас проконсультироваться у него по всем вопросам, представляющим интерес.

– К вашим услугам, джентльмены. Естественно, здесь я могу говорить более свободно, чем в зале коронерского суда. Мы уже вкратце переговорили с инспектором Джеппом перед следствием, и он сказал, что следует проявлять сдержанность – только голые факты.

– Совершенно верно, – подтвердил Джепп. – Никакой преждевременной огласки. А теперь расскажите нам все, что вам известно об этой мадам Жизель.

– Сказать по правде, знаю я о ней очень немногое. Только то, что о ней знает мир – как о публичной личности. О ее частной жизни известно очень мало. Вероятно, месье Фурнье сможет рассказать вам больше, нежели я. Но я скажу вам следующее: мадам Жизель была «личностью» в полном смысле этого слова. Уникальная женщина. Ее происхождение скрыто под завесой тайны. Подозреваю, что в молодости она отличалась привлекательностью, но впоследствии оспа обезобразила ее лицо. У меня сложилось впечатление, что эта женщина наслаждалась властью. Она обладала деловой хваткой и принадлежала к тому типу практичных француженок, которые никогда не позволяют чувствам брать верх над деловыми интересами. Но при этом пользовалась репутацией безупречно честного, порядочного человека.

Он взглянул на Фурнье, словно ища у него подтверждение своим словам. Тот кивнул все с тем же меланхоличным выражением лица.

– Да, – сказал француз, – она была честной. Тем не менее закон мог бы привлечь ее к ответственности, если б имелись соответствующие свидетельства. – Он сокрушенно пожал плечами. – Такова уж человеческая природа, и с этим ничего не поделаешь.

– Что вы имеете в виду?

– Шантаж.

– Шантаж? – эхом отозвался Джепп.

– Да, шантаж особого рода. Мадам Жизель имела обыкновение ссужать деньги в обмен на так называемый «простой вексель». Она по собственному усмотрению определяла размер ссужаемой суммы и условия возвращения долга. Могу вам сказать, что у нее были собственные методы взимания денег.

Пуаро с заинтересованным видом подался вперед.

– Как сегодня сказал мэтр Тибо, клиентура мадам Жизель принадлежала к высшим слоям общества. Представители этих слоев особенно уязвимы по отношению к общественному мнению. Мадам Жизель располагала собственной разведывательной службой… Обычно, когда к ней обращались за крупной суммой, она собирала о потенциальном клиенте всю возможную информацию. Ее разведывательная служба действовала чрезвычайно эффективно. Я могу повторить то, что уже сказал наш друг: мадам Жизель отличалась безупречной честностью. Она хранила верность тем, кто хранил верность ей. Я искренне убежден в том, что она использовала добытую ею секретную информацию только для возврата своих денег, но не для вымогательства чужих.

– Вы хотите сказать, что эта секретная информация служила ей гарантией возврата долга? – спросил Пуаро.

– Совершенно верно. Причем, используя ее, она проявляла абсолютную безжалостность, оставаясь глухой к проявлению каких бы то ни было чувств. И я скажу вам: ее система работала! Списывать безнадежные долги ей приходилось крайне редко. Человек, занимающий видное положение в обществе, обычно идет на все, чтобы достать деньги во избежание публичного скандала. Мы знали о ее деятельности, но что касается судебного преследования… – Он пожал плечами. – Это сложный вопрос.

– А что происходило после того, как ей приходилось списывать безнадежный долг? – спросил Пуаро.

– В этом случае, – медленно произнес Фурнье, – собранная ею информация публиковалась или сообщалась заинтересованному лицу.

Последовала короткая пауза.

– Это не приносило ей финансовую выгоду? – спросил Пуаро.

– Нет, – ответил Фурнье. – То есть не приносило непосредственную выгоду.

– А косвенную?

– Огромную, – вмешался в разговор Джепп. – Это побуждало других возвращать ей долги.

– Абсолютно точно, – подтвердил Фурнье. – Такая мера обладала огромным моральным эффектом.