Смерть выходит в свет

- До встречи, - сказала Лорка, собирая свои драгоценные пожитки.

- До встречи, - откликнулся я и проводил её глазами.

Обратный путь в усадьбу занял меньше времени, хотя сначала я ещё раз заглянул в магазин, потому что забыл сделать кое-какие покупки. Надо было вложить деньги в обувную промышленность. Мне сейчас пригодились бы сапоги. В общем и целом я был удовлетворен прожитым днем. До Слоновьего озера я добрался, когда солнце уже заходило, и девушка в купальнике покинула мостки. Я увидел её на причале, она загорала, распластавшись подобно медвежьей шкуре. Совсем как Алин Барбур.

Подъезжая к сточной трубе, я увидел "хонду" Джоан с поднятой задней дверцей. Я остановился позади неё и заглушил мотор. Как и следовало ожидать, Джоан стояла посреди лужи, вода захлестывала её резиновые сапоги. Джоан пыталась достать со дна пружину от кровати. Сняв ботинки и носки, я закатал штанины. Надо было и вовсе избавиться от порток: не прошло и двух минут, как они промокли насквозь и пропитались грязью. Рэй Торнтон не запретил мне залезать в лужи, чтобы помочь даме, вот я и залез. По крайней мере, отсюда была хорошо видна дорога и все машины, едущие в усадьбу или от нее.

- Вы испортите брюки, Бенни.

- Ничего, переживу. Вы обнаружили, в чем загвоздка?

- В этих проклятых бобрах, вот в чем. Я уже вам говорила: они строят свою запруду быстрее, чем я ломаю её.

На Джоан была выцветшая серая майка, заправленная в грязные белые шорты. Загорелые ноги её почернели от грязи. Прежде мне не доводилось видеть построенных бобрами плотин. Как, впрочем, и самих бобров, разве что на пятицентовой монете. Я знал, что они возводят запруды, со страху отгрызают себе яйца и считаются промысловым зверем едва ли не во всем мире. Но этим мои познания исчерпывались. Зато мои мускулы вполне могли пригодиться.

От Джоан воняло, потому что она копалась в вонючей норе. Спустя несколько минут точно так же завоняло и от меня. В туристских путеводителях почему-то никогда не пишут, как жутко разит от нетронутой человеком природы. Увязая в грязи, я подошел к Джоан, которая стояла у края залитой водой дороги. Бревна покрывала тридцатисантиметровая толща бурой воды. Судя по направлению и завихрению потока, пружина торчала у самого жерла сливной трубы. Ее укрепили там, чтобы бобры не перегородили трубу плотиной.

- Под водой ещё две таких пружины, - сообщила мне Джоан. - Но они прижаты ко дну топляком и грязью. Если вы поможете мне сдвинуть их, мы опять поставим все три. Надеюсь, это задержит бобров, и они не возведут свою запруду раньше, чем понизится уровень воды.

Я отошел подальше от края дороги, сунул руки в грязь и принялся нашаривать пружину. Я чувствовал течение, которое деловито уносило прочь поднятую мной со дна грязь. Несколько раз я едва не упал, но в конце концов, слава богу, ухватился за пружину и стал меньше напоминать поплавок. Вместе с Джоан мы сумели вытащить пружину наверх, и теперь она была вровень с дорогой. Вместе с пружиной выплыли подточенные бобрами ветки и грязь, благоухающая гнилью и дерьмом.

- Вторая где-то здесь, - сказала Джоан, почти касаясь подбородком воды. Край её майки уже плыл по воле волн. Джоан шарила по дну, отыскивая последнюю пружину. Наконец-то она что-то нащупала и выпрямилась. Но это была вовсе не пружина. На поверхности появилась самая настоящая рука, с локтем и пальцами. Она пробыла в воде совсем недолго, и сомнений быть не могло. Джоан уставилась на раскрытую ладонь. Картина напоминала изгаженный редактором эпизод из фильма, тот самый, в котором король Артур принимал меч от владычицы озера. Только вот рука была не женская, и её не окутывал белый холст. Джоан смотрела на эту руку так, словно раздумывала, не пожать ли её (рука весьма кстати оказалась правой), потом перевела взгляд на меня. А мгновение спустя воздух наполнился звуком, гораздо более высоким, чем верещание цикад. Это был крик Джоан Харбисон.

7.

Капрал Гарри Гловер был долговязым молчаливым человеком и, подобно большинству хороших полицейских, умел слушать гораздо лучше, чем говорить. Он выгнал всех из флигеля и сунул ноги, обутые в казенные полицейские сапоги, под древний сосновый стол. Шляпу он оставил в катере, но револьвер был при нем, болтался на ремне, а записную книжку Гарри держал в руке, когда я вошел в комнату, чтобы поговорить с ним. Джоан только что покинула гостиную, пережив долгий муторный допрос, и взмахом руки показала мне, что теперь моя очередь.

Я пододвинул кухонный табурет, и Гарри поднял глаза. У него было продолговатое морщинистое лицо - весьма странно, если учесть, что Гловеру всего тридцать с небольшим. Создавалось впечатление, что его морщины подсоединены к ниточкам, которые кто-то одновременно тянет вниз. Зубы у капрала были неровные, улыбка хоть и дружелюбная, но кривая. Она явно предпочитала левый уголок рта. Длинный нос делал Гловера похожим на лиса. Воротник сорочки был расстегнут, галстук сбился набок. От сапог разило местом преступления, но мы уже привыкли к этому общему для всех духу.

- Интересно, что делает частный сыщик в Петавава-Лодж? - протяжно произнес Гловер, возвращая мне бумажник.

- То же, что и Дэвид Кипп или Ллойд Пирси. Удит рыбу. Загорает на солнышке.

- Постараюсь это запомнить. Спасибо за сведения. А теперь повторю свой вопрос. В отличие от Киппа и Пирси, вы, мистер Куперман, тут впервые. Итак, первый приезд в усадьбу. Вы здесь ровно неделю. И вдруг такое происшествие.

- Вы основываете свои выводы на весьма туманных предположениях, капрал. У вас нет никаких доказательств того, что мое присутствие здесь причиняет кому-то вред.

- Совершенно верно. Но мне приятно видеть, как вас коробит от моих вопросов. Сейчас мне глубоко плевать, зачем вы сюда приехали, но скоро это меня заинтересует, и тогда вы не отделаетесь пустым трепом.

- Что ж, это справедливо. Там, на дороге, я рассказал вам, что случилось. Сообщил, что встречался с тем человеком лишь однажды. И не имею ни малейшего понятия о том, как его запихнули в сливную трубу.

- Имя покойного - Эней Дюфон, - произнес Гловер таким тоном, будто диктовал сам себе. Он не сказал мне ничего нового: не так уж трудно было опознать в утопленнике человека, который вчера вечером советовал мне рыбачить в тенистых местах. - Что вам о нем известно?

- Ну, насколько я понимаю, он работал в усадьбе при нескольких хозяевах. Подсказывал рыболовам, где удить, чинил лодки. Но все это я знаю лишь понаслышке.

- Что еще?

- Да ничего. Слышал, что был человек по имени Траск, который не ладил с покойным.

- Вы на что-то намекаете?

- Не понимаю, о чем вы.

В прошлом апреле я сам доставал труп Траска из воды. Он чинил причал, упал с приставной лестницы и раскроил себе череп, а потом свалился в озеро и утонул. И в этом нет ничего смешного.

- А я и не говорю, что это смешно, - я взглянул на Гловера. С минуту он смотрел мне в глаза, потом сказал:

- Да, не говорите. Как вы думаете, мистер Куперман, что произошло там сегодня?

Я решил подпустить малость городской хитрости и сказал этому деревенскому парню:

- Полагаю, он поскользнулся, и его засосало в трубу. Возможно, он хотел вычистить её, как это делали мы. А может быть...

- Это только предположения. Во-первых, Эней не полез бы в воду полностью одетым. Во-вторых, у него проломлен затылок, и, значит, он купался не по своей воле. Я не врач, но до получения медицинского заключения, опровергающего мои выводы, я намерен искать убийцу. Вот почему меня интересует, что тут забыл такой субъект, как вы. Возможно, происходят какие-то события, о которых мне следовало бы знать, мистер Куперман? Я ведь все равно это выясню.

- Слушайте, капрал, я пробыл тут четверо суток и за это время успел сжечь плечи, нос и руки. Вчера я выловил форель в ярд длиной, но на причале было пусто, и никто не видел мою добычу. У всех у нас свои маленькие неприятности. Я не имею ни малейшего понятия, кому пришло в голову убить Дюфона.

- Ну что ж, если это - ваша история, черт с вами. Мне приходится опрашивать всех, и вы - не исключение.

- Знаю. Я тоже читал эту книжку. Вчера вечером я видел Энея в этой самой комнате. Он ушел вместе со всеми, а брат Энея, Гектор, - на полчаса раньше. Мы распрощались приблизительно пять минут двенадцатого. Если вас интересует, что я делал с тех пор и до обнаружения трупа, то мне придется туго. Алиби на отрезок времени с одиннадцати вечера до восьми утра у меня нет. В восемь я повстречал у причала Алин Барбур, потом отправился на рыбалку и не видел никого, кроме Джорджа Маккорда, который подплыл ко мне полюбопытствовать, хорошо ли клюет. Это было около полудня. Потом поехал в Хэтчвей, прикупил кое-что в "Луке репчатом", выпил кофе с Лоркой, подружкой мистера Эдгара. Извините, не знаю её фамилии. Затем покинул "Синюю луну" и поехал сюда. Встретил Джоан, которая пыталась изгнать из сточной трубы бобров. Вот и все.

Гловер делал пометки в книжке и кивком приветствовал каждое мое утверждение, истинность которого мог проверить.

- Если я вам больше не нужен, пойду, пожалуй, дочищу свою рыбину.

- Не гоните лошадей. Я не сказал, что наш разговор окончен. А когда из Торонто приедет следователь, может статься, вы понадобитесь ему не только для того, чтобы сказать, который час.

- Там, у канавы, вы сразу же опознали Энея. Вы были хорошо знакомы?

- При моей работе надо знать всех и каждого. В Хэтчвее он играл в футбольной команде. Увидев Энея в кузове его грузовичка, я тотчас понял, кто это. Впрочем, Гектора я знаю лучше. Он не такой дикарь и тихоня, как Эней, который всю жизнь сторонился людей.

- У вас есть ещё вопросы?

- Что? А, да, сэр, есть. Вы ходили в лес до или после того, как нашли тело?

- Нет, сиднем сидел на месте происшествия.

- А миссис Харбисон?

- Мы посидели несколько минут, потом я поехал в Уитни искать вас. Она тоже не ходила в лес, во всяком случае, пока я был с ней.

Гловер растянул губы в зловещей улыбке, но больше ни о чем не спросил, и тогда я решил предложить ему собственный вопрос.

- Если Эней был робким тихоней, как же он умудрился нажить столько врагов?

Гловер явно опешил, его физиономия вытянулась. Он не знал, что мне ответить. С минуту мы просидели в молчании. Наконец капрал сказал:

- Я не хочу, чтобы вы путались под ногами, мистер Куперман. Держитесь от меня подальше, понятно? Да и следователь наверняка попросит вас о том же.

- Я всегда оказываю властям посильную помощь.

- Берегите свой зад и не лезьте в это дело! Тут вам не угол Йонг и Блур. Частные сыщики нам без надобности. Еще заблудитесь в лесу, ищи вас потом. Или увязнете в трясине, а то и утонете. Вам все понятно?

- Угол Йонг и Блур в Торонто, а Грэнтэм находится на другом берегу Онтарио и по размерам ближе к Хантсвиллу, чем к Торонто.

- Один черт. Как бы там ни было, мне надо поговорить с остальными постояльцами, так что шли бы вы лучше отсюда. Я дам вам знать, если понадобитесь.

Я встал, скрипнув стулом, и зашагал к двери, но остановился.

- Так вы будете допрашивать всех?

- Черт, да валите отсюда! - заорал он.

Я и свалил.

Вернувшись в свою хижину, я достал из холодильника рыбину и принялся чистить её. Форель пялилась на меня громадными мертвыми глазищами, словно вопрошая, известно ли мне, как правильно свежевать рыбье отродье. Я отнес её на скамейку, поскольку видел, что и остальные постояльцы обрабатывают там свой улов, и из-под бревенчатого сруба Джоан тотчас вылезли две серые кошки. Нож для чистки рыбы был привязан к скамейке бечевой в ярд длиной. Я несколько раз провел им по боку рыбины, и воздух наполнился серебристыми чешуйками. Старательно и осторожно я ободрал сначала один бок, потом другой, уложил тушку так, чтобы сподручнее было обрезать плавники.

Тушка. Я снова стоял у дренажной трубы. Истошный крик Джоан был подобен мощному заряду статического электричества. Я заморгал, стараясь изгнать из сознания эту картину. Рыба сонно таращилась на меня. Впрочем, лучше уж видеть рыбьи зенки, чем глаза мертвого Энея. Гораздо лучше.

Сисси Пирси откашлялась. Я был рад видеть её. Она пересекла демаркационную линию, протоптанную кошками, и посмотрела на меня снизу вверх, прикрывая глаза красной костлявой ладонью. Ее голубое летнее платье почти вылиняло на солнце. У Сисси было примечательное лицо. Казалось, она пребывает в постоянной растерянности. Выражения не просто сменяли, но опровергали друг друга, и происходило это за считаные секунды. За каждой улыбкой пряталась тень страха, а всякое судорожное движение черт тотчас сменялось таким же движением противоположной направленности. Сисси взглянула на рыбину, потом опять на меня, и заморгала.

- Привет, - сказал я. - Кошки пожаловали на ужин.

- Ллойд все ещё на озере, а полицейский хочет с ним поговорить. Уж и не знаю, о чем.

- Не волнуйтесь. Гловеру предстоят беседы со множеством людей. Еще по крайней мере два часа ему не придется маяться в одиночестве.

- Да, но...

- Не беспокойтесь, миссис Пирси. Ллойд вернется ещё засветло. Задолго до темноты.

- Я знаю. Просто ему ещё не известно, что тут случилось.

- Ничего, скоро его просветят, а пока пускай радуется. Куда он отправился? В северный конец озера?

- За завтраком он сказал, что, возможно, отправится на Литтл-Краммок. Он ни разу там не был, Эней нипочем не хотел возить его в ту сторону.

- Почему это?

Ее робкая улыбка омрачилась мимолетной тенью. Сисси нахмурилась, как будто я был Гловером, а у неё частично отшибло память.

- Право слово, я не знаю. Просто Эней не любил ездить туда. Третьего дня он возил Ллойда на Четырехугольное озеро, а оно вдвое дальше. Ой, какая у вас чудесная рыбина, мистер Куперман!

Я одарил её робкой, но горделивой улыбкой и спросил:

- Что за человек был этот Эней?

Она на миг вытянула верхнюю губу, потом начала теребить поясок платья.

- Я не говорю о мертвых дурное, мистер Куперман.

- Мне просто любопытно, какой он был. В отличие от нашего приятеля во флигеле, я ничего не записываю. В течение нескольких дней все здесь будут думать только об Энее, а мне так и не довелось толком поговорить с ним. Я чувствую себя чуть ли не обманутым.

- Эней был застенчивым человеком. Тихим, понимаете? Бывало, сидит со мной и Ллойдом, попыхивает трубочкой, а посмотришь через минуту, его и след простыл. Думаю, это чисто индейская черта. Иногда зайдет в хижину, принесет мне ягод или наживки Ллойду, и - ни слова. Он вообще не любил болтать, но работал на совесть. Помню, когда усадьба ещё принадлежала Долту Риммеру, они с Маккордом и Энеем расчистили примерно акр густого подлеска и расширили поляну. Они трудились целый день, причем все одинаково много. Что бы там ни говорили об индейцах, но работал Эней Дюфон хорошо.

- Я не сказал бы об индейцах ни одного дурного слова.

- Но кое-кто из здешних их недолюбливает.

- Например?

- Да хотя бы Джордж Маккорд. Он и в подметки не годится своему отцу. Да и мать его была куда мужественнее. А Джордж - просто подлый завистник. Такой уж уродился, наверное. Впрочем, не он один заражен предрассудками.

- Предрассудками? Вы имеете в виду расовые предрассудки?

- Кое-кто ими страдает, вот что я скажу.

- Но вы же не считаете, что Энея убили из-за его индейских кровей?

Сисси призадумалась.

- Мистер Куперман, тут, на севере, страна дикая. Когда мы с Ллойдом начали наезжать сюда, вся дорога была проселочной, а не только последние пятнадцать миль. В те дни индейцы были частью природы, и все мирились с их присутствием. Но теперь времена изменились, и сюда мало-помалу проникают южные обычаи и взгляды, а с ними - и разные городские штучки. Нынче люди не ходят на двор, и нам приходится копать ямы под баки биосортиров. Масляные лампы тоже никому не нравятся, поэтому через каждые несколько часов мы вздрагиваем от страха, заслышав грохот генератора. Оводы и слепни им тоже не по душе, и надо опрыскивать подлесок. Ой, не травите душу, мистер Куперман. Вы наступили на мою ахиллесову пяту. Некоторым людям индейцы противны точно так же, как слепни и плохие дороги, вот что я скажу.

- Кстати, об ахиллесовой пяте. Как так получилось, что Энея и Гектора нарекли этими именами?

- Да все их матушка. Замечательная была женщина. Не очень образованная, но про Троянскую войну она знала все. Мечтала, чтобы оба её сына стали учителями. Но в те дни ещё не было шоссе, поэтому люди не приезжали и учителя не требовались. Эней был старшим братом, работал и смог оплатить учение Гектора. Здесь так принято, мистер Куперман, люди выручают друг дружку. Наверное, в радиусе ста миль не найти более образованного индейца, чем Гектор. А его брат был едва ли не лучшим проводником. Их семья жила тут, когда парка ещё и в помине не было.

- Джоан что-то такое говорила.

- Ой, мистер Куперман, какая у вас дивная рыбина. Не понимаю, зачем убивать целый день, пытаясь поймать такую, когда можно просто купить Она не хуже тех, что водятся в озере. Ничуть не хуже.

Я собирался сообщить ей, что означенная рыба - мой улов, но в этот миг послышалось чиханье генератора. Обстоятельства нарушили привычное течение жизни Джоан.

- Она старается занять себя делом. Такого страху натерпелась, молвила Сисси. - Я её не виню. Иногда мне хочется сказать пару ласковых её благоверному. В такое время он обязан быть рядом с ней, бедняжкой.

Не зная, как снова перевести разговор на мой улов, я промолчал, и мгновение спустя Сисси Пирси двинулась прочь с таким видом, словно намеревалась очистить кустарник от паутины. Я вспорол брюхо своей рыбины, и кошки (теперь их было три) тотчас подобрались ближе.

Прежде мне никогда не доводилось разделывать рыбу. Оказывается, в ней можно найти такие штуковины, которые плохо вяжутся с фотографиями аппетитных золотистых кусков хрустящего филе на сковородке. Полагаю, я просто занялся не своим делом. Рыбью голову я бросил проголодавшимся кошкам. Они ничего не знали о смерти Энея, и их не воротило от пищи. Я соскреб со скамейки весь мусор, рыбьи кишки упали в предусмотрительно поставленное рядом ведерко. Кошки вцепились в голову и принялись мотать её из стороны в сторону.

Я отнес более-менее годные в пищу куски обратно в хижину, оставил один на столе, а остальные сложил в миску и убрал в холодильник. Итак, на ужин будет рыба. Мысль об этом не очень вдохновила меня, поскольку я питался в основном рыбными консервами. Видимо, свежая рыба на ужин - одно из неизбежных житейских неудобств. У бедняги Энея сегодня не возникло никаких сложностей с пропитанием. Он не завтракал, не обедал и не ужинал. Я положил кусок рыбы на сковородку, включил духовку, но тотчас выключил её.

8.

Окна домика Мэгги Маккорд выходили на озеро, и она прекрасно устроилась в своем скромном жилище. У маленького причала стояла под навесом весельная лодочка с маленькой электролебедкой, рядом примостился небольшой катер Джорджа. На стеллаже, прикрепленном между двумя деревьями, лежали три каноэ. Казалось, их вот-вот сдадут в музей. Весла хранились в деревянном пенале ручной работы. Пенал был любовно вырезан из кедрового ствола. С большой забранной сеткой веранды были видны озеро и остров. Картина напоминала рекламу цветной фотопленки. На стальном рельсе рядом с крыльцом стояла плоская жестянка, кормушка для голубых соек. Рядом располагалась ещё одна, тут кормились кедровые свиристели.

Большая комната напоминала гостиную викторианской эпохи. На спинках и подлокотниках кресел, равно как и на кушетке, лежали салфеточки. Все горизонтальные поверхности были прикрыты кружевными или вязаными скатерками. На самой большой были изображены вооруженные кольями охотники и олень, в плечо которого вцепилась псина. Самым большим предметом убранства была фисгармония, на которой стояла изящная пирамида метронома. На пюпитре разместился сборник церковных гимнов, и я вспомнил свое вчерашнее выступление. По коже тотчас пробежал легкий холодок.

- Так, мистер Куперман, я рада, что вы смогли заглянуть ко мне. Вон то кресло самое удобное. Мужчинам нравятся жесткие спинки. Это мы, женщины, предпочитаем все мягкое да роскошное. Хотя, между нами говоря, я люблю сидеть на жестком. Ну, да я старуха. По-моему, жесткий стул, как и жесткая церковная скамья, закаляет душу, а вы как думаете?

Она не стала дожидаться ответа, а выскочила из комнаты и любезно продолжала вещать уже с кухни. Я слышал звон чашек и блюдец.

Встав с кресла (я чувствовал себя как человек, пользующийся предоставившейся возможностью), я принялся слоняться по комнате, разглядывая и запоминая все мелочи и безделушки, любуясь полотнами, в основном акварельными и писаными маслом озерными пейзажами. На всех картинах стояли инициалы "Р.Б." Я узнал облюбованный мной остров. Тут же висела пара увеличенных любительских снимков, сделанных, вероятно, в тридцатые годы. На них был запечатлен мужчина с трубкой и пышными усами. Он прыгал в озеро, колол дрова или держал над костром кофейник. Судя по всему, это был сильный человек, хорошо знавший лес. Брюки его держались на крепких широких бретельках. Глядя на снимки, я почти ощущал запах лавровишневой воды.

- Это мой покойный муж, мистер Куперман.

Я обернулся. Мэгги стояла у меня за спиной, застив едва ли не весь дневной свет. Она держала в руках поднос с чайными принадлежностями.

- Альберт был славный малый. Он знал лес не хуже оленя или медведя. Мог уйти туда с топориком и ножом и спокойно прожить неделю или месяц, питаясь дарами природы. Никогда не брал с собой ни компаса, ни спичек. Все никак не мог понять, почему другие умудряются заблудиться в лесу.

Она поставила поднос на кофейный столик, сделанный из ящика для постельного белья, и приняла церемониальную позу, как на светском чаепитии. Косые лучи света бликами играли на её многочисленных перстнях, подбородки и мясистые предплечья Мэгги сотрясались. Она была облачена в одно из своих пышных платьев, которые в Озерном крае выглядели не более уместными, чем мышеловка на обеденном столе. Кроме того, Мэгги была накрашена, и весьма обильно, хотя косметика не скрывала её милых черт. Когда-то она была очень хороша собой. Хотелось бы мне познакомиться с Мэгги в дни её юности.

- Один кусочек или два, мистер Куперман?

- Бенни. Все зовут меня Бенни. Три, если можно. Я сластена.

- О, я тоже. Рада, что у нас с вами одинаковые дарования. Может быть, вы поскромничали, попросив три куска. Хотите четыре?

- С удовольствием, Мэгги, с огромным удовольствием.

Я впервые в жизни не испытывал чувства неловкости во время чаепития. Мэгги положила в свою чашку четыре куска сахару и принялась помешивать чай маленькой ложечкой с изображением человека-цветка. Должно быть, Мэгги заметила, как я вытаращил глаза.

- Этот набор называется "апостолы", - сообщила мне она. - У меня от матери осталось много всякого. Если вы приглядитесь, то заметите, что все изображения разные.

Я усмехнулся в свою чашку и взял с хрустального блюдца кусок шоколадного торта. Наступило молчание, поскольку наши рты были набиты едой. Время от времени я прихлебывал из чашки. Когда Мэгги глотала, её подбородки делались похожими на тихоокеанские приливные волны. Иногда я замечал в речи Мэгги легкий шотландский налет, но в общем и целом выговор у неё был канадский, невыразительный, разве что гласные звучали сипловато.

- Похоже, вы уже преодолели потрясение от страшного утреннего открытия, Бенни.

Так ей хочется посудачить об убийстве. Прекрасно.

- Во всяком случае, сегодня вечером я не выйду из дома без фонарика.

- Надеюсь, Гарри Гловер не нагнал на вас страху. Обычно его облик пугающе действует на людей, которые не знают, что в юности Гарри с сотоварищи промышлял браконьерством в парке. Нынче днем он норовил... как это говорится... вынюхать у меня кое-что о несчастном Энее. Какое расточительное отношение к кадрам: ведь его начальнику тоже предстоит вести все эти допросы. А может, дело перестанет их интересовать. Съешьте ещё кусочек, Бенни. Я же вижу, как вы коситесь на торт.

Я воспользовался приглашением. Мэгги вновь наполнила мою чашку, и я опять откинулся на спинку кресла. Мэгги Маккорд умела наслаждаться жизнью, и это меня восхищало.

- А почему они должны утратить интерес к делу?

- Похоже, в конце концов им придется признать, что это несчастный случай. Господи, бедный Эней. При жизни он никогда не поднимал такого переполоха.

- Что это был за человек?

Мэгги пошевелила губами, как бы пробуя мой вопрос на вкус, и поглубже уселась в кресло.

- Эней Дюфон? Альберт говорит, второго такого проводника в парке нет. Не хочу употреблять штампы, говоря об индейцах, Бенни, но Эней был прирожденным проводником, а вот его младший брат, Гектор, совсем не годился для этой работы. Он знал о лесе не больше, чем вы или я. А вот Эней знал все. Странно, правда? Но когда начинаешь объяснять все это словами, вдруг ловишь себя на том, что твоя речь звучит допотопно, даже по-расистски. Думаю, Эней был хорошим человеком. Готова поклясться, что он не имел ни единого врага. Мне очень жаль его, но я считаю, что Гарри Гловер мелет вздор, когда называет это убийством. Убийство? Смех да и только.

Говоря, она била левым кулаком в правую ладонь. Перстни на маленьких пальцах ослепительно сверкали.

- Что же, по-вашему, произошло?

- Довольно странный несчастный случай. Кабы беда стряслась у нас на глазах, все было бы просто, но коль скоро Гловер не может предложить никакого объяснения, вполне возможно, что мы никогда ничего не узнаем.

Я кивнул, признавая, что такая возможность существует.

- Это как с художником, который утонул в Каноэ-лейк во время Великой войны. Люди до сих пор гадают, как знаток леса и прекрасный гребец мог утонуть в озере, которое он знал не хуже, чем я - рецепт этого шоколадного торта. В общем, с Энеем - та же история. - Она умолкла в ожидании моего кивка. Не то чтобы я был полностью согласен с ней, но из вежливости все же кивнул.

- Сисси Пирси говорит, Эней не согласился вести Ллойда на озеро Литтл-Краммок. С чего бы это?

- Из суеверия. Он никогда туда не ездил Не ладил с тамошними местами. Не любил их, старался держаться подальше. Он и с людьми был такой же. Если кто ему не нравился, не подпускал к себе.

- И кто же ему не нравился?

- Ну, первым делом, Гарри Гловер. Эней его недолюбливал. Вот ведь ирония судьбы, да?

- Далеко не все обожают полицейских.

- Там было что-то еще. Что-то такое, о чем они, наверное, знают. А ещё он не ладил с Майком Харбисоном, мужем Джоан. Майку не нравилось, что Эней подкатывается к Джоан в его отсутствие. Когда Эней построил для Джоан то каноэ из кедровой коры, Майк даже набросился на него с кулаками. Была большая драка, потому что Эней отказался принять деньги. Просто ни слова не говоря оставил каноэ на причале, и все.

- Судя по вашим словам, муж Джоан имел на Энея зуб. Как сам Эней воспринимал это? Может, перестал приходить к ним?

- Эней был непредсказуем как погода. Он никогда ни с кем не сплетничал, но был в курсе всего происходящего, словно лесничий какой-нибудь. Когда семейство по имени... впрочем, не будем называть имен... так вот, когда они начали сбрасывать в озеро отходы, никто иной, как Эней прознал об этом и потребовал, чтобы власти положили конец безобразиям. Я подозреваю, что это был он. У Энея все было просто: что-то не так? Стало быть, надо исправить. Или прекратить.

- А Джордж? Как Эней ладил с Джорджем?

- Не уверена, что мне нравится ваш вопрос, Бенни. Что может сказать мать о строптивом сыне? Джордж все делает по-своему, он не дипломат. А Эней гладил его против шерсти.

- Словом, этот человек, не имевший врагов, ухитрился многих восстановить против себя.

- И да, и нет. Он был скрытным человеком. Тихоней, понятно?

- И всю жизнь проработал в усадьбе проводником?

- Когда я впервые приехала сюда, а это было очень давно, Эней уже работал. Помогал Долту и Пег строить домики и чинить старые срубы. Когда усадьбу продали Уэйну Траску, Эней хотел помочь и ему, но Уэйн либо бывал пьян, либо самодурствовал. Обожал дебоширить. Никогда не встречала человека, который сказал бы про Уэйна хоть одного доброе слово.

- Значит, Харбисоны купили усадьбу у Траска?

- Вот вы и перенеслись из прошлого в настоящее. Еще чаю?

Я кивнул. На сей раз - потому, что мой рот был набит тортом.

Общими усилиями мы с Мэгги уничтожили изрядную его часть, проделав брешь не уже Ниагарского ущелья. Я сунул руку в карман и извлек на свет пачку "игрока", но потом спохватился и начал было запихивать её обратно, однако Мэгги затрясла подбородками, призывая меня чувствовать себя как дома, и в знак дружеского расположения принесла пепельницу. Я закурил и откинулся в кресле, пытливо разглядывая Мэгги Маккорд. Она наливала мне чай, оттопырив мизинец. Настоящая леди, подумалось мне. Должно быть, этому её научила мать.

- Похоже, вы немало знаете о здешнем люде.

- Видите ли, Бенни, тут нет книг, и единственное чтиво - человеческая душа. Мой покойный муж не был книгочеем, и мало-помалу я тоже отвыкла от книг. В девичестве, помнится, увлекалась любовными романами и, разумеется, всегда воображала себя их героинями. Но тут, на севере, научилась читать по лицам и рукам, точно так же, как цыганка читает по спитому чаю.

Я заглянул в свою чашку и прислушался, не нашептывают ли чаинки что-нибудь о моем промысле и целях приезда в усадьбу. Хотел было спрятать руки в карманы, но вовремя удержался.

- Наверное, я от рождения была наделена даром заглядывать в душу, продолжала Мэгги. - Еще мой отец заметил это и сказал, что такой дар сослужит мне добрую службу. Так и вышло. Альберт Маккорд был хорошим человеком, хоть и без образования. Никто другой не смог бы так содержать жену. Я с радостью покинула свой дом в горах и перебралась на север, в тихий и спокойный край. Извините, это во мне говорит несостоявшаяся поэтесса.

- Отнюдь. Я и сам иногда говорю слащавым штилем. Кстати, торт замечательный.

- Это бабушкин рецепт.

- Вы сказали, что родились в горах.

- Да, в Шотландии. А помру тоже в горах, только здесь, в Халибэртоне. Моего покойного отца звали Дэниел Круикшэнк Он был врачом, имел практику в Данди. Вы когда-нибудь бывали в Шотландии, Бенни?

- Нет, но играл в школьном спектакле о бегстве Карла-Эдуарда. Мне очень нравились географические названия: Раннокское болото, холмы Атолл. И выговор там приятный, мягкий. "А те, кто прячется, ко лжи столь наглой не привыкли, и мне сдается, что..." - Я опустил глаза и уставился в свою чашку, чувствуя, как шею покрывает румянец: уже лет десять я не цитировал эту пьесу. Я попытался сосредоточиться на букве "Т", выгравированной на серебряной ложке, а потом робко добавил: - Всегда хотелось съездить туда.

- Это прекрасно, Альберт и сам мечтал там погостить, да вот не довелось. Не судьба.

Несколько секунд мы прислушивались к жалобному скрипу пальца Мэгги, чертившего узоры на пыльном подоконнике, а потом я сменил тему.

- Восхищаюсь этими картинами. Настоящая масляная живопись.

- Их автор - угрюмый вонючий старик, живший отшельником в лесной хижине. Ставил силки и капканы. Разумеется, за пределами парка. Корчил из себя старателя. Старый Дик Бернерс. Говорят, он искал золото.

- Вы употребили глагол в прошедшем времени. Его тоже больше нет?

- Он умер от рака. Выписался из больницы и забился в свою хижину, чтобы умереть там. Как его ни уговаривали, все впустую.

- Мне придется сообщить дурную весть моему партнеру по шахматам, живущему в соседнем заливе, в усадьбе Вудворда. Мистер Эдгар говорит, что знает Бернерса с детства.

- Знать-то знает. Но не знается. С тех пор, как мистера Эдгара возлюбил сенатор, Дик Бернерс превратился в лишний предмет обстановки и перестал быть дядюшкой Диком. Старый смешной старатель. Золото! Вы можете представить себе, чтобы кто-то искал тут золото?

Я услышал, как открылась и вновь закрылась сетчатая дверь. Щелкнула пружина замка.

- Джордж? Это ты, Джордж?

Для Джорджа у Мэгги был припасен высокий певучий тон. Я услышал в прихожей тяжелые шаги, а подняв глаза, увидел желтые кодьякские башмаки с похожими на спагетти шнурками, заправленные в них грязные тиковые штаны и выцветшую зеленую байковую рубаху, прикрывавшую отвислое брюхо любителя пива. Венчавшая толстую шею физиономия казалась несуразно маленькой. Должно быть, именно так выглядит взрослый человек в представлении ребенка: большие ноги, а где-то далеко вверху - маленькая голова. Обман зрения, закон перспективы. Я так думаю. Ведь я сидел на стуле. Но все равно моя голова была достаточно высоко. Нет, просто у Джорджа и впрямь маленький череп. А ещё у него был красный нос, похожий формой на мой большой палец и испещренный морщинами. Из-под густых черных сросшихся бровей смотрели крошечные испуганные глазки. На макушку была нахлобучена полосатая форменная фуражка железнодорожника, сбившаяся набок. Повадкой Джордж напоминал здоровенную взлохмаченную псину.

- Мамуля, я приехал поговорить с Гарри. Сейчас у него Сисси Пирси, а я следующий. О, извини, я не заметил, что у тебя гость.

- Заходи, Джордж. Гарри Гловер малость подождет. Поздоровайся с Бенни Куперманом. У него голос точь-в-точь как у твоего отца. Бенни гостит в усадьбе.

Похоже, оба забыли, что мы познакомились вчера вечером во флигеле. Джордж приветственно кивнул мне, схватил стул и укрылся за ним, как будто был без штанов. Его улыбка сообщила мне, что он уже давно лишился половины зубов. В общем и целом улыбка была приветливая, но далеко не дружеская. Я опустил руку, уже готовую к рукопожатию или захвату очередного куска торта - в зависимости от обстоятельств. Джордж и не подумал подать мне руку, а тортом я уже объелся.

На вид Джорджу было за сорок, но в присутствии матери он вел себя как четырнадцатилетний отрок. Он покраснел, и Мэгги удовлетворенно откинулась на спинку кресла. Достала-таки.

- Мамуля, разговор есть, - промямлил Джордж.

Я стряхнул с колен крошки и встал.

- Неужели вы уходите, Бенни? - в голосе Мэгги сквозило удивление, но её руки уже складывали салфетку.

- Пойду, пожалуй, к себе. Из-за этого Энея я запустил все свои дела. Приятно было увидеться, Джордж. Спасибо за чай, - после этой речи я попятился в ту сторону, откуда, насколько я помнил, донесся звук открываемой двери.

- Ну, теперь вы знаете дорогу к нам. Заходите без церемоний.

- До свидания, - буркнул Джордж.

- Может быть, ещё увидимся во флигеле, выпьем кофе.

Я отыскал дверь, вышел и захлопнул её за собой. Сначала я хотел громко протопать по крыльцу, чтобы затем крадучись вернуться к двери, но отказался от этого намерения: если окна и двери забраны сетками, никогда не знаешь, видно тебя или нет. Похоже, Джорджу и впрямь не хотелось встречаться с Гловером. Я тоже не получил удовольствия от беседы с капралом. У каждого есть свой скелет в шкафу.

Я поставил на конфорку почерневшую сковороду и вывалил в неё остатки масла. Сперва я хотел обнюхать его, но потом решил воздержаться. Мать всегда говорила, что, если возникает желание понюхать продукт, лучше сразу его выбросить. Мамуле никогда не приходилось жить в местах, от которых до ближайшего куска свежего масла много-много миль. Я слышал, что рыбу хорошо жарить в сухарях, но не запасся ими, а посему раскрошил соленое печенье и вывалял свой кусок рыбы в этих крошках, а потом быстренько, пока они не осыпались, определил все это сооружение на сковородку. Затем я поставил на другую конфорку миску с водой и положил в неё пару яиц в надежде соорудить из них бутерброд. Но яйца всплыли, а я не помнил, что это значит. То ли они свежие, то ли, наоборот, протухли, и прикрыл их крышкой, чтобы больше не видеть. Рыба начала приобретать приличный вид. Сделалась золотистой и даже душистой. Шипение масла звучало очень успокаивающе и убедительно. Я поставил на стол прибор и налил себе стакан молока из безобразной пластмассовой фляги, Сначала я намеревался есть рыбу прямо со сковородки, но потом выложил её на тарелку. Мыть посуду я не собирался, ну её к черту. Пусть этим занимается горничная. Форель проскочила в меня довольно легко, хотя от неё слишком уж сильно разило рыбой. Я посолил и поперчил кусок, но, увы, под рукой не оказалось петрушки, и мне не удалось сдобрить свою снедь. Бросив рядом с тарелкой альбом "Подарки принцессе Елизавете", единственную имевшуюся в хижине книгу, я принялся пировать как король. Потом бросил тарелку и сковородки в мойку и, взяв ведро, отправился к колонке за водой.

Гарри Гловер сидел на причале и покуривал, распустив узел галстука и следя за сгущавшимися на берегу тенями. Я оставил ведро у колонки и, сунув руки в карманы, подошел к воде. С озера тянуло прохладой.

- Хороший вечер, - сказал я, чтобы как-то завязать беседу.

- Угу.

Это было все равно что начать шахматную партию испытанным е2-е4.

- А вы по-прежнему удерживаете крепость в одиночку? Подкреплений не видать?

- Уитни попросит помощи у уголовной полиции Торонто лишь после того, как там ознакомятся с медицинским заключением. Никто не потащится в такую даль, если это несчастный случай.

Конь С3.

- Но вы так не думаете?

Капрал пропустил мой вопрос мимо ушей.

- А уж тогда в дело вступит судебный следователь. Господи, у этих следователей такие полномочия! Уложение о судебных следователях дает им право изымать любые улики. Если он захочет, то сможет прибрать к рукам весь наш парк.

- Вы пришли к выводу, что это убийство. Почему?

- Вы никогда не были капралом. Никогда не служили лягавым в такой дыре, как Уитни. Должно быть, я прозевал несколько ходов. Или он слишком рано провел короткую рокировку.

- Сидя за столом в Грэнтэме или Торонто, стареешь так быстро.

- Черт возьми, Куперман, в Уитни время ползет, как одноногая многоножка.

Мы уставились на воду, очертания островов на фоне дальнего берега обрели четкость, но когда свет начал тускнеть, их контуры размылись, и вскоре оба острова исчезли из виду, будто вспугнутые гагарки.

- Такое дело может выбить меня из колеи на несколько дней. Знаете, я никогда не был в Торонто и не отказался бы малость поработать в отделе уголовных расследований вместо того, чтобы составлять рапорт об очередном утопленнике. Побыть в центре внимания не вредно. Надо напомнить сослуживцам, что я ещё жив.

- Вот почему вы действуете строго по уставу.

Он снова обдал меня молчанием. Но потом сказал:

- Присядьте, Куперман, не стойте над душой. В ногах правды нет.

Я взял один из белых плетеных стульев и уселся.

- Закурите?

Я принял протянутую капралом пачку сигарет с фильтром и полез в карман за спичками. Темное отражение холмов в воде рассекла яркая полоса света, похожая на блестящее голубое лезвие ножа.

- Должно быть, это Ллойд Пирси, - сказал Гловер. Я кивнул. Мы оба следили глазами за лодкой, которая приближалась, увеличиваясь в размерах. Довольно долго не было слышно ни единого звука.

- Он неплохо знал Энея, - сообщил мне капрал. - Пожалуй, лучше ему услышать обо всем от меня.

Гловер швырнул недокуренную сигарету в озеро. Я покосился на его лицо и подумал, что днем оно выглядело моложе. А сейчас я заметил будущие морщины, которые обозначатся, когда Гарри Гловеру стукнет пятьдесят и короткие волосы в вырезе рубахи сделаются седыми.

- Помнится, как-то раз я поднимался по лестнице в одну квартиру в Халибэртоне. С тех пор, почитай, уже лет десять прошло. Квартира располагалась над лавочкой. Мы добрались туда спустя четверть часа после прибытия какого-то газетчика. Он просил у домочадцев фотографию покойного, а те ещё даже не знали, что глава семьи мертв. На тридцать пятом шоссе столкнулись сразу три машины. Пришлось чуть ли не всю ночь успокаивать родных. Да, сэр. "Нам нужен снимок вашего папы для газеты".

Теперь я слышал нарастающий шум подвесного мотора и видел силуэт Ллойда на корме лодки.

- Ллойд Пирси и Эней часто рыбачили вместе, - сказал Гловер. - Да, сэр. Очень часто. И много лет.

9.

Вечером во флигеле, где воняло обуглившимися крутыми яйцами, я получил возможность увидеть большинство местных завсегдатаев. Стоит пролиться хоть капельке крови, и люди тотчас сбиваются в кучку, поздравляя друг дружку с тем, что ещё могут числить себя в живых. Детишки Киппа, Роджер и Крис, нахохлившись, сидели у огня и наблюдали, хорошо ли горят четыре березовых полена, ворочая их кочергами. Они ждали обещанной пастилы. Сам Кипп устроился в дальнем углу. Он читал уголовный роман и казался сутулым, даже съежившимся, в кресле-качалке с высокой спинкой.

Ни чета Пирси, ни Мэгги с Джорджем пока не появлялись, но для Мэгги оставили облюбованное ею место на диване у карточного стола. Дез Уэстморленд сидел на стуле перед пианино, а его подружка из последнего номера мотеля примостилась рядом с ним. Сполохи огня играли на их лицах, которые казались румяными, а физиономия Деза и вовсе помолодела лет на десять. Делия прихватила с собой вязание, но так и не взялась за спицы. Я наблюдал за ними, стоя у бачка с кофе. Тишина в комнате едва ли не звенела; я слышал, как бурлит кофе. Моя попытка положить этому конец привела лишь к тому, что я раскачал стол для пинг-понга. Плескавшийся в стеклянном баке кофе ещё усугубил эту качку. Неужели тут лучше, чем в моей хижине, где можно побыть в одиночестве? - спросил я себя. Поленья в очаге трещали, в дымоход вылетали снопы искр. Дэвид Кипп перевернул страницу своего Сименона. Дез Уэстморленд перехватил мой взгляд, подошел и представился мне, а заодно представил и Делию. Он назвал её "мой друг". Формальное знакомство было очень кстати.

- Что вам известно о гибели этого проводника, мистер Куперман? вопрос прозвучал так, словно я располагал какими-то туманными сведениями, к которым его не допустили, - Как там его звали?

- Дюфон. Эней Дюфон. Я почти ничего не знаю. Он был хорошим проводником, но робким и немного настороженным человеком. Одиночка. Тихий, чуть-чуть суеверный. Хорошо знал лес.

- Не понимаю, как кому-то пришло в голову, что мы имеем к этому отношение. Карал Гловер продержал Делию почти полчаса. Нет, правда. А ведь мы приехали сюда вовсе не затем, чтобы впутаться в какую-то лесную возню. Он посмотрел на Делию, и та попыталась улыбнуться из-под слоя косметики, которая, судя по всему, была неложена вслепую. - Мне дали всего две недели отпуска, мистер Куперман. Надеюсь, капрал Гловер не задержит нас здесь. Да у него, наверное, и права такого нет. Если он не предъявит обвинение. Но когда человека просят оказать содействие, это накладывает на него определенные нравственные обязательства, верно?

Получив возможность более внимательно разглядеть Делию Александер, я заметил, что она очень хороша собой. Красоту не спрячешь. Но судя по тому, как старательно эта дамочка виляла бедрами (даже в джинсах), она далеко отстала в развитии от своих ровесниц и расцвела гораздо позже.

Ваша хижина рядом с домиком миссис Харбисон, верно? - Дез всячески стремился перевести разговор в менее доверительное русло. - Ужасное несчастье стряслось с тем парнем. В былые времена донесения о смерти индейцев писались на особых бланках, во как! - сообщил он мне. Я попытался сделать вид, будто мне интересно, но получилось не очень достоверно. А кофе оказался пережаренным.

У очага сыновья Киппа молча и деловито уплетали пастилу. Похоже, и они воспринимали случившееся вовсе не как пикник. Рядом стояла только что вошедшая Джоан Харбисон; она наблюдала за маленьким Крисом, пастила которого вспыхнула.. Дез и Делия принялись утешать друг дружку, благодаря этому между нами выросла стена отчуждения, и я смог подойти к Джоан.

- Гарри Гловер говорит, что в среду вечером Эней ругался с Гектором возле гостиницы в Хэтчвее, - сообщила мне она.

- Значит, шьет дело брату?

- Я ничего не знаю, - ответила Джоан и взгянула на меня так, словно я огрел её дубинкой - Вчера вечером они, вроде, прекрасно ладили, - заметил я, кладя руку на плечо Джоан в надежде немного утешить её. Она выдавила болезненную улыбку и пошла к бачку с кофе.

В комнату быстрым шагом вошли Мэгги и Джордж. На Мэгги, как обычно, был пышный кафтан, а Джордж щеголял желтыми башмаками и свойственным ему полным безразличием ко всему сущему. Положив возле бачка четырехбатареечный фонарик, он налил кофе себе и матери. Джордж кивнул мне, но не слишком дружелюбно.

Мэгги и Джордж Маккорд вели себя в усадьбе (или, по крайней мере, во флигеле), как постояльцы, а не ближайшие соседи. Риммеры тоже, хотя когда-то усадьба принадлежала им. Интересно, распространяется ли гостеприимство Джоан на обитателя дома Вудворда?

Через несколько минут все полукругом уселись у огня. Замковым камнем этой арки служила Мэгги. Вскоре из темноты вынырнули Пирси. Их приход ознаменовался скрипом двустворчатой проволочной двери. Сегодня мы все были как мотыльки, которых тянет к костру. Хорошо быть живым и сидеть в тепле, среди людей.

- А у вас тут кровожадная шайка, - объявила Мэгги, озираясь по сторонам. - На ваши физиономии стоит посмотреть. Полагаю, что и на мою тоже. Горстка линчевателей, не знающих, где им взять веревку, - вот кто мы сегодня.

Ллойд засмеялся чуть громче, чем следовало, но оборвал свой хохот, как только понял, что его никто не поддержал.

- Едва ли я смогу достаточно убедительно торговаться, - продолжала Мэгги, - а посему в карты играть не буду. Извините, Сисси.

Повисло молчание, нарушить которое никто не решался. Все притихли, и тогда Мэгги взяла дело в свои руки и пришла на выручку всей компании. Точно так же человек подбадривает себя свистом, очутившись в кромешной тьме.

- Вот что мы будем делать, - молвила она. - Давайте рассказывать истории про убийства. Чем страшнее, тем лучше. Нам всем станет легче дышать. Такие истоии подействуют на нас как нюхательная соль. Ну, давайте. Полицейский уехал в Уитни. Пожалуй, первый удар по мячу должна сделать я. Так, дайте-ка сообразить. Вы знаете, что, когда вешали печально знаменитого капитана Кидда, веревка порвалась, и пришлось вешать его опять?

- Право же, Мэгги, я уверена, что вы вполне способны взбодрить нас и без юмора висельников, - сказала Джоан. На этот раз засмеялись все.

- Говорят, изобретателя гильотины и самого обезглавили этой штуковиной, - произнесли Сисси Пирси доверительным тоном, умолкая после каждого слова.

- Правосудие для всех, - нараспев вымолвил Ллойд.

- Шутить-то легко, - подал голос Уэстморленд. - Но я уверен, что он получил по заслугам.

- В конечном счете доктор Гильотен обессмертил свое имя, а Национальное собрание Франции пожаловало ему пенсию. Этот человек умер в своей постели спустя много лет после революции.

- Вот вам и справедливое возмездие, - буркнул я, покосившись на Уэстморленда.

- Ну... - не без усилия произнесла Сисси, - может, это был и не он, но какого-то изобретателя точно умертвили при помощи его же изобретения. Я читала об этом.

- Вы совершенно правы, Сисси. По-видимому, вам вспомнился лорд Мортон. Предприимчивый герцог Мортонский привез в Шотландию машину, похожую на гильотину. Он видел, как в йоркширском городе Галифаксе на ней казнили воров. Это было задолго до рождения доктора Гильотена. Машину назвали "шотландской девицей", и бедный герцог стал одной из её жертв.

Сисси улыбкой поблагодарила Мэгги за помощь, а затем улыбнулась и остальным присутствовавшим.

- Господи, да откуда вы это узнали? - спросила стоявшая у очага Джоан.

- Спросите любого шотландского школьника, и он расскажет вам эту историю. Нас водили на весьма торжественную экскурсию в эдинбургский Музей старины. "Шотландская девица" и ныне там.

- В полицейском музее Торонто тоже стоит что-то похожее на гильотину. Я сама видела, - сказала Делия Александер. - Ужасная вещь. Ее сделал человек по имени Мэлбек... Джон Мэлбек. Чтобы покончить с собой. Это было лет десять назад. В газетах писали. Жуть да и только. Он служил в канадском налоговом ведомстве.

- Достойная смерть, - бросила Мэгги и Джордж расхохотался.

- Что может толкнуть человека на такой дикий поступок? - спросил Дэвид Кипп, придвигаясь поближе к остальным, и все уставились на Делию в ожидании ответа.

- Похоже, он увлекался мистикой, принадлежал к какой-то сатанинской секте. Конечно, он был безумцем и, насколько я помню, пережил большое разочарование в любви.

Джордж прыснул.

- В Германии, в Ротенбурге, есть музей уголовников, - сообщил нам Дэвид Кипп. - Именно там выставлена "железная леди". Мы с Мишель видели её своими глазами, когда были в Германии.

- Я-то думала, "железная леди" - просто метафора, обозначающая политическое давление, - сказал Дез Уэстморленд. Несмотря на жутковатую тему беседы, она помогла Дезу и его подружке сблизиться с остальными, "влиться в коллектив": как сказал бы мой старый инструктор в лагере "Северная сосна". - Неужели эта штука и впрямь существовала?

- В древности это был деревянный срамной наряд, который насильно надевали на женщин, совершивших преступления определенного толка.

- А в заслонку забивали стальные шипы, - прошептала Сисси. Ее "с" и "ш" шипели как свернувшиеся кольцом змеи.

- Насчет шипов я ничего не знаю, - ответил Кипп, передернув плечами. На миг мне показалось, что сейчас Мэгги вновь перехватит нить беседы, однако Кипп уже успел почувствовать вкус и притягательную силу передаваемых из уст в уста журналистских баек. - Но в Париже тоже есть Музей криминалистики. Экспозиция собрана парижским полицейским управлением. Ее я тоже видел. Там представлена вся музейная чернуха и история применения закона с самых древних времен. Много документов эпохи революции, манекены в старом полицейском обмундировании; показано, как мундиры менялись с годами. Я провел там почти целый день. Потрясающе!

- Расскажи про музейную чернуху, пап, - попросил один из мальчиков, и это было ошибкой: Кипп старший тотчас выгнал сыновей из флигеля и отправил их спать, чем немного поднял настроение остальным бодрствующим.

- Жаль, что он этого не услышит, - пробормотал Дэвид. - В этом разделе вывставки полным-полно побитых ножей, кинжалов и револьверов. Полагаю, человеку, который хочет увидеть нечто особенное, это интересно, но лично я считаю, что хлебный нож, он хлебный нож и есть, и неважно, сколько крови пущено с его помощью.

- Смелое утвреждение. Интересно, согласились бы вы провести там ночь?

- Я в привидения не верю, если вы на них намекаете, Мэгги.

- Ох эти молодые трезвые умы! Уверена, что ангелы оплакивают вашу долю.

- Если где и есть привидения, так здесь, - подала голос Джоан Харбисон. - Полицейские оставили тело старателя Дика Бернерса в этой комнате на всю ночь. А три месяца спустя тут же лежал Уэйн Траск, пока его не забрали в Уитни.

- Альберт мне рассказывал, что двое лесорубов сплавляли плот по озеру и утонули. Их окоченевшие тела притащили сюда и прислонили к стене, будто бревна.

- Право слово, Мэгги, вы - истинный кладезь знаний, причем самого причудливого толка.

- Эх, чего только не напихано в голову. Не буду отрицать: там полно всякого. Но ведь у меня нет книг, вот и приходится забивать мозги чем попало.

- Что за человек был этот Траск? - спросил я Мэгги. - Насколько я слышал, не сахар.

- Не сахар, верно. Точное определение. Какое-то время полицейские думали, что его убили: здесь было немало людей, которым хотелось бы полюбоваться его трупом. Но потом от этой версии пришлось отказаться.

- Врагов у него хватало, - подала голос Сисси. - Он же был бешеный. Преследовал женщин, и местных, и приезжих. Однажды приставил дробовик к голове собственной жены, и ей пришлось голышом бежать через лес к дороге, будто сойке, и останавливать первую встречную машину.

- Он провел целый год в психушке, - добавил Ллойд, почему-то пристально глядя на меня.

- Его выжили из Корнуолла, Онтарио, за то, что приставал к жене тамошнего врача, - сказала Мэгги.

- А однажды он клеился к моей девушке, - сообщил Ллойд. - И пил беспробудно. Бывало, дорвется до бутылки, и все, не остановишь.

- Он был владельцем этой усадьбы, верно? - вновь послышался голос Деза Уэстморленда. Оказывается, он слушал внимательнее, чем я думал. Его подружка робко улыбнулась, одобряя такую любознательность.

Сисси внезапно оживилась и кивнула.

- Кроме его жены, Флоры, никто тут ничего не делал. Уэйн Траск пальцем о палец не ударил. И, когда она уехала, все здесь пришло в упадок, так что после смерти Траска усадьбу продали почти за бесценок.

- Флора была великая искусница по части вязания крючком - добавил Ллойд. - Она выделывала уютники для заварных чайников, шарфы и свитера и продвала все это постояльцам. Так ей удалось собрать немного денег, и она смогла оставить Уэйна. Поехала навестить мать и не вернулась. Из одежды взяла только то, что было на ней. Как вам это нравится?

Все захмыкали и заохали в ответ, а Ллойд хихикнул себе под нос, прекрасно понимая, что завладел вниманием слушателей.

- Старый Уэйн Траск был тот ещё фрукт, - продолжал он. - Пошел вразнос и все промотал. Бывало, заглядывал ко мне пропустить рюмочку, да так и сидел, пока все не вылакает. Я держал его на работе, хотя работы и не было. Просто из сочувтствия. Но как-то раз со мной приехал сынишка и выпил тут кока-колы, а Траск и говорит: "С тебя тридцать пять центов, расплатись, пожалуйста. Я думал, он шутит, Это была одна из наших последних встреч.

- А сколько раз мы потчевали его у себя дома, - вставила Сисси.

- Траск был старателем? - с легким смущением спросил Дэвид.

- Вы уже слышали о Дике Бернерсе. Вот кто был старателем, - сказала Джоан Харбисон. Словно почувствовав внезапный сквозняк, она взяла здоровенное березовое полено и бросила его в огонь, подняв новый фонтан искр. На минуту воцарилось молчание.

- Старый Дик был забавный малый, - сказал, наконец, сидевший возле матушки Джордж. - Старательством он и впрямь занимался, но ведь любой дурак знает, что в лесах нет никаких месторождений. Даже найди он тонну золота, добыть его все равно невозможно, потому что в парке Алгонкин запрещено разрабатывать рудники или рыть шахты.

- Мы с Альбертом частенько потешались над бедным Диком. Он свято верил, что здесь есть золото. Даже, говорят, написал в министерство недр. Но нашел только кусок кварца, точно такой же, каким Джоан подпирает дверь, чтобы не закрывалась. Он говорил, что когда-то работал горным инженером и, стало быть, знает о золоте все. Альберт был знаком со всеми, кто работал на деревообрабатывающую компанию "Доклэп", и выяснил, что встарь над Диком смеялись ничуть не меньше, чем в наши дни. Он уходил в лес и бродил там неделями, а возвратившись,утверждал, что подбирается все ближе и ближе к золоту. Наконец он бросил поиски где-то возле Хантсвилла или Халибэртона. Но Дик неплохо охотился, а охота была его основным родом занятий. И жил в довольстве, пока не заболел. Тогда-то он и вернулся. - Говоря все это, Мэгги неотрывно смотрела мне в глаза, и я заерзал в кресле.

- Старый Дик воротился сюда помирать, - подхватил Ллойд. - Тут уж сомневаться не приходится. У него был рак. Он вернулся, закрылся в своем старом стойбище и приказал долго жить.

- Да, тот ещё был персонаж, - заметил Джордж. - О его приближении предупреждала вонь. Как потянет из леса, стало быть, Дик на подходе. Вечно был вымазан золой из костра. К нему нельзя было подбираться ближе, чем на ширину вот этой поляны. Настолько крепкий дух он источал. - Джордж захихикал сквозь зубы. Образ старого Дика обретал все большую ясность, и это казалось отпрыску Мэгги забавным.

- Ну, довольно судачить о бедном Дике Бернерсе, - сказала его мать, поднося пухлую ладонь к щеке на манер королевы Виктории. - Я жалею, что начала этот разговор. Он был хорошим человеком. Уж куда лучше, чем большинство ваших знакомых.

Она не стала пояснять свою мысль. Такие высказывания обычно самодостаточны. И означают, что разговор окончен. Джоан взглянула на часы и покинула флигель.

- Почему-то никто не упомянул о происшествии, случившемся полумилей севернее, в усадьбе Вудворда. Парень едва не расстался с жизнью, и это была не авария. - Сказав это, я оглядел лица собравшихся в надежде заметить на одном из них виноватую мину, но увидел лишь изумление или прекрасную актерскую игру.

- Должно быть, его спас Всевышний, - шутливо ответила Мэгги.

- Бедняге Энею повезло меньше, - прошептала Сисси себе под нос, впервые упомянув имя человека, занимавшего наши мысли. Бедный Эней.

- Ведь ты хотел, чтобы он свозил тебя порыбачить в какое-то место к юго-востоку отсюда, верно, Ллойд?

Ллойд смущенно усмехнулся.

- Ты имеешь в виду Литтл-Краммок?

- Ага. Почему он не хотел ехать туда с тобой?

- Чертовски жаль Энея, - вставил Дэвид.

- Я слышал, он никогда не ездил на Литтл-Краммок, правда, Ллойд? моему голосу явно недоставало непринужденности. Я попытался затаить дыхание.

- Зато в другие места ездил, - ответил Ллойд.

- Но только не на Литтл-Краммок - не унимался я.

- Суеверия.

- Что за суеверия? - спросил я. Ллойд медленно подался ко мне.

- Он говорил, что не пойдет в места, где во время грозы гремит гром, а молнии не видно. Так он мне сказал. На несколько секунд повисла тишина, нарушаемая лишь ровным гулом электрогенератора. Все молчали. Шум генератора мало-помалу начал стихать, лампочки потускнели. Когда наступила темнота, у меня возникло ощущение, будто все мы погребены под многомильной толщей безмолвия.

Спустя несколько минут на небе появились звезды, причем в доселе невиданных мною количествах. Я посмотрел на север в надежде узреть Медведицу, и перед моими глазами предстали сразу четыре, правда, весьма уродливые. Несколько минут Ллойд и Сисси брели рядом со мной, понурив головы. Начавшаяся во флигеле немая сцена продолжалась и на улицею Наконец Ллойд сказал:

- С этой Мэгги надо быть поосторожнее.

- Она никому не жалает зла, - ответила Сисси.

Я удивленно взглянул на них и проговорил:

- Живописная дама.

- Да, мне нравятся её рассказы. Просто она увлекается и теряет чувство меры.

- Не понимаю. У неё богатое воображение. - Уж это как пить дать! Поймите, Бенни, она - выдумщица. Все, что говорит Мэгги,надо делить на два.

- На два? - переспросила Сисси. - Скорее, на двести. Нельзя верить ни единому её слову. Она все сочиняет.

- Начнем с того, что Мэгги - не уроженка Щотландии, хотя я готов допустить, что она там побывала.

- А как же её истории?

- Слышала или вычитала где-то много лет назад. Иногда мне кажется, что она и сама верит этим байкам.

- Неужели правда так страшна, что нужна ложь?

- Да нет, просто жизнь Мэгги была тосклива и однообразна. Как, впрочем, и наша. Но, судя по её манере говорить, в прошлом все обстояло несколько иначе. Думаю, дело в том, что она выглядит как женщина, немало повидавшая на своем веку. Это у неё такая игра.

- Она родилась в Корнуолле, Онтарио. Это, по-вашему, бурное прошлое?

- Знаете, что, - сказал я, - пойду, пожалуй, спать. Утро вечера мудренее.

10.

- О чем задумался?

У Пэттена был сердитый вид. Я выиграл у него первую партию, но вторую сдавал, потому что на ферзевом фланге у меня образовалась брешь, и ничего хорошего ждать не приходилось. Пэттен был облачен в горчичного цвета куртку "сафари" и свои неизменные драные шорты хаки. Он снял темные очки, и облик его сделался менее зловещим. Узкие глазки Пэттена, казалось, вовсе не имели век. Словно бровей было вполне достаточно для защиты этих темно-синих настороженных зрачков. При ближайшем рассмотрении оказалось, что багровый и похожий на булку кончик носа Пэттена лоснится. И нос, и тонкие губы, казалось, попали на эту широкую физиономию случайно, поскольку явно предназначались для костлявого и удлиненного лица. Но телевизионщики большие искусники. И если черты Пэттена наводили на мысль, что он толком не ел уже несколько месяцев, то на экране его лицо выглядело весьма упитанным и вполне довольным. Разумеется, сейчас это впечатление несколько портила борода, но ни один телезритель ещё не видел на экране бородатого Пэттена.

- Любопытно, что вы замышляете против моего злосчастного слона?

- Я никогда ничего не замышляю, приятель, только умышляю. - Он не стал потирать руки, хотя имел на то все основания. Я никак не ожидал, что поднесу ему победу на блюдечке.

- Здесь была провинциальная полиция? - спросил я, берясь не за ту фигуру и подставляя её точнехонько под удар Пэттеновского ферзя.

- Да, пожаловали, но мы - простые бедные туристы из Штатов, которые не видят, не слышат и не говорят ничего плохого. Капрал купился. Мы не суем нос в чужие дела. Бог дал, бог и... Шах и мат, парень! Во, черт!

Да, верно, он меня заломал. Даже быстрее, чем я рассчитывал. Пока я изучал позицию, Пэттен всячески праздновал победу, только что петухом не ходил. В конце концов я медленно покачал головой, выказывая смирение. Чистые помыслы и добродетельная жизнь снова взяли верх.

- Еще разок? - спросил я, расставляя фигуры.

- Ничего не выйдет. Раз уж я победил, позволь мне остаться победителем.

На сей раз мы играли в доме. Время было ещё не позднее. Примерно с час я делал вид, будто рыбачу возле острова, но на самом деле на моей патентованной леске даже не было крючка. Я ломал голову над двумя событиями. Оба произошли вчера, перед тем как я завалился спать. И сейчас пока Пэттен возился в тесной кухне, наливая мне и себе по стакану компота, у меня появилась возможность ещё раз поразмыслить об этих происшествиях.

Когда накануне во флигеле погас свет, компания распалась, и все отправились по своим хижинам. Или, во всяком случае, в те хижины, в которые им хотелось отправиться. А я прогулялся до кромки воды и полюбовался мерцающими огоньками поместья Риммеров, стоявшего за деревьями на противоположном берегу озера. Одновременно я прислушивался к тихому разговору привязанных к скобам весельных лодок. Потом я уселся в плетеное кресло, закурил сигарету и попытался выкинуть из головы все мысли до единой.

Я уже начинал дремать, когда вдруг услышал тихий плеск воды под чьим-то веслом. При свете звезд озеро казалось мертвым и было похоже на танцплощадку под зеркальным абажуром. Каноэ подошло поближе и вынырнуло из прибрежной тени. В нем сидела Алин Барбур. Вытащив каноэ на берег так, чтобы нос оказался на траве, она перевернула его, потом поставила в пенал весло. Казалось, девушка танцует - настолько точны и изящны были её движения. А может, мне просто нравится смотреть, как другие занимаются ручным трудом. Так или иначе, но наблюдать за ней было легко и приятно.

- Прекрасный вечер. Сегодня только веслом махать, - проговорил я, не повышая голоса, но, разумеется, так, чтобы она могла меня слышать. Алин резко обернулась, как будто я поймал её с поличным при попытке подписать чек моим именем, и спустя несколько секунд разглядела меня на причале.

- А, это вы. Ну и напугали.

На ней были джинсы вобтяжку и темная хлопковая курточка, натянутая поверх плотного пуловера. Шурша подошвами кроссовок, Алин направилась в мою сторону.

- Нельзя так подкарауливать людей.

Я скорчил невинную мину и пододвинул девушке стул. Она уселась и с улыбкой взяла предложенную мной пачку "игрока".

- Вы один?

Я кивнул в знак признания своей горькой доли, и Алин сменила тему.

- На озере сегодня холодновато.

Она прикурила сигарету от своей газовой зажигалки. В обрамлении черных волос лицо девушки, казалось, источало свет, но на самом деле это были блики пламени зажигалки. Пока оно не погасло, я успел заметить, как девушка втянула щеки. Когда она закинула ногу на ногу, я на миг вспомнил, как нынче утром Алин втирала в плечи мазь для загара. До чего же разительно меняет облик одежда. Девушка по-прежнему оставалась очень соблазнительной, но природа её привлекательности сделалась совсем другой.

Пока я разглядывал её с головы до ног, Алин так же дотошно изучала меня. Наконец она сказала:

- У вас нос обгорел.

Я провел пальцем по носу. Он и впрямь облупился.

- Вы здесь впервые?

- Да. Чудесные места, правда?

Я согласился. Мы молча курили, вслушиваясь в далекое журчание воды.

- А звезды, - продолжала Алин. Я поднял глаза и увидел млечный путь. - Ведь каждая из них - солнце. Вокруг них обращаются планеты. Как вы думаете, их обитатели знают о нас так же мало, как мы о них? Или, может, существуют какие-нибудь сети обмена сведениями, о которых нам ничего не известно? Что скажете, мистер Куперман?

- Я не специалист по летающим тарелкам и космическим путешествиям. Вы верите во все это?

- Но ведь к нам прилетали. Я называю эти пришествия "присутствиями". Наверное, я заражена манихейством. Верю в присутствие зла. Более того, оно безгранично. Добро - лишь временное изгнание зла. А вообще зло вечно, как эти звезды в небе.

Мы снова принялись вертеть головами, обозревая вселенную. Наконец Алин бросила свой окурок на причал, затоптала его и пожелала мне доброй ночи. Мне нравился её голос, хотя я понимал далеко не все из того, что она говорила. Потом мне вспомнилось, как Эней, вроде бы, сказал, что знаком с ней. Как же он выразился? Алин ушла, и я уставился на деревья, пытаясь опять вытравить из головы все мысли.

Пэттен шумно возился на кухне. Я пришел в себя и вспомнил, где нахожусь. Но все равно не сразу понял, что Пэттен распевает старый церковный гимн, который я помнил ещё со школьных времен:

"Заступник и защитник наш,

Тебя мы восхваляем И на тебя всю нашу жизнь Смиренно уповаем".

Слуха у Пэттена не было и в помине, но, похоже, он искренне наслаждался своим пением. Он не просто разливал по стаканам компот, но исполнял номер, достойный Голливуда.

Я снова перенесся в день вчерашний и очутился на причале усадьбы. Алин ушла совсем недавно. Или, может, я закемарил? Помню только, как услышал голоса. Знакомые голоса. Я узнал их, прежде чем разомкнул веки. Голоса звучали напряженно и брюзгливо, они раздражали, как хлопанье ставня под порывами ночного ветра. Поначалу я не разобрал слов. Да и можно ли уловить смысл в морзянке плохо закрепленного ставня?

- Ты валяешь дурака, Дэвид. Кто-нибудь может услышать.

- А мне плевать. Нам надо поговорить.

- Наверняка с этим можно подождать до завтра. Послушай, ты очень славный, и я не хочу. Чтобы у тебя вырвались слова, о которых ты потом пожалеешь.

- Джоан, пожалуйста, выслушай меня.

- Не буду, если ты опять заведешь старую песню. По-моему у тебя не все дома.

- У меня там вообще никого. Послушай же!

- Нет! Отпусти меня, Дэвид. Боже, Дэвид! Кто-нибудь услышит!

С моего места я не видел ничего. Разве что иногда срывалась с небосвода звезда и падала где-то за озером. Я знал, что совершу ошибку, если встану, повернусь и деликатно кашляну, а посему продолжал таращится на Большую Медведицу. Постепенно человеческие голоса стихли, и вместо них зазвучал хор лягушек-быков и сверчков, которым было безразлично, слышит их кто-нибудь или нет. Я наслаждался этой музыкой ещё с четверть часа, потом отправился спать. Придя в хижину, я не стал возиться со свечой, а просто плюхнулся на кровать и выкурилеще одну сигарету.

- Ой! Черт возьми!

Это вопил Пэттен.

Я снова вернулся в день нынешний. Вопль сопровождался шлепком - упал мешок со снедью. Потом что-то разбилось. Вероятно, стакан. Я бросился в кухню. Пэттен сосал свою пятерню. Щека его была зяляпана кровью.

- Что случилось? - спросил я, хватая руку Пэттена и подставляя её под струю холодной воды. Слава богу, сенатор позаботился оборудовать свой дом необходимыми удобствами. Похоже, Пэттен не получил серьезного увечья: дело ограничилось несколькими ссадинами на кончиках пальцев. Я повторил свой вопрос. Пэттен кивнул на порванный бумажный мешок и раскатившиеся по полу апельсины.

- Я ничего не вижу. Что-то в мешке?

И тут я заметил кровь на бурой бумаге. Поскольку Пэттен прилип к крану с водой, я решил сам заглянуть в порванный мешок. Хотел бы я иметь возможность сказать, что сделал это без страха. Но нет. На самом деле я сунул в мешок облепленную высохшими спагетти ложку с длинной деревянной ручкой. Апельсины, лимоны, парочка киви, крышка от большой бутыли то ли пива, то ли минеральной воды. Самой бутылки в мешке не было. Я понял, что все дело в крышке. Металличесике фланцы, удерживающие её на горлышке, были отогнуты, и безобидная крышечка превратилась в подлую острую "звездочку". Всякий, кто стал бы шарить по дну мешка, непременно рано или поздно образал бы пальцы. Я зацепил крышку ложкой и понюхал её. Ничего зловещего, никакого запаха горького миндаля. Но я решил, что лучше перестраховаться, и сказал:

- Вот что, прополощите-ка рот и попытайтесь блевануть.

- Что? Я просто обрезался, и это напугало меня.

- Делайте, что вам велено, иначе через десять минут окочуритесь.

Такого рода высказывания обычно оказывают поразительное действие. Не прошло и пяти секунд, как до меня донеслись звуки отрыжки.

- Выпейте воды и опять суньте два пальца в рот, а потом хорошенько вымойте щеку. - Сказал я, вспоминая всевозможные ядовитые снадобья из книг Рекса Стаута и Эллери Куина. Должно быть, я не на шутку струхнул.

- Пошли! - заорал я, хватая Пэттена за руку и вытаскивая его на стоянку перед домиком (рад сообщить, что я не забыл прихватить с собой и диковинное оружие, завернув его в посудное полотенце). Спенс и Уилф точили лясы, развалившись в шезлонгах. Между ними стояла доска для игры в криббедж.

- Что стряслось?

- Мистер Пэттен нуждается в помощи. Вы должны как можно быстрее доставить его в больницу. Ближайшая находится в Бэнкрофте. Нельзя терять ни секунды. Я думаю, его отравили.

Карты и доска тотчас полетели наземь. Спенсу понадобилось всего несколько секунд, чтобы развернуть "мерседес". До Бэнкрофта они добрались за сорок пять минут, предварительно высадив меня в Хэтчвее, чтобы я позвонил оттуда в больницу и предупредил врачей. Я рассказал старику на том конце линии о своих подозрениях и принятых мною мерах первой помощи и предупредил, чтобы он был поосторожнее с крышкой от бутылки.

Когда доктор Джеммел повесил трубку, делать мне было больше нечего, и я почувствовал себя всеми покинутым в этом городке. Вернуться в усадьбу не было никакой возможности. Я не захватил денег и не мог доехать ни до Бэнкрофта, ни до парка. Я напомнил себе, что не надо нервничать, поскольку это только усугубит ощущение одиночества, и попытался успокоиться, чтобы быть в состоянии помочь Пэттену в случае необходимости. Господи! Я же назвал его Пэттеном. Ну, все, даже если он не помрет, моя игра окончена.

11.

Я знал, что по субботам Рэй Торнтон не бывает в конторе, но для верности все же позвонил туда и, выслушав пять гудков, повесил трубку. Будь Рэй на месте, я мог бы рассказать ему о приключениях, пережитых за последние шестьдесят суматошных минут. Впорчем, я мог бы поведать все автоответчику, но у Рэя не было всего этого новомодного оборудования. Наверняка он будет последним человеком на Земле, который отступит под натиском электроники. Мысль о Рэе напомнила мне о другом отсталом представителе рода людского, и я позвонил матери в Грэнтэм.

- Алло?

- Мам, это я, Бенни.

- Уже вернулся? Но ведь ты только что уехал. Быть не может!

- Нет, я ещё на севере. Похоже, проторчу здесь не менее недели.

- Понятно. Значит, приятно проводишь время. Так, Бенни?

- У меня нос обгорел. И по стряпне твоей я совсем истосковался.

- Консервированный лосось продается в любом магазине. А я тут таю от жары. Бенни, помнишь свою последнюю поездку в леса? В лагерь "Северная сосна"?

- Смутно.

- Ты ещё притащил домой целый мешок камней.

- Мама, мне было десять лет. Чего ты ждала от десятилетнего мальчика? Чтобы он сплел мокасины? Да и не камни это были вовсе, а кристаллы кварца. Он залегает рядом с золотом.

- Да хоть рядом с бароном Ротшильдом. "Рядом" - не считается. Я едва не свалилась без чувств примысли о том, во что ты превратил одежду с моей вышивкой. Бенни, что...

- Мама, с тех пор минуло четверть века. У тебя память как у слонихи. Ты здорова?

- Здорова, и отец тоже. На этой неделе ключевое слово у нас "прекрасно". Я сделала новую прическу, и твой отец сказал: "прекрасно". Сварила борщ, остудила, подала ему со сметаной и услышала: "прекрасно". Если я заявлю, что врач нашел у меня внутри какую-нибудь гадость, твой отец наверняка опять скажет: "прекрасно". - Ты преувеличиваешь. Соскучилась по мне?

- Нет времени скучать. К тому же, ты вот-вот вернешься. Но знаешь, что? Воспоминания о том летнем лагере весьма приятны.

- Не надо, мне сейчас недосуг. Я позвонил, чтобы сообщить, что все в порядке..

- Я передам отцу. Может, он и сам спросит, поди угадай, что у него на уме. Скажу ему, что у тебя все прекрасно.

- До свидания, мама.

Я миновал "Лук репчатый", скобяную лавку и станцию техобслуживания, где чинили едва ли не все здешние лодочные моторы, и вышел на окраину городка. Отсюда мой путь лежал к старой бревенчатой лесопильне. Цепная лебедка поднимала бревна из воды и втаскивала внутрь. Циркулярная пила визжала, как рой комаров, предупреждающий отпускников о воздушной тревоге. Сквозь проем в стене я видел человека, стоявшего у похожего на трактор станка; рабочий тасовал грубо распиленные бревна, будто игральные карты. На другом агрегате делали деревянный брус. Чуть дальше работники пропускали бревна через ряд вертикальных пил, и получались доски двухдюймовой толщины.

На берегу озера двое подростков чинили причал, приколачивая доски к вертикальным брусьям и обрезая их торцы. Судя по доносившемуся из-за лодочного сарайчика стуку молотков, там тоже шел ремонт причала. Наблюдая эту кипучую деятельность, я испытывал странное удовлетворение.

Спустя полчаса я вернулся в Хэтчвей и позвонил Рэю домой. Мне повезло: сегодня он снимал трубку. Я подробно рассказал Рэю, как развлекаюсь за его счет, а он отвечал мне скупыми, но регулярными "угу", призванными убедить меня в том, что трубка до сих пор прижата к его уху.

- Рэй, я вынужден попросить тебя сразу о двух одолжениях.

Новое "угу", на сей раз означавшее "ага", если, конечно, мол просьбы не выйдут за рамки разумного. Рэй всегда был готов отдать мне хоть правую руку своего партнера, но не преминул бы при любом удобном случае напомнить мне, чего это ему стоило. Он умел ставить меня в положение человека, клянчившего луну с неба, а себя выставлять щедрым дарителем, чтобы потом попрекать меня. Я продиктовал ему номера машины с приусадебной стоянки и попросил проверить их.

- Это все? Ты закончил бить челом?

- Нет, узнай все, что сможешь, о женщине по имени Алин Барбур. Она художник-декоратор. Проживает в усадьбе и наблюдает за Пэттеном все время, пока меня нет поблизости. - Я услышал, как Рэй засопел в трубку. - Или, может, ты подключил к заданию второго соглядатая?

- Во-первых, у тебя ненормированное рабочее время, и ты всегда должен быть поблизости. Во-вторых, кабы я хотел ввести там сменный график, пошел бы к профессиональному сыщику.

- С тебя станется. Ты, чего доброго, обратишься и в секретную службу.

- Бенни, наш друг очень плох?

Я ответил, что, по моему мнению, жизнь Пэттена вне опасности, не забыв рассказать об оказанной мною первой помощи и о смекалке, которую я выказал в столь сложной обстановке. Услышав, как Рэй перекладывает трубку из одной руки в другую, я попытался снова завладеть его вниманием.

- Слушай, кто-то в парке Алгонкин настроен весьма серьезно. Независимо от решения Верховного суда, этот человек не хочет, чтобы Пэттен жил тут. Наш горе-поп дважды чудом избежал смерти. На третий раз ему не повезет. Теория вероятности работает против него. В каком положении очутится твой клиент, если Пэттена убьют? Подумай. Пэттену и так жутко везет. Слава богу, что я прочитал столько уголовных романов. Только книгочей додумается отравить колпачок от бутылки.

- Вот что, Бенни, подожди у телефона.

Ну ещё бы. Рэю пора поливать лужайку или подстригать живую изгородь. Но я умудрился крепко вцепиться в него и задал ему ещё один вопрос:

- Рэй, когда я упомянул Алин Барбур, у тебя началось сердцебиение. Не надо темнить, от этого портится зрение. Что ты о ней знаешь?

- Ну ладно, ладно. Мне известно, кто она такая. Но неведомо, чем она занимается в Петавава-Лодж. Ее не было в сценарии. Я свяжусь с тобой, когда что-нибудь разнюхаю, хорошо?

Я кивнул в знак согласия, и Рэй со стальными нотками в голосе посоветовал мне обзавестись хорошими туристскими башмаками.

Я отправился в забегаловку пить кофе.

- Вы живете в какой-то из здешних усадеб? - Спросила официантка. Этот прямой вопрос так удивил меня, что я поперхнулся кофе и едва не задохнулся, но зато получил возможность поближе познакомиться с ней.

- Угу, - ответил я, когда снова обрел голос.

- Не надо говорить с полным ртом, земляк. Что за усадьба? Я слышала, в этом году половина комнат пустует, а Коулсон и вовсе не открывал лавочку. Слишком дорогое удовольствие при нынешних ценах на бензин. Здешний люд все время ворчит. Чтобы добраться до Нири, надо сжечь бензина на шесть долларов. А таксист Тим берет пятнадцать за ходку в оба конца. Раньше это стоило пятерку.

- Все дорожает. Я живу в Петавава-Лодж.

- Ага. Теперь там заправляет молодая парочка, а раньше был Уэйн Траск.

- Да, я знаю.

- Как-то раз его жена Флора появилась тут среди ночи, и на ней, видите ли, не было ни клочка...

- Я слышал. Говорят, Траск был страшен в подпитии.

- В ту ночь, когда случился пожар, он нализался вусмерть.

- Вас послушать, так это было вчера.

- А вчера чем лучше? Бедный Эней. Какая жалость. Прекрсный был человек, ни разу не сказал ни про кого дурного слова.

- Он ведь жил в Хэтчвее? - спросил я, желая выяснить, существовала ли между Энеем и Пэттеном какая-то связь помимо детской дружбы.

- Эней снимал комнату на втором этаже с видом на винную лавку. Дом принадлежит миссис Крамер. Летом Эней почти не жил там, предпочитая скитаться по лесам. Платил всего пятнадцать долларов в неделю, а комната просторная. При жизни Крамера там была хозяйская спальня. Мод говорит, что теперь она сможет выручить за эту комнату не меньше четвертака, даже если не станет делать там ремонт.

- Вы говорите, это напротив винной лавки?

- Дом с ванночкой для птиц и колоколами. Его строили для Ораса Уэггонера, хозяина лесопильни, но в тридцатые годы он продал все Эду Крамеру из управления мелиора...

Я слушал эту лекцию по истории края ещё двадцать минут, потом расплатился и отправился к винной лавке. Дом напротив представлял собой бурую дощатую постройку с обвалившейся верандой по переднему и одному из боковых фасадов. В парадной двери было веерообразное окошко с матовым стеклом, сквозь которое виднелась висевшая едва ли не над порогом бордовая люстра. Колокола заржавели и давно не звонили, ванночка для птиц была суха как пустыня и тоже изъедена коррозией. Я повернул рукоятку старомодного звонка, укрепленного в самой середке двери, и вскоре увидел сквозь два завешенных тюлем овальных оконца идущую по коридору женщину.

- Вам чего? - спросила маленькая седовласая и почти прозрачная хозяйка, открывшая мне дверь. В её наружности не было ничего примечательного, за исключением старческих веснушек на лице и запястьях, цепких глаз и сетки для волос.

- Вы миссис Крамер?

- Совершенно верно. Опять полицейский?

- Надеюсь, последний.

- Я тоже надеюсь. Вот такой вам будет мой ответ. Вам дай па - лец, вы всю руку оттяпаете. Неужели опять будете задавать вопросы?

- Совсем чуть-чуть, обещаю вам.

- Обещать вы все горазды. Уж я-то на своем веку наслушалась всяких посулов. Нас, женщин, до старости кормят обещаниями.

Она провела меня через прихожую, потом вверх по лестнице с перилами, и мы очутились в комнате покойного.

- Оставлю вас. Осмотритесь, - сказала миссис Крамер. - Почти все вещи тут мои, но фигурки и картины принадлежали Энею.

На улицу выходили два широких окна, высокий потолок был украшен лепниной по всему периметру и в середине, откуда свисал старый перекрученный электропровод, удерживавший монументальный и безобразный осветительный прибор, гибрид морской раковины и абажура. На стенах узорчатые обои всех оттенков кофейного цвета, да ещё на полном серьезе снабженные водяными знаками. Кровать была узкая,но, судя по четким отпечаткам на потертом ковре, прежде тут стояла другая, гораздо более габаритная. Вероятно, в ней почивали Крамеры, а быть может, и Уэггонеры. Личных вещей было немного: в шкафу лежала желтая каска, стояли желтые башмаки, как у Джорджа, висели плащи, байковые рубахи, валялись капроновые галоши, резиновые сапоги, бахилы и пара снегоступов. В ящиках - белые сорочки, новые и не очень. А ещё я обнаружил доказательства тому, что Эней сам штопал свои носки.

Слева и справа от громоздкого буфета темного дерева висела грубая любительская мазня какого-то живописца. Я не удивился, увидев в правом нижнем углу росчерк Дика Бернерса. Выразительность из Дика так и перла, но ему явно недоставало доходчивости. Впрочем, он вполне мог тягаться с грэнтэмскими оформителями ресторанов, оставлявших на своих фресках не только имена, но и номера телефонов. Никаких писем, квитанций из прачечных, букмекерских бланков или зашифрованных записей в ящиках не оказалось. Полицейское управление Онтарио выказало немалую дотошность, даже в такой дыре. Самой ценной из моих находок оказался комок жевательной резинки, немало переживший в чьей-то пасти и вновь завернутый в свой фантик с надписью "ригли-мятная". Ничего не добившись от серванта, я вернулся к живописным полотнам. На одном из них была изображена лесопильня, если смотреть на неё с озера. Я узнал в маленьком домике возле цеха наш флигель. Холмы на заднем плане были более-менее похожи на натуру, но едва ли они когда-либо имели такой розовато-лиловый цвет, как на этой картине.

Второе полотно выглядело гораздо претенциознее. Это была культовая сценка в доме, и на картине присутствовали персонажи. Общим счетом трое: женщина и двое мужчин. Они стояли внутри вычерченного на полу оранжевого восьмиугольника, на заднем плане виднелось распятие, с которого свисала змея, похожая на пожарный шланг. Люди были облачены в черные накидки с капюшонами, причем на женщине не было никакой другой одежды. На одной из сторон восьмиугольника был построен ещё и треугольник, на вершинах которого горели свечи. От стоявшей рядом со старшим из мужчин фигурки валил пар: внутри статуи кипел то ли котелок, то ли казан. На похожем на жернов камне лежали обоюдоострый кинжал и рог для возлияний. Камень тоже украшал треугольник, а кроме того, на нем была намалевана или выерзана козлиная голова. Чертовски смелый замысел посетил старого Дика. Полотно отличали глубина и сила, не свойственные другим работам того же автора. Шабаш ведьм? Сатанинский обряд? Во всяком случае, картина впечатляла, хотя живописец почти не уделял внимания антуражу: я с трудом различил очертания столов, кресел и даже какого-то станка, но больше ничего разглядеть не сумел. За границами магической фигуры был только сумрак.

- О! - послышалось у меня за спиной. - Я-то думал, что встречу тут какого-нибудь знакомого полицейского.

Это был Гектор Дюфон, облаченный в линялые джинсы и майку с застежкой.

- Погодите-ка, да я же вас знаю! Вы живете в усадьбе Харбисонов. Что тут происходит? - Он немного набычился, словно изготовился к защите. - Я Гектор Дюфон.

- Совершенно верно, мы встречались в усадьбе. Меня зовут Купреман, Бен Куперман.

Мы обменялись церемонным рукопожатием.

- Миссис Крамер сказала мне, что вы здесь, но я ожидал увидеть человека, с которым уже разговаривал. Гарри Гловер разрешил мне прийти и порыться в пожитках Энея. Судебный следователь до сих пор не позволяет членам семьи забрать хоть что-нибудь. - Гектор был бледен и очень напряжен. - Вы тоже легавый?

- В некотором роде. - Ответил я с приличествующей случаю скромностью.

Гектор пытливо разглядывал меня, норовя угадать, что я за птица. Я сунул ему под нос раскрытый бумажник с целым набором кредитных карточек, из-под которых торчал краешек моего удостоверения частного сыщика.

- Но вы были в усадьбе ещё до гибели Энея.

- По чистой случайности. Не забивайте этим голову.

Похоже, он не мог так вот сразу забыть о своем открытии. Я решил, что лучше не выказывать праздного любопытства, а скорчить из себя профессионала.

- Эта картина, - сказал я, снова поворачиваясь к стене и уступая Гектору почти все пространство комнаты. - Что вам о ней известно?

- Эней получил её в подарок от человека по имени Бернерс, зверолова и...

- Я слышал о Дике. Расскажите мне про картину.

- Уж и не знаю, что рассказывать. Наверное, это - одна из причуд Дика. Не уверен, что когда-нибудь смотрел на нее, а если и смотрел, то не видел, если вы понимаете, о чем я. Давайте-ка поглядим. Вроде, какой-то мистический обряд, да? Это - лесопилка на Биг-Краммок, я узнаю станок. Старому Уэйну так и не удалось сбагрить эту лесопильню, пришлось жить по соседству.

- Значит, картина была написана до большого пожара?

- Он подарил её Энею, когда уезжал в Хантсвилл, а мне преподнес "закат солнца", запечатленный с риммеровского мыса. Но как ему пришел в голову сюжет этого полотна, для меня тайна. В кино Дик не хаживал.

- Тогда, быть может, здесь запечатлено нечто такое, что он действительно видел на лесопильне?

- Да. Полагаю, что это возможно, - Гектор полез в задний карман, извлек раздавленную пачку сигарет и угостил меня. Когда мы оба прикурили от моей спички, я выразил Гектору соболезнования в связи с гибелью брата, который, насколько я слышал, пользовался всеобщей любовью и большим уважением. Гектор затянулся и медленно кивнул.

- Никак не могу уразуметь, что на сей раз он и впрямь ушел навсегда. В прошлом Эней проводил в лесах почти все лето. С июня по конец сентября я его почти не видел.

- А когда вы встечались с братом в последний раз?

- Извечный вопрос, - он засмеялся и с приклеенной к лицу улыбкой уставился на кончик сигареты. - Я уже отвечал на него Гловеру и ещё полдюжине людей. Господи, да вы же сами там были.Эней разбил лагерь на старой делянке Пирси. Там, где много лет назад стояла их хижина. Причальные мостки ещё сохранились, но в пятьдесят четвертом году власти провинции начали выживать из парка арендаторов. Пирси держались несколько лет, но в конце концов и им пришлось убраться. Хижина была маленькая, но очень милая. Но я уклоняюсь от темы. Эней разбил палатку на взгорке среди старых свай жилища Пирси. А когда засорилась сливная труба, он испугался, что вода поднимется и зальет лагерь. Последний раз я видел Энея в начале весеннего семестра в школе.

- Я где-то слышал, будто вы встретились у дверей гостиницы в городе и повздорили.

- В среду вечером? Вы об этом? Да, мы малость повздорили, выражаясь вашим языком. Эней сказал, что один из постояльцев Петавава-Лодж, Ллойд Пирси, сулил ему деньги за поездку на озеро Литтл-Краммок. Мы с Энеем всегда ссорились из-за суеверий и его нежелания ездить в те края.

- А как насчет других мест?

- Да ради бога. Он боялся соваться на то озеро и в его окрестности, а больше никуда. Я никогда не слышал, чтобы он хоть раз ездил на Литтл-Краммок.

- Вы знаете, в чем именно заключается это суеверие? Может, оно как-то связано с местными обычаями?

- Ну... Эней рассказывал, что слышал гром...

- Это мне известно. Вы знакомы хоть с одним человеком, разделявшим его страхи?

- Нет. Да и от Энея мало что можно было услышать. Он вообще не отличался словоохотливостью.

- И вы повздорили из-за этого суеверия?

- Ну, можно сказать и так. Но Гарри Гловер предпочитает называть это полемикой, потому что такое слово придает значимости его особе. Он считает меня главным подозреваемым. Вот бы посмеялся мой братец, узнай он об этом. Гловер и понятия не имеет, что здесь произошло.

- Давайте вернемся к вашему спору.

- Что ж, давайте. Как я уже сказал, дело было в том, что Эней не хотел вести Ллойда Пирси на Литтл-Краммок. А я ему ответил, что он - просто темный человек и тупица. И что из-за него всех нас считают такими. Он не стал мне противоречить. Самым грозным оружием Энея было молчание. Никто не владел этим оружием лучше, чем он.

- А раньше вам случалось спорить на эту тему?

- Раз в год или каждые два года Эней под разными предлогами отказывался ехать туда, и я устраивал ему головомойку. Он был бедным человеком и не мог оставить свое поприще проводника. Тогда я попытался растолковать ему, какая связь между громом и молнией, объяснить, что гром это проиводимый молнией звук и что его вполне можно услышать, не видя самого разряда. Рассказал ему о разнице между скоростью света и скоростью звука. Но мои усилия канули втуне.

- Как вы расстались?

- Как обычно. Он был молчалив, задумчив, возможно, под хмельком. Немного петушился, но вполне мог владеть собой.

- "Ну, я тебе покажу", да?

- Может быть. Он частенько из кожи вон лез, чтобы доказать свою правоту и совал доказательства мне под нос. Помню, как-то раз я сказал, что в одной из здешних речек нет щук, а спустя неделю нашел на полу дома зеленый мешок для мусора, а в нем - щуку. Эней и словом не обмолвился. Просто пошел и поймал рыбину.

- А вы сами когда-нибудь бывали на озере Литтл-Кураммок?

- Мне некогда. Я чуть ли не круглый год проверяю тетрадки.

- Я не имею в виду недавнее время. Может, в недалеком прошлом?

- Нет. Я бы заблудился. Походы - не моя стихия.

- Мэгги Маккорд говорит, что вы знаете здешние леса.

- У Мэгги слишком романтический взгляд на индейцев. Она думает, что все мы сошли со страниц книжек Фенимора Купера.

Мы обменялись улыбками, и я попытался вспомнить, что же написал Купер: "Последний из могикан" или "Песнь о Гайавате".

- Но вы умеете плавать на каноэ?

Гектор кивнул.

- И в парке вряд ли можно заблудиться или сгинуть в медвежьей пасти, верно?

- Мои восьмиклассники прекрасно ориентируются здесь.

Похоже, разговор был окончен. Но по пути к двери мне пришло в голову задать ещё один вопрос.

- А в четверг вечером, когда вы виделись с Энеем во флигеле или в его лагере, не упоминал ли он о чем-либо таком, что было бы как-то связано с вашим спором и его суеверием?

- Ничего такого он не говорил. Но у него было странное выражение лица.

- Что за выражение?

- Эта мина появлялась всякий раз, когда он выигрывал или выпутывался из какой-нибудь передряги. Можете назвать это выражением горделивым. Или умиротворенным. Не знаю, как его описать.

Я сказал Гектору, что он мне здорово помог. Мы снова обменялись рукопожатием. Он поведал мне о подготовке к похоронам, и я снова выразил свои соболезнования, после чего спустился по покрытым линолеумом ступеням в освещенную бордовой люстрой прихожую, где уже ждала миссис Крамер, готовая выпроводить меня из дома.

12.

До усадьбы я доехал в кабине какого-то лесовоза. Водитель оказался двоюродным братом приятеля сестры Бонни, официантки из "Синей луны". Первую половину пути мы молча тряслись на ухабах. Обозревая мир из кабины лесовоза, чувствуешь себя героем вестерна и королем шоссе - все разом. Но потом мы принялись сплетничать, будто кумушки в кафе. Вскоре у меня голова пошла кругом от обилия сведений о династических браках владельцев различных лесозаготовительных компаний и о местничковом кумовстве, из-за которого в провинции Онтарио вовсю творились темные дела. Полупьяный от всех этих познаний, я проскользнул в свою хижину, не встретив по пути никого, кроме одного из отпрысков Киппа, который сидел на причале, завернувшись в полотенце.

Выудив из кармана вторых брюк ключи от машины, я вышел на пыльную автостоянку, чтобы прогреть мотор. Я сел за руль и тут вспомнил, что обещал себе искупаться в озере. В машине было жарче, чем в парной бане.

Возвращаясь в хижину и все ещё дрожа после путешествия на лесовозе, я поравнялся с мотелем и услышал голоса. Разговор велся на повышенных тонах. Я стал как вкопанный. Хай поднялся в комнате Уэстморленда. Я не успел спрятаться. Джордж Маккорд кубарем скатился с крыльца. Дез Уэстморленд едва ли не сидел на нем верхом.

- ... и не суйтесь сюда больше! Появитесь ещё раз, и я вывихну вам другую руку тоже. Прочь! Прочь отсюда!

Джордж поднялся, отряхнул пыль и принялся отталкивать веревку, на которой висели купальники и полотенца и на которой повис он сам, выпав из комнаты.

- Когда все выплывет наружу, у вас поубавится спеси. Слышите? Когда люди узнают, вы ещё пожалеете, что вытолкали меня вон. Я же просто поговорить пришел.

- В следующий раз я выкину вас из парадной двери! - Дез вернулся в свой номер, и, пока не закрылась сетчатая дверь, я успел заметить бледное лицо Делии Александер. Джордж Маккорд сорвал с плеч купальник, швырнул его наземь и потопал восвояси. Мои раздумья о случившемся были прерваны каким-то стрекотанием, доносившимся со стороны генератора, но исходившим не от него. Как ни хотелось мне вернуться домой и допить кока-колу, любопытство опять взяло верх.

Звук был похож на вой старого гудка пожарной машины, но потом я понял, что это - циркулярная пила. Визг изменился в тоне. Будка с генератором и дровяной сарайчик стояли на самом краю поляны. Маленькая низинка, в которой была автостоянка, по мере приближения к сараям сменялась пологим подъемом. Отсюда тоже был виден задний фасад мотеля. Правда, смотреть было не на что, за исключением выщербленных ступенек и забранных сетками дверей. Добравшись до генератора, я заметил тучу опилок, ореолом окутавшую дверь дровяного сарая. Войдя в этот гам и желтый туман, я увидел двух человек, волосы и брови которых были покрыты опилками. Оба запихивали под нож пилы бревна. Главным образом, березовые, хотя попадалась и древесина других сортов. Я крикнул, но в таком хае меня никто не услышал. Выглянувшая откуда-то Джоан Харбисон отключила рубильник. Это напугало всех, кто был в сарае. Воцарившаяся тишина была подобна загнанному в силок животному. Двое мужчин у пилы растерянно моргали. Один из них (теперь я видел, что это был Ллойд) вытащил из ушей затычки и вытер лицо холщовой кепкой, предварительно выбив её о колено. Он вопросительно посмотрел сначала на Джоан, потом на меня, но не сумел прочесть на наших лицах никаких ответов.

- Ллойд, пусть пила малость отдохнет, иначе она перегреется, сказала Джоан.

Второй мужчина снял прикрывавший лицо шарф и тоже вытащил затычки. Это был сосед, живший за озером. Он положил последнее распиленное бревно на уже довольно высокий штабель.

- Пойдемте отсюда, Бенни, здесь древесная пыль, - предложил Ллойд и пододвинул два похожих на барабаны чурбака, чтобы мы могли сесть.

- Ллойд, вы приставали к Энею с просьбой отвести вас на озеро Литтл-Краммок. Вам удалось найти дорогу туда?

- Путь давно известен. Я лишь хотел, чтобы Эней составил мне компанию. Здесь-то мы рабачили чуть ли не на всех озерах. Да, кстати, вы ведь знакомы с Долтом Риммером? - Он указал на второго мужчину, который уже раздраженно зыркал на меня, ощерив рот. Во всех северных лесах было не найти второго человека с такой неухоженной пастью. От большинства зубов остались только корни, побуревшие от чая или табака. Я напомнил Ллойду, что мы встречались во флигеле в четверг вечером.

- Собираетесь на Литтл-Краммок?

- Хочу поудить озерную форель и гольца, - ответил я.

- Путь туда нелегкий, - сообщил мне Долт Риммер. - Лучше всего идти вверх по реке Йорк, а потом на север от Четырехугольного озера. На карте оно обозначено как Оленье. Рыбалка там отменная.

Я улыбнулся Риммеру и вновь обратился к Ллойду:

- Джоан говорит, другие туристы ходили на Литтл-Краммок. Может, на вид я и хлипкий, но вполне способен шагать по тропе и нести поклажу, если нужно.

На этот раз улыбнулся Ллойд.

- Литтл-Краммок лежит на тридцать футов выше нашего озера. Река, которая их соединяет...

- Дэрвент, - вставил Долт Риммер, сверкнув глазами.

- Да, на старых картах это название, но здесь её именуют не иначе как река Тома, в честь Тома Моуэта, десятника из лагеря лесорубов на Оленьем озере.

- На карте оно названо Двуглавым, - опять подал голос Риммер.

- Далеко ли можно подняться по реке на лодке?

- Первые излучины можно миновать на моторке, если выйти точнехонько на стрежень. На каноэ проберетесь полумилей дальше, но потом начнутся сплошные мели и донные валуны.

- А тропа идет вдоль правого берега и тянется примерно на милю к северу от озера.

- Что ты мелешь, Долт? Дик Бернерс говорил мне, что она огибает плотину слева. На старых картах, Бенни, озеро обозначено как Краммок, потому что очень длинное, и северный конец его искривлен, - сказал Ллойд. Наверное, у меня был растерянный вид, потому что он добавил: - "Краммок" означает "пастуший посох", понятно? В это озеро впадает река, вытекающая из Соснового.

- Которое на картах называется озеро Перси, - внес полную ясность Долт Риммер.

- Почему бы тебе попросту не вычертить карту, Ллойд? - спросила стоявшая в стороне Джоан. - Это упростит дело. Пока вы с Долтом придете к согласию, вся рыба уснет от старости.

Сидевший на чурбаке Долт казался тощим и нескладным, словно суставы и сочленения достались ему от другого, гораздо более крупного мужчины.

- Там есть место для привала, хижина, какое-нибудь укрытие?

- Лачуга Дика. Наверное, она до сих пор стоит. Никто не заглядывал туда после того, как они вынесли останки бедняги Дика. Это сделали Гловер и его люди.

- А если вы хотите попасть туда другим путем, отправляйтесь по бревенчатой дороге мимо Кеттл-Пойнт.

- Это мыс за мысом Гиффорд, - добавил Ллойд для пущей ясности.

- Можно подняться по Дэрвент, она же река Тома.

- Но на карте это Миссисипи, верно? - Спросил я.

13.

Мне понадобилось сорок пять минут, чтобы сварить вкрутую груду яиц и сварганить из них что-то похожее на ужин. Я подумывал взять в дорогу и рыбу, но потом решил не связываться с ней. Заглянув в холодильник, я решил, что в мое отсутствие эти куски рыбы, должно быть, безудержно размножились. В конце концов я прихватил с собой остатки индейки.

Прежде чем я покинул Ллойда, он вычертил для меня путеводную карту, объяснил, как добраться до Литтл-Краммок и где (по мнению двух человек как минимум) стоит хижина Дика Бернерса.

На стоянке, между "ламбогини" и патрульной машиной, притулилась ещё какая-то тачка, доселе мною невиданная. От озера доносились голоса, скорее даже смех и визг, сопутствующие всевозможным удовольствиям. Большинство жителей усадьбы собралось на причале. Сисси и дети вновь прибывшей четы выбирались из воды. Алин продолжала трудиться над своим загаром, а Уэстморленд с Делией приближались к берегу на весельной лодке. Все эти декорации готовились, пока я занимался стряпней. Ни Джорджа, ни Дэвида Киппа поблизости не было. В шезлонге восседал незнакомец с брюшком; в кулаке у него была зажата банка пива, а на плече лежала рука Джоан Харбисон. У него была круглая физиономия довольно спортивного образца, хотя черты её оставались совершенно неподвижными. Человек был облачен в желто-бурые шорты, на голове - матросский берет, нахлобученный задом-наперед и надвинутый на глаза. Джоан льнула к мужчине и, очевидно, рассказывала ему о событиях прошедшей недели. Роджер Кипп стоял в сторонке, наблюдая за ними и не зная, как быть перед лицом женского непостоянства. Его брат, Крис, звал Роджера фотографировать. Я подошел к остальным. Джоан представила меня мужчине. Майк Харбисон снял свою матросскую шапку, обнажив седые кудри, которые выглядели скорее как произведение какого-нибудь изобретательного парикмахера из Торонто, нежели как творение матери-природы. На Харбисоне была майка фирмы "Лакост", и маленький крокодильчик тыкался носом в его левый сосок.

- А мне только что сообщили ужасную весть, - сказал Харбисон, встряхивая своими локонами. - Это может весьма и весьма повредить усадьбе.

- Я вижу, полиция вернулась. Это Гловер или кто-нибудь другой?

- Их пятеро. Обнесли лентой деревья вокруг сливной трубы и старый участок Пирси, на котором стояла палатка Энея. Гловер не вернулся, и это меня удивляет.

- Почему?

- Ну, выражаясь простыми словами, у Энея была девушка, но Гарри Гловер положил конец их дружбе.

- Зачем?

- Эней был индейцем, а девушка - белой.

- И Гловер из управления полиции Онтарио рассорил их?

Майк молча кивнул, и я понял, что мои расспросы неприятны ему.

Разбрызгивая капли воды, по причалу пробежали дети, и Алин Барбур резко села на матрасе. Роджер Кипп схватил фотоаппарат брата и пытался согнать нас всех в кучу, чтобы сделать снимок. Он размахивал руками, будто регулировщик уличного движения, а мы ждали, когда вылетит птичка. Наконец Роджер увековечил нас одним нажатием кнопки. В кадр попали и Уэстморленд с подружкой. После того, как снимок был сделан, наша группа рассеялась. Все перевели дух, словно прежде не дышали вовсе. Роджер и Крис вступили в разговор с Дезом Уэстморлендом, Делия стояла рядом.

- Ну-ну, Роджер, - подбадривал мальчика Уэстморленд. - Давайте я сниму вас с братом. - Роджер пятился и тряс головой. - Ну же, не трусь. Мы хотим заполучить ваши улыбки, прежде чем разъедемся.

Роджер неохотно протянул Уэстморленду фотоаппарат, и тот принялся осматривать его со всех сторон. Мальчики затесались в коллектив, став между Пирси и Харбисонами. Я услышал бормотание Криса: "Этот дурак заслонил объектив пальцем". Я снова нацепил на физиономию улыбку коллективиста. Тем временем Дез выяснил назначение всех кнопочек и рычажков на фотоаппарате и, состроив серьезную мину, приник глазом к видоискателю.

- Постарайтесь, чтобы я вышла получше, мистер Уэстморленд, - сказала Джоан.

- Ну, что за птица вылетит на этот раз? - спросила Алин Барбур.

- Первый ряд, станьте потеснее! - распоряжался Уэстморленд. По-прежнему глядя в видоискатель, он начал пятиться назад. Никто не успел предупредить его, и Дез, будто комик в кино, свалился с края причала. Фотоаппарат подлетел в воздух, потом плюхнулся в озеро вместе с фотографом.

- Осторожнее!

- Осторожнее, мистер Уэстморленд!

- Десмонд!

Нас всех окропило брызгами. Когда Уэстморленд вынырнул на поверхность и встал ногами на дно, очутившись по грудь в воде, мы увидели, что его очки висят, зацепившись дужкой за ухо, но этим ущерб и исчерпывается. Все засмеялись. Сначала захохотал Майк, громко и раскатисто. Роджер и Крис на миг забыли, что лишились фотоаппарата, и, схватившись за животы, принялись потешаться над изумленным и растерянным дядей, стоявшим по пояс в озере Биг-Краммок.

- О. Господи, я этого не переживу! - воскликнул Уэстморленд, присоединяясь к общему веселью. Ллойд Пирси подошел к краю мостков и протянул руку, но Уэстморленд покачал головой, вышел на берег и, красный как рак, ступил на причал.

- Упадите ещё разок, чтобы мы могли вас снять.

- Вы скормили мою лучшую улыбку пескарям, - сказала Алин.

Уэстморленд снес насмешки со всем достоинством, на которое был способен, но в конце концов удалился переодеваться, взяв с собой обоих мальчишек, вероятно, в надежде помириться с владельцем фотоаппарата.

- Уж и не знаю, доведется ли нам пережить более забавное приключение, - молвил Майк Харбисон, прикладываясь к банке с пивом и утирая подбородок тыльной стороной загорелой ладони. - Могу пригласить всех желающих на жареные сосиски нынче вечером. Ну, как, придете?

Вновь прибывшие дети явно обрадовались и запрыгали от возбуждения, а потом бросились с доброй вестью к родителям.

"Эти холявщики подметут все припасы Джоан", - подумал я.

- Обожаю старые добрые вечеринки с сосисками, - призналась Сисси и взглянула на меня в надежде на поддержку.

- Да, там очень весело. Когда я был помоложе, мы часто ездили в леса. Пели песни, травили байки, лакомились пастилой. Ни с чем не сравнимое удовольствие. Увы, сегодня вечером меня здесь не будет.

- Не будет? - Сисси заморгала, не веря своим ушам, словно я сказал, что господь-бог - это эелектроприбор.

- Я готовлюсь к большой рыбалке. Хочу поудить крупную рыбу на Литтл-Краммок.

- Ага, понятно. Но сегодня уже поздно отправляться в путь. Почему бы вам не выехать завтра с утра пораньше? Нам очень хочется, чтобы вы пришли. Особненно если мы будем петь.

- Спасибо, но я надеюсь добраться до места ещё засветло. У меня есть хорошая карта. Похоже, путь не ахти какой трудный. Во всяком случае, для такого опытного походника, как я.

- Ну что ж, - молвила Сисси, смиряясь с мыслью о том, что население её мирка сократилось, - нам вас будет не хватать. - Ее маленькие красные пальчики пустились в пляс по спинке стула. - Ты слышал, Ллойд? Бенни не придет на вечеринку. Он отправляется на Литтл-Краммок.

- Сегодня уже поздно, Бенни. Я помогу вам уложить вещи, и вы сможете выступить с рассветом.

- Я ему это уже сказала.

- И места там труднопроходимые.

- Я всего на двое суток, с одной ночевкой. К тому же, у меня есть ваша карта.

- Ну, ладно. Вольному воля. Жара уже спала. У вас есть спальный мешок?

- Я хотел обойтись одеялом.

- Ни слова об одеялах. У Джоан целая груда спальников. Горючее есть?

- Почти полный бак, хватит на всю дорогу туда и обратно.

Сисси сообщила весть Джоан, и вскоре уже все приняли живейшее участие в моих проводах. На миг мне показалось, что сейчас я услышу повторение диалога Долта Риммера с Ллойдом. Джоан ушла на поиски рюкзака, Сисси отправилась за куском пирога. Майк Харбисон принялся объяснять мне, как коптить рыбу на костре, но тут я увидел Ллойда, стоявшего на причале и всматривавшегося в небеса в поисках признаков ухудшения погоды. Я уже почти передумал и решил не ехать, когда на причал начали прибывать снаряжение и припасы: канистра воды, аптечка, ранец, в котором можно было бы разместить призывной пункт французской армии, толстый спальный мешок в брезентовом чехле. Теперь пути назад больше не было.

Я наблюдал, как Джоан пакует пожитки. Она была очень экономна в движениях. Сисси тоже укладывала вещи, продолжая болтать, то и дело прерывая свою речь и спохватываясь, поскольку забывала то одно, то другое. Сам же я и пальцем не шевельнул, мне просто не дали.

- Сардины любите, Бенни? - спросила Джоан, кладя в ранец две банки. Майк притащил коробку снеди от "Лакомств Суитзера", Торонто, достал оттуда три франкфуртера, завернутые в фольгу. Прекрасная еда. Мне даже захотелось остаться и умять всю коробку. В поисках пути к отступлению я прошел в конец причала и принялся обсуждать с Ллойдом погоду.

- Все будет в порядке, - заверил он меня, отрывая взгляд своих похожих на бусинки глаз от горизонта и поводя острым клювообразным носом.

- Вы так полагаете?

- Да, - он посмотрел на мои ноги. - Знаете, где вы стоите?

- Нет, - я опустил глаза и принялся разглядывать причал.

- На этом самом месте старый Траск расшиб свою дурацкую голову. Точно на конце той доски, на которой вы стоите. Упал с лестницы и раскроил себе череп. Я стою как раз там, куда он рухнул.

- Вы сами это видели?

- Нет, но все знают, что случилось. Вероятно, он даже не успел почувствовать, как скатывается в озеро.

Под моими ногами был самый обыкновенный настил из досок шириной в четыре дюйма и толщиной в два.

- Его сгубила вон та доска, которая торчит, - продолжал Ллойд, словно знал наверняка, какая из досок настила повинна в случившемся. Он напоминал старика, вспоминающего последнюю встречу с почившим другом, которому "было знамение". В интересах истины скажу, что та доска, на которую Ллойд указал мне босой ногой, вовсе не выдавалась вперед, потому что к ней была приделана скоба для зачаливания лодок. Впрочем, Траск вполне мог разбить себе череп об эту скобу.

- Кто-то говорил мне, что он работал на причале, - сказал я.

- Да, верно. Долт Риммер потом все доделал. Старый Уэйн успел положить всего две доски. Остальные - работа Долта. Я её сразу узнал.: он никогда не вобьет три гвоздя, если можно обойтись одним. А Уэйн не мог заколотить двух гвоздей одинаково, вечно ходил в ссадинах. То на правой руке, то на левой. Природная предрасположенность к несчастным случаям.

Ллойд покачал головой, будто перед ним стоял Траск, только что раздробивший себе очередной палец и с руганью требующий глотка виски.

- Что ж, тогда я еду, - решил я. - Пожалуй, мне пора.

Шагая в хижину, где остались мои съестные припасы, я ощущал спиной взгляд Ллойда. Я присовокупил к яйцам и прочей снеди немного печенья и несколько апельсинов и вернулся на причал, где меня ждала груда пожитков. Минуту спустя я уже махал рукой честной компании, столпившейся на причале,и шел по фарватеру между двумя островами к устью реки. Ллойд что-то вопил и топал ногами по настилу. Я оглянулся. Он держал мою удочку и коробку с грузилами. Пришлось возвратиться и без лишних слов забрать снаряжение. Когда я отчаливал во второй раз, гораздо меньше народу махало руками.

14.

Я отыскал устье реки, а вскоре - и выцветший указатель для туристов, лежавший в кустах, где от него было мало проку. Впрочем, общение с природой напрямую позволяет избавиться от изрядной доли путаницы. Надо будет сказать об этом Долту Риммеру при следующей встрече. Я подогнал лодку к поросшему кустарником участку берега, который с натяжкой можно было бы назвать поляной. Здесь я перевернул свою посудину и запихнул под неё мотор. Солнце ещё стояло довольно высоко, и я мог надеяться, что доберусь до маленького озера засветло. Затем я прислонил к дереву ранец, сел и надел лямки на плечи. Он оказался таким тяжелым, что я не знал наверняка, кто кого потащит. Путь вперед пролегал сквозь подлесок по некогда торной, но уже начинавшей зарастать тропе. Откуда-то справа время от времени доносился шум водопада. Иногда мне даже удавалось увидеть его. Не будь я нагружен вещами и снаряжением, можно было бы сделать крюк и посмотреть, что там находится. Но я шел своей дорогой, не удаляясь от неё ни влево, ни вправо, пока у меня не заныли колени.Я вспомнил вычерченную Ллойдом карту, до которой сейчас не мог добраться, потому что она лежала в ранце. Три и пять восьмых мили. Если измерить это расстояние, скажем, в городских кварталах, станет ясно, что меня ждет долгий переход.

Не слышалось ни единого звука, разве что шум воды да редкие крики вспугнутых птиц. Если бы ярдах в трехстах икнул пьяный, я наверняка услышал бы его. Просачивавшиеся сквозь листву лучи света были похожи на струйки жидкого кофе. Подлесок был высокий, доставал до крон берез, кленов и прочих лиственных деревьев, поэтому я шествовал по туннелю с косматыми стенами. В общем и целом тропа была сухая, но временами попадались пропитанные водой участки, и мои башмаки промокли. Подобно мне, они не привыкли к такой жизни. Присев на пенек, торчавший примерно на полпути к озеру, я перевел дух, с удовольствием выкурил сигарету и снова пустился в путь. Мне казалось, что я продвигаюсь вперед довольно споро, но на пути то и дело вырастали все новые холмы, и кто знает, сколько ещё поворотов предстояло преодолеть.

Наконец я разглядел впереди что-то похожее на поляну, а чуть позже и блеск воды за деревьями. Озеро лежало в низине, примерно в четверти мили, и к нему вела извилистая тропа через склон. Я вспотел и запыхался. Мне казалось, что идти вниз легче, чем в гору, но не тут-то было. Каждый шаг к озеру сопровождался взрывом боли в костях голеней. В конце концов я снова закурил и окинул взглядом Литтл-Краммок - длинное узкое озеро с излучиной в северном конце. Достав из ранца карту Ллойда, я увидел, что вдоль южного берега идет тропа, которая должна привести меня к хижине Дика Бернерса.

Более-менее отдышавшись, я подхватил свою ношу и двинулся по южному берегу. Тропа была в таком же плачевном состоянии, что и предыдущая; я дважды сбивался с неё и забрел в райский уголок, где была свалка использованных бритвенных лезвий. До чего же хорош наш северный край: помойку тут можно устроить где угодно, разве что одни места доступнее, чем другие. Потом мне вспомнились газетные статьи о загрязнении рек и ртути в снулой рыбе, и я подумал, что отношение к свалкам старых бритвенных лезвий всецело зависит от точки зрения. Однажды Ллойд рассказывал, что в парке до сих пор работают лесорубы, и сокрушался по этому поводу. А Кипп ответил ему, что-де рубки ухода помогают содержать парк в первозданном, но пригодном для пользования виде. Не пойму, кому верить, Как бы там ни было, я снова вышел на тропу и шагал по ней ещё полтора часа, гордясь собой: ведь я сумел забраться в такую даль, ни разу не спросив дорогу у полицейского. Ноги приноровились обходить корневища и норки мелких зверьков. Казалось, они взяли на себя заботу о безопасном для лодыжек продвижении вперед, и я смог обратиться мыслями к гораздо более важным вопросам.