Глава седьмая Снова война

Когда они вышли на берег реки, была глубокая ночь. Встав лицом к водной глади. Крюков прикинул расстояние до противоположного берега. На глаз выходило метров пятьдесят: противоположный берег был еле виден в тумане.

— И как поплывем? — сказал он в пространство перед собой, присаживаясь на ствол поваленного дерева. — Температура воды градуса четыре.

— Можно до Каширы или до Серпухова добраться, — предложил Лось свой вариант отступления.

— На чем? Пешочком вдоль берега? — отозвался Крюков.

Лось презрительно фыркнул.

— Нереально. Придется угонять лодку.

— Где?

— Выше по течению яхт-клуб. Но там охрана… — неуверенно произнес он.

Крюков с удивлением посмотрел на спутника: до сих пор тот меньше всего напоминал человека, у которого охрана яхт-клуба способна вызвать пароксизм страха. Видимо, давали себя знать неожиданно обрушившиеся неудачи.

— С каких пор ты боишься охраны? — ехидно спросил капитан и решительно двинулся в указанном направлении.

Продираясь сквозь лес в условиях слабой видимости, они с полчаса шли берегом. Крюков вздохнул с облегчением, когда между веток замелькали огни причала. У пристани стояло множество моторных лодок и несколько небольших парусных яхт.

Вдоль высокого ограждения из металлической сетки с противоположной стороны бегала пара зверского вида кобелей. Крюков подошел к воротам и, не скрываясь, выстрелил из своего большого красивого еврейского пистолета в дужку скреплявшего створки замка.

— Не отставай, — предупредил он Лося.

Как только ворота приоткрылись, собаки стремглав бросились наружу, пробежав по инерции несколько метров, прежде чем им удалось затормозить. Крюков молнией нырнул в образовавшуюся щель и втянул за собой несколько растерявшегося напарника. Ворота захлопнулись перед самым носом захлебнувшихся от яростного лая псов. Лось невольно поежился.

— Вот звери! Когда ты ствол достал, я подумал — валить их будешь.

— Зачем? — пожал плечами Крюков. — Животных любить надо, братьев наших меньших.

— А людей? — после потери всей своей братвы Лось стал задумываться о ценности человеческой жизни.

— Тоже, но не всех, — убежденно произнес Крюков.

Лось показал своим пистолетом на выскочившего из дома охранника с помповым ружьем в руках.

— А как насчет этого? Мы его полюбим?

— Определенно. У него добрые глаза.

Прежде чем сторож успел зарядить свой прибор, Крюков подскочил к нему и легонько ткнул дулом в большой ленинский лоб. На коже отчетливо отпечатался красный кружок, который криминалисты именуют штанц-маркой.

— Пиф-паф! — сказал Крюков ошеломленному охраннику. — Падай, ты убит. Или предпочитаешь, чтобы я в тебя стрельнул по-настоящему?

Охранник выпустил ружье, оно упало на землю, и Крюков ногой оттолкнул его подальше. Лось подошел с другой стороны.

— Ключи от лодок, быстро! — приказал он.

— В-возьмите мо-мою, — предложил сторож. — За чужую меня у-убьют. В-вот ключи…

Лось выхватил ключи из его руки.

— Где лодка?

— В-вон та, зеленая.

Они вместе приблизились к зеленому катеру. Один ключ подошел к замку, запиравшему причальную цепь, другой — к замку зажигания.

Воспользовавшись тем, что грабители отвлеклись, охранник вдруг резко сиганул в кусты.

— Стой, а весла?! — крикнул вслед Крюков.

— Не надо, хрен с ними. Этот гад, наверно, уже собак спускает, — возразил Лось и оттолкнулся от пирса.

Он не ошибся. Через секунду на причале выросли тени жутких псов. Но к этому моменту лодку отделяла от берега полоса воды шириной в несколько метров. Собаки в воду не полезли, несмотря на понукания хозяина. Тогда он бросился к ружью, но как только поднял его, Крюков пощекотал ему слух выстрелом из еврейского пистолета. Деморализованный сторож бросил ружье и скрылся в домике. И принял более радикальные меры. Беглецов оглушил вой сирены, настолько мощный, что, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки. Возможно, так гудел крейсер «Варяг». когда его команда открыла кингстоны. Одновременно белый луч прожектора заскользил по зыбкой поверхности, отыскивая угнанную ладью.

— Ну, хулиган! Гляди, что вытворяет! — возмутился Крюков.

— Заводи, ну его, — махнул рукой Лось.

Крюков наклонился к рулю, поковырялся в скважине стартера: никакой реакции.

— Искра в воду ушла, — предположил он. — Или бензин кончился. Ну, сторож, козел, нарочно такое корыто впарил! И весел, как на грех, нет.

Лодку постепенно влекло вниз по течению и сносило к середине реки. Впереди, на порядочном расстоянии, был виден мост, где с ними не так давно обошлись столь негостеприимно. На мосту услышали сирену; мелкие, как лилипуты, фигурки постовых засуетились, забегали вдоль ограждения.

— Все, — сокрушенно вздохнул Лось. — Сейчас они нас, как Коккинаки на бреющем полете, расстреляют. Только в замедленном темпе.

— Греби! — крикнул Крюков изо всех сил.

— Чем?

Крюков швырнул товарищу по несчастью забытый кем-то в лодке комплект отдыхающего — ракетку для бадминтона в пластиковом пакете. Другой такой же вооружился сам.

— Осторожнее, не сломай!

Наверное, ни один каторжник на галере никогда не греб с таким усердием. Тем не менее лодка все же медленно и неуклюже, двигалась к противоположному берегу. Течение сносило ее вниз, к смертельно опасному мосту. С его стороны раздалась автоматная очередь, и фонтанчики воды отметили линию попаданий. Пока мимо.

— Врете, суки, Чапаевы не тонут! — Крюков погрозил кулаком в сторону моста.

— Ты кого имеешь в виду, — спросил Лось, — нашего участкового?

— Я имею в виду Василия Иваныча, — отозвался Крюков. — Думаю, он смог бы объяснить, с чего это ваши менты вдруг взбесились. Налегай! Табань! Полный вперед!

Они гребли неслаженно, заставляя свое плавсредство то рыскать в стороны, то замирать, то дергаться, так что стрелкам на мосту никак не удавалось точно прицелиться. Пули сыпались куда угодно, только не в движущуюся мишень, и миновали отважных мореплавателей.

Наконец лодка ткнулась носом в песок левого берега. Вряд ли Колумб радовался больше, ощутив под ногами твердую землю Америки. В тот же момент ракетка в руках Лося с хрустом переломилась.

— Вовремя, — заметил Крюков. — Предлагаю сойти на берег и ознакомиться с местными достопримечательностями.

Они бегом миновали прибрежный участок и выбрались на дорогу. Над центром города колыхалось зарево, подсвечивавшее нижнюю часть уходящего в небо черного столба дыма.

— Только бы у тех мусоров с моста не хватило ума за нами машину послать с нарядом, — забеспокоился Лось.

— Вряд ли, — возразил Крюков. — У них и на мосту работы хватает. А вот городских на нас по рации навести — нафига делать. Ты с ними как?

— Как кошка с собакой. Менты — они и в Африке менты. Но раньше такого беспредела не устраивали!

Они поднялись по насыпи и вышли на дорогу надостаточно большом удалении от пикета. Вскоре с противоположной от моста стороны показались фары. Беглецы насторожились, но тут же расслабились. По дороге хромал ветхий «Запорожец». Лось вышел на середину трассы и показал столь же ветхому водителю пистолет. Тот послушно затормозил. Крюков, извинившись за насильственную реквизицию раритета, сел на заднее сиденье. Лось бесцеремонно плюхнулся спереди.

— Не обижайся, старче, — сказал Крюков хозяину «запора», — отвезешь нас в центр города или к «Парусу», получишь полсотни баксов, это больше твоей пенсии. Не время церемониться. Гони!

Водитель, не рассуждая, дал газ. Он постарался выжать максимум мощности из своего драндулета, и у него это почти получилось. Некоторое время они ехали молча, пока Лось не прервал затянувшуюся паузу.

— Славно попутешествовали! — он блаженно вытянул ноги, благо конструкция машины это позволяла. — Скажи, шеф, что тут без нас стряслось? Марсиане налетели?

Водитель-пенсионер скосил глаз на пистолет, торчавший у Лося из-за ремня. Тот это заметил.

— Не бери в голову, отец. Мы не отморозки. Я Лось, бригадир Бормана, — представился он как человек, не чуждый великосветских манер. — Так что вы тут без нас натворили?

— Мы натворили? — не смог сдержать возмущения пенсионер. — Это вы все никак не разберетесь, кто главнее. Мало своих бандюков, так еще абреки из-за реки наезжают! Белые пришли — грабят, черные пришли — тоже, понимаешь, грабят. Никакого житья от вас нет простому человеку, народ сейчас никому не нужен! Скорее бы уж вы друг друга перестреляли.

— Ну, ты, дед, потише! Расшумелся, — стал урезонивать водителя Лось.

Возможно, если бы не присутствие Крюкова, он просто дал бы обличителю по голове, чтобы вправить мозги. Но тут пришлось сдержаться.

— И в «Парус» я вас не повезу, — окончательно распоясался ветеран. — Нету его больше. А в центре вообще светопреставление. Сами как хотите добирайтесь, а я дальше не поеду. И денег мне ваших не надо. — Старик лихо тормознул, откинулся на спинку сиденья и сложил руки крестом на груди, как Наполеон перед отправкой на остров Св. Елены.

— Да пошел ты, старый козел! — Лось выбрался из машины и со злостью пнул колесо «Запорожца».

Крюков молча последовал за ним. оставив на сиденье банкноту цвета вареного щавеля. Лось достал мобильник, нажал кнопку повтора. Борман взял трубку сразу.

— Да! Слушаю!

— Это Лось. Пять минут назад мы ступили на родной берег.

— Кто это мы? — рявкнул Борман.

— Со мной москвич. Тот, который убил Руслана. Я нашел его за речкой.

— И все? А где остальные?

— Все погибли. Мы стоим на углу Ленина и Фрунзе. Если пришлете за нами тачку, через пять минут все расскажу лично. И бесплатно. А то у меня карточка кончается.

— Ждите, — Борман дал отбой.

Лось не успел выкурить сигарету, когда рядом с ними со скрипом затормозила старая разбитая «Волга». Крюков окинул недоверчивым взглядом явно представлявшее опасность для водителя и пешеходов изделие горьковчан, но Лось потянул его за рукав.

— Садись, это тачка борманова садовника. Видно, у старика дела совсем плохи. Вдарился в конспирацию.

Особняк Бормана находился в центре поселка. Он напоминал осажденную Брестскую крепость. Близлежащие улицы были перегорожены бетонными блоками, между домами стояли тяжелые грузовики с песком, чтобы в любой момент перекрыть движение.

Лось и Крюков вышли из машины перед парадным крыльцом особняка. Лося тут же принялись хлопать по плечам. Послышались радостные восклицания. На Крюкова смотрели настороженно, но без враждебности. Приехавших сразу же провели в дом.

Борман сидел в большом зале перед горящим камином. Когда вошли Лось с Крюковым, он только вяло махнул им.

— Налейте там себе чего-нибудь!

Лось по-хозяйски прошел к бару и обернулся к Крюкову:

— Тебе чего?

— Пива.

Лось бросил ему банку «Хольстена». Крюков предпочитал бутылочное, но спорить не стал. Себе Лось плеснул виски «Джонни Уокер» из бутылки с черным лейблом. Пил он его, разумеется, неразбавленным.

— Теперь рассказывай, — велел Борман.

Лось принялся, по возможности подробно излагать историю своих приключений, приглашая время от времени Крюкова в свидетели. Тот молча кивал, подтверждая правоту его слов. Наконец Лось закончил.

Только теперь, впервые за все время разговора, Борман взглянул на Крюкова.

— Так ты живой? Значит, будем считать, что выполнил условие нашего договора. Наверное, не стоило убивать Расулова щенка, но теперь ничего не поправишь. Расул как с цепи сорвался. Пока вы жгли его завод и попадались в расставленные ловушки, он переехал на наш берег и начал тут полномасштабную войну.

Лось поперхнулся «Уокером».

— Скажите, шеф, а какого хрена молчит наш мент Сидоров? — спросил он, откашлявшись. — Или он уже не наш?

— Не знаю, не могу до него добраться, — неохотно ответил Борман. — Сейчас вернутся ребята из рейда по городу. Поедете с ними. Работы очень много. А пока отдыхайте, — усталым жестом дал им понять, что аудиенция окончена.

Растянувшись на диване в холле под ветвистыми оленьими рогами перед тем как впасть в сонное забытье, Крюков спросил устроившегося на соседнем диване Лося:

— Слушай, а почему ты Лось?

Тот проследил за его взглядом и осклабился.

— Ха! Думаешь, в смысле сохатый и все такое? Хрен ты угадал! Фамилия у меня Лосев. Вот так-то. А тебя как зовут? В смысле не фамилия, а имя.

— Отвали, я сплю, — буркнул Крюков и действительно мгновенно заснул…


Ребята Коржика, одного из бригадиров Бормана, прибыли только к утру. Все братки были злые и чумазые, словно тушили пожары, а не разжигали их. Лось с Крюковым присутствовали на совещании у шефа. Своими параметрами Коржик напомнил Крюкову Птенчика: такой же баскетбольный рост и могучая комплекция.

— Дела хреновые, — докладывал Коржик шефу. — Джигиты покрутились по городу и окопались в трех местах: в «Караван-сарае» на Заречном рынке, в хачапурне Рашида и шашлычной «Кавказ» в парке культуры. Оттуда они долбают нас и бомбят наши точки. Половину ночью сожгли: оптовку у автовокзала, вещевой рынок на стадионе «Физик», кабаков без счета — «Сто ран». «Центральный»… У братвы большие потери. Всего не перескажешь. А менты как попрятались. Говорят, наших на мосту побили, а этих козлов пропускают.

Борман сидел чернее тучи.

— С Сидоровым я сегодня же разберусь, — мрачно пообещал он, — а вы берите подкрепление и дуйте выбивать Расула из города обратно в его поганое Мамаево ханство. Иначе он нас отсюда выдавит. Нам, в отличие от него, отступать некуда, позади Москва. С вами поедут Лось и Крюков. Лось будет старшим, введите его в курс дела.

— Сделаем, шеф! — Коржик не обрадовался такой кадровой перестановке, тем более, что после возращения из дерзкого рейда по расуловским тылам Лось приобрел в глазах братвы статус эпического героя. Но возражать не осмелился.

В команде Коржика было одиннадцать человек, все бывшие спортсмены. Они прикатили на трех больших старых тачках: «Ниссан-патроле», «Форде» и «Мерседесе». Братки на скорую руку перекусили, пополнили боезапас и двинулись в город. Лось и Крюков разместились в командирской иномарке.

В столь ранний час машин на улицах почти не было, а те, что встречались по пути, в ужасе шарахались в стороны, предпочитая загодя освободить дорогу бешено мчавшемуся «мерину» и его эскорту. Милиция по-прежнему не обнаруживала своего присутствия. Может быть, она таилась в засадах? Но, скорее всего, правоохранители, в силу своей немногочисленности, решили стойко оборонять от вероятного посягательства объекты государственного значения, в том числе и свои отделы, вместо того чтобы распылять силы.

Людей на улицах тоже не было. Только бомжи провожали летевшие стаей иномарки озабоченными взглядами.

Коржик сам вел ярко-красное чудо германского автомобилестроения. Управлял машиной он мастерски. Крюков не замедлил выразить ему свое восхищение, но на всякий случай поинтересовался, как обстоят дела с тормозами.

— Полный порядок. Колодки новенькие. У Кузьмы в автосервисе лежат. Ха-ха! Так откуда начнем! — спросил он, оборачиваясь к главкому уголовных сил.

— Откуда начнем? — повторил вопрос водителя-бригадира Лось. — А ты как думаешь? Ты обстановку знаешь лучше меня.

— Можно попробовать с шашлычной, — предложил Коржик. — Возможно, и Расул там. Сейчас они наверняка спят.

Парк культуры действительно встретил их утренней тишиной. Спали даже штатные сторожа на воротах. Тройка машин сразу взяла шашлычную в кольцо. «Мерс» Коржика и «Форд» с воем сирен атаковали строение с фронта. «Ниссан-патроле» проломил ограду соседнего «Зеленого театра» и застыл на тылах заведения, отрезав басурманам путь к отступлению.

Кроме Крюкова и Лося с их пистолетами, все остальные братки были вооружены куда серьезнее. Они с налета-поворота обрушили на стены и окна злополучной шашлычной автоматный огонь. Кто-то ударил из подствольного гранатомета. Толку, правда, вышло немного, но шуму наделали выше крыши.

Заречные абреки высыпали из шашлычной кто в чем спал. Не все даже успели прихватить с собой оружие. Они бросились к черному ходу, но тут их встретил огонь из «Ниссана».

Лось разрядил в бегущих один магазин, перезарядил свою «беретту» и спросил у Крюкова:

— А ты почему не шмаляешь? Джигитов жалко?

Крюков не считал нужным участвовать без крайней необходимости в бандитских разборках. По его мнению, незачем мешать разбойникам убивать друг друга, поскольку это значительно сокращает расходы государства на борьбу с организованной преступностью и содержание под стражей. Но вдаваться в объяснения он не стал.

— Нет. Патроны. Думаю, они еще пригодятся. А стрелков тут и без меня хватает.

Лось сразу поскучнел и опустил ствол. Его азарт испарился.

— Умеешь настроение испортить, — проворчал он и крикнул своим бойцам. — Эй, братва, хорош патроны жечь!

Те с видимой неохотой подчинились. Коржик дал последнюю очередь из укороченного «калаша» и предложил:

— Я схожу на зачистку. Кто со мной?

Крюков шагнул вперед: на сей раз у него были свои резоны выдвинуться на передний край.

— Я. Остальные пусть прикрывают.

Лось было сунулся вперед, но Коржик напомнил ему:

— Тебе нельзя, ты командир, я пойду. — Он все-таки завидовал славе конкурента и стремился сравняться с ним в репутации.

Крюков и Коржик направились к дверям шашлычной. Они были заперты, но бригадиру хватило одного богатырского удара ногой, чтобы замок с хрустом вывернулся и проход открылся.

У Крюкова был опыт оперативной работы, у Коржика, судя по всему, — чеченских зачисток. Ударив в дверь, он отскочил за косяк, ожидая выстрела изнутри. Но его не последовало.

Они крадучись вошли в длинный коридор. Осторожность, впрочем, была излишней, так как битое стекло под их ногами хрустело, подобно чипсам «Принглс» в пасти крокодила по имени Йо-йо из популярной телерекламы.

На полулежали тела людей. Но на сей раз это были не несчастные рабы-нелегалы, а крепкие и здоровые в ближайшем прошлом люди Расула. Его родня, кунаки и абреки. Двоих раненых Коржик добил.

Войдя в кухню, Крюков повел носом. Здесь царил естественный беспорядок, присущий банальному погрому. Внимание сыщика привлек большой и старый производственный холодильник, закрывающийся не на магнитную присоску, как новые, а на ручку с запором. Дверца была чуть приоткрыта, а шнур выдернут из розетки.

«Чтобы рука от холода не дрожала и тень изнутри не падала», — догадался Крюков.

Он, как можно тише, подкрался к холодильнику и захлопнул дверцу. Потом воткнул вилку в розетку и с удовлетворением услышал гул холодильного мотора.

— Что тут у тебя? — сунулся в кухню Коржик.

— Ложись! — заорал Крюков и сам выполнил свою команду.

Предупреждение несколько запоздало. Обшивку холодильника изнутри вспорола автоматная очередь. Коржик выругался и стал оседать на пол. Крюков выстрелил в ответ два раза: пули ушли в недра холодильника. Отборная брань в ответ на обстрел прозвучала глухо, как в танке.

— Эй, отморозок, ты живой? — поинтересовался Крюков.

— Открой, я сдаюсь! Не убивай только.

Крюков палкой от швабры поддел ручку холодильника. Дверца приоткрылась.

— Разоружайся! — велел сыщик.

Абрек и не думал сопротивляться.

На пол кухни упал автомат «борз» кустарного производства. за ним «Макаров», снабженный глушителем. и длинный, как мачете, кинжал в серебряных ножнах.

— Все? — спросил Крюков.

— Все!

— Тогда вылезай медленно, спиной вперед, лапы в гору. Предупреждаю, если мне что-то в тебе не понравится — чихнуть захочешь или пернуть — считаю за побег и стреляю без предупреждения.

— Не стреляй, я все сделаю!

Из камеры холодильника показалась спина. Боевик осторожно выполз и замер врастопырку, ожидая дальнейших указаний. Правая его рука поднималась плохо, из плеча текла кровь. Крюков наклонился к раненому Коржику.

— Ты как?

Тот держался за бедро и морщился.

— Фигня, видишь, по заднице чиркнуло. Хорошо, что бедренную артерию не задело. У нас во взводе одному пацану как раз в артерию попало. Кровь фонтаном, ничем не остановишь. Меньше минуты — и холодец. Оформляй проездные на «груз‑200».

— Потерпи, сейчас братки подгребут, — обнадежил его Крюков и пнул пленного. — Двигай на воздух!

Тот повернулся, и Крюков узнал его до боли родное бородатое лицо.

— Лечи! Ты рад нашей встрече? Я так очень.

— Я тебя, между прочим, не трогал, — с обидой и надеждой в голосе произнес бородач.

— Неужели? А кто из холодильника шмалять начал? Махмуд Эсамбаев или Бисер Киров? Кстати, Лечи, а где брат твой Лема? Или ты не сторож брату своему? Вот к нему у меня имеются некоторые претензии. Чисто производственные, ничего личного.

— Если меня не убьют и отпустят, скажу. Он с Расулом. Здесь, в городе.

Крюков недоверчиво прищурился.

— Что-то ты быстро раскололся.

— Место знать мало, — усмехнулся тот, — их еще взять надо.

— Хорошо, — согласился Крюков. — Тебя не убьют и отпустят. Обещаю. Где они?

— В хачапурне Рашида.

— Я и сам так думал, — подал голос Коржик. — Во-первых, Рашид узбек. За ним земляки стоят, а у нас их, косоглазых, тут до хрена. Плюс связи в городской администрации. Рашид человек Карпа. А во-вторых, хачапурня стоит как раз напротив городской ментовки… Да где же наши-то, блин?

Но тут как раз в кухню вломилась братва с Лосем во главе.

— Вы что тут, до холодильника добрались? Холодными закусками пробавляетесь? — обиженно произнес Лось.

Братки бережно приподняли Коржика и повели на выход.

— До холодильника, точно, добрались, — усмехнулся Крюков. — Только нас самих чуть на холодные закуски не пустили. Знакомься, мой лучший друг Лечи.

Лось схватился за рукоятку «беретты».

— Замочу суку! Он наших пацанов на кол посадил!

— Я это видел, — Крюков придержал ствол его пистолета. — Но я обещал его отпустить.

— Ты чего, с кровлей поссорился? — искренне возмутился Лось. — Да я его сам сейчас кончу!

— Он сдал Расула, — тихо сказал ему в самое ухо Крюков. — Звони Борману. Мы едем в хачапурню Рашида.

Лось посмотрел Крюкову в глаза и понял, что тот не уступит. Время для конфликта было неподходящее, и он только с горечью бросил:

— А, хрен с тобой! Делай, как знаешь. Только имей в виду, он же тебя и кончит при первом удобном случае.

— Это вряд ли, — Крюков толкнул абрека в здоровое плечо. — Слышишь, джигит? Говорят, не стоит тебя отпускать.

— Ты же слово дал, — презрительно буркнул пленник.

— А если ты возьмешь автомат и опять в меня стрелять начнешь?

— Не возьму, — Лечи доверительно наклонился к Крюкову. — Слово даю. домой уеду. У меня дом в Сочи. Жена, дети. Зачем мне ваша война?

— Вот и я так думаю, — согласился Крюков. — Ладно, вали. Но имей в виду, в следующий раз так легко можешь и не отделаться. Побереги себя для своих детей.

Лечи не стал тратить время на дискуссию, а махнул в окно и через секунду скрылся. Крюков и Лось вышли из здания разгромленной шашлычной и направились к «Мерседесу». Коржик без штанов, с перевязанным бедром расположился на переднем пассажирском сиденье.

— Я позвонил Борману, он сам едет к Рашиду, — доложил он и спросил: — Кто из вас за руль сядет?

Лось замялся. Порулить он любил, но как руководитель высшего звена считал это ниже своего достоинства. Крюкову же стесняться было нечего. Он уселся за баранку, запустил движок и бегло осмотрел панель управления.

— Коробка — автомат?

Коржик подтвердил. Крюков поморщился. Он называл машины с автоматической коробкой передач «инвалидками». К тому же без постоянной привычки левая нога все время искала, чем заняться, и норовила нажать на педаль тормоза. Но, тронувшись, он быстро сориентировался и даже почувствовал некоторое удовольствие — словно катаешься на электромобильчике в парке аттракционов — знай жми на газ да крути баранку.

В это время машин на улицах стало больше, но Крюкова это не смущало. Он гнал «мерина» на пределе его возможностей. Коржик был за штурмана и показывал дорогу.

По пути Крюков до смерти напугал неизвестно как очутившуюся на улице новенькую милицейскую «десятку» с экипажем. То ли они заблудились, то ли не успели спрятаться. Затем удачно подрезал самосвал со щебенкой и внезапно выскочил на улицу, где все ехали им навстречу.

— Они что, все головой долбанулись? Или просто сговорились? — сдержанно удивился Крюков.

— Блин! — Коржик с досады хлопнул себя по лбу. — Тут же неделю назад одностороннее ввели!

— Не ссы в компот, там повар ноги моет, — утешил его Крюков в армейском стиле и поинтересовался:

— Ты свою тачку давно красил?

— Год назад, — непонимающе протянул Коржик. — А что?

— Краска осталась?

— Вроде осталась. Надо в гараже посмотреть…

— Тогда порядок, — Крюков направил машину в узкую щель между троллейбусом и асфальтовым катком.

Через минуту «Мерседес» с чуть ободранными боками затормозил напротив входа в хачапурню Рашида. Борман со своими гвардейцами уже был здесь.

— Быстро вы добрались, — отметил он. — А где остальные?

— Сейчас подтянутся, — пояснил Крюков. — Их тачки подвели.

— У них что, движки слабее? — нахмурился Борман.

— Нет, корпус шире. Не везде пролезет.

В этот момент из-за угла показались отставшие машины Коржаковой бригады. Их бока и в самом деле были изрядно помяты.

— Ладно, — распорядился Борман, — здание оцеплено, но на рожон лезть не надо. Для начала я навещу полковника Сидорова. А вы пока покурите. Первыми не начинайте. Станут стрелять, отвечайте. Но только в рамках необходимости. Я пошел.

— Вы пойдете один? — с тревогой спросил Лось.

— Конечно. Если Сидоров захочет подвесить мне хомут, то вместе со мной задержит и того, кто со мной пойдет. А вы будете нужны здесь.

И Борман вальяжной походкой направился к гостеприимно распахнутой двери городского Управления внутренних дел.

Полковника Сидорова он нашел в его собственном кабинете. Но, в отличие от предыдущих встреч, секретарша вместо вежливой улыбки встретила его появление сжатыми в куриную гузку губами.

— Я сейчас узнаю, свободен ли Иван Иванович.

— Что?

Возмущённый Борман не совсем вежливо отодвинул ее в сторону и открыл дверь кабинета. Полковник Сидоров сидел за своим столом и обстоятельно, не торопясь, пил кофе из севрского фарфора. Аромат от чашки исходил просто сногсшибательный.

Борман без приглашения прошел к столу и уселся в кресло напротив.

— Какаву пить время находишь? — ехидно поинтересовался он. — А трубку поднять некогда! Или у тебя только для меня времени нет?

Полковник аккуратно поставил чашку на стол и отодвинул в сторону. Промокнул губы салфеткой. Он все делал не спеша, словно старался оттянуть какой-то неприятный момент. Наконец Сидоров поднял на Бормана непроницаемый взгляд.

— Что стряслось? Почему ты врываешься ко мне в кабинет? Кричишь, топаешь ногами. Объяснись, будь любезен.

— Нет, это ты объяснись! — с плохо сдерживаемой яростью прорычал Борман. — Что творится в городе? Расул ведет себя здесь как у себя дома, убивает моих людей, ломает и жжет имущество. А вся милиция исчезла. Попряталась, словно от стыда.

Полковник потер лицо ладонью. Борман только теперь заметил, что у него красные глаза: то ли с перепоя, то ли от недосыпания. А может быть, от того и другого вместе.

— Я все это знаю. Но у меня приказ сверху ни во что не вмешиваться, — неохотно признался полковник. — И я его нарушить не могу. Мне до пенсии три года осталось.

Борман выслушал его с недоумением, а когда тот закончил, то расхохотался.

— Болван! Идиот! Тебя же элементарно подставили! Неужели ты думаешь, что после всех этих погромов, всех этих пожаров, взрывов и стрельбы ты сохранишь свое место? Если тебя не посадят, можешь считать. что тебе очень сильно повезло!

Сидоров обиделся.

— Я так не думаю. Ты просто не знаешь, кто за всем этим стоит.

— Мне на это наплевать! Я просто хочу тебе напомнить. что когда-то мы были друзьями, и это место ты получил только благодаря нашей дружбе.

— Ты мне тоже кое-чем обязан, — недовольно пробурчал полковник. — Но я не собираюсь с тобой считаться одолжениями!

— Потому что счет этот будет не в твою пользу. — Борман теперь не орал, а говорил тихо, но каждое его слово падало. как топор на плаху. — И если ты, мягко выражаясь, плюешь на нашу старую дружбу, я со своей стороны тоже забуду о каких бы то ни было обязательствах. На меня нападают, моей жизни угрожают враги. А правоохранительные органы демонстративно самоустраняются и отказываются обеспечить мою защиту! Поэтому я буду защищаться сам. как смогу и как сумею.

Бывшие приятели в ярости вскочили с мест и некоторое время пытались испепелить друг друга полными ненависти взглядами. Безуспешно. Наконец Борман резко отвернулся и бросился к выходу из кабинета.

— Смотри, шею не сверни! — прокричал на прощанье его бывший друг.

Борман остановился на пороге.

— Спасибо за совет. А сейчас я на твоих глазах возьму штурмом харчевню и выковырю из ее развалин этого клеща — Расула. Вот тогда и посмотрим, что скажут твои новые хозяева.

Тут полковник рассердился всерьез. В конце концов Борман ему не отец родной, а их услуги и в самом деле были обоюдными. Сидоров впервые в жизни позволил себе рявкнуть на бывшего начальника.

— Не советую. Тогда мне придется тебя арестовать.

— Попробуй! — Борман хлопнул дверью так, что та едва не слетела с петель.

На этом они и расстались. Полковник Сидоров долго ходил по кабинету и все никак не мог успокоиться. Он не хуже Бормана понимал, насколько тот прав. Но поделать уже ничего не мог. Самое смешное состояло в том, что полковнику приходилось полагаться на порядочность человека, которого он сам считал законченным подонком и негодяем.

Борман же, напротив, чем дальше, тем больше остывал. И все яснее ему становилось, что штурмовать хачапурню нельзя ни в коем случае.


Крюков сидел в машине Коржика и думал примерно о том же. Хачапурня Рашида располагалась в старом доме сталинской постройки. Окна были закрыты железными ставнями. Двери изнутри завалены мешками с песком. Эти приготовления лучше рекламной вывески сообщали, что Расул прячется именно здесь.

Борман вернулся крайне недовольный. Бригадиры окружили его «шестисотый».

— Что скажете, шеф? — спросил его Лось. — Добрались до недоноска Сидора?

— Да. Но все без толку. На нас круто наехали. И теперь эта жирная сука в полковничьих погонах только и ждет, чтобы мы прокололись. Когда абреки мочили наших пацанов, менты делали вид, что ничего не видят! А теперь прозрели. Если мы сейчас возьмемся за Расула всерьез, нас задавят совместными усилиями мусора и расуловцы.

— Значит, будем терпеть? — взвился Лось.

— Нет, — Борман до хруста сжал кулак. — Надо отправить к Расулу парламентера.

— А кто пойдет? Вы? Я? Может. Коржика пошлем, он все равно раненый? — съехидничал начальник охраны.

Люди Бормана переминались, понимая, что ситуация зашла в тупик. Крюков это также понимал.

— Давайте, я схожу, — предложил он беззаботным тоном, как будто речь шла о походе в театр.

— Смеешься? — Лось был настроен серьезно. — Расул тебя за яйца повесит.

— Тогда вы за меня отомстите. Похороните на высоком берегу. И будете гонять вокруг пионеров с пароходами, чтобы они мне все время привет передавали.

Борман подозрительно оглядел сыщика.

— Слушай, а зачем тебе это надо?

Крюков загадочно улыбнулся.

— Есть у меня одно маленькое незаконченное дельце. Если, конечно, тот, кто мне нужен, там. А я думаю, что он там. Но. заметьте, я не навязываюсь. В конце концов, это ваша свадьба.

Борман взглянул на Лося.

— А что. это вариант. Я не все понимаю, но меня это предложение устраивает. Звони Расулу. Какой у него номер?..


Крюкова встретили в холле хачапурни и провели на второй этаж. Вооруженных людей он не увидел, наверно, они получили приказ не светиться перед парламентером. На втором этаже в большой комнате на разбросанных по коврам подушках сидели Расул, Лема и толстый узбек. Вероятно, это и был хозяин заведения Рашид.

— А, это снова ты? — Расул как будто даже обрадовался, увидев Крюкова. — Присаживайся. Чаю хочешь?

— Спасибо, не откажусь.

Рашид молча налил полную пиалу зеленого чая и с улыбкой протянул ее Крюкову. Но тот отстранил его руку: он знал восточные дела не хуже Сухова.

— Рахмат, уважаемый Рашид. Если я не вовремя, так и скажите, я уйду. А унижать гостя, который может не знать ваших обычаев, недостойно мужчины.

Оскорбленный Рашид побледнел от гнева, а Большой Расул рассмеялся.

— Ван. молодец, урус! Ты мне нравишься, жалко убивать будет. Клянусь бородой пророка, мир его праху! Рашид, подай гостю чаю как полагается.

Скрипя зубами от унижения. Рашид плеснул в другую пиалу чая на донышко и с вымученной улыбкой снова протянул Крюкову.

— Прошу, уважаемый, — прогнусавил он.

— Снова рахмат, — на сей раз Крюков взял пиалу, продегустировал горячий аромат чая и отпил немного.

Большой Расул вел себя так спокойно, словно сидел у своей тещи на бешбармаке, а не в окружении смертельных врагов. Он дождался, пока Крюков отставит чашку, и только тогда спросил:

— С чем пришел?

— От Лечи привет передать. Мы с ним виделись недавно в парке культуры.

Расул впервые за время встречи проявил беспокойство.

— Он жив?

— Да, жив. Я его отпустил. Мне он ничего плохого не сделал. А вот с кем-бы я всерьез хотел встретиться, так это с Лемой. Он в прошлый раз слишком быстро ушел.

— Не отвлекайся, — Расул понял, что Крюкова здесь не переиграешь. — С чем тебя прислал Борман?

Крюков не спеша, словно в замедленном фильме, взял пиалу и отпил еще глоток чая: переговорный процесс не терпит суеты.

— Борман предлагает тебе сдаться, — сказал он, возвращая пиалу на место. — Его люди окружили этот дом. У них имеются даже гранатометы, так что тебе и вертолет не поможет. Здесь не Брестская крепость, у тебя нет шансов.

Расул изобразил на лице крайнюю степень презрения.

— Так что же он не начинает? Боится? Я всегда говорил, что он трусливый шакал.

Крюков покачал головой.

— Ты сам прекрасно знаешь, что Борман не трус. Просто он не хочет поднимать большой шум без необходимости. Ментовка рядом. Да и хозяина обижать не следует, — Крюков учтиво кивнул в сторону Рашида. — Я видел, во что превратились шашлычная в парке культуры и твой водочный завод. Их теперь проще заасфальтировать и использовать под стоянку автомобилей. Ты ведь не хочешь, чтобы и здесь такое случилось?

Большой Расул задумался. Потом посмотрел на Крюкова.

— Слушай, ответь мне на один вопрос. Почему ты служишь этому шакалу Борману, а не мне? Сколько он тебе платит?

Крюков в ответ лишь вежливо рассмеялся.

— Во-первых, он мне не платит, во-вторых, я ему не служу, а в-третьих, он, в отличие от тебя, не собирался меня убивать. По крайней мере, до сих пор. Что ты хочешь предложить в ответ?

Расул хитро прищурился.

— Предлагаю решить вопрос по-мужски. Поединок без оружия до полной победы или смерти. Если победит Борман, я сдамся без всяких условий, а если я, то он выпустит отсюда меня вместе со всеми моими людьми.

— Ты сам хочешь драться с Борманом? — в голосе Крюкова послышалось сомнение.

— Конечно, нет, — рассмеялся Большой Расул. — Это будет нечестно, я же убью его с первого удара. Пусть он выставит своего бойца, а я выставлю своего. Это мое последнее слово.

Крюков поднялся и собрался уходить, но задержался в дверях.

— Последняя просьба. Не выставляй Лему, оставь его для меня.

И подмигнул кавказскому богатырю…


Борман, как ни странно, с азартом ухватился за предложенную Расулом идею.

— Давай, я подписываюсь!

— А кого мы выставим? — охладил его пыл Лось. — Главные поединщики отпадают. У нас Коржик ранен, у них Лечи. К тому же он неизвестно где прячется. Значит, Расул выставит Лему. Я его, конечно, не боюсь, но и гарантировать нашу победу стопроцентно не могу.

— Предложения есть? — уже не столь бодрым тоном продолжил Борман.

— Я бы москвича подписал. Он меня там, в «Башне», с одного удара вырубил. Если он так Лему приложит, тому мало не покажется.

Борман повернулся к Крюкову. В глазах остальных боевиков и бригадиров он превращался в мифического героя.

— Сколько возьмешь за то. чтобы подраться с Лемой? — спросил Борман.

Крюков задумался. Было очевидно, что он взвешивает в уме все за и против. Наконец он изрек:

— Лему я буду бить бесплатно, на халяву. Вместо подарка фирмы…


Место для поединка оборудовали перед входом в хачапурню, на помосте, куда во время летней жары выносили столики. Боевики Расула размонтировали несколько выходивших на помост окон, прикрыв их на всякий случай решетками. Братва Бормана собралась полукругом со стороны улицы.

Крюков не стал надевать какую-либо специальную форму и, тем более, оголяться. Это не гей-парад и не фестиваль педиков. Он снял куртку и остался в рубашке и джинсах. Лема, а Расул выставил на поединок именно его. тоже не выпендривался и вышел на помост в том же, в чем был одет до этого.

Болельщики встретили появление своих бойцов бурей оваций и оглушительным свистом.

Крюков и раньше мог оценить внешние данные противника, но тут получил возможность познакомиться с его деловыми качествами. В частности, — с двигательными функциями.

Лема на вид казался массивным и неповоротливым, как медведь. Но Крюкову приходилось раньше встречаться с медведями, и он знал, насколько обманчивым бывает такое впечатление.

Он ждал от Лемы броска, но тот прыгнул вперед с ударом. Странно, обычно горцы Северного Кавказа предпочитали заниматься борьбой, реже каратэ. В боксе преуспевали жители Закавказья. А тут такой сюрприз.

Крюков вперед не лез, силу удара противника оценивать не спешил, проверял его на скорость и технику. Крюкову стало понятно, у кого учился покойный Руслан. С техникой и у наставника было не все гладко. Бил Лема с размаху, в каждый удар вкладывал не только могучую свою силу, но и ненависть. Под такой удар и блок не поставишь — разве что железобетонный. Да и тот сметет. Прямо батыр из народных мифов. Такой врага хватает, поднимает высоко над головой и вбивает в землю. Кого по колено, а кого и по уши, как фишка ляжет.

Крюков двигался легко, на полсекунды опережая грозного противника. Уходил из поражаемого пространства не назад, а в сторону и чуть вперед, по диагонали. Поэтому, невзирая на сверхмалые размеры импровизированной арены, Леме не удавалось прижать Крюкова в углу, ухватить покрепче и порвать своими могучими лапами, как старую резиновую грелку.

Крюков не просто уходил от атак Лемы, но сопровождал уклоны и уходы короткими проникающими тычками. Вырубить не вырубят, а больно. И сильно вил портят. Что за батыр, когда нос расквашен, глаз заплывает и бровь рассечена? Одним словом, кровища по всей морде. К тому же публика от этого сильно нервничает, гадости кричит.

Когда разъяренный такими комариными укусами Лема попробовал провести борцовский захват, Крюков совершенно не по-джентельменски заехал ему коленом в печень. И тут же добавил тем же коленом в подбородок. У нормального человека такое воздействие вызвало бы долгий и глубокий нокаут с более-менее тяжкими телесными повреждениями. Но не у Лемы.

Каждый человек создан для чего-то особенного. Кто-то — на пианино играть, а кто-то — пить и не закусывать. Лему природа наделила способностью наносить и получать удары, причем в неограниченных количествах. Глядя на его низкий череп, сразу становилось ясно — эта кость не мозговая, сотрясение тут не грозит.

Пропустив два сокрушительных удара, Лема только икнул, потряс головой и снова ринулся на неуловимого врага. Из этого Крюков сделал вывод, что в печень он не попал.

Сам Крюков тоже пропустил несколько ударов, но скользящих. В случае прямого попадания кулака противника он наверняка превратился бы в лепную деталь фасада хачапурни, и смыть его от стены было бы не под силу даже криминалистам.

Но тут Лема вспомнил о ногах и пустил их в дело, словно тяжелую артиллерию. Его приунывшие болельщики снова оживились. Лема был достаточно опытным бойцом и не бил высоко. Грамотный и сильный лоу-кик — удар подъемом или набитой голенью по мышце бедра — способен вызвать парализующую боль, а если приходится сбоку по колену, может сломать ногу в суставе.

Крюков применил испытанный контрприем «липкие ноги» — подставил под «мавашку» Лемы колено, попав тому в нервный центр на внутренней стороне бедра. Тот на секунду завис — этого было достаточно.

С детства Крюков не любил бить здоровяков. Пока отлупишь — семь раз вспотеешь. Тогда же он усвоил, что, если противник силен и велик размерами, кулак и даже пятка редко дают хороший результат. Таких следует окучивать исключительно локтями и коленями. Этот набор он сейчас и выдал не вовремя тормознувшему Леме, причем по полной программе: все что знал и умел. У музыкантов нечто похожее называется гаммой, а у художников — палитрой.

Теперь Крюкову удалось нащупать печень клиента, и он отвесил туда три удара коленом, от души и не стесняясь. А потом долго и методично бил согнувшегося противника локтями и коленями по его крепкому, полетать панцирю морской черепахи, но такому беззащитному в данной ситуации черепу.

Тот крепился, как утес в бурю, но рано или поздно любой упорный труд приносит свои плоды. Так и усилия Крюкова увенчались успехом. После очередного, чуть ли не с разбегу, пинка в ухо, зрачки у Лемы закатились под веки, а его утомленный дух на время покинул бренное тело и завис над полем битвы, наблюдая за реакцией зрителей со стороны.

— Ничего личного, просто необходимость, — тяжело дыша, развел разбитыми в кровь руками Крюков, словно противник мог его слышать.

Люди Большого Расула погрузились в гробовое молчание. Ликованию же бормановых братков не было предела.

— Добей его! Добей! — орали с разных сторон, призывая жестами прикончить павшего гладиатора.

Крюков потер натруженные руки и тряхнул головой.

— Нет, это уж вы как-нибудь сами, без меня. Я что-то притомился.

И он сошел с помоста. Его тут же подхватили восторженные болельщики и потащили с таким энтузиазмом, что он испугался:

«Если случайно уронят, то затопчут до толщины газетного листа».

К счастью, все обошлось, его не уронили. Сверху Крюкову хорошо было видно, как из здания хачапуни выводили Большого Расула и его людей. Все это напомнило ему поединок Мстислава тьмутараканского с косожским князем Редедей: тогда бой закончился с таким же результатом.

Оказалось, что проигравших было совсем немного: на самом деле во время визита в хачапурню от Крюкова никто не прятался. Расул просто блефовал. Людей с ним было всего несколько человек личной охраны. Если бы Борман устроил штурм, они бы не продержались и десяти минут.

Все это Крюков и изложил Борману спустя полчаса, в кабинете ресторана «Центральный», где братки собрались чествовать победителя. Но тот уклонился от участия в мероприятии: к лавровым венкам он относился без пиетета. Однако Борман на хотел отпустить триумфатора без оваций.

— Ты, москвич, сам не представляешь, как нам помог, — откровенно признался авторитет. — Если бы я послал братву штурмовать забегаловку Рашида, у меня могли бы случиться очень большие неприятности. Возможно, с летальным исходом. А сейчас все стороны довольны, в том числе и Рашидова родня. Я не тронул их собственность, они же. по понятиям, теперь обязаны отстегнуть мне неустойку за предательство. А менты могут обвинить меня разве что в организации незарегистрированного тотализатора. Кстати, я поставил на тебя и выиграл пару штук баксов. Благодаря тебе война прекращена в начальной стадии. Кстати, — взгляд Бормана стал печальным, почти человеческим, — пора приступить к организации похорон моей девочки. За мирской суетой важным делом заняться некогда было. А она ждет…

Борман посидел немного и уехал в сопровождении Лося. Братва во главе с Коржиком решила продолжить чествование героя — правда, в его отсутствие — на спортивной базе общества «Физик», давно купленной Борманом и переделанной в своего рода тренировочный лагерь для его быков. Там же решили на время разместить пленных. Их заперли в оцинкованном и закрытом решетками помещении бывшей кассы…


Борман привез Лося в свой особняк, больше похожий на осажденный апачами форт, и провел его в свой кабинет. Там они закрылись, и Борман строго-настрого велел охране его не беспокоить.

Он включил телевизор, вставил кассету в видеомагнитофон и пригласил своего конфидента занять место в кресле у сервировочного столика, на котором выстроились в два ряда бутылки виски и стаканы соответствующей формы. Сам Борман рухнул во второе кресло, взял со столика тяжелую хрустальную емкость и плеснул в нее солидную дозу шотландского самогона.

— Что это, кошмарик? — спросил Лось, последовав его примеру.

— Для меня кошмарик. А для кого-то и порнуха, это зависит от точки зрения.

Запись пошла. На экране обнаженный Крюков, напоминавший в этом ракурсе Геракла в момент совершения им тринадцатого подвига, стоя у стены, совокуплялся с Диной. Она висела на нем, обняв руками за шею. Ее бедра тисками сжимали его узкий таз, а изящной формы голени были скрещены на ягодицах партнера. Крюков поддерживал ее снизу обеими руками, в быстром темпе то подталкивая вверх, то слегка отпуская. Оба находились в непрерывном движении, словно заведенные невидимой, причем одной на двоих, пружиной автоматы. Лось некоторое время внимательно смотрел на экран, никак не выражая своего отношения к происходящему. Наконец он поинтересовался:

— Откуда кассета?

Борман, не скрывая раздражения, проворчал:

— Наша знакомая подбросила. Подружка Карпа. Думаю, он ей за это вставит небольшой пистон.

Лось в недоумении пожал плечами:

— А ей-то это зачем?

— Потому что стерва. Но речь сейчас не о ней, уверен, что ее уже наказали, а о нашем Ромео, — Борман отвернулся от экрана. — Помог он нам, конечно, очень здорово. Но на данном этапе, я думаю, надобность в нем отпала. Война-то, считай, кончилась. Расул на цепи, Сидор в жопе. А от москвича теперь больше проблем, чем пользы: знает слишком много.

— Я больше него знаю, — проворчал Лось, в общем-то симпатизировавший Крюкову. — Что же, и меня теперь мочить?

— Ты наш! — Борман рубанул ладонью по столешнице с такой силой, что бутылки и стаканы подпрыгнули миллиметров на двадцать. — А он чужой, я это нутром чую. Сегодня здесь, завтра там. К тому же кассета. Нет, я, конечно, человек современный, но кому приятно, если его дочку, к тому же покойную, трахает первый встречный проходимец?

«Эх, знал бы ты, кто и в какие дырки твою покойную дочку только не трахал», — подумал Лось, но вслух говорить не стал из уважения к горю отца.

— Так что скажешь? — спросил тот Лося.

— Он нам помог, нет базара. Но я согласен с вами. Его все-таки надо замочить. Так. на всякий случай.

— Грех не боишься на душу взять?

— Что вы, шеф! У меня их столько, покойников, что одним больше или меньше — ни Аллах, ни прокурор не заметят.

Борман принял решение. Он поставил стакан с виски на стол и протянул руку в сторону Лося.

— Подай пульт, я все сотру. Больше об этом ни одна душа не должна узнать. А с москвичом надо кончать. Уберешь его, когда посчитаешь удобным. У меня все…


Для начала Крюков в компании Коржика и других бригадиров отправился поправлять здоровье в сауне. В драке с таким сильным и опытным бойцом, как Лема, ему тоже прилично досталось. Сейчас тело ломило так, словно его с трех сторон обработали паровым молотом.

Воздух в сауне был сухой и горячий, градусов под сто. Он обжигал легкие и проникал до самых внутренностей. По причине сильной усталости Крюков подолгу в парилке не засиживался. Прогревшись до костей, он бухался в ледяную воду бассейна, после чего запахивался в простыню, словно римский патриций в тогу, и отдыхал в прохладе холла, слушая хвалебные песни братков, которые — и те и другие — его сильно утомляли.

Постепенно народ стал рассасываться. Война еще не кончилась, возможны были отдельные рецидивы сопротивления или агрессии. Не прошло и пары часов с тех пор, как Крюков и Коржик остались в одиночестве. Не считая, разумеется, полудюжины быков Коржика, которые несли службу по охране и обороне базы.

Коржик все еще выражал свое восхищение, смешанное с некоторой долей обиды. Ведь на месте триумфатора мог бы быть он.

— Классно ты этого жлоба уделал! Только знаешь, тебе надо было его на дистанции держать и бить по ногам. У Лемы коленки ни к черту, связки — одна синтетика. Он пять лет в регби играл.

Крюков вспомнил колоннообразные нижние конечности своего противника, которые иногда со свистом рассекали воздух в опасной близости от его носа, и порадовался, что не знал всего этого раньше. Вряд ли он преодолел бы искушение — попробовать ударить Лему по ногам. Но, скорее всего, сам разбился бы об эти толстые сваи, как сокол о скалы.

Они в последний раз заскочили в парилку и разлеглись на горячих досках. Коржик блаженно закатил глаза.

— Ба-бу-бы, — мечтательно пробубнил он.

— Че? — не понял Крюков.

— Говорю, бабу бы сейчас.

И будто в ответ на его пожелание на улице засигналила машина. Выбравшись на порог сауны, парильщики узнали в ней милицейский «бобик». Из кабины вылез старшина. Он обошел машину, отворил заднюю дверь «собачника» и явил изумленному взору присутствующих четырех жриц районного храма Афродиты Приокской. Девочки были — высший класс. Любую из них было бы не стыдно предложить и Клинтону, если бы он когда-нибудь добрался бы до здешних мест. А уж о простом человеке, пусть даже похожем на генерального прокурора, и говорить нечего.

Внимание Крюкова привлекла последняя из девушек. грациозно выпрыгнувшая из машины, опершись на галантно протянутую руку старшины. Это была Анжела, одна из участниц шоу.

Старшина откашлялся и. переминаясь с ноги на ногу, прочитал по извлеченной из кармана бумажке.

— Это, значит, как бы от начальника нашего, полковника Сидорова. Вроде как извиняется за возникшее недоразумение и впредь надеется на взаимопонимание.

Процесс соединения звуков в слоги и слова дался сержанту нелегко.

— Девочки, поздравляю вас с началом субботника! — отрапортовал он, ухмыльнулся в густые усы и укатил.

Путанки, естественно, без крайнего энтузиазма проследовали к гостеприимно распахнутым дверям сауны.

Словно учуявшие мед трутни, на сладкое потянулись и быки Коржика.

— А вы куда? Мы с москвичом раненые, нам положено, — одернул их командир. — А ваше дело пленных стеречь и нас охранять. Службу нести бодро, ни на что не отвлекаясь… И все такое.

— Да куда вам двоим четырех-то? — в сердцах махнул рукой один из бойцов.

— Не гони волну, Толян, — смилостивился Коржик. — Может, и вам кое-что обломится. Я сегодня добрый и гуманный. Девчонки, заходи!

Он широким жестом хлебосола пригласил дам к столу.

— Угощайтесь, не стесняйтесь. Если кто помыться желает, нет проблем. И не хнычьте, будете хорошо себя вести, работу оплатим. Мы не менты голозадые, нам халява без надобности.

Как заметил Крюков, из девушек одна только Анжела не обрадовалась заманчивому обещанию: предложение ее покоробило.

— Ты какую выбираешь? — предложил Коржик. — Тебе как виновнику торжества первое слово.

— Мне бы лучше вон ту, сисястую, — она глупей! — процитировал Крюков нелюбимого поэта и указал на Анжелу.

Коржик наоборот, Есенина не читал, но фраза ему страшно понравилась.

— Ха-ха! Забирай! Только почему она сисястая? Я бы так не сказал.

Крюков сжал пальцами предплечье Анжелы и повел ее в предбанник. Та подчинилась с видом крайнего возмущения.

— Посиди пока, я оденусь, — сказал он, не обращая внимания на ее состояние. — Или ты хочешь здесь остаться?..

Когда Крюков, уже одетый, в сопровождении Анжелы показался в холле. Коржик не смог скрыть разочарования.

— А вы куда? У нас так быстро не сваливают! Мы же, блин, в натуре, только начали!

— Меня Борман ждет, — соврал Крюков. — А ее я забираю на правах именинника. Ты не против?

— Какой базар, братан? — Коржик полез обниматься. — Можешь оставить ее себе навсегда… Сисястую… Ну, приколол! — он едва не прослезился от смеха.

— Тачку дашь? — спросил Крюков.

— Никаких проблем. Ща свистну, тебя конкретно доставят.

— Не надо, — возразил Крюков. — У тебя тут народу и так немного.

— Зато все пацаны реальные, без базара! А тачку бери любую, какая больше понравится. Вон гараж, ключи на вахте. Ну, пока, братан! Эх. и полюбил я тебя! Но чует мое сердце, больше мы не увидимся…

— Что так, уезжаешь, что ли? — удивился Крюков.

— Не, это мне жопа моя подсказывает, а она меня никогда не обманывает. Пятая точка — шестое чувство. Ну, прощай! Жалко, что мало посидели.

Он крепко обнял Крюкова, оказавшего братку лишь слабое сопротивление. Расставшись с бригадиром, капитан и Анжела прошли к огромному гаражу, заставленному машинами, преимущественно иномарками.

Вероятно, большая их часть была краденой. Охранник дремал возле видеодвойки, где на экране Джеки Чан выделывал умопомрачительные трюки.

Крюков испытывал сильное искушение оседлать «Порше» или «Мерседес», но решил лишний раз не привлекать к себе внимания. Он выбрал вишневую «Ладу» — восьмерку с затемненными стеклами.

Махнув охраннику на воротах, они с Анжелой выбрались на трассу. До города всего километров пятнадцать. Пролететь их при желании можно было за семь-восемь минут, но Крюков поехал не спеша. У него появился шанс пообщаться с «темной лошадкой», как он про себя назвал Анжелу. И упустить такой шанс было бы с его стороны верхом глупости и неосмотрительности.

Сначала они ехали молча. Наконец Крюков не удержался и спросил.

— Как ты очутилась в этой компании? Командировочные за месяц вперед в карты проиграла? Или на новые джинсы подзаработать решила?

Анжела в ответ лишь презрительно фыркнула, как кошка. Но Крюков проявил настойчивость: чтобы разговорить попутчицу, ему пришлось сделать неджентльменский ход.

— Но, если тебе не нравится моя компания, мы можем вернуться, — предложил он. улыбнувшись.

Поломавшись еще с минуту, девушка, наконец, снизошла до разговора.

— Я в кои-то веки выбралась из гостиницы немного размять ноги и посмотреть этот идиотский город… — начала она свою печальную повесть.

— Не бывала здесь раньше? — перебил ее Крюков.

— Никогда, — ответила Анжела, и капитан почувствовал в ее голосе фальшь. — И вдруг меня хватают посреди улицы какие-то менты и везут за город на базу в качестве проститутки для пьяных бандитов!

— А мне показалось, что кто-то хотел тебя наказать за какие-то грешки. Нет? Конечно, нет, это же просто фантазии. Я отвезу тебя прямо в гостиницу. Постарайся до начала шоу больше из нее не выходить, — посоветовал девушке ее спаситель.

— Спасибо, — Анжела была смущена: Крюков не походил на образец добродетели, и такого отношения она от него не ожидала. — Я действительно поняла, чем тебе обязана. Но сначала мне было не до того. Я была в таком состоянии. Да и девчонки эти… Ты обратил внимание на ту — высокую и рыжую?

— Нет, — пошутил Крюков. — Я смотрел только на тебя.

— Нет, я серьезно, — Анжела повернулась к собеседнику. — Тот усатый старшина отзывал ее в сторону и передавал ей что-то.

— Что? Бомбу? Пистолет?

— Хуже. По-моему, это был клофелин.

— Тьфу, блин! — Крюков так резко затормозил, что пассажирка чуть не выдавила головой лобовое стекло. — А что же ты раньше-то молчала?

— Я на тебя обиделась.

— За глупею и сисястую? — невесело усмехнулся Крюков.

— Да, и за это тоже. Мы возвращаемся?

Крюков достал мобильник. До Бормана он дозвонился сразу.

— Алло, это москвич, — представился он. — Я только что узнал — Сидоров прислал Коржику путанок с клофелином. Боюсь, что уже поздно. Перекрой мост. Я еду туда, но у меня один пистолет с неполным магазином. Хоп, буду ждать на месте. — он отключился.

То. что они опоздали, он понял, когда услышал гулкие взрывы с той стороны, где находилась база, и когда мимо них в сторону города промчалась вереница машин с затемненными стеклами. В одной из них наверняка увозили Большого Расула. Это означало одно — феодальная война продолжается…


На пепелище базы он вошел один, оставив Анжелу в машине на трассе. Так было безопаснее для нее.

— Сиди и не дергайся, словно тебя нет. Я сгоняю на разведку.

Ворота базы были сорваны с петель и валялись на земле. Из-под одной створки торчали ноги охранника. Крюков извлек ствол и чуть ли не по-пластунски стал пробираться вдоль асфальтированной дорожки к корпусам. Время от времени он поднимал голову и озирался в поисках хоть каких-нибудь движущихся объектов. Но тщетно.

Сауна была пуста. Крюков вошел в нее, замер, прислушался. Ни из бассейна, ни из парилки не доносилось ни звука. Вокруг парил хаос. Всюду были следы разгрома, возле бассейна образовалась лужа красного цвета: похоже, это была кровь. Но людей как живых, так и мертвых, он нигде не обнаружил. Не пришельцы же их похитили.

Также осторожно Крюков пробрался к главному административному корпусу. По гулкому, скрипевшему старыми половицами коридору он чуть ли не на цыпочках приблизился к помещению бывшей кассы, куда они заперли пленного Расула и его гвардейцев.

Здесь он и нашел всех. Нет, не Расула и не Лему. Здесь лежали Коржик в белой тоге и его бойцы. Двое даже успели раздеться перед смертью.

Рядом распростерлись тела трех несчастных голых путанок. На лице рыжей застыло выражение крайнего удивления. Видимо, усатый старшина обещал ей за предательство что-то совсем другое. У всех без исключения трупов было перерезано горло. Пол густо заливала кровь. Значит, резали их уже здесь. Зачем? Такая бессмысленно-садистская педантичность заставила Крюкова поморщиться.

С улицы послышался звук автомобильного сигнала. Крюков вышел навстречу. Из подъехавших машин выбирались Борман и его люди.

Борман и Лось подошли к Крюкову.

— Они все там, — он кивнул на зарешеченное окошко кассы.

— Убиты? — спросил Борман.

— Да. У всех горло перерезано.

— Тогда по коням, перехватим их по дороге! — предложил Лось.

Когда они выезжали на трассу, Крюков повертел головой, обозревая окрестности, и спросил Лося:

— Слушай, ты тут на обочине вишневую «восьмерку» не видел? Телка в ней сидела такая клевая.

Лось рассмеялся.

— Не было тут никакой «восьмерки». Что, кинула? У нас девчата такие…

— Она не из ваших, приезжая. А, впрочем, может, она и тут наврала?

По пути Борман разделил своих людей на группы. Теперь вместо Коржика остатками его бригады руководил Крюков. Его задачей было обследование развалин Заречного рынка на предмет поиска Лечи и его людей. Отказываться от этой сомнительной чести капитан не стал: теперь у него был двойной счет к должнику…


Сметенные словно ураганом ряды прилавков, груды мусора, сгоревшие обломки ларьков и павильонов — вот во что превратился оживленный еще недавно Заречный рынок.

Навстречу Крюкову и его людям уже спешил стукач-дворник. К хозяевам рынка он относился с ненавистью, основанной на сильнейшей зависти. Потому и стучал на них он не за интерес, а по внутренней естественной необходимости.

— Там они, — радостно сообщил он. — В своем «Караван-сарае» заперлись.

— Кто у них главный? — строго спросил Крюков.

— Лечи, гад такой! Ух, я бы их…

Капитан не стал дослушивать выступления патриота, а велел своим людям окружить строение. В отличие от хачапурни Рашида, это была времянка, не способная выдержать серьезного обстрела. Бойцы же Крюкова были вооружены более чем серьезно: автоматами, гранатометами и даже огнеметом «шмель». Из заделанных железными щитами окон шашлычной сквозь щели-бойницы раздалось несколько безрезультатных выстрелов.

Расставив людей по безопасным позициям, Крюков подобрался поближе и громко обратился к главарю осажденных:

— Эй, Лечи, ты меня слышишь? Не стреляйте!

— Это ты, москвич? — отозвался горец. — Что хочешь?

— Да, это я! Сдавайся, тебе не отбиться. И менты не помогут. Ты же не Расул, а так, шестерка!

— Имей в виду, Расула здесь нет, — на всякий случай предупредил Лечи.

— Мне не он, а ты нужен. Ты уже знаешь, как я твоего брата отделал? Вот тебя бы так!.. — прокричал Крюков. — За что ты ребят в сауне порезал?

— Вах! Баранам баранья смерть! На войне спать нельзя. Они спали, ели, вино пили, баб трахали. Я и мои люди пришли, как свиней всех зарезали.

— Тебя на базу полковник Сидоров навел? — снова спросил Крюков.

Лечи громко засмеялся:

— Ну он, полковник! И что? Подумаешь, Сидоров-пидоров!

Бойцы Крюкова, затаив дыхание следили за их диалогом. Лечи продолжал:

— Слушай, давай опять договоримся. Я тебе много бабок дам, а сам домой уеду. У меня дом в Крыму, жена…

— Ты же когда-то говорил, что в Сочи, — удивился Крюков.

— Да? — Лечи был удивлен не меньше него. — Это другой дом, другой жена. Ислам разрешает четырех жен иметь…

Крюкову надоело полемизировать среди помойки.

— Слушай, кончай свою религиозную пропаганду, говори, что предлагаешь?

Лечи помолчал, прикидывая шансы на спасение.

— Обещаешь отпустить меня и моих людей, если сдадимся?

— Даю слово. Если сдадите оружие и выйдете с поднятыми руками, обещаю сохранить жизнь и отпустить. Всех.

Бойцы Крюкова со своих позиций вдруг грозно зароптали. Они все как один горели желанием отомстить за подло и позорно убитых товарищей. Но капитан одарил кого надо угрожающим взглядом, а на остальных прикрикнул. Все тут же затихли.

— Борман поставил меня старшим, и я убью всякого, кто нарушит мой приказ, — предупредил Крюков. — Приготовьте гранаты на всякий случай.

Бойцы зашевелились, не веря, что их надежды сбудутся.

Крюков снова обратился к осажденным:

— Эй, Лечи, слышишь меня? Выходите по одному, без оружия. Руки на затылке. Ты первый. Пошел!

Дверь шашлычной приотворилась. Лечи вышел, щурясь от яркого света направленных на него автомобильных фар. Он улыбался.

— Эй, урусы, я сдаюсь!

Он приблизился к месту, где его ждал Крюков. Сыщик смерил абрека укоризненным взглядом.

— Слушай, Лечи, ведь ты же слово давал, божился, что домой уедешь. Не боишься: что Аллах накажет за обман?

Лечи усмехнулся.

— Зачем накажет? Ты же не правоверный. Тебя обмануть можно, это не грех. Аллах над нами, козлы под нами! Ладно, хорош базарить, давай отпускай, слушай. Ты же слово дал!

Его наглости, казалось, не было границ. Крюкова передернуло.

— Знаешь. Лечи, козлы не под вами. Ты сам козел. Ты меня обманул, я тебя обманул. Теперь мы квиты. Не увидишь ты ни дома в Сочи, ни дома в Крыму, ни жен, ни детей. Алаверды. Лечи. Извинись там перед Коржиком.

И хрипло заорал во все горло:

— Батарея, огонь-пли! Какого хрена ждете? Заснули?!

Братва на миг замешкалась: такого исхода переговоров никто не ждал. Через секунду несколько очередей, выпушенных одновременно, отбросили Лечи назад, он упал навзничь, даже не успев застонать перед смертью.

Одновременно по окнам и в приоткрытую дверь осажденного строения ударили полдесятка противотанковых гранат из «мухи». В образовавшиеся бреши следом обрушился град ручных гранат — мощных «Ф-1», легких «эргедешек», а также «вогов» из автоматных подствольников. Шарахнула огненная капсула из «шмеля», за ней другая, третья… Взрывы слились в один сплошной непрерывный грохот.

Изнутри здания доносились жуткие крики. Там заживо горели люди. И если библейские отроки чудом спаслись из вавилонской пещи огненной, то из горнила, в которое превратилась шашлычная «Караван-сарай», не спасся ни один человек.

Крюков во время этого артобстрела стоял не шелохнувшись и мрачно смотрел на дело рук человеческих:

— Господи! — простонал он. — Ну почему же все мы — такое говно?!

«Должен же существовать где-то рядом параллельный мир, — думал капитан, глядя на скачущих от радости, как папуасы вокруг костра, братков, — где живут нормальные, обычные люди. Которые строят дома и дороги, сеют и жнут доброе, вечное, рожают и воспитывают детей. Для которых шуршание банкнот — пустой звук, а порядочность — норма поведения? Почему же я имею дело только с грязью и швалью.»

Крюков вспомнил старика на «Запорожце». Как он там сказал? «Скорее бы вы друг друга перестреляли!» Вот и стало по сему. Отчего же на душе так тяжело и противно?

Капитан повернулся и зашагал прочь от дышащего огнем вулкана, уже ничем не напоминавшего бывшую шашлычную…


Он пересек площадь перед рынком и остановился на крутом берегу Оки как раз в тот момент, когда на нее выруливал бормановский «Мерседес». Из него выскочил Лось.

— Ну, как?! — в нетерпении крикнул он, подбегая к Крюкову.

— У нас все схвачено, — Крюков рукой указал на пылающие в отдалении руины. — Лечи там остался и все, кто с ним были. Ненавижу подонков!

Лось кивнул в знак согласия.

— Точно, — подтвердил он, выхватывая из-за пояса снятую с предохранителя «беретту» — кто же их, подонков, любит!

Невероятной мощности удар в грудь швырнул Крюкова назад, и он. раскинув руки, словно пытаясь опереться ими о воздух, полетел спиной в темную речную воду.

— А говорил, Чапаевы не тонут… — проворчал Лось, разглядывая расходившиеся по возмущенной глади реки круги. — Эх, как нехорошо получилось. Контрольного выстрела теперь не сделаешь. Ладно, если не убит, так захлебнется. Да нет, убит. Я же с пяти шагов, точно в сердце…

Лось неторопливо вернулся к своей машине, сел в нее и укатил докладывать шефу о проделанной работе…

Загрузка...