Александр

В лесу было темно. Под ногами похрустывали опавшие веточки. Стояла тишина, которую можно услышать только в роще криптомерий: бамбук постукивает даже при слабом ветре, а кроны сосен всегда издают приглушенный шум – лишь криптомерии величественно молчат. Александр вдохнул полной грудью прохладный, пахнущий хвоей воздух и запрокинул голову. В недосягаемой вышине на фоне темного неба покачивались верхушки исполинских деревьев. Он зашагал вперед, не вполне уверенный, правильной ли идет дорогой, чтобы выйти из леса. Земля под ногами то поднималась вверх, то полого спускалась. Где-то запела цикада: сначала тихо зажужжала, затем издала несколько робких пощелкиваний, спустя несколько мгновений ей ответила вторая, и первая, осмелев, застрекотала громче. К ним присоединились другие, невидимые в темноте, скрытые в безмолвных зарослях – их хор то затихал, становясь похожим на напряженное гудение электричества в больших городах, то внезапно нарастал, как шум морского прибоя, перемежался все усиливающимися пощелкиваниями и короткими музыкальными трелями, вздымался, подобно громадной волне, и, достигнув пика, обрушивался, стихал, как та же волна, шурша, отползает обратно в море, перекатывая мелкие камешки на берегу.

Александр ускорил шаг и снова посмотрел вверх: ветви деревьев проплывали в безоблачном зимнем небе – тускло светящемся, словно источавшем холод. Хор насекомых, проснувшихся в конце зимы, окутывал лес защитным коконом, упрямо отталкивая опускавшееся на землю ледяное дыхание. В вышине промелькнул силуэт ночной птицы. Она появилась и исчезла столь стремительно, что трудно было сказать, действительно ли это была птица, или ему так только показалось, – может быть, это была всего лишь тень бесшумно упавшей ветки. Цикады смолкли. Александр остановился, прислушиваясь, пытаясь уловить тихий стрекот хотя бы одного насекомого. Его охватило чувство безотчетного одиночества и потерянности.

В глубине леса послышался плач. Александр повертел головой, пытаясь определить направление, откуда исходил звук. Повсюду высились одинаковые ровные стволы. Плач повторился. Это была женщина – она произносила какие-то слова, но он не мог разобрать, что именно она говорила. Испугавшись, что она замолчит и он никогда не сможет отыскать ее, он бросился бежать – на этот раз точно зная, что выход из рощи и городские улицы остались за его спиной, а он со всех ног мчится в самую чащу. Опавшие ветви криптомерий шуршали и хрустели – пару раз он на них едва не поскользнулся, но удержал равновесие и продолжил свой путь. В это мгновение – когда он задержался, взмахнув руками, и даже схватился за шершавый древесный ствол – ему показалось, что вдалеке между деревьями стоит человек. Силуэт был женским, но лицо незнакомки скрывалось в темноте.

– Эй! – попытался крикнуть Александр, но у него перехватило дыхание, и он закашлялся. – Эй, постойте! Маттэ-курэ ё!

Таскэтэ-курэ! – ответил ему слабый голос из глубины чащи. – Спасите меня, пожалуйста, спасите!

Он побежал дальше, думая только о том, чтобы не влететь с размаху в какое-нибудь дерево. Стволы мелькали перед ним, едва различимые во мраке, и несколько раз он почувствовал, как на лицо ему налипла прошлогодняя паутина громадных пауков-кругопрядов, дзёрогумо, но не стал задерживаться даже для того, чтобы снять ее.

Наконец деревья поредели, и он оказался на открытом пространстве. Перед ним предстала отдельно стоящая криптомерия: ее чудовищный ствол у самого основания разделялся на несколько стволов поменьше, каждый из которых был в обхвате примерно как какое-нибудь обыкновенное старое дерево. Это была фукудзёдай-суги – «криптомерия, стелющаяся по земле», или дай-суги – «великая криптомерия». Однажды он видел такую в Киото, и проходивший мимо пожилой японец, заметив застывшего в удивлении иностранца, любезно сообщил ему, что этой криптомерии не менее четырехсот лет. «Дети часто играют здесь без присмотра взрослых, под защитой ками[23]-сама, живущих в стволе дерева. Днем им ничто не угрожает, но, когда тень великого дерева удлиняется, это означает, что пора отправляться домой. Говорят, что с наступлением ночи его тень поглощает весь город, так что не задерживайтесь здесь слишком надолго, господин американец».

Александр медленно перевел дыхание. Это дерево было ёрисиро – местом обитания божеств ками-сама, и его ствол окружала толстая веревка симэнава из рисовой соломы[24] с подвешенными к ней бумажными лентами сидэ, которые имитировали молнии, – они слегка колыхались, издавая сухой бумажный шорох, хотя ветра не было, и оттого казалось, что ленты шевелятся сами по себе. Где-то неподалеку должен был находиться храм. Почему-то Александру казалось, будто бы он знает, что это за храм, но, сколько ни напрягал он свою память, ему не удавалось вспомнить, какому божеству он был посвящен.

Таскэтэ-курэ! Кто-нибудь, пожалуйста…

Он не сразу заметил женщину, ничком лежавшую на переплетенных корнях криптомерий. Одежда на ней по цвету почти сливалась с землей, ее темные волосы, казавшиеся мокрыми, как будто она только что вышла из душа, растрепались, и хорошо были видны только узкие белые ладони выброшенных вперед рук. Ее пальцы ожесточенно скребли землю, и было слышно, как под ними ломаются хрупкие сухие веточки криптомерий.

Александр осторожно приблизился, стараясь двигаться как можно тише, и присел на корточки рядом с распростертым на земле телом. Сощурился, силясь разглядеть, что с ней случилось. Теперь он видел, что женщина была одета в темно-синюю рубашку, черную шерстяную жилетку и юбку-карандаш ниже колен. Обычная униформа банковской служащей. Она с трудом повернула голову – движения у нее были дерганые, как у механической куклы, – и приоткрыла рот, силясь что-то произнести, но вместо слов издала только хриплый свистящий звук. Она дышала часто, глотая воздух, как выброшенная на берег рыба; глаз, обращенный к Александру и окруженный размазанной тушью, закатился, так что не было видно зрачка, к щеке прилипло несколько хвоинок. Он положил ладонь ей на спину и тотчас почувствовал под пальцами липкую влагу и слабое, словно бы электрическое покалывание. Тусклое голубоватое свечение, подобно сигаретному дыму, струилось между его пальцами, мягко обтекая их тонкими взвихряющимися нитями.

– Я… – пробормотал Александр. – Пожалуйста, потерпите немного, я приведу помощь. Все будет хорошо.

– А-а-а… – глухо прохрипела в ответ женщина, попытавшись повернуть к нему лицо. – Таскэтэ-курэ… онэгай[25]

Ее тело судорожно дернулось, она из последних сил приподнялась, и если бы он не поддержал ее – снова упала бы на корни. Теперь он сидел на земле, обнимая женщину обеими руками, ее голова безжизненно свесилась ему на плечо. Голубоватое свечение усилилось и колыхалось перед его глазами мягкими переливающимися волнами, но темнота вокруг вместо того, чтобы рассеяться, сгустилась еще сильнее. Продолжая придерживать женщину левой рукой, правой он осторожно провел по ее груди, прикрытой форменной жилеткой. На мгновение замерев, его рука продвинулась ниже и, коснувшись неровного края разреза в шерстяной ткани, погрузилась в тепловатую липкую влагу. У Александра перехватило дыхание. Он не мог заставить себя посмотреть вниз – на то место, где примерно должна была находиться вторая пуговица ее жилетки. Он зачем-то попытался нащупать эту пуговицу, но онемевшие от холода пальцы соскальзывали, и когда он наконец нашел маленькую круглую пуговицу, то не знал, действительно ли это была именно вторая. Рядом с ней ткань тоже была порвана, и ему не хотелось снова попасть пальцами в рану и причинить женщине боль.

– Ито-сан, – позвал Александр, – Аюми, вы меня слышите?

Вернувшись с работы, она каждый вечер смотрела на серебристых рыбок минами-мэдака, плавающих в круглом аквариуме. Заметив ее, рыбки подплывали к поверхности воды, ожидая, когда она насыплет им корм. Говорят, эти рыбки очень умны и способны узнавать в лицо того, кто их каждый день кормит.

– Ито-сан… вам очень больно?

Какой глупый вопрос. Разумеется, она испытывала сильную боль.

– Тебе нельзя здесь находиться, – произнес спокойный, немного грубоватый женский голос откуда-то сверху. Казалось, он доносился из кроны дерева ёрисиро.

Александр нерешительно поднял взгляд. На одной из горизонтальных ветвей, уставившись на него круглыми немигающими глазами, сидела большая птица. Он сделал глубокий вдох и медленный выдох. Его дыхание превратилось в пар. Ему показалось. В нагрудном кармане рубашки у него лежал айфон, но, даже если бы ему удалось дозвониться до «скорой», он не сумел бы толком объяснить, где находится. В роще криптомерий на северо-западе Токио, где-то неподалеку от станции Итабаси. По своим размерам эта роща, впрочем, больше походила на настоящий лес. В храме в такой час наверняка уже никого нет. Нужно было как-то донести девушку до дороги – там он обязательно найдет помощь даже в такое позднее время. Ему казалось, что он слышит отдаленный шум машин, едущих по городской автомагистрали. Он сможет остановить кого-нибудь и довезти ее до больницы.

– Держитесь, Ито-сан. Я обязательно помогу вам…

Она не ответила.

– Она стала жертвой убийцы. Этого нельзя было изменить. Такова ее судьба.

Вздрогнув, он вновь поднял голову, пытаясь разглядеть в темноте говорившую с ним незнакомку. В расщелине громадного ствола криптомерии было установлено маленькое святилище сэцумацуся[26] – когда-то выкрашенное в красный цвет, а теперь выцветшее от дождей и ветра, оно казалось почти черным. Подвешенная на нем веревка истрепалась, открепилась с одного края и теперь просто свисала, слегка раскачиваясь в воздухе. Вокруг него колыхалось голубоватое свечение. На мгновение Александру показалось, что голос доносится из-за закрытых дверец святилища.

– Тебе не страшно, гайдзин?[27]

Это была птица. С ним говорила птица, сидевшая в ветвях.

Осторожно подсунув руки под безжизненное тело женщины, Александр приподнял ее над землей и медленно выпрямился. Ноги у него дрожали. Вся его одежда насквозь пропиталась кровью и липла к телу, а в холодном воздухе отчетливо ощущался запах – он никогда раньше с ним не встречался, но точно знал, что так, должно быть, пахнет на бойне. Удушливый запах внутренностей и большого количества еще теплой крови, от которого во рту возник неприятный металлический привкус.

– Это дело тебя не касается. Оставь ее здесь и уходи.

«Дурацкая птица. Лучше бы ты сама улетела и оставила меня в покое».

– Отказываюсь. О-котовари дэсу. – Произнеся эту фразу подчеркнуто официальным тоном, Александр помотал головой и отступил назад, боясь запнуться о корни и упасть вместе со своей ношей.

– Вот как…

Деревянная дверца святилища, скрипнув, чуть приоткрылась. Внутри клубилась пронизанная светящимися голубоватыми нитями чернота.

Развернувшись, Александр бросился бежать. От еще не согретого весной воздуха перехватывало дыхание, и каждый вдох отдавался в груди резкой болью. Тело Аюми Ито казалось ему невесомым – оно словно бы постепенно растворялось в окружающем пространстве. Она не произносила ни слова, только тихонько стонала, когда он случайно запинался или слишком резко менял направление, огибая вдруг выступившее перед ним из темноты дерево.

– Потерпите еще немного, Ито-сан… – услышал он собственный сбивчивый шепот.

Он чувствовал, что кто-то его преследует, но не слышал звуков погони. В какое-то мгновение он обернулся, но за его спиной возвышались только молчаливые криптомерии, застывшие на фоне источавшего холод неба. Под ногами едва слышно похрустывали сухие веточки.

Всего лишь птица.

Деревья перед ним внезапно расступились, образовав широкую, полого поднимающуюся вверх аллею, и вдалеке на фоне усыпанного мерцающими звездами неба возникли очертания исполинского мона с массивными резными карнизами – ворот, ведущих на территорию храма. По-видимому, он выбрал неверное направление – уверенный, что бежит к дороге, в действительности он лишь углублялся в заросли.

– Ничего, Ито-сан. Все будет…

В это мгновение в правое плечо ему впились острые как иглы когти. От резкой боли у Александра потемнело в глазах. Он отчаянно дернулся, пытаясь вырваться, одновременно чувствуя, что когти сжимаются еще сильнее, и, запутавшись в одеяле, свалился с кровати на пол.

Еще какие-то доли секунды перед его глазами недвижимо стояли громадные древесные стволы, чудовищные ворота с врезавшимися в окружающее пространство выступающими карнизами и далекое небо, помаргивавшее звездами. Он ощущал хвойный запах лесной подстилки и тяжелый запах убийства, а его собственная погруженная в сумрак комната казалась ему призрачной и нереальной, но постепенно сон окончательно развеялся.

Поморщившись, он ощупал правое плечо – в мышцах пульсировала боль. Видимо, во сне он как-то неудачно повернулся, и ему защемило нерв.

– Вот как, значит… – произнес он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Александр высвободился из одеяла и поднялся на ноги.

На полу были разбросаны упавшие с края кровати газеты, которые он читал до поздней ночи.

Закончив срочные дела на работе, Александр сделал все необходимые приготовления, купил билеты до Токио, как можно скорее оформил визу и взял двухнедельный отпуск за свой счет.

Загрузка...