Смотри на меня

ПРАВИЛО № 6: СЕКСУАЛЬНЫЕ ИМЕНА ДЛЯ ДОМАШНИХ ЖИВОТНЫХ — ВСЕГДА ХОРОШАЯ ИДЕЯ

Гаррет

Как только мы возвращаемся в домик у озера, наши родители стоят на крыльце, моя мама с бокалом розового вина в руке, а мой отчим готовит гриль. Аромат подрумянивающихся гамбургеров наполняет воздух, когда мы с Мией поднимаемся по ступенькам.

— Хорошо поработала, Мия, — говорит ее отец.

Она заглядывает ему через плечо, чтобы увидеть хрустящие черные края последнего гамбургера на гриле. Я достаточно ел с Мией, чтобы знать, что если она заметит в своем бургере хоть каплю розового, то сойдет с ума.

— Спасибо, папа, — говорит она, чмокая его в щеку.

— Это должно быть преступлением, — говорю я ей. — Пол, ты соучастник убийства бургера.

Он смеется, но она закатывает глаза, глядя на меня.

— Я говорю ей то же самое с тех пор, как она была ребенком, — добавляет Пол.

— Вы двое, перестаньте придираться к ней, — говорит моя мама, обнимая Мию, которая прижимается к ней. Видеть их вместе… Напоминает мне о том факте, что Мия была всего лишь ребенком, когда появилась моя мать. Она трагически потеряла свою собственную мать в столь юном возрасте, поэтому сразу прильнула к моей, когда они встретились.

Моя мать родила меня всего в восемнадцать, а отец Мии — стал отцом в тридцать два, а это означало, что, когда двое сорокалетних встретились и полюбили друг друга, у каждого из них в браке появилось по ребенку с разницей в тринадцать лет. Но я думаю, что моя мать наслаждалась возможностью начать все сначала с другим ребенком, наконец-то родив дочь, о которой она всегда мечтала. После того как мой отец ушел, она посвятила мне свою жизнь. Она редко ходила на свидания; на самом деле, у нее вообще никогда не было большой общественной жизни. Я был совсем взрослым человеком, как раз в тот момент, когда ее жизнь, казалось, начиналась заново.

И тут я внезапно вспоминаю, что девушка, которую моя мать считает своей дочерью, — это та же самая девушка, которую я видел обнаженной вчера и с тех пор не перестаю представлять ее обнаженной.

— Мне нужно выпить, — бормочу я себе под нос, направляясь внутрь.

Я иду прямиком к холодильнику на кухне, достаю светлое пиво и ставлю его на стойку, одновременно доставая из кармана телефон. Меня не было всего несколько часов, а мне уже не терпится проверить свою рабочую электронную почту или какие-либо текстовые сообщения от команды.

В моем электронном письме нет ничего нового, и ни одного сообщения ни от кого.

— Что с лицо? — Спрашивает Мия, перегибаясь через стойку и наблюдая за мной. Из-за того, как она наклонена вперед в бедрах, она практически выпячивает свою грудь.

Знает ли она, как дразнит меня, или она действительно настолько наивна?

— Ничего, — отвечаю я, открывая свое пиво. — Я просто думаю о том, как я собираюсь пережить эту неделю, не выполняя никакой работы.

Она огибает кухонную стойку, становясь прямо рядом со мной, прежде чем запрыгнуть на поверхность, так что теперь, вместо того, чтобы смотреть на ее переполненное декольте через весь островок, у меня есть вид крупным планом. Ее колени раздвигаются, когда она откидывается назад, опираясь на руки.

Если бы я не знал ничего лучше, я бы сказал, что она издевается надо мной, нарочно дразнит меня, просто чтобы свести с ума.

— Похоже, ты застрял со мной. Если только ты не думаешь о возвращении, — игриво говорит она.

Я не могу сказать, говорит ли она с сарказмом или серьезно; в ее поведении есть что-то почти кокетливое, что сбивает меня с толку. Мия ни разу ни в малейшей степени не флиртовала со мной, так что я предполагаю, что это сарказм.

Но после вчерашнего вечера я лично могу придумать около сотни вещей, которые мы могли бы сделать, чтобы сделать эти следующие семь дней просто великолепными.

— Нет, прекрати это.

У моего члена каким-то образом вырос собственный мозг, и его не волнует множество причин, по которым я должен избегать подобных мыслей о Мии.

— Ты так легко от меня не избавишься, — отвечаю я.

В ее глазах мелькает тревога. Затем она выхватывает пиво у меня из рук и подносит его к своим губам. Просто наблюдая за тем, как работает ее горло, когда она проглатывает жидкость, я понимаю, что у меня большие-пребольшие неприятности.

—

После ужина я ухожу в свою спальню в подвале. Дом у озера состоит из трех этажей, а готовый подвал обычно предназначен для гостей, с большой уютной гостиной, отдельной ванной комнатой, спальней и дверью, ведущей в гидромассажную ванну на заднем дворе. В общем, это заставляет меня задуматься, почему я больше не пользуюсь этим загородным домом.

Достав свой телефон, я снова проверяю свою электронную почту, но все равно… там ничего нет.

Затем я чувствую, как мой большой палец тянется к новому приложению для видеочатов. Тот, который я скачал только вчера вечером.

Она же сейчас не в сети, не так ли? Она где-то наверху, двумя этажами выше, но наши родители дома. Неужели она действительно будет настолько смелой, чтобы делать это в одном доме где и родители?

На мой вопрос дан ответ, когда я открываю приложение и вижу ее имя вверху.

WickedKitten214 в прямом эфире.

Черт возьми, Мия.

Когда я нажимаю на ее прямую трансляцию, открывается видео, на котором она снова лежит на кровати, слава Богу, полностью одетая, и что-то рисует в открытом дневнике. Она лежит на животе, согнув колени и скрестив ступни, беззаботно болтая во время рисования.

— Когда я была ребенком, я хотела стать художницей, — говорит она.

— Мои родители взяли меня с собой в поездку в Венецию, когда мне было десять, и я помню этих уличных художников, которые могли нарисовать целый портрет примерно за пятнадцать минут. И я помню, как подумала… Я хочу делать это когда вырасту.

Затем она поднимает блокнот, чтобы показать рисунок на странице, и я громко хихикаю, когда вижу ужасный набросок ее кошки Бетти с перекошенной головой и косыми глазами.

Она хихикает и говорит: — Но, как вы можете видеть, я не художница. Вместо этого мои родители отдали меня на гимнастику, что, наверное, было весело. У меня это получалось лучше.

Я обнаруживаю, что полулежу на синем диване, положив ноги на кофейный столик, и наблюдаю за ней. У нее есть своего рода харизма, которая идеально подходит для камеры; она способна сделать трансляцию интересной, не позволяя моменту затянуться и не испытывая неловкости. Как же я раньше не замечал, какая она очаровательная?

Мой взгляд продолжает скользить по кнопке запроса на отдельную комнату, но было бы довольно глупо платить четыреста пятьдесят долларов за то, чтобы поболтать с кем-то, к кому я могу подняться на два лестничных пролета в том же доме, чтобы увидеть ее бесплатно. Но опять же, я не принимаю разумных решений.

Я нажимаю пальцем на кнопку и снова соглашаюсь на гонорар, стараясь не слишком много думать об этом. Это исследование, говорю я себе. Мне нужно довести это до конца. Должна же быть какая-то причина, по которой я вдруг обнаружил, что меня влечет к девушке, которую я знаю пятнадцать лет.

Серьезно, почему она? Почему не любая из сотен девушек, которые пересеклись со мной за такое же время? Сотни девушек, к которым я ничего не чувствовал. Но сейчас, по какой-то причине, меня тянет именно к этой.

Мия снова замечает мой запрос на номер и прощается со своей аудиторией в прямом эфире. Затем, как и в прошлый раз, экран становится черным, прежде чем запросить у меня доступ к камере или к микрофону, и то, и другое я отвергаю.

— Еще раз привет, Дрейк, — говорит она с кривой улыбкой.

Это имя на мгновение сбивает меня с толку, прежде чем я вспоминаю, что пьяный Гаррет дал ей имя моего друга-бабника Дрейка. Мии понравился бы Дрейк. Конечно, он тоже полюбил бы ее, но, вероятно, только раз или два.

— Я вижу, ты снова стесняешься.

Я печатаю свой ответ.

Я здесь только для того, чтобы увидеть тебя.

— Это мило. Но мне понравилось видеть тебя в прошлый раз.

Может быть, позже. Давай просто поговорим сегодня.

Я смотрю, как она читает мои сообщения, с плотно сжатыми губами и любопытным выражением на лице. Интересно, о чем она сейчас думает? Если загадочности мужчины на другом конце провода достаточно, чтобы заинтересовать ее. Всегда ли она дарит этим мужчинам ту улыбку с ямочками на щеках и неподдельную теплоту, которую дарит мне сейчас? Видел ли я когда-нибудь, чтобы она так смотрела на меня в реальной жизни?

— О чем бы ты хотел поговорить, Дрейк?

Расскажи мне о себе. Мне нравится слушать, как ты говоришь.

Выражение ее лица смягчается.

— Ладно…

Она откидывается на кровати, глядя в камеру, прижимаясь к подушке, а я лежу на диване, почти повторяя ее позу, пока она рассказывает мне все, что я уже знаю о ней. И все же, я как будто слышу это в первый раз.

Она рассказывает о гимнастике, своих неудачных попытках поступить в школу косметологии, колледж, стать барменом, петь, а затем снова о своих артистических способностях. Сколько раз я дразнил ее из-за отсутствия направления и постоянных неудач? Почему я должен был так сильно придираться к ней по поводу этого?

Мне сейчас не хочется придираться к ней. Вместо этого я печатаю свой ответ.

По крайней мере, ты пыталась.

Иногда пытаться — это самое трудное.

Ты же не хочешь дожить до определенного возраста и осознать, что ты что-то упустила, потому что никогда не пыталась это сделать.

Она смеется.

— Что ж, передай это моей семье. Они, наверное, все думают, что я одна огромная неудача.

Я уверен, что они этого не делают.

Так как же ты оказался здесь, занимаясь этим?

Она пожимает плечами.

— Думаю, я наконец-то нашла то, в чем хороша.

Тебе это нравится?

— Иногда. Мне нравится знакомиться с новыми людьми. Мне нравится, как они заставляют меня относиться к себе. И… мне нравятся деньги. Так что на самом деле я не могу жаловаться.

Ты счастлива?

Она читает вопрос и, кажется, на мгновение задумывается, кривя губы, когда думает об этом.

— Да. Я счастлива.

Я не уверен. Что это был за взгляд?

Задумчивое выражение ее лица сменяется улыбкой.

— Ничего. Я просто… хотела бы иметь возможность пообщаться вот так лично. По какой-то причине это намного проще сделать по телефону, в сообщениях или даже на камеру. Но в ту минуту, когда я пытаюсь что-то почувствовать к кому-то в реальной жизни, я напрягаюсь.

Мои большие пальцы на мгновение зависают над клавиатурой. Это даже больше, чем видеочат прошлой ночью, кажется интимным. Мия рассказывает мне всякую чушь, которую она никогда бы мне не сказала, если бы знала, что на кону стою я. Этого не может быть. Как будто я встречаю эту девушку в первый раз.

— А как насчет тебя? Я уже достаточно рассказала о себе.

Что ты хочешь знать?

— Хммм… чем ты зарабатываешь на жизнь?

С таким же успехом можно было бы придерживаться лжи. Если я собираюсь притвориться Дрейком, то я буду Дрейком. Боже, это кажется таким чертовски неправильным.

Строительством.

— О, работавший руками, — отвечает она с кокетливой улыбкой, и я ненавижу себя за ухмылку, которая расползается по моему лицу.

— У тебя есть кто-нибудь в твоей жизни? Супруга или вторая половинка?

Нет.

Почему нет? Красивое тело, такое же, как я видела прошлой ночью. Ты должен быть там, с настоящей женщиной, а не здесь, со мной.

Наверное, я такой же, как и ты. Я не могу общаться с реальными людьми.

Выражение ее лица меняется на обиженное, но не притворное. Она выглядит искренне сочувствующей.

— Когда у тебя в последний раз была девушка?

Давно, — отвечаю я.

Она бы мне не поверила, если бы я сказал ей, как долго. Но мне странно комфортно в этом чате, и я чувствую желание рассказать ей больше. Или все остальное. Может быть, это из-за анонимности, но я хочу поделиться с ней секретами, о которых не знает мой лучший друг. И я почти так и делаю, но потом понимаю, что это Мия, и если она когда-нибудь узнает, кто на другом конце провода, она узнает обо мне все, а я слишком усердно и слишком долго работал, чтобы скрывать это. Особенно от нее.

Но есть несколько вещей, которые я могу ей дать.

Вероятно, это не станет для тебя сюрпризом, но я предпочитаю наблюдать.

Видеть, как она читает мои сообщения, достаточно, чтобы свести меня с ума от того, как меняется выражение ее лица, когда она реагирует на каждое из них. Это оказалось приятнее, чем я ожидал. В основном потому, что это Мия, и я все еще опьянен мыслью о том, что она может быть такой открытой и милой.

— Ну, прошлой ночью ты не просто смотрел, — отвечает она со смехом.

Это более естественно, чем то, что я видел в ее прямых эфирах. Больше похожа на настоящую Мию.

Да, я это сделал. Ты застала меня в момент слабости.

Она снова смеется.

— Было не так уж трудно убедить тебя, Дрейк.

Тон разговора становится тихим и немного серьезным по мере того, как ее взгляд опускается вниз, прочь от камеры.

— Ты обычно предпочитаешь смотришь, чем принимать участие?

Да.

— Ты бы предпочел смотреть на меня… или прикасаться ко мне?

Блять. Это приняло неожиданный оборот. Хороший поворот, но не туда, куда я ожидал. Или, может быть, так оно и было. Может быть, это то, чего я пытался добиться от нее все это время. Больше о ней. Более уязвимой, обнаженной, распростертой, как блюдо, которое могут проглотить мои глаза. Я чертовски уверен, что теперь уже не поверну назад.

Я бы, черт возьми, с удовольствием прикоснулся к тебе.

Когда ее прикрытые глаза поднимаются к экрану, она читает мое сообщение и прикусывает нижнюю губу.

— Тогда ладно. Прикоснись ко мне, — отвечает она, и мои брови хмурятся. Когда она откидывается на кровать, настраивая телефон так, чтобы он нависал над ней — так же, как хотелось бы мне, она нежно проводит пальцами по передней части своего тела.

Она все еще в этом бикини и джинсовых шортах, и у меня слюнки текут от напоминании о том, что она всего лишь наверху. И теперь в любой момент у меня будет тот вид, о котором я так отчаянно мечтал.

— Представь, что мои руки — это твои. И скажи мне, что с ними делать, — говорит она низким, страстным шепотом.

— Прикоснись ко мне, Дрейк.

Трахни меня. Трахни меня за то, что я использую имя моего чертового друга, когда все, чего я действительно хочу, — это услышать, как она произносит мое.

На самом деле, к черту все это. Если я собираюсь говорить ей, что делать, то это будет мой гребаный голос. Я быстро нажимаю на кнопку микрофона и делаю все возможное, чтобы понизить свой тон и сохранить его на уровне хриплого бормотания.

— Сними свое бикини. По одной стороне за раз.

Она улыбается в камеру, ее щеки розовеют при звуке моего голоса.

— О, привет.

— Сделай это, — бормочу я.

Ее пальцы нежно оттягивают прямоугольный треугольник ткани вниз, обнажая ее нежно-розовый сосок, который уже напрягся.

— Ущипни себя за сосок. До тех пор, пока не станет больно. Я хочу услышать, как ты хнычешь.

Она облизывает губы, и при этом в груди у нее становится тяжело. Скользя пальцами по одной груди за раз, она покручивает чувствительный бутончик между большим и указательным пальцам, и я наблюдаю за ее лицом в тот момент, когда накатывает боль. С ее губ срывается пронзительный стон, так что я знаю, что она достигла этой цели.

— Держи одну руку там. Пусть другая медленно соскользнет вниз.

Мой член просачивается в шорты, когда я наблюдаю, как она трогает себя, двигаясь в восхитительно медленном темпе, проводя пальцами по своему животу. И когда она добирается до своих шорт, я говорю ей расстегнуть их. Другая рука все еще работает над ее грудью, сжимая и оттягивая достаточно сильно, чтобы удержать ее на грани боли и предвкушения.

На этот раз я не хочу прикасаться к себе. Я просто хочу понаблюдать за ней. Сосредоточься на ее удовольствии. Ее движения. Представляя, что это мои руки на ее плоти, не отвлекаясь на мой член между нами.

— Покажи мне, какая ты мокрая, — шепчу я и молюсь, чтобы мой голос звучал достаточно приглушенно, но поскольку она все еще трогает себя и не бежит вниз, чтобы встретиться со мной взглядом, я собираюсь предположить, что этого достаточно.

Мои глаза не отрываются от экрана, пока она просовывает свои нетерпеливые руки в свои шорты, и я наблюдаю за ее лицом, когда она прикасается к своей киске. Ее рот приоткрывается, а глаза наполовину закрываются. Затем она медленно вытаскивает руку из своих шорт, показывая мне влагу, покрывающую ее палец, и я издаю гортанный стон.

Это выскальзывает наружу. Немного слишком громко и звучит слишком похоже на меня. Но она так отвлечена, что даже не замечает этого.

— Попробуй себя на вкус, — говорю я ей, не совсем уверенный, перехожу ли я черту и согласится ли она вообще, но я приятно удивлен, когда она подносит средний палец к губам.

Приоткрыв свой сладкий ротик, она прижимает палец к своему языку, наслаждаясь вкусом собственного возбуждения. Внезапно я начинаю сомневаться, удастся ли мне уберечь свой собственный член от этого. В данный момент он напрягся, так сильно, что причиняет боль, и, черт возьми, требует внимания.

Позже.

На данный момент я сосредоточен на ней. Только она.

— Это вкусно, котенок? — Спрашиваю я, сексуальное ласкательное имя просто слетает с моего языка.

Она хнычет, посасывая палец, и кивает.

— Ты мокрая для меня?

— Да, — стонет она.

Как только я хочу заговорить и дать ей дополнительные указания, на моем экране появляется предупреждение, информирующее меня о том, что наш час почти истек, и мне придется согласиться еще на 450 долларов, чтобы продолжить. Блять.

Что ж, может быть, это и к лучшему. Заставь ее ждать, желать. Вытяни ее наружу.

— Мне нужно идти, — шепчу я. — Но я хочу, чтобы ты заставила себя кончить после этого звонка. Представь, что это мои пальцы в твоей сладкой киске, хорошо?

— Да, — послушно отвечает она.

— Ты пришлешь мне фотографию своей мокрой киски после того, как кончишь?

Без колебаний она отвечает: — Да.

— Вот мой хороший котенок.

При этом она улыбается, ее щеки пылают от возбуждения.

— Тебе нравится, когда я тебя так называю? — Спрашиваю я.

Приоткрыв губы и не сводя глаз с экрана, она кивает. — Да

— Увидимся завтра?

— Хорошо, — шепчет она, снова прикусывая губу.

Затем экран становится черным, и я не могу достаточно быстро обхватить рукой свой член. Все время, пока я поглаживаю себя, я делаю это, зная, что двумя этажами выше она тоже трахает себя. И когда я кончаю всей грудью, я представляю, что мы кончаем одновременно.