Смотря по обстоятельствам

Резвушка-Бабочка сидела на заборе

И, шевеля роскошным крылышком слегка,

О чем-то думала. И вскоре

Увидела внизу изящного Жука.

Хоть и сама она красавицей слыла,

Но тут от восхищенья замерла.

Жук полз, кивая головой любезно,

Его блестящая спина

Была черна,

Как бездна…

У Бабочки и волю и движенья

Сковал какой-то сладостный испуг:

— Ах, — вскрикнула она, — вот если б этот Жук

Мне сделал предложенье,

Была бы я счастливей всех подруг!

Но рядышком присевшая Пчела

Сказала Бабочке:

— А ты узнай-ка лучше,

Где этот Жук

проводит вечера.

— А где?

— В навозной куче.

Да, Бабочки, избрать дружка

Сложней,

чем подобрать обновку.

Иная увлечется лакировкой —

И выберет…

навозного жука.

На птичий двор с прогулки возвратясь,

Гусь начал важничать, хвалиться. —

Я всесторонне развитая птица,

Какой весь свет не видел отродясь.

Я все могу, что захочу:

И бегать по земле, и плавать я умею,

Задумаю, так полечу —

На это крылышки имею.

И спеть могу га-гармонично!

И оперение мое довольно симпатично.

А вот, к примеру, индюки —

Так все сплошные дураки,

И куры — тоже дуры…

— Постой, хвастун, постой, —

Гуся оборвала Хохлатка. —

Ты призови себя к порядку.

Чего ты хвалишься собой?

Умеешь бегать, говоришь?

А сможешь ли догнать хотя бы Мышь,

А убежишь ли от Лисицы?

А так, как Голубь, полетишь,

Хоть он и не из быстрых птиц

(Быстрей летает Сокол)?

А плавать? Можешь ли, как Окунь?

Теперь скажу о пенье:

Чтоб выслушать твое «Га-га»,

Большое надобно терпенье,

Приятней слушать даже Петуха…

Итак, коль разобраться строго,

Ты хвалишься, а между тем

Владеешь многим понемногу,

А в совершенстве-то ничем!

Мужская Шляпа с дамским Башмаком

Негромкий разговор вели в прихожей.

— Признай, Башмак, что жребий твой ничтожен.

Я б в положенье унизительном таком

Не прожила бы и мгновенья:

Хозяйка трет без сожаленья

Твою подошву о паркет, асфальт…

Тебя, Башмак, мне жаль!

То ль дело я! Своим велюром

Густую покрываю шевелюру.

Хозяин мой из тех мужчин,

Которым жалован высокий чин,

А я на голове его.

И, стало быть, я — выше!..

Но Шляпу тут прервал Башмак:

— Потише!

Чего расхвасталась ты так?

Не замечаешь ты, зазнайка,

Что твой хозяин и его высокий чин

И ты же, Шляпа, иже с ним,

Под башмаком моей хозяйки!

Корова в стаде на лугу

Подруге говорила:

— Похвастаться могу,

Какую я вчера диковину купила —

Сила!

Сто семьдесят целковых отвалила!

Зато уж вещь. Такую никому

Из вас иметь не приходилось. М-му!

Подруге любопытно:

— Что мычишь?

Скажи-ка лучше, купила что ты?

— Скажу, коль любопытством ты горишь.

Седло ненашенской работы!

Такое, знаешь ли, под цвет волны,

Прошито строчкой необыкновенной,

А кожа на заклепочках стальных

И стремена из полиэтилена.

— М-м… Говоришь, отличная работа?

Быть может… но одно я не пойму:

На что сдалось тебе седло-то?

— Да что ж тут не понять?

Стремлюсь от жизни не отстать!

Ведь жизнь, как парус на ветру,

За ней попробуй угонись-ка!

Мои соседи по двору

Кобылы Сивка с Лыской

Давно уж седлами обзавелись.

А что я, хуже?

Нет, шалишь!

Гонясь за модой,

Нельзя пренебрегать природой,

Не зря о вещи родилось присловье:

Она подходит,

как седло корове!

Козленок взрослым стал козлом:

Бородка клинышком, рога загнулись лихо.

В ту пору старая Козлиха

С седым Козлом-отцом

Уселись, вечерком решать,

Кого на свадьбу к сыну приглашать.

Был назван гостем непременным

Начхлева — пожилой Бугай,

За ним Осел — завскладом сена,

Потом дворовый пес Пугай,

Который вот уж третий год

Всю бдительность былую потерял

И в коллективный огород

Козлиху иногда пускал.

Был гостем назван Гусь знакомый,

Хоть польза от него невелика,

Но он был писарем в Дворкоме,

А там нужна своя рука.

В число гостей попал Петух.

Хоть был он драчуном и забиякой,

На свадьбе мог затеять драку,

Зато служил в конторе «Козий пух».

Когда же список огласили,

Воскликнул молодой Козел:

— Что за мура?

Вы главных-то моих гостей забыли —

Козлят с соседнего двора!

Коза

Большие сделала глаза:

— Козлята эти нам к чему же?

— Ну, как к чему? Они мои друзья,

Я с ними чуть ли не с рожденья дружен.

— Э-эх, сынок,

Какой же в вашей дружбе прок!

Получишь ли от них хоть шерсти клок?

В квартире у Зайца семейное лихо:

Все нервы издергала Зайцу Зайчиха,

Знай, голосит, уши вытянув в стрелки:

— Какая шикарная шуба у Белки!

Что делать? Бедняга пошел на уловки:

Он кроликам продал запасы морковки,

Свой отдых и свой рацион сократил,

На модную шубу деньжат сколотил.

Зайчихе, конечно, отрадно и любо,

Напялила к вечеру беличью шубу

И в перелесок пошла погулять —

Взглянуть на других и себя показать.

И вдруг (о, коварство!) в кустах краснотала

Она молодую Лису увидала!..

Зайчиха, кусая пушистые губы,

Цедила сквозь зубы:

— Вот шуба, так шуба!

И снова для Зайца настала пора —

Хоть умирай, хоть беги со двора.

Зайчиха не пьет и не ест и не спит,

С утра и до вечера слезно вопит:

— Шубу подай мне, как у Лисицы, —

И глазом раскосым на Зайца косится.

С этой поры поседевший Косой

На веки веков потерял свой покой:

А если Зайчихе случайно приснится

Бобриха иль выдра, иль, скажем, куница?

А вдруг где-нибудь попадется тигрица?..

В краю Чижей, Стрижей, Дроздов

Одной строительной конторой

С названием «Стройптичгнездо»

Пять лет руководил Медведь матерый.

Дела в конторе шли ни валко и ни шатко,

То там просчет, то тут изъян.

Частенько недовыполняли план,

Короче — мало было там порядка.

Мне как-то жаловался Чиж:

— Вот ты поди ж!

Медведь-то наш отъявленный бездельник,

Слоняется по лесу целый день.

Погреется на солнце, ляжет в тень,

А то залезет в можжевельник

И лижет шишки там. Лишь вечером

Придет на стройку грузною походкой,

Чтобы в Главлес отправить сводку

И до своей Медведихи — бегом.

И вообще, что из Медведя за строитель?

А вот поди же ты — руководитель!

— Ты, Чиж, Медведя не хули, —

Как будто выросши из-под земли,

Вмешалась в разговор Сорока, —

Медведь — талант, каких не так уж много,

Ведь далеко не каждый в жизни

Способен, если здраво рассудить,

Ни бе ни ме в строительстве не смысля,

Пять лет строительством руководить.

Тут нечему особо удивляться —

Не одного такого знает свет.

К работе у него таланта нет,

Но есть талант приспособляться.

Верблюд зашел однажды в зеленя

И с завистью воззрился на Коня:

— Какой красавчик этот Конь,

Как складно он устроен —

Осанист, гладок, строен.

И взгляд — огонь!

А вот меня коварная природа

Зачем-то создала уродом:

Немилость проявив ко мне,

Мохнатый горб привесила к спине.

И тут Верблюд истошным ревом разразился

И, морду вверх задрав, взмолился:

— О, боже, сделай так, чтоб у Коня

Такой же вырос горб, как у меня!

Услышал Конь:

— Мне странно, брат,

Какую же коры́сть ты с бога тянешь?

Ну, скажем, буду я горбат,

Но ты от этого прямым не станешь!

Грачей видали вы в полях и огородах?

Ну что плохого скажешь о грачах!

Вот разве громко покричат,

Но такова уж их порода.

И все ж, недаром говорят,

В семье не без урода.

Однажды два Грача

Травы ль дурной какой хватили

Или чего напились сгоряча,

Но бед немало натворили:

У Ласточки разрушили гнездо

И пух по ветру раскидали;

Двух пожилых Дроздов

В Кротовую нору загнали;

У Пеночки разбили пять яиц

И что-то там еще понатворили…

И вот — переполох средь птиц!

Сороки первыми заговорили:

— Грачи-то нынче каковы!

Совсем переродились.

Ни червяков уж не едят и ни травы,

Все в хищных ястребов, злодеи, превратились!

Страх обуял Дроздих, Скворчих,

Грачей обходит стороною Аист…

А что ж Грачи?

Как были, в основном, грачами и остались.