Когда свет перестал резать глаза, передо мной открылась интересная картина. В проеме двери стоял мой недавний знакомый, из одежды на нем было только тесное полотенце, еле державшееся на бедрах, и тапочки. Мохнатые и внутри, и снаружи.
— Здрасьте, — прищуривалась я, все еще прикрывая глаза рукой, — а я вас ищу.
— Судя по тому, что кроме меня здесь никто не живет, вряд ли вы могли ошибиться дверью.
— Я и не ошиблась, я пришла к вам наниматься горничной. Вы же сами сказали, что предыдущая ушла, а новую вы еще не наняли.
На его лице не отражалась ни издевка, ни усмешка, ни логичное в данной ситуации раздражение. Ведь несла я полную чушь, даже мне это было понятно.
— В полночь, без звонка, в моей спальне? — он лишь вздернул бровь.
Я не могла понять, что за игру он ведет. Ведь прекрасно понимает, что я здесь не просто так оказалась. Но отступать было поздно, сознаваться стыдно, а дело нужно было довести до конца. Тара в любом случае от меня не отстанет, долг чести вора — выполнить обещание, поэтому я приняла игру.
— У вас было не заперто, никто не откликался, вот я и решила осмотреть будущее место работы.
— Вы уверены, что после вашей выходки, вы его получите?
— Разве нет?
Походкой от бедра я подошла к нему, обхватила за шею и прикоснулась к его губам. Теплая волна захватила меня, когда он ответил на поцелуй, его губы сминали мои, обволакивая, лаская, вжимаясь. Томная волна вихрем пронеслась по телу, охнув в низ живота. Его твердая рука легла на мою талию и прижала к себе. Сквозь тонкую ткань полотенца я ощущала его растущий интерес ко мне, рука уже давно гуляла по моему телу, исследуя каждый уголок спины, проходя по шее, спускаясь по плечам. Лишь с усилием я заставила себя оторваться от поцелуя, выскользнуть из его рук.
— Так я принята?
— Считаете, это было ваше резюме? Вы этим зарабатываете на жизнь?
Резко почувствовала жар на щеках и прикоснулась к опухшим губам, ощущая приторную сладость поцелуя и неимоверный стыд.
— Хорошо, — не дал он мне опомниться, — считайте, что приняты. К работе приступите завтра с утра, начнете с уборки кухни, разберете кладовки. Уже поздно, так что останетесь в комнате для прислуги.
— Я бы лучше ушла, — сделала шаг к двери, но его слова заставили остановиться.
— В таком виде? Надеюсь, что с первой заработной платы вы купите себе одежду по сезону. И, раз уж мы с вами так тесно знакомы, давайте представимся. Меня зовут Мороз Иван Степанович.
— Снежана.
— Какое интересное имя, новогоднее, — улыбнулся он.
— Ваше тоже, Мороз Степанович. Ой!
Он на секунду задержал на мне взгляд, а потом громко рассмеялся.
— А мне нравится. Теперь только так меня и называйте. Мы с вами как Дед Мороз и Снегурочка. Пойдете со мной в новогоднюю ночь разносить подарки?
Меня такие шутки окончательно выбили из колеи. Мало того, что попалась как девчонка, вместо того чтобы сдать в полицию, взял на работу, так теперь еще и в Снегурочки записал.
— По крышам лазать и в трубы спускаться?
Хохот отразился от стен, собираясь в комнате гулким эхом.
— Вы мне нравитесь. Пройдите вниз, на кухню, я переоденусь и спущусь. Покажу, где вы будете ночевать, а заодно угощу горячим чаем и бутербродами.
Он сделал шаг в сторону, а я проскочила в коридор.
— Только не вздумайте убегать, — я обернулась, и встретила колкий взгляд, от которого холодок побежал по телу. Кивнула и сбежала по лестнице вниз.
Щелкнула выключателем, теперь это можно было делать, не боясь быть обнаруженной. Чай — это хорошо, но нужно было как-то предупредить Тару, что я задержусь минимум до утра. Но подруга опередила меня. Раздался тихий стук в окно, я отодвинула занавеску и увидела практически посиневшее лицо Тары.
— Ну, ты чего, попалась? Этот копов уже вызвал? Открывай окно и бежим.
— Да не тараторь ты. Он меня на работу взял, типа горничной. И на ночь оставил.
Подруга с недоверием посмотрела на меня сквозь стекло, покрытое морозными узорами.
— Он же старый! Этот извращенец приставал к тебе? Не заметила плеток или ошейников у него в комнатах?
— Вроде нет, — пожала я плечами. — Мне он показался приличным, да и не такой уж и старый, лет на десять старше, не больше.
— Ох, Снежка, мало ты о жизни знаешь, не ученая еще. Хотя резон в этом есть, если он на тебя запал, ты сможешь спокойно дом осмотреть, может еще чего найдешь, пока хозяина дома нет. Так что оставайся, завтра придешь, расскажешь. И про часы не забудь.
Тара исчезла так же быстро, как и пришла. Только я успела задернуть занавеску, как появился мой наниматель.
— Что же вы чайник не поставили? Бутерброды не приготовили? — покачал он головой. — Спальню осмотрели, а кухню постеснялись?
Он уже был одет в домашний костюм: вельветовые брюки, такой же пиджак, подпоясанный кушаком. Мороз Степанович прошел к холодильнику, достал хлеб, мясо, зажег конфорку и поставил чайник. При виде изобилия еды предательский заурчал живот.
— Вам довольно вредно долго находиться на морозе, да еще на голодный желудок. Вы давно ели? — он протянул мне огромный бутерброд с несколькими видами мяса, сыром и ветчиной.
Я откусила огромный кусок, чувствуя, как растекается по телу приятное ощущение от сытной еды.
— Днем, — ответила я с набитым ртом.
— Почему не ели позже? — его взгляд посерьезнел, он внимательно осматривал меня сверху до низу.
— Худею, — соврала я. Еще чего, буду я признаваться незнакомому мне человеку, что на пайку мы с Тарой сегодня не заработали.
— Это и видно, — посмотрел он на меня и протянул второй бутерброд. — Провожу тебя в комнату, завтра покажу все, что нужно будет сделать.
На ходу откусывая бутерброд, я пошла за ним. Зажигая свет в коридорах, он будто открывал мне новый, но такой знакомый мир. Незамысловатые статуэтки, расставленные на полках, картины в простых деревянных рамах — все это выглядело как дом довольно скромного человека. Если не знать, что именно это были за статуэтки и картины.
Без труда я узнала работы Огюста Рафалье, знаменитого художника Юты, отлитые Жаком Лантье фигурки лошадей, их всего было 14. Одна стояла у нас в доме, папа тогда продал целую лошадь, чтобы купить эту фигурку. Ни один из экспонатов не был подделкой, четкие штрихи Рафалье я бы узнала, где угодно, а про отличительную черту лошадей — немного испорченную подкову — знали лишь те, кто являлся обладателями этих фигурок. В коридоре стояло целое состояние, а он обращал на них внимания столько же, как на рыночные игрушки.
Кто ты, Мороз Степанович?