Глава 5

— О боги, до чего я ненавижу эту обязанность! — Инспектор полиции Гея Джеруша ПалаТион сердито дернула за полу свой алый плащ, который прищемила дверцей патрульной машины. Машина вздрогнула и остановилась на дворцовой площади — в самом верхнем конце Главной улицы Карбункула.

Сопровождавший ПалаТион сержант посмотрел на нее с иронической полуулыбкой, от которой смешно сморщились светлые веснушки на его тонком смуглом лице.

— Вы хотите сказать, инспектор, что вам не нравятся визиты в королевский дворец? — невинным тоном спросил он.

— Вы прекрасно поняли, что я хочу сказать, сержант Гундалину. — Она еще раз дернула за полу плаща, и тот распахнулся; под ним была обычная полицейская форма серо-голубого цвета. Зато алый плащ был скреплен у горла красивой пряжкой с печатью Гегемонии. — Ах, БиЗед... — она махнула рукой, — я хочу сказать, что ненавижу эти костюмированные представления на тему: «Визит инопланетян к Снежной королеве»!

Гундалину погладил светозащитный козырек своего самого обычного шлема из белого металла. Шлем Джеруши был позолочен. Алого плаща Гундалину тоже не полагалось.

— Вы еще должны радоваться, инспектор, что наш комиссар не пристроил в машину карликовое деревце в горшке, а вам на шлем — консервированные фрукты, чтобы вы могли произвести на здешнюю королеву еще более благоприятное впечатление... Ведь должны же вы как-то внедрять универсальный закон Гегемонии на этой ублюдочной планете, черт бы ее побрал?

— Ох и дерьмо! — По светлым плиткам дворцовой площади, выложенным прихотливым рисунком, они двинулись к массивным парадным дверям. На дальнем конце площади двое слуг — уроженцев Зимы — скребли плитки щетками на длинных ручках. Здесь вечно что-нибудь скребли, чистили, мыли, доводили до совершенства. Не алебастр ли это, полюбопытствовала она, посмотрев себе под ноги, и подумала о песке, летней жаре и синем небе. Ничего этого здесь не было — во всем холодном вылизанном каменном городе. Дворцовая площадь была началом Главной улицы, началом этого мира Зимы. Или его концом. Здесь, над верхними ярусами, были видны мертвенно-холодные небеса, беспомощно глядевшие на них с Гундалину сквозь толстенные, предохраняющие от любых ветров и дождей прозрачные стены Карбункула.

— Ариенрод не более моего любит эти идиотские визиты. Единственный положительный момент — если она чисто случайно поверит, что мы настолько глупы, насколько хотим казаться.

— Ну а что вы скажете, инспектор, насчет здешних варварских ритуалов и суеверий? Ведь аборигены до сих пор считают чрезвычайно важными и полезными человеческие жертвоприношения. А какие чудовищные маскарады и оргии они устраивают прямо на улицах Карбункула каждый раз, когда члены Ассамблеи прибывают сюда с визитом!..

— А ты, БиЗед, разве не принимаешь участия в параде по случаю прибытия на Харему премьер-министра, который позволяет наиболее отличившимся целовать ему ноги в знак особого расположения?

— Ну, вряд ли это можно сравнивать... К тому же премьер-министр ведь и сам родом с Харему, — Гундалину весь подобрался, словно пытаясь защититься от скверны, — да и наши празднества всегда такие благородные!

Джеруша улыбнулась.

— Все познается в сравнении. И прежде чем бросаться оценками по поводу чужой культуры, сержант, вам следует повнимательнее изучить этнографию планеты, пока не разберетесь, что к чему. — Она специально нацепила маску официальной благопристойности, дав Гундалину возможность оценить ее по достоинству, прежде чем они предстанут перед королевской стражей, которая уже напряженно ждала у дверей, словно тоже участвуя в некоем костюмированном представлении, данном в честь инопланетной полиции. Огромные, потемневшие от времени двери раскрылись перед ними без малейшей задержки.

— Да, мэм, вы правы.

Их начищенные башмаки прогремели по коридору, ведущему в зал Ветров. Гундалину выглядел подавленным. Он провел на Тиамат уже почти целый ее стандартный год и большую часть этого времени был Джеруше незаменимым помощником. Он ей нравился. И, похоже, отвечал своей начальнице взаимностью. Ей представлялось, что он весьма твердо следует намеченным курсом вверх по карьерной лестнице и вскоре будет достаточно компетентным, высшим офицером. Впрочем, родом он был с Харему, планеты, которая, в сущности, правила всей Гегемонией. Особой властью там пользовались технократы, создававшие в высшей степени изощренное оборудование для всех семи миров Гегемонии. Джеруша подозревала, что Гундалину, младший сын какого-нибудь могущественного технократического клана, был просто вынужден покинуть родину и служить полицейским на чужой планете из-за суровых законов о наследстве, свойственных Харему, но сам он технократ до мозга костей. С некоторой грустью она думала, что, сколько ни заставляй его прокручивать видеозаписи по культурной ориентации, все равно терпимости такого человека не научишь.

— Ну что ж, — сказала она куда более мягким тоном, — я, пожалуй, назову тебе одного человека в маске, который действительно соответствует всем твоим предубеждениям по поводу аборигенов, да и моим тоже. Это Звездный Бык. Впрочем, он инопланетянин, кем бы или чем бы по сути своей ни был здесь, на Тиамат. — Она взглянула на фрески, украшавшие стены зала; на них были изображены леденящие душу сцены из жизни Зимы. Джеруша попыталась определить, сколько раз подобные сцены воспроизводили здесь вновь и вновь. Однако из головы не шел Звездный Бык — этот негодяй, что вечно стоит по правую руку королевы и как бы прячет усмешку под своим проклятым капюшоном и маской при виде полицейских — инопланетных пташек с подрезанными крыльями.

— Он носит маску по той же причине, что воры и убийцы, — мрачно изрек Гундалину.

— Да, весьма похоже. Живое доказательство того, что ни одна планета не обладает монополией на духовный регресс... И ведь этот подонок практически на вершине власти! — Джеруша замедлила шаг: ей показалось, будто в брюхе планеты сонно вздохнул какой-то великан. Она и сама глубоко вздохнула, с неприязнью ожидая очередного Испытания Ветром, которое тоже было частью ритуала во время визитов во дворец, и даже в теплом плаще дрожала от холода, ибо воздух вокруг стал вдруг ледяным. Ей никогда не удавалось полностью избавиться от страха и изумления в этом странном месте, называемом залом Ветров.

Она заметила, что у моста, перекинутого над пропастью, их ждет один из придворных, и была рада, что королева хоть на этот раз оказалась достаточно предусмотрительной. Чем меньше думать о пропасти, тем легче через нее перейти. Возможно, присутствие придворного означало, что Ариенрод пребывает в хорошем настроении или же просто слишком занята чем-то более важным. Джеруша хорошо знала, сколь разветвленную систему шпионов создала королева в этом городе и особенно здесь, в собственном дворце. Ариенрод очень нравилось ставить ловушки, способные полностью деморализовать противника... а еще — Джеруша нисколько в этом не сомневалась — королеве приятно было видеть, как ее жертвы покрываются испариной от страха.

Джеруша узнала Кирарда Сета, старейшего из представителей древних родов Тиамат, фаворита королевы. По слухам, он пережил уже целых четыре визита членов Ассамблеи, однако лицо его под причудливо закрученным тюрбаном казалось совсем еще юным.

— Старейший! — Джеруша немного смущалась, приветствуя его так и с горечью сознавая, что у нее самой вокруг глаз уже появились «гусиные лапки»; однако от этих мыслей ее тут же отвлек то ли стон, то ли зов, донесшийся из пропасти и похожий на голодный хохот проклятого и нераскаявшегося грешника в аду. Кому только пришло в голову построить этот Колодец? Каждый раз, приходя сюда, она задавала себе один и тот же вопрос. Ей казалось порой, что в стонах ветра на самом деле слышатся стоны строителей этого зала, тех древних людей, которые выдумали и создали весь этот город-призрак на самом севере планеты Тиамат. Никому не ведомо, кто они были такие, что делали здесь до того, как рухнула их великая межзвездная империя, по сравнению с которой теперешняя Гегемония кажется крохотным государством.

Если бы сейчас она могла оказаться где-нибудь на Летних островах, то попыталась бы, возможно, отыскать предсказателя и получить ответ на эти вопросы, пусть невнятный, невежественный, но все-таки ответ. Здесь, на Тиамат, на дальних островах предсказатели странствовали, подобно магам иных миров, считая, что их устами говорит великая Богиня — Мать Моря, Хозяйка. Однако мудрость их была подлинной и не искаженной современной цивилизацией, ибо автохтонное население Тиамат давно утратило понимание того, откуда эта мудрость и эти знания на самом деле взялись и зачем существует город Карбункул. В самом Карбункуле никаких предсказателей не было — по законам Гегемонии, охотно поддерживаемым жителями Зимы, испытывавшими отвращение ко всему «примитивному», им появляться там было запрещено. Хорошо рассчитанная и обретшая здесь благодатную почву пропаганда Гегемонии заставляла обитателей Карбункула верить, что пророчества сивилл — это всего лишь смесь шарлатанства и болезненного безумия. Никто, даже правители Гегемонии, не решились бы уничтожать предсказателей в обитаемых мирах... однако Гегемония приложила немало усилий, чтобы сделать Карбункул практически недоступным для них. Они были носителями утраченной мудрости Старой Империи и предназначались для того, чтобы дать новым цивилизациям, возникшим на ее обломках, ключ от дверей в хранилище ее тайн. А уж чего могущественная и ныне процветающая Гегемония не желала, так это видеть, как Тиамат пробуждается ото сна, набирается сил, становится способной даже отказать порой инопланетянам в поставках «живой воды».

Джеруша вдруг живо припомнила того единственного предсказателя, которого когда-либо встречала в Карбункуле, — это было лет десять назад, вскоре после ее прибытия сюда. Она видела все от начала до конца — именно ей было приказано проследить за изгнанием несчастного из города — и шла вместе с вопящей толпой, гнавшей своего перепуганного, протестующего соотечественника вниз, к пристани, чтобы посадить в лодку и отправить в море. На шее у предсказателя был «ведьмин воротник», утыканный шипами, а люди подталкивали его вперед длинными баграми, справедливо опасаясь, что его зло перейдет на них.

А потом, уже спускаясь по крутой лестнице к причалам, они толкнули его слишком грубо, и он упал, и шипы вонзились ему в шею и нижнюю часть щеки; из открытых ран обильно потекла кровь. Кровь, которой так сильно боялась эта толпа, заливала ему рубаху (а рубаха была небесно-голубого цвета; ее тогда поразила красота этого контраста), и, перепуганная до смерти, как и все остальные, она лишь смотрела. Как он сидит и стонет, прижав руки к горлу, но не сделала ничего, чтобы помочь ему...

Гундалину нерешительно коснулся ее локтя. Она удивленно вскинула на него глаза и встретилась с чуть насмешливым взглядом Старейшего.

— Скажите, когда будете готовы, инспектор.

Она кивнула.

Старейший поднес к губам маленький свисток, висевший у него на шее на цепочке, и ступил на мост. Джеруша последовала за ним, глядя только вперед и зная, что увидит, если посмотрит вниз, и вовсе не желая увидеть это: ужасную шахту, ведущую к рабочим механизмам самодостаточного производственного городского цикла, то есть того, что, насколько ей было известно, ни разу городу не понадобилось в течение последних тысячелетий. Там же находились лифты, дававшие техникам возможность беспрепятственно попадать на любые уровни города. Гигантский воздушный столб как бы пронизывал полую сердцевину спирали, вокруг которой расположился Карбункул, заканчиваясь в зале Ветров. Здесь было единственное место в городе, где путь штормовым ветрам был прегражден не полностью. Яростные ветры открытого пространства с бешеной скоростью врывались в эту громадную трубу, как бы высасывая воздух из ее подземных пустот. Здесь, в зале Ветров, на большой высоте в воздухе всегда чувствовался сильный запах моря и слышались его стоны, пока сам ветер ощупывал шероховатости и углубления в стенах шахты.

Над шахтой в воздухе парили прозрачные панели, похожие на громадные, вечно меняющие свою форму мобили, способные то вздыматься подобно облакам, то создавать предательские боковые потоки воздуха, способные сбить человека с ног. Существовал лишь один путь, ведущий через этот зал к самым верхним уровням города и дворца: легкий разводной мост, светящейся лентой взлетающий над бездной. Мост был достаточно широк, и по нему было бы нетрудно пройти при спокойном воздухе; но это становилось смертельно опасным, когда вокруг начинали свирепствовать жадные вихри.

Старейший издал с помощью своего свистка какой-то определенный звук и уверенно шагнул вперед: воздух вокруг него сразу же застыл. Джеруша буквально по пятам следовала за ним, испытывая непреодолимое желание во что бы то ни стало спрятаться вместе с Гундалину внутрь этого пузыря полного штиля. Старейший продолжал идти спокойным ровным шагом, потом свистнул еще раз и еще. Штиль по-прежнему окружал их со всех сторон; но Джеруша, не оборачиваясь, услышала, как Гундалину выругался себе под нос: видимо, чуть замешкался, и ветер тут же лизнул ему спину.

Это же безумие! Именно такие слова без конца вертелись у нее в голове. Она не могла избавиться от отвращения и ужаса, всегда охватывавших ее при переходе через эту бездну. Что за маньяк придумал подобную забаву? — думала она, понимая, что подобная технологическая ловушка способна поглотить и самого ее создателя, даже если шахта строилась исключительно с целью безопасности города. На том уровне развития техники, который допускался Гегемонией на планете Тиамат, подобное препятствие действовало достаточно эффективно. Какой бы бессердечный безумец ни создал Колодец, он, как подозревала Джеруша, более чем успешно служил и нынешней королеве Зимы.

Они уже достигли середины моста. Джеруша по-прежнему не сводила глаз со спины Старейшего, слушая непохожие один на другой слабые посвисты этого «заклинателя ветров», удерживавшие смертоносный вой где-то во вздыхающей тяжко глубине. Впрочем, то были отнюдь не магические чары, а всего лишь включение автоматического контроля створок, которые то сдвигались, то раздвигались под воздействием конкретного акустического сигнала; в данном случае во благо тем, кто шел по мосту, а не во вред им. Понимая это, она не слишком-то доверяла механизму, особенно если учесть возможность того, что человеку вообще свойственно ошибаться, а в столь древней системе и подавно могли произойти определенные сбои. Некогда, видимо, существовали специальные приборы дистанционного управления, выполнявшие ту же функцию, что и дующий в свисток человек; однако, насколько ей было известно, последний из таких действующих приборов висел на поясе у Звездного Быка.

Наконец-то безопасность. Ее башмаки ощутили под собой спасительную твердь. Пропасть осталась позади. Джеруша с трудом удержалась от невыносимого искушения позволить ватным коленям подогнуться; ей ужасно хотелось сесть прямо на пол. Гундалину, лицо которого было покрыто крупными каплями пота, с улыбкой поглядывал на нее. Интересно, а он тоже старается не думать о том, что придется возвращаться обратно? Джеруша заметила, что даже в походке шествующего впереди них Старейшего ощущается триумф победителя.

Вскоре они вошли в зал Приемов, находившийся как бы в самой вершине спиралевидного города; зал этот поражал своими размерами. Джеруше казалось, что здесь свободно может поместиться целая вилла с ее родной планеты Ньюхевен. Воздушные занавеси из искусственного волокна с морозными узорами на пастельном фоне свисали с изящных арок между стройными колоннами и, покачиваясь, издавали мелодичный звон — к ним были прикреплены тысячи крохотных серебряных колокольчиков, искусно сделанных вручную.

Весь пол в зале был застлан заморским белоснежным ковром — и на противоположном конце этого белого поля на троне своем восседала Снежная королева, божество во плоти, хищный снежный ястреб с когтистыми лапами, и вокруг нее, казалось, царил леденящий холод. Джеруша машинально запахнула плащ поплотнее. «Холоднее, чем в Кару», — пробормотал Гундалину, потирая руки. Старейший знаком велел им остановиться и ждать, а сам прошел вперед, чтобы доложить об их прибытии королеве. Джеруша не сомневалась, что эта женщина с темными холодными глазами под короной очень светлых, почти белых волос уже отлично обо всем осведомлена, хотя и не выдала себя ни единым движением, а продолжала смотреть в пространство перед собою, как бы не видя их. В который раз она поражала Джерушу этой своей способностью; однако, внимательно проследив за взглядом королевы, она вдруг заметила тонкий лучик света.

— Ух ты! — выдохнул Гундалину, когда на ковер неожиданно с криком вывалились сплетенные тела господ придворных; впрочем, комок этот тотчас же распался. — Это что же, дуэль?

Он не мог поверить собственным глазам. Джеруша стиснула пряжку с эмблемой Гегемонии, еле сдерживая злость. Неужели королеве настолько наплевать на межпланетную полицию, что кровавый спектакль по ее приказу разыгрывается прямо в присутствии полицейского инспектора? Она уже открыла рот, чтобы протестовать, требовать... Но еще до того, как сумела отыскать нужные слова, увидела, что «жертва», лежавшая ничком, перевернулась и села; на лице ее не было заметно ни единого волдыря, ожога или пятнышка крови, способного испачкать дивной белизны ковер. Это была женщина. Пышные причудливые одежды, принятые у здешней знати, делали порой невозможным сразу определить пол человека. Вокруг дамы воздух едва заметно колебался: ясно, защитное поле. «Жертва» грациозно поднялась на ноги, склонилась перед королевой в изысканном поклоне, а все остальные зааплодировали, смеясь от удовольствия. Гундалину снова выругался, теперь уже, правда, тише, но с отвращением. Когда придворные расходились, Джеруша заметила среди них человека в черном, холодный блеск металла и поняла, что изображал убийцу сам Звездный Бык.

Боги! Какими пресытившимися полудурками нужно быть, чтобы пытаться сжечь человека просто ради смеха? Они играли с оружием, способным не только искалечить, но и полностью уничтожить, не лучше разбираясь в назначении того или иного механизма, чем избалованный любимец пес в драгоценностях, которыми зачем-то украшен его ошейник. Да, но чья в том вина, разве не наша? Ариенрод вдруг остро глянула в ее сторону, и Джеруша не успела скрыть лицо под маской равнодушия. Странного цвета глаза спокойно смотрели прямо на нее; королева улыбалась. Выражение лица самой Ариенрод приятным назвать было никак нельзя. Кто сказал, что любимый пес не понимает, какой на нем ошейник? Джеруша глаз упрямо не отводила. Или, что дикарь не понимает, зачем придумана та ложь, что превращает его в недочеловека?

Старейший объявил об их прибытии и уже пятился от трона, поскольку в зал вошел Звездный Бык, заняв свое обычное место. Его скрытое маской лицо также было обернуто в их сторону — видимо, ему интересно было узнать, какое впечатление произвел на них разыгранный спектакль. Все мы в душе дикари.

— Можете подойти ближе, инспектор ПалаТион. — Королева подняла тонкую руку.

Джеруша сняла шлем и шагнула вперед, Гундалину держался чуть позади. Она была уверена, что сейчас ничего, кроме минимального официального почтения, прочесть на ее лице нельзя, как и на лице ее спутника. Придворные выстроились в сторонке, приняв те изысканные позы, которые так часто изображались на привозимых торговцами голографиях, с нескрываемым равнодушием наблюдая, как Джеруша приветствует королеву. Почему-то ей вдруг подумалось: отчего они так любят играть со смертью? Все эти люди явно были фаворитами королевы — лица совсем юные, и лишь богам известно, сколько этим старикам на самом деле лет. Все всегда говорили ей одно и то же: те, кто пользуется «живой водой», желают во что бы то ни стало сохранить свою вечную юность. Может ли действительно наступить такой момент, когда испытаешь все, чего желал в жизни? Нет, для этого даже и полутора сотен лет не хватит. А вдруг они просто ничего не подозревают, вдруг Звездный Бык не предупредил их о грозящей опасности?..

— Ваше величество... — Она глянула искоса на Звездного Быка и мгновенно перевела взгляд на королеву, восседавшую на троне. Прелестное девичье лицо казалось сейчас насмешливой маской — из-за слишком мудрых, слишком много видевших глаз.

Ариенрод чуть приподняла палец, этим едва заметным движением как бы призывая молчать.

— Я решила, что с сегодняшнего дня, являясь сюда с визитами, вы будете преклонять колена пред королевой Зимы, инспектор.

Джеруша прикусила губу. Ей потребовалось несколько секунд и очень глубокий вдох, чтобы прийти в себя.

— Я офицер межпланетной полиции, ваше величество. Я присягала на верность Гегемонии. — Она умышленно смотрела как бы сквозь Ариенрод, мимо нее — куда-то на спинку трона. Тщательно заделанные швы в зеркально гладкой поверхности, светящиеся внутри камня спирали и затертые трещинки приковывали ее взор, точно магический лабиринт: причудливое искусство, порожденное в недрах Карбункула странной смесью очень различных культур.

— Но Гегемония оставила ваше подразделение на Тиамат для того, чтобы вы служили мне, инспектор. — Голос Ариенрод заставил ее вновь посмотреть на королеву. — Я требую всего лишь того уважения, которым пользуется любой правитель независимой территории. — Слово «независимая» она произнесла с чуть заметным нажимом.

— Ну и требуй, черт бы тебя побрал! — это Гундалину почти неслышно проворчал у Джеруши за спиной; взгляд королевы молнией метнулся к нему, запечатлевая лицо юноши в своей памяти. Звездный Бык почти лениво спустился на одну ступеньку — лазерное ружье все еще болталось у него на руке, затянутой в черную перчатку. Но королева снова шевельнула пальцем, и он замер, безмолвно повинуясь.

Джеруша колебалась, чувствуя и возникшее вокруг восхищенное изумление, и то, как дрожит от негодования у нее за спиной Гундалину. Моей задачей шляется сохранение мира. Она чуть наклонила голову к Гундалину.

— Ну хорошо, БиЗед, — сказала она почти так же тихо, как говорил он, но все-таки не настолько тихо. — Мы преклоним перед королевой колена. В конце концов, это не такое уж неразумное требование.

Гундалину пробормотал что-то на незнакомом ей языке, глаза у него потемнели. Звездный Бык крепче стиснул свое страшное оружие.

Джеруша снова повернулась к королеве, ощущая на себе взгляды всех присутствующих, более уже не безразличные, а давяще-настойчивые, потом преклонила одно колено и склонила перед Ариенрод голову. Через секунду у нее за спиной послышался шорох и скрип кожи — это Гундалину тяжело опустился на пол за ней следом.

— Ваше величество...

— Можете встать, инспектор.

Джеруша одним движением поднялась.

— А ты нет! — Голос королевы звучал резко; она смотрела мимо Джеруши на Гундалину, который тоже начал было подниматься. — Ты будешь стоять на коленях до тех пор, пока я не позволю тебе встать, инопланетянин. — При этих словах Звездный Бык, словно воплощение воли королевы, выдвинулся вперед и сжал рукой в черной перчатке плечо Гундалину, заставляя его оставаться коленопреклоненным и прошипев что-то на том же, незнакомом Джеруше, языке. Она стиснула руки под плащом, потом заставила себя чуть расслабиться и резко сказала:

— Убери от него руки, Звездный Бык, не то я арестую тебя за оскорбление офицера полиции.

Человек в черном улыбнулся — она заметила, как нагло блеснули его глаза в прорезях маски, — но не двинулся с места, пока королева жестом не приказала ему отойти.

— Вставай, БиЗед, — тихо сказала Джеруша, с трудом сохраняя спокойствие, и протянула руку, помогая Гундалину подняться; она чувствовала, что он прямо-таки дрожит от бешенства. На нее он не смотрел; веснушки на смуглом лице покраснели от прилившей крови.

— Если бы это был мой подданный, он был бы наказан за подобную дерзость более сурово. — Ариенрод наблюдала за ними теперь уже с совершенно бесстрастным выражением лица.

Мы и так уже достаточно сурово наказаны. Джеруша отвернулась от Гундалину, подняла голову.

— Он гражданин Харему, ваше величество; и здесь он полностью отвечает за собственные поступки. — Она пристально посмотрела на Звездного Быка, который все еще стоял с нею рядом.

Королева улыбнулась, и на этот раз в ее улыбке было едва заметное восхищение.

— Хм, так, может, действительно комиссар ЛиуСкед посылает вас сюда с отчетами не просто как женщину-полицейского, а?..

Что ж, оказывается, и ты не всеведуща. Джеруша чуть улыбнулась одними губами, как бы самой себе.

— Прошу прощения, ваше величество, но я вынуждена предупредить, что... — Она неожиданно резко повернулась и ловко выхватила лазерное ружье у Звездного Быка. — Видите ли, это весьма опасное оружие, а не игрушка. — Короткий приклад удобно лег в руке; ружье было нацелено прямо на Звездного Быка, и он, едва шевельнувшись, застыл на месте; Джеруша слышала возбужденное перешептывание придворных. — Из энергетического оружия, ваше величество, никогда нельзя целиться во что-то или в кого-то просто так, если вы, конечно, не хотите, чтобы ваша цель была уничтожена. — Она видела, как от напряжения напряглись, взбугрились мускулы на руках Звездного Быка. И опустила ружье. — А индивидуальное защитное поле в каждом пятом случае оказывается недостаточно прочным при прямом попадании, тем более из лазерного оружия. Вашим придворным следует помнить об этом всегда.

Королева весело рассмеялась; Звездный Бык, вытянув шею, скосил глаза в ее сторону; глаза его огоньками просвечивали сквозь прорези в маске.

— Благодарю вас, инспектор, — кивнула ей Ариенрод, делая пальцами какое-то забавное движение. — Но мы всегда хорошо представляем себе пределы и возможности вашего инопланетного оборудования и механизмов.

Джеруша сделала вид, что слова королевы не вызвали у нее ни малейших сомнений, снова подняла ружье и для начала прицелилась прямо в Звездного Быка.

— Ты еще пожалеешь об этом, сука, — еле слышно, только для нее одной прошипел он. Вырвал у нее ружье, оцарапав ей ладонь, и быстрым шагом отошел к трону.

Она невольно поморщилась.

— А теперь, ваше величество... с вашего разрешения я все-таки представлю вам отчет комиссара ЛиуСкеда об уровне преступности в городе.

Ариенрод кивнула и положила руку на плечо Звездного Быка — так хозяин успокаивает разнервничавшуюся собаку. Придворные начали потихоньку исчезать, пятясь, чтобы не поворачиваться к королеве спиной. Джеруша с трудом подавила желание сочувственно улыбнуться им. Этот отчет имел для королевы не больше значения, чем сотни предшествующих или тех, что последуют за этим. Впрочем, сама-то она вскоре будет вообще неизвестно где... Джеруша включила диктофон, висевший у нее на поясе, и услышала голос своего начальника, перечислявшего количество разбойных нападений, ограблений, арестов, обвинительных приговоров, имена инопланетных и местных преступников и жертв. Слова текли бессмысленной цепочкой звуков, отдаваясь в мозгу, пробуждая уже знакомые сомнения и сожаления... Бессмысленно... все совершенно бессмысленно.

Полиция Гегемонии представляла собой полувоенную организацию, имевшую своих представителей на всех планетах для защиты интересов самой Гегемонии и граждан той или иной планеты... или, точнее, для защиты интересов местных властей. Здесь, на Тиамат, с ее крайне низким уровнем технологии и разбросанным по всей территории немногочисленным населением (половина которого к тому же едва ли вообще учитывалась Гегемонией), силы полиции равнялись по сути дела одному полку, расквартированному главным образом на космодроме и в Карбункуле.

Да, здесь они существовали действительно как бы с подрезанными крыльями, пребывая в полной зависимости от местных законов; в их обязанности входили только такие мелочи, как разбор пьяных драк, арест всяких воришек и бесконечная череда вытирания носов и проведения душеспасительных бесед, тогда как буквально у них на глазах совершались вопиющие злодеяния, и притом совершенно безнаказанно, и наиболее гнусные преступники продолжали преспокойно встречаться в злачных местечках Лабиринта, где чувствовали себя как дома.

Премьер-министр может, конечно, символизировать собой Гегемонию, но он более не способен управлять ею, держать ее под контролем, как это было когда-то. Если такое вообще когда-то было. Все связи внутри Гегемонии контролируются экономикой, торговлей: купцы и торговцы — вот ее настоящие корни; а их единственным божеством является Выгода. Впрочем, есть разные виды торговли и разные торговцы... Джеруша снова посмотрела на Звездного Быка, небрежно прислонившегося к правому подлокотнику королевского трона: живой символ странного сговора Ариенрод с силами тьмы и света одновременно, а может — и манипулирования этими силами... В Звездном Быке как бы сконцентрировалось все самое отвратительное и злое, что было в Карбункуле и его обитателях.

Преступление и наказание на Тиамат — прежде всего в Карбункуле, — как и на других планетах Гегемонии находились в юрисдикции двух судов: местного, в котором председательствующий избирался жителями Зимы и действовал в соответствии с местными законами, и Верховного. Полиция щедро снабжала зерном обе эти мельницы, и, по мнению Джеруши, зерна должно было быть значительно больше. Но Ариенрод не только терпела, но даже, пожалуй, приветствовала существование на планете некоего подпольного мирка, этакого лимба, нейтральной зоны, удобной и для инопланетян, и для местной знати. И комиссар ЛиуСкед, напыщенный, всегда готовый лизать чужие сапоги жалкий солдафон, явно не способен был понять, что с этим нужно решительно бороться. Ах, если б у нее самой был соответствующий чин и хотя бы половина полномочий ЛиуСкеда...

— Вы можете как-то прокомментировать этот отчет, инспектор?

Джеруша чувствовала себя до странности прозрачной под взглядом Снежной королевы. Она выключила диктофон — удобный повод, чтобы спрятать глаза.

— Нет, ваше величество. — Я ни слова не скажу о том, что ты хотела бы узнать. Что хоть как-то могло бы прояснить твое положение.

— А неофициально, Гея Джеруша? — тон королевы изменился.

Джеруша посмотрела ей в лицо, такое открытое, прелестное: лицо настоящей женщины — не маска королевы.

Такому лицу почти можно было поверить... ей почти показалось, что за всеми этими ужимками и предательствами прячется настоящий, реальный человек, до которого можно дотронуться... почти. Джеруша через плечо глянула на Звездного Быка, стоявшего у трона, — пажа королевы, ее любовника. И вздохнула.

— У меня нет неофициального мнения на этот счет, ваше величество. Я здесь представляю Гегемонию.

Звездный Бык сказал что-то на незнакомом ей языке; по тону она догадалась, что это ругательство или какая-то грубость.

Королева засмеялась — звонким, невинным смехом. И махнула рукой.

— Что ж, в таком случае можете идти, инспектор. Если мне понадобится еще порция консервированных заверений в лояльности, я велю инопланетянам привезти мне коппока. По крайней мере, его перья будят у окружающих воображение.

Появился Старейший, поклонился и повел полицейских прочь из королевских покоев.

* * *

Джеруша застыла посреди дворцовой площади, не сводя глаз с патрульной машины. Ветровое стекло было точно паутиной покрыто бесчисленными трещинами: так, прямое попадание. Значит, вот до чего дошло?

— Ну уж на этот счет у меня и неофициальное мнение нашлось бы! — Она коснулась было изуродованного стекла, потом решительно взялась за ручку двери. — Но черт меня побери, если я стану устраивать им спектакль! — Она плюхнулась на вращающееся сиденье рядом с Гундалину, который уже взялся за руль. — А вообще-то, — она опустила боковое стекло, — я вряд ли смогла бы сейчас придумать, что сказать ей, кроме того, что устала, что испытываю такое ощущение, будто меня пожевали и выплюнули. Иногда хочется все-таки знать, несем мы здесь за что-то ответственность или нет? — Она пошарила в кармане в поисках пакетика с йестой, вытряхнула пару стручков на ладонь и стала жевать плотную кожистую мякоть, чувствуя, как кисловатый, резкий на вкус сок проникает внутрь, как расслабляются натянутые нервы. — Ну, все-таки полегче... Хочешь? — Она протянула пакетик Гундалину.

Он напряженно вглядывался вперед сквозь оставшиеся неповрежденными кусочки стекла. Он уже давно молчал; молча шел назад через зал Ветров — словно по пустой улице; да и сейчас не отвечал ей.

Она убрала пакетик.

— Вы в состоянии вести машину, сержант? Или, может, лучше мне? — Столь внезапная смена тона заставила его вспыхнуть.

— Да, инспектор. Конечно в состоянии! — Но глядел он по-прежнему прямо перед собой. Она видела, что ему страшно хочется прибавить что-то еще; он судорожно, с трудом сглотнул, словно разозлившийся ребенок. Машина вырулила со стоянки, чуть подала назад и, развернувшись, двинулась вниз по Главной улице.

— Что сказал Звездный Бык сразу перед тем, как королева отослала нас прочь? — Джеруша старалась говорить равнодушным тоном. Она еще могла кое-как разобраться в идеографической письменности Харему — инструкции по эксплуатации присылаемой ими техники требовали подобных знаний, — однако никогда не затрудняла себя изучением разговорного сандхи. Полицейские обычно пользовались языком «планеты пребывания».

Гундалину прокашлялся и снова судорожно сглотнул.

— Прошу прощения, мэм, но эта скотина сказала: «У членов Ассамблеи, видно, яйца больше головы, если они посылают в качестве своих представителей таких ублюдков».

— И это все? — Джеруша хмыкнула, ей стало смешно. — Черт побери, это же почти комплимент!.. Удивительно, что королеве подобные слова показались смешными. Интересно, а она действительно хорошо их поняла? Может, она не понимает, что это прежде всего касается ее самой?

— Ну она же полностью в его лапах! — злобно пробормотал Гундалину.

На этот раз Джеруша рассмеялась.

— О да! И в лапах инопланетян тоже. Значит, Звездный Бык родом с Харему?

Гундалину кивнул.

— Что он сказал тебе?

Гундалину только головой помотал, не глядя на нее.

— БиЗед, ты ведь знаешь, меня вряд ли можно чем-либо удивить в этом гнусном городе.

— Я знаю, инспектор. — В конце концов он все-таки взглянул на нее, и тут же веснушки его от смущения порозовели... — Но этого я вам повторить не могу. Ни за что. Это могут понять только те, кто родился и вырос на Харему. Это вопрос Чести.

— Понятно. — Она и раньше слышала от него нечто подобное о Чести с большой буквы. Видимо, он придавал этому понятию какое-то не совсем понятное ей значение.

— Я... спасибо вам, что вступились за меня в этой стычке со Звездным Быком. Мне самому все равно недопустимо было долее отвечать на его оскорбления, не теряя своего лица и не нанося ущерба Чести. — Джеруша изумилась его церемонной речи и искренней благодарности, звучавшей в голосе.

Она посмотрела в окно: благородные господа и их слуги глазели на полицейских из-за ставен, прикрывавших окна богатых домов верхнего города.

— Честь не может пострадать, если оскорбление наносит человек, вообще о чести представления не имеющий.

— Благодарю вас. — Он резко вильнул, чтобы объехать катившийся прямо на них золотистый игрушечный обруч какого-то малыша. — Я сам во всем виноват, это понятно. К тому же я явился причиной недовольства вами и полицией вообще. Если вам больше не потребуется моя помощь, я вас отлично пойму.

Она откинулась на мягкую округлую спинку сиденья, поудобнее уложила пораненную Звездным Быком руку.

— А может, тебе лучше просто больше не ходить со мной во дворец с этими отчетами, БиЗед? И никакого особого недовольства твоим поведением я не ощущаю. Просто теперь у Звездного Быка есть против тебя козырь, так что тебе придется трудно, а стало быть, будет труднее и мне — особенно трудно будет не дать им вывалять в грязи доброе имя межпланетной полиции. Если честно, ты мне нравишься, БиЗед; неприятно будет, если тебе захочется от меня уйти. — Хотя в этом отношении ты будешь не первым. По лицу его скользнула слабая довольная улыбка.

— Нет, мэм. Я совершенно не собираюсь никуда уходить... вовсе нет! А вот стоять за вашей спиной во время визитов к этой королеве действительно очень противно. — Улыбка его стала шире.

Она кивнула.

— Я понимаю. Неужели ты думаешь, что мне самой это не надоело и никогда не хотелось кого-нибудь послать вместо себя? Тебя, например? — Она усмехнулась, чувствуя, что ей стало легче. Расстегнула свой тяжелый парадный плащ и с отвращением стряхнула его с плеч; потом сняла шлем, сделанный из позолоченной, причудливой формы раковины. — Боги! Ведь эта реликвия прямо-таки просится на священное дерево! До чего же мне все здесь осточертело! Ничего другого не хочется — лишь бы честно служить где угодно — там, где требуется полиция, а не потешный полк!

Гундалину оглянулся на нее — теперь уже без улыбки.

— А почему бы вам не перевестись?

— А ты представляешь себе, сколько времени занимает оформление перевода? — Она покачала головой, бережно положив шлем на колени и расстегивая воротник парадного мундира. Потом вздохнула. — И кроме того, я уже пробовала. Ничего не вышло. Я им, видите ли, «нужна здесь». — В голосе ее звучала горечь.

— А почему бы вам вообще не уволиться?

— А почему бы тебе вообще не заткнуться?

Гундалину снова с повышенным вниманием уставился на дорогу. Теперь они спустились в Лабиринт и еле ползли по его запруженной народом территории. Небо за толстыми прозрачными стенами уже окрасилось в закатные тона. Джеруша смотрела на плетущихся по тротуарам оборванцев, на отвратительно яркие витрины — все это вдруг показалось ей насмешкой над ее собственными высокими целями и устремлениями... Неужели она действительно готова пожертвовать чем угодно, лишь бы иметь настоящее дело? Неужели готова рискнуть даже тем довольно высоким чином, который, как ей было известно, ЛиуСкед присвоил ей исключительно из-за этих визитов к Снежной королеве? Она сердито сунула темно-каштановый локон за левое ухо. В конце концов, через какие-то пять лет все здесь переменится. Гегемония покинет Тиамат, и тогда ее, Джерушу, пошлют куда-нибудь еще — не все ли равно куда, где угодно будет лучше, чем здесь. Терпение и еще раз терпение — вот и все, что нужно. Боги свидетели, женщине вообще нелегко сделать карьеру, да еще в качестве полицейского; даже сейчас ей вряд ли светит сколько-нибудь высокий пост.

Они проезжали мимо боковой аллеи, где все — стены зданий, фонари, флажки на столбах — было окрашено в лиловато-синие тона: аллея Индиго... Ее ведь тогда послали на Тиамат именно потому — в этом она была практически уверена, — что она женщина; и поначалу ее это даже привлекало. Но вскоре восторгов поубавилось. Она вообще пошла на службу в полицию, потому что эта работа нравилась ей, вот только делать эту работу как следует здесь почему-то никак не удавалось...

Она краем глаза успела заметить, что в переулке что-то не так. Почуяла тревогу.

— БиЗед, назад! Включи прожектор! Надо посмотреть вон в том проезде... — Она нахлобучила шлем, быстро застегнула ремешок под подбородком и рывком открыла дверцу машины. — Скорей, за мной. — И выскочила на улицу, не дожидаясь, пока патрульная машина припаркуется у въезда в темноватую улочку. Воздух был пропитан ароматами кухни; весь узкий тупичок по обе стороны был точно норами изрыт входами в забегаловки, которые, несмотря на обеденное время, были почти пусты. Немногочисленные посетители, казалось, вжались в стены при виде красного огня патрульной машины и серо-голубых мундиров. Неладно было явно где-то здесь, где-то совсем недалеко... Джеруша замедлила шаг, нащупывая кнопку индивидуального освещения на своем шлеме, потом нырнула налево, в черную трещину, за дом, низ которого занимали три магазинчика сразу. Слабый фонарик помогал мало: сперва ей удалось разглядеть только груду каких-то металлических цилиндров и ящиков. Сзади к ней тихо подошел Гундалину... Потом она услышала голоса...

В самой глубине щели она разглядела троих — нет, четверых, даже пятерых; один сидел на корточках над распростертым на земле человеком, явно жертвой, и светил себе карманным фонариком.

— Не двигаться! — Она выхватила оружие.

— Легавые! — Замешательство, явный испуг и очень странные движения, которые ей особенно не понравились.

Она выстрелила, при вспышке успев заметить, как один из бандитов выронил свой пистолет и упал.

— Я же сказала: не двигаться! Вставай, ты, с бритвой! Давай ее сюда, живо! — Она чувствовала рядом плечо Гундалину, готового в любую минуту выстрелить, и полностью сосредоточилась на типе с бритвой. Сложенная бритва перелетела на тротуар и со стуком упала к ее ногам. — На землю! Ничком, ничком, я сказала! Руки в стороны! БиЗед, проверь-ка их зубки. Я тебя прикрою.

Гундалину быстро прошел вперед; она внимательно следила, пока он приседал возле каждого по очереди, обыскивая их в поисках оружия. Потом взгляд ее невольно упал на того, кто стал жертвой бандитов и лежал неподвижно на боку. Нахмурившись, она сделала несколько шагов, чтобы рассмотреть его лицо повнимательнее.

— Ото... — В тусклом свете она разглядела копну спутанных рыжих волос и белые от ужаса глаза парнишки; он дышал хрипло, с трудом. Джеруша опустилась возле него на колени. Гундалину обыскивал уже последнего работорговца. — БиЗед, поищи-ка у них ключи от наручников. Здорово парнишке досталось, пожалуй, стоит ему обезболивающее ввести. — Она открыла свою сумку и вытащила одноразовый шприц. — Не знаю, парень, видишь ли ты мое лицо, но сам теперь можешь улыбаться во весь рот. Теперь все в порядке. — Она, улыбаясь, расстегнула у него на груди рубашку и ввела лекарство прямо под грудину. Он слабо застонал, то ли протестуя, то ли от боли. Она положила его голову поудобнее себе на колени. Вскоре к ним подошел Гундалину, позвякивая ключами, и снял с парнишки наручники. Руки того висели как плети.

— Пожалуй, кое-кому они куда больше пригодятся. — Гундалину усмехнулся и тряхнул наручниками. Джеруша кивнула.

— Точно. — Она отстегнула вторую пару наручников, висевших у нее на ремне, и протянула ему. — Эти вот тоже сгодятся. Всем сестрам по серьгам — согласно закону.

Гундалину отошел к бандитам. Джеруша видела, как двумя парами наручников он сковал вместе трех работорговцев. По телу юноши вдруг пробежала дрожь; он с каким-то отчаянием хватал воздух ртом. Потом на лице его отразилось облегчение, ресницы плотно сомкнулись, скрыв диковатые, цвета морской волны глаза. Она бережно отвела влажные рыжие кудри с его лица.

— Включи-ка приемник, БиЗед: нам нужна еще одна машина — не запихнешь же всю эту шваль на заднее сиденье. Надеюсь, для нашего юного друга это приключение закончится благополучно.

Гундалину кивнул.

— Я тоже надеюсь.

Работорговец, которому он как раз скручивал руки за спиной, поднял голову и злобно сплюнул.

— Женщина! Баба, черт меня задери! Ничего себе вляпался! Взяла тепленьким какая-то баба!

Гундалину весьма неласково пнул его тяжелым ботинком, бандит выругался. Джеруша прислонилась к стене, удобно прицелившись в него с колена.

— И никогда не забывай об этом, сукин ты сын! — спокойно сказала она. Может, нам никогда не добраться до сердца той мерзости, что опутала Карбункул, но уж несколько-то щупальцев этой гадины мы точно обрубим.

Гундалину пошел к машине. Если кого-то из местных и заинтересовало происходящее, то вопросов они не задавали; ни один даже не остановился. Джеруша была уверена, что тот, кому это действительно интересно, давно уже все знает. Раненый юноша издал странный звук, словно пробуя голос, и невольно схватился за горло и грудь. Потом открыл глаза и снова зажмурился: свет лампочки на шлеме Джеруши бил ему прямо в лицо.

— Ты сесть-то можешь?

Он кивнул, опершись на руки, приподнялся и с ее помощью сел, прислонившись спиной к стене. Из носа у него ручьем хлынула кровь, глубокий порез на груди тоже кровоточил; лицо и рубашка были покрыты какими-то жирными пятнами. На шее болтались остатки сломанных бус.

— Господи... я ведь только что все это купил! — Глаза у него казались стеклянными.

— Упаковка — не главное; главное — товар сохранить... — Она умолкла, заметив среди обрывков бус тускло блеснувшую Медаль Чести. — Где ты это взял? — И сама удивилась настойчивости собственного тона.

Он прикрыл медаль рукой, словно желая спрятать ее.

— Это мое!

— Никто этого и не отрицает... Смотри, береги ее! — Краешком глаза она заметила подозрительное движение в быстро вскинула оружие. Тот работорговец, что был ближе других к Главной улице, попытался вскочить со скованными за спиной руками. — Лежать! Лицом в землю, урод! Не то будешь валяться тут, как этот мальчишка только что валялся! — Бандит шлепнулся ничком, изрыгая в ее адрес проклятия.

— Он... — заговорил было юноша и зажал рот рукой. — Он хотел... отрезать мне... Они собирались продать меня! Они сказали, что... я буду... — он содрогнулся; она ждала, пока он возьмет себя в руки.

— Немые ведь ничего рассказать не могут... хотя там, куда тебя бы отправили, все равно никто не понял бы ни одного твоего слова. Так что им было все равно... Да ладно, не стоит вспоминать об этом. — Она нежно пожала его тонкую руку. — Такое тут частенько случается. Ладно, хоть этим мерзавцам руки обрубили. А ты что ж, инопланетянин?

Его рука снова сжала медаль.

— Да... То есть я хотел сказать — нет. Моя мать здешняя. А отец — с другой планеты... — Он все еще щурился из-за слишком яркого света.

Она постаралась не проявлять удивления.

— И эта медаль принадлежала ему, — закончила она за него, словно ей было совершенно безразлично, где на самом деле он раздобыл эту редкую вещь. Впрочем, ее куда больше заботило только что предотвращенное преступление. — Но ведь ты-то вырос на Тиамат? Ты-то себя кем считаешь?

Он вытер рот, растерянно хлопая глазами.

— Гражданином Тиамат, наверно. — Голос его звучал неуверенно.

Вновь появился Гундалину; лампочка на его шлеме словно помогла ей отогнать подальше тени и тьму.

— Они будут с минуты на минуту, инспектор. — Она кивнула. Гундалину подошел к юноше. — Ну, как дела?

Парнишка уставился на покрытое светлыми веснушками смуглое лицо Гундалину, чуть ли не раскрыв рот, прежде чем сообразил, что ведет себя вроде бы не совсем прилично.

— Нормально... Спасибо... спасибо вам! — Он снова повернулся к Джеруше, и, встретившись с ней взглядом, опустил глаза. Потом снова посмотрел на шее. — Я не знаю, как мне... я только... спасибо.

— Ты хочешь нас отблагодарить? — Она улыбнулась; он кивнул. — Будь поосторожнее, когда по улицам ходишь. И всегда будь готов поклясться, что являешься гражданином Тиамат. — Она улыбнулась Гундалину и встала. — Так, тут не только нападение на несовершеннолетнего и насилие, но и попытка увезти гражданина Тиамат за ее пределы. Ты знаешь, БиЗед, мне становится все лучше и лучше.

Гундалину рассмеялся.

— А кому-то все хуже и хуже. — Он кивнул в сторону бандитов.

— Но неужели?.. — Юноша с огромным трудом поднялся, тяжело опираясь о стену дома. — Неужели я никогда не смогу побывать на другой планете, даже если очень захочу?

Гундалину успокаивающим жестом потрепал его по плечу. Джеруша взглянула на часы.

— Нет, ты как раз, возможно, и побываешь. Если твой отец действительно был инопланетянином. Впрочем, тебе придется это доказать. И, разумеется, если ты когда-либо покинешь Тиамат, то никогда не сможешь сюда вернуться... А вообще — все сам у любого юриста выяснишь.

Юноша посмотрел на нее враждебно.

— А почему бы и нет? Если вы сами свободно прилетаете сюда, то почему не разрешаете нам летать, куда хочется?

— Потому что уровень культуры и цивилизации на вашей планете пока что слишком низок, — в тон ему ответил Гундалину.

Юноша пристально посмотрел на инопланетян-работорговцев, потом снова на Гундалину. Гундалину нахмурился.

Джеруша включила диктофон.

— Если не возражаешь, я запишу кое-что с твоих слов. А потом подумаем, как доставить тебя в медицинский центр и...

— Мне ничего не нужно. Со мной все в порядке! — Юноша гордо выпрямился, одергивая рубаху.

— Знаешь, в данном случае медикам лучше судить... — Она остро глянула на него, заметив угольки, тлевшие в глубине зеленых глаз. — Впрочем, как хочешь. Только тогда уж, по крайней мере, отправляйся домой и хорошенько выспись. Да, еще одно: нам необходимо знать, где тебя найти. Назови, пожалуйста, свое полное имя.

— Спаркс, Покоритель Зари, сын Лета.

— Сын Лета? — Она слишком поздно заметила легкий акцент островитянина. — И давно ты в этом городе, Спаркс?

— Не очень. — Он пожал плечами и отвернулся.

— Хм. Это многое объясняет. А зачем ты приехал в Карбункул?

— А что, это тоже противоречит вашим законам? — насмешки он не скрывал.

— Да нет, насколько мне известно. — Она услышала, как Гундалину неодобрительно фыркнул. — Ты где-нибудь работаешь? Если да, то чем именно занимаешься?

— Я уличный музыкант. — Юноша вдруг начал судорожно ощупывать складки рубахи, ремень, тротуар... — Нет!.. Нет! — Его лицо и руки словно вдруг окаменели. Один из работорговцев засмеялся, и Спаркс кулаком ударил его прямо в зубы.

Джеруша быстро схватила его за плечо и оттащила прочь.

— Ну, хватит, сын Лета... Тебе тут, видно, здорово досталось, никто ведь даже не объяснил тебе правила игры... Да никто и не сумеет, вот ведь в чем проблема. Отправляйся-ка ты назад, на свои мирные острова, где время пока что ведет себя спокойно. Поезжай домой, сын Лета... и подожди еще каких-то пять лет. После Смены Времен Года тебя здесь встретят с распростертыми объятиями.

— Я знаю, что делаю!

Черта с два ты знаешь. Она посмотрела на его разбитое лицо, на сломанную флейту, которую он по-прежнему сжимал в руках.

— Ну, раз в настоящий момент ты лишен средств к существованию, тебе может быть предъявлено обвинение в бродяжничестве. Если, конечно, ты не уедешь из города в течение ближайших суток. — Все что угодно, только бы отправить тебя подальше отсюда, прежде чем. Карбункул загубит еще одну жизнь.

Юноша смотрел на нее недоверчиво, потом его гнев вспыхнул с новой силой, и она поняла, что проиграла.

— Я не бродяга! Спросите у нее... Мастерская масок на Цитрусовой аллее — я там живу.

Джеруша услышала шум приближающейся патрульной машины, потом топот полицейских в переулке.

— Ну хорошо, Спаркс. Если у тебя есть где жить, то, наверное, тебя можно просто отпустить домой. — Вот только домой-то ты и не пойдешь, глупец. — Но я все-таки хочу, чтобы ты дал показания при свидетелях, как полагается, чтобы мы могли уничтожить эти поганые личинки. Пожалуйста, зайди завтра в полицию; уж такую-то малость ты для меня можешь сделать?

Юноша с упрямым видом кивнул и шагнул куда-то во тьму. Она, собственно, и не надеялась когда-либо снова увидеть его.

Загрузка...